— Три дня назад около ресторана, пьяные Георгадзе в компании двух пьяных чекистов были застрелены неизвестным. Мы к этому непричастны, скорее всего, они перешли дорогу кому-то из московского криминального мира и были убиты. Это наиболее вероятное предположение, исходя из того, что действовал не новичок. За этим последовала просто вспышка ценной информации по прослушке — дошли до контакта между братьями георгадзе и Ежова с Ягодой. Порученцы были неосторожны и разговорились на квартире георгадзе, находящейся под прослушкой, у нас есть записи.

— Косвенные улики, — вздохнул вождь, — но этого достаточно. Гдэ записи?

Берия достал ящик и вытащил из него бобины.

— Простите, магнитофона у меня с собой нет. Он вообще был только один сделан.

— Да? — Сталин посмотрел на знакомые ему бобины, — откуда они вообще у тебя?

Вот и пришло время узнать свою дальнейшую судьбу.

— Произведены мелкой партией для нужд НКВД, товарищ Сталин. Я нашёл одного очень талантливого мальчика. Вы наверное слышали, он ещё песни пишет...

— Песни? Это не ту ли?

— Да, товарищ Сталин. Он спроектировал магнитофон, но крупной серией производить плёнку и магнитофоны не получилось. Нет мощностей, да и не так это важно в текущей экономической ситуации.

— А вот тут ты нэ прав, Лаврэнтий, — усмехнулся Сталин.

— Он сам меня отговорил. Есть много причин, по которым магнитофоны не только намного дороже, но и намного опасней. Магнитофонную плёнку трудно и дорого производить, легко записать свою музыку и прочие записи. Только слегка модифицировать. А это чревато полной потерей контроля над распространением музыки во всей стране. Это пластинку не сделать в домашних условиях, нужно как минимум очень сложное оборудование... В общем, я понял, что мальчик прав, у капиталистов эта технология появится раньше и ввиду множества записывающих студий, множества производителей плёнки, ансамблей и музыкальных коллективов, приобретёт большую популярность. А у нас только постфактум.

— Нэхорошо, — вздохнул Сталин, — но ладно, ты слэдишь за мальчиком?

— Так точно. Пристально.

— И как он тебе? — я грел уши.

— Талантлив, умён не по годам, легко учится. Очень одарён в техническом плане. Очень полезный человек, способный решать технические задачи. Занимается какой-то аппаратурой в институте кинематографии. Кажется, они там собрались делать звуковое кино с советским кинооборудованием.

— Это хорошо, — Сталин кивнул, — в слэдующую нашу встрэчу привези его ко мнэ, хочу поговорить сам. Вэрнёмся к делу — тут всэ записи?

— Самые показательные. Всего их в пять раз больше, но остальные не такие важные. Здесь записи допросов, переговоры чекистов с представителями мафии, обсуждение коррупционных схем и сделок, торги. Фотографии тоже есть.

— Что ж ты молчал? — возмутился Сталин, — давай сюда!

Минут пять Сталин рассматривал фотографии. После чего бросил всю пачку на стол к остальным, лежащим на столе фотографиям:

— Какие мэрзавцы! Так, это всё я забираю, — Сталин задумался, — кто-то должен заняться этим делом. Вот ты и займёшься, Лаврэнтий! Фамилии фигурантов у тебя есть?

— Есть, товарищ Сталин. Всю сеть вытащили на свет.

— Тогда звони в Грузию, сдавай дела заму и займись этой сладкой парочкой, — это он про ежова с ягодой? Нда, вождь то суров. Оно и понятно — если бы оные два хотя бы не брали взяток, а просто сотрудничали за информацию можно было бы понять.

Короче, гроза миновала. Отчасти. Или взяла второй тайм — ведь ИВС очень заинтересовался моей работой. А это может плохо кончиться, ведь не одного изобретателя и конструктора в СССР ушатали непонятно за что. Что ж, следует подготовить маршруты отступления и в случае попыток ареста — свалить до того, как они начнут шевелиться. Или лучше — продолжить сотрудничество с ЛПБ. Он конечно получил кое-какую технику от меня, но я для него почти золотая рыбка. И он наверняка понимает, что если захочет от рыбки слишком многого, получит разбитое корыто. А рыбка уплывёт к дяде Сэму и будет работать там. И история с ледорубом тут не прокатит — я всё-таки не лаптем щи хлебаю, ЛПБ прекрасно знает, что я человек осторожный.

Поэтому приступим, понадеявшись на Лаврентия Павловича. Он как раз звонил с телефона в кабинете Сталина в свой наркомат грузии и приказывал заму принять его дела полностью и начать облавы по делу. Ух ты, даже армию решили привлечь. Серьёзно работают ребята.

А вот мне следует быть готовым к вызову в любой момент. Я пошёл приводить себя в порядок. Однако, не понадобилось — Берия покинул кабинет Сталина, нагруженный работой как деревенский конь, Сталин поручил ему разобраться с этой парочкой.

Ягода вообще возглавлял в НКВД главную ячейку евреев. Агранов, Заковский, Реденс, Эйхманс, Канцельсон и Израиль Моисеевич Леплевский — его главные сторонники. Это КГБ с пейсами уже приелось многим, так что Ягода был обречён при любых раскладах, но так даже лучше. Берии выдали кабинет в кремле, куда он и перешёл вместе со всеми своими документами, Сталин же решил пока что не сообщать всем им о производящейся чистке. Короче, начали рубить с хвоста, то есть с грузии. И постепенно собрались добраться до головы.

Я отключился от канала прослушки и позвонил Берии.

— Алло? — Лаврентий Павлович был явно на нервах.

— Как прошло?

— Раз ты звонишь мне сейчас, то знаешь.

— Вы правы, знаю.

— А обещал не подсматривать.

— За вами, а не за Сталиным. Мало ли, вдруг приказал бы меня на лубянку отвезти?

— И что тогда? — огрызнулся Берия.

— Думаю, я бы исчез здесь и появился в какой-нибудь Америке или Новой Зеландии. Наше время довольно мирное и мягкое по сравнению с вашим, но вот обеспечивается это не мягкостью власти, а осторожностью граждан. Обо всём, что может мне угрожать я узнаю первым. Я так понимаю, ваш карьерный рост начался?

— Не факт. Работу я проделал и правда большую, но теперь всё зависит от того, как устроим всё зедсь, в Москве.

— Вам понадобится группа захвата. Примерно тридцать человек в полном обмундировании и со спецсредствами. С последними я могу вам помочь. Привлекать НКВД я бы побоялся, а вот людей из охраны Сталина можно. Там должен быть человек по фамилии Власик. Прошу обратить внимание — удивительно близкий вождю и верный стране кадр. Во многом из-за его ареста, Сталин и был быстро ликвидирован своими врагами. Ему доверять можно.

— Хорошо, я поговорю по этому поводу. Чем ты можешь помочь в работе?

— Тут всё упирается в то, что с нас спросят. Я бы мог обеспечить по высшему разряду группу, но за её комплектацию всё же спросят, откуда взялось оружие.

— Я смогу ответить. В конце концов, не настолько я слаб, — упрекнул меня Берия, — мелкосерийное кустарное производство втайне и на нужды НКВД. Организовать сумеешь?

— Без проблем.

— Тогда вопросы исчерпаны. У нас по Москве сто сорок пять фигурантов, вся синагога ягоды и команда ежова, а так же грузины. Готовься, мы приедем к тебе, действовать нужно быстро. Они зашевелятся с началом операции в грузии.

— Когда начнётся операция?

— Сегодня ночью. В Москве нужно организовать в это же время.

* * *

* *

Нда, серьёзно. Для группы захвата были изготовлены ППД образца 34го года. Пока что даже не изготовленные — только маленькой опытной партией. Вооружение спецгруппы, которую Берия оснащал, было серьёзным — тридцать бойцов с ППД, и ещё полторы сотни, вооружённые штатно — пистолетами системы нагана. Главное было — достать машины для этих людей, с этим тоже пришлось мучаться мне, но десяток грузовиков я обеспечил. Лаврентий Павлович без лишних вопросов взял их и началась операция.

Планировать её особо было и некому, и некогда, поэтому действовали просто и нагло — Берия разделил бойцов на группы из одного с ППД и двух с наганами и выставил на улицах, после чего начался захват. Начался он тривиально — бойцы с берией во главе вошли в здание на лубянке, где работал НКВД, вернее, комиссариат госбезопасности. Там чёрт ногу сломит — сначала упразднили НКВД, потом вернули, потом снова упразднили, та же фигня с КГБ. Ягода был тут типа главным. Пока что.

Я наблюдал за происходящим с помощью камер, установленных давным-давно в здании на лубянке. Всё равно что в том времени смотреть прямую трансляцию в интернете с камер наблюдения. Интересно, но порой муторно. Зато вот дальше началось веселье. Началась перестрелка, когда Ягоде доложили, что по его душу идут. Стукнула какая-то скотина — у меня всё тщательно записано. Похоже, Генрих решил не даваться живьём и достав пистолет, начал стрельбу по людям Берии, началась перестрелка. Как я и ожидал, чекисты не сплоховали, хотя и плохо представляли, как работать с ПП. А в любом оружии — главное уметь им работать, а не просто пулять в сторону врага. Правильно подгадывать момент и ракурс для стрельбы, да и стрелять тоже нужно уметь.

* * *

Месяц спустя.

* * *

В зале ресторана было тихо и спокойно, Берия застал меня как раз во время лёгкого завтрака. Должен признаться, советский сервис — это нечто. Только то, что осталось старорежимным вообще тянет на приличное.

Лаврентий павлович был на коне, он вошёл в ресторан, жестом указав своим телохранителям подождать его снаружи. Те послушно вышли обратно. Лаврентий был, можно сказать, триумфатором. За последний месяц он занимался партийными чистками и ревизиями, чем заслужил любовь среди партии. Странно, не правда ли? На самом деле странного почти нет — разница между методами Берии и его предшественников была разительна. Лаврентий Павлович предпочитал собрать обширную доказательную базу, тогда как Ежову и Ягоде для расстрела кого-нибудь хватало выбитых показаний. Лаврентий Павлович тщательно изучил историю КГБ и действовал на уровне комитета годов семидесятых, то есть в рамках приличия, но иногда и кладя большой и толстый болт на конституционные нормы. Если этого требовало дело. Результаты его работы стали видны сразу. Я за это время ни разу не встретился с Берией — он был слишком занят, и только присылал мне запросы на различную технику. И вот, наконец, пришло время нам встретиться. Мне и комиссару госбезопасности. Да, берия не стал восстанавливать НКВД, вместо этого утвердив КГБ как единственную структуру, и тщательно описав её иерархию и задачи, устав и условия службы. Для этого он использовал опыт, да что там, копипаст, с документов недавнего будущего.

Берию полюбили в партии не за то, что он арестовывал людей, а за то, что он делал это умеренно и не поддерживал политику огульных реформ своих предшественников. Сотни сотрудников были репрессированы за фабрикацию уголовных дел, тысячи — уволены из органов, десятки тысяч получили предупреждение. А в КГБ предупреждение — это почти чёрная метка, ещё один залёт в таком ключе — и к стенке.

Лаврентий Павлович не раз консультировался со мной по скайпу и в итоге мы приняли вполне конкретное решение. Он, по моему совету, вернее — вместо политики молчания проводить политику информированности. То есть — активно сообщать народу о том, какие уголовные дела были и кто оказался за что репрессирован. Даже утвердил ежемесячное издание-толстушку "Вестник Госбезопасности", которое продавали во всех газетных лавках и тиражировали в столицах советских республик.

Сталин на это смотрел с недоумением, полагая, что гласность приведёт к падению авторитета власти, но скрепя сердцем и давая последний шанс Берии, не стал его упрекать. И результат появился. Я был уверен в результате — народ должен видеть и знать, что правительство работает, что правительство сажает и будет сажать. Народ не надо держать за идиотов. За тупых баранов — может быть, но не идиотов.

Как бы то ни было, результат есть результат — фигура Лаврентия Павловича начала резко набирать популярность, поскольку количество несправедливо осуждённых резко снизилось, а количество уголовников среди "контингента" резко возросло. На суд общественности выносились не столько доказательства в виде показаний и самооговоров, сколько документальные свидетельства — фотографии и плёнки звукозаписи. Расстрельные статьи тоже стали редкостью — в большинстве своём зэков отправляли на каторгу, то есть — в лагеря, исключения составляли только субъекты, которых решило расстрелять местное начальство. Но перед лагерем всегда стоял план, поэтому убивать собственных работников для его выполнения — плохая тактика.

Серьёзно изменился подход к организации госбезопасности на местах — ротация кадров стала непредсказуемой благодаря генератору псевдослучайных чисел и базам данных на компьютере. То есть — никто не мог предсказать, куда его пошлют служить — в Москву или на дальний восток, где пока что вообще дикие места.

И вот, народ если не полюбил берию, то нашёл в его лице человека справедливого, на которого возлагали надежды, особенно на фоне того мрака, который был раньше. Стало намного меньше лживых доносов — хватило пары сотен дел, в которых лжедоносчики сами отправлялись в лагеря, и вся эта шваль, все эти недолюди, которых хлебом не корми — дай только пожаловаться на других, все они залезли в свои тёмные норки.

Берия меня радовал тем, что в это время и под действием информации будущего серьёзно изменился, чего я от него, откровенно говоря, совершенно не ожидал.

Он подошёл к столу:

— Как сегодня завтрак?

— Как и всегда, Лаврентий Павлович, — я улыбнулся, — присаживайтесь, сейчас принесут и вам.

— Спасибо, но я позавтракал.

— Я настаиваю хотя бы на кофе с выпечкой. Неудобно кушать одному. А позавтракать надо.

— Что ж, в таком случае сдамся, — ЛПБ улыбнулся хитро.

Я подозвал официанта, который тут же принял у меня заказ и упорхнул обратно. К столику он пришёл и искренне так улыбнулся Берии:

— За счёт заведения, Лаврентий Павлович.

— Спасибо, — Берия буркнул, — можете оставить нас одних?

— Конечно, мы выйдем покурить.

Я на эту сценку только улыбнулся.

— Похоже, вы серьёзно всё изменили, Лаврентий Павлович.

— Да. Не ожидал такого эффекта.

— Я тоже, не представлял, насколько народу опостылели кнуты для всех. И для правых, и для виноватых. Возможно, вы спасёте эту страну от саморазрушения.

— Будем на это надеяться, — кивнул Берия, — собственно, я по этому поводу хотел с вами поговорить. Товарищ Сталин хотел вас видеть, просто посмотреть. Я думаю, пора его окончательно просвещать о вашем происхождении.

— Что ж, я тоже так думаю. Мне не даёт только одна вещь покоя — Сталин мог позабыть, что коммунизм — это наука. И поэтому информацию из будущего может воспринять как "мало били". И в результате союз развалится годах в семидесятых, превратившись в... ну, вы поняли.

— Я тоже этого опасаюсь, — кивнул Берия, — я склонен с вами согласиться, изучив всю имеющуюся информацию. То, что простительно в тридцатых, будет дикостью уже в шестидесятых. Время не стоит на месте, как и народ не остаётся малограмотным.

— В таком случае, Лаврентий Павлович, предлагаю передать ему информацию не о крушении советского союза.