Например: отсекая четыре базовые человеческие эмоции, он придал форму тому или иному осязанию...
— Мне обидно. Я так надеялся на этот раз, а Арика опять спасает человека. Э-эх, а ведь мне тоже хочется кушать. Может, мне из себя выйти, а?
Сейчас к Кайэ прикреплены обе руки и обе ноги. В подземелье никого, кроме нас двоих. Ни плавающей в небе рыбы, ни спящей в тенечке собаки.
— Пф, ну выйди, дело твое. И, сразу скажу, я людей не спасаю. Я не помню, конечно, но не убил я его ради себя же. Других причин выручать одержимых у меня нет, — я дедукцией вывожу собственное прошлое, которого у меня нет.
Едва ли я сочувствовал одержимому. Я просто не убил его для своего блага. Бинарная тема. Как бы противник ни был нечеловечен, как бы мне ни было на него наплевать, я скорее всего не хотел зацепить свой "здравый ум".
Если человек хочет до конца оставаться приличным, он по возможности не будет отягощать себя виной. Я не для того отпустил противника, чтобы дать ему жить, а просто для защиты собственного баланса.
— А, понял. Ты не желал искупления вины Фусо Юкио, ты просто ставил во главу угла обычную жизнь Исидзуэ Арики. М-м, так нечестно. Когда ты такие умильные вещи говоришь, я не могу жаловаться!
Ага, как скажешь. Это была фраза номер один, которую я не хочу слышать от мужика, да еще и мелкого засранца.
— Ну что ж, будем ждать следующего случая. В кои-то веки Мато-сан поделилась материалами, но теперь они не пригодятся. Если для тебя Фусо Юкио — неинтересный одержимый, то нет смысла дальше тебя мучить. Арика, отдай это ей.
Кайэ протягивает мне конверт.
— Мато-сан? Почему я?
— Это то, что у тебя было с собой... Ах да, ты и это забыл, дело было днем. Тогда ты не помнишь даже, почему Фусо Юкио стал одержимым. А ведь причина была в анорексии, ты должен посочувствовать.
— Анорексии?..
Этот собакоед стал одержимым из-за анорексии?.. Странно. По видео Цурануи он показался мне до невозможности полным.
— Что? Тебе же неинтересно.
— Не интересно, но загадочно. Дай-ка конверт.
Пробегаю взглядом по одолженным Мато-сан материалам дела.
И правда. Заключили, что причина была в анорексии. Однако это противоречит поеданию шестидесяти килограммов в день... Если анорексия стала причиной одержимости, он стал бы одержимым, который "перестал есть".
— Кайэ. Это как? Если он анорексик, почему располнел-то?
— Как почему... А, ну да. Ты ошибаешься в главном, Арика. Ты ведь думаешь как-то так, да? "Фусо Юкио дали неверный диагноз. Он, очевидно, одержим тем, чтобы есть, поэтому причиной должна быть булимия"?
— Ага. Тут ведь остается только пенять на аномальное усвоение пищи.
— Я и говорю, ты неправ. Анорексия, булимия. Это два противоположных синдрома, но они исходят из одних психологических факторов. Арика, здесь и то, и другое — психическая болезнь, которая исходит из страха "не хочу толстеть", еще у женщин часто бывает.
Кайэ говорит, что все это — болезни потери контроля над телом от эмоций. Короче — проблема "прибавить" и "отнять"; при этом и отвержение еды, и переедание — перешедшее границы "уменьшение количества".
Анорексия — страх роста массы тела, страх принятия пищи. Желудок перестает принимать еду.
По сравнению с этим, булимия — случай "не смог похудеть". Эти болезни — бич людей, толстеющих, невзирая на любые усилия; можно сказать, это форма выхода из колеи стресса по отношению к еде.
Как анорексик видит свое иссохшее тело и не замечает никаких аномалий, так булимик хоть и мыслит в духе "не хочу толстеть, не хочу видеть себя толстым, хочу умереть", под этим стрессом вынужден продолжать есть.
Но эти недуги, близкое к саморазрушению устройство психики — никакое не противоречие. Эта эмоция есть в каждом человеке. Страх стать уродом невозможно игнорировать, что бы ни произошло.
— Понятно. Но как оно перевернулось вверх тормашками? Пусть причина одна, все равно же пути совсем разные. Фусо Юкио был анорексиком. Разве демон в нем не должен был возненавидеть саму еду?
— Угу, в этом заключается самый забавный момент этого дела. Фусо Юкио долго был анорексиком. А если так, как думаешь, какая эмоция в его борьбе с болезнью закалилась больше всех?
— Разве не страх потолстеть?
— Нет, еще проще, базовая для живого существа. Сдаешься? Фусо Юкио ведь уже много лет не наедался вдоволь. Что бы тебя на его месте тяготило?
— Голод... Точно, ведь парень, в общем...
— Да, просто оголодал. На эту эмоцию среагировала болезнь, и родился одержимый-обжора.
Вот потому и булимия. Понимая, что если будет больше есть, то располнеет, Фусо Юкио, ведомый пустым желудком, вынужден был продолжать потреблять еду...
— Погоди. Тогда почему собаки? Голодный желудок ведь ни при чем, когда злонамеренная диета. Если просто голодный, мог бы что-то обычное поесть. Не верится, что собаки и кошки оказались вкуснее нормальной еды.
— А-а, ну да. Я же говорю, дело не во вкусе. Причина одержимости — пустой живот, но цель у Фусо Юкио была другой. Помнишь, что причина анорексии и булимии одна?
Причина одна?.. Кайэ только что это говорил, но ведь у анорексии и булимии...
— А... Это ведь шутка? Юкио что, ел всяких собак и людей, потому что...
— Потому-потому, Арика. Когда Юкио стал одержимым из-за пустого желудка, он должен был все время продолжать есть. Больной анорексией, вечно голодный. Для не желающего полнеть Юкио это был ад. Он был зациклен на фантазии фундаментальной, кто угодно бы так подумал; а именно — если нельзя это остановить, надо найти то, что можно есть и не полнеть.
Вкус вообще ни при чем. Более того — как бы ни было невкусно, для Юкио еда, от которой не толстеют, была бы идеальной. Но такой еды не существует. Как минимум, ее не было в среде обитания Фусо Юкио. Поэтому он продолжал искать новую, ранее не испробованную пищу, как спасение.
— Теперь понял? Но, конечно, в наши времена это вовсе не редкая диета. Сбавь калории, полегче с выпивкой и бессонными ночами. Это не про кого-то там, Арика. Никто из людей не желает носить лишнюю тяжесть. Хотя бы для тела, которым можно управлять через еду, надо все дозировать правильно.
?
Возвращаю материалы в конверт и глубоко вздыхаю.
Вот честно, ничего в этом приятного нет. Не знаю, кто это и откуда, но чтобы так вот сходить с ума по такому поводу...
— Сенкью. Теперь все ясно, и, раз все утряслось, пойду я домой.
— Что, уже? Ты же только пришел, мог бы еще посидеть, отдохнуть. А, или оставайся ночевать! Мы только днем и говорим, давай иногда говорить хоть о чем-то, что останется в памяти.
— Не хочу. Здесь выпить нечего, темно, и деньги я уже взял. Хотя бы в день зарплаты хочу пошуметь в приличном заведении.
Да к тому же, я совершенно не в настроении, да и физически не готов протрепаться ночь напролет с Кайэ, который при всех протезах.
— Ну, пока. Если так уж хочешь поговорить про одержимых, лови Мато-сан. Вам будет весело, оба сторонники истребления. И вообще, не впутывай меня, обычного слабака.
— Что ты говоришь, Арика? Ты ведь и сам нечто похожее. Ты хорошо себя знаешь? Со стороны полноценный одержимый.
— Гм. Это твоя левая рука; ты просто меня подзуживаешь, и я пользуюсь. Это как бы приложение, она мной не владеет.
— Не так. Я говорю про твое устройство. На закате ты забываешь все, что было днем, — так жаль тебя, что видеть невозможно. Ты же каждый день вечером как будто умираешь.
— А, ты об этом. Вот пристал тоже.
Поднимаюсь с софы, сжимаю под мышкой конверт.
Сегодня яркая луна. Вода в резервуаре какая-то особо прозрачная — даже при волнении свет проходит прямо.
Так. Конечно, несущественно, но у меня есть одна вредная привычка. Я ее осознаю, но при этом не могу исправиться, поэтому она и есть вредная привычка.
— Слушай, почему меня жаль? Если подумать, неплохо же я устроен! Вчерашние счеты я могу напрочь забыть, так-то.
Да. Как и сказал Кайэ, я забываю то, что было днем. Все, что произошло с момента пробуждения утром и до заката, я забываю начисто вечером того же дня. Могу запомнить по порядку только то, что было ночью, но вот память дня моя посуточная частичная амнезия сбрасывает на каждом закате. Таковы симптомы Исидзуэ Арики. Это вторичное заболевание в связи с отъеданием моей левой руки. Как говорит Мато-сан: безвредный одержимый.
Еще кое-как повезло с тем, что становление моего характера уже закончилось. Я не малец, неспособный различить добро и зло, и то, что я теряю память о дне, ничем конкретным не мешает. В целом, я не делаю днем обещаний на завтра, все решения принимаю ночами — жить можно.
Поэтому и в блокнот я записываю только минимально необходимое. Изо дня в день уже два года по блокноту тянется коротенькое "ничего особенного". Нет необходимости каждый раз записывать день до мельчайших деталей. Не проблема, что бы ни случилось за светлое время суток. Что бы ни случилось, не происходит ничего, что мне хотелось бы записать.
— Хочу жить беззаботно — это мое кредо. У меня есть тело, с которым можно забыть все скучное. Тебе нечего мне сказать.
Поворачиваюсь спиной к лунному свету. Время уже позднее. Пока не сменились сутки, надо быстрее вернуться в квартиру.
— Понятно. Действительно, печалей должно поубавиться. Нет памяти — нет и тяжелых раздумий. Но, Арика... ты ведь понимаешь, что жить легко и наслаждаться жизнью — это разные вещи? — извещает Кайэ голосом, похожим на колокольчик. Глаза, как жидкие кристаллы, радостно отсвечивают золотом. — Говоришь не "живу беззаботно", а "хочу жить беззаботно"? Но это не кредо, а просто желание. Ты сам с собой не в таких ладах, как прикидываешься. Так тебя вправду когда-нибудь оседлает что-нибудь нехорошее.
— Глупости, нехорошее меня уже оседлало. Э-э, ну, гм. Как ты часто говоришь, чем отличаются фальшивка и настоящий. Вот это самое можно еще проще отличать.
— Да ну. И как?
— Одержимость паразитирует на людях. А настоящее не паразитирует ни на ком. Давно говорят ведь: демон появляется взамен души человека. В общем, ребята делают бартер.
В синеватой тьме мне чудится откровенный оскал. Чертов малец живо понял, что я имею в виду.
Я хочу его левую руку. Он хочет мою левую руку. Ну и вот. Сделка с демоном — да я уже давно ее заключил.
— Ну все, пока, завтра вернусь.
— Угу. Давай, завтра днем увидимся.
Не оборачиваясь, выхожу из подземелья.
Когда я оказался на поверхности, вокруг была полная темень. На дне моря было светлей... легче не стало.
Прохожу лес и топаю вдоль полей.
Звезды высоки, ночь длинна. Человек может прожить и без половины каждого дня. При этом сейчас я однорукий, что как раз подходит получеловеку.
Направляясь к городу, я вынимаю оранжевый сотовый телефон и звоню случайной знакомой.
— Э, алло? Хэллоу, Цурануи, время есть?
Так. Деньги тоже есть, пора впервые за эти дни как следует набить себе живот.
?Анорексия, булимия — конец
/2.7
"""
Выхожу из руин. Я как-то расслабился, вдохнув свежий воздух, — в общем, присел отдохнуть. Вынимаю сотовый телефон и еще раз прокручиваю автоответчик.
"Привет, семпай. Это Михая..."
Удалить.
"Недавно заметила Юкио-сан. Ты сказал слишком..."
Удалить.
"...но ему вроде тяжело, ну, я не могу пройти мимо..."
Удалить.
Если я так надумал, надо и историю звонков удалять поштучно. Занимаюсь абсолютной ерундой.
— Эх.
Я вдарил телефоном об стену и попинал его. Вот и все. Теперь зайдет солнце, и всему конец. Но нехорошо будет, если останется какая-то смутно намекающая запись. Работая с воспоминаниями об утраченном, надо удалять все на корню.
Тут на дикой скорости в ворота завода влетел красный автомобиль. "Volvo" Мато-сан. Круто, и правда, часа не прошло, как она примчалась.
— Сёдзай.
Подбегает. Явно беспокоится обо мне, малость приятно. Как бы сам ни был бесчеловечен, как бы она ни была холодна, душевное движение радует.
— О, хай. Вы быстро.
— Хотя и опоздала, похоже. Смотришься не ахти, Сёдзай. И что за вонь? Ты что, обливался уксусом?
Именно так. Но я говорю с Мато-сан, любительницей джанк-фуда; если ответить честно, она съест меня с потрохами, так что промолчу.
— Ну и что тот одержимый?
Видимо, смысл не "где он", а жив ли.
— Валяется на складе на третьем этаже. Вы сегодня уже ели?
— Автомиль и два ливсандвича. Что это ты вдруг?
— Ну, просто злой вопрос. Ладно, я пошел. Уползу, пока полиции нет.
— Ну да, это верно. ...Так, Сёдзай, стой. Ты эту девочку не помнишь?
На протянутой мне фотке — школьница лет четырнадцати-пятнадцати. В чересчур памятной форме, тонкая, как сухое дерево.
— Ага. Это кто?
— Наш одержимый. После того, как ты днем ушел, я поехала к родителями и взяла ее фотографию.
— Ого, это была женщина?
— Девочка. Фусо Юкио. Вроде была с тобой в одной школе, не помнишь?
— Вообще нет.
— Ясно. Ну да, нельзя же столько совпадений сразу. Ты молодец, можешь идти. По обстановке потом нагряну порасспросить.
Мато-сан с кем-то созвонилась и вторглась на территорию руин.
Ну а я с протезом в единственной руке ухожу с завода. Однако надо же. Так это была девочка, а что мне казалось мужским родом — ослышки.
Мне почудилось, что если я буду задумываться, приду к нехорошим выводам, и я запираю воспоминания и выкидываю ключи. Вырываю страницы за семь дней, и вот на этом финиш, никаких шрамов. Только слова, что завязли в ушах, я не смог качественно усмирить.
Три часа — и день закончится. То ли еще три часа, то ли всего три часа.
Я припоминаю наш разговор.
Я такой же слабак, как и она, потому чуть лучше остальных смог ее понять.
Но здесь таится западня. Слабака поймет только слабак. И оттого, что слабак слабый, ему не хватает сил спасти другого. Мы оба слабаки, и именно поэтому, понимая ее тяготы, я не смог протянуть ей руку помощи.
"Збази бедя, земпа-ай..."
Кто-то сказал: "Изведай горе". Но вот изведал, и оно не останется в сердце, и сказочке конец. По минутному колебанию я решил записать все настолько подробно, насколько хватит времени. Но из-за бессмысленности подавил порыв.
Да и пусть.
Все забудется, когда наступит ночь.
?JtheE.end
"""
...За что бы он ни брался, ничего не получалось.
Однажды в летнюю ночь, когда под Солнцем его нашел фантом, лежа наверху двухъярусной кровати, он смутно осознал: что, если он не только ужасно заблуждался до сего момента, но и в придачу не сможет теперь до самой смерти ничего исправить?
На другое утро беспокойство сбылось.
И сейчас добрая улыбка отца, если отбросить фильтр, была улыбкой, полной расчетливости, а нежные глаза матери лучились не любовью и заботой, но были очернены снисходительной жалостью.
На миг... он вспомнил друга, который просто наступил не на ту ступеньку и скатился по лестнице.
Если смотреть только на хорошую сторону, он был идеальным ребенком, почетным учеником. Если спросить у людей мнение о нем, все ценили его. Но...
