Перед внутренним взором одной из основательниц «Стойл-Тек» пронеслись образы длинных коридоров бункера, вдоль чьих стен расположены полупрозрачные коконы, внутри которых в зеленоватой жидкости плавают тела жеребцов и кобыл, головы коих скрыты под технологичными шлемами. В этих видениях чейнджлинги сновали туда-сюда, сцеживая из коконов розоватую субстанцию, которую после этого разделяли между всеми членами роя, а глубоко внизу в отдельных боксах зрели коконы и в искусственных утробах выращивались новые жеребята…
— Не нравится? — участливо спросила Визалис, но не дожидаясь ответа, продолжила: — Мне тоже не нравится. И пусть в том, чтобы держать в таком состоянии сумасшедших, преступников и стариков, желающих вновь ощутить себя молодыми, лично я не вижу ничего предосудительного, но если бы чейнджлинги пошли этим путём в отношении всех пони, он привёл бы нас к деградации и вымиранию. Возможно, что однажды наши потомки и вовсе утратили бы способность менять облик, а то и мыслить сколь-нибудь творчески, превратившись в бездумных исполнителей воли королевы… которая тоже перестала бы быть разумным существом. Я как-то читала легенды пони о перевёртышах, в которых говорилось, что у нас относительно разумной является только матка, а все остальные — безмозглые дроны… словно насекомые с единым сознанием. И знаешь что, пони? Это было одновременно обидно, унизительно и… страшно. Страх потерять свою личность, тщательно развиваемую индивидуальность, позволяющую чувствовать себя по-настоящему живыми, толкает нас на самые рискованные поступки… И даже сейчас, помогая вам разобраться между собой, мы надеемся на то, что в нас перестанут видеть лишь… паразитов… и позволят жить в обществе, не скрывая свою истинную суть.
Скуталу непроизвольно поёжилась, вновь вспоминая образы рядов коконов, посмотрела на замолчавшую собеседницу, потом прикрыла глаза и произнесла:
— Даже если все будут знать, что вы помогли нам свергнуть совет генералов… неприязнь к чейнджлингам слишком глубоко сидит в пони. Вам всё равно придётся маскироваться.
— Мы знаем это, — холодно ответила королева. — Но даже если до конца дней нам придётся носить личины, чтобы жить, как равные среди равных, мы всё равно будем самими собой, а не какими-нибудь пони с фальшивым прошлым. Впрочем, вряд ли ты поймёшь, что значит жить под чужим именем, с чужой легендой и страхом того, что рано или поздно тебя раскроют, а твои вчерашние друзья возьмутся за топоры и вилы, чтобы «Убить проклятого монстра, похищающего любовь».
— Но разве вы не похищаете любовь? — посчитав, что раз уж у них происходит столь откровенный разговор, то собеседница не обидится на такой вопрос, произнесла оранжевая пегаска, привставая из своего кресла для того, чтобы немного размять мышцы.
— Точно так же, как и кобылы, «похищающие» семя жеребцов для того, чтобы забеременеть, — ехидно оскалилась Визалис, тоже вставая на ноги и нависая над крылатой пони. — Если мои сородичи не ставят перед собой цель «осушить досуха», то твои сородичи вовсе не замечают, что у них что-то забирают. Но ведь и вы, кобылы, тоже способны «осушить» жеребца, если поставите себе такую цель. Разве я не права?..
— Это… не самое удачное сравнение, — ощутив, как к мордочке приливает кровь, летунья попыталась отвести взгляд от ухмыляющейся королевы, а в следующую секунду ощутила толчок в грудь, который отбросил её на сидение, в то время как в воздухе словно бы зазвенела музыка, улавливаемая самым краем уха.
— Послушай меня, пони, — вибрирующим голосом потребовала Визалис, плавной походкой сытого хищника начав обходить сидение, на миг показавшееся Скуталу ловушкой.
С давних пор нас называли чужаками,
И вампирами вполне считать могли.
Но послушай, мне поверь,
Изменилось всё теперь,
Новой жизни вижу свет вдали…
— Не вру. Ей-ей, — остановившись позади спинки, королева перевёртышей заглянула через правый подлокотник и подмигнула крылатой пони.
Все чейнджлинги от природы полиморфы,
Этим даром мы владеем с малых лет.
Но судьёй мне белый свет,
Обращаюсь я для тех,
Для кого обмана слаще в жизни нет…
— Понимаешь, о чём я? — остановившись уже прямо перед оранжевой пегаской, заглянула ей в глаза Визалис.
Любых несчастных поней всегда я жду,
И едва они попросят «Зачаруйте вы меня» — все их беды отведу.
Правда, если кто другой
В спину крикнет мне «Изгой»,
То разговор нас ждёт уже совсем другой…
Песенная магия распалась, а вместе с ней ушло и наваждение, которое делало из Скуталу лишь наблюдательницу. Впрочем, сама правительница перевёртышей была ничуть не более довольной: на её мордочке отчётливо проступили раздражение и смущение.
К счастью, в этот самый момент пилот десантного корабля доложил:
— Три минуты до цели.
— Идём, пони, — подхватив телекинезом шлем, королева вспыхнула языками изумрудного огня, чтобы спрятать рог и покрыться шёрсткой, а также изменить крылья, после чего надела его на голову.
«Сейчас она похожа на насекомое даже больше, чем без брони», — промелькнула в голове пегаски неожиданная мысль, сразу же отметённая в дальние закоулки сознания, так как было не время рассуждать на посторонние темы.
Надев свой головной убор, ничем особым не отличающийся от остальных участников операции, Скуталу вслед за Визалис вышла в трюм-ангар, где мордами друг к другу застыли полностью вооружённые пегасы и замаскированные чейнджлинги в силовой броне.
Несмотря на то, что крылатые пони были выбраны из числа лучших бойцов сопротивления, перевёртыши могли оказаться даже более грозной силой: уступающие пегасам в скорости, земнопони в силе, единорогам в магическом потенциале и разнообразии воздействий, они имели возможность производить слияние разумов в ограниченном пространстве, тем самым превращаясь в единый организм со множеством крыльев, глаз и копыт (впрочем, сами они этот процесс не любили, так как всегда оставалась угроза лишиться индивидуальности). В сражении же, пока противник был вынужден сперва принимать решение, а затем говорить или действовать, они выигрывали за счёт более высокой скорости мышления и отсутствия необходимости говорить.
«Хорошо, что они на нашей стороне», — мысленно порадовалась оранжевая пегасочка, впервые благодаря генералов Анклава за их слишком очевидный расизм, из-за которого чейнджлинги даже не задумались о присоединении к их фракции.
* * *
Стиснув зубы от ярости, красный пегас смотрел на гаснущие зелёные огоньки на карте Эквестрии, расположенные в местах размещения башен ПОП. Одно за другим поселения выходили из-под контроля военных, в ряде случаев сразу вместе с местным гарнизоном, забирающим с собой оружие и технику, а иногда поступали сообщения о массовом исходе гражданского населения с облаков на землю. Военная полиция либо бездействовала, либо же оказалась смята толпой в тех случаях, когда у них хватало чести до конца исполнять приказы.
«Неблагодарные крысы… Бегите, бегите. Покажите всем, кто вы такие на самом деле. Забудьте о том, что ради вас мы сражались и проливали кровь врагов и союзников; ради вас предали присягу; ради вас обагрили свои копыта кровью пони и зарылись в грязь настолько, что даже ушей не видно. Забудьте о том, что даже после исхода на облака мы продолжали обеспечивать вас едой, бытовой техникой, лекарствами, защитой от грифонов…» — медленно вдохнув и выдохнув, жеребец прислушался к многочисленному топоту копыт, доносящемуся из-за закрытой двери командного штаба.
Звуки короткого сражения показали, что лично выставленные в дозор охранники до конца исполнили приказ. От мысли о том, что не все пегасы испугались и решили встать крупом вверх, чтобы врагам Анклава было проще поиметь с них «моральную компенсацию», а сохранили гордость и воинскую честь… на душе стало теплее, но при этом появилась и горечь.
«Пока есть хоть один пегас, для которого приказ — это не пустой звук, наш народ не обречён. Пока есть настоящие воины, хранящие честь и исполняющие долг… наш народ не обречён», — шум распахивающихся створок, новые крики и звуки борьбы не заставили генерала вздрогнуть или обернуться, да и вторженцы не спешили приближаться к нему.
— …Сдавайся, всё кончено, — прорвался усталый, но при этом холодный и уверенный голос синей пегаски к разуму красного летуна. — Пора заканчивать это безумие.
— Безумие… — горько усмехнулся крылатый пони, отмечая факт исчезновения ещё одного зелёного огонька, что означало падение очередного поселения перед силами мятежников (а может быть, командиры просто впустили противника в здание администрации, тем самым желая спасти свои крупы). — Это предательство.
— Знаю… Мне не в первый раз этим заниматься, — с тенью злой иронии ответила собеседница, подходя всё ближе и игнорируя предупреждения своих солдат о том, что это опасно. — Помнишь, ради чего мы это сделали? Мы хотели спасти пегасов… хотя бы пегасов от того, куда Эквестрию толкали корпорации, предатели… принцессы. А теперь мы же приказываем расстреливать тех, кого стремились защитить.
«Для разговора даже переоделась? Давно кобылки для меня не прихорашивались», — промелькнула в голове генерала мысль, стоило ему увидеть в отражении монитора синюю пегаску в штурмовой силовой броне, пусть и без шлема (будто бы её хозяйка просила пустить ей пулю в лоб).
— Может быть, ты хотела именно этого, но у меня были другие цели, — усмехнулся жеребец, с раздражением понимая, что даже окружив его широким кольцом, при этом обезвредив всех операторов терминалов и охрану, приведённые на штурм сопляки не могут решиться сделать один-единственный выстрел. — А вот я ставил более… идеалистические цели. Я хотел построить общество, в котором будут царить порядок и дисциплина… в котором за каждое преступление будет следовать равная расплата… в котором не будет мерзавцев, сидящих в высоких кабинетах и плюющих на головы простых пони из окна, пока те думают, что идёт дождь. Я хотел построить общество, в котором до высших чинов сможет дослужиться каждый… кто приложит достаточно знаний и усердия… Идеальный мир, где пони ценились бы не за то, что родились с серебряной ложкой в заднице, а за то… кто они есть на самом деле! Неужели это было настолько… неправильно?
Прикосновение бронированной ноги к плечу заставило всё же отвлечься от карты и посмотреть на крылатую кобылу, в глазах которой отражались похожие мысли. Далеко не всегда их взгляды сходились, да и глядя на общение двух генералов между собой можно было подумать, что они едва ли не враждуют… Только вот каждый из тех, кто возглавлял Анклав, прошёл слишком много испытаний, оставивших на душах уродливые шрамы, и потерял очень многое… чтобы не ценить таких же, как и сам.
— Мы проиграли, — прошептали губы летуньи, которая тем самым говорила, что не собирается отрицать всего совершённого, пусть и ради блага для своего народа. — Пришла пора отступить… чтобы не стать теми самыми чудовищами, ради своих амбиций сжигавшими жизни в горниле войны.
— Я слишком устал от всего этого навоза, — произнёс красный жеребец вполголоса, а затем продолжил говорить в полный голос, при этом не отрывая взгляда от глаз собеседницы: — Оператор, личный код доступа старшего генерала Анклава… двенадцать-ноль-один-четыре-ноль-два «Снегирь». Приоритетный приказ войскам: прекратить выполнение текущих операций и отступить на резервные базы, где дожидаться дальнейших приказов.
Ответом ему была тишина, которую нарушил голос синей кобылы:
— Исполняйте.
После этого бойцы наконец-то зашевелились, и кто-то из них даже начал набирать код, чтобы передать последний приказ самопровозглашённого главнокомандующего.
«Вот и всё. Похоже… что старые сказки были правдивы: чтобы победить чудовище, нужно самому стать чудовищем. Тогда получается, что победивший меня займёт это место? Хм… Пожалуй, я не доставлю им такого удовольствия», — мысли летуна впервые за многие годы были легки и стремительны, да и сам он ощутил облегчение от того, что всё это наконец-то закончилось, и от него более ничего не зависит.
— Ты пойдёшь со мной?.. — спросил крылатый жеребец, разворачиваясь к своей соратнице, отпустившей его плечо.
Несколько секунд она молчала, затем улыбнулась уголками губ и ответила:
— Да.
Подавшись вперёд, красный пегас нежно коснулся губ синей пегаски своими губами, обнимая её крыльями за бока, а левой передней ногой за шею. В то же самое время его правое переднее копыто коснулось детонатора, висящего у него на поясе, который отозвался тонким пиканьем.
«Чтобы добро восторжествовало, воплощающие зло чудовища должны умереть. И пусть я стану ненавидимым всеми злом этого мира, чтобы на моём фоне образ героев казался светлее и чище. Если это единственный способ помочь моим пони… пусть будет так».
Уши синей пегаски дёрнулись при активации устройства, но вместо того чтобы отстраниться или как-то защититься, она лишь крепче прижалась к своему жеребцу, при этом крепко зажмуривая глаза и будто бы ища у него защиты. Другие пегасы слишком поздно поняли, что произошло, а потому успели лишь отпрянуть в стороны, когда два силуэта скрылись за вспышкой взрыва…
Примечание к части
Всем добра и здоровья.
Команда машины
Примечание к части
Губит поней не пиво...
Губит поней вода.
И всё же время — это крайне странная измерительная величина: один и тот же объективный отрезок, который ограничивается условными началом и концом, для двух отдельных личностей имеет субъективно разную продолжительность. Для кого-то он может тянуться бесконечно долго, а для кого-то пролетит, словно яркая вспышка… Ну да я повторяюсь.
Лично для меня из-за выполнения множества параллельных процессов, каждый из которых требует выделения некоторого количества вычислительных мощностей, каждая отдельная минута затягивается на час… а то и куда больше этого. В результате данной особенности, которую из всех моих нынешних знакомых может понять только Селестия, находящаяся в схожем положении… но при этом психологически остающаяся ближе к представителям понижизни, получивший своё название из-за активации «Садов Эквестрии» «День Радуг» растянулся почти на полтора месяца… Всё же слишком много событий происходило в одно и то же время, требуя уделять своё внимание разным направлениям.
