Господа офицеры! Книга 2.

Снял с предохранителя, выжал рычаг, спустил с рукоятки предохранительное кольцо и стал ждать. Пока рычаг на рукоятке не отпустишь, граната не взорвётся. Поручик мог держать взведённую гранату хоть десять минут, силы в пальцах хватало. Как только загрохотали взрывы у паровоза, присмотрелся и метнул сам. До амбразуры с откоса было метров десять. Граната легла удачно, чуть зацепилась ручкой, но нырнула во внутрь. Грохнуло сильно, вагон загудел. Аженов начал отползать назад. Винтовок гранатомётчики с собой не брали, только наганы. Вторая серия взрывов раздалась в хвосте пояса. Там же взорвались несколько снарядов, выметнув вверх фонтан огня. Паровоз повредить не удалось, он рассерженно зашипел и дёрнул состав, начав отход к станции. Пулемёты выдали по несколько очередей по краю откоса, но все находились в мёртвой зоне, а дураков вставать в полный рост под пули не было. Начали быстро отползать в сторону своих.

Как только бронепоезд выполз из низинки, за него взялись артиллеристы, пытаясь зацепить паровоз. Пару снарядов в бронепоезд они все-таки влепили. Один фугас уже разорвался на мосту, когда поезд перешёл через речку. Остановить, к сожалению, не получилось, но ущерб нанесли знатный, перебив половину артиллерийской команды и повредив орудия. Без бронепоезда красным придётся туго. Гранатомётчики победителями вернулись в роту. Аженов не подозревал, что своим броском в амбразуру убил командира и комиссара бронеотряда и плюс ещё восемь человек в броневагоне.

— Как там, Петр Николаевич? — спросил Озереев.

— Нормально, Вадим Егорович. Артиллеристов подорвали, а я умудрился в амбразуру гранату забросить. Результата не видел, но бухнуло внутри здорово! Считай вывели бронепоезд из строя. Сюда он больше не поедет, поскольку наши артиллеристы его снарядами нашпигуют, а с той стороны речки он пулемётами не достанет. Самое время наступать.

В атаку повёл сам генерал Марков. Его белый полушубок и белую папаху было видно всем. Он встал, вскинул руку с наганом, посмотрел влево и вправо и закричал: — Полк! В атаку!

Офицеры поднялись как один и бросились вперёд. Не успели проскочить пятьдесят метров как навстречу вскочили красные и густыми цепями побежали навстречу.

— Вперёд! — закричал Марков, почувствовав торможение бегущих офицеров. Все тут же наддали ходу. Патроны берегли и шеренги сближались молча, лишь запалённо дыша. Отделение Якушева, оказавшееся несколько в стороне от схватки, ударило во фланг из винтовок. Этого хватило, чтобы красные остановились и бросились в обратную сторону. Ноги сразу у всех побежали быстрее, стремясь догнать отступающего противника. Пулемёты красных успели ударить лишь на несколько секунд, но задержать наступающую массу у них не получилось. Пулемётчиков тут же перекололи и побежали дальше, врываясь в улицы станицы. Красные скатывались в реку, перебегали по бродам на ту сторону, на короткое время пропадая в береговых камышах и рвались к станции Станичка под защиту бронепоезда и в голый лесок на той стороне реки.

Полк двинулся вслед за противником. Два пулемёта удалось перетащить через мост. Оживший бронепоезд ударил из орудия и пулемётов подметая свинцом железнодорожную насыпь, сметая перебежавших на ту сторону офицеров. Наступающие добровольческие силы двинулись через реку, ударив в направлении станции и станицы, основная часть которой находилась на противоположном берегу.

Реку переходили вброд. Опять холодная вода и высокий глинистый откос на той стороне. Пётр дважды скатывался, пытаясь заскочить сходу на кромку берега. Между станцией и станицей маленький лесок, из которого бьёт пулемёт. Беспрерывно строчат пулемёты с бронепоезда. Ещё одна офицерская батарея начала засыпать его снарядами, поддерживая наступление. Роты залегли, начали перестрелку, несколько снарядов ударили по леску, заткнув пулемёт. Тут же последовала команда: — Вперёд!

Аженов бежал тяжело. Мокрые сапоги проскальзывали. До леска, который атаковал взвод было метров триста. Красные отстреливались отчаянно, и бесполезно. Офицеров было уже не удержать, это понимали обе стороны. Хотя людей в первой цепи становилось всё меньше. Ударили страшно. Перекололи всех, кто не бросился наутёк. Поручик заколол в рукопашной троих. Двух срубил грудь в грудь, одного в спину. От леска повернули в сторону станции. Вторая рота, развернувшись, заняла южную окраину станицы. Саму станицу с фронта атаковали юнкера и корниловцы.

Взвод Згривеца от леска наносил удар влево во фланг станции. Опять выкатились под пулемёты бронепоезда и залегли. Большевики дрались стойко, понимая, что вряд ли ещё Добровольческая армия подойдёт к железной дороге так близко, и будет возможность поддержать бронепоездами и перебросить подкрепления. За станцию дрались долго. Две батареи всё-таки задавили проклятый бронепоезд, и он отошёл из-под ударов артиллерии. Станцию с помощью третьей роты взяли. Красные попытались провести контратаку, но её отбили несколькими залпами и штыками. Остатки противника отошли зализывать раны вдоль железной дороги.

В станице ещё с час гремели выстрелы, большевики оказывали ожесточённое сопротивление. Из Кореновской их к вечеру выбили, но преследовать уже не было сил.

Десять тысяч большевиков разгромить оказалось не так просто. Именно такую цифру назвали пленные. Офицерский полк потерял тридцать человек убитыми, сто тридцать ранеными. Другие части тоже имели ощутимые потери. Обоз Добровольческой армии увеличился на двести подвод с ранеными бойцами. Армия ощутимо слабела после каждого боя, активных штыков становилось всё меньше и меньше, обоз всё длиннее и длиннее. Тряска, холод, неотлаженное питание, выздоровлению от ран никоем образом не способствовали. Случалось, раненые офицеры и стрелялись, не желая терпеть муки и осложнять положение товарищам. Не было ни тыла, ни места, куда можно было бы отправить раненых добровольцев. Умереть за Отчизну никто не боялся, а вот оказаться в санитарном обозе было страшно. Оттуда каждый день хоронили умерших.

Офицерский полк расположился ночёвкой на станции. В немногочисленных зданиях набились вплотную. Температура хоть и была плюсовой, но в пакгаузе было холодно и промозгло. Подстеленная клеёнка делу не помогла. К утру Пётр закоченел, как сосулька, и был рад что объявили подъём и можно встать, и подвигаться, разгоняя кровь. Ноги, стиснутые сапогами, не отдохнули, вышагивая по земле неловкими, тупыми колодами. Пришлось сесть на землю и перемотать портянки. Трупы красных никто не убирал (ночью право не до них). Вся местность вокруг была усеяна взгорками упавших тел. Покосили их много. Только под станцией лежало сотен пять. Своих убитых и раненых собрали ещё вчера, медики работали всю ночь, оказывая помощь и зашивая раны.

Захватили пулемёты, много патронов и 600 снарядов. Два котла с оставшимися от красных щами съели ещё вчера, перед сном. С утра взводный приказал осмотреть тела убитых, густо лежавших между леском и станцией и собрать для себя патроны, если попадутся наганы.

Пётр вытряхнул снятый с первого большевика мешок, переложил в свой найденный кусок сала, очистил подсумки и забрал те, что было в мешке. Подумав взял ещё один сидор, решив в один складывать патроны, во второй всё ценное. Обошёл полтора десятка убитых и набил оба мешка под завязку. Под тысячу патронов, граната, наган, четыре банки консервов, теплые новые портянки, сало, шпик, два круга колбасы, каравай хлеба, ну и разных мелочей, включая зажигалки, две серебряных ложки, две металлических фляги в чехлах и, естественно, деньги. Ребят попросил, если найдут патроны для его "австриячки", то крикнуть. У самого Петра осталось два десятка. Кричали дважды и он стал обладателем двух сотен, выщелкав даже те, что были в винтовках. У одного большевичка на животе оказался пояс с монетами и золотыми украшениями. Видно ограбил кого-то и не один раз. Монеты Пётр забрал себе, золото отдал потом взводному, для передачи казначею. За два часа обыскал десятка три трупов, набил четыре мешка патронами, продовольствием и нужными вещами. Найденный браунинг с патронами отдал Озерееву. Весил он меньше, чем наган и быстрее перезаряжался. Юриксону повезло, нашёл тело матроса с маузером в деревянной кобуре. Патронов, правда, в нем не было. Но патронов потом ему у большевиков нашли. Для своих наганов Петр тоже набрал почти две сотни. В общем не поле боя, а золотое дно. В леске, где густо положили матросов, взвод обогатился гранатами. Набрали поболее шести десятков. Что они их не использовали во время боя — непонятно. Видно носили для форса. В трети не оказалось запалов, но для подрывников — сойдут! Пулемётные ленты тоже снимали с тел — пригодятся для пулемётчиков. Вещмешков у матросов практически не было, а вот денег и награбленного золота — полные карманы бушлатов. Згривец приказал все украшения сдавать ему. Пётр взял себе два колечка с изумрудами — подарить матери и сестре, как увидятся, прочитав над ними очистительную молитву.

К обеду сбор трофеев закончили. Взвод прибарахлился. Патронов собрали тысяч двадцать, у каждого теперь был наган, а то и два, и по гранате. Можно было воевать. Набрали и продовольствия. Озереев подобрал себе отличные сапоги, ещё два десятка пар взводный приказал сдать в обоз, было там у роты две своих телеги. Сняли восемь пар бурок, с десяток полушубков — пригодятся укрывать раненых.

Пообедали. Запили всё горячим чаем с сахаром.

— Хорошо! — сказал Пётр, допивая вторую кружку. Нутро наконец-то согрелось, да и весеннее солнышко выглянуло из-за туч, согревая напоенную кровью землю.

Вечером армия двинулась на юг. Корнилов хотел соединиться с Кубанским отрядом, откатившимся под ударами красных в район Екатеринодара. Сил у большевиков было много, могли зажать и окружить армию. Даже во взятой Кореновской численность большевиков было в четыре раза больше. Противник не был уничтожен, просто понёс значительные потери и откатился на пять-шесть вёрст, зализывая раны. Но тысяч пять у них выбили.

Г Л А В А 12

Всю ночь двигались спокойно. Три роты офицерского полка шли впереди обоза, четвёртая, вместе с Партизанским полком прикрывала сзади. С рассветом погода изменилась в худшую сторону, подул злой, холодный ветер и пошёл мелкий дождь. Единственное сухое и тёплое место на теле — под брезентовым вещмешком. Пётр поднял воротник шинели и надвинул папаху поглубже, думая, что для таких деньков надо обзавестись дождевиком, или сшить из клеёнки накидку. Потом на ходу достал из вещмешка башлык и надел. Сразу перестал холодить левое ухо ветер, а дождь сечь лицо и стекать холодными струйками за шиворот. В движущейся колонне все начали утепляться.

"Если нам хреново, то каково раненым лежать под ледяным дождём?!" — подумал Аженов, твердо ставя ноги, стараясь не поскользнуться на расползающейся дороге.

К полудню одолели тридцать вёрст и вышли к станице Усть-Лабинской. Станица стояла на слиянии рек: Лаба впадала в Кубань. Здесь через полноводную Кубань имелся мост, только через него можно было переправить многочисленный обоз с ранеными. Авангард атаковал сходу мощный заслон, выставленный красными. Офицерский полк, а за ним весь обоз встали. Впереди шла стрельба, посвистывали пули.

Подскакал генерал Марков:

— Первая рота, за мной, бегом марш!

Пётр бежал в колонне вместе со всеми вслед за генералом. Тот уводил роту вправо, к западной оконечности станицы. На стоге сена стоял Корнилов, что-то рассматривая в бинокль в серой хмари секущего дождя.

— Сергей Леонидович, — громко сказал он Маркову, — пошлите роту туда, — показал Корнилов рукой.

Марков дал команду, рота развернулась в цепь и пошла в сторону станицы. Из-за насыпи виднелись только краешки крыш. Что там делалось, было непонятно. Недаром главнокомандующий забрался на стог.

Пули посвистывали, хотя противника было не видно. Из-за насыпи появились фигурки:

— Юнкера отступают, — пронеслось по цепи.

Следом за юнкерами появились густые цепи красных. Юнкера добежав до ротной цепи, разворачивались, занимая промежутки, командиры быстро сколотили вторую цепь за офицерской. Красные заволновались, сообразив, что наткнулись на свежую часть остановились и ринулись в обратном направлении.

— В атаку бегом! Марш! — сориентировался ротный, и офицеры перешли на бег, пытаясь догнать противника.

У станицы, оказывается, были выкопаны окопы, их опять ждали. Красные попрыгали в окопы, тявкнули несколько раз пулемёты, но было уже поздно. Ударили дружно из винтовок и на плечах противника ворвались в укрепления. Пётр пальнул в пулемётчика и перепрыгнув через окоп ринулся дальше. Кольнул штыком спину, ударил прикладом ещё одного. Красные заметались по улицам и по дворам.

— Шагом! — закричал Згривец, понимая, что долгого бега взвод не выдержит. Пошли медленнее, изредка постреливая по отходившим красноармейцам. Прошли станицу насквозь, захватив западную часть. Марков развернул роту на восток, пошли вдоль станицы к её восточной окраине. Наткнулись на кучу трупов — здесь уже прошли корниловцы, в задачу которых входило захватить мост.

Роту поставили в заслон. С востока со стороны Кавказской ожидалась атака красных. Народ был рад передышке. Пробежали уже версты три и у всех было желание отдышаться. Обоз начал двигаться к мосту, оттуда послышался взрыв. Красные подорвали мост, но не слишком удачно. Как оказалось, сделали в настиле только здоровую дыру.

Слева, за железной дорогой выстроились вторая и третья рота полка, перекрывая опасное направление. Развернули батарею. Красные себя долго ждать не заставили. Со стороны Кавказской подошёл эшелон, мгновенно выгрузился и растянувшись цепью, двинулись к станице. Шли уверенно. Сразу видно, обстрелянные фронтовики.

"Не меньше полка" — подумал Пётр, наблюдая за приближающимися большевиками. Добровольцы залегли. Начали бить орудия. Подошедший бронепоезд поддержал наступление огнем из орудий. С трехсот метров открыли огонь пулемёты, ударили винтовки. Петр расстрелял две обоймы. Красную цепь проредили, но она всё равно двигалась вперёд, опираясь левым флангом на реку, а правым флангом огибая поставленный заслон.

Пётр лежал на бугорке и всё видел. Большевики выкатили из эшелона два орудия, но успели сделать по паре выстрелов, не больше. Офицерская батарея показала класс стрельбы: два снаряда — две вражеские пушки. Стояли они, правда, близко можно было достать и из винтовки, но меткость поразительная. Красные подхватили их и затащили повреждённые орудия в эшелон. У бронепоезда работала всего одна артиллерийская платформа, но из-за эшелона его не было видно.

Когда до вражеской цепи осталось двести шагов, прозвучала команда:

— В атаку, вперёд!

Подхватились дружно. Это страшно, когда перед тобой вырастает цепь бойцов. Блестят жала штыков, стволы смотрят в грудь, стоит рёв, в котором очень трудно разобрать "Ура!". Красные, не выдержав штыкового удара дрогнули и побежали. Марков успел подключить и четвёртую роту, охранявшую с тыла обоз. Добили большевиков, просочившихся к переправе. Эшелон начал отходить, часть красноармейцев бежала следом, не успев сесть. Преследовали красных недолго — метров пятьсот. Сил уже было совсем мало, даже у Петра. Подскочил конный дивизион и врубился с фланга в отступающего противника. Остатки красных отошли, выйдя из зоны видимости. Обоз медленно полз через станицу к переправе, собирая убитых и раненых. Начал отходить юнкерский батальон, державший оборону с запада. Через узкую дамбу, ведущую к мосту, повозки двигались полночи. Офицерский полк отходил последним. Дыру в каменном мосту Техническая рота закрыла щитами, вполне можно было пройти и проехать. С той стороны моста за пулемётом лежали женщины — остатки подразделения из Батальона Смерти, прославившегося под Сморгонью. Их было немного в Добровольческой армии, человек двадцать, многие с Георгиевскими крестами. Дождь уже давно прекратился, чуть потеплело. Возбуждение боя ушло, хотелось рухнуть и забыться.