Впрочем, детские воспоминания — они самые крепкие.
Тот день у Людовика ничем не отличался от остальных.
С утра назначена была охота! Одно из тех занятий, которое Людовик искренне любил.
Придворные кавалеры и дамы, егеря, собаки, флаги развеваются, рога трубят, кони бьют копытами... ах, какое это красивое зрелище! Тем более, что в лесу ждут несколько волков...
Одного из них Людовик даже добыл собственноручно! Так что вечером Великий Дофин был в замечательном и чудесном настроении.
Вечером был бал.
Музыка, танцы, дофин искренне веселился, приглашая то одну, то другую даму. А уж потом отправился в спальню...
Кстати — не один. С любовницей, мадам Резен.
Вот ее-то криком и был разбужен двор. Истошным, диким, нечеловеческим.
А кому понравится — проснуться в одной постели с трупом?
Великий дофин утра не увидел, поскольку был безнадежно мертв.
Ах, рано, рано во Франции забыли 'дело о ядах', рано похоронили милые традиции родов Медичи и Борджиа. А вот на Руси ими не побрезговали, грех ведь — не перенять полезный опыт. И восточные традиции, опять же...
Людовика отравили еще на охоте. Да, всю королевскую пищу тщательно пробуют перед подачей на стол. И вино королю абы кто не нальет. И... да много чего.
А где хранится конская сбруя?
Никому и в голову не приходит запереть седла и уздечки на замок. Или приставить к ней охрану. Седлают коня тоже конюхи. Пробраться в конюшню намного легче, чем получить доступ к покоям дофина.
Вы обратите внимание в горячке охоты на то, что вас что-то укололо? Если несильно?
Бляшка, там, на сбруе была с острым краем, или вышивка царапнула...
Бывает?
Хватает.
Дофину вот и хватило. Яд проник в кровь, и постепенно подействовал. Его высочество мирно почил во сне.
Софья бы с удовольствием устроила ему какую-нибудь пакость, вроде несчастного самоубийства шестью кинжалами сразу, но — не стоило. Людовик XIV — это вам не абы кто. Докопается — и мира не видать.
Но к чести русских вообще и Ибрагима с его зельями в частности — убийство не заподозрили.
Несчастный случай. Сердце не выдержало. Хотя мадам Резен выслали из Парижа и даже из Франции — чтобы глаза безутешному отцу не мозолила.
Горе-то какое! Бедная Франция.
Следующим наследником стал его сын — также Людовик, герцог Бургундский.*
* В реальности Людовик великий дофин не правил ни единого дня, равно, как и его сын. Наследником Людовика XIV— Людовиком XV стал его правнук, после того, как половина семьи монарха вымерла от болезней и несчастных случаев еще при жизни короля-солнца. Сам дофин сильно ничем не прославился, так что и его смерть на исторические процессы вряд ли повлияет. Прим. авт.
* * *
— Мария, милая, ты не могла бы навестить Генриетту?
Маша с интересом посмотрела на супруга.
— что случилось?
— Она уже третий день бьется в истерике.
Хм-м... это было серьезно. Более чем, учитывая, что испанский двор — место своеобразное. Но если королеву не могут привести в чувство даже ее придворные дамы!?
Хотя о причинах Мария догадывалась.
— ладно, я сходу. А что говорит Карлос?
— Племянник сам в недоумении...
Маша усмехнулась, вспоминая, как она удивлялась этому 'дядя — племянник' между братьями. Потом поняла. Этикет-с...
Невежливо при живой-то королеве говорить о незаконном королевском сыне, вот и называли вежливо — племянником. Ну и... когда один брат старше другого на четверть века — отношения братскими уже не будут. А именно такими — опека с одной стороны и уважение с другой. Это в лучшем случае.
Маша покивала и решила сходить, навестить 'племянницу'. Хотя будет ли толк?
При всем внешнем обаянии, красоте и доброте, Генриетта была достаточно сложным человеком. Не бывает простодушных принцесс, тем более — французских. Притворялась она виртуозно, а уж что творилось у нее в душе?
Вот и сейчас она попросту рыдала. Не кричала, не пыталась кого-то обвинить или рассказать, что ее расстроило — рыдала. В три ручья.
Маша честно попыталась ее утешить, но — как!? Как успокоить женщину, которая просто изображает слезоразлив? А из-за чего?
А неизвестно!
То ли хомячок сдох, то ли пуговица отлетела... догадка у Маши была. Но утешать женщину, которая мечтала о ее смерти? И смерти ее детей? Мол, не страшно, что умер Людовик, все равно вы на небесах встретитесь. Так, что ли?
Неубедительно.
Так и не вышло приличного утешения.
Дон Хуан искренне расстроился — Карлоса он любил и хотел, чтобы у короля все было в порядке. А какой тут порядок? Но потом рассудил, что слез в любой женщине не больше ведра, выплачется — успокоится и вообще, истерики лучше лечить пощечинами, а не поглаживаниями — и махнул рукой.
И верно.
Спустя неделю Генриетта успокоилась. Но вот прежнего огня и живости в ней не осталось. Теперь это был лишь слепок той Генриетты. Оно и понятно. Насколько уж там была любовь со стороны дофина — неизвестно, но принцесса явно его любила. А может, и он тоже? Бросился ведь Людовик ей на помощь! Или это просто сработали воспоминания о счастливых детских днях? Даже если и так... Детство — важный кусочек нашей жизни. Легкий, счастливый, беззаботный, и теряя кого-то из той, счастливой поры, мы теряем часть себя. И это — больно. Очень больно.
Сочувствовала ли ей Маша?
О, нет. Слишком памятны ей были те секунды, когда она не знала, где спрятать детей. И думала, что умрет сама, но выиграть бы время... и все это по милости позавидовавшей чужому счастью стервозы?!
Хватит с нее и того, что не злорадствовала.
* * *
— что случилось?
Алексей не любил, когда их работу прерывали. Он, Иван, Софья... время от времени им требовалось поработать вместе. И бояре давно уже знали — не стоит лезть в этот момент к государю. Но...
Видимо, что-то такое было у Федора Ромодановского,, что он рискнул царской немилостью.
— Яков умер.
Иван присвистнул. Софья потерла руки.
— Подробности?
— Все сложно. Яков умер, а его вдова бежала из страны.
Софья усмехнулась. Она лично давала Анне добро на такое решение, но...
— Подробности?
— Говорят, что короля отравили. Имена называют самые разные, а уж кто там, что там...
— Пусть сами разбираются. Главное, чтобы долго заняты были.
— Монмут счастлив. Уже сделал шотландцам предложение вассалитета, но пока его никто не оценил.
— а почему бежала вдова? — заинтересовался Иван.
— говорят, она беременна.
— От Якова? — улыбаясь, уточнил Алексей.
Ромодановский только руками развел.
— Зачат-то ребенок точно был при жизни Якова. А дальше... все в руках божьих!
Софья тоже улыбнулась.
— Где вдова — неясно. Но в Шотландии она была бы игрушкой. А на континенте... там возможны комбинации и варианты.
— тебе — да неясно?
— Может быть, — Софья накрутила на палец кончик косы, — она объявится во Франции? Кто знает... Людовику надо чем-то заниматься. И если родится мальчик, и если родится девочка...
— Соня, ты — чудовище! — высказался Иван. Но звучало это так восхищенно, что никто не поверил.
Сколько времени собачатся англичане и французы? И тут Людовику в руки сваливается — ЭТО! И в общем-то все правильно. В Испании без него разберутся, а вот в Англии и Шотландии...
Какой простор для комбинаций! Сколько вариантов!
Например, война за шотландское наследство!
С кем?
О, тут тоже хватает претендентов! Швеция, Дания, Монмут... восхитительно! А ведь Людовик — католик, считай, ирландцы его уже полюбят, а вот протестанты — не примут. Как много интересного может получиться!
Ромодановский ушел. Алексей посмотрел ему вслед.
— Как там у него с Любавой?
— Великолепно. Душа в душу, разве что без детей. Но это им жить не мешает. У нее есть Володя с Наташей, у него жена рожает чуть ли не каждые два года — разве плохо? И никакой ревности! Человек на работе, в Кремле, все всё понимают. А чем он тут занимается между работой — его личное дело.
— И все же, дона Хуана мне жаль, — вздохнул Ваня, — там была такая любовь.
Софья подошла к мужу, приобняла его за плечи.
— Не стоит жалеть. Это не любовь, это страсть. Огонь, в котором сгоришь — и пепла не останется. А вырастет ли что-то на кострище — Бог весть. Любава не подходила князю морей. Слишком уж она мягкая, добрая, нежная... да и воспитание у нее другое, и дон Хуан не смог бы ставить ее интересы на первое место. Знаешь, Маша сейчас пишет, что привязалась к мужу, а он — к ней. И разница в возрасте им не мешает. Можно упоенно восхищаться котенком, но рано или поздно, тебе потребуется партнер, а не плюшевая игрушка. Любить можно разных, а вот строить будущее надо с равными тебе по силе духа, уму, характеру, иначе потом пожалеешь.
— как мы с тобой?
— Хотя бы. Вот у Алеши чуть иная ситуация, но Уля удачно дополняет его.
— Я воюю и делаю детей. Она их воспитывает.
— Кстати, ты мне Таню не обижай.
— Таня уже в отставке. Ты же знаешь, я больше полугода ни с одной не встречаюсь.
— Предусмотрительный.
— Да, я такой. А котята... они бывают оч-чень привлекательными.
— кто? — тут же насторожилась Софья.
— Соня, не волнуйся. Там я не нужен.
— Серьезно?
— Марфа Заборовская, в девичестве Апраксина.
— А, первая красавица столицы?
— Да, была пару лет назад. Она и сейчас, конечно, хороша. Но слишком уж.... благочестива.
— А ты ее где увидел?
— так в храме. Ее Языков выдал замуж за старого Заборовского, а тот пару лет назад возьми да помри. Так она каждый день ходит в храм, свечки за упокой мужа ставит и молится за его душу.
— Надо будет с ней поговорить, — задумалась Софья. — Жалко девчонку.
— Поговори. Глядишь, и пристроишь куда?
Софья послала Алексею улыбку.
— Нам в хозяйстве все пригодится. Даже вдова боярская.
Алексей кивнул. Всей правды он Софье так и не сказал. Женщина чем-то зацепила его. Было в Марфе нечто... тонкое, возвышенное, нежное. Ее хотелось поднять на руки, прижать к себе и защитить от всего мира. Унести на поляну с цветами и остаться рядом с ней навечно. Только вот...
Сейчас он безжалостно давил в себе эти мысли, рассказывая все сестре. Понимал — она сейчас встревожится, найдет Марфу и действительно займется ее судьбой. И будет у той дом, дети, супруг...
Про царя она и думать забудет. А вот Алексей сейчас отлично понимал дона Хуана.
Это могла быть любовь. Могла быть страсть.
И ее надо было раздавить каблуком, потому что есть Ульрика, дети, государство...
Будь оно все... нет!
Он — царь. И это его ярмо. И долг, и честь, и люди на него рассчитывают. Никогда он не поставит даже возможность любви выше всего этого. Так уж воспитали.
А сердце все равно иногда щемит, стоит только вспомнить грустный взгляд громадных голубых глаз.
Алексей и не заметил, как переглянулись Софья и Иван. Друга и брата они знали вдоль и поперек.
— срочно найти ее и пристроить, — решили карие глаза.
— а я отвлеку Алексея, — супруги понимали друг друга просто с полувзгляда.
Когда через два месяца Марфа Заборская вновь вышла замуж, никто и не удивился. И когда ее супруга услали в Крым — тоже. Дело-то житейское, чай, не те нынче времена, чтобы сидеть на одном месте. Прикажет государь, так и на другой конец света поедешь.
Надо...
А то, что Алексей тосковал несколько месяцев...
Так ведь государь же, не сопляк какой безмозглый. Уел с головой в работу, отвлекся, да и успокоился потихоньку. Перебесился. Уля — и та не заметила.
* * *
— Шведы скоро нападут.
— Как скоро?
Адмирал Александр Яузов, выпускник царевичевой школы и один из любимых учеников Мельина, смотрел на гонца прищуренными глазами.
— Думаю, у вас есть не больше десяти дней, прежде, чем их флот окажется у Риги.
— Твою ж!
Ярость адмирала была почти физически ощутима.
— а чем вы занимались раньше!? Почему я узнаю об этом только сейчас!? Что можно успеть за десять дней!? Повеситься!?
Гонец, он же сокурсник, он же шпион, он же Дмитрий Берестов, грустно усмехнулся.
— Сашка, Карл тоже не дурак. Я чудом вырвался. Все порты закрыты, все отслеживается...
— Голуби?
— Сокола.
— Черррт! Десять дней?
— Я не знаю, что ты будешь делать. Но они идут.
Яузов и сам не знал, что именно делать. Но...
— Рига? Это — точно?
— Да. Они хотят пройти вдоль побережья, сначала разорят крепости, а потом за ними пойдут солдаты. Уже на галерах, не торопясь, не ожидая сопротивления...
Слова, которыми Яузов охарактеризовал шведов, в истории не сохранились. Пергамент было жалко.
— М-да, задал ты мне задачку.
Помощь придет, но когда?
А драться — ему, умирать — ему... Ну и пусть.
Когда-то царевич подобрал мальчишку в придорожной канаве. Сашку отмыли, дали ему фамилию, обучили, устроили в жизни... сейчас его пора отдавать долги.
Смерть?
Жалко, конечно. И жену жалко, и детей... крохи еще совсем.
Он — справится. Обязательно справится.
Рига? Сааремаа?
Карта была неподалеку. Медленно, очень медленно, на ней появлялись линии, какие-то прикидки, наброски... шанс есть?
Да.
Не у него, у Риги. У Руси. Он-то, скорее всего, тут и поляжет.
Важно ли это?
Если он заберет с собой шведский флот — нет. На лице Сашки Яузова появилась откровенно волчья ухмылка. Он — справится, еще как справится! Он уже знает — как.
* * *
— Ваше величество, прошу о милости!!!
Нельзя сказать, что Людовик растаял сразу, но... была, была у него слабость к красивым дамам. А склонившаяся перед ним женщина была воздушным и неземным созданием.
Белокурые волосы, голубые глаза, шитое серебром черное платье, придающее ей вид фарфоровой куклы, и не скажешь, что беременна. Такой уж у нее вид... непорочный.
— встаньте, сестра моя. Прошу вас...
Людовик лично подвел даму к креслу, усадил в него и даже предложил вина. Тонкие пальцы сомкнулись на прозрачной ножке бокала — и сами показались едва ли не стеклянными. Совершенство из лунного света и фарфора, иначе и не скажешь.
— Ваше величество, мой муж мертв.
Из голубых глаз выкатились две слезинки, скользнули — и пропали в складках кружевного платочка. Как и не было...
— примите мои соболезнования, ваше величество.
Когда Людовику доложили, что его умоляет об аудиенции вдова Якова Стюарта, он сначала и не поверил. Шутки шутить изволите, она сейчас в Шотландии! Кто б ее оттуда выпустил, теряя такой ценный козырь!?
Оказалось — и спрашивать не стала. Сама сбежала, переправилась через пролив, добралась до города Парижа — и заявилась в дом к Лувуа. А у того еще с прошлого раза холка болела. Поэтому о появлении жены Якова он предпочел доложить сразу, не нарываясь.
Людовик удивился — и приказал организовать тайную встречу в Лувре. И сейчас смотрел на юную женщину в черном. Выглядела она... м-да, его величество понимал английского короля. В таких влюбляются насмерть. Сочетание нежности и чувственности, хрупкости и очарования...
