— Нецис, кошки-то видели, что ты ободрал их родича? — спросил он наконец, ткнув Некроманта в бок. Тот поморщился.
— Разумеется, Фрисс. О том и договаривались.
— И зачем тебе кошачья шкура? — спросил Речник. Трудно было ждать от Некроманта уважения к мёртвым — хорошо и то, что он вытащил мёртвую кошку с башни стервятников и вернул сородичам, а значит, она получит подобающий погребальный костёр... но всё же Фриссу неприятно было смотреть на кожу, снятую с разумного существа.
— Та-а, илкор ан Сарк... — пробормотал Нецис, с досадой покосившись на Речника. — Попробую кое-что проверить, Фрисс. Если йиннэн не хотят помогать нам с остановкой солнца, придётся разбираться самим.
Отложив в сторону шкуру, покрытую очередным слоем странно пахнущего зелья, Некромант вынул из пустоты тёмно-серую книгу с углами, окованными нэйнской сталью. За год она стала ещё толще, а листки, вшитые в неё — куда разнообразнее. Нецис быстро пролистнул страницы до середины, задумчиво покусал тростниковое перо и макнул его в краску.
— Ты спросил бы у них, — Речник махнул рукой куда-то в сторону, — может, есть способы спровадить солнечного змея подальше! Вот, к примеру, Запределье или Кигээльские Туманы — самое для него место...
Нецис хмыкнул, смерил Фрисса задумчивым взглядом и склонился над наполовину исчирканным листом. Спина Двухвостки раскачивалась из стороны в сторону, но Некроманта это не тревожило.
На привале Фрисс полез на высоченную Чокру за свежими листьями — Флона с земли взирала на него с робкой надеждой и обнюхивала дупла в корнях, но подвижные листья свернулись и попрятались от Двухвостки. Срезав пучок побегов и сбросив их вниз, Речник огляделся по сторонам и протяжно присвистнул.
То, что снизу выглядело узенькой тропкой, по недоразумению вымощенной раскрошенными базальтовыми плитами и ушедшей глубоко в мох, наверху превратилось в широченный гребень насыпи. По дороге, превратившейся сейчас в заросшую тропинку, могли когда-то пройти четверо Двухвосток — и друг друга они не зацепили бы ни одним шипом. Затаив дыхание, Фрисс смотрел на гряду кочек, некогда бывшую каменным поребриком, на отвесные склоны древней насыпи, укреплённые гранитными плитами — эти камни ещё выглядывали кое-где из папоротниковых кущ... От огромной дороги расходились малые — множество перекрёстков, придорожных ограждений и выгонов, дома, давно ставшие грудой битого камня и ушедшие глубоко в землю... Заглядевшись, Речник едва не свалился с ветки.
— Та-а! Фрисс, тебе дурно? — Некромант с тревогой заглянул ему в лицо. Речник опустился на торчащий из ствола корень и покачал головой.
— Ты видел эти земли сверху? Видел великую дорогу?
— Та-а! Синхи, — Нецис криво усмехнулся. — Не пугай нас так, Фрисс. Ты тоже её разглядел? Она впечатляет, да... Это Тимбенджиа — Рудный Путь, от болотных копей Хлимгуойны прямо в гавань. Даже норси пришлось немало потрудиться, чтобы её испортить. Но они с этим справились. Скажи, с этого дерева видны дамбы Ламбозы? А сама Тухлая Заводь?
Ламбоза предстала перед ними на следующий день, незадолго до очередной солнечной вспышки, когда гигантские папоротники окончательно зачахли, а плотный строй стволов Джити расступился, открыв взорам бескрайние гряды ровных высоких насыпей и воду, блестящую под ними. Тут ещё что-то росло — мохнатые "лапы" талхиса цеплялись друг за друга поверх тёмно-зелёного мохового ковра, пружинистые листья локка на тоненькой лозе устилали болотистую почву, как выложенные одна к одной плиты мостовой, живые бочонки — раздутые бородавчатые стебли пузырника — неумолчно рокотали и побулькивали, и над всем этим холодно мерцали болотные огни. Зелёный настил заволакивал и воду, и насыпи, и мощёную дорогу по вершинам всех холмов, и при каждом шаге Двухвостка выгоняла из него жирных многоножек и мелких летучих медузок. Речник неосторожно вдохнул — и закашлялся, чуть не вывернувшись наизнанку. Над заводями стоял невыносимый смрад — сотни две возов гнилого сена и всё, что лежало на башне Утакасо, вместе взятые, не создали бы столько вони.
— Та-а! Тише, тише, — Нецис прижал к его лицу пережёванные листья с резким пряным запахом, Фрисс вдохнул ещё раз и растерянно замигал. От болот ещё тянуло гнильцой, но дышать уже было можно, даже и без листьев.
— Тухлая Заводь, мрря-а? — огромный кот, прочихавшись, недобро щурился на поблескивающую воду. Озёрца среди извивов насыпи казались совсем не глубокими — по колено, а то и по щиколотку, но Фрисс посмотрел на их чёрную воду со странными зелёными проблесками и серой мутью, плавающей поверх... нет, скорее он ещё раз нырнул бы в мёртвое озеро Игкой!
Двухвостка захрипела и попятилась к тенистым папоротникам, но запуталась лапой в локке и с испуганным рёвом понеслась вперёд. Выдранный из земли локк волочился за ней.
— Тухлая Заводь... Стало быть, Кэйшес отсюда родом? — хмыкнул Фрисс, со спины Двухвостки разглядывая топь и местами просевшие насыпи. — Ясно тогда, почему он такой...
— Та-а, си-меннэль, — покачал головой Нецис, вычерчивая в воздухе странные знаки. — Кэйшесу не понравились бы твои слова. Он жизнь отдал, чтобы защитить этот город — и отдал бы ещё одну, чтобы заводь перестала быть тухлой. Было время, когда это озеро называли Зеркальным...
Речник огляделся по сторонам и недоверчиво хмыкнул. Он не чувствовал под собой воды — вся эта жижа, чёрная и зеленоватая, была одним огромным мертвяком, разложившимся до неузнаваемости и с водой схожим по чистой случайности. Теперь он понимал, почему Флона даже нюхать не хочет местные травы.
— Илкор ан Сарк... — пробормотал Некромант, пристально глядя на серую муть — она колыхалась над водой и казалась огромным роем мошкары. — Тут весьма населённое место, Фрисс. Держи кольцо под рукой. Если что-то влезет в твоё тело, то не задержится — серебро не позволит, но попортить внутренности успеет.
— Хищный туман? — поморщился Речник. — Алсаг, можешь поджарить вон то облачко?
— Аххса! — Нецис перехватил хвост Хинкассы, сложив обратно развернувшиеся перепонки. — Фрисс, если всё это взорвётся, нас некому будет откапывать.
— Мрря! — Алсаг отнял свой хвост у Некроманта, облизал перепонки и улёгся обратно, тревожно поводя ушами. — Не нрравится мне это озерро...
— Нам немного повезло с этой засухой, — как ни в чём не бывало продолжал Нецис, глядя вокруг с холодным любопытством. — Когда дожди наберут силу, вода встанет вровень с дамбами. Видишь вон те промоины на склоне? Надо сказать о них в Улгуше — если норси не залатают их до половодья, этот участок вовсе рухнет, и подмывать начнёт уже внешнюю дамбу. Не хочу сказать дурного — видно, что Ламбоза под присмотром — но всё же предупредить надо...
В этих заводях никто не решался "доить" пузырник — Фрисс не видел на распухших от сока стеблях ни одного лотка — никто и не срезал побеги, и огромные рокочущие "бочки" теснились на каждом склоне. Двухвостка задела краем панциря одну из них, и растение извергло поток масла, вмиг залив им всех путников. Алсаг взвыл — жижа эта пахла так же скверно, как вода под корнями пузырника.
— Та-а! А вот это плохо, — нахмурился Нецис, стряхивая с лица капли масла. Глядел он при этом на замшелый склон. Поверх мха блестела длинная и широкая полоса белой слизи.
Пузырник отступил к воде, оставив гребень насыпи жёсткому рыжему мху с пучками узких "листьев" на макушках голых побегов. Флона остановилась и недоверчиво понюхала мох. Фрисс положил перед ней охапку рубленых листьев.
— Ждите нас тут, — попросил Нецис, развязывая тюки с припасами. — Флоне опасно идти дальше, а оставлять её одну нельзя. Создай им побольше воды, Фрисс.
— Мрря?! Фррисс, ты опять уходишь один? — навострил уши Алсаг. — Тебя опять поджаррят или обгррызут?
— Ладно тебе, — Речник взъерошил мех на его загривке. — Там будет Нецис. Отвратная местность, но ведь и ищем мы не полевой цветочек...
Вдали, за извивами Ламбозы, уже проступали очертания чёрных стен, многогранных башен и далёких оплывших холмов, укрытых волнами тёмно-зелёного мха. Во мху ярко блестели непонятные белые полосы — частая сеть со сбившейся ячеёй, узор без цели и смысла...
Двухвостку отпустили вовремя — чем ближе подходили к тёмным стенам, тем больше промоин, обвалившихся плит и просевших насыпей попадалось навстречу. Кое-где Фриссу даже жутко было идти — камень покачивался под ногами, а прочная дамба, укреплённая гранитом и базальтом, превращалась в цепь пружинистых грязевых кочек. Вода снизу прибывала, и белесый водяной мох уже не закрывал тёмные заводи. Речник смотрел на озерца и видел странное зеленоватое мерцание на дне и клубящиеся облака невесомой взвеси чуть выше воды, тянущие тонкие нити-щупальца к высокой насыпи. В тёмном мокром мху, устилающем откосы, копошилось что-то скользкое и пузырящееся, и всё чаще попадались широкие полосы — слизистые следы какой-то гигантской улитки. Когда следы проступили и на гребне насыпи, Нецис остановился и преградил Речнику путь.
— Аххса! Слизней тут немеряно, — покачал он головой. — Вот к таким полосам, Фрисс, нельзя прикасаться голой рукой... вообще к ним лучше никак не прикасаться. Тот яд, которым нас с тобой обездвижили, делают из такой вот слизи. Я обмотаю ноги листьями, а ты... пожалуй, Фрисс, тебе пора надеть сарматскую броню. Она очень хороша для таких мест.
Речник хмыкнул, с опаской посмотрел на слизистые полосы и странные тёмные провалы у самой воды — там, что ли, водятся эти слизни? Судя по следам, они немаленькие...
Сарматские фильтры не могли очистить воздух от гнилостных испарений — Квайя протекала сквозь них свободно, и всё же сквозь шлем скафандра на заводь, оплывающую Ламбозу и призрачную крепость смотреть было не так тоскливо — скорее, досадно. Речник уже начал строить в уме планы починки плотин, но вовремя опомнился — базальтовые стены Хлимгуойны уже нависли над ним, роняя к его ногам узкую чёрную тень. Зыбкий туман не мог спрятать город от полуденного солнца, но стены свет не пропускали — и Речник шмыгнул в "пасть" гигантской змеиной головы — городских ворот — и втащил за собой Нециса, на ходу теряющего сознание. "Змея" — как и каждый камешек стены — увешана была полотнищами пёстрого мха, в котором копошилось что-то склизкое. Мох хлюпал под ногами и внутри "головы" — и Речник посветил под ноги, прежде чем усадить Нециса наземь. А когда посветил, сажать передумал.
— Скоро пройдёт, Фрисс, — пробормотал Некромант, пошатываясь и болезненно жмурясь. — Ай-и, ин ат хайон гиса...
— Ничего, Нецис, — Речник перекинул его руку через своё плечо так, чтобы маг навалился на него всей тяжестью. — Тебя меньше корёжит в тени этих камней. Держись крепче, мы пойдём к выходу из горловины. Тут многовато всякой слизи под ногами...
— Будь осторожен с ползучими грибами, — прошептал колдун, цепляясь за Фрисса дрожащими руками. — Для них всё — еда.
Утопая по щиколотку в мокром, расплывающемся в кашу под ногами мху, Речник подошёл к выходу из туннеля ворот и выглянул наружу — и тихонько присвистнул. Он видел руины Эртану в зелёных путах, видел устланные мхом улицы Талкеннора — но здесь на него взглянула сочащаяся слизью топь. То, что издали виделось холмами, не превратилось в здания и вблизи — все стены покосились, осели, истрескались, и многоцветный мох поглотил их. Редко из-под мокрого ковра проступал камень стены, плита мостовой или звериная морда на барельефе. Местами мостовая проседала, и в провалах блестела вода, затянутая белесой поволокой. Вереница болотных огоньков выплыла из оконного проёма, занавешенного моховым полотном, и брызнула врассыпную, разлетевшись по заболоченным улицам.
Что-то заскрежетало в переулке. К воротам, цепляясь за стены и оставляя во мху глубокие борозды, плёлся огромный костяной голем. Его иссиня-чёрные кости кое-где прикрывала сталь, но трудно уже было различить, где что — с каждой кости и пластины свисал мох. Нежить еле ползла, изъеденная гнилью, её конечности судорожно подёргивались, одна лапа уже наполовину отвалилась и бессильно свисала, но голем не останавливался. Что-то ещё мерцало зеленью подо мхом, но то и дело гасло.
— Бездна... — выдохнул Речник, выставляя вперёд кулак с серебряным кольцом. Ворота для мертвяка были слишком узки, но он мог и выстрелить — из мха выступали какие-то потрескавшиеся трубки...
Тхэйга доползла до перекрёстка и остановилась, тяжело разворачиваясь. Крепления висящей лапы захрустели и окончательно распались, и конечность покатилась по моховому ковру к ногам Речника, слабо вздрагивая. Зелёные искры сыпались с места отлома, но быстро гасли. Голем побрёл вдоль стены, не заметив ни потери, ни чужаков в проёме ворот. Фрисс проводил его задумчивым взглядом. В голове кружились незнакомые мысли — что-то о полезном, но безнадёжно испорченном механизме. "Хэ! Так и сарматом стать недолго," — покачал головой Речник, отгоняя морок.
— Обрати внимание на кости, Фрисс, — Нецис уже твёрдо стоял на ногах, и голос его не дрожал. — Особенно на место излома.
Он склонился над обломком и поворошил каменным лезвием мох. Прикасаться рукой к костям он не торопился — и Речник понял, что это неспроста, и встал поодаль. Мох отделялся неохотно, утаскивая за собой слои костяной крошки. Под ним, присосавшись к останкам голема, сидели полупрозрачные бородавчатые лепёшки. Вокруг каждой из них была ямка — в точности по форме её пупырышков. От прикосновения обсидианового лезвия лепёшки съёживались и неохотно отцеплялись от кости, падая в мох. Тут же, выпустив тонкие усики, они ощупывали то, на что упали, и проворно уползали в щели.
— Ох ты, Вайнег и его отродья! — вскрикнул Речник и на мгновение крепко зажмурился. — Что же, эта плесень съела мертвяка?!
— Та-а, синхи! Это ползучие грибы, Фрисс, — криво усмехнулся Некромант. — Для них всё — еда. Не давай им к тебе прилипнуть... впрочем, на обратном пути всё равно придётся собирать их с себя, как налипших пиявок после купания в тине.
Он выпрямился и огляделся по сторонам. Он и так был невесел, но вид Хлимгуойны, тонущей во мху, даже на него нагнал тоску. Пробормотав что-то на древнем языке, Некромант указал Фриссу на дальние холмы — эти сооружения были повыше остальных, и мох пока не смог скрыть их очертания — ступени высоких башен, острые шпили над ними.
— Та-а... тут всё пропитано Квайей, Фрисс, — Нецис шумно вдохнул и покачал головой. — Квайей и болотной сыростью. Судя по этим выбоинам, городской холм понемногу погружается в заводь, из которой восстал. К лучшему, наверное, что Нгварра Нор"хецаран ничего этого не видит.
Снова что-то заскрипело за углом оплывшего дома, крыша которого давно провалилась внутрь, а стены опасно накренились. Гигантский костяной паук — когда-то он был бронированным токатлем — приделывал к своему туловищу отвалившийся череп. Речник изумлённо мигнул — череп встал на место, как влитой, и голем, залепив грязью оставшиеся трещины, пополз дальше. На его замшелой броне поблескивали светлые пятна — ползучие грибы и до него добрались.
