Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Что вы намерены делать? — по тону Дитрих понял, что подробности дела её интересуют мало. Она спрашивала о Гёделе и только о ней.
Поставив на стол пустую чашку, он откинулся на спинку стула. Она безошибочно распознавала в нём признаки нервозности — особого склада поведения, как Лейсбет любила повторять в хорошем расположении духа, — и потому Дитрих разжал на коленях кулаки, бросив на неё прямой взгляд.
— Почему ты предпочла его, Бет?
Хриплый голос прозвучал по-особому надтреснуто. Не лучший способ поддержать разговор, отвечая вопросом не вопрос, но ему необходимо было знать. Почему Рейнарт? Почему не он?
— Всё просто, — сложив перед собой руки, она пожала плечами. — Я посчитала, что он станет лучшим наставником для Гёды, и не ошиблась. Рей, конечно, далёк от идеала, но выбор невелик. Он, по крайней мере, находит для неё время.
На широких скулах Дитриха заиграли желваки.
— Время, значит? Если бы ты дала мне шанс...
— Нет. Ты обещал не возвращаться к этой теме.
— Это было до Всплеска! Ты, как никто, понимаешь, что ей нужна защита, которую не в силах дать Ван Адденс.
— Вы с ним друг друга стоите, — глухо звякнула посуда, и Бет поднялась с места. Всё так же холодна снаружи — только крылья носа трепещут в раздражении. — Мне кажется, тебе пора.
— Бет, выслушай меня, — уже стоя в дверях кухни, он по-прежнему надеялся до неё достучаться. — То, что в прошлом, останется в прошлом. Я не стану ничего просить или требовать. Но Гёда должна...
— Нет, — новый отказ прозвучал жестче. — Ты ей не родня. И заруби себе на носу: что бы ни случилось, она не должна узнать правды о родителях. Ни от тебя, ни от Рейнарта, ни от кого-либо ещё. И именно поэтому я запрещаю тебе с ней видеться. Предыдущие восемь лет у тебя это хорошо получалось.
Всё равно что пощёчина наотмашь.
Дитрих почувствовал, как усталость предыдущих дней и ночей, проведённых без сна, навалилась разом на плечи. Да так, что без боли не вздохнуть.
— Будь по-твоему, Бет, — отозвался он, снимая пальто с вешалки в прихожей. У него не осталось в запасе веских доводов. Да и желания — тоже. — За печать не переживай. Гёда будет занесена в реестр. Ситуацию со Всплеском я улажу. Если возникнет непредвиденное — пришлю напарника.
Она молча кивнула, стоя на расстоянии вытянутой руки. Так близко и в то же время будто за сотню миль.
— Спокойной ночи, — не оглядываясь, Дитрих вышел на лестничную клетку и сбежал по ступенькам.
Зарядивший не на шутку дождь тут же застучал по шляпе. Будучи не в силах зажечь сигарету, он поглубже засунул руки в карманы и завернул за угол дома. Сам себе Дитрих напоминал дворнягу, которую хозяйка выгнала из дома под холодную морось: одинокую, облезлую и промокшую до нитки. И всё же преданную до последнего вздоха.
Потому что псы не винят хозяев за собственные промахи.
III
Свернув в переулок Мортен-Грэнд, Дитрих понял, что он не один. Кто-то неотступной тенью шагал позади.
Ему не нужно было прибегать к магии — достаточно простого животного инстинкта, возведённого в абсолют. Это умение скрытого хищника чуять добычу не раз спасало ему жизнь в те далёкие годы, когда дар ещё не пробудился. И полутора десятилетий было недостаточно, чтобы вытравить его подчистую. А значит, пора сменить роль несведущей жертвы на более привычную.
Скользнув за угол кирпичного дома, Дитрих ускорил шаг и устремился в ближайшую подворотню. Неслышно затворилась чугунная калитка небольшого дворика, и он замер под лестницей в тени, отбрасываемой фронтоном здания. Мысленно потянулся к шагающему впереди преследователю. То, что их двое, стало понятно, как только он слился с мерцающим в темноте Потоком и настроился на воспоминания, как проделывал это с Никласом Йонссеном не далее как день назад.
То, что он увидел в отрывочных картинках, Дитриху не понравилось. С определённой частью своего прошлого он предпочёл бы расстаться навсегда.
Не тратя больше драгоценной энергии, он дождался момента, когда парочка поравнялась с лестницей.
— Чем-то могу помочь, менэйры? — прислонившись плечом к холодному бетону, он по обыкновению закурил сигарету.
Перед ним стояли мордовороты из Братства. В блестящих в свете фонарей куртках с нашивками на груди, оба выше Дитриха почти на голову. Но чем отличались шавки Железного Барта от уличных головорезов, так это тем, что умели при надобности пораскинуть мозгами. Стоило отдать ему должное, совсем непроходимых идиотов Бартоломью близ себя не держал.
— Нам — вряд ли, а вот Барт хотел с тобой повидаться, — сплюнув смоляную жвачку, верзила кивнул куда-то в неопределённом направлении. — Просил передать, что настаивает.
Проклятье! И нашёл же момент...
— Подозреваю, это значит, что вежливый отказ не принимается, — Дитрих хмыкнул, стряхнув пепел. — Веди.
Больше 'братья' не обмолвились и словом, пока они шагали по пустынным ночным улицам, минуя оживлённые проспекты и косые переулки. Дитрих шёл, засунув руки в карманы и смотря себе под ноги — на глянцевые лужи, блестящие потёками солнечного масла[1].
Последний раз они с Бартом виделись почти пятнадцать лет назад — до того, как в его жизни появилась магия, а затем и Лейсбет, которая буквально вытащила его на свет из выгребной ямы. Даже своей должностью в Департаменте он был обязан ей. И пусть она этого до сих пор не понимала, но он всегда считал Бет своим благословением.
...Казино "Однорукий Эбб" стояло на углу Фалберт-штрат — невидимой границе, где заканчивался Ньив-Дармун и начиналась Мёртвая Гавань. Город внутри города, со своими правилами и законами. Крошечное царство, омываемое водами Багрового Залива, с десятком причалов и судостроительной верфью.
Со стороны бухты дул колючий мартовский ветер, и Дитрих сцепил зубы, слегка пригнувшись. Совсем как в детстве, когда раз за разом поднимался на ноги, не видя перед собой ничего, кроме перекошенного злобой лица.
... — Встаёшь, сучёныш, а? Мало тебе? Так я добавлю! — тяжёлый кулак бьёт уже в полную силу, и Дитрих отлетает к стене.
Из рассечённой губы бежит кровь, и рот наполняется солёной слюной. Правая щека горит огнём. Он через силу сплёвывает и хватается за край стола, чтобы встать.
Мать тихо всхлипывает в углу. Он знает, о чём она думает в такие моменты. Лучше подчиниться — быстро и беспрекословно, чем терпеть куда большую боль. Она терпит уже двенадцать лет. За потонувший баркас, за невыплаченную зарплату, за лишний стакан пойла, что отец опрокидывает в себя, направляясь домой. За любую мелочь и некстати сказанное слово.
Но Дитрих терпеть не будет.
Он и сам не понимает, почему сегодня. Почему натянутая пружина рвётся сейчас, и он снова поднимается на ноги, приводя отца в ещё большую ярость.
Кухонный пол качается под ногами, когда он делает шаг вперёд. А через мгновение, сбитый с ног, уже падает затылком на грубые доски.
— Запомни раз и навсегда, щенок, — толстые пальцы впиваются в горло, и капли пота с красного лица стекают ему на лоб, — когда я говорю "лежать" — ты лежишь. Понял меня? Тогда кивни.
Пальцы смещаются на воротник, и мальчишку встряхивают словно куклу. На губах вздуваются пузыри, но он сильнее стискивает зубы, чтобы не закричать. Вместо этого взвизгивает мать, когда его затылок опять встречается с дощатым полом, и темнота окутывает Дитриха окончательно.
Лишь напоследок в сознание врывается протяжный стон парохода...
Оглянувшись на провожатых, Дитрих ускорил шаг.
Подойдя ближе к зданию, он различил десяток хромированных "стрекоз", стоявших вдоль южной стены под навесом. Неудивительно, что элита Братства собиралась здесь.
За последние десятилетия они прошли немалый путь. Вначале была лишь кучка ветеранов, что вернулись с войны каждый со своими тараканами: кто-то заливал потери и ночные кошмары в одиночестве, а кто-то собирался в компании таких же вояк, потерявших смысл жизни на поле боя.
Потом клуб по интересам превратился в нечто большее, когда среди членов появилась иерархия и во главе встал Отто ван Бергер — нонконформист и сторонник оппозиции. Новая кровь продолжала прибывать, и Братство разрасталось, постепенно забывая о своих первоначальных устоях. Дела их не всегда следовали нормам закона, но полиции до сих пор не хватало прямых доказательств, чтобы раз и навсегда покончить с "братьями".
Зеркальные двери распахнулись, и на смену промозглой ночи пришло долгожданное тепло, пропитанное запахом табака и женскими духами. Охранник у входа кивнул, и один из верзил-провожатых показал рукой в сторону лестницы:
— Сюда. Барт ждёт тебя наверху.
— Тогда не заблужусь.
— Нет уж, Гасси, мы до двери проводим, как велено, — молчавший до поры здоровяк осклабился, и Дитрих едва удержал в кармане сжатый кулак.
Надо же, столько лет прошло, а его ещё помнят под этим "именем".
Не став спорить, он двинулся вперёд, игнорируя азартных гуляк, шум музыки и звон игровых автоматов. Мимо порхали официантки в коротких платьях: яркий макияж, блестящие ленты в завитых волосах — хорошенькие куклы, не более. После разговора с Лейсбет внутри ещё разливалась сосущая пустота, и больше всего Дитрих мечтал оказаться в собственной постели, чтобы поспать пару часов.
Широкая лестница, меж тем, поднялась на второй этаж, судя по обстановке предназначенный для особых гостей. Там их уже дожидались.
Новые ребята выглядели представительно — в отличие от байкеров, которые не слишком следили за внешностью. Гладко выбриты и при галстуках, а под пиджаками — самозарядные "стрижи". В этом Дитрих не сомневался, а потому без возражений вывернул карманы и позволил себя досмотреть. Телохранители Его Железного Величества остались довольны.
Войдя в просторный кабинет, он не сдержал усмешки. Дитрих помнил время, когда сам Барт был на побегушках у сильных мира сего и звался Жестянкой — за привычку заглядывать в мусорные баки. А вот глянь-ка теперь, как всё изменилось. Король трущоб — ни много ни мало.
— Так и будешь стоять на пороге? Как будто не родной, а, Гасси? — бритый крепыш поднялся из-за дубового стола. Во рту блеснули золотые коронки, когда он протянул Дитриху ладонь.
— Позабыл о манерах, смущённый такой встречей, — он кивнул на охранников, что остались стоять у стены.
— Издержки профессии, ты же понимаешь. За последние годы тут многое изменилось. Я изменился, да и ты тоже... — грузно опустившись на место, он потянулся за сигарой. — Будешь?
Дитрих сел в кресло напротив, внутренне собранный, несмотря на усталость.
— Не курю такую дрянь, уж извини.
Барт хрипло рассмеялся, окутав себя облаком дыма.
— Хоть в чём-то ты остался прежним. Сразу с места в карьер и даже за жизнь потрепаться не хочешь?
— В другой раз.
— Что ж... — наклонившись к нему через стол, он шумно втянул ноздрями воздух. — Видать, не так сильно ты соскучился, как я. Нечасто заглядывают ко мне друзья, которых старый Барт не видел... сколько?
— Пятнадцать лет, — Дитрих уже начал терять терпение: вся эта сцена "дружеской" встречи была пронизана фальшью от и до. — И я "заглянул" не по собственной воле, так что давай к сути. Ты человек занятой, я — тоже. На мне висит дело и не самое лёгкое.
— Охотно верю, — плеснув на дно стаканов виски, он лёгким движением послал один Дитриху. — Собственно, моя просьба связана как раз с твоей... занятостью.
Барт сделал долгую паузу, но Дитрих выжидающе молчал, и он продолжил:
— Помнишь Долговязого Хенрика? Должен помнить, он был распорядителем в Ямах... Так вот, у него на днях сын пропал, Хенрик Младший. Мы весь город перевернули вверх дном, в каждую крысиную щель заглянули — всё зря. Как сквозь землю провалился парень. А бизнес стоит. Упускать такого партнёра не в моих правилах, да и пацан ведь пропадёт...
Усмешка на губах Дитриха стала кривой — почти страшной, как если бы прежний Гасси вновь захотел вырваться наружу.
— Плевать тебе на пацана, Барт, мне-то не свисти. Нажива тонет, вот и все дела. Да только ты не по адресу — я землю по заказу не рою.
Железный был прав — Долговязого Хенрика он помнил как нельзя лучше. Ведь это он присваивал себе половину выигрыша, когда полуживой Гасси выползал из "ямы". А когда Дитрих проигрывал, он и вовсе оставался без гроша. Ни единого дена не перепадало, даже если срабатывали ставки.
Сильнее Хенрика он ненавидел разве что отца, призрак которого ещё долго стоял за спиной.
— По себе судишь? — отозвался Барт, на первый взгляд невозмутимо, только пальцы в грубых перстнях сжали стакан. — Не все ублюдки так ненавидят своих папаш, что топят их в Мглистой Заводи, подальше от посторонних глаз. Что замолчал? Думаешь, раз выбрался отсюда и нацепил значок, так сделался чище? Получил второй шанс? Или клятая магия спасёт тебя от свинцовой пули? — он снова подался вперёд, играя желваками. — Думаешь, можно так просто сбежать от семьи, которая тебя выкормила? Которая не дала подохнуть в канаве? Хрена с два, Гасси. Надо платить.
"...За свои слова надо платить, парень".
Так говорил ему Долговязый Хенрик, когда безусый мальчишка впервые постучался к нему в дверь. Сказал, что нужны деньги. Сказал, что хочет драться, как остальные. Как взрослые. Сказал, что может.
Хенрик, конечно, посмеялся, но препятствовать не стал, понял: в послевоенные годы жрать хотелось всем. Поставил его в пару с парнишкой на пару лет старше, и Дитрих проиграл — с позором и сломанным ребром. Тогда смеялись все — над безмозглым задирой, чьё прозвище отныне звучало как Гасси — "хвастунишка".
И вот спустя годы он стоит на импровизированном ринге в окружении глазеющих ублюдков. Ему с лихвой хватает денег на то, чтобы кормить мать, оставшуюся вдовой и не подозревающую, по чьей вине. Но Дитриху хочется больше. Ему нужно столько денег, чтобы купить новый дом — не рыбацкую лачугу, а красивый, настоящий дом в каком-нибудь приличном районе, где не воняет рыбой.
Ещё пару лет и, глядишь, мечта сбудется...
Слишком поздно он различает настоящий удар за обманкой и вместе с противником летит на пол. Ударяется головой и глухо рычит сквозь зубы. Вместе с алым заревом боли вспыхивает ярость.
"...Когда я говорю "лежать" — ты лежишь".
И в этот момент что-то страшное вырывается на волю. Темнота перед глазами взрывается сотней ярких брызг, что устремляются вперёд усилием воли. Раздаётся хруст костей, и хватка противника ослабевает.
"Всплеск" — поймёт он ещё нескоро, когда удивление и страх сойдут на нет. "Победа" — думает Дитрих сейчас, поднимаясь на ноги и сплёвывая кровь. И так ли важно, какой ценой она добыта?..
— Я заплатил сполна, Барт. Больше не желаю, — так и не притронувшись к стакану, Дитрих резко встал.
Ребята у стены как по команде сместились к выходу.
— Не хочешь, значит, по-хорошему? — Железный поднялся неспеша, узкие глаза сощурились ещё больше. — Тогда давай так... У тебя сорок восемь часов на то, чтобы найти мальчишку. Или что там от него осталось. Используй свою шмагию — мне плевать. Но если вздумаешь сболтнуть лишнего...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |