Попадос - 8 (Попадосы-1). Шайтаны в погонах

4

Пришлось брать надувную моторную лодку, с подвесным мотором. Где и разместить, упакованных в бронежилеты и каски, но с петровскими фузеями, со штыками, морских пехотинцев, пусть и с автоматами Калашникова за плечами и пистолетами Макарова на поясах. При этом отряд пехотинцев возглавил уроженец Геленджика, хорошо знавший адыгский язык. Из расчёта, что через него получиться понять местных. Самому Коневу вновь облачиться в полный латный доспех, и с мечом и кинжалом на поясе. А что делать положение обязывало. И уже в таком виде и с такой поддержкой, взяв подарки, шашку образца одна тысячу двадцать седьмого года и пару бутылок водки. Одну в подарок, вторую, чтобы распить на месте. И что бы было, в чём употребить, прихватили ещё и гранёные стаканы. Да и закуску в виде небольших бутербродов тоже не забыли. И в таком виде отправились, с визитом, к местному натухайскому князю.

При этом вспомнив историю, как князь Святослав вёл переговоры, с византийским императором, сидя на банке для гребцов, в ладье. Где перед этим сам и грёб наравне с воинами. Но тут грести не надо было, ведомая мотором лодка буквально выскочила на берег. Буквально напротив группы наиболее богато одетых всадников. Которые все были обвешены оружием, имели кольчуги, небольшие островерхие шлемы-мисюрки, защищавшие по сути только верх головы, но с кольчужной бармицей спадающей на плечи и оставлявшей открытыми только лица. Которые гарцевали на отличных конях, под черным флагом, с изображением трёх перекрещивающихся золотых стрел и с золотыми же шести лучевыми звёздами в углах полотнища. Пехотинцы вышли, из лодки, на берег, встав с двух сторон от неё. А сам Конев так и остался сидеть на банке в ней. Явно давая понять присутствующим, кто тут главный. Ведь в то время тот, кто сидит, тот и главный. После чего и начались переговоры.

И начались они с подарков. Ведь подарить оружие это означало, что ты склонен видеть в оппоненте, если уж не друга, так союзника. И даря ему оружие показываешь, что ты ему доверяешь. И шашка, пусть и самого простого вида, как говориться пришлась ко двору, хотя ещё не известная в этом мире латунь, в отделке ножен и рукояти оружия впечатление и произвела. Но гораздо меньше, чем, когда адыгский князь потянул клинок из ножен и практически сразу замер, осознав, что клинок полностью стальной. Что сразу же поднимало его боевую ценность до заоблачных высот. Цену кстати тоже. И в ответ князь подарил Коневу саблю, не плохую. Как бы сказали на Руси, харалужную, в других местах подобное более известно, как дамаск[7]. В богато украшенных золотыми накладками с разноцветными, пусть и не крупными камнями, ножнах.

А вот вторая часть подарка вызвала недоумение. Прозрачная жидкость, в прозрачной же стеклянной бутылке. Нет, по местным меркам, бутылка из прозрачного стекла сама по себе была большой ценностью. При условии, что водку взяли фирменную, в фигурной бутылке. Но вот что это сразу не поняли. Но что бы разрешить этот вопрос как раз и взяли вторую бутылку. И по жесту Конева её открыли, повернув пробку, налили, в гранёные стаканы, буквально по глотку и предложили адыгскому князю сделать выбор стакана. Второй стакан взял Конев и, проговорив: "за знакомство", одним глотком выпил, после чего, по привычке, чтобы занюхать, упёрся носом в латную рукавицу. Довольно больно ударившись об неё. Черкес усмехнулся и влил в рот водку. Что бы уже через минуту, судорожно хватать воздух ртом, смотря выпученными глазами на Конева. Ему тут же подали блюдо с бутербродами, которые он стал жадно запихивать в рот. А Конев, наполнив, где-то треть своего стакана, и произнеся: "будем", демонстративно спокойно выпил водку, как воду, после чего сунул сжатый кулак под нос себе. На этот раз, стараясь не сильно ударить нос об сталь. И разжав кулак, выпустил стакан из рук. Но калёное стекло не разбилось при ударе об мелкую гальку, а только звякнуло при ударе. Чем ещё больше впечатлили оппонента.

Который, правда, свой стакан не вернул. А передал кому-то из своих приближённых. Ну, это было и понятно, тут граненый стакан проходил по разряду дорогого кубка. Да и по местным понятиям подарок есть подарок. И посуду никто возвращать не собирался. Но в ответ князь одарил Конева своим личным боевым ножом, сняв его с пояса. После чего согласился на то, что они союзники, пообещал прислать своих воинов на помощь для войны в Крыму. За плату конечно. Ну и согласился, что будут торговать. Причём сразу же попытался продать пленников, что были захвачены его воинами, как из числа только что захваченных турок, так и из числа пленников, взятых в соседних, тоже черкесских, правда, племени шапсугов, селениях. Выказав готовность взять плату и товаром, в частности водкой. Согласился он и на то, что колония в Мауролоко переходит под контроль людей Конева. Правда, посоветовал сначала решить этот вопрос с Заккарием де Гизольфи, командовавшими генуэзцами. Что бы у тех не было претензий. Конев с такой постановкой вопроса согласился. Согласился он, и обменять пленников на водку. Благо это обошлось всего в несколько ящиков водки. В стеклянных бутылках. Правда, для этого, пришлось опустошить практически все запасы водки в буфетах кораблей. Но после того как планировалось наладить винокурение, то водка хоть и оставалась ценным ресурсом, но была явно возобновляемым. Ну а сам адыгский князь признался, что хочет удивлять своих гостей, превращая воду в вино. Просто добавляя в кувшин водку из бутылки. А вот женщины для пришельцев, среди которых преобладали молодые мужчины, уже становились весьма необходимой частью жизни. И пришельцы получили почти сотню молодых черкешенок и детей из числа шапсугов. Заставив, при этом, Конева произнести: "Геленджик он и есть Геленджик, недаром переводиться, с турецкого языка, как Белая невеста". Но что поделать эти горцы и жили, в довольно скудных, на ресурсы, землях, за счёт того, что похищали, друг у друга, ну у соседних племён, а то и враждебных родов своего племени, людей. В общем из соседнего аула, за горой или рекой. И продавая их в рабство. Правда, при этом Конев сразу же обозначил, что рабство они не приемлют, но пленников выкупать будут. Покупая так же все товары, что ранее покупали генуэзцы. Плюс, они готовы покупать, качественный древесный уголь. И хорошо высушенную, качественную древесину. После этого попросил пригласить Заккарию де Гизольфи, для переговоров, на "Крузенштерн".

Ну и пока генуэзца сначала искали, потом убеждали посетить корабль, то отправившийся на корабль Конев стал рассматривать подарки князя. В том числе и вытянув из простых кожаных ножен боевой нож князя. Увидев который Стрельцов рассмеялся и, показывая на это оружие, по форме клинка весьма близкого к шашке, произнёс:

— Меч это чем тычут, сабля, это то чем рубят, нож это, то, чем режут. Шашкой режут, так что шашка, это нож. Да и вообще то, дайто, что ты Клим обозвал катаной, хотя катана это японский меч вообще, причём именно японский и именно меч, как те же полностью прямые тёкуто или цуруги, тоже нож. И шашкой, да и вообще катаной, именно режут. Причём заметь, по форме клинка, это прямо такой нож и есть. Только длиннее.

При этом на попытку Конева поспорить, уверяя, что раз клинок кривой, значит это сабля, и поэтому пусть и дайто, а не катана, но тоже сабля, хотя для сабель, в японском языке, есть другое слово, а не катана, обозначающий другой тип оружия, другим иероглифом, Стрельцов сумел ответить. Заявив, что он видел два практически идентичных, при изготовлении, клинка. Один, из которых был переделан в шашку[8]. Для этого клинок, переделанный в шашку, сделали короче на несколько сантиметров, сделали уже по полотну, сточив практически сантиметр на стороне лезвия, плюс полностью сточили елмань[9]. В результате шашка оказалась в полтора раза легче сабли. Её рубящие свойства уменьшились, но повысились режущие свойства клинка[10]. При этом центр тяжести оружия сместился на клинок, причём оказавшись очень близко к его рукояти. Так что и шашка и катана это ножи. Только настолько большие, что уже мечи.

Конев, вместо ответа, нахмурился, обдумывая, чтобы ответить. Ведь у него в руках был подаренный ранний клыч. Одна из разновидностей настоящих сабель. Изогнутый, как раз тяжёлый, с развитой елманью и центром тяжести, где-то за обухом клинка, ну явно совсем не шашка. Но тут к борту "Крузенштерна" пристал его разъездной катер, на котором находился богато одетый воин, в накидке, с красным прямым крестом Генуи. И пришлось Коневу и Стрельцову идти в капитанский салон корабля. Где как раз всё и готовили, для проведения переговоров. О дальнейшем взаимодействии пришельцев, как с Генуей, так и с Банком святого Георгия. Которому и принадлежали все колонии генуэзцев, на Чёрном море.

Интерлюдия 1

Сколько бы себя не помнил Заккария де Гизольфи, генуэзцы, в Капитанстве Готия, всё время готовились к вторжению турок. Но когда оно случилось, то произошло это внезапно. Нет, два десятилетие назад первое вторжение турок было[11]. Но тогда оборона крепости Каффа и помощь крымских татар привело только к тому, что Капитанство Готия согласилась на протекторат Турцией над этой территорией, с выплатой султану дани. Но всё понимали, что это временно, и рано, или поздно, турки вторгнуться, чтобы завоевать Крым. И все его ожидали.

Но когда вторжение случилось, то всё пошло неожиданно. Всё началось с того, что из-за гражданской войны у крымских татар, Каффа оказалась в осаде. И в ней оказались собраны практически все силы Капитанства Готия. И тут в окрестностях капитанства и появился турецкий флот из полутысячи, правда, не все из них были боевыми, вымпелов. И при этом в самой осаждённой Каффе случился мятеж армянского населения. Которым не понравился главный священник армянской церкви города. Что и не дало возможности оборонять город, от семидесяти тысяч человек турецких сил, из которых, правда, воинов было всего тысяч двадцать, а половина были невольниками гребцами. И через несколько дней после начала осады турками Каффа сдалась. После чего турки очень быстро заняли практически все владения христиан в Крыму, большая часть, из которых, сдалась захватчикам без боя. При этом попытки обороняться были осуществлены только в генуэзских владениях Чембало, Копе и тут в Мауролоко. Ну, если не считать небольшого боя в Солдайе. Попыталась оказать сопротивление и феодорийская крепость Фуна. И сейчас оборонялась столица княжества Мангуп. Которая выдержала пять штурмов. И теперь оказалась в полной осаде. Притягивая к себе главные силы турецких войск и флота. С галер, которого были сняты орудия для ведения осады. И только небольшие силы турок стали уничтожать оставшиеся города генуэзцев. Дойдя до Мауролоко.

Но незадолго до этого до него стали доходить слухи о появлении некой, могущественной, причём колдовско могущественной, силы, враждебной туркам. Да турки могли захватить и разрушить Копу, но не стали занимать её. Что позволило ему, после ухода врага, начать восстановление этого города. И вот оттуда примчался гонец, сообщивший, что к Копе, в поисках турок, подошёл флот железных кораблей. Которые уже заняли Тану. Захватив несколько турецких галер. Но узнав, что город Копа осталась под контролем генуэзцев, флот ушёл к Керченскому проливу. И вот буквально через несколько дней эти корабли стояли в бухте перед развалинами Мауролоко. А в бухте плавали обломки кораблей турецкого флота.

И как только развязка в морском сражении стала понятна, а флот железных кораблей стал очень быстро побеждать в сражении, не смотря на отчаянную атаку турок, на самый маленький, из главных кораблей противостоящих ему сил, генуэзцы поспешили, при поддержке местных союзников занять развалины Мауролоко. И видя ситуацию, на море, его турецкий гарнизон сдался превосходящим силам без боя. Как сдались и те, кто остался было в турецком лагере. Князь натухаев направился к берегу, на переговоры с пришельцами, а генуэзцы попытались хоть как-то организовать оборону крепости. Не зная, что ожидать от непонятных пришельцев. И именно там, в разрушенной крепости посланники пришельцев и нашли его, пригласив на флагманский корабль, для переговоров. Заккария принял это приглашение. И его привезли на борт огромного, парусного, железного корабля, способного также двигаться, по воде, с помощью какой-то неведомой, буквально колдовской силы, без помощи вёсел и парусов. Что Заккария видел сам и мог бы подтвердить под присягой. И поднимаясь по трапу, на борт этого корабля, он понял, что корабль не просто железный, он сделан из толстых, в половину дюйма, листов первоклассной стали. И только то, что пришельцы не скрывали, что они пришли из времён, отстоящих от существующих, на полтысячи лет, давало объяснение, как можно создать невозможный, по меркам генуэзца, корабль. Цену которого, в этом времени, он даже не мог себе представить. А потом Заккарию де Гизольфи провели вовнутрь этого невозможного корабля, пройдя по отделанным полированным деревом коридорам, и подвели, к богато меблированной, отделанной красивой обивкой и полированными панелями благородной древесины комнаты, в которой сидели двое. Один длиннолицый, светловолосый, с короткой стрижкой на голове, и небольшими тонкими усами, сидел в начале длинной стороны стола. И второй, сидевший на месте, во главе стола, круглолицый, с бритой головой и тёмными усами вокруг губ, с небольшим клинышком бороды на подбородке. При этом этого второго Заккария видел на переговорах с адыгами на берегу. Где он сидел в лодке, сделанной как будто из ткани, в дорогом полном латном доспехе, как будто скованном лучшими мастерами Милана. Настолько выделка блестящего, белого доспеха была идеальна.

И вообще Заккария заметил, насколько богаты были эти иновременные пришельцы. На все них он ни разу не увидел не то, что дерюги из конопли, но даже полотна изо льна. Все были одеты в шерстяное сукно, хлопок или шёлк. Их одежда была сшита явно мастерами портного или обувного дела. Настолько их одежда и обувь имела ровные красивые швы. Как будто это и не были дело рук человеческих. На многих он видел блеск золота или серебра. Причём не только на их женщинах, имевших, к тому же, украшения из драгоценных и гранённых, что умели делать только индийские мастера, камней. В то время как в остальном мире камни только полировали. Вот и эти двое сидели в прекрасно сшитых, с пуговицами, камзолах и целых штанах[12], их дорогого, крашеного сукна, в сделанных из крашеного хлопка сорочках. А на их одинаковых кожаных, с металлической отделкой ремнях, висели одинаковые, как близнецы, короткие, гранёные кинжалы. И, в явно специальных ремённых сумках, находились воронённые ручницы. Крайне необычного вида. Это были элегантные стальные вещицы, только по своему назначению похожие на обрубки из плохого железа. Насаженных на длинных палках, которые либо зажимали под мышкой, либо клали на плечо, а то и упирали в латный доспех на груди. И все эти, весьма скромные на вид, вещи буквально кричали о своей запредельной, в понимании генуэзца, стоимости. При этом перед ними на столе стоял запотевший резного стекла кувшин, с длинным узким горлышком, с каким-то рубиновым напитком, три стеклянных кубка имевших такую же точно резьбу, как и графин, и большое резное стеклянное блюдо, с нарезкой из сыра и копчёного мяса.