Мужики опять со значением переглянулись. Не скрывает пацан, что в дурдоме жил. Получается и родители его тоже...того...рядом с ним проживали. Только в разных палатах. Ну и семейка. Хотя чему удивляться: голова — дело тёмное, особенно когда самогоном злоупотребляешь. Беда, однако. Даже мамка пацана, хоть и врачиха, а конкретно спилась. А может, никакая его мамка не врачиха, а гонит пацан пургу и примазывается к интеллигенции. Вон папку почему-то называет наполовину врачом. Это как?
— А как это наполовину врач твой папка, — уточнил Кошкин. Лучше бы он не спрашивал.
— Ну, как вам объяснить, — попытался популярно рассказать Димка о патологоанатомии. Скорее всего, его собеседники и слова такого не знают. Поэтому Димка старался подбирать простые понятия. — Вот мамка у меня тихая женщина, она людей лечит. А папка мужчина резкий, он людей не лечит. Он их режет.
Нефёдов чуть отодвинулся от Димки. Кошкин недоумённо переспросил:
— Как это он людей режет?
Димка, как мог, так и объяснил, даже показал — помахал перед бойцами правой рукой, в которой якобы зажат ножик:
— Чик-чик и все дела. Был целым человек, а он его на кусочки порезал. И меня к этому делу хотел приучить. Но меня что-то в такую медицину не тянет.
— И много он зарезал? — Кошкин чуть побледнел.
— Говорил, что почти с половину кладбища нарезал, — признался Димка. — Но, думаю, что это он так шутил и преувеличивал. Он у меня с юмором.
— А с расфасованными трупами он что делал? — шёпотом спросил Кошкин. — На пирожки пускал? — Федя помнил, как в голодный год у них в районе нашли людоедов, которые из мяса людей делали пирожки.
— Зачем пирожки, — вот же фантазия у Кошкина — подумал Димка. — Он потом порезанных людей замораживал.
— Замораживал? — прошептал Кошкин. — Просто брал и замораживал?
— Нет, мля, со спецэффектами, — отмахнулся Димка. — Вот такие братцы пироги с котятами, их едят, а они мяукают.
Димке этот непонятный разговор стал надоедать. Вот же бойцы добадались. Договорились до пирожков из людей.
Кошкину стало жутковато, а Нефёдов вообще смотрел на Димку с вытаращенными, как у рака, глазами. Да уж, юморной у Димки папка. Не повезло пацану, что появился на свет в такой семейке. Мамка вконец забитая женщина, спившаяся до синьки от такой жизни. А папка настоящий сумасшедший душегуб, которого и в тюрьму сажать нельзя, потому как в голове у него не все дома. Вот папку и лечат, скорее всего, в буйном отделении, а мамку поместили в тихое отделение, как тихушницу. Потом и сыночка туда же определили, когда он белочек начал ловить, но не поймал. Поняли, наверное, что сыночек, если его не закрыть, то может по папкиной дорожке пойти ...с острым ножиком в лапках.
Кошкин уже и не рад, что затеял такой мутный разговор, но всё-таки поинтересовался:
— А ты-то как здесь оказался?
Вот что сказать этому бойцу? Димка сам не знает, как он тут оказался. На пальцах такое не объяснишь. Система его сюда закинула, но не скажешь же этим людям о Системе. Подумают, что псих. Поэтому Димка стал импровизировать:
— Немец разбомбил наш дом. Шарахнул бомбой — дом наш в дребезги и напополам. Кто самостоятельно смог выбраться из-под завалов, тот разбежался в разные стороны. Завал никто не разбирал, даже МЧСников я на развалинах не видел. Меня контузило, наверное, совсем не помню куда пошёл. Вот так здесь и оказался.
— А кто такие эмчеэсники? — поинтересовался Кошкин. — Буйные психи?
— Не, это..., — Димка почесал затылок. — Это, кто первую помощь оказывает... санитары, во!
Кошкин представил такую жуткую картину. Старооскольский жёлтый дом разбомбили немецкие самолёты. Психи, кто уцелел, разбежались в разные стороны. Санитаров в белых халатах и врачей побило нахрен. Поди уже и психов, что спаслись, много погибло, так как они сдуру могли и к немцам почапать, а немцы психов сразу расстреливают. Скорее всего, осиротел наш Димка. Зря мы затеяли с ним этот разговор, ещё возбудится и нас за немцев посчитает, а стреляет этот пацан метко. Вот, спрашивается, чего старшина с ним возится? Давно бы сдал его куда следует, где его бы лечили порошками. С другой стороны, пацан на немцев дюже злой за то, что они разбомбили его родной жёлтый дом и пришибли родителей с санитарами. Хоть родители у него и жуть сплошная, но тут поневоле окрысишься и пить начнёшь литрами.
От дальнейших расспросов любопытными бойцами Димку спас ефрейтор Цак, притащивший ему верёвку и сообщивший бойцам свежие новости. Командование от своих щедрот усилило взвод расчётом противотанкистов и расчётом станкового пулемёта, так как опасается, что на этом участке фронта немцы опять полезут в атаку. Гадам фашистским всё неймётся.
Димка убежал искать укромное место, чтобы начать химичить с верёвкой, а Цак завязал разговор с пулемётчиками. Что-то их вид ему не очень понравился: совсем не бравый вид у бойцов.
— Заботится о нас начальство, подкрепление дало, — начал издалека Цак. — А вы чего такие смурые сидите? Первый раз, что ли нам от немца отбиваться.
— С немцем нам не впервой биться, да, нам тут Димка такие страсти про себя рассказал, только держись, а то упадёшь. Лучше бы мы его не расспрашивали. Теперь, чтобы забыть не хватит и четверти самогона. У меня до сих пор поджилки трясутся не меньше, чем руки нашего поселкового зубодёра, как представлю, что пережил парнишка с таким папкой.
Ефрейтор печально покачал головой.
— Ведь предупреждал вас не лезть к парню в душу с расспросами. А вы? — ефрейтор погладил себя по щетинистому подбородку, вздохнул и заплевался на бойцов желчью. Его реплики пропитались едким сожалением. — Теперь какими-то страхами обуялись. И это бойцы героической РККА? Детский лепет, ей богу! Строят тут из себя Клару Цеткин на приёме у гинеколога!
Цак пристально посмотрел на притихших и осознавших Федю и Юрика. С ними надо провести строгую профилактическую беседу. Не пристало бойцу РККА впадать в тоску и всякие печали, а страхи у красноармейца, вообще, не должны присутствовать.
Какие могут иметься страхи у отчаянного храбреца Феди Кошкина, потомственного пролетария, у которого школьное образование не оставило заметных следов на челе? Свой человек и Юра Нефёдов, храбрый до безумия, из крестьян, простой, как сибирский валенок в мороз. Всему верит, даже газетам. И мир вокруг него простой и понятный. Белое — это белое, а чёрное — это чёрное, полутонов нет. У него всё, что сложнее таблицы умножения, просто не существует. Как говорится, неведение — высшее благо. Ему школа тоже только нервы потрепала. Придётся провести среди бойцов разъяснительную работу на примерах, понятных даже им. Для этого и существуют мудрые ефрейторы, как старшие товарищи. А о чём с ними вести беседы? Не о Пушкине же? Они его "Муму" в жизни никогда не читали, а если прочтут, то ничего не поймут.
Ешь — потей, на службе мёрзни, на ходу немножко спи — хотел донести истину до разума подчинённых ефрейтор, но сообразил, что надо воспитывать подчинённых тоньше — издалека и с примерами из своего богатого жизненного опыта, а то их нервы не выдержат полную правду. Да и зачем она в реальной жизни?
— Жизнь наша, товарищи бойцы, — начал профилактическую беседу ефрейтор, — по сути, как баба: как выпьешь, вроде ничего. И в этом состоит стержень вашей проблемы.
От слов о бабах и стержне в глазах бойцов ефрейтор обнаружил некоторые проблески понимания, поэтому продолжил с воодушевлением воспитательную работу с подчинёнными.
— Димка наш приблудный, рос, конечно, как придорожный лопух в пыли и мог завянуть, как непроданный вовремя тюльпан. Но, как видите, не завял, а сражается с врагами. А вы, вместо того, чтобы настроить пацана на борьбу, стали копаться в его проблемах, как те мухи в...нечистотах. С психическими личностями надо вести себя просто. Вот, как я поступил. Попросил у меня Димка верёвку, я её ему и нашёл. Теперь парень бегает с ней весело, нагуливает аппетит и пребывает в хорошем настроении.
— Зачем ему верёвка? — недоумённо поинтересовался Нефёдов.
— А ХЗ, — развёл руками ефрейтор. — Мало ли, для чего нужна верёвка больному человеку. Вас это не должно трогать: вас должен трогать только ваш ручной пулемёт и патроны к нему. Вот мы со старшиной проонанизировали сложившееся положение и решили, что надо к парню, учитывая его природную чёкнутость, относиться спокойно и снисходительно, как к мебели. Хочет верёвку — на тебе верёвку, хоть задавись. Мало ли у кого какие жизненные потребности возникли. Вот, братцы, вспоминаю я один случай. На нашей весёлой улице жила гражданка Ривка. Помимо природного очарования, имелось у Ривки, как минимум, два таланта. И оба стремились выскочить наружу, но на сибе показывать не стоит. А улица тогда ещё носила имя писателя Бабеля, когда он ещё не стал врагом народа. У гражданки Ривки, кроме двух талантов, имелся, вы не поверите, муж Александр, типа Сашка, а просто говоря, Шурик. В один прекрасный момент её Шурик сошел-таки с ума от Ривкиных прелестей и её сволочного характера. Взял и вообразил себя не каким-то вшивым Наполеоном Бонапартом, а самим Исааком Маньевичем Бабелем. После очередного отчаянного скандала с Ривкой он начал всем рассказывать, что именно в его Шурикову честь назвали улицу, потому как он таки и есть Бабель. Что с безумца возьмёшь? И, как всякий безумец, он проявил талант изворотливости. Требовал уважения и почестей к своей персоне. Если почести не оказывали, он размахивал руками и грозился самоубиться. Орал прилюдно: "Я прям тут щас покончу в сибя, я щас наложу сибе в руки". Психоз сибе подобрал товарищ Шурик занятный и относительно безопасный. Так происходило до тех пор, пока настоящего Исаака Бабеля не объявили врагом народа и не забрали куда следует. Улицу нашу быстренько переименовали, а Шурика вскоре отправили не то в психдом на лечение, не то вслед за настоящим Бабелем неизвестно куда. А не надо сибе придумывать психозы с буржуазным оттенком. Хотя лично я считаю, что выставлять себя Наполеонами, пролетариям тоже невместно.
Ривка, доложу я вам подробно, к тому времени достигла того возраста, когда люди говорят, что женщина созрела. В этом возрасте, обращаю ваше внимание мужики, женщина наиболее опасна для культурного общества, так как уже склонна на эксперименты, чтоб вы знали. А я в те времена жил как сейчас весь красивый и в фас и в профиль, вот Ривка и взглянула положительно на миня со стороны такой геометрии. Ох, и любила эта Ривка во время своих экспериментов подменять глубинные понятия на наносные. Но, это личное...предостерегал же миня внутренний голос: "Мойша, а оно тибе надо", но кто бы его ещё слушал. Азохен вэй, говорил мне внутренний голос: "Мойша, одумайся, ты же уже взрослый и должен знать, шо можно с дамочками, а шо таки нельзя. Ты молодой и красивый — тибе об этом твоя любимая бабушка говорила". Но я отвечал, что таки прекрасно знаю, как можно, когда нельзя.
Продолжу глубокую мысль, пока вспомнил её и ещё не забыл. В Ривкином дворе жила собачка, похожая на мочалку. Живой полигон для блох. Гавкучая сволочь, как и Ривка. Эээээ....помню, как однажды мы с ней в очередной раз близко припочковались для совместного интереса, типа ступили на скользкий лёд порока.
— С собачкой на скользкий лёд? — воскликнул непонятливый Нефёдов. Его круглое простецкое лицо выражало неподдельное изумление таким резким развитием сюжета.
— Зачем с собачкой, — стал пояснять Мойша непонятливому бойцу. — С Ривкой, а собачка сволочь. Собачка нас и спалила. Моя Сима тогда долго напрасно возмущалась и целую неделю верещала, чтобы я потерялся в диком ужасе и не трогал её достоинства, своими жалкими недостатками. Запомните мужики, что женщина в растрёпанных чувствах подобна цунами и пыльной буре в одном флаконе.
— А дальше-то что происходило? — навострил ушки Кошкин, надеясь на подробности.
— А дальше всё. Что случилось — то случилось: обделался я только лёгким испугом. Ривка после того небольшого недоразумения через собачку устроилась буфетчицей на вокзале. Говорят, вскоре отравилась своими же котлетами, — хмуро махнул рукой ефрейтор. — Это я к чему вас учу уму-разуму. Учитесь думать своими мозгами — на войне пригодится. Главное в нашем мужском деле — это маскировка и выдержка, а у вас запасные позиции не оборудованы. Поэтому товарищи бойцы, замкнитесь, как банковские сейфы; возьмите лопаты и идите с пролетарской ненавистью оборудовать запасные позиции. С лопатами я уже договорился. Когда приступите к работе, то вспоминайте слова моего папы: "Когда нечего делать — берись за дело, при этом будь безмятежен, как цветок лотоса у подножия Храма Истины". Так что, хватайте лопаты мужики и вперёд, раз мы с вами обратно договорились насчёт позиций и их маскировки. И больше не вздумайте миня разочаровывать, как миня разочаровала Ривкина собачка.
Бойцам ничего не оставалось, как отправляться изображать из себя в поте лица цветы лотоса у Храма Истины. Работа по устройству запасных пулемётных позиций не волк, в лес не убежит, потому её, окаянную, делать надо.
Димка, вооружившись верёвкой, пошёл искать место, где без лишних глаз можно провести эксперимент с новым оружием. Его идея с верёвкой требовала проверки эмпирическим путем, то есть на опыте. А уже опыт, сын ошибок трудных, покажет, что да как. Парня здорово интересовали тонкости игровой механики. Почему Система воспринимает верёвку, как предмет? А если к верёвке прилипнет трава, то и траву Система посчитает за один предмет? Нет, Система так не считала. Ели игрок дотрагивался до предмета, даже лежащего на земле, то именно предмет считался предметом, а не в связке с планетой Земля. Для удобства пользования новым длинным оружием Димка приспособил к концу верёвки деревянную рукоятку, сделанную им из ветки. Затем разложил верёвку на бруствере и убрал её в инвентарь. Верёвка, выданная ему ефрейтором, конечно, стрёмная, но дарёной лопате на заточку не смотрят. Хотя за пистолет можно бы ефрейтору постараться найти более прочную верёвку. Проведя ряд экспериментов, он пришёл к выводу, что самое удобно в его случае, это три вида длинномерного оружия. Первый предмет — верёвка длиной 24 метра с примитивной ручкой. Второй предмет — верёвка длиной 2,5 метров, тоже с ручкой и третий предмет — это метровая тонкая, но ровная ветка. Всё, больше в инвентарь ничего не помещалось, за исключением нескольких ценных таблеток. С длинной верёвкой оказалось всё не так просто. По идеи она должна всегда находиться в вытянутом виде, однако, ровно вытянуть верёвку не получалось. Так и появлялась она из инвентаря в той форме, что и помещалась в него изначально. То есть, после каждого появления из инвентаря она провисала и принимала несуразную форму. Абсолютно ровную форму она принимала только тогда, когда игрок догадался сделать на другом конце верёвки петлю и захватывать этой петлёй вбитый в землю колышек. Тогда оружие принимало почти ровный вид. Но каждый раз к колышку во время боя не набегаешься, поэтому надо искать длинный стальной стержень, но, увы, вес предметов в инвентаре совершенно незначительный. Приходится исхитряться.
