После этого извращенца, она имела «близкие отношения» с ещё какими-то двумя пидорками из творческой богемы, после чего сочеталась законными браками с пятью мужами84…
Правда не со всеми разом — а по очереди, что её несколько оправдывает в морально-бытовом плане.
В результате, эта нимфоманка скончалась одинокой в какой-то американской богадельне.
Мда… И это дочь великого Сталина!
Конечно, я не смогу сделать Светлану счастливой в любви и тем более в браке — это от её личностных качеств зависит и, ни от чего больше.
Однако в моих силах «подсунуть» ей в «первые» мужчины — нормального, здорового во всех отношениях парня. А там глядишь и, с последующими наладится…
Тьфу, тьфу, тьфу!
Отвечаю с видом «чему быть — того не миновать»:
— Нежелательно, конечно… Но тоже — ничего страшного. Когда-нибудь, да «это» обязательно произойдёт. Так лучше держать на контроле этот «процесс», чем пустить его на самотёк.
Помолчав, тот:
— Неужели в будущем все такие циничные?
— Нет, я был такой один-единственный. Так что за будущее можете больше не беспокоиться: меня там больше нет.
Посмотрели друг на друга и…
Расхохотались!
* * *
Так «за разговорами» и приехал мы на Ближнюю дачу.
Обняв меня двумя руками за шею и поцеловав в губы, Валентина Васильевна участливо спрашивает:
— Ну и как первый день отработал? Устал, поди?
Рукавом шинели вытерев лоб:
— И не говори, мать… Устал, как собака!
Разоблачаясь от шинели, сапог и надевая домашние шлёпки, тоном отпахавшей сезон лошади, жалуюсь:
— Наркомы — такие жоппорукие, а генералы… Ох и тупые, мама не горюй! Каждого надо пнуть — иначе не пошевелится, как слепого кротёнка мордой ткнуть — иначе не догадается… Ну, буквально всё на мне!
Целует ещё раз:
— Всё то ты в трудах да заботах, Иосиф Виссарионович… Может, на завтра отгул возьмёшь, отдохнёшь?
Недоумеваю:
«Что-то она подозрительно ластится, как набедокурившая кошка…».
Вздыхаю тяжко:
— Да какой там «отгул», какой «отдых», ты в своём уме? В государстве — чёрт те знает, что творится! Только отвернёшься, как тут же…
Слышу голоса из Малой столовой и вопрошаю тишком:
— У нас гости?
Отведя гладя в сторону, та:
— Василий в гости приехал….
«Василий? Васька — сын Реципиента, что ли? Так ведь я его…».
Изумлённо:
— Как это «в гости приехал»? Ведь я ж его на «губу» «на пятнашку» законопатил? А прошло всего… Раз, два, три…
Моя «вторая половинка» ещё раз крепко обняв и жарко поцеловав, вдруг вываливает новость дня:
— А я позвонила его начальнику и попросила отпустить.
Чуть на оппу, прямо в прихожке, не сев:
— ТЫ???
Та, с гордым видом:
— Да, я! Светлана соскучилась по братику и позвонив командиру Василия, узнала что ты его — ни за что не про что велел арестовать. Пожаловалась мне на тебя, а я позвонила и от твоего имени велела отпустить.
«Спелись две гадюки!».
Но больше меня возмутило другое обстоятельство:
— Ты «попросила» и он тебя послушался?
Задрав нос:
— Как видишь!
«Мда… За авиацию надо браться всерьёз, засучив рукава и надев ежовые рукавицы. Зря, кстати, Николая Ивановича сгоряча расстреляли: в данном случае он весьма бы пригодился».
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила, Валентина Васильевна?
Та уперев руки в бока, с вызывающим видом:
— И что же?
— Теперь про меня в народе будут говорить, что я как Николашка Второй — под каблуком у собственной бабы!
«Или, как Горби Меченный — под каблуком Раисы Максимовны, гореть обоим парочкам в Аду!».
В ответ, та:
— Сравнил, тоже… Николашка, тот знамо дело — говно был. Ты же у меня…
Вновь обняв и поцеловав, она с любовью глядя в глаза:
— …Вон — какой орёл!
И украдкой посмотрев в зеркало на свой — безусловно орлиный, но — досадно рябой профиль, я оттаял душой, не без резонна подумав:
«В конце-концов, «говорунов» — не суд присяжных судить будет, как при Николашке Недержанце… А наш — народно-пролетарский советский суд. Самый гуманный суд в мире и всё такое прочее. Так что поговорят и… Больше так делать не будут. Никогда!».
Конечно, в том что я деспот и тиран — есть свои минусы, не отрицаю…
Но и немалые плюсы!
Так что я успокоился, а успокоившись — проголодался.
Слыша как урчит в животе, спрашиваю:
— В этом доме есть что пожрать?
Направляясь в Малую столовую, Валентина Васильевна:
— Всё готово, тебя одного ждём.
* * *
Закончив весной 1938-го года элитное «Качинское высшее военное авиационное ордена Ленина Краснознамённое училище лётчиков имени Мясникова», Василий Сталин в звании лейтенанта авиации проходил службу в одном из истребительных полков Московского военного округа. Прошлой осенью, он чему-то там учился в Академии имени Жуковского, этой зимой — уже на Авиационных курсах усовершенствования командиров эскадрилий в Липецке, которые должен закончить в мае 1941-го года.
Сначала разговор у нас с Василием не клеился, хотя при встрече «на публику» поприветствовали друг друга довольно сердечно — как будто лет сто не виделись. Однако, натянутость была видна невооружённым взглядом: хотя наверняка его предупредили об моём «микроинсульте» — Сталин-младший отчуждённо-напряжённо-настороженно на меня посматривал, как бы не узнавая.
Чужого нутром чует, в общем.
Я же сделав вид, что это ничего не замечаю, что всецело поглощён едой — размышлял о дальнейших судьбах советской боевой авиации.
То что в мире есть три совершенно бесполезные вещи: египетские пирамиды, великая китайская стена и ВВС РККА образца 1941-го года — я понял уже давно, ещё «там».
«Доказательства»?!
Да сколько угодно!
Советская и, в первую очередь — истребительная авиация, не только практически всю войну не могла уберечь свои наземные войска от ударов Люфтваффе — но и казалось бы, что проще?
Прервать снабжение окружённых группировок Вермахта по воздуху.
Холм, Демянск, Сталинград…
В последнем случае, по воздушному мосту между «котлом» и авиабазами на оккупированной территории, ежедневно как по расписанию летала армада из самых разных германских самолетов. Все они практически беспрепятственно садились на аэродроме Питомник — располагавшемся всего в 20(!) километрах западнее Сталинграда и без особых проблем взлетали с него.
«Аэродром» — три раза «Хахаха»!
Прямо посреди степи находились стоянки транспортных самолетов, бомбардировщиков и истребителей, ремонтные мастерские, склады с продовольствием и горючим, бараки и землянки для раненых, автомобильная развязка и так далее и тому подобное. На этом аэродроме постоянно базировалась всего одна сводная эскадрилья из I. и II./JG3, получившая название аэродромная эскадрилья «Питомник» («Platzschutzstaffel Pitomnik»)…
И этого вполне хватало!
Хотя на этот импровизированный аэродром совершались постоянные налёты, наши «красны соколы» ничего с ним не могли поделать всё время существования Сталинградского котла.
Ну, ладно…
Положим, Питомник был надёжно прикрыт сильной зенитной артиллерией противника…
(Опять же возникает вопрос: откуда в «котле» снаряды, Зин? Которые весьма прожорливые зенитки расходуют как перепуганные? «Оттуда»!).
…Но в воздухе то, по всему пути следования перегруженных «Тётушек Ю», зенитные орудия не расставишь!
Тем более речь идёт о территории занятой именно советскими войсками, над которой «сталинские соколы» не могли гарантированно перехватывать тихоходные транспортники — что звучит наиболее удручающе…
В результате, с 24 ноября 1942-го года по 2 февраля 1943-го — когда остатки 6-й армии сдались, транспортные и прочие самолёты (использовалось всё летающее, вплоть до бомбардировщиков и планеров) Люфтваффе доставили в котел в общей сложности 8250 тонн продовольствия, топлива и боеприпасов. В среднем — 114 тонн в день, таким образом.
Мало?
Конечно, мало и причём — критически мало!
Но заслуга в этом что «мало», не советских лётчиков-истребителей вовсе — а нехватка транспортных самолётов у Третьего Рейха, ведущего войну на истощение практически со всем цивилизованным миром. Ведь, в тоже время работал «воздушный мост» и в Северную Африку, где у «Лиса пустыни» — германского генерала Роммеля и, его «Африканского корпуса» — тоже имелись вполне определённые трудности со снабжением.
Кроме того, по воздуху из Сталинграда было эвакуировано 24 760 раненых, а также 5150 человек ненужных в «котле» технических специалистов — например, танкистов. Всего тридцать тысяч человек, то есть около десяти процентов от общего числа количества окруженных.
И прервать снабжение окружённой группировки Паулюса, Красная Армия смогла — лишь захватив аэродромы противника, откуда взлетали гружённые транспортные самолёты. Возможно, именно тогда и появилась горькая, но жизненно правдивая поговорка сухопутчиков:
«Лучшая ПВО — свои танки на аэродромах противника».
И, как бы это горько не было, надо честно признать: Сталинград — это далеко не последнее и отнюдь не самое глубокое «днище». Кубанский плацдарм, Крым, Корсунь, Каменец-Подольский, Будапешт, Кёнигсберг, Бреслау и многие другие многочисленные «котлы» и города-крепости — не без проблем конечно, но всё же относительно сносно — снабжались с помощью пресловутых «воздушных мостов» вплоть до последних дней своего существования85.
Почему так?
Вроде бы в отличии от сорок первого, с его фанерными «ишачками», к 1943-му году и, самолёты у Красной Армии стали более-менее современными и причём — как отечественного производства, так и от лучших мировых производителей… И лётчики вместе с их командирами — какого-никакого, но боевого опыта понабрались… А один хрен, чуть ли не строем летает прямо под головами этот трёхмоторный антиквариат и ничего с ним наши «трижды герои» сделать не могут.
Ответ прост до шокирующего изумления: авиация — гражданская, или боевая не важно — это не самолёты и даже не лётчики…
Это — система!
Система, состоящая из службы контроля за воздушным пространством, службы связи, службы наведения и так далее. И вот как раз этой то «системы», в ВВС РККА — практически до самого конца войны, не было. Отчего и эффективность советской боевой авиации была околонулевой. Чтоб это понять, надо прочитать воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны…
Нет, не лётчиков — те себя не обидят.
Пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Конечно, там имеются упоминания об «красных соколах»… Но довольно-таки редкие и, в достаточно однообразной форме:
«Своих истребителей мы не видели».
Чаще, несравнимо чаще, чудом выжившие под бомбардировками бойцы, вспоминают об «стервятниках Люфтваффе». Как например Константин Павленков, инструктор политотдела 91-й танковой бригады, воевавший в 1942-м году под Воронежем:
«Взвод залег, поднять невозможно. Другой взвод убежал, всех, кого сумел собрать, повел в лес. Настроение паническое, все кричат — надо бежать… Доходило до того, что бредущее стадо лошадей или коров принимали за немцев.
А потом появились эти „Мессершмитты-110”, которые я запомнил на всю жизнь. Они подходили группами, а потом поодиночке выискивали свои цели, пикируя и обстреливая нас из пушек и пулеметов. Это была страшная вещь, и чисто психологически несущийся на тебя на малой высоте двухмоторный самолет, надсадно ревущий моторами, вызывал панику и ужас. Когда эта штуковина разворачивалась в твою сторону и начинала снижаться, даже я, взрослый человек, буквально клал в штаны, а бойцы вообще визжали, как бабы!».
* * *
Однако в отличии от других бесполезных «чудес света», которые веками и тысячелетиями — стоят себе молча на одном месте и, «кушать» не просят — ВВС РККА пожирают ресурсы и ресурсы не малые. Первым делом это, конечно же люди: в авиацию добровольно и по призыву(!) брали лучших молодых людей — как минимум со средним или средне-техническим образованием.
Едва научившись летать, они погибали в своих первых же боевых вылетах — делая фантастические счета «бубновым экспертам»…
А на военных заводах у станков стояли вырванные войной из школьных классов дети, или увидевшие первый раз в жизни напильник домохозяйки — которые делали брак, на котором в свою очередь лучшая молодёжь страны — гробилась ещё задолго до своего первого боевого вылета.
А в «царице полей» — пехоте, ротами или даже батальонами и полками — командовали люди с четырьмя классами образования в лучшем случае.
А советский «Бог войны» — артиллерия, не могла в должной мере освоить сложные виды артиллерийской подготовки — требующие от наводчиков орудий более глубоких познаний в математике, чем просто четыре арифметические действия.
Как-то не рационально, не правда ли?
И кого-то ещё удивляют высокие потери Красной Армии?
Что касаемо «заклёпок»…
С момента принятия на вооружения в 1938-м году и до конца Великой Отечественной войны, было выпущено девять тысяч крупнокалиберных пулемётов ДШК, использующихся главным образом как зенитные.
Девять тысяч, это много?
Много, но смотря по сравнению с чем.
По сравнению с пресловутым «1913-м годом» — это просто дох…уя, конечно.
А по сравнению с тем же временным промежутком?
Авиационный пулемёт Березина (УБ) того же калибра — 12,7 миллиметров и под тот же патрон — «12,7×108», был принят на вооружение 22 апреля 1941-го года и до его конца, успели сдать 6300 штук. Дальше, производство «Берёзы» шло по нарастающей: 1942 год — 25000, в 1943 — 43690, в 1944 — 38340, в 1945 — 42952…
Включаем калькулятор…
Ох, ну ни х… Чего себе!
156252 (сто пятьдесят шесть тысяч, двести пятьдесят два) пулемёта!
Не… Я хорошо понимаю, что все изделия оружейника Дегтярёва — крайне низкотехнологичны и, «ДШК» — ничем не лучше семейства «ДП» или «ДС-39» и, обязаны принятию на вооружение — главным образом «правильному» происхождению конструктора, но… Такой разрыв в производстве между зенитными и авиационными пулемётами, это просто…
Фантастика!
25-мм автоматическая зенитная пушка (72-К) была принята на вооружении ПВО РККА ещё в 1940-м году. Однако этот «ремейк» от шведского «Бофорса» оказался слишком технологически сложным для советской оборонки и до начала войны, в рядах Красной Армии не было ни одного его экземпляра. Потом вроде расчухались и организовав производство аж на целых четырёх заводах, осчастливили наших доблестных защитников неба аж 4888 штуками, в том числе и в спаренном варианте. Однако всё равно этот девайс был настолько редок, что даже среди трофеев Вермахта не встречается
