Часть 1. На Туманных Островах

Распахнулась дверь в углу. Ворвавшийся в спальню старик с редкими, торчащими во все стороны седыми волосами глянул на корчившуюся на полу Виверию, на молящегося лекаря — и вскинул руки, направляя в него струи синего пламени. Огонь поглотил его тело, принялся лизать оголённую кожу, но не смог причинить ни малейшего вреда последователю Единого.

— Хетаг! — завизжала ведьма, приоткрывая покрасневшие глаза. — Живьём!!! Он нужен... для... обряда... Велегору...

Подъёмник в потолке пополз вниз, и спустившиеся в спальню трое колдунов, оставленных Виверией на страже, испуганно шарахнулись в разные стороны, увидев яркую, светящуюся фигуру в комнате. Януш молился истово и пламенно, не открывая глаз, и тело его с каждым словом наливалось благодатным сиянием... о которое, как о невидимую стену, разбивались все заклятия слабеющего Хетага.

— У-у... — взвыла Виверия, прижимая обугленные ладони к лицу, — у-уберите-е его-о-о-о!!!

Савин и Этьен последовали примеру Хетага, и спальня наполнилась вспышками молний, колдовского огня и ледяных игл — но все они разбивались при встрече с золотистым светом, исходившим от фигуры лекаря.

Дрогнул свод пещеры. Ухнула, застонала земля. Устало вздохнула потревоженная шахта...

— Он же нас всех тут похоронит!!! — запаниковал Этьен, бросая перепуганные взгляды то на Хетага, то на Савина. — Земля дрожит!!!

— Будь ты проклят! — завопила Виверия, отрывая руки от изуродованного ожогами лица. — Будь ты проклят!!!

Рейнхард оказался единственным, кто не стал применять магию. Он выхватил из-за пояса кинжал и, улучив момент, когда Януш ненадолго замолчал, набирая воздуха, метнул его вперёд.

Лекарь болезненно вскрикнул, схватился за рукоять попавшего в плечо кинжала, и рухнул на землю.

Золотое сияние погасло.

— Живьём! — первой очнулась Виверия. — Живьём!!!

Рейнхард с Савиным набросились на ослабевшего лекаря, вздёрнули на ноги, скручивая руки за спиной. Януш так и не сумел вытащить кинжал из плеча, и подскочившая к нему Виверия схватилась за рукоять, с силой проворачивая засевшее глубоко в груди лезвие.

— Не надейся на быструю смерть, ублюдок! — с ненавистью прошипела ведьма, вырывая кинжал из окровавленного плеча лекаря; Януш коротко застонал, тряхнул головой, пытаясь совладать с болью. — Ты будешь гнить в камере, пока не придёт срок, и Клеветник не получит своё! А до тех пор ты станешь мясом, подопытным материалом для моих учеников! Ты будешь умирать тысячу раз, и каждый раз молить о смерти — но я не позволю тебе умереть! Живой труп, ходячий мертвец, падаль — вот кто ты отныне такой! И будь проклят ты и твой Бог...

Рука её, по-прежнему сжимавшая кинжал, нанесла удар, с силой всаживая лезвие в его плечо, и Януш вскрикнул, когда Виверия вновь провернула рукоять.

— На нижний уровень! — рявкнула ведьма в сторону Хетага. — И проследите, чтобы он не смог читать свои молитвы!

— Можно отрезать ему язык, — предложил Рейнхард, удерживая отяжелевшего от слабости лекаря на ногах. — Выколоть глаза. Тогда он не сможет молиться и творить символы своего Бога.

— Нет! — каркнула Виверия, и рука её вцепилась в горло лекаря, вздёрнула, заставляя его поднять голову. — Нет. Я хочу, чтобы он видел, что с ним делают. И мог молить нас о смерти...

Ведьма мотнула головой, отпуская его, и Рейнхард с Савиным поволокли обессиленного лекаря к подъёмнику.

Глава 6. Право выбора

Он закончил читать беззвучную молитву и открыл глаза. Это немногое изменило — Виверия велела держать его в темноте, и единственным источником света служил коптящий факел в коридоре, там, куда время от времени приходили его тюремщики. Он давно потерял счёт времени, хотя и пытался поначалу делать зарубки на каменистых стенах подземного грота, служившего ему камерой. Но бывали дни, когда его забирали в лабораторию для пыток и опытов, и тогда он просто терялся в проведённых там часах. А когда бросали обратно в камеру, терял сознание, и не мог даже приблизительно сказать, сколько времени отлёживался на влажном полу, пытаясь прийти в себя.

Приходили к нему редко. Самым частым гостем был Этьен, приносивший еду и питьё раз в сутки, и подлечивавший его после пыток; иногда наведывался Рейнхард, проверить замки и заклятья, наложенные на массивную дверь, и время от времени появлялся Хетаг, его главный мучитель. Хетаг заведовал лабораторией магов, и в его же распоряжении находилась камера пыток, где обучаемые колдуны могли воочию наблюдать результаты всех заклинаний на живом материале. Кроме Януша, в лабораторию приводили карликов, один раз колдунам попался мародёр, и то и дело несколько магов помоложе выпускали из многочисленных клеток отловленное на Островах зверьё. Лекарь в полной мере ощутил на себе проклятие ведьмы: он едва мог молиться, но Хетаг с адептами раз за разом вырывали из его горла дикие, нечеловеческие крики, после которых он на несколько дней терял голос.

От помешательства спасало лишь непрестанное чтение заученных наизусть священных текстов. Молиться приходилось беззвучно, одними губами, иначе колдуны каким-то непостижимым образом слышали его. Рейнхард, самый сильный из тюремщиков, избивал его каждый раз, как только он попадался, не прибегая даже к использованию магии — бил просто и безыскусно, ногами выбивая из скорченного, ослабевшего лекаря "божественную дурь".

— И когда ты уже успокоишься? — искренне поражался Этьен, единственный, кто вступал с ним в переговоры. — Забудь о своём Боге — и Рейнхард тебя не тронет! Виверия, возможно, даже позволит тебе жить среди нас! Сможешь видеть своего сына...

Эти слова били куда больнее сапог Рейнхарда.

— Всего-то и нужно, что обряд посвящения пройти! — продолжал уговаривать его Этьен. — Приятного, конечно, мало, но в твоём положении не выбирают, лекарь! Глотнёшь из чаши скверны, отречёшься от своего Бога, и спокойно заживёшь в Норе! Тебе даже жертвоприношение делать не придётся — ведь ты не из колдунов, так, подопытный материал, всего лишь человек...

Вначале Януш пытался возражать, потом объяснял, затем отмалчивался, а порой и вовсе не реагировал на непременные уговоры молодого колдуна. Но как-то всё же спросил:

— Почему ты остался на Островах, Этьен?

Маг ответил не сразу. Кинул на пол миску с питательной жижей, потёр покрытую ожогами щеку.

— Интересно стало, — ответил он наконец. — Как это — когда в твоих руках власть над людьми... когда движения одного пальца достаточно, чтобы подчинить их своей воле... ну а потом... вырваться уже не смог.

— Почему? Разве ты не можешь покинуть Нору и Острова в любой момент?

— Нет, — отрезал колдун. — Ты здесь не единственный заключённый, лекарь. Небесный камень не пускает нас. Его магия. Мы питаемся невидимой смертью, черпаем в ней разрушительную силу — но живы лишь до тех пор, пока она нас окутывает. Если кто-то посмеет отречься от данных на обряде посвящения обетов, и покинет Острова — невидимая смерть убьёт нас так же быстро, как убивает смертных, которые то и дело пробираются на Парадис. Смерть небесного камня повсюду... и все мы — пленники в её тюрьме.

Больше Этьен с ним о магии не заговаривал, Януш тоже оставил расспросы. Тишина камеры, звуки земли и постоянный полумрак, окружавший его, постепенно вогнали его в то состояние, когда не замечается ни течение застывшего времени, ни условия окружавшего пространства. У Януша остался единственный Собеседник, и лекарь неустанно общался с Ним — заново переживал ночь своего грехопадения, каялся, плакал, и молил Единого лишь об одном — о спасении своего сына, Велегора.

За бесконечное время заключения он вспомнил всю жизнь, каждый проступок, каждое невнимательное, небрежное слово, которое могло ранить окружавших, каждый свой отказ. Вспомнилась отчего-то — хотя лекарь всегда считал, что поступил тогда правильно — первая ночь превращения Велизара. Охотник до последнего надеялся, что зараза минует его, беда обойдёт стороной — но в тот вечер оказался на улице один. Януш не позволил Бажену выйти из дома, заперся вместе с ним, отказавшись открыть двери рычавшему под стенами Велизару.

— Отвори, лекарь! — ревел изменившимся, хриплым голосом охотник. — Открой, помоги мне!!!

— Я помогу тебе завтра, — пообещал тогда Януш. — Сейчас я ничего не могу сделать. Ты опасен...

Велизар закричал, долго и протяжно, так, будто его душу вытягивали раскалёнными щипцами, и ударился всем телом о дверь. Зарычал, завыл, криком облегчая адскую, терзавшую тело боль превращения.

— Пусти, лекарь! — взмолился священник Бажен, пытаясь оттолкнуть Януша от двери. — Ему же там плохо!

— Здесь ему тоже будет плохо, — отрезал Януш, отпихивая священника вглубь комнаты. — Но потом его муки окончатся... как и наши с тобой жизни, если мы пустим его внутрь!

— Помоги мне! — ревел под стенами Велизар, уже почти неузнаваемым, нечеловеческим голосом. — Пусти меня! Ты же обещал... лекарь!!!

— Я помогу тебе завтра...

Сидя в темноте камеры, Януш закрывал лицо руками, пытаясь унять глодавшую его совесть. Просил прощения, вспоминал каждое своё слово... Ведь мог же он хотя бы подготовить Велизара к тому, что его ждёт! Мог облегчить муки превращения первой ночи, объяснить, что ожидает молодого оборотня — но вместо этого предпочёл махнуть рукой, отмолчаться, замять страшную правду, напитать ложными надеждами о том, что всё ещё может обойтись.

Велизар наутро, помнится, ни в чём его не обвинял, даже поблагодарил за то, что лекарь защитил его друга, Бажена, от опасности. Охотник заочно его простил, в то время как сам Януш простить себя так и не смог...

...Этот день ничем не отличался от предыдущих. "Днём" Януш называл условно тот период времени, когда появлялся с едой Этьен. Но колдун задерживался, и Януш уже решил, что сегодня он останется без пищи — так бывало, и не раз — когда дальняя дверь, та, которую он не мог видеть из оконца своей камеры, скрипнула и отворилась.

Вот только шаги, лёгкие и осторожные, совершенно не походили ни на тяжёлую поступь Рейнхарда, ни на быструю, подпрыгивающую походку Этьена. Януш подумал, что это могла быть Виверия — ведьма навещала его крайне редко, раз или два за всё то бесконечное время, что он провёл здесь — но тотчас отмёл эту мысль. Тот, кто шёл к нему по тускло освещённому коридору, был тут явно впервые. Звук шагов приближался, но человек двигался осторожно, несмело, точно пробуя каждый шаг на ощупь. Странного посетителя сопровождал мерцающий синий огонь, похожий на тот, которым освещали себе путь в подземных коридорах все здешние колдуны, и этот огонь остановился напротив его оконца. Посетитель тоже замер, и Януш услышал треск снимаемых с замка магических заклятий — тех, которые каждый раз накладывали его тюремщики.

— Работа Рейнхарда! — презрительно фыркнул тонкий детский голосок. — Плёвое дело! Эй, кто там? Я чувствую, там кто-то живой! Отвечай! Кто ты?

И сердце Януша дрогнуло. Потому что других детей в Норе не было...

— Велегор! — крикнул он, вкладывая в голос всё, что осталось от его сил. — Велегор, сынок!

Дыхание его стало частым и прерывистым, Януш подполз к двери, прикладывая разбитые ладони к замку. Сон или явь? Он провёл здесь столько времени, так долго молился, так боялся сойти с ума... неужели правда? Его сын, Велегор, пришёл к нему... пришёл сам!..

— Ого, — удивился голосок за дверью. — Ты знаешь моё имя? Откуда? Ты тоже колдун? Видишь сквозь стены?

— Нет, — Януш почувствовал, как губы его расплылись в улыбке, а голос предательски задрожал, — нет, Велегор! Я не колдун. Просто я... так часто думал о тебе... и ты пришёл!

— А откуда ты меня знаешь? — снова полюбопытствовал мальчик. — Я же тут впервые!

Его сын стоял за дверью, прислушиваясь к хриплому дыханию пленника, и лекарь диким усилием заставил себя мыслить трезво, загоняя все чувства на дно пробуждённой души. Велегор был ребёнком... и пугать его так сразу своими откровениями Януш не хотел.

— Впервые... и как же ты сюда попал? — сглотнув, спросил Януш.

— Проследил за Этьеном, — самодовольно похвалился сын. — Я давно заметил, что они с Рейнхардом и Хетагом шастают на нижний уровень, но они не говорили мне, куда ходят. И тогда я решил узнать сам. Виверия говорит, я должен получать то, что хочу. И я получил! — Велегор рассмеялся, и звонкий детский смех эхом разнёсся по коридору.

Януш сглотнул. Велегор общался с ним на равных, совсем как взрослый, и нотки самодовольства и презрительного превосходства пронизывали каждое его слово.

— Пришлось прочесть заклинание невидимости и огреть Этьена оглушающим заклятьем, как только он провёл меня в этот коридор, — бодро продолжал Велегор. — Валяется теперь как труп на полу...

— Сколько тебе лет, Велегор? — мягко перебил Януш. Мысль о том, что его сын совершенно равнодушно говорит о мертвецах и насилии, отрезвляла и заставляла думать быстро.

— Почти семь, — откликнулся сын. — А ты зачем спрашиваешь?

— Семь... — медленно повторил Януш.

Теперь он знал, сколько времени провёл в этой ненавистной камере. Значит, с тех пор, как Виверия провела его в Нору, прошло целых три года... Три года, растворённых в непрестанной боли, пытках, темноте, телесной немощи...

— Ты можешь открыть дверь, Велегор? — мягко спросил лекарь, вглядываясь в прерывистое мерцание синего пламени за окошком. — Тогда мы смогли бы поговорить...

— Мы и так говорим, — неожиданно грубо отрезал Велегор. — И ты не ответил. Зачем ты спросил, сколько мне лет?

— Прости, — сглотнув, заговорил Януш. — Я провёл здесь много времени в одиночестве и совсем разучился общаться. Я спросил, сколько тебе лет, потому что теперь знаю, сколько времени прошло со дня моего заключения. И ещё я знаю, что мой сын стал совсем взрослым за это время.

— Твой сын? — заинтересовался собеседник.

— Да. Мой сын. Ты, Велегор.

Януш напрасно боялся реакции стоявшего по ту сторону двери: он всё равно оказался к ней не готов.

— Что такое "сын"?

Лекарь прикрыл глаза, щекой прижимаясь к двери, коротко выдохнул, собираясь с мыслями. Может ли так быть, что Велегор не знает простейших понятий? Впрочем, откуда... если всё, что он видел, так или иначе вертелось лишь вокруг магии.

— Скажи мне, Велегор, ты знаешь, кто такая Виверия? Ты упомянул её имя...

— Ты не ответил! — раздражённо начал ребёнок, но Януш вовремя его прервал.

— Я отвечу, — мягко проговорил лекарь, — но вначале мне нужно понять, что знаешь ты. Чтобы не повторяться. Чтобы ответить как можно точнее...

Велегор фыркнул, но как-то нерешительно. Януш услышал, как он завозился за дверью, и, судя по звуку, опустился прямо на землистый пол.

— Ладно, — согласился сын. — Виверия — это женщина, которая отвечает за меня. Она здесь главная, как и я. Но я ещё недостаточно взрослый, и мне нужна помощь. Она следит за тем, чтобы я был всем доволен. Некоторые называют её моей матерью, но Виверия говорит, что я не должен обращать на это внимания. Виверия учит, что у меня не должно быть...

— Привязанностей, — тихо закончил Януш.