Кто поверит эху? - Часть 1

Младший Таэна свернул свиток, отложил на столик. Там много еще говорилось про Энори, но, помимо дружеских связей и загадочных случаев помощи людям, все это было совершенной и бесповоротной чушью.

Кто же он все-таки, обычный шарлатан-выскочка, человек, и вправду наделенный неким непостижимым даром или старательно созданный образ... кем созданный и для чего?

— Я все равно не могу взять в толк, почему ты настолько ему доверяешь, — признался Кэраи, когда брат вечером наведался к нему в гости.

— Если б не он, Тайрену не было бы в живых. Как я могу не верить?

— Но почему ты думаешь, что это он?

— Ему одному под силу снять приступ. И всегда было так.

Кэраи походил по комнате, подумал.

— Не могу поверить, что мальчишка-подросток обладал столь большими познаниями, — признался он. — Я знаю, что посвященные владеют приемами точечной медицины — они лечат иглами или просто касанием, но этот нигде не учился — судя по твоим словам, попросту негде было. Может, его приемные родители были не так просты?

— Обыкновенный смотритель моста с женой. Их знали в округе.

— Но мальчик не был их сыном или внуком, мало ли кем назвался. Он-то откуда пришел? Неизвестно. Неясно даже, сколько ему на самом деле лет.

— Какая разница?

— Большая. Он мог выглядеть младше, чем есть — и тогда, и теперь. Это значило бы, что кто-то его учил и мог дать кое-какое поручение...

— Да прекрати ты, — рассердился старший. — Пока ты там развлекался со столичными певичками, Энори помог мне не раз и не два. А уж за Тайрену я и вовсе ему обязан.

— Это меня и беспокоит... А я, как ты можешь догадаться, не только развлекался, но еще собирал кое-какие сведения. Ты, уж прости, действуешь, как медведь — пришел и повалил дерево. Это кое-кого пугает — в столь нелюбимой тобой Столице.

— Если они захотят отобрать-таки у нас эту землю, не отдам, — сказал Тагари.

— Пока не хотят. Выжидают. Но охотники есть и там, и тут. Не забывай, Столица пока решает, что ей выгодней — ввести сюда свое управление, передать власть удобному местному или даже — не смотри так — поджечь границу. Война никому не нужна, а вот некоторая небольшая заварушка может и пригодиться.

Симпатию племянника нужно было еще заслужить. Тот лишился матери через год с небольшим после рождения. Тайрену недавно сравнялось девять. Сам Кэраи всего два раза видел мальчика, когда приезжал в гости из Столицы — и, разумеется, при рождении, но это было не в счет. Болезненный ребенок, замкнутый и недоверчивый, при кратких встречах оттаял довольно быстро, но Кэраи сам не слишком умел общаться с детьми, и другом мальчика стать не сумел, да и не стремился.

В те короткие визиты — пару недель — Энори в городе не оказалось, его отправляли к строившейся дороге и куда-то еще. Да и был он тогда слишком юным, и Кэраи вряд ли обратил бы на него внимание. Теперь жалел о собственном упущении.

Восемь лет тот был подле Тайрену, целых восемь. И все эти годы братец, похоже, заметно пренебрегал родительским долгом... Мальчик, разумеется, вырос в роскоши — той, какую можно было добыть на севере — но, считай, без отца.

За эти годы Тагари не брал себе постоянных женщин, и никогда ни одну не приводил в дом. В городе и вовсе старался держаться от женщин подальше, приграничные, видно, казались ему безопасней.

Да и в крепостях проводил большую часть времени. Любопытно было бы посмотреть, кто — после Истэ — хоть ненадолго вызывал интерес, какие они. Но разве что собирать сторонние слухи — еще чего не хватало. А брат все равно не расскажет.

...Тайрену — на старом наречии "осенний цветок" или "осенний лист". В середине весны родился, но мать назвала его так, и вот — напророчила... А Энори дал ему прозвище Тэни — дымка. Еще того хуже.

Испытал досаду, что не подумал привезти столичный подарок племяннику. Пришлось купить у местного мастера, но мог ведь достать и диковинку, если бы раньше сообразил. Правда, игрушечная парусная лодка, искусно вырезанная, раскрашенная, была неплоха; спросил у няньки — такой у мальчика не нашлось.

Наследник рода был в синем и голубом, и лицо казалось еще бледнее от этого, и чудилось, будто мерзнет. За подарок Тайрену поблагодарил очень вежливо, но заметно дичился. Дядю он помнил плохо, хотя, конечно, часто слышал о нем. Да и просто к чужим не привык. Интересно, тут, в доме среди детей слуг у него есть ровесники? Не слишком подходящая компания, но лучше, чем ничего.

Отметил, что мальчик похож на мать, только ее красоты не унаследовал. Хотя... после сильной и затяжной болезни Истэ, наверное, могла бы выглядеть так же. А вот от Тагари нет ни черточки, и, хотя младший брат в детстве его не мог видеть, не сомневался — тот и в девять лет отличался широкой костью и крепким сложением.

Заметив, как племянник прижимает к себе лодку, предложил запустить ее прямо сейчас. Лицо мальчика оживилось.

— Я могу посмотреть, как она поплывет? — спросил Кэраи.

— Да... конечно, — неуверенно ответил ребенок, которого явно тянули в разные стороны вежливость и замкнутость нрава.

Узкий канал рассекал внутренний сад надвое, а в середине устроен был прудик, крохотный, пригодный лишь для разведения рыбок. К нему и прибежал мальчик, немного неловко держа большую игрушку. Осторожно спустив лодку на воду, он сперва растерялся — ветра не было, и судно не двигалось. Мальчик дунул, стараясь своим дыханием наполнить пестрые паруса, но сил не хватило. Тогда он с некоторым трудом отломил от куста ветку, ударил по воде раз и другой — волнение оживило лодку.

Тайрену обернулся, его лицо розовело, а глаза заблестели.

Кэраи наблюдал за ним, готовый помочь.

— Я люблю корабли, — заявил мальчик. — Жаль, у нас их тут нет.

— А что еще любишь?

— Лошадей. Оружие, сабли-лэ. Они такие красивые.

— Хочешь, тебя начнут учить боевым искусствам? Пора уже.

— Мне это запрещено, — сказал по-прежнему настороженно, но интерес проскользнул в голосе.

— Я поговорю с твоим отцом и врачом. Если знать меру, это, думаю, только поможет здоровью.

— Я... тогда я спрошу, можно ли мне? — оживившись, мальчик сделал шаг вперед.

— Но ведь я уже обещал поговорить...

— Нет, дядя, я говорю про Энори!

— Хм... Ну, спроси.

— Ведь он знает лучше, — сказал Тайрену с горячностью. Еще несколько мгновений смотрел на дядю, будто пытаясь придать своему убеждению особую силу, и вернулся к лодке.

Врач дома Таэна был еще относительно молод, немногим старше самого Кэраи. Довольно хлипкий с виду, он обладал проницательным взглядом и неожиданно низким голосом. Повинуясь зову, Микеро из семьи Хой явился в дом Кэраи, который встретил его как гостя, велел налить лучшего вина.

Врачи, если, конечно, они не были коновалами и шарлатанами, всегда внушали Кэраи чувство почтения. Брат воина, он с годами все больше ценил тех, кто умел беречь жизнь человека. Неприметная полосатая одежда целителя порой казалась достойней боевых наград.

— Я хорошо помню вас еще с прежних времен. Жаль вашего наставника — он мог бы еще принести столько добра...

— Я благодарен ему и господину генералу за то, что позволил стать заменой.

— Попробуйте эту сушеную штуку — нечто вроде наших груш, их привозят из-за моря... Расскажите мне о Тайрену. Теперь я тоже должен заботиться о нем. Насколько серьезно его состояние? Похоже, хоть и медленно, племянник идет на поправку.

— У мальчика слабые легкие, слабая кровь, — отметил Микеро, потирая горбинку на переносице. — Если бы он родился в бедном доме, протянул бы от силы год. Но и здесь, в роскоши, его ждала смерть, если бы не чудо.

— Под чудом вы имеете в виду Энори?

— Я не... — он замялся, и, видимо, был растерян. Затем осторожно продолжил: — Когда Тайрену родился, я был всего лишь помощником, но помню все, что говорил мой учитель. Он, по сути, уже похоронил мальчика, а ведь был весьма сведущ. Мне до сих пор еще далеко до его умений. Но он тогда сказал господину Тагари Таэна — душа вашего сына ненадолго явилась в мир, чтобы вскоре отправиться на небо к предкам. Потом пришел этот ребенок, Энори — диковатое лесное существо, самоуверенное и любопытное. Мальчики в двенадцать лет не интересуются младенцами, а он...

— Кто и почему допустил его к ребенку?

— Наш господин. Энори слышал про болезнь наследника и попросился к нему.

— И что он делал?

— Простите, я не могу знать.

— То есть вы оставляли их наедине?

— Именно так. Это звучит безумием...

— Мой брат сошел с ума.

— Если и было безумие, оно пошло на благо Тайрену, — сказал врач, опуская голову. — Он все еще слаб, и, быть может, никогда не станет здоров по-настоящему, но у него, по крайней мере, появилась возможность остаться на этом свете.

— А скажите... нет ли на теле ребенка следов от игл, или еще чего-нибудь, и каких-нибудь запахов в комнате? Есть разные вещества...

— Я ничего такого не замечал, хотя пытался исследовать.

— Вы расспрашивали Энори?

— Конечно. Но это совершенно бессмысленно. Он отвечает охотно — и в этом нет никакого толку. Он как-то сказал — я могу поделиться с ним жизненной силой.

— А о медицине вы с ним никогда не говорили?

— Говорили, и не раз. Он ничего не знает о способах лечения и болезнях.

— Или искусно скрывает?

— Вряд ли. Хотя... — Микеро призадумался. — Пожалуй, что одно меня тогда удивляло — в человеческом теле для него нет никаких тайн. Мало того, что он слышит биение пульса, не прикасаясь, видит, когда у человека жар, даже если больной находится за занавеской — он еще и прекрасно знает, как человек устроен.

— Выходит, его где-то учили.

— Возможно, но это странное обучение... Господин, вы ему не доверяете? Но почему?

— Нет, я всего лишь хочу понять. Что ж, мы еще обсудим это. А пока я хочу знать все о здоровье мальчика, — сказал младший Таэна. — О любых изменениях сообщайте немедленно. Я готов заботиться о племяннике.

— Отрадно слышать такое. Надеюсь, вы быстро подружитесь. Он очень чуткий, хоть болезнь и сделала его замкнутым.

— Да, постараюсь... Еще мне нужно знать, как и сколько эти двое проводят времени вместе. Вы меня понимаете?

— Видимо, да, — Микеро выглядел смущенным, но преданность Дому перевесила. — Я обязуюсь докладывать обо всем, господин.

Кэраи простился с собеседником и задумался. В самом деле, не чрезмерная ли подозрительность? Ведь мальчику становится лучше, когда рядом этот юноша. Но откуда у него такие познания и не слишком ли опасно влияние, которое Энори приобрел на отца и на сына? Слуг в доме брата опасно расспрашивать: они, конечно, верны Кэраи, кое-кто знает его с детства, но все-таки могут проговориться. Мало ли — все эти годы Энори жил с ними под одной крышей, а он, похоже, умеет вызывать приязнь. Восемь лет домочадцы брата слушали другого человека, который мог нарассказывать им разных баек. Что возьмет верх — чувство долга, верности их семье или нечто иное?

Глава 6

Разрешение на торговлю той супружеской пары и впрямь было подлинным, только вот получено через взятку. Стоило спросить, кем были поручители неизвестного мужчины, который явился к должностному представителю поздно вечером, как чиновник понес какую-то чушь, и видно было, что испугался.

Лиани родился не вчера и знал, что такие вещи делаются сплошь и рядом, и проверка бывает редко — да и проверяющие тоже люди, тоже нуждаются в лишних деньгах. Другая странность была: муж и жена, по словам просителя, намеревались обосноваться в селении, а не в глуши среди безлюдных холмов. И все бы выглядело гладко до приезда особо бдительного ревизора...

Чиновник, исходя сожалениями об ошибке, лучась раскаявшейся невинностью попытался и Лиани предложить взятку: взгляда было довольно, чтобы осекся; кажется, даже уши у него зашевелились как у лисицы, когда та прикидывает, как поступить.

Не до этого мелкого прохиндея было, таких ничто не исправит. А вот разузнать, что за пара, требовалось как можно скорей.

Дома в холмах больше не было, только развалины обгорелые. Уют с любовью обставленных комнат, крохотный сад, забавную фигурку фазана на воротах — все уничтожил огонь. Под упавшими черными балками нашли четыре тела, все мужчины; по клочкам уцелевшей одежды похожи на слуг, но не поручился бы, что нет среди них и хозяина. Странно тела лежали, все вместе, и ровно: люди, застигнутые пожаром, пытаются спастись. Разве что спали после пирушки, или ожидая приказа быть готовыми вмиг — с чего иначе одетыми? — и задохнулись в дыму. Ведь даже под упавшей крышей лежали бы по-иному.

Или... или были мертвы еще до пожара?

Мороз пробегал по коже от таких мыслей.

Остов повозки торчал подле развалин конюшни. А еще нашли женскую туфельку, и шелкового платья кусок.

Странное все же дело. Молодая пара селится в глуши, и почти сразу такое, и неясно, кто жив, кто погиб. Спасибо хоть не на виду место, пришлось бы оцепление ставить от любопытных.

Лошади беспокоились, раздували ноздри, пытались стать на дыбы. То ли запах гари так на них действовал, то ли близость мертвых.

Он пытался найти следы, но не было ничего — каменистая почва и глина, лишь от колес повозки трава примята. Похоже, гости явились накануне, пара дней — и он бы ничего не нашел. И лишь шагов за сто от места пожара ему повезло: там струилась ниточка ручейка, на мокрой земле заметил отпечатки копыт. Хоть что-то...

— За мной, — велел спутникам, рассудив, что трупы и горелые доски никуда не сбегут, а вот поймать преступника или свидетеля еще можно.

**

Среди бесчисленных стеблей пырея и костреца стрекотал кузнечик-кобылка. Солнце поднялось еще совсем невысоко, но девушке казалось — она плавится, будто лед, но снаружи, а внутри ощущала себя столь же замерзшей. Сидела на невысокой кочке, глядя, как рядом лошадь пьет из ручья. Решила, что до селения скакуна доведет в поводу — только вот никак не могла подняться. Еле-еле напилась воды сама, отошла к сухой этой кочке, и теперь не сдвинуться с места, и жарко, и зуб на зуб не попадает. И все болит.

Глянула на платье — разорвано, особенно рукав, и в пыли. Негоже девушке выглядеть неопрятно, а ходить в рванье и вовсе не подобает. Волосы тоже растрепались, и девушка сняла заколки: пусть уж будут распущенными, чем так. Провела пальцами, пытаясь расчесать пряди. Вытерла влажную щеку — оставила грязный след.

Послышался конский топот, и это было страшно. Не один человек едет. Но сил прятаться не нашлось, и девушка осталась сидеть на месте. А всадники — земельная стража, несколько человек, быстрые и коричневые, как лесные совы, — окружили ее.

— Кто ты? — спросил, судя знаку десятника на головной повязке, главный среди стражников. Сам-то он был еще совсем молод, младше половины товарищей.

**

Девушка переводила взгляд с одного на другого, молча, затем провела рукой по лбу, словно пытаясь прогнать какие-то мысли или подступившую слабость.