Глаза цвета черники

-Да, кстати. Машка и Анютка хотели с тобой познакомиться, — сказал Илья, поворачиваясь ко мне и даря свою хитрую лыбу.

— Кто такие?

— Нелькины подружки. Нелька — девушка моя.

— Да помню я, Илюх...

— Мы с ними гуляли и как раз тебя тогда встретили, на набережной. По-моему ты им обеим приглянулся.

— Да ты что?!

— А чего ты так удивляешься?

Я пожал плечами.

— Не знаю.

— Девчонки сказали, что ты красавчик. Хотя я сомневаюсь. По-моему ты обычный шмокед.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Илюха тоже заулыбался.

— Что ты ржешь, дубина? Тебе уже восемнадцать скоро, а ты еще, наверное, ни разу ни с кем не целовался. Я ведь прав? У тебя то папаша, то деревня, некогда своей личной жизнью заняться.

— Ну а в деревне, что, люди что ли не живут?

— А что, ты там себе уже кого-то завел? Признавайся!

— Да нет, что ты.

— Так да или нет! Чтот-ты темнишь!

— Как будто я бы стал от тебя что-то скрывать.

— Ладно-ладно. Так уж и быть, поверю. Ну а на счет Машки я не знаю, а вот Анька зато тебе точно подойдет.

— Как ты это, интересно, определил?

— Ну, она более скромная. Спокойная такая.

— И что? Кто сказал, что мне скромные нравятся? Может, как раз наоборот.

— Вот блин! Хорошо. Я тебя с обеими сведу. Сам выбирай.

— Не надо.

— Почему? -Илюха искренне удивился.

— Просто не хочу лишних проблем.

— Да какие проблемы? Будете общаться, тебя ж никто не женит на ней.

— Не хочу пока. Давай попозже, ладно?

— Да я не настаиваю. Как знаешь.

После перемирия с Ильей, я снял свою бейсболку. Если он ничего не заметил, значит, на лбу у меня ничего не написано. И все-таки я не один, у меня есть друг. Да и Андрей уже не казался такой сволочью.

Андрей и я у порога.

— Не приходи пока...до конца недели.

— Почему? — спросил я.

— Родня приезжает издалека.

— А кто к тебе придет? — спросил я.

Андрей схватил меня за подбородок и повернул мое лицо к себе.

— Сестра с семьей.

Какой он сегодня разговорчивый. Шея у меня ныла.

Андрей отпустил мою голову. В шее что-то щелкнуло.

— Андрей...

— Что?

Он впился ногтями. Это уже перебор.

— Поможешь мне устроиться на работу?

Он не ответил.

Я ходил следом и ждал ответа.

— Тебя никуда не возьмут, тебе нет восемнадцати. — сухо сказал он.

— Можно прибавить возраст, — предложил я.

Он развернулся и в упор посмотрел на меня.

— В паспорте что ли исправить? Тебе в жизни никто восемнадцать не даст.

— Я согласен без трудовой.

— Хорошо. Я подумаю.

* * *

Родня гостила у Андрея целую неделю. У меня появилось много свободного времени. Я каждый день проведывал папу, который шел на поправку. Надо сказать, именно это обстоятельство рождало в моей душе чувство благодарности к Андрею.

Как же ловко он все устроил! Отдельная палата в хорошей клинике с крепким высоким забором. Природа, тишина. Правильное питание. Хорошие специалисты, адекватное лечение. Я летал, как на крыльях, радуясь, что снова скоро увижу своего прежнего папу. Здорового, сильного. Мы будем жить вместе, семьей. Цена, которую я платил за это, казалась мне теперь не такой уж непомерно высокой.

Жить одному было грустно. Правда мое одиночество периодически разбавляли звонки в дверь. Я открывал, уже заранее зная, кого увижу за порогом.

— Папы нет. Не будет. Да, уехал. Нет, не вернется. Перестаньте сюда ходить, иначе вызову милицию.

Я зло хлопал дверью.

Женщины и старушки у подъезда одобрительно кивали головами в мою сторону.

_Ишь, приструнил алкоголика. Молодец.

Да, знали бы они какой я сознательный. И какие мысли крутятся у меня в голове, и чем я занимаюсь, когда с работы приходит мой любовник.

Да, я стал думать о нем иначе. Он меня окончательно прогнул и подмял под себя. Когда я начал получать от секса удовольствие, я увидел все в ином свете. Раз уж я этим занимаюсь, то почему бы и нет? Пусть мне тоже будет хорошо, как и ему.

Я наконец-то сходил в парикмахерскую и остриг прилично отросшие за лето волосы. Девушка-парикмахер была совсем молоденькая. Она с удовольствием шутила и болтала со мной. Рассматривая себя в зеркале, я понял, что действительно красив. Спасибо маме и папе. Андрей был прав. Это было приятное открытие. Красота всегда действовала на людей положительно, и я учился этим пользоваться.

Пока Андрей был занят, я решил сделать ему подарок. Испечь шарлотку. Я очень хорошо умел ее готовить. У меня получалось даже лучше, чем у бабушки. В понедельник я смотался на ближайший рынок и купил там килограмм самых красивых и красных яблок. Дома полез в кухонный шкафчик и достал мамины принадлежности для выпечки. Большая миска для теста, сито, форма.

Они были все в муке... Я держал их в руках и таращился. Глаза заволокло слезами, и внезапно меня пронзила острая боль. Я как будто прирос к кухонному полу. Мама была последней, кто трогал эти вещи. С тех пор их просто не доставали. Значит, то, как они лежали... мама их так уложила. Далеко, на верхнюю полку, застеленную пергаментной бумагой...

У меня в горле случился спазм. Я положил все на стол и ушел в свою комнату. Достал из кармана куртки сигареты и закурил у форточки. Я так явственно вспомнил ее. Мне лет шесть и мы с ней лепим на кухне пельмени. Она такая молодая, очень красивая. Красивая белозубая улыбка, золотые сережки. Обручальное кольцо, все в муке, в тесте. Но все равно блестит. А у меня руки такие неловкие, пальцы не слушаются, как будто они не мои.

Я знал, к чему могут привести эти воспоминания. Я мог бы начать думать о том, как бы сложилась наша жизнь, будь она сейчас жива. Родители часто ссорились. Может, они бы даже со временем и развелись. Но, в любом случае, все у нас было бы по-другому.

Я вернулся на кухню и вымыл все под горячей водой. Ничего ведь не изменится, если я начну себя жалеть.

Я провозился пол дня. Рецепт помнил по памяти. Шарлотка получилась прекрасной. Круглой, ровной и не пригорела. Сверху, на подрумянившихся яблоках блестели крупинки сахара. Я долго на нее любовался, радуясь тому, какой я ловкий. Да, по мне явно плачет кулинарный техникум. Вечером я завернул пирог в фольгу и пошел к Андрею. Он открыл, заспанный, сердитый. Впустил меня и закрыл дверь.

— В чем дело?

— Это тебе!

Я протянул ему свой сверток. Он не взял, просто молча посмотрел на него.

— Что это?

— Подарок тебе.

— Не надо. Я тебе говорил пока не приходить. Так чего ты явился? Я сильно устал, поэтому лучше иди домой. Я тебе потом позвоню.

Он выставил меня за порог. Я молча поднялся к себе. Покурил на кухне, выключил свет и лег в кровать. Старался ни о чем не думать. Сна, конечно, не было, поэтому я пялился в окно. Оно светилось от уличного света, шторка казалась прозрачной. Где-то в квартире скрипнула половица.

— Домовой, наверное, ходит, — подумал я и улыбнулся. Мне кажется, я сейчас был бы рад любому живому существу, которое бы пригрелось возле меня. Люди используют друг-друга, у каждого свои цели. Когда я был ребенком, я не понимал этого. А сейчас, сам оказался в этой мясорубке...Пусть. Если ему нужно только мое тело, то он будет получать его, сколько влезет. Пока не надоест. Есть только два стоящих момента: я и мой отец. Значит, так надо.

5.

Андрей не забыл про свое обещание и устроил меня на работу. Кажется, его знакомая работала директором одного из магазинов известной сети супермакетов. Меня пригласили в продуктовый отдел самообслуживания. Это был довольно большой магазин, шесть касс, большой склад, своя кулинария. Я должен был работать разнорабочим.

В тесной подсобке меня около получаса пособеседовали, выясняя на что я годен. Потом передали на руки высоченному суровому представителю службы безопасности. Этот мужлан в форменной черной куртке и с нашивкой, похожей на знак СС, муштровал меня довольно долго, популярно объясняя, что бывает за воровство. Как будто я пол магазина готовился вынести. Зачем-то привел в пример восточные страны, где за этот грех отрубают руки. Вот ведь болван, глупый, как пробка.

— Одну руку, — поправил его я.

— Что?

— Одну руку отрубают. Правую. А вторую оставляют на потом.

— А ты, я вижу, смышленый парень, — он улыбнулся на меня, как людоед.

Я сразу же стал работать. Теперь, вставая утром, я не думал о том, чем занять свой день, а мчался на работу.

В мои обязанности входило много разной фигни. Я убирал помещение склада: мыл там полы и окна, следил, чтобы не заводились мыши, разрезал и прессовал картонные коробки из-под товаров, чтобы сдавать их в утиль, чистил тару. Взвешивал, перекладывал, сортировал. Приносил, уносил, подавал. Таскал мусорные мешки. Помогал раскладывать товар. В общем, я был кем-то вроде Золушки. Когда привозили продукцию, я разгружал машину вместе с грузчиками. Впрочем, они меня жалели и не давали особо надрываться.

В первую неделю, несмотря на пятичасовой рабочий день, я так уставал, что едва приползал домой. Приползал я домой к Андрею, это было его желание. Пока папа находился на лечении, мы жили вместе. Андрей молча щурился на меня, видимо ждал, когда же я начну ныть и жаловаться. Но не дождался. Я втянулся и быстро привык.

-Живучий ты, — только и сказал он мне. -С характером. Я так и думал.

Тогда я просто не обратил особого внимания на эти слова. Но мне было приятно, что он похвалил меня.

Не считая меня, двух грузчиков и двух охранников, работавших посменно, коллектив был, в основном, женский. Столько стерв сразу, в одном месте, я еще не встречал. Щепетильным и нежным барышням в торговле не место. У всех сотрудниц это прямо на лицах было написано. Новеньких и неопытных подставляли, и крутили ими, как хотели.

Я первую неделю их всех даже побаивался. Но старался, как мог. Шел на помощь, если кто-то не успевал выложить товар, или взвесить, что-то ронял, опаздывал. Старался успевать везде и всюду. Я всегда был неизменно приветлив, доброжелателен и спокоен. Всегда в хорошем настроении. Женщинам это нравилось, я как-то разбавлял их коллектив.

Через месяц все, кто работал в торговом зале и на складе, обращались ко мне не иначе как Костенька, звали на помощь и даже спорили, кому из них первой я должен помочь. Женщинам я определенно нравился, сам не знаю почему. Одна из кассирш, наиболее объемная в теле, но зато не отягощенная лишней скромностью, любила неожиданно хватать меня пальцами за подбородок, и трясти, приговаривая при этом: " — У-у-х, какие глазки!"

С первой зарплаты, точнее с первых двух зарплат я первым делом купил себе сотовый. Я давно уже заметил эти штуки у ребят и мне, естественно, тоже хотелось. Мы с Ильей долго лазили по магазинам и выбирали мне телефон. В итоге я купил ярко-красную раскладушку. Илья заявил, что телефон девчачий. Но мне он сильно нравился и был дорог, как первая вещь, купленная на собственные деньги. В моем телефоне было забито целых четыре номера. Славка, Илья, Димон и Андрей. Андрей был зашифрован под Алену.

В октябре я пошел в школу. Опоздал и затянул с переводом. Это была моя третья по счету школа и последний одиннадцатый класс. Часов до четырех — пяти я был на уроках, потом бежал в магазин и работал там до девяти. Иногда меня отпускали домой пораньше, но все это сказывалось на зарплате. Ни на какие домашние задания у меня не оставалось ни времени, ни сил. Успеваемость моя упала чуть ли не с первого месяца. И только то, что я схватывал на уроке, откладывалось у меня в голове. Отвечал я нормально, но из-за постоянно невыполненных домашек мне ставили трояки.

В школе вообще было ужасно скучно. Мой класс — одни сплошные дети. Они были моими ровесниками, но я, окунувшись с головой во взрослую жизнь, не воспринимал этих домашних ребят всерьез. Мне казалось порой, что я на пол жизни их старше. Робкие держания старшеклассников за руки, записочки под столом, обсуждение каких-то фильмов, музыки, игр. Ну как дети, честное слово. Я ни с кем не общался, держался замкнуто, и меня тоже не трогали.

Иногда, сидя на уроке, я думал про Андрея. И у меня лоб покрывался испариной. Как же ему должно быть стремно спать со школьником. Ведь это страшная статья. В тюрьме ему пришлось бы несладко. Но я не мог представить его в тюрьме, как ни старался.

Школу я мечтал поскорее закончить. Она занимала слишком много времени и отнимала много сил, которые нужны были мне для другого. Будущее рисовалось туманным.

Папа уже несколько недель жил дома. Выглядел он как побитая собака, чувствовал себя так же. Вид его шестнадцатилетнего сына, который разрывается между школой и работой, так же не способствовал поднятию настроения. Папа заявил, что будет искать работу. Я рявкнул на него, приказал сидеть дома и лечиться. Это было моей серьезной ошибкой.

Частенько вечером Андрей сбрасывал мне на сотовый короткий вызов. Приходилось на ходу придумывать какую-нибудь легенду. В конце — концов, я сказал папе, что у меня есть девушка и я хожу на свидания. Это было жуткое вранье, но не правду же ему говорить.

Я незаметно привык к Андрею. Сам удивляюсь, как это получилось. Думал, возненавижу, но нет. Обычный человек, с вполне земными потребностями. Одинокий. В конце-концов, я ведь и сам был одинок, как брошенная собака. И я как-то даже привязался к нему. С ним я советовался, задавал ему вопросы и получал вразумительные ответы. Как если бы он был мой отец. Иногда он показывал мне, как работать на компьютере, рассказывал, как работают те или иные детали в машине, если я интересовался. Порою, мы просто сидели и разговаривали. Не, знаю, приятно ли ему было общаться со мною, но он меня не прогонял.

Андрей был настолько спокойным и уверенным, что даже, то, чем мы с ним занимались по ночам, стало казаться мне нормальным. Я привык и к этому. Андрей умел быть нежным и деликатным, он не издевался и не мучил меня. Я, видимо, начинал сходить с ума.

Он не лез ко мне в душу, а я не совался в его дела. Мы просто кувыркались у него на кровати. Пока позволяла теплая погода, мы довольно часто выключали в квартире свет и темной ночью выходили на закрытую лоджию. Курили там, стоя у распахнутого окна, иногда пили что-нибудь не сильно крепкое, вроде пива или вина. Но Андрей этим вообще не злоупотреблял, и мне это нравилось. Свежий, уже осенний ветерок обдувал лицо и тело. Ощущение было классным, будто мы находимся на природе. Андрей обнимал меня. Все-таки он был ласковым.

Он, закрыв глаза, водил ладонями по моему лицу, запускал пальцы в волосы, прижимался лицом к моей шее и долго дышал в нее. Я чувствовал, что нравлюсь ему, и эта нежность в нем искренняя. Он сжимал мои запястья, держал крепко и напоминал в такие минуты большого и сильного зверя. Вырываться, как было поначалу, уже не хотелось. В сознании туманилось, и я молча плыл по этому течению, уже ничего не боясь, не противясь. В некотором роде, это было даже красиво. Прохладная и свежая постель, вино, запах сигарет, ночной воздух из распахнутого окна. Засыпая, он обнимал меня, шептал что-то на ухо. Я не понимал.