Идеальный любовник (завершено)

— Держи рот закрытым, Парикмахер. Прическу там поправь или еще чего полезного сделай и иди мимо, — невежливо встрял Андрей, недобро глядя на Леху.

— Какой романтИк, как спелись. Серенады тоже будете исполнять дуэтом? — парень на прощание помахал нам ручкой. — Пока, Ромео и Джульета, — и свалил.

— Еще пересечемся, — процедил сквозь зубы Андрей, провожая взглядом Парикмахера. — Так почему ты на меня кидаешься? — вернулся он к созерцанию моей макушки. — Это все из-за того мудака с розами? Поэтому тебя вчера на занятиях не было?

Прожигание взглядом на меня не подействовало, потому что после перепалки с Лехой вернулась к рассматриванию шнурков на кроссовках.

— А тебе какая разница? — буркнула себе под нос, обошла его и потопала прочь.

— Эй! Мы не договорили! — догнал Андрей меня и схватил за руку.

— Отвали! — усугубила ситуацию и выдернула руку из захвата.

— Что с тобой произошло? — встал он поперек коридора, не давая мне пройти. — Я хотел тебя сегодня в кафе пригласить, пообщаться. Разговор у меня к тебе серьезный есть, а ты вон как.

— В кафе говоришь? — прищурила глаза, обдумывая предложение. — Пошли. Притом туда, где спиртное продают.

— Ты серьезно? — изумился Андрей. — Как скажешь, кафе с бухлом, так кафе с бухлом. Но отчего такая перемена?

— Захотелось напиться, — огрызнулась я. — Давай так, меньше разговоров, больше дела. Дойдем до кафе, там и поговорим.

— Как скажешь, — Андрей выглядел немного удивленным, но пожеланию подчинился.

Вскоре мы вдвоем сидели в кафе и молчали. Я упрямо разглядывала содержимое своего бокала, а Андрей что-то обдумывал, упорно рассматривая меня.

— Знаешь, ты мне очень нравишься, — наконец решился он на признание.

— Да? — хмуро отозвалась я. — И что? — подняла взгляд от бокала.

— Хочу предложить тебе встречаться, — все так же испытующе глядя на меня, сказал парень.

Как же он не вовремя со всем этим. У меня сейчас одно желание, напиться до состояния не стояния и забыть обо всем, а не признания в симпатии слушать.

— Извини, Андрей, но можно я сейчас ничего на это отвечать не стану?

— Хорошо, я готов подождать, — выглядел он явно недовольным, но спорить не стал. — Когда ответ дашь?

— Не сегодня, это точно, — попыталась отмазаться и залпом осушила стопку.

Поморщилась и откусила кусочек от шоколадки, которую держала в руке.

— Что с тобой произошло? — Андрею мое поведение было явно не по душе, но он пока ограничился только вопросом.

— Ничего, — стопка водки подействовала почти сразу, мир поменял очертания и стал еще более мрачным, чем до этого. — Еще налей.

— Мне это не нравится. Ты действительно решила напиться. Почему? — отодвинул он от меня бутылку с прозрачной жидкостью.

— Налей, — откусила еще раз от шоколадки. — Слушай, а давай ты не будешь задавать вопросы, а?

— Мне кажется, тебе и одного раза было достаточно, — упрямо поджал парень губы, с неодобрением глядя на меня.

— Ну вот. Я тебе даже "да" не успела сказать, а ты мной уже командуешь, — капризно произнесла я. — Наливай.

Все так же неодобрительно глядя на меня, Андрей неохотно наполнил мою стопку.

— А сам? — спросила, только сейчас обратив внимание на то, что его стопка пуста. — Не составишь мне компанию?

— Неохота, — ответил он, но свою стопку наполнил.

— За тебя, — усмехнулась и снова осушила свою посудину залпом.

В этот раз закусила шоколадкой и запила колой. Вкус у водки был премерзостный, как и запах, но мне было все равно.

Так мы и обменивались ничего не значащими репликами, которые с моей стороны выдавались все реже и реже, хмель давал о себе знать. Когда дала сигнал к тому, что можно и уходить, Андрею пришлось помочь мне подняться со стула, сама была не в состоянии идти. Поддерживая меня под ручку и обнимая за талию, повел домой.

Мир виделся в абсолютно черном цвете и очень хотелось настучать кому-нибудь по рогам, я даже знала кому именно. Но этот "именно" не показывался, вот и делала попытки удержать глаза в кучке и передвигать ноги в нужном направлении. Папина охрана утром деликатно слилась с окружающей средой и сейчас на глаза не показывалась. А шкафы ой как пригодились бы. Андрею было тяжеловато работать и рулевым, и баржей. Тягловая сила была бы как нельзя кстати.

Парень решил все просто, поймал такси и избавился от необходимости изображать из себя верховую лошадь для пьяной меня. Когда доехали, выгрузил меня из машины, расплатился с таксистом, потом с трудом справился с хихикающей и пытающейся обслюнявить его мной, когда запихивал в лифт. Мне приспичило пересчитать ступеньки в подъезде, а так как все время сбивалась со счета, рисковали мы с Андрюхой заночевать в подъезде. Вот поэтому меня и под руки подхватили и в лифт невежливо впихнули. А я на это ответила вопиющей неблагодарностью, повисла на шее парня и мешала ему нажать кнопку. Чем дальше мы были от кафе, тем сильнее действовало выпитое мной, видимо постепенно всасываясь в кровь, и отравляя организм, и тем неадекватней я себя вела. А может быть действовал страх провести еще одну "черную" ночь в терзании самой себя? Ведь даже водка не помогла забыться. Все произошедшее днем ранее, под действием алкоголя стало казаться еще хуже, еще отвратительней, еще ужасней.

Андрей дотащил меня до дверей соседской квартиры, посчитала что очень весело, если обмануть его и показать неверное направление. Только когда он нажал на кнопку звонка, хихикнув, просветила парня:

— Ой, дверь не та. У меня другая.

— Какая? — терпеливо спросил он.

— Светлая такая, без обивки, — расплылась в дурацкой улыбке.

Соседей дома не оказалось, не зря же на устроенный Андрюхой трезвон никто не отозвался. Я, прекратив смеяться, ткнула-таки пальцем в нужную дверь и попыталась обнаружить сумку, в которой кроме учебников еще и ключи лежали. Но моего баула на плече не нашлось, сдвинув брови, задалась вопросом:

— И где она?

— В каком отделении ключ? — снял со своего плеча пропажу Андрей.

— Не помню. Кажется слева карман, или сзади, или внутри, — дилемма пьяной мне казалась неразрешимой, поэтому Андрюха махнул на меня рукой и устроил моей сумке обыск.

Ключи он обнаружил быстро, поэтому скоро мы с ним топтались в моей прихожей и я долго и упорно пыталась найти выключатель шаря по двери. Андрей и здесь пришел мне на помощь.

— Да будет свет! — возвестила я, щурясь на яркую лампочку. — Останешься? — подмигнула ухажеру.

— Останусь, но только чтобы за тобой присмотреть, — и кроссовки помог снять, рыцарь.

— А может, я не только присмотра хочу? — попытка флирта удалась плохо, потому что спотыкалась я почти на каждом слове, да и улыбка получилась вымученной.

— Вот утром это и обсудим, — подхватил меня на руки. — Где у тебя ванна? Здесь?

Мог бы и не спрашивать, сам дорогу быстро нашел. Поставил на пол шатающуюся меня, включил холодную воду и засунул мою голову под ледяную струю.

— Сволочь! — безрезультатно попыталась вырваться из рук садиста. — Зачем наливал, если теперь так?

— Чуточку прийти в себя тебе не помешает, — спокойно отозвался он, помогая намотать на голову полотенце.

Вот реально, смысл был дать мне напиться, чтобы потом так жестоко отрезвлять. Тем более не очень-то и помогло, пусть в мозгах немного и прояснилось.

— Иди к черту! — оттолкнула парня и покачнулась, чуть не упав.

— Теперь можно и спать лечь.

— Вали домой, живодер! — разозлилась я. — У меня одна кровать и ты в ней спать не будешь!

— А кресло есть?

Хотелось сказать что нет, но нагло врать язык не повернулся, да и мыслишка о Германе и о том, что лишний свидетель не помешает, остановила.

— Есть!

— Вот и отлично! Заночую в нем, — проявил проблески энтузиазма Андрей.

Наглость второе счастье и этого счастья у моего ухажера навалом. Поэтому скрепя зубы пошла переодеться, не в изгвазданных же джинсах спать, приказав перед этим парню покараулить кухню и не отвлекаться от столь важного бдения.

— Ну и ночуй, — ночная рубашка а-ля монастырь, длиной до пят, были моим единственным оружием против гостя. — А я спать пошла.

Демонстративно зевнула, шлепнулась на кровать, понадеявшись, что конструкция моего ночного одеяния способна сделать импотентом любого мужика, и что использовать это можно вполне как оружие. Завязочки на вороте, рюшечки под грудью, рукава почти закрывают пальцы, да и объемистость ночной рубашки такова, что можно троих меня ею обернуть и еще останется. Надо будет это сокровище, которое было пошито мною собственноручно на уроках труда (да-да, преподавательница у нас была извращенка, удивительно, что для каждой из нас пояса верности не смастерила, такого, который только при помощи шифра открыть можно), надевать каждую ночь, может Герман отстанет. Вот только насколько сильно мне хочется, чтобы он именно отстал, а не пристал?

Герман сжал кулаки, наблюдая за тем, как Лера любезничает со своим однокурсником. Бесило, как же бесило, то, что она так легко переключилась на другого. Все женщины таковы. Стоит отвернуться или на пару дней, исчезнуть из поля их зрения, как они тут же меняют предпочтения. Белла, Изабелла, до сих пор это имя отзывается болью в душе. Она так же легко забыла, так же легко выкинула из головы человека, которому говорила: "Люблю".

Столько лет прошло, а вспоминать все еще тяжело. Сколько раз он обещал себе не заглядывать в Зеркало, сколько делал над собой усилий и раз за разом сдавался. Тайком шел к озеру и наблюдал, наблюдал, наблюдал. Смотрел, как она смеется на свадьбе, как улыбается мужу, как радуется своему первенцу. Каждый раз душу рвало на части, но давалось еще одно обещание, что все, в последний раз..., и снова озеро, снова картины счастливой жизни женщины, которая так быстро забыла его — Германа. Не любила, так сказал Инквизитор, не любила, так эхом повторял здравый смысл. Но это было что-то сродни болезни снова и снова расчесывать зажившую рану, а потом кидаться в объятия демониц, которые были рады живой силе, которые выполняли любые прихоти и с удовольствием брали на себя роль учительниц. Но, ни одна не была той, которую хотелось обнять и прижать к себе. Белла, почему же ты так легко забыла?

Наверное, по той же причине, по которой своего друга не помнили школьные товарищи и ни один родственник не вспоминал имени выкорчеванного с корнем родича. Герман прикрыл глаза, вдохнул как можно больше воздуха и, задержав дыхание, застыл недвижимым изваянием у окна. Ясное небо, тусклые из-за того, что света в большом городе много, звезды и тонкий месяц. Безветренно, сухо. Погода идеальная для того, чтобы гулять всю ночь до утра, парами, держась за руки. Романтичная ночь, вот только девушка, которая безмятежно спала сейчас в кровати, придумала ход конем, и Герману пришлось отложить момент закрепления достигнутого в ареальности результата. Но кто сказал, что нельзя переиграть по-своему?

Кусок третий

— Жизнь! И пошто ты меня бросила в этом лесу одну?

Побудка была ошеломительной. В голове трещало, в ушах звенело, а мир качался аки пьяный. Похмельный синдром решил посетить меня с утра пораньше, и ухмылялся во все тридцать два зуба, и было ему имя Герман.

— Доброе утро, солнышко, — мужчина обнимал трехлитровый баллон с плещущейся в нем мутной жидкостью, смотрелось это очень колоритно и фантастически.

Вот представьте сами, стоит умопомрачительный красавец, с голым торсом, в обтягивающих джинсах, босиком и обнимает как свою последнюю надежду на счастье, баночку — картина "Здравстуй белочка, а мы тебя не ждали". Сглотнула, язык как наждачка прошелся по нёбу, и в горле тут же застрял сухой комок.

— Что это? — кивок не получился, так же как и тыканье пальцем в интересующий меня предмет.

— Лечиться будем, солнышко, — ласково просветил меня мой личный глюк.

— Ты чего это меня солнышком зовешь? — проснулась подозрительность в моей больной головушке.

— Тебе не нравится? — удивился этот ирод.

— Нет! — сипящий шепот привязался как приклеенный и никак не хотел меняться с нормальным звучанием голоса местами.

— Хорошо, ласточка, — миролюбиво сказал Герман и присел рядом со мной. — Пить будешь?

— Нет! — запаниковала я, мысль о пойле с содержанием спирта не казалась очень соблазнительной.

— Ну, зачем же ты так, — укоризна в голосе и грустный взгляд. Еще чуть-чуть усилий с моей и его стороны, и я поверю в искреннюю заботу обо мне. — Рассол лучшее лекарство от похмелья. Ты зачем вчера надралась?

— Дай! — боюсь, в моих глазах загорелся нездоровый, фанатичный огонь.

— И ведь не так много выпила, — покачал головой мучитель, глядя на мои трясущиеся руки. — Держи! — вручил он мне банку.

Попытка выпить жидкость прямо из посудины завершилась плачевно. Мое стратегическое оружие, тщательно лелеемое и хранимое не понятно для чего — ночная рубашка, пострадало первым. Нет, вторым, после моих: носа, щек и рук, на которые пролился соленый поток. Оторвалась от баллона и принялась трясти головой и отфыркиваться.

— Нет, ты не ласточка, ты ершистый воробей, моющийся в луже, — припечатал мужчина, налюбовавшись на мои манипуляции по спасению от удушения из-за попадания рассола в нос.

— Отвали! — голос стал почти нормальным, только некая сексуальная хрипотца меня немного смущала.

После рассола безусловно стало полегче, голова уже так не трещала от боли, да и дрожи в руках поубавилось и сразу же восстала из мертвых вредность. Я попыталась встать с кровати, но моральный урод не дал мне этого сделать. Легонько толкнул и навис надо мной, довольные огоньки зажглись в карих глазах:

— Забавный, ершистый воробей, — подвел он итог и поцеловал меня в губы.

Теперь уже я прижимала к себе баллон как маму родную. Своеобразный буфер, против дальнейших действий кареглазой заразы.

— Эй! Что здесь происходит?! — возглас Андрюхи, стоящего в дверях, послужил отличным холодным душем.

Отпрянула от нахала Германа. Рассол в банке чуть не выплеснулся от резкого движения, и попыталась отстраниться, но не тут-то было. Герман, сволочь такая, и не думал выпускать меня из объятий, только целовать перестал и ехидно ответил:

— Что происходит? Лечение, от похмелья.

— Для него место в постели есть, для меня нет, — слишком спокойной констатировал факт Андрей.

Подняла на него виноватый взгляд и испугалась. Парень был мрачен, как грозовая туча, глаза горели ненавистью и ко мне, и к Герману, губы побелели, а кулаки были сжаты. Было заметно, что он сдерживается с трудом.

— Я не понимаю, зачем ты водишь меня за нос, Лера, — безжизненно произнес Андрей. — Но это тебе дорого встанет.

— Андрей! — снова попыталась вырваться из объятий мучителя, банка сильно мешала. — Это не то, что ты думаешь!

Ответом послужила хлопнувшая дверь и насмешливое замечание Германа:

— Он все правильно подумал, воробышек. Разве нет?

— Ты! — слезы выступили на глазах и я начала барахтаться в своей необъятной ночной рубашке, пытаясь вырваться из плена сильных рук, так и не выпуская треклятого трехлитрового баллона из рук. — Ты, сволочь, урод, подонок!