Приключения ведьмочки: Мой личный враг

Поскриптум: имейте совесть, дайте дослушать лекцию".

Перо угомонилось, я попыталась вслушаться в происходящее. Попутно оглядела девочек: Милолика и Бажена тоже угрюмо взирали на самописные перья. Рогнеда свое крепко держала. Заметив мой взгляд, губами спросила: "Сколько". Я на пальцах показала "три". Баж, заметив наше общение, продемонстрировала пять, остальные подключились и посвятили в свою личную жизнь — у кого один, у кого два. Мы с Баж лидировали, однако Рогда добила демонстрацией "восемь". Все уважительно на нее посмотрели и вновь уткнулись в тетради, прерывая общение.

Внезапно мое перо снова ожило: "На тебя все смотрят, просто Инар, он... ну он будет недоволен, а тут далеко не каждый способен пережить его недовольство. В нашей группе только четверо достаточно сильны, но Людвиг балдеет от Бажены".

Почему-то я и без вопросов поняла, что это Ташши, потому что именно у него заглавные буквы были с завитушками.

"Насколько мне известно, у Инара есть невеста", — вывела я.

"Ну вот после истории с Лин мало кто решится перейти дорогу Арканэ".

"И даже ты?" — любопытство меня погубит.

"Лин хорошая девочка, но не в моем вкусе. Я в битве за ее внимание не участвовал. А ты мне очень нравишься, на тебя смотришь, и в душе тепло становится".

"А что, за внимание девушки тут баталии устраиваются?"

"Если дело касается интересов Арканэ, то да".

"Забавно..."

"Не особо, он своего очень жестко добивается, у нас тут двое едва выжили, и то благодаря своевременному вмешательству ректора".

"Да-а-а? Не хотела бы я быть на месте Лианны".

"Ты и не будешь. Гарантирую".

"Смелое заявление".

"Меня происхождение обязывает быть смелым".

"Всегда?"

"Только в достижении нужных мне целей".

"Не пугай меня, — я откровенно над парнем потешалась, — а то вдруг я решу, что стала твоей целью".

"Пугать не буду, — перо вывело смешную улыбающуюся рожицу, — но предположение верное".

Ну-ну, маги идут в атаку.

— Одного не могу понять, — прошептала Варвара, — как они это делают?

"Что именно?" — вывело перо в ее тетради.

— А это уже наглость, — насупилась подруга.

— Меня другое поражает, — присоединилась к шептаниям Рогнеда, — лектор куда смотрит?!

"На вас! — вывело перо в ее тетради. — Адептка Рогнеда, неуд за поведение!"

— За что? — возопила разобиженная ведьма.

— За разговоры во время лекции, — парировал старичок, на мгновение оторвавшись от своего монотонного бубнения.

Рогда вспыхнула, но промолчала. Все вновь вернулись к сосредоточенной попытке успеть все записать. Некоторое время было тихо, потом перо вырвалось из моих пальцев и написало:

"Ты правда занята сегодня?"

"Правда, мне задание по целительству делать".

"Давай я за тебя сделаю".

Я подумала и ответила: "Приходи просто на чай, к восьми".

"А мне можно?" — последовал вопрос от еще одного некроманта.

"Ташши, Никас и Леон, приглашаю на чай с плюшками в восемь вечера. Правда, плюшки черствые".

"Оживлять умерших — наша специализация, — ответил Ташши, — будут твои плюшки как новенькие".

"Даже представить страшно", — искренне ответила я.

"Почему?"

"Живые, извивающиеся в руках плюшки, которые упираются, просят их не есть и орут не своим голосом: "Мы все умрем!" Брр".

В стане некромантов начался повальный хохот, но один взгляд профессора — и смех прекратился.

Остаток лекции повально получившие неуды некроманты сосредоточенно строчили. Зато мы с целителями активно переглядывались. У них оказались сборники с описанием этих трав и картинками. Картинки были замечательными и показывали растение в динамике: как растет, как цветет, дает плоды, а так же как выглядит в разные сезоны года. В результате профессор не выдержал и перед нами появилось по такой же книге. От радостного визга тринадцати ведьмочек маг вздрогнул, но неуды ставить не стал.

А потом мы собрались и, прижимая к груди учебники и единую ученическую тетрадь, направились в свои комнаты. Попутно вспоминали, где тут можно плюшек накупить, потому как народу ожидалось много. В коридорах академии все так же царил хаос. Судя по разговорам встречных адептов, в столовую ходить было бессмысленно, зато едва поднялись на свой этаж, так перед дверью и замерли. Пахло пирожками. Такими пышными пирожками с яблоками, тыквой, капустой, грибами и мясом. И такие пирожки умела готовить только она!

— Тетя Матрена! — разом завопили мы и рванули в комнату.

Ввалились толпой и завизжали в три раза громче. В комнате царил идеальный порядок: на окнах белые кружевные занавесочки да лекарственные цветочки, на каждой постели подушка лежала в идеальной симметрии к краешку загнутого одеяла, перед кроватями коврики. Но самое главное — это круглый стол у окна, на котором пыхтел самовар, стояла кастрюля с супом и румяным бочками радовали взор пирожки.

— Ой вы мои бедненькие! — домовиха выпорхнула откуда-то, где что-то шкварчало. — Ой вы мои несчастненькие! А исхудали-то как!

— Тетя Матрена, мы тут всего два дня же, — попыталась возразить Рогнеда.

— Ироды проклятущие, что ж они с вами-то всего за два дня-то сотворили! — стояла на своем наша любимая домовиха.

С тетей Матреной спорить бесполезно, она убеждена, что все маги злодеи злодеющие, и точка.

— И шо стоим? — грозно спросила домовиха, которая каждой из нас лишь до колена доставала, — а ну живо мыть руки!

И тут лучше не спорить. Зато потом, съев по положенной порции супа и тушеной капусты, мы, с пирожками и чаем, сели "погутарить", как говаривала Матрена.

— Ой сиротинушки вы мои, — причитала домовиха, помешивая чай, — ой на погибель-то вас послали... — и тут же серьезно добавляла: — Но коли главный сказав, шо надо, то надо.

Да, к мужу Василены Владимировны все наши домовые относятся очень уважительно. А кстати, спрошу-ка...

— Тетя Матрена, а как они познакомились-то?

— Хто? — не поняла домовиха.

— Ну Василена Владимировна и некромант ее, — пояснила я.

— Ой, — тетя Матрена руками всплеснула, — малы вы еще о таком знать.

— Да где ж малы-то, — возмутилась Рогнеда.— Чай выпускной курс уже. Школу окончим, а знать ничего не будем. Ну тетя Матрена, ну расскажите...

— Пожалуйста, — вступила в ряды любопытствующих Бажена.

— Очень-очень интересно, — Милолика ресничками захлопала.

— Пожалуйста-а-а, — присоединилась Цветана.

— Да будет вам, — домовиха вмиг стала румяная, ну как ее сарафан и лента в волосах. Задумалась, и решила сдаться. — Ой, ласточки мои, началося все в летний день... на ромашковом поле...

Ну, кажется, мои подозрения оправдались!

— Он как увидел Василеночку, так и пропал. Зацеловал всю, с места не сходя, да и не остановился на этом, да и она под натиском не устояла. А уж как в себя пришла, как осознала случившееся-то, уж разозлилась-разгневалась. А в запале чего только не наговоришь, вот и сказала ему: "Глаза б мои не видели! И не смей приближаться ко мне больше!" Он ей в ответ: "Сама за мной бегать будешь. Первый я у тебя, забыть не сможешь". А она — "Жених у меня есть, жених! А ты катись колобком, ирод плешивый, умертвие безмозглое!"

— И что, был жених? — ахнула Видана.

— Был, а как не быть-то, Василеночка девка видная была. Глаза — как поле васильковое, брови соболиные, а улыбкой весь свет согревала. Да что я рассказываю, не больно-то и изменилась Василеночка.

— А дальше-то что? — у меня просто дух захватывало от этой истории любви.

— А дальше, — домовиха щеку подперла кулаком и продолжила: — А дальше началося. Откуда ни возьмись напасти всякие на школу полезли. А Василеночка только пост Верховной получила, гордилась вся, аки монетка медная сверкала. А тут нежить! Ну как первое умертвие в школу-то вломилось, ведьмы его утихомирили, а Василена на метлу да в министерство, стало быть, некроманта звать. И вот вбегает вся растрепанная в приемную, а ей там ласково: "Ну вот, я был прав. Уже и бегать за мной начала!". Так и узнала, кто у нас пост заместителя главного занимал. Разозлилась, конечно. "Тьфу, — говорит, — на тебя, ирод плешивый! Мне дежурный некромант надобен!" А он ей: "Я за него!"

— И что? — Любава даже жевать перестала.

— А что, приехал он, некромант, от умертвия избавил и ласково так Верховной-то: "А чайком у вас тут не угощают?". Уж напоила его чаем, сама едва зубами не скрипит. А он-то: "С утра, — говорит, — ничего не ел..." И обедом накормили, апосля ужином, а за ужином некромант скромненько так говорит: "Василеночка, выходи за меня замуж".

— И-и? — разом выдохнули мы.

— И пропал мой лучший сервиз, а некромант насилу ноги унес, — ответила Матрена, посмеиваясь. — Токмо на прощание, уклоняясь от супника, так сказал: "Сама придешь!". От чайничка не уклонился... И понеслось: то умертвие, то кладбище, то потоп, а то жених Василеночки, который с практики-то вернулся, обе ноги сломал.

— Как сломал? — не поняла я.

— Случайно. Шел, значит, к Василене, с цветами и кольцом, все, как полагается, да не дошел... Василеночка его ждала, ждала, не дождалась, за ним ведьм послала, а он у целителей, в состоянии нестояния. Да кто побил — говорить отказывался. Но Василена догадалась, на метлу вскочила и прямо домой к этому. А там ее ждали-выглядали — стол накрытый, свечи зажжены, постель в лепестках роз...

— И?

— И ничего у некроманта не вышло. Василена как поняла, к чему все движется, села и заплакала. Долго ревела, он ее и пожалел. "Люблю, — говорит, — больше жизни тебя. Да коли тебе не люб, неволить не буду". А она гордая была, на метлу да восвояси.

— И все? — не поверила Белинда.

— Да какое там, — тетя Матрена вздохнула, — только начиналось. С женихом-то ничего у нее не вышло, честно призналась, что не люб ей. А про того, кто люб, и думать не хотела.

— А он? — вот ни в жизнь не поверю, что маг взял так просто и отступил.

— А он как вызнал, что нет у Василеночки больше жениха, так по новой началось. Встанет Василена утром, а от ее комнаты лепестки роз путь устилают. Выйдет на порог — умертвия с букетами да любовными посланиями, а спать ляжет, так под окнами о ее красоте песни на все лады поют.

— И что она? — Рогнеда сидела с мечтательным видом.

— Она, знамо дело, злилась. Уж как злилась-то... а послания все до единого сберегла. Но до некроманта ни-ни! И она гордая, а уж он-то! Так они год промаялись, с гордыней-то своей. А потом не выдержал он — поднял все кладбище, да к школе-то и направил. И вот идут умертвия по дороге, переполоху было, ни в сказке сказать ни в песне описать, да только дошли мертвые до ворот и как заорут: "Ведьма ты безжалостная! Совести у тебя нет!"

— Ого, — только и сказала я.

— А то! Такого наговорили, а Василена стоит краской заливается, губы кусает да месть выдумывает. Так и выдумала, месть-то — пошла маме письмо писать. А умертвия как затянули песни, одна другой хлеще. Было там и "Сердце у тебя каменное", и "Всю душу вытрепала", и много чего еще. И без перерыва. Тут уж прибыла Варвара Еремеевна, а она баба злая, и не смотри, что дочь василечек. Как повидала то безобразие, ух и разгневалась. Да слова заветные знала, с тем умертвий восвояси-то и отправила, а сама на метлу да к некроманту. И потянулось время ожидания — день нету, другой нету, на третий прилетела метла, с запиской от Бабы-яги... тьфу ты, Варвары Еремеевны. А в записке грозный вопрос: "Ты пошто над мужиком измываешься?" Ну, Василена на метлу, да и полетела мать выручать. К некроманту ворвалась — глядь, кругом бутылок не сосчитать, маман осоловело улыбается, а воздыхатель смотрит на Василену — и дыхание задержал. Ну, Варвара Еремеевна баба умная, да и засекла, что и дочь к зятю будущему неровно дышит. Тут же поднялась, свою метлу забрала и так молвила: "Вы туточки сами разберетесь!" И улетела. А молодя-то и разобрались, уж так разобрались. Дом едва устоял. И жить бы им поживать, так нет же, некромант еще молодой да глупый был, он-то и сказал "Все, Василена, сама пришла, я не неволил, а уж отпустить не могу, извиняй". И зря он ей это сказал, все ему ведьма припомнила. Да так разошлась, что в пылу ссоры наговорила и про то, что не люб ей, "чтоб глаза мои не видели", и про то, что он ей вовсе не нужен. С тем и улетела. А он в отставку подал да на войну ушел. Василена как узнала, побелала вся, в обморок хлопнулась. Так и выяснилось, что ребятенка понесла. И потянулись дни, недели, месяцы. А Варвара Ереемеевна, как про дитенка вызнала, прилетела, на бледную дочь смотрит и гневно так кинула ей: "Довыпендривалась?!"

— Ой, — только и сказала я.

— Вот так, — Матрена вздохнула. — Варвара Еремеевна, говорят, за зятьком приглядела, ни царапинки не приобрел, все, за что ни брался, во всем удача была. А как вернулся — пост министра и получил. Василена к тому времени на восьмом месяце была. Да гордость же, ничего ему не сказала. Некромант первый не выдержал — прислал голубя с письмом, а там всего два слова: "Люблю тебя". Василена, недолго думая, ему послание шлет: "Сама прийти не могу... и дело не в гордости". А он ей: "Будь проклята эта гордость... Василеночка, можно я приеду?".

— А она? — Бажена слезы утирает.

— Она ему: "Приезжай, но знай — я теперь толстая и страшная".

— А он? — Василиса ногти грызть начала от нетерпения.

— А он: "Лечу!". И прилетел на коне крылатом, с цветами, конфетами и кольцом. К школе подлетел, на порог соскочил и пошустрее, чем крылатые демоны, по лестнице взбежал. В кабинет к Верховной ворвался, да так на пороге и замер. Смотрит на нее, улыбается и укоризненно так говорит: "А говоришь, толстая стала, да мне все равно, Василеночка!". Василена Владимировна учительский журнал отложила, осторожно так стул отодвинула и медленно встает. Она встала, а некромант сел. Прямо на пол. На живот смотрит, слово выговорить хочет, а не может никак.

— Так и молчал? — спросила Ярина.

— Ага. Отпаивать пришлось. Но уж как отпоили, тут мужицкий-то характер и проявился. Встал, грозно на Василену смотрит и молвит: " Я, — говорит, — подожду, пока родишь, да с годик, пока выкормишь, а потом как возьму розги, Василеночка, и начну кое-кого воспитывать! Ты чем думала, ведьма? А если бы меня убили, что ж, мой ребенок бы без отца рос? А если бы я, дурак гордый, на другой женился?". А она на него смотрит, глаза полные слез от обиды, да ругал-то справедливо. Но гордость же, и понеслось ему в ответ: "И что, не вырастила бы? Да кому ты нужен, некромант приблудный?"

— Ой, — это опять я.

— Молодые да глупые были, — Матрена хитро улыбнулась, — но тут теща вмешалась. Она как раз прилетела, к дверям подошла, а там новый скандал разгорается. Ну, Варвара Еремеевна долго не думала, и кулак дочери показала внушительный. И грозно Василене при всех высказала: "Перед милым ерепенишься, а потом почитай каждый день ревьмя-ревешь, пока никто не видит". Некроманту большего и не надобно было. Он на Василену смотрит и тихо так: "Ты меня любишь?". Ответ в ее глазах и прочитал. С тех пор и неразлучные. Вот...

Мы сидим, слезы утираем, ну прямо такая любовь, дух захватывает!