— Поаккуратнее! — недовольно сказала медсестра.
— Хай. Сумимасэн, — отозвался один из несущих меня солдат.
К счастью, медпункт находился близко к залу, и пытка кончилась. Я с блаженством вытянулся на мягкой кровати. Лену устроили с одной стороны от меня, Оксану — с другой, Мотоко и ее учителя — на противоположной стороны комнаты. Тодокоро, которому поручил нас майор-переговорщик выглянул в окно, распахнул его настежь и сделал знак. Один солдат легко перескочил подоконник и остался снаружи. Тодокоро окинул помещение внимательным взглядом и вышел вместе с остальными солдатами. За ним захлопнулась дверь, и по коридору удалился топот ботинок. Впрочем, один человеческий силуэт по-прежнему виднелся на матово-стеклянной дверной вставке: нас сторожили.
Асахина задернула занавеску, отделяющие меня от Оксаны и перешла к той, что отделяла меня от Лены, но Лена остановила ее.
— Не надо, — попросила она. — Я хочу его видеть.
— Рэна-сан! — осуждающе сказала медсестра. — Я хочу снять с тебя одежду, чтобы осмотреть повреждения. А он мальчик, пусть даже твой брат.
— Асахина, он не мальчик. И не брат мне. И я не девочка. Мы внезы. И... любовники, кажется, у вас говорят.
— Что за фантазии! — рассердилась медсестра. — Что вы...
Она замолчала и растерянно посмотрела на меня.
— Она правду говорит, — вяло подтвердил я. — Неужто рота якудзы явилась бы сюда за простыми подростками? Пусть чика сначала займется детьми и тем мано, мы с Леной пока переживем. Начать лучше с Оксаны.
— Они на самом деле внезы, — подтвердила Набики. — Ма-тян! К Мотоко. Ка-тян! К Оксане. Отвечаете за них, пока врачи не приедут. Я остаюсь тут. Асахина-сэнсэй, потом разберемся, кто фантазирует, а кто правду говорит.
— Хай, — кивнула Марико, отходя к кровати Мотоко и склоняясь над ней.
Несколько секунд медсестра колебалась. Потом отошла от кроватей, резким движением запахнула занавески снаружи и перешла в отсек Оксаны. Каолла проскользнула между занавесками туда же — на мгновение я увидел безжизненно свисающую с кровати ногу, потом материя скрыла и ее.
— Рэна-сан! — позвала невидимая за занавесками Мотоко. — Арэкс-сан! Дайдзёбу? Вы в порядке?
Я не удержался от ухмылки. Местная манера спрашивать "дайдзёбу?" в любой ситуаций, от ушиба пальца до оторванной головы и вспоротого брюха, всегда меня забавляла. Я попытался ответить, но обнаружил, что не могу даже толком набрать воздух в легкие, такая боль пронзала ребра.
— Более-менее, — откликнулась Лена. — Алекс немного симулирует тяжкое ранение, но я его знаю. Выживет, никуда не денется. Как себя чувствуешь?
— Почти нормально. Колено болит — ударилась, когда падала, кожу ободрала даже сквозь хакама. Ничего страшного.
— А как твой... учитель, да? Сэнсэй?
— Сисё без сознания, но дышит нормально, я слышу. Ох...
— Что такое?
— Новости. Пошли новости... по местному каналу... а вот из Хиросимы. У вас наглазники действуют?
— Действуют... — я начал высматривать каналы новостей, но Хина меня опередила. Замелькали картинки без звука — наша школа с высоты, парящие вокруг странные гигантские дроны с большими винтами (я все-таки вспомнил местное название — "вертолеты"), суетящиеся человеческие фигурки. Очевидно, съемка шла с какого-то дрона. Полицейские выводили школьников из зала и усаживали на траву в тени за ним. Вот камера наехала на небольшую группу людей — четверо солдат несли за руки и за ноги явный труп. С улицы донеслись сирены, и камера с готовностью развернулась, выхватывая гуськом несущиеся фургоны "скорой помощи" — все четыре, имевшиеся в городе. Я со злостью выключил трансляцию и закрыл глаза. Всё. Теперь шансы сбежать еще раз стали не просто нулевыми — отрицательными. Я уже немного разбирался в терранской жизни и понимал, что налет такого масштаба, с таким количеством заложников, да еще и детей, станет событием мирового уровня — как бы не более популярным, чем недавнее землетрясение.
В коридоре затопотали ноги, и в комнату ворвались парамедики, вооруженные полевыми реабилитационными комплектами, носилками, кислородными баллонами, дефибрилляторами и Вселенная знает чем еще. Если страж снаружи и пытался оказать сопротивление, его уже снесли и затоптали, даже не заметив.
— Где пострадавшие? — деловито осведомился один из парамедиков, отдергивая нашу занавеску. Громко взвизгнула Мотоко.
— Эй, а ну брысь отсюда! — заявила Марико. — Не видите, она переодевается.
— Ха-ха, очень смешно, — буркнул парамедик. — Кто здесь самый тяжелый?
И закрутилась кутерьма. Две бригады сосредоточились на мано-фехтовальщике, одна на Оксане, одна на нас с Леной. С меня стащили рубаху, и даже мне стало слегка страшно при виде гигантских кровоподтеков на ребрах. Меня обтерли какой-то холодной и вонючей гадостью, резко уменьшившей боль, стерли запекшуюся кровь с физиономии, дали прополоскать рот чем-то еще, осмотрели зубы и заверили, что все на месте. Выяснилось, что все отделались относительно легко — ушибами (у меня самые тяжелые) и легким сотрясением мозга у Фуюки-сэнсея, которого быстро привели в чувство. Мотоко категорически отказалась от госпитализации (Асахина пообещала, что позаботится о ее ободранном до крови колене), так что на носилки погрузили меня, Лену, Фуюки и Оксану. Оксана лежала неподвижно и смотрела в потолок, только иногда слегка всхлипывая. Я попытался дотянуться до нее, чтобы взять за руку, но парамедик непреклонно вернул мою руку на носилки.
Тут примчался руководящий операцией майор и устроил ор и размахивание руками. Во время скандала выяснилось, что армия имела в виду и прочих местах все правила цивильных, когда речь идет о преступниках. Медицина в ответ уведомила армию, что оружием та может бряцать в своих казармах, а здесь гражданская территория, где самый крутой вояка не имеет никаких полномочий, и даже полиция не смогла бы запретить доставку тяжело раненых детей в госпиталь. Набики с энтузиазмом участвовала, обвиняя солдат в самурайской жестокости, тупости, глупости, непонимании международной обстановки и странных сексуальных техниках, казавшихся анатомически невозможными. Марико и Каолла сидели в углу и хихикали после реплик Набики.
После нескольких вминут скандала, к которому я прислушивался с большим интересом, обогащая личный словарик местными идиомами, на поле боя появилась полиция в виде самолично городского коменданта. Очевидно, тот тоже недолюбливал армейских конкурентов — либо же злился, что все лавры достанутся им — и категорически потребовал оставить детей в покое. Услышав, что дети на самом деле вполне взрослые, он недоверчиво хмыкнул, но в конце концов все-таки согласился приставить к нам с Леной охрану. Торжествующие парамедики выволокли нас на носилках на улицу (мы с Леной прикрыли лица простынями, чтобы спастись от дронов журналистов), запихали в фургоны и с сиреной провезли до больницы. Разочарованную группу поддержки в машины отказались брать наотрез, и они остались у школы.
В больнице Оксану и Фуюки-сэнсэя сразу увезли куда-то в другое место, а нас с Леной снова осматривали, брали анализы, обследовали на томографе. К огромному моему удивлению, ребра оказались целыми и даже не треснувшими. Потом нам вкалывали какие-то лекарства, показывали разным врачам и в конце концов распихали по одиночным палатам. Еще немного посмотрев новости, в которых репортеры изощрялись, кто выдумает более дикую и нелепую версию событий, я решил воспользоваться случаем и передохнуть как следует. То ли мне вкололи транквилизаторы, то ли просто выключился внутренний движок, создававший постоянное давление на мозг, но я чувствовал удивительное спокойствие. Теперь от нас не зависело почти ничего. Мы не могли сбежать, не могли вернуться в Пояс, укрыться от убийц Стремительных, если бы тем пришла в голову такая фантазия. Терранская ловушка захлопнулась для нас окончательно. Оставалось лишь ждать, какой конфликт интересов завяжется вокруг нас, и пытаться на нем сыграть. А поскольку сгрызать ногти по локоть в ожидании развития событий смысла не имелось ни малейшего, я воспользовался случаем, чтобы отоспаться и восстановить силы.
До самого заката мы бездельничали и смотрели дайджесты новостей. Крохотный и мало кому ранее известный Кобэ-тё внезапно приобрел мировую популярность. Хина к тому моменту уже вернула себе отобранных Рини дронов, но потом отпустила их их законным владельцам. Однако она по-прежнему незримо контролировала городскую транспортную систему, каковая насчитала пятьдесят четыре новых легких дрона, помеченных как журналистские, пять тяжелых, используемых как платформы для спутниковой трансляции, и тридцать семь наземных автомобилей разных габаритов и массы — вплоть до гигантского грузовика с хиросимской регистрацией, представлявшего собой полноценную студию на восемь человек персонала. Количество заложников в репортажах мало-помалу росло и в конечном итоге достигло пятисот человек — больше, чем училось во всей школе. Декларируемое количество трупов поднялось до ста двадцати, из них половина принадлежала ученикам и учителям. Нас, к счастью, не упоминали — пресса еще не пронюхала о реальной причине налета.
В реальности, как при помощи Мисс Марпл сумела выяснить Хина из полицейских сводок, дело обстояло куда скучнее. Из сорока девяти якудза с легкими и средними повреждения (с мордами, попорченными дронами, и прочими частями тела, ободранными Рини до мяса) взяли восемнадцать. В состоянии разной степени покалеченности — переломанными конечностями, ребрами и носами — двадцать пять. Шесть человек, включая Торадзиму, вынесли в виде трупов. Выходило, что Рини куда больше изображала кровожадность, чем свирепствовала на самом деле. Дроны, которыми управляла она — или кто-то на ее стороне — не дали бандитам сконцентрироваться на заложниках. Убивать захватчиков у Чужой нужды не было, и единственный труп вдали от нас проходил, скорее, по категории несчастных случаев. Итог меня впечатлил. Нанести столь зрелищные, с потоками крови и воплями боли, но нелетальные повреждения такому количеству людей менее чем за минуту! Настоящий подвиг, требующий огромной скорости движений, невероятной координации, отличного знания человеческой анатомии и стальных нервов. И при том Рини щадила мразь, которую я лично не колеблясь бы пристрелил, если бы имел возможность. Впрочем, возможно, она преследовала дипломатические цели. Если она на полном серьезе собиралась вступать с людьми в открытые переговоры, начинать свою известность с массовой бойни отнюдь не стоило.
В любом случае, ее человеколюбие радовало, но я теперь прекрасно понимал: если Чужие в самом деле решат уничтожить человечество, мы не сможем противостоять. Механические дроны не дышат, их тяжело вывести из строя, они устойчивы к бездыху, как уже однажды продемонстрировал Бернардо, и способны переносить ускорения в десятки и сотни вжэ, размазывающие человека в малиновый джем в любой противоперегрузочной системе. Даже десантных кораблей, используемых терранскими ВКС, хватило бы им для быстрых и легких побед. А если добавить к списку корабли, движущиеся с невероятной скоростью — в случае чего Чужие истребят все население Пояса и окрестностей как максимум в течение внедель даже без резонаторов. Я и раньше понимал, что при открытом конфликте со Стремительными шансов у человечества нет никаких и что такого конфликта следует избегать всеми силами. Но небольшая наглядная демонстрация, устроенная Рини, превратило абстрактное понимание в эмоциональный императив. Мой сон новые эмоции не нарушали, но и радости отнюдь не доставляли. В числе прочего приходилось признать, что если Стремительные прямо потребуют у человечества — или властей САД, неважно — уничтожить Лену и Хину, мы обречены.
Светлое пятно просматривалось только одно. Поскольку наша маскировка пошла прахом, стало можно использовать фальшивые айди, с которыми мы спустились на Терру. Пока что их не заблокировали. Мы отправили фирме-владельцу костылей очередной транш за аренду, разблокировали связь костылей, и к вечеру небольшой грузовичок привез их нам из дормитория. Хотя ребра по-прежнему болели и я двигался с большой осторожностью, свой костыль я опробовал. После трех дней опоры только на собственные кости да еще какие-то палки легкость движения в экзоскелете казалось эйфорической. Лена передала, что ее устройство тоже в норме.
Потом я улегся в постель и, изредка поглядывая на заходящее солнце, снова принялся просматривать новостную компиляцию. Какой-то канал выдал большую подборку материалов о Торадзиме. Я с большим интересом ее прочитал. Торговля людьми и тяжелыми наркотиками, киднеппинг, заказные убийства — самое примечательное, что ему приписывалось. Дополнительно шли контрабанда, нелегальная торговля запрещенным оружием вроде нейрохлыстов, принуждение к продаже человеческих органов (да-да, на Терре до сих пор используется трансплантация частей тела, изъятых у других людей, живых и трупов)... Суть некоторых преступлений типа "отмывания денег" или "ухода от налогов" я не понимал, но общую картину ухватил — и мне снова стало не по себе. За четверть века, которые Торадзима действовал на местной криминальной арене, его неоднократно обвиняли и несколько раз арестовывали. Однако до приговора ни разу не дошло. Свидетели исчезали, погибали либо вдруг начинали демонстрировать странную амнезию. Доказательства пропадали, информация сама по себе стиралась с носителей. Государственные прокуроры отзывали обвинения, следователи уходили в отставку, суды отказывались принимать к рассмотрению уцелевшие доказательства как полученные незаконно или сфальсифицированные. ФБР и АНБ только разводили руками. Даже моего понимания терранского общества хватало, чтобы понять: Торадзима имел прикрытие где-то очень высоко во властной иерархии. И прикрытие явно не одного человека. Насчет связи со Стремительными даже и сомневаться не приходилось.
И то, что именно он явился за нами, указывало, что Стремительные пользуются широкой поддержкой властей как минимум в Ниппоне. И власти уже знали, кто мы такие и зачем мы здесь.
Массово показывали интервью со школьниками, как с попавшими в заложники, так и успевшими сбежать. В соответствии с хронометражем Хины вся история от первых выстрелов до появления спецназа заняла чуть более семи вминут (что создавало интересные вопросы — как, например, спецназ успел явиться из Хиросимы-си за такое время? или Рини предупредила их заранее?) За такой краткий промежуток времени даже захваченные в плен малыши не успели испугаться как следует. Теперь минуты страха быстро преображались в их памяти в увлекательное приключение. Они с горящими глазами рассказывали, как большие дяди орали и толкались, как по залу летали тучи дронов, глава додзё дрался на мечах с бандитом, а потом голая о-баа-сан била всех ногами.
После заката, несмотря на поздний час, в больницу явилась целая толпа чиновников — комендант городской полиции со свитой, несколько агентов ФБР, а также двое служащих из иммиграционного департамента. В палаты их не пустили, но директор больницы вынужденно согласился на наш допрос. В инвалидных креслах нас доставили в одну из смотровых комнат, уже забитую людьми едва ли не под потолок, и устроили двухчасовой допрос: почему мы явились на Землю с фальшивыми айди, чем занимались в Ниппоне, по какой причине обманом устроились в школу, что от нас хотели бандиты, что за таинственная бимбо-женщина устроила бойню и так далее. По ходу дела мне предъявили аккуратно запакованный в пленку игломет и протокол вскрытия Торадзимы с заключением, что его убили именно из этого оружия. Я не отрицал, что являюсь владельцем — мои отпечатки пальцев и без того доказывали факт. Однако отвечать на вопросы о том, откуда у меня оружие, поставляющееся исключительно в армейские отряды специального назначения и находящееся под эмбарго на поставку внезам, я отказался. Равно как и не стал отвечать на вопрос, кто из него стрелял, и ушел от ответа об отпечатках Оксаны. Я вообще не понимал суть обвинений — какие претензии можно предъявлять за самооборону? Однако по фильмам я помнил, что общаться с полицией на Терре можно только в присутствии адвоката, так что на вопросы отвечал скупо или не отвечал совсем, отделываясь словами "не знаю" и "не помню". Лена следовала моему примеру.
