Небо и земля

— Вместе с Диамалом товарищ приходил, он и заправлял, — сказала Эммалиэ.

— Расскажите-ка во всех деталях об этом товарище. Как одет, как выглядит, каков говор. Может, особые приметы есть?

Женщины, как могли, описали, вспоминая подробности.

— Нет, не сталкивался я с ним. Что за фрукт-овощ такой и откуда взялся? — задумался вслух Айрамир. — И ведь хорошо пристроились, паскуды. За счет женщин животы набивают. А ведь я Диаму доверял. Сказал, что в городе остались тётушка и сестра, вот и вся моя родня. У нас ведь как заведено? За своих домашних стоять горой как за самого себя. Жизнь за них положить, если потребуется. А Диам так и ответил: будь уверен, твоя семья — моя семья.

От безыскусного признания парня у Айями потеплело на сердце. Видать, в разлуке он сполна ощутил одиночество. Вроде бы соратники рядом, плечо к плечу, и поддержат, и помогут, а всё равно, согревает вера, что дома ждут близкие и волнуются, пусть дом — совсем не тот, что парень покинул, уходя на фронт, а близкие близки не по крови, а душой. А еще порадовало, что Айрамир, поначалу бескомпромиссно требовавший делиться провиантом с патриотами-защитниками, пересмотрел свои взгляды. Потому что легко изымать припасы у абстрактных жителей, а когда угрозы начинают сыпаться на людей, ставших второй семьей, мнение об экспроприации полярно меняется.

— Значит, ты сейчас в Сопротивлении? — спросила Айями, чтобы отвлечь парня. Потому что видела: он злится и, прежде всего, на себя за то, что, доверившись боевому товарищу, не разглядел в нем гнильцу.

— Да, — ответил Айрамир односложно.

— А у вас большой отряд?

— Не маленький. С кормежкой нормально, и оружия хватает.

— А кто поручает вам задания? — расспрашивала Айями с любопытством.

Вот, оказывается, чего ей не хватало. Слышать, что где-то живут организованно, что кто-то взял на себя хлопоты по питанию и здоровью людей. Что есть кто-то, кто принимает решения и просчитывает будущее на два шага вперед. Иначе говоря, есть руководитель, который сплотил коллектив и ведет его за собой.

— У нас есть командир отряда, мы называем его комбригом, как в армии. Ещё есть его помощник, — ответил парень и, успокоившись, сел рядом. — Большего не могу сказать, не проси.

И услышанного достаточно, чтобы поднялось настроение.

— Давай познакомлю тебя кое с кем, — сказала Айями и с загадочным видом вышла из квартиры. А вернулась с мохнатым комочком в руках. Кнопка сонно щурилась, не успев испугаться. Айями вынула её из-под одеяла, где кошечка дремала, прижавшись к теплому дочкиному боку.

Парень поднес Кнопку поближе, разглядывая, и она смешно зашипела на незнакомца, выпустив когти.

— Но-но, не балуй, — сказал Айрамир строго и вернул выдирающегося котенка хозяйке.

Айями приласкала животинку, и та, успокоившись, замурлыкала.

— Представляешь, нашли на улице. Я уж стала забывать, как выглядят кошки и собаки.

— Вырастет — будет ловить мышей, — ответил парень.

— Они давным-давно сбежали тесной кучкой из города, — отшутилась Айями.

— Да ну. Крысы и мыши вечны, как и тараканы, — изрек Айрамир под смешки женщин.

Возня с Кнопкой на какое-то время отвлекла от ошеломительных открытий, заодно улегся и сумбур в головах. Айями и Эммалиэ поняли, и с немалым облегчением, что парень непричастен к регулярным визитам бандитов, а Айрамир понял, что его именем нагло спекулировали, не говоря об инсценировке мнимой смерти.

— А ведь мы считали Диама героем, — нарушил он тишину. Значит, не давало покоя предательство соратника по оружию. — Вся группа полегла, но задание выполнила. А теперь вот думаю, может, потому они и погибли, чтобы не осталось свидетелей. Ах он гад!

Айрамир вскочил, и снова по комнате запрыгали тени от потревоженной свечи. Кровать всколыхнулась, и Айями едва не завалилась набок, а Кнопка, испугавшись, выпустила коготки.

Парень заметался, бормоча под нос ругательства.

— Он мне за всё ответит, соратничек! — Послал угрозу в пространство. — Я его из-под земли достану и в глаза посмотрю. И спрошу: как ты смог поднять руку на своих же, сволочь? Предал подло, ударил в спину. Получается, давно задумал, заранее подготовился, распланировал. И ведь махоркой угощал и руки пожимал, зная, что им уготовано.

— Диамал не в одиночку действовал. Он — ведомый, а за него напарник заправлял, — сказала Эммалиэ, расправив заплатку на рукаве свитера.

— Значит, и напарник ответит, — пообещал Айрамир. — Кровь из носу, найдем всю их банду. И к стенке поставим за то, что рвут своих как волки, не жалея и без разбору.

— Может, Диамал не знал, что они погибнут, и не хотел их смерти? А потом испугался, что ему — одному-единственному выжившему не поверят, и решил не возвращаться в отряд, — предположила Айями, впечатлившись мрачной решимостью парня.

— Ну да. И со своим кисетом случайно расстался, и предпочел втихаря доить мою семью, трус бесхребетный, — скривился Айрамир. Хотел сплюнуть, но опомнился, как-никак это неуважение к хозяйкам. — А ведь если бы я не пришел сегодня, навряд ли удалось бы когда-нибудь свести концы с концами. Диам, гадёныш этакий, решил, что правда не вскроется. Я ж не скрывал, что считаю дни, чтобы податься на север вместе с дружком моим. Мы с ним сбратались, пока по деревням отсиживались, а потом меня подстрелили, помните? Так вот в Сопротивлении мы опять пересеклись и теперь вместе на задания ходим. А как добрался я до вас и узнал много интересного, так планы и поменялись, — подытожил он, размяв с хрустом пальцы, сцепленные в "замок".

— Значит, ушел бы на север и "до свидания" не сказал? — спросила Айями, неприятно задетая легкостью, с которой парень надумал покинуть эти края.

— Ну почему же, попрощался бы, — отвел он глаза. — А в городе сейчас рисково появляться, патрули на каждом шагу. Приказ командира: попусту не нарываться, потому что каждый человек на счету.

— Значит, ты нарушил приказ? — забеспокоилась Айями.

— Значит, есть повод, — сказал Айрамир, посуровев. — В отряде думают, что мы с дружком на задании. Никто не знает, что я в город ушел, а дружок меня прикрывает.

— Ох, смотри, как бы вам не попало от начальства, — покачала головой Эммалиэ. — А к чему такая скрытность?

— Потому что ни одна живая душа не должна знать о нашем разговоре, — ответил парень и тут же потребовал от Айями: — Расскажи-ка мне о риволийцах. Их внешность, жесты, голос, рост, особые приметы. Всё-всё расскажи, что знаешь, и как можно подробнее.

Айями поведала, выуживая из памяти скудные подробности, но Айрамиру показалось мало, и он начал выпытывать: с какой целью риволийцы приехали в город, где бывают, с кем общаются и о чем говорят, и снимают ли даганны с них неусыпный контроль. С особой придирчивостью парень расспросил о внешности иностранцев.

И опять Айями морщила лоб, повторяя то малое, что горожане передавали из уст в уста. И всё равно Айрамир остался недоволен.

— А что ты хотел? Нам запретили приближаться к риволийцам под угрозой расстрела. Поверь, я бы с удовольствием объяснялась с ними и на пальцах, даром, что языка не знаю. Но не позволяют.

Но парень не проникся воодушевлением, с которым рассказывала Айями. Более того, слушал хмуро и кривил губы, пока она перечисляла слухи, гулявшие в городе. Зато расслабился, хотя поначалу внимал, напрягшись, рассказу Айями.

— Не пойму, чему радуешься. Говоришь, риволийцы привезли помощь. А ты видела своими глазами? Её можно потрогать?

— Я не видела. Но медсестры из госпиталя уверяют, что коробки с лекарствами заняли чуть ли не треть подвала. И на всех коробках нарисована желтая трехконечная звезда.

— Ну да... Бесплатный сыр бывает, сама знаешь где.

— Почему ты ищешь плохое в хорошем? Просто тебе так хочется, — не отступала Айями. — Вот увидишь, приезд риволийцев неспроста, и наша жизнь скоро изменится.

— Знать бы, в какую сторону, — усмехнулся парень.

— Что ты задумал? Хочешь на них напасть?

— Хочу понять, что привело их сюда. Ни на грамм не верю в доброту союзничков и советую тебе держаться от них подальше, — сказал он, не подозревая, что в точности повторил слова господина подполковника.

Так они и препирались: Айями пеняла парню на предвзятость и неприязнь к риволийцам, а Айрамир критиковал каждое её слово циничными высказываниями. А Эммалиэ, подлатав свитер, взялась за изодранную куртку. Наконец, парень не выдержал и вспылил.

— Значит, тебе интересно, почему я обхожу риволийцев по большой дуге? Сейчас узнаешь. И может быть, перестанешь нести восторженную чушь.

Вскочив, он подошел к входной двери и, приоткрыв, прислушался. Айями хмыкнула и поежилась — по ногам потянуло холодом. Смешно. Наверное, Айрамир решил, что соседи спустились на цыпочках на первый этаж, пытаясь уловить полуночный разговор.

Постояв в тишине, парень затворил дверь.

— И у стен есть уши, — сказал вполне серьезно, усаживаясь рядом с Айями.

Сказал приглушенно, почти шепотом, и женщинам пришлось подвинуться ближе, чтобы расслышать.

— Ты стал параноиком, — поддела Айями, переняв заговорщический тон парня.

— Разумная предосторожность. И родилась она не на пустом месте, — ответил Айрамир. — О том, что я расскажу, знают только два человека: я и мой дружок, а ему я доверяю как самому себе.

Не успела Айями напомнить: " Диамалу ты тоже доверял", как парень пояснил:

— Он попал в похожую передрягу, что и я. Но сначала поклянитесь: никому и никогда не пересказывать услышанное. Рта не открывать, стать немыми как рыбы, — сказал он зловеще и, заметив улыбку Айями, добавил: — Я не рисуюсь. Молчание продлевает жизнь, а она нам еще пригодится.

— Клянусь милостью Хикаяси, — сказала Эммалиэ с серьезным видом. Что ж, если мальчишке захотелось поиграть в секретики, отчего бы не поддержать игру.

— Клянусь милостью Хикаяси, — повторила торжественным эхом Айями.

Веские слова, которыми впустую не разбрасываются. От благосклонности богини зависит, попадет ли душа в царство мертвых или будет обречена на вечные скитания.

— На втором году войны после драки у Полиамских гор даганны проломили наши ряды и пошли в наступление. Наш батальон, отступая, попал в окружение. Я рассказывал вам об этом. Фронт растянулся на сотни километров и продвигался по территории Амидареи. Гигантский котел, словом. Не поймешь, где наши, а где враги. От батальона осталось нас с десяток бойцов. Решили мы прорываться к своим, но ещё пуще заплутали. Куда ни ткнешься, всюду даганны. Но они не задерживались, топали вперёд, и нас, недобитых, не замечали. За сутки столько техники мимо проходило — мы не успевали считать. Ну, а нам-то что? Не обращают внимания, и то славно. В общем, воспользовались мы суматохой и стали нападать на обозы. Жрать-то хочется, а нечего, в деревнях шаром покати — или брошены, или сожжены, или с землей сровнены. Устраивали засады по мелочи, от больших конвоев бы не отбились. Однажды нарвались на грузовик с оружием, наверное, отстал от колонны. Что смогли, на себе унесли — патроны, винтовки, гранаты. А пулеметы не взяли, с ними много мороки. А вскоре наткнулись на своих, таких же, как и мы, только из другого полка. У них заправлял старлей, а у нас-то офицеров не было, все рядовые. Ну, народ повеселел, носы подняли. Воодушевились. Вместе мы — сила и пощиплем даганнов за задницы! Фронт-то вперед уполз, и мы очутились в тылу. Раздолье, что ни говори. Однажды на рассвете вышли мы на окраину села. Как обычно, решили сначала разведать, ну, и затаились в зарослях. Как сейчас помню — заря занимается, туман стелется по низам. И тишина. Село-то мертвым оказалось, без жителей. Собаки не лают, петухи не поют. Собрали мы совет: стоит ли обшаривать дома. Вдруг глядим, подъезжают к околице тентованные грузовики без опознавательных знаков. Остановились. Смотрим, а из первой машины спрыгивают наши. Человек шесть, солдаты и майор. А в другом грузовике привезли пленных даганнов, человек двадцать или больше, много раненых, некоторые на ногах не стоят. Наши сгрузили даганнов из кузова, выстроили рядком и давай надевать мешки на головы. А потом... — тут Айрамир запнулся. — В общем, казнили их. Ставили на колени и обезглавливали одного за другим. Не всех получалось казнить одним ударом, и тогда рубили с замахом... по нескольку раз... — сглотнул он и сделал судорожный вздох. — Большими кривыми саблями, я еще внимание обратил и подивился: думаю, что за секачи, прежде такого оружия не видел. Солдаты оттаскивали тела к ограде, а головы сваливали возле машины. А майор поставил треножник и фотографировал.

Айями ахнула, в глазах её стоял ужас. И Эммалиэ, побледнев, забыла о латании.

— Ну, наши на радостях, что наткнулись на своих, и повылазили из кустов. Про казненных и не вспомнили. Наоборот, так и надо их, гадов, мочить. Заслужили. А я с двумя товарищами остался на стрёме, чтобы в случае чего тревогу поднять, предупредить. Мало ли, вдруг даганны нагрянут, территория-то теперь под ними. У нас в отряде повелось свои зады прикрывать, и в тот день как раз подошёл наш черёд. В общем, лежим в ямке, смотрим в бинокли, как наши братаются у околицы с приезжими. А потом... — голос парня дрогнул. — Всё быстро произошло, я и не понял сначала. За минуту или того быстрее, те, что приехали на грузовике, порешили весь наш отряд. Кого перестреляли, а кого — покромсали саблями, которыми казнили же и даганнов. Ну, я, значит, прижух, а в башке ум за разум зашел: разве ж можно, чтобы свои и своих же? Никого не пожалели. Наоборот, добивали тех, кто еще дышал, и начали забрасывать тела в грузовик. Тут Неалер, что был со мной на стрёме, очухался. Выскочил, винтовку наставил: "Что ж вы делаете, гады?" Так они и его сняли одним выстрелом. А меня словно приморозило. Чувствую, кто-то в бок толкает. Эриней знаками показывает: "Тикать надо". А палачи, что наших порешили, видать, сообразили, что Неалер мог прятаться в кустах не в одиночку, и направились цепью к своротку, аккурат, где мы хоронились. Ну, мы и драпанули, только шорох стоял, а в спину пулеметная очередь жахнула. На повороте столкнулись в лоб с одним из тех гадов, наверное, надумали взять нас в клещи. Я с ходу поддел штыком под дых и на землю уложил, чтобы без шума, — и драпанул. Думал, не выберемся, догонят и с размаху отсекут головушки. Но ничего, оторвались. Плутали, хоронились ото всех. Никому не верили, даже своим. А я всё понять не мог, почему те гады в амидарейской форме своих же убили. Зачем?

— А зачем Диамал всех обманул, отдав убитому товарищу свое имя? — сказала Эммалиэ.

— Увидел выгоду в том, чтобы его считали мертвым, — предположила Айями.

— А потом до меня допёрло. Но не сразу, — продолжил Айрамир, словно не слыша. — Наконец добрались мы до передовой. Наобум взяли направление на звук канонады: чем громче, тем ближе. Тут к нам еще один боец прибился, с ним и перешли в расположение наших войск. Мы — к начальству, так, мол, и так, прорвались из окружения. Предъявили военные билеты. Нам поверили. Перенаправили в госпиталь — отощали потому что и еле держались на ногах. К тому ж, у Эринея загноилась нога, стер её до кости, а я какую-то инфекцию подхватил, то ли дизентерию, то ли паразитов в кишках, как сказал врач, из-за сырой воды. А куда было деваться в окружении-то? И из луж приходилось пить.