Четырнадцатое, суббота

— Шаман племени Туа-тао передал мне твое зелье...

Вождь сделал паузу и затянулся.

— Оно... оказало... Превосходное действие!

Толмач чуть не поперхнулся на этих словах. Поглядеть на него — лимон съел, не иначе. Столь кислая рожа не поддается описанию.

— Поэтому мы решили не совершать сегодня жертвоприношений и можем отпустить тебя.

— А как же мои друзья?

— Они останутся. Если завтра твое средство окажется бессильным, мы прибегнем к жертвоприношению.

— Тогда и я никуда не пойду! — решительно сказал я. — И первым взойду на алтарь, если мое средство не поможет тебе остаться плейбоем.

Вождь передал мундштук кальяна одной из жен, медленно встал, подошел ко мне и положил руку мне на плечо.

— Ты благородный человек, — сказал он по-русски с легким кавказским акцентом. — Я отпускаю тебя и двух твоих спутников. У тебя есть еще пожелания?

— Отпустите волка, верните нам коней и наши личные вещи.

— О'кей! — сказал вождь. — Более того, я приношу извинения за нанесенный моральный ущерб и в качестве компенсации дарю тебе вот этот талисман. Он обладает какими-то волшебными свойствами, какой-то магией, честно говоря, я не знаю, чем именно. Мне его подарил один заезжий купец за одну... Да, в общем, неважно, это долгая история. Короче, держи...

Он протянул мне золотую бляху, украшенную рубинами, на которой был изображен сидящий крылатый лев в шлеме, сжимающий в поднятой лапе рубиновый меч. Сзади раздался какой-то грохот, а жены вождя сначала дружно взвизгнули, потом расхохотались. Толмач лежал на брюхе, вытянув вперед руку, и хрипло пытался что-то сказать. Видимо, он резко рванулся вперед, а шаман сделал ему подножку.

Глава 7. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Баба Яга была права, поиск моих друзей может затянуться на недели, а то и на месяцы. Уже пятый день я в пути к этой загадочной Алмазной долине, а встреча с таинственным Бэдбэаром до сих пор далека как каникулы в начале семестра. Зато возможностей отдать концы у меня последнее время было предостаточно. Как, например, сейчас. Я лежу на какой-то широкой доске, возможно столешнице, в позе знака качества. Кто забыл, как выглядит этот знак, напомню: он изображает наковальню, стилизованную под пятиконечную звезду и вписанную в пятиугольник. Руки и ноги мои туго привязаны веревками к этой самой грубой столешнице, скорее всего сооружение, к которому меня привязали и есть стол, а мой похититель стоит ко мне спиной, крутит ногой точило и точит огромный нож, почти что саблю. Я только что пришел в себя. Голова гудит как Царь-колокол в тот момент, когда от него отломился кусок.

Предшествующие минуты (или часы, установить весьма сложно) вспоминаются довольно смутно. Мы ехали шагом, я был замыкающим в нашей колонне. Сначала мне показалось, что мой мерин совсем сдурел и ни с того, ни с сего высадил меня из седла, поскольку я взвился в воздух вниз головой. Потом я увидел, что земля очень быстро удаляется, а кроны деревьев приближаются, но каурый мерин здесь ни при чем, преодолевать гравитацию мне помогает веревка, затянутая удавкой на моей правой ноге. Кто и когда накинул удавку на мою ногу, я могу только догадываться, скорее всего, вот этот самый громила с точилом. Ну да, я ехал, обернувшись назад, и проверял, хорошо ли я завязал рюкзак, притороченный к седлу. Кажется, я даже освободил ногу от стремени и тут взлетел вверх. В кронах деревьев меня схватило косматое человекоподобное существо и оглушило ударом дубинки по голове.

Теперь этот гориллоподобный андроид, этакий тарзанокинг-конг, точит огромный нож, а я лежу, привязанный к столу, и разглядываю гирлянду из человеческих черепов, подвешенную у потолка.

— Ты кто? — задал я совершенно идиотский вопрос.

— Людоед! — ответил Кинг-Конг, не прерывая своего занятия.

Вот что всегда меня удивляло и поражало в любых литературных примерах. Людоед (причем голодный людоед), поймавший жертву, вместо того, чтобы немедленно приступить к трапезе, умышленно, под любым предлогом, оттягивает это занятие. То, ссылаясь на усталость, ложится спать, то начинает точить нож, как будто нельзя было подготовиться заранее и держать инструмент в рабочем состоянии, а уж поспать, по-моему, куда приятнее на сытый желудок. Эта горилла могла меня сожрать сто раз, пока я был в бессознательном состоянии. Поскольку я еще жив, он ждал, пока я приду в себя. Значит, либо это такой изощренный гурман, что предпочитает есть мясо жертвы, ведя с ней светскую беседу и смотря ей в глаза, либо ему что-то от меня надо. От живого.

Должен вам сказать, что в последние дни я все больше убеждаюсь в том, что происходящее со мной вовсе не розыгрыш или хорошо отрежиссированный спектакль. Но если мои убеждения беспочвенны, то актеры, играющие в этом спектакле, просто гениальны. Людоед остановил точило и повернулся ко мне, сжимая в руке тесак.

— Вот теперь можно и откушать!

— Приятного аппетита! — я постарался вложить в эту фразу как можно больше сарказма.

— Спасибо, — поблагодарил людоед, вращая какое-то скрипучее колесо.

Столешница, к которой я был привязан, стала медленно поворачиваться, принимая вертикальное положение, а когда мои ноги поднялись вверх, а голова оказалась внизу, людоед подставил под нее тазик.

— Сейчас я перережу тебе горло, — сообщил он, — сюда будет стекать кровь. Вжик, буль-буль и все. Тебе страшно?

— Нет, — соврал я.

На самом деле мне было жутко. Меня совсем не радовало то, что мои в меру накаченные и достаточно рельефные мышцы превратятся в котлеты, а мой череп дополнит эту ужасную гирлянду на потолке. Однако внешне я оставался спокоен, и это спокойствие раздражало людоеда. Если не сказать более — оно его шокировало и будировало.

— Почему ты не молишь о пощаде?! — закричал он. — Почему не предлагаешь откупиться?

— Мне нечем откупаться, у меня ничего нет.

— Нет есть. Е-э-эсть. Кое что!

Людоед похлопал меня плоской стороной лезвия тесака по... как бы сказать, по тазобедренному суставу. Так, очень интересно! Это что же получается, голубой людоед? Ну нет уж, я категорически против. Пусть тогда уж лучше пожирает скорее.

— Амулет, — продолжал мой мучитель. — Амулет Золотого Льва. Подари мне его, а я подарю тебе жизнь.

Да, действительно, в нажо... напопном кармане моих камуфляжных брюк лежал амулет, подаренный мне сегодня утром вождем племени Туа-тао. Поерзав пятой точкой по столешнице, я удостоверился, что какой-то предмет покоится там и сейчас, возможно тот самый амулет, раз каннибал потребовал его подарить. Собственно, почему я должен его дарить? Почему нельзя его украсть, отобрать, снять с безжизненного тела, наконец, с трупа? А ведь пока мое тело было безжизненным, то есть я был без сознания, людоед имел достаточно возможностей завладеть амулетом. Элементарно, Ватсон! Амулет теряет магическую силу, если он украден или отнят, вот в чем дело. И это мой шанс! Если я подарю ему амулет, он получит то, что хотел, а меня съест. Если не подарю — все равно съест (от злости), но не сразу. Надо потянуть время и что-нибудь придумать.

— Отвяжи мне руки, я залезу в карман.

— Щаз! Ты скажи, что я могу взять его, и я заберу. А потом тебя... Отпущу. Идет?

— Нет. Сначала освободи меня, а я отдам тебе амулет. Тотчас же.

— Ха! Освободи! А ты меня сапогом — бум! Плавали, знаем! Людям верить нельзя. Ты мне только скажи, что я могу забрать амулет, мол, даришь мне его безвозмездно, и всё. И будешь свободен!

— Не годится! Амулет надо передать из рук в руки. Взял сам — все равно что украл. Амулет потеряет силу!

Людоед задумался. Поковырялся в бороде, почесал за ухом.

— Погоди, погоди... Так ли это? Надо посоветоваться с шефом!

Он повернулся лицом к двери, а затылком к окну. Из окна дуло... То есть, тьфу, в окне появилось дуло. В первый раз в жизни увидел, как человеческий череп разлетается на куски. И честно вам скажу, зрелище далеко не из приятных. До сих пор мороз по коже, как вспомню... Из дула вылетел сноп огня и дыма, раздался оглушительный грохот выстрела и еще какой-то звук, будто разлетелся вдребезги брошенный со второго этажа арбуз. В лицо мне брызнуло не то кровью, не то (бр-р-р!) мозгами, запахло дымным порохом и чем-то паленым, вроде пережаренного шашлыка. Дуло исчезло, а в окне появился Лева Зайцев собственной персоной. Он подхватил выроненный каннибалом тесак и одним махом перерезал мои путы. Я скатился со стола, угодив головой в таз. Таз отозвался неодобрительным звоном. Я сделал кульбит и встал на ноги. Лева схватил меня за руку.

— Тикаем быстрее!

В это время открылась дверь. Кто-то вошел и закашлялся, поскольку облако порохового дыма все еще не развеялось.

— Что тут происходит? — прозвучал очень знакомый голос, но не могу вспомнить, чей именно.

Бум! Звук падающего тела. То ли споткнулся об обезглавленного людоеда, то ли упал в обморок. Нам некогда было приводить его в чувство и объяснять, что тут происходит, мы рванули к окну. До земли далековато, но под окном на огромной бочке стоял Вольф, а на его плечах Лешек. Мы с Левой спустились по живой лестнице и всей кодлой помчались к высокой каменной ограде. Через нее была перекинута веревка, моя основная веревка. Молодцы, ребята, сообразили. Как пожарные на учениях мы преодолели стену и плюхнулись в наполненный водой ров. Выбравшись изо рва, я все-таки успел прихватить свою веревку, она нам еще пригодится. Теперь нам оставалось только вскочить на ожидавших около рва лошадей и выслать их с места в карьер.

— Ты извини, но ничего умнее придумать мы не смогли, пришлось пристрелить этого болвана!

Мы отдыхали у костерка на травке и пили свежезаваренный чай. Лева начищал шомполом дуло своего ружья, из которого он ухлопал людоеда с целью моего спасения. После получасовой скачки мы решили, что удалились на безопасное расстояние и заслужили отдых Погони за нами не было.

— Это Лешек придумал, — сказал Вольф. — Я говорю, давайте план разработаем, а он: какой там план, спасать надо! Сначала я хотел из твоего пистолета пальнуть, а Лева сказал, что его бердана понадежнее.

Тут я спросил:

— Слушай, Лев, чем же это ты так бабахнул, что у него башка как пузырь лопнула?

— Да ничего особенного. Это разрывная пуля для охоты на безвздохового однорука.

— Безвздоховый однорук? — удивился я. — Что это за зверь такой?

— А ты что, никогда не видел? Огромная тварь, голокожая, а на голове рука растет. Очень ценная шкура, одежка из нее — сносу нет. А среди богатеев огромным спросом пользуются чучела — в богатых домах их принято ставить в гостиных. Любой таксидермист отвалит за шкуру однорука сотню рубликов золотом, потому что чучело продаст за двести, не меньше. С детства у меня была мечта стать охотником на однорука.

Исходя из словесного портрета животного, я подумал, что речь идет о слоне. Но в слонах, как правило, ценилось нечто другое.

— А бивни у него есть?

— Чего?

— Ну, бивни. Клыки, зубы такие длинные. Торчат из пасти.

— Иван над тобой подтрунивает, — сказал Вольф. — Нет, Вань, это не слон. Однорук — зверь особый. Во-первых, он в два раза крупнее. Во-вторых встретиться с ним — не приведи Господь, особенно в брачный период!

— Но почему "безвздоховый"?

— У него нет легких. Он дышит всей поверхностью шкуры. Поэтому и одежда из его кожи так ценится. И хороша она не только прочностью, а ей и в самом деле сносу нет, но и тем, что она тоже дышит. В ней никогда не промокнешь и не вспотеешь. Можно даже костюм для ныряльщика сделать, не хуже русалочьего хвоста будет.

Допив чай, мы продолжили наш путь. К вечеру лес расступился, открывая нам вид на широкую реку с шустрым течением. Через реку был перекинут деревянный мост. За мостом дорога расширилась и вышла в поле. Вдали показалось какое-то селение, вроде как небольшой городок.

— Это застава, — сказал Лева. — Граница Алмазной долины. — Там я бы посоветовал продать лошадей, потому что до мегаполиса лучше всего добраться на печеходе — и быстрее, и удобнее.

— И выгоднее, — добавил я, вспомнив древний слоган "Аэрофлота".

— Да.

Небольшой городишко, в который мы прибыли, вычурно именовался Питстаун. Со вторичным рынком четвероногих транспортных средств тут было все в порядке. Для экономии времени мы нашли маклера, заверили у нотариуса доверенность и сразу получили деньги. Пусть раза в полтора меньше, чем могли бы, зато никаких хлопот с ветсправками, налогами и очередями.

Я поблагодарил каурого за службу, потрепал его по шее и, пустив слезу, распрощался. Все-таки я успел за это время к нему привязаться. Мои спутники оказались не столь сентиментальны, хотя Лешек, кажется, тоже взгрустнул, отдавая повод своей кобылки маклеру.

Солнце уже решительно двинулось на покой, освещая косыми лучами чисто поле, когда мы доплелись до расположенной на окраине станции. Все мы страстно горели одним желанием — зашвырнуть куда-нибудь свои измученные тела и вытянуть уставшие нижние конечности.

Рельсы здешней чугунки оказались узенькие, а колея — наоборот широкой. Значит, с лесом для шпал у местных путейцев проблем не было, а вот железа явно не хватало. Хорошо, хоть пунктиром не укладывали. На рельсах пыхтел локомотив или, как его называют на местном диалекте, печеход, напоминавший раритетную модель конструкции братьев Черепановых.

— Во, аппарат! — восхитился страстный технофил Лешек.

Не иначе как впервые за свои двести два года увидел сей механизм. К печеходу было прицеплено несколько вагончиков наподобие тех, что возят посетителей ВВЦ в Москве, правда, чуть побольше. Для тех, кто не знает, поясняю: такие вагончики имеют дно, в смысле пол, лавки и крышу. Ну и стойки, удерживающие эту крышу. Никакого остекления, никаких дверей. Лавки, правда, довольно широкие и расположены вдоль вагончика, как в метро. Пассажиров оказалось немного, поэтому мы оплатили целый вагон, рассчитанный на шестнадцать сидячих мест, дабы устроить из него спальный вагон. Конечно, не пульмановский, но все-таки...

Едва поезд тронулся, я понял, что горячего чая от местных проводников нам не дождаться (ввиду их полного, проводников, отсутствия), а потому упаковался в спальный мешок и растянулся на лавке. Мои попутчики последовали моему примеру. В последних лучах почти зашедшего солнца мы видели парящую в темнеющем небе трехголовую крылатую рептилию.

— Ему запрещено пересекать границу, — пояснил Лешек, зевая. — Суверенная территория, не пойдет Кощей на конфликт...

"Заснять бы надо", — подумал я, проваливаясь в глубокий крепкий сон.

* * *

Стольный град встретил нас моросящим дождиком. Первым делом хорошо бы позаботиться о пристанище. Станционный служащий порекомендовал нам один недорогой трактирчик и рассказал, как туда пройти. Лева немного ориентировался в этом городе, поэтому взял на себя функции провожатого и смело повел нас по указанному адресу.

Заведение, которое рекомендовал нам станционный смотритель, носило помпезное название "Отель Трефовый король". Надо сказать, игорный бизнес был вообще в Даймондтауне в большом почете. По дороге к гостинице, а она заняла не более пятнадцати минут, мы насчитали пять казино, шесть игровых салонов, четыре бильярдных, два покерклуба, три префклуба и один — любителей подкидного дурака.