Звезда по имени Варя

— И тебя, — уточнила Варя, — первого человека, сумевшего остаться собой и не сойти с ума, взяв этот меч в руки.

— Точно... Понять бы еще, почему... Что в нас троих такого, чего нет в других... Еще бы испытаний провести, но...

— Как тебе такое в голову-то приходит? Мне и так страшно, как только я думаю о Ярости. А вы еще хотите наделать копий этого меча... Кстати, а вы не думали о том, что ваших десантников могут взять и поубивать злобные враги, а мечи — захватить? Что тогда?

— Да не знаю я! Я вообще всего лишь ученый. Мне этот меч интересен с научной точки зрения. Сашка считает его просто магическим артефактом и откровенно дурачится над всеми нашими попытками подойти к нему с точки зрения физики или математики. Просто... Ну не бывает же чудес! Ну, кроме тебя, конечно!

— Да, я то еще чудо! — хихикнула Варя.

— Вот! А Ярость — не чудо. Она — какой-то загадочный феномен. А загадки нужны зачем? Правильно, чтобы их разгадывать! Ну а на счет боевого применения — это уже пусть военные думают. В принципе если бы удалось скопировать Ярость уже прямо сейчас, применение ей бы тут же нашли. В конечном итоге сам меч можно просто забрасывать в тыл противнику. Учитывая вероятность, с которой она превращает нормальных людей в смертельно опасных буйнопомешанных... Забросить такой меч в США и просто подождать...

— Даже не произноси таких вещей! — воскликнула Варя. — Даже в голове такое держать не смей!

Мы помолчали несколько минут. Я даже подумал, что Варя все же уснула, но она неожиданно заговорила вновь.

— Нельзя этот меч копировать! — с уверенностью Галилея, твердо знающего, что Земля вертится, сказала Варя. — Его вообще нельзя было показывать никому, я уверена. В Сашиных руках он безопасен. В чьих-то еще — принесет много бед.

— В твоих бы не принес! — напомнил я.

— У меня его легко отнять. А вот у Саши его отнять не получится вообще.

— Надеюсь, надеюсь... — пробормотал я.

— И знаешь, о чем я сейчас подумала... Что это не меч влияет на человека. Это человек влияет на меч.

— То есть? — насторожился я.

— Не могу объяснить. Просто мне кажется, что не в Ярости дело, а в людях. Не меч пробуждает в них чувства. Они пробуждают в нем что-то... А он уже реагирует... Не могу объяснить, но я так чувствую.

— Погоди, погоди... — я даже привстал на постели. — То есть это не Ярость направила мои мысли... Это я направил Ярость... Ну-ка, ну-ка...

Мысли понеслись галопом. Я поднялся с дивана и взял со стола ноутбук. Проверить кое-какие новые идеи я должен был тут же! По утру они могут забыться, а могут и вообще показаться бредом... Да и не усну я с ТАКИМ в голове, не усну!

— Ты куда? — спросила меня Варя.

— На кухне посижу. Нужно кое-что обсчитать...

— Ну ты даешь... — проворчала она. — Как есть рассеянный профессор!

— Ты спи, спи! Тебе завтра вставать рано!

— А тебе — нет?

— Я сейчас полчасика поработаю и все... А ты — спи!

— Ладно, спокойной ночи!

Я сел за кухонный стол и раскрыл ноутбук. Проект "Серебряная ярость", конечно, секретный, но это не значит, что я не перетащил значительную часть материалов к себе домой. Собственно, даже наоборот, значительную часть расчетов я делал дома и таскал их потом на работу. На моем ноутбуке лежала и математическая модель энергетической подкачки владельца Ярости из узлов сети Хартмана. Пока что только теоретическая модель, произвести практические замеры пока не представлялось возможным уже только из-за того, что мы первыми вообще доказали существование вышеупомянутой сети иначе, не только методом практической биолокации, не принимаемым научным сообществом всерьез.

Хотя с другой стороны, а чем наш метод отличается от Хартмановского?

Биолокация. Она же — лозоходство. Поиск с помощью лозы или простейшей металлической рамки, например, банально согнутой под 90 градусов спицы, геопатогенных зон или узлов сети Хартмана. Есть версия, что, заселившись в новый дом нужно первым делом просканировать ее с помощью рамки, отыскать эти самые узлы и обходить их стороной. В геопатогенных зонах не рекомендуется ставить кровать или кресло, в них не рекомендуется спать или даже просто долго находиться. Подробную статистику по развитию онкологии у больных, спавших в узлах сети, Эрнст Хартман подвел еще в 1950-м году, и споры по поводу ее достоверности ведутся до сих пор...

Теоретически к биолокации способны порядка 90% людей на земном шаре. Берешь в руки рамку и не спеша передвигаешься по квартире в поисках узлов сети. Сеть Хартмана представляет собой ячейки размером примерно 2*2,5 метра, так что в любой квартире пара-тройка узлов обязательно найдется. Я, заселившись в этот дом, ходил здесь с рамкой. И нашел. И на всякий случай расставил мебель так, чтобы через эти узлы проходить, но долго в них не задерживаться...

А спустя год во время исследований Серебряной Ярости мы обнаружили, что, приступая к призыву стихий, Сашка интуитивно старается занять определенные точки в пространстве. Спросили его, почему? — ответа не получили. Просто он чувствует, где ему нужно встать, и все тут! Избегали полигон со всеми известными измерительными приборами — ничего. Заставили Сашку встать не там, где он хочет, а на метр левее — он едва сумел заставить отклониться в сторону струю напалма из огнемета, не говоря уж о том, чтобы полностью перехватить управление ее движением. Значит, в этих точках что-то есть! Значит, оттуда Ярость черпает свою силу...

Избегали полигон уже с Сашкой. Попросили его, закрыв глаза, выбрать несколько точек, где ему комфортно работать с Яростью. Из точек сложились приблизительно одинаковые прямоугольники, которые и заставили меня вспомнить о рамке... По полигону с рамкой потом ходили все члены исследовательской группы! И у всех она начинала вращаться именно в этих точках! В узлах сети Хартмана!

Можно ли это считать объективным доказательством ее существования? Для всемирного научного сообщества — вряд ли. В научный журнал статью об этом не напишешь. А вот для ГУВТа это уже было шагом вперед. А то когда Сашка впервые появился на полигоне института и несколькими взмахами меча, похожими на шаманские танцы, создал посреди полигона пятиметровый смерч, все мы, признаться, подбирали с земли челюсти. Научного объяснения этому не было. Да и до сих пор нет, несмотря на кое-какие наметки.

На моем ноутбуке лежала написанная мною программа, моделирующая передачу энергии от ячеек сети Хартмана к Серебряной Ярости. Скажу прямо, вся моя математическая модель была притянута за уши и выглядела как неуклюжая попытка пятиклассника написать функцию y=f(x), глядя на витиеватый график этой самой зависимости. Главной моей проблемой было то, что я не знал, КАКОЙ ИМЕННО энергией подкачивает геопатогенная зона Серебряную Ярость. Не тепловой, не химической и уж подавно не кинетической или потенциальной. Все мои формулы изобиловали переменными и в них практически полностью отсутствовали так необходимые мне константы. И вот сейчас я собирался добавить еще одну переменную: человека. Условно говоря, оператора.

Когда в руке лозоходца вдруг начинает вертеться металлическая рамка — нет никаких полей, заставляющих ее вертеться. Геопатогенная зона не воздействует на рамку, она воздействует на человека, и уже человек каким-то образом воздействует на рамку. Каким — не знает никто. Все списывается на экстрасенсорику, загадочные энергии духа и прочее, прочее, прочее. Алхимия и лженаука, одним словом! Но пока что эта алхимия была единственной гипотезой, которая объясняла существование магического Сашкиного меча, а лучше иметь плохую гипотезу, чем не иметь гипотезы вовсе!

Обидным было только то, что я, кандидат технических наук, три года работающий в проекте "Серебряная Ярость", не додумался до столь очевидной вещи, которую тут же заметила очаровательная девушка с гуманитарным, я бы даже сказал, творческим образованием.

Не геопатогенная зона крутит рамку. Рамку крутит человек!

Не Ярость порождает огненные вихри и водяные столы на равнине, это делает человек.

Не Ярость превращает человека в чудовище. Чудовище уже живет внутри него!

Дайте уличному гопнику в руки пистолет, и он тут же пойдет грабить ювелирный магазин. Дайте пистолет в руки мне, и я задумаюсь: а есть ли мне, в кого стрелять?

Ярость — это лоза или рамка. Дело не в ней, дело в человеке, который держит ее в руках...

И я углубился в расчеты. Углубился настолько хорошо, что из размышлений меня вывел только сигнал ноутбука, тонко намекающий мне на ничтожный остаток заряда в аккумуляторе. О сне я забыл начисто. Я начисто забыл вообще обо всем, в том числе и о Варе, спавшей в соседней комнате. О том, что я вообще все еще в реальном мире, я вспомнил только тогда, когда понял, что мне сейчас нужно крадучись пробраться в зал и аккуратно вытащить из связки проводов провод от ноутбука...

По-хорошему — мне пора было все же попытаться заснуть, но я понимал: не удастся. Приняв допущение, что изменение в энергетическом потоке вызывает не меч, а человек, им владеющий, я вывел несколько интересных закономерностей, которые неплохо было бы замоделировать и проверить. Причем сделать это нужно было прямо сейчас, быстро, срочно, оперативно! Ну а поскольку проверить сейчас ни малейшей возможности не было — оставалось только моделировать и строить графики, чтобы уже потом проверить их правдивость экспериментально.

И я снова ушел в расчеты. Ушел до четырех часов утра, когда я понял, что то ли от бессонной ночи, то ли от нехватки данных зашел в тупик и больше ничего "родить" уже не смогу. Ложиться спать было уже поздно, ибо в 4-30 придет пора просыпаться Варе, а мне — везти и ее в аэропорт и прощаться. Прощаться, скорее всего, навсегда. Теперь, после ее визита, я верил в то, что чудеса бывают, но был уверен в том, что бывают они крайне редко. Возможно, всего раз в жизни...

Вздохнув, я ушел варить кофе! Пусть последнее Варино утро в Медянске начнется с его аромата и моего "Доброе утро!"

И спустя полчаса, сидя за столом, я сказал ей:

— Варя, а можно я буду каждое утро присылать тебе смску? Просто что-нибудь теплое, даже банальное. Хочу, чтобы каждое твое утро начиналось так же, как и сегодняшнее...

— Можно! — ответила она и улыбнулась мне. Улыбнулась так, умела улыбаться лишь она одна.

* * *

Вечером я напился. Не то, чтобы в дрова, но достаточно крепко.

Кто-то подумал бы, что я пью с горя, что моя звезда улетела обратно, но, во-первых, она не моя, а во-вторых — я пил на радостях. Ведь не зря говорят, если кто-то вошел в вашу жизнь и ушел — не печальтесь, что он ушел, лучше радуйтесь, что он был! И я улыбался, просматривая Варины фотографии в Интернате и, смакуя, пил маленькими глотками "Courvoisier", вспоминая два прошедших чудесных дня.

На душе было легко и хорошо.

И тут вдруг запиликал домофон! Оторвавшись от компьютера, я пошел открывать.

— Кто стучится в дверь моя? — спросил я.

— Это я, — ответил женский голос. Знакомый женский голос. Наташин голос!

— Милости просим! — сказал я, нажимая на кнопку.

Она что-то забыла, съезжая от меня, и теперь решила это забрать? Вроде нет, Наташка — девушка логичная во всем, уходя она даже зубную щетку забрала. Так зачем же она вдруг приехала? Я пожал плечами, открыл дверь, а сам ушел на кухню заваривать чай. С чем бы она ни приехала, от чая она все равно не откажется.

— Сережа? — раздалось вскоре из коридора.

— Где? — крикнул я в ответ из кухни.

— Вот и мне интересно, где ты?

Я вышел в коридор с заварочным чайником в руках.

— Проходи! Чаю будешь? Только к чаю у меня только коньяк.

— Не страшно! Я печенья принесла... И апельсинов.

Я перестал понимать этот мир окончательно. Разобраться в Серебряной Ярости было проще, чем в женщинах. Полгода — ни слуху, ни духу, только вежливое "Привет" при встрече в стенах института, а теперь — вот она я, да еще и с апельсинами!

— Проходи тогда уж.

Я помог ей снять куртку и повесил в шкаф. В памяти тут же ворохнулись воспоминания о том, сколько раз я точно так же помогал ей раздеться. И снимал с нее не только куртку... Ростом Наташа была чуть ниже меня, а на каблуках так и вовсе смотрела мне в глаза прямо, а не под углом. Я не раз говорил ей: "Иди в модели!" Уверен, ее бы взяли в модельное агентство даже сейчас, в 28. Стройная, изящная, красивая... Вот только зачем-то волосы подстригла — полгода назад ее каскад черных волос заканчивался где-то у лопаток, теперь же она носила каре, а-ля Ума Турман в "Криминальном чтиве". Причем этот черный цвет был ее родным, в чем долго сомневался даже я, когда мы начинали встречаться.

Проходя на кухню, Наташка окинула оценивающим взглядом мое холостяцкое жилище. Особенно надолго ее взгляд остановился на экране ноутбука, отходя от которого я оставил на нем фотографию Вари. На фото она, полная азарта и радости, позировала фотографу с позолоченной статуэткой в руках. Не "Оскар", конечно, украинская премия "Телезвезда", но все равно почетно. И номинация очень хорошая, верная номинация: "Любимая актриса"!

— А у тебя все также уютно... — сказала она, наконец.

— А ты ожидала увидеть типичную холостяцкую хату, заваленную пивными бутылками и грязными носками? — не удержавшись, ввернул шпильку я.

— Ну, пивных бутылок я не вижу, зато наблюдаю ополовиненную коньячную. И обоняю характерный запах.

В ее словах был упрек. Наташка не любила спиртного... Могла на праздник выпить бокал шампанского или "Мартини", но к более крепким напиткам, равно как и к пиву, была равнодушна. А я — нет, за что частенько получал от нее нагоняй. Вряд ли меня можно назвать алкоголиком, пью я редко и не много, но вкус коньяка люблю, равно как люблю и иногда вечерком посидеть с друзьями под пиво.

Но что мне сейчас ее упреки? Ушла и ушла. Я теперь холостяк, хозяин своей жизни. Мне не о ком заботиться, не для кого меняться. Могу поддерживать в квартире порядок, могу превратить ее в анекдотическую холостяцкую хату. Могу спиться и бросить работу, и никто не посмеет меня в этом упрекнуть.

А могу остаться тем, кем был и раньше: частично — рассеянным профессором, а частично — утонченным эстетом, любителем дорогих коньяков и мороженого во фритюре. И таким я и остался, в надежде, что ко мне вернется та, с которой мне было хорошо...

— А я на радостях пью! — усмехнулся я, чуть пошатнувшись. Намеренно пошатнувшись, играя пьяного. — Может и тебе налить?

— Наливай! — ответила Наташа, от чего я даже немного протрезвел.

— Точно?

— Точнее некуда. Наливай! А я пока апельсины почищу, а то я в отличие от тебя без закуски не могу.

Я ушел за коньяком и еще одним бокалом, проходя мимо компьютера на всякий случай свернув окошко "Хрома" с фотографиями Вари. Я даже не пытался гадать, что происходит. Захочет — сама расскажет. Не захочет — попьет чая и уйдет.

Я налил чаю. Налил коньяку. Наташка почистила апельсины, выложила на тарелку печенье и села за стол напротив меня.

— А зачем у тебя кресло посреди кухни стоит? Неудобно же...