Нет, конечно, здоровое детское деревенское воспитание или суровая жизненная ситуации в достаточной мере избавляют от чрезмерной инфантильности в суждениях о неприкосновенности чужой жизни, но... но вот как прямо сейчас убить? Убить человека, который пред тобой совершенно невиновен ни в чем? Конечно, когда твоя потенциальная жертва изо всех сил помогает тебе достичь нужного состояния, кидая в тебя заклинания помутнения рассудка и бешенства (как получилось с Крэббом), то есть убийство совершается в состоянии аффекта, все проходит легче, а если этого всего нет?
— Не хочу тебя торопить, но спать я здесь не собираюсь. Решайся. Или... — и Крауч, сука, с намеком направил на меня свою волшебную палочку.
То есть вопрос стоит: либо я, либо эти магглы? Что ж, придется тогда попробовать обмануть себя. Хотя, каламбур, однако, кого я пытаюсь обмануть? Еще в первые дни после "попадания", размышляя о своем будущем житие-бытие здесь, я, сделав выбор в пользу Волдеморта, внутренне смирился с тем, что мне рано или поздно придется убивать. Так что некоторое количество магов и магглов я списал еще тогда. Просто я никак не ожидал того, что вязать кровью меня начнут так скоро.
Итак. Начинаем уговоры совести. "А люди ли это? Может быть, искусный в трансфигурации Барти спецом сделал их из куриных костей? А даже если и люди, то что? По-хорошему — ничего. Эти люди мне никто. Эти магглы мне никто. Это англичане, которые много чего нехорошего сделали моей Родине. Да и вряд ли Крауч их потом отпустит. В конце концов, если ставить вопрос в форме: "дороже ли мне жизнь этих людей, или моя собственная", то ответ становится здесь абсолютно очевидным.
Вот только чертов Барти не собирался ждать, пока я доломаю себя:
— Хорошо. Я понимаю, что ты еще совсем молодой, хотя и уже полноправный лорд. Я помогу тебе. Один раз. Если тебе так жалко этих магглов, если ты не можешь причинить им вред, то может быть, ты захочешь им помочь? Диффиндо! — и взмах волшебной палочки Упивающегося прочертил глубокую кровавую черту через живот женщины. — Помочь отмучатся. Ну же! — и Барти широко развел руками, указывая на бьющихся от боли и ужаса магглов. Внезапно он аппарацией оказался около меня, рванул за мантию вниз, уперев лицом в кровоточащую рану. — Давай! Ну же! НУ! — отпустил он меня.
— Диффиндо! — я поднялся и хрипло произнес, указывая палочкой на женщину. Синий лучик сорвался с кончика волшебной палочки, чтобы... безвредно разбиться о выставленный Барти невербальный Протего.
— Нет. Так не пойдет. Мы же не на уроке у профессора Флитвика или Спраут? Маги нашего господина всегда используют то, что продажное Министерство посчитало за Непростительные Проклятья! Давай! Ты уже достаточно взросл для того, чтобы у тебя получилась Авада! Ведь наверняка же знаешь и жест, и уж тем более вербальную составляющую. Ну же, помоги ей... Ей же больно...
— Авада Кедавра, — произнес я, но ничего не случилось.
— Нет. Жест неправильный. Нужно больше скруглить края горизонтальной палочки посередине фигуры. Попробуй еще.
"Профессор, бля, нашелся!" — подумал я, раз за разом беззвучно делая взмах палочкой и получая в ответ отрицательное покачивание головой. Наконец, мои старания имели успех, и я был милостиво допущен к тренировке на магглах. Женщина к тому времени уже тихо хрипела в черной луже из крови и содержимого живота, медленно вываливающегося из разреза. А поседевший добела мужчина что-то бормотал себе под нос. Сошел с ума. Повезло ему.
— Давай. Все равно их уже не спасти, — подтолкнул меня в спину Крауч.
Я только что отработанным жестом взмахнул волшебной палочкой и одновременно с этим произнес "Авада Кедавра". Только вместо зеленого лучика у меня на короткий миг на кончике палочки образовался маленький и тусклый зеленоватый огонек, и все.
— Ты не стараешься. И у тебя не хватит сил, для того, чтобы произнести заклинание правильно. Тогда — попробуй возненавидеть этих магглов! Это поможет тебе, снизит требуемые силы... Возненавидь их. Не жалей! Они все равно умрут! Это из-за них тебе было больно!
— Больно?
— Конечно! Круцио! — с улыбкой произнес Барти.
— А-А-А! Крауч! Сука-а-а-а! — от резкой боли я упал на пол.
— Фините! Ну же... Нет? Круцио!
Пыточное проклятье в исполнении Барти ненамного уступало в силе аналогичному от Темного Лорда. Воистину — вернейший и преданнейший последователь. И сейчас этот гад непрерывно хлестал меня пыточным, прерываясь лишь на вопрос "Готов?", и не слыша утвердительного ответа, продолжал. И его действия постепенно будили во мне злобу. Наверх из памяти поднялись весьма неприятные воспоминания о Крэббе-старшем и его отношениях с сыном. Особенно, последняя встреча. Или о допросе у Малфоя. И пробуждающиеся в душе лютая ненависть рано или поздно должна была найти себе выход. "Я не беззащитный маггл, чтобы терпеть такое!"
— Фините. Готов? Кру...
— Авада Кедавра, — и зеленая молния, сорвавшаяся с кончика моей волшебной палочки, пролетела в считанных дюймах от тела ловко увернувшегося Крауча. Тот от попытки своего ученика напасть на него даже бровью не повел, только похвалил:
— Очень хорошо, Винстент, но не туда. Давай! Умрут магглы — боль прекратится. Круцио! — и дрессировка неуступчивого кандидата в Упиванцы продолжалась. Успешно продолжалась, потому что в конце концов, после приблизительно получаса попыток и пыток я двумя Авадами пробил щиты, защищающие мужчину и женщину, и убил их.
— Хорошо. Давай, добивай последнего маггла, и идем отсюда. Уже поздно.
— Что? Убить и... ребенка?
— А что в этом такого? — как-то не совсем естественно удивился Крауч. — Тоже, маггл как маггл, только мелкий. Давай. Заканчивай.
Последние слова Крауча отправили меня в полнейший ступор. "Как это — убить ребенка?" Для меня эти слова не имеют никакого смысла. Ну не ест же никто тарелку после того как на ней кончилась еда — тарелка несъедобная. И стена если стоит на пути, никто в нее лбом не упирается, пытаясь продавить — это невозможно. Так и с этим — бессмысленный набор слов и действий. Невозможное. Так меня воспитало в детстве общество, которое тогда очень далеко ушло в развитии от людоедских понятий современности.
Как же это сложно, сформулировать всем известные основы основ. Нет. Я не толстовец, и не пацифист. Да и замарался уже порядочно: пытки, убийства, но... везде и во всем должны быть свои границы. И дело тут не только в эмоциональной жалости, хотя и в ней тоже, но и в логике и понимании психологии. У любого человека есть определенные моральные установки, в пределах которых лежат все мысли и поступки человека. И не важно, каким образом границы определены: уложены ли они в детстве в голову ребенка родителями, сформированы окружающим обществом или выстраданы личным жизненным опытом, важен сам факт их наличия. Случайно выйти за их пределы — получить психологическую травму на всю жизнь, стать надломленным, этаким калекой. Перейти их сознательно, под чужим давлением — сломаться навсегда. В каком-то роде умереть, ибо тот, кто будет после этого — это совсем другой человек.
Болевые точки есть у каждого человека, хотя могут быть совершенно различные. Кто-то любит природу, а кто-то ради шутки может поджечь лес. Кто-то не ест мяса, а кто-то с удовольствием посмотрит, как еще дергающуюся зверюшку приготовят на его глазах. Кто-то обожает и почитает своих родителей, кто-то готов их сгноить ради скорейшего получения наследства. Кто-то без особого напряжения, с доброй улыбкой отправит в печку десяток-другой детишек, но зальется слезами при виде замерзающего котенка, а кто-то наоборот, пожертвует своей жизнью ради ребенка, даже чужого. Все зависит от общества, времени, достатка, религии и много еще от чего, но лимиты есть у каждого. Есть такие границы и у меня. Я достаточно легко смог списать взрослых, уговорив свою совесть логическими выкладками, но вот ребенок... Я точно знаю, убивать детей вот так вот просто, ради того, чтобы польстить фанатику-живодеру, это для меня навсегда потерять самого себя, как бы пафосно это ни звучало. Да и вообще, без всяких там "ради того"! Для меня — это конец. Окончательно превратиться в сволочь и мразь, а потом всю жизнь топить свою совесть в спиртяге и чужой крови, и быть совершенно обоснованно рано или поздно приконченным как бешеная тварь, под одобрительные хлопки всего общества? С соответствующей памятью в веках? Нет. Мне такого не надо.
Конечно, случись со мной или у меня что-то по-настоящему чудовищное, не знаю как бы я себя повел. Хотя... Что это я иду на поводу у современного общества и стыжусь той части нормального воспитания, что у меня есть (насколько бы неоднозначно это ни звучало после совершенного только что двойного убийства)? Лично для меня в плане иконы воли и прощения служило то, что произошло в конце Великой Отечественной. Раз уж остались на планете немцы, раз не передушили их всех, не глядя на пол и возраст, а даже помогли потом... И это после всего того, что те совершили у нас?! Я бы, честно скажу, так наверное не смог. Не сдержался бы. А они, поколение моих дедушек и бабушек, сдержались. И я буду их достоин. И это нужно не кому-нибудь там вроде закона, президента, бога или командира, или галочки в личное дело, а лично мне. Для того, чтобы остаться самим собой. Человеком, а не упырем-людоедом. И цена этого сейчас не такая и большая — уж пыточное-то я перенесу, не в первой. А поэтому:
— Нет. Я не буду делать этого!
Для того, чтобы со стопроцентной точностью предсказать следующие слова Крауча не нужно раскрывать "свое внутреннее око" или смотреть в гадательный хрустальный шар.
— Круцио! — услышал я ожидаемый ответ. — Фините. Не передумал?
— Нет.
— КРУЦИО! КРУЦИО!
— Я сказал — НЕТ! И другого ответа не будет! — прохрипел я.
Следующие полчаса для моего восприятия растянулись на полвечности. На этот раз, почувствовав реальное, а не фальшивое, "из-за приличий" сопротивление, Крауч занялся мной по-настоящему серьезно. В дело взлома моих устоев шло все. "Сеансы" Круциатуса, злого, очень злого, но короткого по длительности воздействия перемежались длинными паузами на словесные атаки. Причем они были настолько разнообразны, что оставалось бы (если бы на это было у меня желание) только пожалеть, какого политика потеряла Магическая Британия. Логика, угрозы, уговоры, подкуп, лесть, даже злые шуточки, все это я был вынужден выслушивать, пока приходил в себя. Как только я восстанавливался достаточно, чтобы кинуть в своего мучителя Аваду, Диффиндо или выпустить плеть крови, короткий перерыв кончался и в ход опять шел Круциатус. Крауч пытал меня и в перерывах уворачивался от моих авад. Пытал и защищался щитами от моей кровавой плети. Пытал, пытал, пытал... Пытал до тех пор, пока сил у меня не осталось совсем и никаких. Даже просто на то, чтобы плюнуть в ненавистную рожу блондина. Поняв, что больше от меня ждать больше нечего, фальшивый профессор зло выругался. Проигрывать, видимо, он не любил.
— Слабак и чистюля! — презрительно бросил Крауч, подошел ко мне, и за волосы поднял мою голову. — Ты думаешь, нашего господина будет интересовать твое мнение? Господина интересует только верность и беспрекословное выполнение его приказов! Ты понимаешь, что вопрос может стоять в форме "или он или ты?"
— Да пошел ты! Я сказал!
— Ты думаешь, что что-то можешь изменить? Так смотри! Петрификус Тоталус.
Я куском неподвижного камня упал на пол Тайной Комнаты. Крауч пинком развернул меня так, чтобы я мог все хорошо разглядеть, после чего направил свою волшебную палочку на ребенка, и сказал мне:
— Смотри! В этом виноват ты! Игнис!
— И-и-и-а-а-а...
Яркое жаркое пламя объяло детскую фигурку. Крик девочки сверлом ввинчивался мне в голову. Но у меня не было никакой возможности ни спасти, ни прекратить ее мучения, ни даже отвести глаза. Какая же ты мразь, Крауч! Вместе со своим "господином"!
— Игнис!
— Игнис!
— Игнис!
Когда жуткий костер догорел Бартемиус Крауч-младший подошел ко мне и спросил:
— Надеюсь, ты понял урок? Фините! — веревки растворились в воздухе. — Свободен.
Интерлюдия 4
"Что ж, — думал фальшивый профессор ЗОТИ, глядя в спину качающемуся от магического истощения ученику Хогвартса, — я в точности выполнил волю Господина. Хаффлпаффец оказался весьма неординарным, но все же смог заставить себя убить магглов. Взрослых магглов. Ребенка — не смог, но это совсем не страшно. Потом, если Лорд прикажет, все равно ему деваться некуда будет. Я вот и сам тоже детишек убивать не люблю, и делаю это только по приказу самого лорда, как сейчас. Даже хорошо, что Крэбб не смог. Непоколебимая верность и слепая преданность своим принципам, это важное качество для слуги Темного Лорда. Ведь потом он точно так же будет верен Ему, а не как эти мерзкие предатели, побежавшие лизать ноги министерским чинушам и Дамблдору.
Да и к тому же те, кто обожает детские мучения, это такие соратники... непостоянные. Да, они были, есть и будут среди Упивающихся Смертью. Но почему-то такие маги жили не очень долго. Либо сам Лорд, относящийся к ним, как к неизбежному злу, жестоко, гораздо более жестоко, чем других, покарает за провал, либо в бою они получат в спину что-нибудь на первый взгляд неопасное, типа легкого Конфундуса. Добьют их уже враги, а настоящий убийца останется чист. Я в свое время так отправил на тот свет много отребья, заметно почистив ряды..."
— Ладно, это все лирика. Нужно прибраться, — прошептал себе под нос маг, глядя на два трупа и выжженное пятно на мозаичном полу. — Негоже захламлять покои, созданные самим Слизерином, маггловским мусором. Эванеско. — и горстка тлеющих углей на полу, все что осталось от человеческой девочки, исчезло.
— Нужно идти. Вряд ли Крэбб найдет силы, с непривычки после стольких Непростительных, и способ выбраться наверх из канализации Хогвартса. А их немало, вот только маги в последнее время становятся не только продажными, но и абсолютно тупыми! К примеру, заклинание Витисортиа, призыв живой лозы, по которой, как по веревке, можно вползти наверх, или заклинание приклеивания ног, или... да мало ли можно найти нестандартных применений совершенно детским или шуточным вроде бы заклинаниям? Но до для этого нужно думать... Жаль, что чтобы летать самому, без всяких там метел, ступ или ковров-самолетов нужно одновременно быть одаренным в окклюменции и легилименции, как Лорд или Снейп... А трупы магглов убирать не буду. Пусть пока полежат здесь, — Крауч усмехнулся. — Они еще понадобятся. Для дела.
Глава 18. Зов
Сильное магическое истощение оказалось на редкость мерзкой штукой, чем-то напоминающей помесь похмелья с сотрясением мозга. Оставалось только благодарить всех богов и Мерлина за то, что Крауч помог мне добраться до факультетской бочки, иначе я имел все шансы грохнуться на пол и пролежать там как минимум до утра, когда бы меня стали искать. Правда в дороге до гостиной чертов упиванец заставлял меня непрерывно зажигать Люмос и тушить его Ноксом:
— Зачем? — сквозь зубы выдавил я. — Разве я недостаточно выложился?
