Карл кивнул, воодушевленный поддержкой матери.
— Да, Мария. Мама абсолютно права.
— Мама! Риксдаг! Да кто угодно — лишь бы не я! Почему!?
— Хотя бы потому, что ты до сих пор не подарила короне наследника, — Гедвига Элеонора презрительно сощурилась.
— вы тоже не сразу родили, — прищурилась в ответ Мария.
Карл поморщился.
Жена и мать конфликтовали между собой, начиная с медового месяца. И уступать никто не желал. Мария пошла в отца и дядю, да и вообще — кровь Стюартов... иногда это оказывалось очень кстати, например в постели. Но чаще всего, вот как сейчас...
— Ошибаешься, милочка. Мой сын появился на свет меньше, чем через год после свадьбы, — с достоинством сообщила свекровь. А вы уже несколько лет вместе... ох, гнилая у вас кровь...
Мария вспыхнула и вылетела из комнаты. Карл покачал головой.
— Мама, ну зачем?
— Милый, так это ведь правда, — Гедвига Элеонора подошла к сыну, взъерошила ему волосы, ласково обняла за плечи. — Самое главное, что нужно Швеции — это наследник. А Мария — гнилое деревце, не иначе. Если еще пару лет не родит, надо будет от нее избавляться.
— Мама, я этих слов не слышал.
— Разумеется, милый мой. Да, ваш сын будет иметь права и на английский престол — если родится и если сможет его отвоевать. Но до этого еще так далеко...
— Ты думаешь, нам не стоит лезть в эту свару?
— ты и сам так думаешь. Пусть островитяне колошматят друг друга — какое нам до этого дело? Кто бы ни победил — мы будем только в выигрыше.
— Мама, ты у меня самая умная. И очаровательная.
— Льстец, — Гедвига наградила сына улыбкой.
И с раздражением подумала, что невестка и правда становится слишком наглой.
Убивать пора.
Если не родит в ближайшее время — так точно.*
* в реальности означенная свекровь так же гнобила Ульрику Элеонору, но у той характер был намного мягче, поэтому до прямых конфликтов дело доходило редко. Прим. авт.
* * *
— Федя, ты долго будешь дурака валять?
Софья не собиралась церемониться с братом.
Ну, потерял ты жену! И что? Уж больше года прошло — это первое. И работу на благо страны никто не отменял — это второе. А вы как думали?
Корона — это крест. И не только для царя, но еще и для его ближних. Федька мог бы поступить, как приличный человек. Включиться в работу, как она в свое время, помочь брату...
Вместо этого означенный товарищ строит из себя гибрид между монахом и Гамлетом. Весь такой страдающе-молящийся принц.
Впечатление-то производит, кто бы спорил! Особенно, когда в народ запущены соответствующие слухи. Ах, как он любил жену! Да в царской семье все такие, однолюбы. А батюшка их, говорят, женился два раза? Ну так то женился, а то любил. Зато погляди, как остальные его дети? Царь свою жену только что не на руках носит, царевна на мужа не надышится, да и старшие царевны...
Между прочим — не просто так распускалось. Софья была уверена, что основа любого государства — крепкая и правильная семья. А не так — дорогой, дай я у тебя рога померяю. Не растут? Кальция не хватает...
Нет уж. Никакой сексуальной свободы.
Может, и будут у Алексея любовницы, но настолько тайные, что даже Ромодановский об этом не узнает. А он-то почти все знает, должность такая.
Крепкая семья, брак по расчету, но дети — по любви. Странно звучит?
Так самые крепкие браки те, которые заключаются с открытыми глазами. Между прочим, вот Ромео и Джульетта. Любовь фейерверком. И что?
Оба умерли.
Это — не наш метод.
— Соня, что тебе надо?
— Чтобы ты выполз из своих покоев и делом занялся.
— И какое дело ты мне нашла?
— Полезное. Поедешь на Урал.
— Тебе Строганова там мало?
— Мало. Там найдено железо, медь, так что мы собираемся закладывать там заводы. И лучше — под твоим чутким присмотром.
— А мой сын?
— Ты его и так видишь раз в месяц...
— Ты не понимаешь. Шан...
— Все я понимаю! Но она мертва, а ты пока еще жив. Так что — вперед! И с песней! Я же от тебя не жениться требую, а просто присматривать за строительством завода...
— А могла бы и потребовать?
— Вполне. Если это нужно в интересах династии.
— Ты стала жестокой, Соня.
— Ошибаешься, Феденька. Я такой и была. Слово 'стала' тут неуместно.
— Мне там делать нечего, я в этом ничего не понимаю...
— С тобой будут знающие люди. Помогут...
Сломать брата удалось достаточно быстро. Помогло еще и то, что протопоп Аввакум, вытащивший Федьку из пьянства буквально за уши, сильно напирал на долг перед державой и на божью кару за небрежение. Мол, тебе крест дан, а ты налакался, да в кусты его? Или сам в кусты?
Нехорошо, за такое вместо креста и вилы получить можно... после смерти и в плохом месте.
Вообще, Федька последнее время сильно склонялся к монастырской стезе. Молился, постился, и все как-то истово. Но ведь не определился ж пока? Значит — используем.
Софья убивала сразу двух зайцев.
Уж простите, но Федя сейчас самое слабое звено. Если сопьется — плохо, в царской семье алкоголиков и бездельников быть не должно. Но это полбеды.
А если ему что-нибудь предложат? Он ведь следующий после Алешки. Хороший брат, замечательный человечек, но — мягковат.
Такое тоже бывает. Вот и удалим его подальше от соблазнов. Даже если иностранные агенты и полезут ради него в Сибирь, на Урал... ну, дело вкуса. Закон — тайга, прокурор — медведь и приятного аппетита, косолапик.
Туда пока еще доберешься, да найдешь кого надо... нет, это вам не Москва, где эти шпионы себя вольготно чувствуют.
Слишком вольготно.
Ничего, укротим.
* * *
— Кража?! Как такое может быть?
Алексей Алексеевич, и верно, был в шоке. Случай был совершенно нерядовой.
Кража — в царевичевой школе! Да это... это... слов нет!
Никогда такого не было, первый случай!
— Узнали, кто?
— Никак нет, ваше величество.
Алексей покачал головой, глядя на Воина Афанасьевича.
— Ай-ай-ай... и что же теперь делать?
— Всех допросили, государь, занятия остановили, ждем твоих распоряжений.
А какие тут могут быть распоряжения? Вот уж чего Алексей не знал, а потому... серебряно прозвонил колокольчик.
— Пусть ко мне зайдут царевна Софья и боярин Ромодановский.
Секретарь поклонился и исчез. Алексей кивнул дядюшке на кресло.
— ты присаживайся пока, расскажи, как тетка, как дети?
— Замечательно. Мальцы уж взрослые совсем, так я хотел тебя просить отправить их куда-нибудь послужить Руси...
— Крым подойдет?
— Почему бы нет. Турки там сейчас как — лютуют?
— Налетают иногда...
— Это плохо. Мне бы хотелось, чтобы они пороху понюхали. Ну что может вырасти из мальчишки, если он с врагом глаза в глаза не переведался?
— Не боишься отпускать?
— Боюсь. И Аня боится. Только вот опаснее, коли они глупыми боярскими детьми вырастут.
— Уже не вырастут, не те у них родители.
— Спасибо, государь, на добром слове.
Алексей смотрел на Воина Афанасьевича.
Да уж... за пятьдесят лет ему перевалило. Уж и волосы сединой выбелило, но спина все еще прямая, тут годы его не согнули.
— Что случилось, государь?
При посторонних Софья строго следила за собой. Хотя все равно иногда оговаривалась, называя Алексея братиком. Ну, бывает....
Ромодановский поклонился, молча перемещаясь в угол комнаты.
— Рассказывай, дядюшка...
Воин Афанасьевич послушно принялся рассказывать.
Школа работала как обычно, ничего беды не предвещало. А потом один из детей боярских, Михайла, шум поднял. У него подарок отца пропал — кольцо с лалом драгоценным. Мальчишка его оставил в шкатулке, потому как неудобно на занятиях да с украшениями...
— а что вообще он делал в школе с украшениями? — нахмурилась Софья.
Воин развел руками.
— Так день рождения у него был. Отец приехал, подарками засыпал, для всего класса стол накрыл, ну, как принято — и колечко подарил. На выходных Мишка все бы отцу отдал, в школе такое ни к чему, но...
— Понятно, — кивнула Софья.
— И опять же, десять лет мальчику исполнилось. Дата...
— Да, дата хорошая... кольцо в шкатулке лежало?
— Именно.
Софья коварно улыбнулась.
— А где та шкатулка?
— В спальне мальчишек. Я ее запер, чтобы никто ни к чему не прикасался — и в Москву.
Софья довольно улыбнулась. Ну да, она сама так составляла устав школы.
— там никто, ни к чему не прикасался?
— Нет. Я распорядился. Детей перевели в другую спальню, у комнаты охрана...
— Тогда все просто, — Софья улыбнулась. — осталось только решить вопрос — нам съездить в Дьяково — или лучше все привезти сюда?
— Нам, разумеется. Заодно и проветримся, — пожал плечами Алексей.
В отличие от отца, он в поездку год не собирался. Быстрый конь, отряд сопровождения... кареты? Ближники? Подушки-одеялки?
Тьфу на вас! Может, еще и в нужник со свитой ходить?
Софья честно предупредила мужа — и получив благословение, отправилась вместе с братом. Кони быстро несли их к Дьяково.
Брат и сестра молчали. Воспоминания захватывали в плен. Когда-то они были всего лишь царскими детьми, они были свободны... хотя — нет! Не были.
Никогда они не были свободны от своего креста.
Вот и школа.
Купола, терема, все красиво, как на картинке.
А дальше все было просто. Осмотреть шкатулку. Красивая, из полированного дерева — и на ней отчетливо выделяются отпечатки пальцев. Нанести на них угольную пыль и собрать всю группу.
— Пусть вор признается сам, — произнес Алексей Алексеевич.
Молчание.
Двадцать две пары глаз настороженно смотрят на царя.
— Последний раз говорю — если вор признается сам, казнить его не будут. Если не признается — все будет в моей воле. Но воровства в этой школе не будет.
Софья тем временем осторожно наносила на шкатулку угольную пыль. Конечно, без скотча сложно, но и так можно кое-что увидеть. Отпечатки пальцев владельца у нее уже были, оставалось сравнить.
Долго, муторно, неудобно... только вот остальные способы результата не дадут. Не пытать же детей?
И выгонять весь класс тоже не стоит...
Пока Алексей Алексеевич пытался воздействовать на совесть учеников Софья еще раз пошепталась с Ромодановским. И они тоже вошли в комнату, где проводилось дознание.
— Государь, дозволь слово молвить?
Алексей кивнул, глядя на сестру.
— Не сознался тать?
— Молчит.
— Можно переходить к дознанию, государь?
— Да.
— Тогда... Сейчас все по очереди пройдут в ту комнату. — Дети с ужасом уставились на Софью и царевна подняла руку. — Пытать вас и причинять вред никто не будет. У вас просто возьмут отпечатки пальцев.
Ответом были круглые глаза детей.
— Вам этого еще не рассказывали, но узоры на пальцах у каждого человека индивидуальны, именно поэтому в Китае вместо подписи часто ставят отпечаток пальца. Когда тать лез в шкатулку, он оставил на ней отпечатки. Вот чьи окажутся, тот и ответит. Или — те...
Ответом было молчание. Дети верили царевне, но... кто?
А если шкатулку несколько человек потрогало?
— предупреждая ваши вопросы, отпечатки пальцев сохраняются последние. И не думаю, что наш ворюга был в перчатках...
Показалось Софье — или в глазах одного из мальчишек мелькнул страх? Но и Ромодановский сделал шаг вперед. И Алексей впился глазами в паренька, и Воин Афанасьевич...
— ты! С тебя и начнем!
— Ей-ей, ничего я не брал, — заныл мальчишка, но государь был неумолим.
— А что тогда нервничаешь? Сейчас отпечатки возьмем, сравним — и если ты к шкатулке не прикасался, то отпустим.
— А коли нет, — прогудел Ромодановский, — то пожалуй ко мне, в Разбойный приказ. Там у меня спрашивать-от умеют! Плеточками, щипцами, железом каленым...
Методика 'злой-добрый следователь' не дала сбоев и в семнадцатом веке. И через пять минут воришка уже каялся, сваливая все на беса, бедность и любимого папеньку, которому денюжка нужна, а то бы он ни в жисть! Да никогда бы...
— Звать его как? — тихо спросила Софья.
— Алексашка. Данилы Меньшикова сын.
— Александр Меньшиков?
— Да, — не понял удивления царевны Воин Афанасьевич.
— А кто его родители?
— Отец его в царских конюшнях работает, мужик крепкий... вот и порадел сыну. В ноги мне бросился, просил за мальчишку, а тот...
— Гнилое семя, — фыркнула Софья.
Ромодановский тем временем дожал мальчишку и вызнал, где спрятан перстень. Посланный слуга там его и нашел — в одной из щелей между бревнами, законопаченный мхом.
Кольцо действительно было дорогим. Массивная оправа, алый камень...
— что с сопляком делать будем?
Трое мужчин и женщина переглянулись. И чуть ли не единогласно вынесли вердикт.
— Пороть — и юнгой на флот. Пусть там научат... линьками.
И пороть — перед всей школой, чтобы знали, что не будет в ней воровства. И прощать за такое не будут. Ни на первый, ни на единственный раз.
Был бы боярский ребенок — все равно бы пороли и на флот. Потому что один сопляк такое дело загубить мог...
Софья смотрела и думала, что жизнь складывается очень причудливо. Не будет Александр в этом мире товарищем Петра. И министром не будет, и главным вором всея эпохи, и Екатерину не подберет где-то в обозе...
А что будет?
Лучше ли? Хуже?
Нет ответа. Но вперед идти надо.
1684 год
Бунт — это всегда неприятно. А если в детских воспоминаниях у тебя числится Фронда — вдвойне противнее. Так что Людовик метался по дворцу, как дикий зверь.
— Твари! Сволочи!
Справедливости ради, христианнейший король-солнце употреблял и другие слова, но историки их не сохранили. А зря — фольклор бы сильно обогатился.
— Ваше величество, Ла-рошель, ним, Монтобан, Кастр, Юнеза...
В Лувуа полетела чернильница, но канцлер уклонился со сноровкой опытного придворного.
— пошел вон, ... и ...!
Лувуа послушно вылетел за дверь. Когда король в таком настроении — тут не титулов и земель, головы лишиться можно. И в общем-то за дело.
При поддержке Англии (Монмут, сволочь) и Нидерландов (добьют когда-нибудь этого потомка Вилли Оранского от неизвестной шлюхи — или нет!?) французские гугеноты встали на дыбы.
Народ это был крепкий, основательный и обиду спускать не склонный. Если бы выбора не было — они бы, конечно, сдались и уехали куда-нибудь, но тут нашла коса на камень.
Просто так с государством бороться нельзя. С государственной машиной должно бороться государство. А в данном случае их вступило в борьбу аж три штуки.
Нидерланды и Англия — даже демонстративно, им Людовик был, что та кость — поперек всего пищеварительного тракта. Дания помогала потихоньку, не светясь, но и не сильно скрываясь. Примерно так же вела себя Испания. Конечно, католицизм там был в приоритете (чтобы не сказать — в авторитете) и святая инквизиция немножко не одобряла королевскую инициативу, но дон Хуан — это вам не Карлос, с ним поспорить не удавалось, да и вообще — грабить братьев-католиков не комильфо, а французы так гадили испанцам в колониях, что ей-ей, все христианские чувства испарялись.
