Дорогой подарок (продолжение Помолвки по-рокуэльски)

— Почему вы решили, что я соглашусь?

— О, я ни в коей мере вас не принуждаю, — ответил Гусеин. — В случае отказа мы предложим наш договор Совету Араны, ведь результат будет тот же. Лишь займет немного больше времени.

— Отчего же вы думаете, что Рокуэлла не поддержит Совет в столь благом начинании? — "удивился" Рамон.

— Мы и не сомневаемся в этом, — уверил томоэ хадизар. — Ах да, полагаю, вам будет интересно узнать, что при дворе султана лет пять назад появился некий маг — он утверждал, что раньше практиковал при вашем дворе и бежал не найдя, мм, взаимопонимания с вами. Нас несколько насторожило, что он не хотел иметь никаких дел с Советом, а то бы, несомненно, я взял его с собой — как наилучшего союзника.

У висков Рамона проступил пот. Вот только Аскелони ему и не хватало. Нет, не может быть, но почему же тогда Гусеин так пронзительно смотрит на него, словно ожидает чего-то? Никаких магов Рамон не изгонял; может, самозванец?

— Вы полагаете, что это может как-то меня заинтересовать? — вкрадчиво спросил Рамон. Хадизар пожал плечами.

— Богоданному владыке не хотелось бы прибегать к услугам преступника. Известно же — предавший однажды, предаст еще раз.

— И вы ждали пять лет, чтобы спросить об этом? — засмеялся эмпат. Гусеин улыбнулся в ответ.

— Видите ли, благословенный, этот маг повел себя очень странно. Написав письмо визирю, он почему-то не принял приглашение ко двору и скрылся в Хаисских горах, где и провел четыре года. Хотя поручения выполнял исправно, но никогда не показывался никому на глаза.

— Отшельник, — лениво отозвался Рамон. — Среди магов есть и такие, — или Аскелони прятался, чтобы заштопать... хм, что можно штопать после сожжения заживо?

— Он появился при дворе год назад, — задумчиво продолжал Гусеин, — завернутый с ног до головы в плащ. Предложил свои услуги и тут же покинул столицу.

Восстановление прошло неудачно?

Томоэ коснулся губ салфеткой. Если он согласится на союз с Хадизарией, то Совет Араны побоится его трогать — чхать султанат хотел на все пункты Коронельского акта, вместе взятые. А у него будет время разобраться, что это за маг всплыл и зачем Гусеин сообщает ему об этом?

— И какова же оплата? — осведомился герцог. Гусеин почтительно поклонился и передал собеседнику тубу со свитком, внутренне подобравшись. Заставить полукровку выдать себя — на словах звучало легко, но вдруг Совет всего лишь хочет таким образом отделаться от неудобного посла?

— Некоторые торговые льготы, перечисленные в этом послании, — сказал томкар, — а так же... — он облизнул губы. Ему обещали всяческую защиту, за ним следит лично эмиссар Олсен, но... Нет, Совету пока еще невыгодно провоцировать герцога на прямое проявление сил, но какие мысли бродят в голове этого фанатика-эмиссара?

— Так же? — уточнил герцог. Гусеин безмятежно улыбнулся, глядя, как мальчик собирает на поднос чашки с кофе, сахар, сливки, лимоны и ром. Нет, пока никто, кроме хадизара, не поможет Олсену... Купец еще раз напомнил себе о прибылях, собрал в кулак всю смелость и, как мог небрежно, сказал:

— А так же вот это милое дитя.

У герцога сорвалось дыхание, и, к ужасу хадизара, смуглые пальцы смяли подлокотники, как пирожки с кремом. Мальчишка вскинул на гостя пронзительные яркие глаза. Фарфоровые чашечки мелко задрожали, мелодично звеня; губы парнишки побелели, он швырнул поднос на стол и выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Осколки белого фарфора, залитые кофе и сливками, смешались с сахаром; посол, не смея поднять взгляд на герцога, следил, как катится по подносу лимон.

— Что ты сказал? — медленно спросил томоэ, и Гусеин отчетливо понял, что повторять лучше не надо. В горле мгновенно пересохло, спина оросилась потом, но когда томкар поднял глаза на Рамона, ему стало совсем худо. Томоэ сидел в кресле, неестественно выпрямившись, в широко раскрытых глазах горел бледный огонь, бросая почему-то глубокую тень на странно неподвижное лицо. Гусеина охватил безумный, животный ужас; кинуться бы прочь, вон из этого дома, но ноги словно примерзли к полу; пылающие глаза жгли, как расплавленный свинец, и одновременно от этого сумасшедшего взгляда пронизывал невыносимый холод.

Не в силах больше на такое смотреть, купец взвыл и закрыл лицо руками. Томкара подхватило, закружило и вынесло прочь из комнаты, стащило вниз по лестнице, проволокло через холл и вышвырнуло во двор; в голове все звенело от дикого, но неслышного человеческому уху рева.

— Попался, — тихо и злорадно констатировал Олсен.

Фабиан сидел на ковре и читал, прислонившись спиной к кровати. Он напряженно и напрасно пытался забыться в чтении; Рамон почти физически ощущал, как паренька бьет дрожь страха и отвращения. Герцог привалился к косяку и отвернулся. Это был конец — такого случая Совет Араны уже не упустит. Рамон прикрыл глаза. Айна Граца брала над ним верх уже второй раз, и бурлящая в крови ярость лишала остатков разума. Эмпата охватывало такое бешенство, что он не мог удержать в узде свою силу, а причина сидит сейчас на ковре, до боли в пальцах стиснув книгу.

— Вы договорились? — не поднимая головы, спросил мальчик.

— О чем?

— О помощи.

— Не думаю.

Фабиан вздрогнул и вжался лопатками в бортик кровати.

— Он назначил свою цену. Меня. И если речь идет о вас, то я... я не против. Ведь, в конце концов... я уже испорченный товар, — воспитанник истерично засмеялся, ероша волосы.

— Проклятие, да что я тебе такого сделал?!

Фабиан вцепился в книгу и поднял на Рамона совершенно измученный взгляд.

— Да пусть меня лучше повесят, — глядя ему в глаза, сказал эмпат.

— Я сам пойду, — тихо, но твердо ответил подросток

— Ты просто идиот, — сказал Рамон.

— П-почему это? — возмущенно вскинулся парнишка, уже настроившийся пожертвовать собой во имя...

— Да потому, что именно ты им и нужен. Другой щели в моей броне они не знают, а поискать получше — лень. Черт, как хорошо у них получается провоцировать на глупости...

— Тогда я — дурак, да? — шмыгнул носом мальчишка.

— Могу тебя утешить — я тоже.

Рамон вошел и сел на ковер рядом с Фабианом.

— Томоэ, а что это такое было? — недоуменно спросил подросток. — Когда я ушел — такой грохот и... — он поежился, — и вой.

— Ты знаешь, в чем меня подозревают? В том, что я — полукровка, — Рамон неглубоко вздохнул и закончил: — Это так и есть.

Книга выпала из рук полу-оборотня, а герцог впервые в жизни увидел, как глаза лезут на лоб. Ну, по крайней мере, становятся размером с плошки. Рот мальчишки открылся, словно Фабиан хотел завопить, но вместо крика вышел придушенный сип:

— Это что, шутка?

— Горькая правда. Я полукровка, — Рамон взглядом вытащил из вазы для фруктов яблоко, покрутил в воздухе и поймал. — Еще могу что-нибудь поджечь или взорвать. Надо?

— Н-н-нет, — заикаясь, ответил паренек. Вдруг он сцапал томоэ за воротник и дернул к себе; пару секунд пристально вглядывался в зрачки, потом схватил герцога за волосы так, будто хотел их выдрать, и откинул с ушей.

— Я искусственно созданный полукровка, — пояснил Рамон, пока Фабиан не оставил его наполовину лысым. — Наша связь, которая возникла в Майбурге, — не твоя выдумка. Она действительно существует... из-за меня, и... уже давно.

Подросток отпустил его, отстранился, и вдруг его глаза вспыхнули от негодования.

— И вы молчали?! — закричал полу-оборотень. — Вы молчали?!

— Но Бьяно, если бы ты попал им в руки — Марсе ведь тоже допрашивал тебя...

— Вы молчали, сказать стыдно было?! — подросток вскочил, стиснув кулаки и крича в лицо опекуну уже сверху вниз: — Сказать, что вы... вы мной пользуетесь, как... для чего я вам нужен? Ну, говорите? Для чего?! Вы что, для этого меня купили? Да чем вы лучше этого... этих всех! Давно вы меня используете? И для чего?! Что я не знаю? Что заставляете меня делать?!!

— Бьяно, я никогда ничего не заставлял тебя делать, никогда тобой не пользовался...

— Не ври!!

Мальчишка выбежал из комнаты, хлопнув дверью. Рамон устало закрыл глаза и запрокинул голову на бортик.

Фабиан, насупясь, скрипел пером по бумаге; Феоне расположилась в кресле напротив, обмахивалась веером и неторопливо диктовала основные (числом сорок восемь) принципы телепортации.

Мальчик посадил кляксу и чуть слышно вздохнул. Бурная сцена вчера обернулась не менее бурным стыдом и раскаянием сегодня. Вчера пареньку хотелось удавить опекуна и попинать труп ногами, сегодня полукровка метался по своей комнате, едва не биясь головой об стены, но было поздно — Рамон с утра уехал на заседание Генеральных штатов, оставив Фабиана терзаться муками совести в одиночестве.

Было так заманчиво обвинить герцога в том, что это он заставил своего воспитанника испытывать недостойное влечение к мужчине, а ведь томоэ впервые почти просил его помочь... Эти усталые серые глаза, полные даже не обиды — недоумения, и растерянное лицо Рамона. Парнишка закусил губу. Вот бы всего себя так искусать, да поздно уже! Тогда его взбесило то, что Рамон от него что-то скрыл (как будто у него были на герцога какие-то права!), а сейчас Фабиан готов был кричать о своих хадизарских влечениях на каждом углу, лишь бы это помогло ему вернуть вчерашний день.

Боги, чего он наговорил! Нет, хуже — что он накричал! На томоэ...

— Фабиан, ты не пишешь, — на удивление мягко сказала наставница. Подросток покосился на корсаж чародейки, покраснел и уставился в свой листок. Он так и не решил, что делать, а Феоне... отвлекала.

Феоне пристально-томно изучала ученика из-под ресниц. Хорошо, ничего не скажешь: стройный, гибкий, ухоженный... Когда вчера она услышала просьбу Рамона, то сгоряча хотела превратить его в хомяка. Но, разбив вазу и поостыв, припомнила, что вскоре щенок получит такой урок, который до конца жизни не забудет; к тому же просьбу Рамон озвучил в спальне волшебницы, заключив даму сердца в пылкие объятия и осыпав страстными поцелуями.

"Жалко ему этого сопляка", — фыркнула Феоне и позвала грудным, низким голосом:

— Фабиан.

Мальчик вскинул глаза, заалел еще гуще и поспешно опустил голову. Волшебница подошла, наклонилась над столом и игриво шлепнула паренька веером по макушке. Фабиан поднял голову и уперся взглядом в декольте, глубокое, как море Ок.

— Умпф! — сказал подросток, роняя перо и ерзая на стуле. Феоне обняла его за плечи, так что он почти уткнулся лицом в ее бюст, и потянула завязки его воротника. Полукровка вырвался и ринулся к двери, опрокинув стул.

— Куда?! — рявкнула магичка, щелчком пальцев запечатывая дверь заклятием неоткрываемости. Фабиан кинулся к окну, но чародейка бросилась ему наперерез. Мальчишка заметался по комнате, но Феоне наступала, уверенно загоняя идальго в угол. Наконец слабая женщина победила, закрепив триумф долгим поцелуем. Фабиан, однако, на поцелуй не только не ответил, но и стал довольно грубо сопротивляться. Волшебница отстранилась, раздраженно глядя на объект любви и ласки. А щенок, вместо того, чтобы поблагодарить, утер губы рукавом и заявил:

— Фу!

— Что значит "фу"?! — зарычала чародейка, мигом припомнив все сплетни насчет хадизарского греха. — Я что, тебе не нравлюсь?

— Нет!

— Нет?!

Фабиан зашипел, прикидывая, а не пустить ли в ход когти? Феоне отвесила ему затрещину, насильно осчастливила отрока еще одним поцелуем (Бьяно отпихивался изо всех сил!) и агрессивно спросила:

— Тебе вообще нравятся женщины?

Мальчишка хотел крикнуть "Нет!", но вовремя прикусил язык и подозрительно уставился на волшебницу. Против воли взгляд соскользнул на ее корсаж, с интересом измеряя глубину выреза. Следом за взглядом потянулась и рука...

Из комнаты Фабиан вышел на подгибающихся ногах и с блаженным видом упившегося сливками кота. Вот придурок! И с чего он взял, что это мерзко? Подросток сладострастно облизнулся. Он был непрочь повторить; единственное, что раздражало, — поцелуи в губы, и если бы можно было совсем без них обойтись...

Чувствуя настоятельную потребность подышать холодным свежим воздухом и поостыть, мальчик вышел из дома, пересек двор и обвел улицу мечтательно-затуманенным взором. Попадись ему сейчас Рамон — полукровка бы и не вздрогнул. Он бы томоэ вообще не заметил. Да он даже шпагу дома забыл...

Все еще пребывая во власти любовных грез, Фабиан совершенно не представлял, куда его несут ноги, и изрядно удивился, обнаружив себя позади шумного кармельского рынка. Брезгливо сморщив нос, полу-оборотень заторопился домой, пока вся одежда не пропиталась запахом мусорных куч.

Вероятно, амбре выгребных ям действовало отрезвляюще, потому что на подходе к рынку паренек вдруг ясно почувствовал, что за ним следят — словно кто-то наставил на него лупу и пристально изучал каждую детальку. Не сбавляя шага, мальчик огляделся. Улица была пуста, только где-то впереди слышался стук копыт. Фабиан чутко прислушался. Всадник приближался, и с противоположной стороны ему вторило дробное цоканье. Спустя минуту на узкой улице, загораживая ее с двух концов, показалась пара всадников. Завидев подростка, они пустили коней крупной рысью.

"Черт!" — выхода не было, разве что взлететь на крышу, но Фабиан еще не настолько хорошо владел заклятием левитации. Выручила лавка с капустой, над которой сидел грустный продавец. Фабиан метнул в ящики с овощами разрывной шар, и в воздух рванулся столб зеленых листьев. Под ноги коню хлынула белокочанная лавина, в лицо всаднику полетели разрывающиеся, как бомбы, вилочки; владелец капустных россыпей горестно возопил об утраченном.

Подросток бросился наутек, шмыгнув в просвет между домами, но второй наездник, чудом обогнув сотоварища, погнал коня следом. Фабиан прошептал наконец заклинание левитации, приподнялся над землей и полетел; преследователь послал коня в галоп, а удрать от хадизарского скакуна можно было разве что на метле. Конный в три минуты догнал беглеца, ловко сцапал поперек живота, перекинул через седло и, поворотив коня, помчался прочь. Полукровка извернулся и толкнул наездника коленом, чуть не сверзился сам и получил крепкий подзатыльник.

Зарычав, подросток вцепился когтями в наемника. Всадник взвыл и схватил Фабиана за горло, выпустив узду; завязалась рьяная борьба. Жеребец сердито заржал и наподдал задом, но двуногие не вняли предупреждению. Рассудив, что пара егозящих на спине человеков — это уже перебор, копытное сделало свечку, лихо сбросило обоих и ускакало прочь.

Магу повезло больше — он упал на наемника, который, приложившись затылком о булыжник, притих и не шевелился. Бьяно вскочил и побежал по улице, прячась в тени домов, потом свернул в первый попавшийся переулок. Увы, в первом попавшемся стояла чья-то карета — без гербов и вообще каких-либо знаков на дверцах, в кругу из шести конных. Мальчишка раздраженно развернулся, но не успел сделать и шагу, как на голову обрушился пыльный мешок, видимо, с кирпичом внутри. Все вокруг посерело, и Фабиан безвольно стек наземь.

"Заклятие оглушения", — вяло подумал полу-оборотень, пока его поднимали, обезоруживали, заматывали в плащ и запихивали в карету. Потом окружающая серость плавно перетекла в полную темень...