Боксер, Пашка, я и космический отщепенец

— Что? — наполовину прошептала, наполовину простонала я.

Ночные глаза снова оказались напротив моих.

— Дикая, — восхищенно выдохнул он в губы. Обвила ногами его талию, сжала плечи. Сишати снова вздрогнул и зашипел. Затуманенным взором видела в темных глазах искры желания, смешанного с удивлением и странной решимостью. Его прикосновения доставляли неимоверное наслаждение. Я могла бы испытать оргазм только от предвкушения, от ожидания, от возможности ощутить его внутри.

Изогнулась и стянула с него кофту, взялась за брюки. Он, кажется, тоже застонал. Помог мне раздеть себя. Снял таки мои шорты. Где-то на задворках сознания родилась и так же быстро скончалась мысль о неразумности поступка. Все о чем я могла думать, находилось в моих руках, на моем теле. Ожидание убивало.

Словно повинуясь моему желанию, он вошел резко, глубоко одним лишь движением. Вселенная взорвалась тысячами искр и рассыпалась по нашим плечам. Мой капитан замер, потом повторил. Я застонала. Волны наслаждения подкатывали одна за другой, разбивались о сознание и снова подкатывали. И после каждой казалось, что лучше уже быть не может, и каждый раз это было заблуждение...

Сишати возвышался надо мной, опираясь на локти. Темные глаза внимательно изучали мое лицо. Я заворожено смотрела на него. Ногти саднило. Не задумываясь, потрясла кистью. Он странно улыбнулся и прошипел на своем языке.

— Что? — беззвучно спросила я.

— Дикая, было больно, но восхитительно приятно.

— Что? — совсем туго соображала. Не каждый день в жизни доводилось испытывать один оргазм за другим, да еще в таком количестве.

Улыбнулся, покачал головой, перекатился на бок, взял мою руку и повернул ладонью к лицу. Я с ужасом разглядела то, что до этого задумчиво на ощупь приняла за пот. Кровь. Не много. Но все же...

Сишати рассмеялся.

— Ты делала это не специально?

Я испуганно смотрела в карие глаза. Капитан потянулся за своей кофтой, осторожно вытер обе мои ладони.

— Забудь.

Ощутила нежное прикосновение губ, моментально ставшее властным, требовательным, сжигающим тело изнутри. И действительно забыла. Вообще, обо всем...

Под головой было немного жестко, тело ломило. Я осторожно пошевелилась и постаралась устроиться поудобнее. Однако подушка совершенно не собиралась становиться мягче. Наконец, удалось-таки найти приемлемое положение и вновь уйти в неглубокую дрему. Волос на затылке коснулось горячее дыхание. Память вернулась в затуманенный сном рассудок. Открыла глаза, повернулась, оказавшись в кольце сильных рук и во власти неповторимых глаз.

— Утро доброе?

Никогда не думала, что эту обыденную фразу можно закончить знаком вопроса. Неуверенно улыбнулась.

— Очень.

Получила нежный, сводящий с ума поцелуй.

— Что Пашка скажет, — промямлила я. Умная мама! Вспомнила!

Дверь медблока распахнулась. Первым внутрь ввалился Адольф, за ним Пашка с Машей на шее и Кагараши.

Я отчаянно пискнула и постаралась прикрыться хоть чем-нибудь, но поскольку всякое что-нибудь накануне отчаливало в неизвестные памяти места, ничего умнее, как перекатиться за спину Сишати, придумать не смогла.

— Кр-руто! — обрадовался сынка, открывшейся взору картине. — А когда свадьба?

— Ката сфатьпа, — согласилась Маша.

Кагараши, наткнувшийся на угрожающий взгляд капитана, схватил Пашку под мышку, не потрудившись толком разобрать, где у ребенка верх, а где низ, и пулей вылетел за порог. Кактус только недовольно хрюкал, болтаясь вниз головой, что сейчас пропустит все самое интересное. Адольф на всякий случай сбежал вместе с врачом.

Я застонала, закрыла лицо ладонями и уткнулась в широкую мужскую спину. Это надо же!

— Не хочешь замуж? — серьезно спросил Сишати.

— Чего? — растерялась я.

Он сел ко мне лицом.

— Ты расстроилась.

— Пашке рано такие вещи видеть. Это ж кошмар!

Он легко пересадил меня к себе на колени и обнял.

— Не страшно. Он, пока ты спала, хуже рассказывал.

— Да?

— Да.

Обвила его шею руками. Спрашивать, что рассказывал сынка капитану, не хотелось. В медблоке стояло ночное освещение, никто не менял, несмотря на это, удалось разглядеть отпечатки ровных полумесяцев на его плечах со слабыми следами запекшейся крови. Я покраснела, вспоминая, как он шипел. Захотелось забрать себе, всю причиненную боль. Да и, вообще, всю его боль. Я отогнала странный порыв подальше.

— Сишати.

— Да?

— Зачем я понадобилась тем желтым?

Помолчал, вздохнул.

— Каюта, где вы живете, — моя. Санби, сын Кори, решил, что ты жена.

— Твоя? — постаралась я осознать новую информацию. Услышала смешок. Ну да, туго котелок варит после всего. — А дальше? Что было?

— Рэшока нас вызвал, объяснил. Мы появились незаметно для изгоев. Выяснить, где стоит корабль, не составило труда. Санби — молод, изгои не подчинены. Он сознался, что ты выпрыгнула, — в глазах на мгновение мелькнули гнев и ужас. — Мы забрали из катера сведения о пути следования, нашли место падения. Костюм смягчил удар насколько смог. Ты проползла больше двух километров.

Я вспомнила мешанину своих мыслей и рассуждений.

— Хоть в ту-то сторону ползла?

Прижал к себе.

— Почти.

— Екарный бабай.

— Не знаю, что это значит.

— Непереводимый местный жаргон, — в первый день сидела вот так же, уткнувшись носом ему в грудь. — А дальше?

— Ты лежала почти мертвая в траве, которую мы безнадежно искали месяцами и не думали обнаружить в этой части терминатора, под кустами. — Под кустами? В памяти возникла маленькая колючая травка. — Кагараши великолепный врач. Собрал тебя за неделю, земную.

Я отстранилась.

— Неделю? Неделя без сознания?

Он кивнул.

— А где шибздик и компания?

Сишати пожал плечами.

— Все в системе красной, ждут помощи от отца.

— А... — запнулась, не зная толком как оформить мысль в вопрос.

— Я вывел из строя систему навигации. Они мне не нужны. Мне нужен Кори.

Мы помолчали. Я поудобней устроилась на его груди. Давно не чувствовала себя слабой, беззащитной, хранимой... женщиной. Вспомнила начало прошлой ночи.

— Почему ты называешь Пашку рэшока? Что это значит?

— "Сын".

Попыталась отстраниться, не позволил, прижал сильнее.

— Канаше ашанэ. Не уходи. Я люблю тебя.

14 О плохом настроении и влюбленной собак

Я испуганно заморгала. Даже Сергей так и не сознался в любви, он все боялся за свою свободу и оттого в самые романтичные моменты отнекивался полуфразами. "Я тебя хочу". "Ты мне небезразлична". Но никогда "я люблю тебя". И вдруг появляется этот мужчина и говорит просто так, и просит остаться, а Пашку зовет сыном. Это Пашку, от которого стонет собственная бабушка! Тяжело протяжно вздохнула. Он напрягся, но из рук не выпустил. Я понимала, что причиняю боль. Эх, если б сказал не так резко и не прямо в лоб. Едва не рассмеялась собственным мыслям. А как, собственно, сказать такую фразу не в лоб, и не резко. Как там в детстве говорили? Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша. Все верно. Она у меня едет. Сишати мне нравился, очень, и ночь была просто... Короче, из песни слов не выкинешь, но любить? Я не знала. В одном я была уверена точно: уходить не хотелось.

Обняла шею капитана и еле слышно прошептала:

— Не уйду.

Наверное, не такого ответа ему хотелось услышать, но большего дать не могла. Поцеловал меня в висок.

— Пока достаточно.

Выпустил из объятий, натянул свою кофту и принялся шарить по полу в поисках остальной одежды. Я задумчиво изучала потрясающее подтянутое тело. Пока достаточно? Он определенно не из тех, кто сдается. Мне понравился такой поворот событий.

— А вставать уже можно?

Капитан улыбнулся.

— Вчера ты не спрашивала.

— Зато сегодня спрашиваю.

— Можно.

Проворно оделся, сдал мне в руки мои же вещи, поцеловал и, подпрыгивая как мальчишка, выскочил в коридор. Я осталась наедине со своими мыслями и впервые за столько лет почувствовала себя ужасно одинокой. Одинокой до такой степени, что дико хотелось реветь. Оделась, поджала колени к подбородку. Вселенская тоска разрывала сердце, потерла намокшие глаза. В животе неприятно заурчало. Всхлипнула. Есть совсем не хотелось.

— Чего ж ты урчишь тогда!

Потихоньку встала и побрела в капитанскую каюту объясняться с сынкой.

Кактусенок был не один. Рядом сидел встревоженный Кагараши.

— Мам, ты чего? Вы поругались? — участливо подпрыгнул ко мне цветик.

— Не-ет, — протянула я срывающимся голосом и ушла в душ. Видеть вдруг вообще всех расхотелось. Разделась и встала под теплый ливень с потолка. Желудок окончательно начал сходить с ума. Я, наконец, осознала суть и простор возникшей проблемы.

— Да твою же мать! — не удержалась от восклицания. И не удивительно. Недели в памяти как не было! А месячные часы не считаются с психикой.

В комнате послышалось испуганное шипение Кагараши и невесть откуда явившегося Сишати.

— Рэшока, что с ней?

Сынкин ответ я не услышала, зато голос капитана зазвучал уже в проходе.

— Микаи, Наташа, любимая, что с тобой?

— Нормально все, — откликнулась я сердито. — Чего пристали.

— Я зайду, — в голосе Сишати скользила неподдельная тревога.

— Не-ет! — взвизгнула я, лихорадочно соображая как бы безопасно добраться до сумки.

— Мама! — послышался сынкин голосок. — Ты нас пугаешь!

— Нормально все, — постаралась как можно тверже и уверенней произнести я.

— А-а! — протянул мой ребенок после недолгой, но весьма красноречивой паузы. — Я понял.

Сишати что-то зашипел.

— Чего, чего... ПМС у нее, — профессорским тоном изрек кактус. Я застонала.

— Микаи? — встревожился опять капитан.

— Ее сейчас лучше не трогать, — продолжил Пашка.

— Что есть ПМС? — заинтересовался Кагараши.

— Это заболевание такое, — начал распинаться благодарным слушателям цветик, — хроническое. Обостряется каждый месяц. Но вы не волнуйтесь, к вечеру она уже нормальная будет.

Врач возмущенно зашипел, потом перешел на ломанный русский земной.

— У вас не быть хронический заболеваний, у вас не остаться никаких заболеваний!

— Ну, я точно не знаю, — Пашка вошел в раж, — но это вроде психическое.

Я поняла, что больше не смогу спокойно слушать, выключила воду.

— А ну, вон! Все! В коридор! И дверь закройте! — Адольф гавкнул. — И ты тоже, комнатный пес!

Удивительно, но уже пару секунд спустя каюта была пуста. Даже Машу забрали, хотя против нее я вроде ничего конкретного не имела. Тоже женщина, как-никак.

Я бегом переоделась с учетом сложившихся обстоятельств. Как чувствовала, не оставят они меня надолго. И правильно чувствовала. Дверь бесшумно отъехала в стену, в проходе стоял Сишати. Один. Я уперла руки в бока и нахмурилась. Видеть все еще никого не хотелось. Капитан сделал несколько осторожных шагов мне навстречу, словно я взбесившийся лев в клетке. Хотя... Зачем заниматься самообманом? С моими размерами и максимальным вредом, который могу нанести, скорее уж макака.

— Микаи, объясни, что за болезнь, наша медицина совершенна.

Я растерялась, потом засмеялась.

— Ты больше Пашку слушай! Нет у меня никакой болезни, исключительно природные процессы неуравновешенного женского организма. Водится за моим товарищем такое, все, что не знает, сочинит, взяв за основу где-то кем-то мельком брошенное слово, а потом выдаст в виде своей и, по собственному убеждению, очень правдивой версии.

Напряжение ушло с его лица. Черты разгладились. Он пересек каюту и обнял. От неожиданно крепкого объятия я хрюкнула.

— Кости мои! Ты же сильный.

— Микаи, — тихо прошептал он.

— А это что?

— Мое тебе имя.

— Это как?

— Потом объясню.

Оторвалась от его плеча и взглянула в глаза.

— Переводится?

Утвердительно кивнул. В ночных зрачках заплясали озорные искорки. Я залюбовалась. И вовсе он не невозмутимый и не суровый, как казалось поначалу.

— Так что? — все еще ждала ответ. Он молча, не отрывая взгляда, взял мою ладонь, легко провел по ней кончиками пальцев и положил себе на плечо, после несильно надавил сверху на ногти. Правый уголок совершенных губ приподнялся, обозначив самую сногсшибательную во вселенной ухмылку.

— Дикая, — чуть слышно прошептала я. Так и не поняла, прозвучала ли хоть капля вопросительной интонации. Он склонился, я, уподобившись сумасшедшей утопленнице, окунулась в водоворот власти его губ.

— Надо идти, — теперь Сишати прерывисто дышал.

— Куда? — не поняла я.

— В рубку. Я — капитан исследовательской группы. Я управляю судном. Мы подлетаем.

— К вашей планете?

— Почти. К системе. На Сиросэкаи мне нельзя. Нас встретят послы от совета. Трое мудрых. Я докажу вину Кори.

— Докажешь, — уверенно кивнула я.

Он улыбнулся и убежал. Я вернулась в душевую, высушила волосы и прямиком направилась в центр событий угрожать подзатыльниками болтливому ребенку.

Капитан, Наши и Шуаи сидели на положенных местах. Сишати поочередно шипел на сиросэкайском команды подчиненным и терпеливо отвечал на многочисленные цветиковы вопросы, которые тот задавал, пританцовывая от экрана к экрану. С потолка свисала сердитая нарашека и что-то выкрикивала, разбавляя речь плевками. Верблюды водятся и в иных землях. В паре метров от меня, не менее сердитый, чем Маша, Кагараши зажал скулящего Адольфа и смазывал ему многочисленные царапины на морде каким-то кремом.

— Это что? — не поняла я.

— Это Адольф к Маше приставал, — на секунду оторвался от экранов цветик.

— Дольф, она же инопланетная. И потом ты ее боялся.

— Уже нет, — пробубнил Наши.

Собак в очередной раз заскулил. Врач зло зашипел. Сишати усмехнулся. Нарашека еще раз плюнула на пол.

— Мы ведь не на Земле, а жизнь всегда найдет выход, — философски протянул ребенок.

— Парк Юрского, — вспомнила я источник мудрой цитаты.

— Тихо, — жестко процедил капитан. У меня по спине пробежали мурашки. Приказ звучал так, что ослушаться его не возникало никакого желания. Неужели это тот же самый мужчина, что шептал мне нежные слова ночью? В рубке воцарилась гробовая тишина, даже Дольф перестал поскуливать. И только сама система едва слышно щелкала.

Я обратилась к боковому экрану.

К нам приближалась здоровенная продолговатая и по всему, наверное, стальная фиговина. На наш конус она точно никак не тянула, ни по размерам, ни по форме. Когда она заняла весь экран, а после, не прекращая приближаться, обернулась к экрану одним боком с кучей мелких выступов, я поняла, что это не она движется, движемся мы. Открылась большая дверь, и наш корабль проскользнул внутрь. Сразу на ум пришли кадры из нетленок Лукаса. Сейчас откроется дверь рубки, и я узрею самого Дарта Вейдера, владеющего темной стороной силы. Классный мужик, кстати, всю сознательную жизнь к нему была неравнодушна. Сначала в детстве, а уж в роли Энакина, так и вовсе. Никогда не прощу Оби Вана.

Пока я размышляла о превратностях судьбы молодого джедая, дверь рубки и впрямь открылась, только не впустила моего кумира, а выпустила команду. Вздохнула и пошла следом за скачущим вприпрыжку Пашкой. Сишати приблизился ко мне.