Грохот снаружи нарастал. На мгновение в окнах под потолком спортзала мелькнула большая вытянутая тень. Пятерых визжащих и брыкающихся детей бандиты надежно удерживали на фоне дверного проема, остальные заложники скорчились на полу, прикрывая головы руками. Я с трудом приподнялся на локте, чтобы разглядеть, как там Мотоко, и не смог — она уже не лежала там, где упала.
И тут с неба упал гулкий мужской голос.
— Внимание! — оглушающе сказал он. — Внимание всем внутри здания! Здесь третий батальон войск быстрого реагирования армии САД. Территория школы окружена. У нас двенадцать тяжелых воздушных платформ и несколько десятков бойцов, специально обученных сражаться с террористами. Приказываю неопознанным вооруженным людям выйти из здания! Приказываю выйти из здания с поднятыми руками! Оружие оставить внутри! Любое подозрительное движение — повод открыть огонь без предупреждения! Повторяю: вооруженным людям немедленно покинуть здание!
Якудза испуганно озирались.
— Аники... — проскулил один из них. — Армия!
— Всем заткнуться! — властно сказал Торадзима. Хотя он с явным трудом двигал левой рукой, а на его лице то и дело болезненно дергались мускулы, его мгновенное замешательство уже прошло. На его лице держалась презрительная мина. — Я уже связался с нужными людьми. Армию отзовут через полчаса, не позже. Полицию тоже. Атаковать они не рискнут, у нас куча заложников. Всем сидеть тихо и не дергаться.
Лица бандитов немного просветлели.
— Мацумура! — скомандовал Торадзима, указывая на нас. — Головой отвечаешь за этих двоих. Сбегут — пристрелю лично. А я пока поболтаю с армией.
И он быстро пошел к выходу.
— Повторяю! — снова сказал оглушающий голос снаружи. — Вооруженным людям выйти из здания! Немедленно! Или мы войдем и выведем вас силой!
Очевидно, в наглазниках Торадзимы тоже имелся акустический усилитель, пусть и не такой мощный, как у армейцев.
— Эй, вояки! — рявкнул он от двери, предусмотрительно не показываясь, впрочем, в проеме. — У меня здесь минимум сотня сопляков под дулами автоматов. Попытаетесь войти — получите гору дохлого мяса. И уберите свои дроны подальше! Поняли? Ответа не слышу!
Он выхватил пистолет и выстрелил в одного из детей у выхода. Я дернулся, но тут же понял, что стрелял он над головой, не на поражение. Ребенок съежился, насколько ему позволяли руки удерживающего бандита, и тихо заскулил.
— Поняли? — снова гаркнул главарь. — Или на самом деле кого-то пристрелить?
— Мы поняли, — после паузы ответил голос. — Пожалуйста, не стреляйте. Мы отводим дронов. Высылаем человека для проведения переговоров. Он безоружен, повторяю, безоружен.
— Без наглазников! — крикнул Торадзима, отходя от дверей. Тарахтение винтов снаружи действительно начало стихать и через несколько секунд пропало полностью.
— Видите? — ухмыльнулся главарь, возвращаясь к нам. — Они всегда действуют по инструкциям.
— Аники, их точно отзовут? — с сомнением спросил один из якудза, всматриваясь в окна под крышей.
— Ты в моих словах сомневаешься? — резко повернулся к нему главарь. — Жить надоело?
— Нет-нет, аники, конечно, не сомневаюсь! — испуганно замотал тот головой. — Просто... ну, армия...
— В армии служат такие же люди, как и везде. У них свое начальство, а у начальства свои долги и связи. Заткнись. Сейчас появится переговорщик. Говорю только я, все поняли? Теперь разойтись и сторожить заложников. Не мочить без нужды, но и шкуру портить не стесняться.
Окружающие якудза дружно закивали и поспешно начали расходиться, укрепляя заметно поредевшую цепь, окружающую центр зала. Дети уже не плакали, лишь жались к старшим, испуганно глядя по сторонам.
— Пожалуйста, не надо, — тихо сказал кто-то рядом. Я повернул голову и увидел приближающуюся к нашей группе Оксану. Ее кресло ехало неуверенно, заметно виляя по курсу. Губы девочки дрожали, лицо покрывали влажные дорожки слез.
— Что? — брезгливо переспросил Торадзима.
— Не надо, пожалуйста! Я... я не хотела, чтобы так... пожалуйста, отпустите их... Возьмите меня в заложники! А их отпустите!
— С чего вдруг? — лениво осведомился главарь, не глядя на нее. Несмотря на его напускное спокойствие, я видел как напряжен его взгляд, направленный в сторону входа, как зрачки то и дело мечутся, что-то считывая с линз наглазников.
— Я... я о них сказала! Я виновата... пожалуйста, отпустите их! Вам ведь все равно, сколько заложников! Один или сто, все равно с вами одинаково будут разговаривать! Оставьте меня, Алекса и Лену, а их отпустите! Мотоко-тян плохо, она умрет! Вот, заберите, только отпустите их!
Она склонилась вперед, обеими руками протягивая толстый конверт и глядя в пол.
— У нее угрызения совести, аники, — ухмыльнулся самый первый бандит, задерживавший эвакуацию — кажется, Юитиро, если я правильно вспомнил его имя без наглазников. Он вырвал из рук Оксаны конверт и сунул себе в карман. — Если хочет в героиню сыграть, почему нет?
— Сунь ее в общую кучу... нет, погоди. Она калека, таких переговорщики особенно жалеют. Оставь-ка здесь. Только колеса ее куда-нибудь убери, чтобы не мешались.
Юитиро ухмыльнулся еще шире, ухватил Оксану за шиворот, выдернул из коляски и небрежно бросил на пол рядом со мной. В отличие от нас, она не могла даже спружинить ногами во время падения и сильно ударилась руками. Девочка вскрикнула от боли и скорчилась, прижимая руки к груди. Юитиро несильно пнул ее в спину, и она вскрикнула еще раз.
— Вот так и лежи, — приказал бандит, с силой отпихивая ногой опустевшее инвалидное кресло. То опрокинулась на бок и, скрежеща, отлетело на несколько метров. Я почувствовал вспышку ненависти. Как Оксана вообще умудрилась впутаться в эту историю? Почему связалась с якудзой? Ох, малолетняя дурочка...
— О-аники, он идет! — крикнул от входа один из бандитов. — Пустить?
— Пустить, — откликнулся Торадзима. — Пусть входит.
В проеме появился силуэт. Бритый наголо мано без наглазников, в спортивных шортах и майке, но в тяжелых армейских ботинках, неторопливо вошел в зал и остановился. Его пихнули в спину, указали в нашу сторону, и он так же неторопливо приблизился, осматриваясь по сторонам.
— Коннити ва, — он вежливо поклонился, остановившись в трех метрах от нас. — Я майор Сигеюки Имаи, официально уполномочен вести с вами переговоры. Могу я узнать, кто вы и каковы ваши требования?
— Я Торадзима. Слышал про меня, майор?
— Торадзима... хай, разумеется. Накадзима Дзюбэй-сан, глава одного из самых крупных и сильных кланов якудза во всем Ниппоне. Накадзима-сан весьма известен в определенных кругах.
— Зови меня Торадзима! — бандит грозно нахмурился.
— Хай, Торадзима-сан. Могу я узнать твои требования?
— Три миллиарда эн в купюрах не крупнее трех сотен. Три транспортных вертолета, способных поднять шестьдесят человек. Все вертолеты на ручном управлении с людьми-пилотами, автопилоты и транспондеры снять. Ты понял, майор? Не отключить, физически снять. Имей в виду, мы проверим. Срок — два часа, потом начнем убивать по одному заложнику каждые десять минут. Ты обо мне слышал, значит, знаешь мою репутацию. Веришь, что я не блефую?
— Хай, Торадзима-сан. Верю. Однако два часа слишком мало. Опытные пилоты, способные вести вертолет только на ручном управлении, очень редки. Их надо найти, убедить принять участие в операции, а потом доставить сюда. А здесь нет даже синкансэна. Я уже не говорю, что три миллиарда мелкими купюрами тяжело собрать даже по всему Ниппону. Ими мало кто пользуется, банки не держат крупных запасов. Я сомневаюсь, что мы справимся менее чем за шесть часов.
Произнося это, мано смотрел не на Торадзиму. Его пристальный взгляд перебегал с меня на Лену и обратно.
— Мне без разницы. У вас есть два часа. Ну ладно, два с половиной. Время пошло.
— Сделаем все, что в наших силах. Только еще один вопрос. Или даже просьба. Не мог бы Торадзима-сан отпустить хотя бы самых маленьких детей? Здесь слишком жарко, прогноз погоды обещает выше тридцати градусов в тени к полудню. Малыши даже в туалет выйти не могут, он пострадают в таких условиях.
— Нет. Чем быстрее доставите вертолеты и деньги, тем быстрее получите заложников обратно. Проканителитесь шесть часов — сами виноваты. Таймер тикает, майор. Два с половиной часа — а потом один заложник каждые десять минут. Пошел вон.
— Да, Торадзима-сан. Сумимасэн.
Майор повернулся и ушел, тяжело ступая по половицам своими ботинками.
— Три миллиарда, аники? — с сомнением сказал кто-то. — Хорошо бы, только действительно ведь не соберут. И идиотов в пилоты не найдут. Я бы ни за что не согласился.
— Я же сказал! — процедил Торадзима. — Нам вертолеты не нужны. Ниппон многократно перекрыт радарами воздушного и суборбитального контроля, на вертолетах не скрыться. Если бабки привезут, отлично, но нам надо просто потянуть время...
Он замолчал и взялся за оправу своих окуляров.
— Коршун отписался, что с армейским командованием на контакт уже вышли, — наконец удовлетворенно сказал он. — Этих кретинов вот-вот отзовут. Просто сидим и ждем.
— Торадзима-сан! — гулко сказал снаружи голос. — Торадзима-сан! К вам идет еще один переговорщик. Э-э... женщина.
— Нани? — удивленно процедил Торадзима. — Женщина? Что за женщина?
Ответить ему никто не успел. В проеме выхода появился новый силуэт. Чика шагала легко и непринужденно, в ее походке виднелось что-то очень-очень знакомое — и когда она немного отошла от потока падающего снаружи солнечного света, мое сердце ёкнуло.
Светлые, почти белые длинные волосы, ниспадающие по плечам. Короткие шорты и не менее короткий топ, почти не скрывающие идеальную фигуру и высокую грудь, почти неприличные по ниппонским понятия. Босые ноги. И хищная полуулыбка на губах.
Рини.
Переговорщик??
— Вот так, значит, выглядит знаменитый Торадзима-сан? — мурлыкнула она, останавливаясь неподалеку и упирая руки в бока. — Читала я о тебе полицейские материалы. Там очень много чего интересного. Но наяву ты, если честно, не впечатляешь.
— Кто ты такая, тикусё? — прошипел главарь. — Тоже пришла что-то предлагать?
— Разумеется, — легко согласилась Чужая. — Видишь ли, у тебя есть то, что мне нужно. Они двое, — она указала подбородком в мою с Леной сторону. — Я пришла их забрать.
Торадзима заржал. Его подручные загоготали в унисон. Рини терпеливо ждала.
— Эти двое нужны и мне, бимбо-тян, — отсмеявшись, сообщил он. — Можешь забрать, если хочешь, прямо сейчас. Просто добавь еще десять миллиардов к тем трем, что нам уже везут, и можешь забирать. Э?
Окружающие опять захохотали.
— Десяти миллиардов у меня нет, — ирония в полуулыбке Рини переродилась во что-то такое, от чего у меня вдруг поползли мурашки по спине. — Однако я могу предложить кое-что куда более ценное.
— Со-о ка? И что же?
— Ваши жизни.
Ухмылка резко сползла с лица Торадзимы. Здоровой рукой он выхватил пистолет и направил на Чужую.
— Что ты сказала? — процедил он.
— Я позволю вам тихо и незаметно исчезнуть. Одним. Без заложников и похищенных. Дальше пусть с вами полиция разбирается, если догонит. Армию я придержу.
— А если я откажусь?
— Тогда никто из вас не уйдет живым. Включая тебя.
Верхняя губа Торадзимы поползла вверх, обнажая зубы, но уже не как ухмылка.
— Ты слишком много разговариваешь, женщина. И слишком много грубишь мужчинам. За твою глупость поплатятся другие. Эй, Коити! — рявкнул он во весь голос. — Пристрели сопляка! Того, что в центре!
— Хай, аники, — лениво откликнулся один из бандитов, удерживающий детей у двери. Он достал из кобуры пистолет, направил его в голову семивлетнему мальчику...
...и с воплем отлетел назад, выпуская жертву и отчаянно отбиваясь от чего-то небольшого, летучего и стремительного, врезавшегося ему в лицо. Он еще не успел упасть на пол, запнувшись, а солнечный свет в дверном проеме потемнел и резко пропал, затененный десятками новых силуэтов, врывающихся в дверь непрерывным жужжащим потоком.
Курьерские дроны, четырех— и восьмимоторные, рассчитанные не более чем на килограмм груза, но стремительные и маневренные, молниеносно разлетались по залу, врезаясь в лица якудза и кромсая открытые участки кожи своими пропеллерами. Многие их них с визгом и скрежетом падали на пол, сбитые ударами рук и прикладов, но место каждого тут же занимали три или четыре новых. В зале поднялась кутерьма, снова в голос завизжали и заплакали дети...
...а Торадзима уже одним припал на одно колено, перебросил через него слабо сопротивляющуюся Лену и приставил ей к затылку свой пистолет. Левой рукой он по-прежнему орудовал с явным напряжением, но боль не мешала ему действовать быстро и решительно.
— Убери дронов, шлюха! — резко сказал он. — Или я пристрелю эту соплячку, а потом мои люди начнут убивать остальных! Живо!
— Как скажешь, — улыбка Рини стала еще более кошмарной. Она медленно подняла руку, и по всему залу громко застучало: дроны с остановившимися движками падали на пол. В наступившей почти полной тишине, разрываемой лишь отдельными всхлипами, стало слышно оханье: якудза ощупывали лица, покромсанные винтами, мало обращая внимание на заложников. Глаза под окулярами не пострадали, но у многих из открытых ран на щеках и губах текла кровь.
— Ты поплатишься, шлюха! — прошипел Торадзима. — О-о, ты поплатишься! Мы заберем тебя вместе с остальными, а потом ребята позабавятся с тобой, по очереди, или все сразу! Еще до вечера ты начнешь молить, чтобы тебя убили, но сдохнешь медленно, в боли и мучениях!
— Зачем же оттягивать забаву? — удивленно осведомилась Чужая, и на сей раз даже до толстокожего бандита дошло, что что-то не так. Он нервно сглотнул. — Можно начать прямо здесь и сейчас, мне уже не терпится...
Она неторопливо подняла руки и сняла топ, обнажив грудь. Кто-то рядом, не удержавшись, прицокнул языком. Рини отбросила тряпку, расстегнула пуговицу на шортах и так же неторопливо уронила их на пол, оставшись нагой. Кто-то неуверенно хохотнул, но тут же замолк.
— Одежда в забавах только мешает, верно? — ее кошмарная улыбка медленно растаяла и лицо стало непроницаемым. — Она так легко рвется и так легко пачкается кровью! А кровь так трудно отстирывать...
Хотя я и ожидал, но разглядеть ее движение не смог. Я уже видел ее однажды, с легкостью уклоняющейся от выстрелов охранных дронов, и уже тогда меня поразили удивительная скорость ее движений. Видимо, она ударила ногой снизу вверх, потому что пистолет Торадзимы полетел куда-то высоко вверх, а он сам с запрокинутой головой и раскинутыми руками начал падать навзничь.
А потом мне лицо обдало теплыми брызгами. Я еще непонимающе смотрел, как на меня падает тело одного из якудза, из огромной рваной раны на шее которого фонтанчиком брызжет кровь, а Рини уже исчезла из поля зрения. Потом меня придавило к полу неприятной тяжестью, а зал уже снова заполнил гул движков десятков, если не сотен легких дронов. Хлопнуло несколько выстрелов, опять завизжали дети, но на сей раз их крики перекрывались воплями мужских голосов. Я с трудом ворочался под придавившим меня телом, не в силах выбраться из-под него, но потом оно как-то само скатилось в сторону — и я оказался лицом к лицу с Марико, на лице которой держалось почти безумное выражение.
