Он мечтал о ней с детства. Дарил любимые игрушки. Делился любимыми конфетами. В мечтах.
Она была непостоянной, каждый раз другой, иной, никогда не повторялась, но он всегда узнавал её, какой бы она ни была — девочка-мечта.
В двенадцать лет мечта приняла туманно-определенные очертания. В семнадцать — более чёткие, но неопределенные. Оставаясь загадкой, она стала ему другом, стала его тайной, и он уже не мыслил жизни без неё. Он говорил с ней, доверяя самое сокровенное, она была свидетелем и судьёй его поступков и поверенным его мыслей. Частью его жизни.
Он знакомился с девушками, встречался, пылал любовью, терпел душевные муки, страдал, расставался, терзался отчаяньем одиночества, и снова любил, и снова его глаза светились огнём надежды.
Он никогда не забывал её. Не предавал: её он любил иначе. Её одну — по-настоящему. Но так уж вышло — её не было в его жизни, и надо было как-то жить...
Он ждал — терпеливо и долго, почти уже не надеясь... Из всех развлечений он предпочитал путешествия, и в каждом городе с волнением ждал желанной встречи... искал её — и не находил...
Ему исполнилось тридцать, когда он наконец её увидел. Вернее, её портрет. В Чебоксарах, где теплоход стоял три часа. На набережной, в "городке мастеров", где торговали сувенирами и волжскими пейзажами.
— Кто это? — спросил с замирающим сердцем (а сам уже знал, кто...)
— Соседа нашего дочка. Красивая... Это муж мой рисовал, — ответила словоохотливая продавщица. — Её... уже нет. Умерла.
— Как... умерла? Почему?! Она не должна была умереть... не должна!
— Да, молодая совсем, семнадцать лет... Как умерла? Как все умирают, заболела и умерла. Она и не жила ещё, полюбить никого не успела, счастья узнать не успела... Отец-то по ней убивался, портрет написать попросил, в комнатке её повесил и трогать там не велел ничего.
— А... как же?..
— Дак я же говорю, велел он — как помрёт, портрет-то продали чтоб. Кому она понравится, говорит, с тем и жить будет. Он чудной стал, как дочка-то померла. С портретом её разговаривал... часами целыми. Говорил, скучно ей одной-то... Смерть принять не мог, говорил, не умерла она, в портрет ушла. Глаза-то живые у неё... и впрямь, живые! Муж по памяти рисовал, он у меня художник от бога, нарисовал — живую, отец-то и тронулся умом...
("Умерла? Но вот же она — живая! На губах светлая улыбка, на щеках ямочки, в глазах светится надежда... Ветер играет с её волосами, сдувает пушистую чёлку с нежного чистого лба... Милая! Я нашел тебя, и мы никогда не расстанемся... Я увезу тебя... Ты поедешь со мной?")
Услышав цену, охнул, но не стал торговаться. Он ведь не покупал её, он просто не мог без неё...
— Вы только никому её не продавайте... Я сейчас, я быстро!
В каюте пересчитал оставшиеся деньги. У него задрожали руки, на лбу выступили капли пота — не хватало пятисот рублей. Пересчитал ещё раз, надеясь на чудо. Чуда не произошло.
— У меня больше нет... Уступите! Прошу вас!
Уступила, хотя не собиралась. Увидела его глаза — и отдала. Ошалел, что ли, мужик? Лоб весь в поту, и трясет его, как в лихорадке... Может, болеет чем?
Он ступил на сходни, не чувствуя под собою ног. Оказавшись в своей каюте, бережно развернул портрет, прислонил к стене и сел напротив, не в силах оторвать глаз от знакомого лица.
— "Здравствуй, милая! Тебе больше не будет скучно, не будет холодно и одиноко, ведь я с тобой... Я никогда не оставлю тебя, милая!"
До конца рейса он ни разу не сошел на берег. Зачем? Больше не надо — её искать, она уже с ним... Господи, какое же счастье — смотреть в её глаза, в которых — сверкают веселые искорки... Теперь она будет счастлива, они оба будут счастливы!
* * *
...Он давно и счастливо женат, он отец взрослой дочери. Скоро дедушкой будет. Жена. Родители жены, ставшие для него родными (кто там говорит недобрые слова о тёще? Тёща заменила ему рано умершую мать и любила как сына).
Дочь, в которой он души не чает. Дачный участок на шести сотках, который дружными усилиями они превратили в цветущий рай. По выходным рыбалка и костровая уха, друзья и песни под гитару... Он всё ещё любит её. Портрет висит в гостиной. Жена решила, что это увлечение молодости. Он не стал её разубеждать.
С портрета ему улыбается светлой улыбкой его мечта, и ветер всё так же играет с её волосами и сдувает чёлку с высокого лба. Он смотрит в её глаза и встречает ответный взгляд, в котором — навеки застыло ожидание. Они живые — эти глаза, в которых мерцает огонёк надежды, и словно бы... Словно бы...
— Я люблю тебя, я никогда тебя не оставлю, милая... Милая...
