1940hr

Одним из важнейших факторов войны Берси считал беспрерывное снабжение авиации и всех частей ГСМом. Тысячи тонн дизеля, бензина и моторного масла только и ждали своего часа. Конечно, придёт время — избавимся от настолько неэкологичного двигателя, как ДВС, но пока что... это лучше, чем уголь.

Проинспектировав километров тысячу, я развернул вертолёт и отправился обратно. Пока что всё было сделано правильно. Никаких неожиданностей не было.

Топливо... что можно сказать про горючку? В условиях военного времени — страшный дефицит. Топливозаправщики на нашем аэродроме конечно работали и исправно заправляли самолёты ГВФ, но посадки для этой цели были редки и только если в других аэропортах был аншлаг, так что перенаправляли к нам редко. Но иногда садились гражданские борта, к ним выезжали топливозаправщики и делали своё дело, обо всём этом отчитывался Берси — кто, когда, сколько и чего залил.

Не успел я облететь ЖД, как зазвонил телефон.

— Алло, — голос Сталина нельзя не узнать.

— Добрый вечер, товарищ Сталин.

— Добрый, — Сталин был немного удивлён, — товарищ Иванов, товарищ Бэрия передал в авиацию ваши самолёты. Я бы хотэл узнать, можете вы ещё сделать?

— Я — могу. Но товарищ Сталин, я и так много сделал. Если я буду делать за ваших подчинённых всё, то сделаю в итоге только хуже, давая готовые ответы, — немного наставительно сказал я, — эта эскадрилья — как раз чтобы уничтожать стратегические объекты на оккупированной территории. Хотите всю стратегическую авиацию — я делать не буду.

— Я понял вас.

— Да, добавлю, что мы столкнулись с некоторым разрывом в технологиях. По меркам механиков ГВФ мои Илюши хоть и прекрасные, но очень капризные машины. И чем дальше, тем сложнее и капризнее будет авиация, потому что будет усложняться день ото дня. Тут нужно не один самолёт делать, а всю отрасль вперёд двигать, в том числе культуру эксплуатации. Тогда инженеры смогут и посложнее что-то изобретать. А сейчас — товарищи связаны по рукам и ногам, так как самая гениальная идея и выверенная конструкция будет загублена грубыми руками и нещадной эксплуатацией.

— Это ми тоже знаем, — осадил меня Сталин, — сытуация развивается так, товарищи из комитета предлагают вчерне принять ваш план по переселению населения из зоны оккупации. Начать предлагают с детей и женщин.

— Товарищ Сталин, простите, что вмешиваюсь, но разве это разумно? Дети и женщины окажутся в суровом климате, без жилья, на голой земле, тогда как мужики, годные для постройки дома, охоты, ведения хозяйства, будут либо воевать... и ещё не известно, на чьей стороне, либо просто будут убиты. Поэтому переселять нужно всех, семьями.

— Я тоже так думаю, — согласился Сталин, — ви предлагаете выделить каждой семье по три гектара земли, вэрно? Обосновать сможете?

Я задумался:

— Да, три гектара — как раз та территория, которую сможет обрабатывать отдельно взятый крестьянин.

— Это что же, деколлективизация получается? — сурово спросил вождь народов, резко изменив тон.

— Нет, это вы немного не с того конца за коллективизацию взялись. Коллективизации смысл в чём? В том, что работая с трактором, крестьяне посеют и вспашут гораздо больше в расчёте на одного работника. Но при этом если они работают на себя, то и качество намного выше. А если на общину? Проблема пастбища... потом как-нибудь расскажу про этот социальный пародокс.

— У нас на всэх не хватит тракторов, — буркнул Сталин, — и топлива тоже.

— А для обработки трёх гектар не нужен трактор. Достаточно мотоблока. Это такой механизированный плуг с мотором и навесным оборудованием. Топлива он кушает мало, прост в изготовлении, очень популярен в Китае, где маленькие поля и у наших огородников. Эффективность работы пониже, чем у трактора, но всяко лучше, чем у крестьянской лошадки. Нет, коллективизация дело в основе своей правильная, но у нас изначально было общество крестьян на своих наделах — а сломать общество нельзя. Только развить в нужном направлении.

— И ви предлагаете развивать эти, как их, блоки?

— Да, сначала блоки, а потом и небольшой трактор — должны быть у каждого. Вот тогда — начнут работать, потому что и сами могут кушать, и на рынке продавать, и государству сдавать за фиксированную цену.

— А вас нэ смущает, что сдавать они будут меньше? Спэкулировать?

— Рынок, товарищ Сталин. Рынок не позволит, какой смысл задирать цену, если по ней никто не купит? Я лично убеждён, что единственный путь советского союза, не ведущий к развалу — это сочетание рыночной и плановой экономики. Каждая в той сфере, в которой она эффективней другой. Рыночная — для мелких товаров и услуг, которые сильно зависят от спроса и от них зависит в целом удовлетворённость населения уровнем обслуживания, возможностью заработать. В тяжёлой промышленности и машиностроении — плановая экономика, потому как тут спрос статичен и редко изменяется, номенклатура товаров меняется очень редко, значимость в целом для страны крайне большая.

— Интэресная теория. Провэреная?

— Китай в восьмидесятых отказался от плановой экономики. За этим последовал огромный экономический рост. Когда страна разваливалась, только тогда партия пошла на попятную и разрешила мелкое предпринимательство, но было уже поздно. Разрыв в качестве технологий растёт, главное не качество, а привлекательность. Сами понимаете, какое мнение у советских граждан складывается о капиталистических странах, когда их товары выглядят чуть ли не как инопланетные технологии. Справедливости ради, тут тоже своих подводных камней полно, и хлебнули реформаторы горя сполна, но движущая сила в этом.

— В желании потреблять? — выругался Сталин, — всего лишь? Нэ ожидал я такого...

— Потребление — это мотивация. Деньги — универсальное мерило ценности. Дело ведь не в ярких обёртках, а в том, что они вызывают желание обладать товаром. То есть мотивируют работника, увидев красивую вещь, он бежит на работу и просит накидать ему побольше смен и подработок, чтобы заработать больше... или берёт в кредит и вынужден работать эффективнее, больше, его подгоняют пинками из банка. Такая вот естественная система мотивации и премации.

Западные страны лучше мотивировали и своих, и наших граждан. Идеология и прочее тут даже рядом не валялись, всё дело в том, ради чего работает человек. Конкретная, предметная и достижимая цель. Это, конечно, понимали и всеми силами пытались решить — хозрасчёт товарища Косыгина в семидесятых, к примеру... но до конца не довели и всё вернулось на круги своя. Иные варианты, особенно жёсткие, даже не рассматриваются. Ещё одна северная Корея нам не нужна.

— А что с сэверной Кореей? — удивился Сталин.

— Наглядная демонстрация того, что азиаты любую идею могут довести до абсурда. Идею коммунизма в том числе. Ужасная страна-лагерь с антинародной диктатурой монархо-коммунистической династии Кимов. Ваши лагеря и методы по сравнению с ихними это курорт и нега. Мы их, к слову, разбомбили недавно, лет пять назад.

— Ладно, я понял вас. Но не нужно говорить, что в совэтской экономике нет прэдпринимателей. Эсть!

— Да, пока что. После вашей смерти пришёл к власти один дурак, он то и национализировал абсолютно все средства производства. В соответствии с догмами коммунизма. Результат... страшные дефициты, перманентно блуждающие от товара к товару, быстрый рост теневой экономики...

— Я кажэтса знаю, про какого дурака вы говорите. Ничэго, он у меня ещё попляшэт. Вэрнёмся к предмету разговора. Вы сейчас гдэ?

Я огляделся. Мы летели над лесом, над железкой.

— Лечу к Москве вдоль своей железной дороги. Инспектировал.

— Инспектировали? И как? Рэзультат есть?

— Составы уже ходят, — подтвердил я, — правда, не до конечного пункта, но вдоль дороги создаются основные здания для развёртывания поселений-станций. Создаются резервы и запасы топлива и продовольствия.

— Вот, о продовольствии я и хотэл поговорить, — поддакнул Сталин, — скажите, этот ваш план предусматривает какое количество зэмли под раздачу и какое количество вложений?

Я посчитал в уме по-быстрому:

— Транспортировка по моей железке бесплатная. Электричество в поселениях вдоль дороги тоже бесплатное. Мой план основывается на авантюре товарища, о котором мы говорили только что, освоении целинных земель. Освоение началось очень бодро, первые два года урожаи были рекордные, вывозить не успевали — гнил. Потом урожайность наоборот упала до минимума — слишком невыгодно...

— И сколько центнэров пшэницы с гэктара собирал?

— Десять-двадцать центнеров. Путь это возможный, хотя и нерентабельный. На моих агропредприятиях норматив — пятьдесят центнеров с гектара. Суть не в этом, в первые годы удалось завалить страну хлебом, но дальше... не учли много факторов, поспешили, наскоком хотели всё сделать, как этот товарищ любит. Не о нём речь, по моим подсчётам в месте назначения крестьянских областей земледелие рисковое, более рентабельно животноводство, а целина — растениеводство, если перебросить людей, обеспечить их личными наделами в три гектара и начальной техникой, стройматериалами для строительства домов, материалами для посева, то они точно не будут голодать и будут активно работать на снабжение армии — ведь чем быстрее мы победим, тем быстрее они получат назад свои дома из европейской части России. При этом у них останется и три гектара на целинно-уральско-поволжских землях.

— Проект рисковый, авантюра, как вы выразились.

— Времена такие, что без авантюр никак. Нацисты же будут пользоваться нашими крестьянами и их рабским трудом, убьют многих. Я за то, чтобы вывезти гражданских из зоны боевых действий. Тут дело в чём? Нацисты прикрываются мирным населением, пока они заняли нашу деревню, мы их и разбомбить то толком не можем. Они же, не стесняясь, убивают наших гражданских вместе с военными. Поэтому наличие гражданского населения ставит нас в невыгодное положение, не убивать же своих вместе с нациками? А если будет пусто, то можно без зазрения совести мочить их артиллерией, бомбами. Не прикроются женщинами и детьми, как это обычно бывало.

— Вот это уже аргумэнт, — согласился Сталин, — думаете, нам удастся умэнщить потери?

— Двадцать семь миллионов, товарищ Сталин. Из них только семь — военные. Остальные двадцать — мирное население. В основном старики, женщины и дети. Какие ещё нужны аргументы? Не беспокойтесь, если будет провал по продовольствию, я полностью возмещу потери.

— А нэ надорвётесь? — резко спросил Сталин, — это же много продовольствия!

— Товарищ Сталин, в моём распоряжении целый континент агропланеты, про нашу урожайность я говорил уже. У меня одних только стратегических запасов — хватит, чтобы три года кормить всю землю. Уж компенсировать небольшую нехватку продовольствия для СССР в час нужды — смогу, не переломлюсь. Прикажу — доставят в лучшем виде.

— А топливо?

Я задумался.

— Товарищ Сталин, топлива мы добываем достаточно. Я должен упомянуть тут парниковый эффект. В результате сжигания громадного количества топлива в атмосферу выбрасывается углекислый газ, это ведёт к глобальному изменению климата. Планета угорает, если просто и ясно, поэтому я вообще против сгораемого топлива. Гидроэлектростанции и атомные электростанции — вот единственное наше будущее, другое — превратиться в раскалённую градусов до восьмидесяти пустыню. Поэтому завозить топливо я не буду ни при каких условиях. Лучше добыть поскорее имеющееся, чем портить вам воздух привезённым.

Сталин задумался:

— Это настолько серьёзно?

— Да, товарищ Сталин. Не беспокойтесь, запас топлива у меня имеется, да и люди товарища Берии уже работают на нефтедобыче, под Москвой два НПЗ работает, восемь — в Сибири, везём керосин и сырую нефть цистернами. И с каждым днём объёмы добычи растут, так что бакинская нефть уже потеряла своё стратегическое значение. Слишком близко к потенциальному противнику, Урал и Сибирь защищены лучше.

Сталин помолчал в трубку, я тоже. Вертолёт мерно летел над ниткой железной дороги, уходящей за горизонт, в туманную дымку грядущего... я же уже устал держать трубку у уха, Сталин похоже тоже подустал. Загрузил я его разноплановой информацией, но и обещал с три короба.

— Товарищ Иванов, ваша идэя в целом мне нравится. Но нужно снабдить поселенцев всем нэобходимым. Я надэюсь, что вы сможэте прэдставить нам упомянутые образцы техники и наладить их выпуск на заводах СССР?

— Да, с этим проблем не будет. Станочный парк дам, чертежи и образцы тоже, отапливаемые ангары поставлю за неделю — большего обещать не могу. Этого для производства достаточно. Через неделю, надеюсь, уже советские рабочие на советском заводе сами произведут нужное.

— Хорошо. И вот ещё что — нам нужно применять ваше топливо, поэтому поручаю создать вам гэнератор электричества на основе дизельного двигателя. И сдэлать это нужно уже вчэра, потому что в войсках жалуются на нэхватку электричества и переносных гэнераторов.

— Сделаю!

* * *

*

Газовые проблемы.

* * *

*

Электричество... как много оно значит? Сейчас уже мало кто понимает, что значит электричество. Это — всё! Ну серьёзно, греемся мы электричеством, производство любых товаров — требует электричества, всё от него зависит. Это самая эффективная и самая универсальная энергия.

Поэтому проблема электроснабжения в советском союзе стояла в полный рост. Я провозился наверное с час вокруг финального экземпляра генератора, который был смонтирован в агрегат электростанции. Не зря говорили, что электрификация — это советская власть минус коммунизм. Шучу.

Тут этому придавали большое значение. Запоздало, как по мне, но в основном направление правильное, электростанции — это цель номер один для гитлеровской авиации и диверсантов, артиллерии.

И наконец, следует ещё кое-что учесть — я использовал в качестве топлива сжиженный газ в баллонах. Газовые баллоны намного более взрывоопасны, однако, более экологичны за счёт лучшего сгорания газа в цилиндрах. По газу у меня сейчас много различных соображений, но с товарищами я ещё не делился своими планами.

Дело в том, что газа много можно было получить в космическом пространстве, в основном — метан. Огромное количество, но он же — крупный парниковый газ. И тем не менее, метан включён в поставляемые нами товары. Единственное преимущество метана — это его компактное сжатие и возможность автономного применения. Маленькая газовая плитка, плюс такой же баллончик, и вот уже солдат на фронте может погреться, приготовить хавку...

Поэтому газовые баллоны вошли в стандартную экипировку переселяемых крестьян — культура обращения с газом была далеко не у всех, поэтому неприятности можно было ожидать. Пластиковые оранжевые баллоны для газа под давлением производились на небольшом автоматизированном заводике под Владимиром и поставлялись во все стороны, но в первую очередь — на наши склады для военного применения.

* * *

Тем временем.

* * *

Деревня всегда была спокойной территорией. Домик стоял на холме, так что спускаться за водой приходилось по оврагу вниз, с коромыслами. Непростое дело! Дом старый, штукатуренный белой штукатуркой. Напротив него стоял сарай, по двору расхаживали куры. В сарае всегда стояла большая кадка с зерном, запах, который оно излучало, был приятным, запах зерна, дерева... Пожилой деревенский мужик, помнящий не то что революцию, но и русско-японскую войну, зачерпнул зерна жмень и бросил широким веером курам. Зёрнышки тут же произвели магический эффект — поднялось кудахтанье, куры толкались и клевали зерно прямо с притоптанной травы и земли. День стоял солнечный, было тепло и приятно. Пахло травой, ветер дул вдоль оврага, привычно задевая дома, стоящие в рядок наверху холма.