Холодная

— Ну? — выжидающе сказала она.

— Миледи, он мой брат, честное слово!

Эмма холодно взглянула на "соперницу".

— А значит, тебе тоже небезразлична его судьба. Поэтому замолчи, пока я не уехала.

И Мэри замолчала — но повисшей тишины не выдержала первой.

— Я увольняюсь, — сказала она и направилась к двери.

— Если ты сейчас уйдешь, я тоже уйду, — холодно сказала Эмма, и Мэри остановилась.

— Проси, — обратилась Эмма к Теодору. — Или ты забыл, как это делается?

Теодор сжал зубы, но выбора у него, похоже, не было. Он встал на колени. Эмма бесстрастно смотрела на него.

— Проси, — приказала она.

— Мадам, — начал он. — Я прошу вас не выгонять Мэри Джонсон из моего дома.

Слова давались ему с трудом.

Мэри стояла у двери, изо всех сил стараясь сдержать слезы, но у нее ничего не получалось.

— Ты умоляешь меня? — спросила Эмма.

— Мадам, я умоляю вас быть снисходительной к нам, смертным. О, дайте умереть нам голодной смертью у ваших ног, и мы будем счастливы.

— Господи... — в ужасе прошептала Мэри.

Эмма влепила ему пощечину от злости. Мэри вздрогнула.

— Прекрати свои шутки, Тео. Если тебе нужны мои деньги, ты будешь умолять, — прошипела она.

— Миледи, я умоляю вас не выгонять Мэри из этого дома. Я прошу вас оплачивать дальше все счета. На ваших условиях.

"Я прошу вас простить меня за смелость иметь сестру," — едва не сказал он, но вовремя сдержался. Как странно — он вовсе не чувстововал себя униженным, он только глубоко презирал и ненавидел леди Эмму Эшли. Но если ей так хочется — пусть думает, что получила свое.

— Хорошо, — надменно сказала Эмма и выплыла из комнаты.

Мэри подошла к брату, опустилась рядом с ним на колени и обняла его.

— Ты не должен был поддаваться ей, Теодор, — плакала она.

— Она права, мне нужны ее деньги, — глухо сказал Теодор, обнимая сестру.

— Я достану денег, — сказала она.

— Как? Став куртизанкой? Других возможностей разбогатеть с нуля для женщины я не знаю. Я не могу позволить тебе принести эту жертву, — он улыбнулся.

— Но кто-то же должен принести себя в жертву ради тебя! Ты все для всех делаешь, но какой ценой, Теодор...

— Не волнуйся, Мэри. От унижений не умирают.

— Тварь, — выругалась Мэри.

— Мэри! — изумился Теодор, отодвинул от себя сестру и поглядел ей в глаза. Никогда раньше он не слышал, чтобы она ругалась.

— Ты должен отомстить ей.

— Не хочу. Я настолько ненавижу ее, что просто не хочу иметь с ней ничего общего, даже мстить не хочу.

— Твоя беда в том, что ты очень добрый, — тяжело вздохнула она.

— Когда-нибудь я отдам ей долг и навсегда забуду о ней. Только пожалуйста, не наделай глупостей, Мэри. Обещаешь?

— Я не стану куртизанкой, если ты это имеешь в виду.

— Именно это, — подтвердил Теодор. Он только что пережил ад. Кто придумал фразу "жарко как в аду"? В аду должен царить лютый мороз — как в сердце у его жены. Ад — это ненависть, злоба и непонимание.

Глава 9

Эмма не могла заснуть. Она то и дело вспоминала подробности ссоры в кабинете, но не чувствовала ни удовлетворения, ни раскаяния.

"Жаль, что я не могу на тебе жениться, Мэри, ты была бы идеальной женой. Почему ты все еще не замужем? — Я слишком влюблена в тебя, чтобы идти за кого-нибудь другого..." А потом они рассмеялись, и он поцеловал ее. Сестра — что за смехотворная выдумка! Может, Теодор и хранил верность своей супруге, но это не могло помешать ему любить другую. Игрок, распутник и мерзавец.

Ее он целовал дважды: в день свадьбы и в первую брачную ночь. В эту ночь она отвратила его от себя, и в следующую тоже, и больше он не выказывал никаких намерений поцеловать ее. И вряд ли выкажет — после того, чему она его подвергла. Интересно, встал бы он на колени ради нее? А ради Мэри Джонсон встал...

В ее руках деньги. Если она пожелает, то может заставить его прийти к ней в постель. Женщину, которая продается ради денег, называют проституткой. Есть ли подобное название для мужчины?

Но женщине проще: ей надо только раздвинуть ноги. А мужчина должен желать женщину, чтобы суметь что-нибудь с ней сделать. Возжелает ли ее Теодор? Теперь...

Она встала, накинула халат и отправилась к нему в спальню. Дверь была заперта. Эмма не стала стучаться, и вернулась к себе. Она легла в постель, но сон все не шел. Так она и пролежала до рассвета. Сегодня они с Теодором намеревались поехать на поля, засеянные рожью. Как он встретит ее? Они поедут на поля. Он ненавидит ее. Все деньги принадлежат ей. Она дважды унизила его. Он зависит от нее, сильно зависит. Все в ее власти. Она может заставить его переспать с ней. Теодор.

Кэтрин затянула амазонку на госпоже. Эмма словно была во сне. Она полюбовалась на круги под глазами в зеркало, потом сошла вниз. Она не стала завтракать — не было аппетита.

Теодор уже ждал ее. Он безукоризненно вежливо поклонился. Глаза его были пусты. Они молча доехали до места. Все было в порядке, без проблем. Эти поля почти не пострадали от наводнения. Только один дом нуждался в починке. Теодор в упор взглянул на жену. Она еле заметно кивнула. Только после этого лорд Эшли сказал: "Я пришлю материал."

Они ехали молча.

— Ты придешь ко мне в спальню? — вдруг спросила Эмма.

— Как угодно вам, миледи. Только вдруг я окажусь не способен? Это пугает меня. Вдруг вы в наказание за это откажетесь оплатить некоторые счета?

Голос его был резок и холоден. В нем сквозила насмешка.

— Это ни на что не повлияет, — сказала Эмма.

— Тогда позвольте мне не приходить, миледи.

"Миледи. Он называет меня миледи, хотя раньше всегда была мадам. И он не хочет меня. Если бы у него был выбор, он отказался бы."

— У тебя нет выбора, — сказала она.

Он остановил лошадей и пристально посмотрел на нее.

— Я не приду.

— Придешь, — надменно возразила она, и он знал, что сделает все, пока в ее руках власть над его поместьем.

— Хорошо, приду, миледи. Только не ждите от меня слишком многого.

— Не буду, — повела она плечом.

Эмма закончила прихорашиваться. Расчесала и распустила волосы по плечам. Вымылась и надушилась. Подкрасила губы и глаза. Отыскала самую распутную сорочку и полупрозрачный пеньюар.

Он постучал.

— Войди, — ответила она.

На Теодоре был только халат. Он оглядел спальню, в которой жил почти полтора года. Она превратилась в женскую обитель и пахла духами. Хоть бывали моменты, когда сама Эмма ему нравилась, ее духи были приторными и неприятными ему. Сейчас он порадовался, что она воспользовалась ими. Он вовсе не желал быть соблазненным ею. Но на что способна эта злобная женщина, если он окажется не способен?

Совершенно очевидно, что Теодор не желал проявлять инициативу. Он стоял около двери, даже не пытаясь подойти к ней.

— Подойди ко мне, — приказала она. Теодор подошел. Он был мрачен, и казался рассерженным темным ангелом, призванным уносить на небо души грешных. А значит, и ее.

Они были почти одного роста, и Эмма смотрела ему прямо в глаза.

— Поцелуй меня, — сказала она.

Теодор собрался с духом, чтобы не послать ее куда подальше, и склонился к ее губам. Механически он делал какие-то движения, напоминающие поцелуй, и старался ни о чем не думать и не вдыхать приторный запах духов. Это ему не удавалось. "Как можно назвать мужчину, продающегося за деньги?" — думал он.

Эмма отстранилась.

— Достаточно.

Что-то было не так. Ей и раньше не нравилось все, что было связано с постелью, но этот поцелуй... Раньше она по крайней мере всегда знала, что желанна. Теперь она не могла этого сказать.

Теодор неотрывно глядел на Эмму. Если бы он возжелал ее, все было бы проще. Но он совсем, ни капельки не хотел ее. Он хотел быть как можно дальше от этой спальни и от этой женщины.

— Разденься, — сказала она. На скулах у Теодора заиграли желваки, но он промолчал. Потом снял халат и бросил его на пол. Руки его расслабленно висели вдоль тела, а он пристально смотрел на нее. Что ж, теперь она могла видеть, что поцелуй не произвел на него никакого впечатления.

Весь ее прошлый опыт говорил, что мужчины любят обнаженное женское тело.

Она встала перед ним и медленно сняла пеньюар, бросив его на пол. Теодор не отрываясь следил за ней, а она — за ним. Потом стянула через голову сорочку. И вот они стояли обнаженные друг перед другом, но ни один не подходил ближе. Теодор окинул ее быстрым взглядом, и она заметила выражение неприязни, промелькнувшее на его лице. Сердце ее упало. И дело не в ее теле. Пусть ей двадцать восемь, но она знала, что выглядит великолепно, как в юности. Только груди чуть полнее.

Она вспомнила разговор, подслушанный, казалось, вечность назад.

"...Это имеет большое значение! Я не привык, как ты, валиться в постель с первой встречной," — сказал тогда Теодор. И он не хотел ее. Что она могла с этим сделать?

Эмма подошла к нему, прижалась всем телом и закинула руки ему на плечи.

— Обними меня и поцелуй, — тихо сказала она. Теодор послушно положил руки ей на талию и снова поцеловал — совершенно бесстрастно, как и в первый раз. Она вдруг вспомнила, как он целовал ее в первую брачную ночь. Тогда тоже не было страсти, но была какая-то странная настойчивость, какая-то цель в его ласках. Он хотел возбудить ее. Теперь он этого не хотел.

— Ласкай меня, чтобы я желала тебя.

Он отстранился и посмотрел на нее как на сумасшедшую. Она ждала, но он не спешил исполнить очередной приказ, лишь разглядывал ее как какое-то диковинное чудовище. Он бы, может, и выполнил этот приказ, если бы... Если бы хотел ее хоть чуть-чуть. Но он совсем не хотел ее.

— Чего ты ждешь?

— Чуда, — медленно ответил он и хрипло рассмеялся. Но он не был пьян, как тогда на лестнице.

Эмма резко отвернулась от него и, подхватив пеньюар с пола, набросила на себя.

Странный смех Теодора наконец прекратился.

— Убирайся, — тихо сказала она.

— Как пожелаете, миледи, — с легкой насмешкой ответил он. Эмма лишь слышала, как он поднял с пола свой халат и вышел за дверь.

Он унизил ее. Специально или нечаянно — она понятия не имела. Он вроде слушался ее, но... но он ненавидел ее.

Теодор удовлетворенно улыбнулся, добравшись до собственной спальни. Собственное тело не предало его, чего он так боялся. Его тело тоже не хотело ее, как и его разум. Непонятно, чем это обернется для Эшли-парка и для него самого, но все-таки Теодор ликовал, что оставил ее ни с чем. Какое счастье, что он не женщина и его невозможно "взять" против его собственного желания. Какое счастье, что ее любимые духи вызывают в нем тошноту! Какое счастье, что Эмма не догадалась напоить его чем-нибудь возбуждающим! Ему показалось, что она даже не подозревает, что это возможно.

Странно, что она пошла за этим к нему, а не к одному из ее многочисленных любовников. Вероятно, он был для нее вызовом: как, собственный муж — и меня не хочет?! Он мог бы поклясться, что и она его не хочет, но вызов... Если бы она его хотела сама, может, он и не устоял бы. Если бы она приласкала его, задавшись целью возбудить его и непременно сделать это, неизвестно, устоял бы он. Вряд ли. Но Эмма на удивление легко сдалась.

Подивившись странностям женской натуры, Теодор спокойно уснул.

Проснувшись рано утром, он сразу вспомнил все — и унизительные мольбы на коленях, и странное соблазнение, — но чувствовал себя легко и свободно, несмотря ни на что. Быстро одевшись, он легко сбежал вниз, вышел из дома и направился к конюшням. Его выносливая верная лошадка фыркнула, приветствуя хозяина. Он погладил ее, пожалев, что забыл угощение, но пообещав, что угостит ее позже. Лошадь грустно вздохнула, но возражать не стала.

Теодор оседлал ее и вскочил в седло.

Но он не обратил внимания, что одной лошади в конюшне уже нет — той, на которой обычно ездила леди Эмма.

Они выехали навстречу друг другу на повороте в парке, и оба остановились, неприятно удивленные этой встречей. Теодор оправился первым.

— Миледи, — кивнул он ей любезно и холодно, с едва уловимым налетом презрения. Она молча кивнула в ответ, одарив его пренебрежительным взглядом, и они, разъехались в разные стороны. Теодор скривился, почувствовав шлейф духов, тянувшийся за ней.

Настроение Теодора было испорчено.

Странно. Казалось бы, Теодор был унижен ею, Теодор стоял на коленях, но он не прятал от нее глаза, и даже открыто выказывал ей презрение. Эмма этого не понимала. Словно все было наоборот, словно они поменялись местами.

Эмма вернулась к конюшням и увидела незнакомую лошадь — даже не лошадь, скорее, клячу. Кто-то приехал. Она вошла в дом и увидела в холле... Джонаса Хоупли, подстроившего женитьбу ее и своего негодяя-братца. Джонас выглядел не менее ужасно, чем лошадь, на которой он приехал: лицо его было осунувшимся, костюм ужасно потрепан, глаза пустыми.

— Мистер Хоупли, — надменно сказала она. — Что привело вас сюда?

— Миледи, — поклонился он. — Мне надо увидеться с братом.

— Лорд Эшли на прогулке. Можете подождать его в кабинете, — кивнула Эмма в сторону кабинета Теодора.

— Спасибо, миледи, — снова поклонился он. Эмма слегка качнула головой в ответ и поднялась по лестнице в хозяйские покои. Сердце ее бешено колотилось. Она знала, что должна непременно подслушать, о чем будут говорить братья. Но кабинет Теодора в ее лондонском доме находился в конце неглубокого коридора, а здесь дверь кабинета выходила прямо в холл, и ее мог застать кто-нибудь из слуг. Все равно, подумала Эмма. Она им всем платит. Никто не захочет лишиться работы.

Она быстро переоделась в домашнее платье и встала у окна, надеясь заметить, когда Теодор вернется домой. И она увидела его.

Глава 10

— Милорд, — сказала миссис Кэмп, когда Теодор вошел в дом. — Приехал мистер Хоупли.

— Джонас? — похолодел Теодор. — Какого... Где он?

— Миледи отправила его в ваш кабинет.

— Спасибо, миссис Кэмп.

Теодор не стал переодеваться, и сразу прошел в кабинет. Джонас встретил брата стоя.

— Джонас, — без предисловий начал Теодор. — Ты опять во что-то вляпался? Я же сказал тебе уехать!

...Эмма с лестницы проследила, как миссис Кэмп ушла на кухню, бегом спустилась вниз и встала за неплотно закрытой дверью.

— Я пытался, Теодор!

— И?

— Меня ограбили, — сообщил побледневший Джонас. Нас екунду повисло молчание.

— Ах, — холодно прокомментировал Теодор, усевшись в кресло. — И кто же был этот подлец?

— Теодор, я говорю правду! — едва не закричал Джонас. — Судно уже вышло из порта, когда разыгралась гроза! Судно было повреждено, и нам пришлось вернуться в Лондон! Я возвращался в комнату, когда на меня напали и ограбили! Я несколько дней провалялся в постели, но не мог же потом уехать! У меня не осталось денег!

"Интересно, — размышляла Эмма, — зачем Теодор отправлял братца из Лондона? Чтобы тот о чем-то не проболтался?"

— Джонас, я предупреждал тебя, чтобы ты больше не играл, потому что не смогу тебя выручить. Сколько ты проиграл на этот раз?