Алеша Романов стоял на палубе броненосца Полтава и предавался созерцанию моря. Море он любил страстно, но оно не отвечало ему взаимностью. Подверженный приступам морской болезни, он крайне стеснялся этой своей слабости и всячески старался ее преодолеть. Вернувшись после лечения в Россию, он всячески избегал великосветских дворцов и всеми правдами и не правдами рвался в море. Впрочем, положение Великого Князя давало свои преимущества, и с вакансиями проблем не было. Кроме того, после того как старший брат Алеши, Великий Князь Александр Михайлович пользуясь дружбой с Императором Николаем вздумал, было поучить заслуженных адмиралов и, прежде всего августейшего кузена Генерал-адмирала Алексея Александровича, каким должен быть флот и вышедший по этому поводу в отставку, никто под шпицем адмиралтейства сильно рад его младшему брату не был. Нет, конечно, никто его не третировал, ибо чревато. Но желание Великого Князя служить, как можно дальше всеми было воспринято с облегчением.

Последнее время в Порт-Артуре было тревожно. Отъезд японских подданных, слухи о близкой войне изрядно нервировали не только обывателей, но и военных. Конечно война это сражения, победы, чины и кресты, но не малая часть этих крестов будет деревянными. К тому же среди военных было немало здравомыслящих людей понимавших, что укрепления не достроены, войск мало, доков для больших кораблей нет и хотя Россия большая, а Япония маленькая "спаси нас и сохрани царица небесная". Лучше бы без войны.

Алеша, будучи человеком, весьма здравомыслящим, предложил командиру броненосца капитану I ранга Успенскому установить противоминные сети. Старший офицер Лутонин горячо поддержал это предложение. Сети были уже приготовлены к установке, когда на них обратил внимание командующий эскадрой адмирал Старк. Сам никогда не проявлявший инициативы, он не терпел ее у подчиненных и, не стесняясь в выражениях, потребовал все это безобразие прекратить. Не подозревая, впрочем, что истинный инициатор "безобразия" прекрасно его слышит и к тому же еще является членом императорской фамилии. Скандала впрочем, удалось избежать, но сетей так и не поставили.

Вот эти горестные мысли и одолевали Алешу, когда подкравшиеся в темноте японские миноносцы устроили бедлам позже названый каким-то острословом Артурской побудкой. Что происходило той ночью, Алеша помнил нечетко, неясные тени вражеских миноносцев, взрывы, тревога, беспорядочная стрельба, крики. Он бегал по кораблю, пытался командовать стрельбой, потом оттаскивал осатаневших комендоров от орудий. Когда, наконец, рассвело, стало понятно, чего стоила косность руководства. Два самых новых и мощных броненосца эскадры Цесаревич и Ретвизан были подорваны, и доков способных вместить их для ремонта в Артуре не было. Также подорванный крейсер I ранга Паллада в док помещался, однако, был куда менее ценной боевой единицей. Тем временем к Порт-Артуру приближался весь соединённый флот Японии во главе с адмиралом Того.

Впрочем, японцы, полагая, что миноносцам удастся уничтожить или хотя бы повредить большинство кораблей Порт-Артурской эскадры и им останется лишь добить подранков, обманулись в своих ожиданиях. Эскадра хотя и понесла потери оказалась вполне боеспособной и маневрируя под прикрытием береговых батарей энергично отвечала огнем на огонь. Разойдясь на контркурсах с русской эскадрой и не добившись особого успеха, японцы отвернули на юг.

В это время Лутонин зашел в рубку доложить о повреждениях от попавшего в кормовую часть верхнего каземата японского снаряда. Одновременно с этим находившийся на траверзе Полтавы японский крейсер (как выяснилось впоследствии Ивате) вышел из строя и застопорил ход. Вся комовая часть его была в белом дыму, очевидно на нем бушевал пожар. На помощь к вражескому кораблю немедленно кинулись два бронепалубника. Между тем русская эскадра, совершенно не обращая внимание на подранка спокойно и величаво уходила в сторону Порт-Артура. Успенский, озадачено переглянувшись с Лутониным, командует выйти из строя, что бы добить японца. В рубке повисла напряженное молчание, все присутствующие, стиснув зубы, не отрываясь, смотрят на возможную добычу. И тут раздается крик сигнальщика:

— Сигнал на флагмане! Полтаве вернуться в строй! Успенский тяжело вздохнул, Лутонин промолчал, а старший артиллерист ... площадно выругался. И тут раздался даже не крик, а дикий рык:

— Сигнальщикам! Поднять сигнал: не могу управляться! Прошу помощи! Все озадачено оглянулись и поняли, что сей нечеловеческий голос, принадлежит всеобщему любимцу Великому князю Алеше, как за глаза его называли все от командира до последнего кочегара. Но всего удивительнее было его лицо, всегда мягкое и спокойное оно вдруг преобразилось каким-то внутренним светом, а взгляда горевших глаз его не мог выдержать ни кто из присутствующих. Отведя глаза, командир скомандовал:

— Исполнять! Полтава, совершенно издевательски ответив на сигнал командующего, подошла к поврежденному японскому крейсеру практически в упор и расстреляла его, не обращая внимания на ответный огонь. Пытавшиеся оказать ему помощь бронепалубники бросились прочь, не рискуя получить не совместимый с жизнью двенадцатидюймовый гостинец. Когда Полтава уже возвращалась к эскадре, понявший что он натворил, капитан I ранга Успенский жалобно глядя на Великого князя, спросил: — Что же теперь будет? — Полно вам Иван Петрович, победителей не судят. В крайнем случае, скажете, что я вам браунингом угрожал. Усмехнулся в ответ, вернувшийся в свое обычное состояние Алеша. — А коли вам Старк пенять начнет, так напомните ему, как он августейшего двоюродного дядю Государя Императора крыть изволил. Разрешите идти? И отдав честь удалился. — Н да, вот он какой "взгляд василиска", проговорил случившийся рядом Лутонин. — Что простите? — "Взгляд василиска". По преданиям дед нашего Алеши незабвенный Николай Павлович обладал взглядом, который никто выдержать не мог и ни в чем государю перечить не решался. Таковым говорят, покойный государь Миротворец еще обладал и как изволите видеть наш Алеша.

Следующим утром Алеша покидал ставший родным броненосец. Приказ из штаба наместника был совершенно недвусмысленным, "'немедленно явиться для получения нового назначения"'. Провожали его всем кораблем. Своего Великого Князя любили и команда и кают-компания. Кроме того, сказанная в запале фраза о браунинге непонятным образом облетела весь корабль, обрастя по пути совершенно невероятными подробностями. Так что имя истинного "виновника"' выпавшего накануне на долю Полтавы успеха сомнений ни у кого не вызывало. Команда, одетая в первый срок громко кричала ура своему любимцу. Места гребцов в шлюпке заняли офицеры. На шканцах играл оркестр. Привлеченные шумом на Полтаве команды остальных кораблей эскадры облепили палубы. Поняв, что происходит, там также разразились приветственными криками.

Обо всех этих проявлениях чувств было немедленно доложено наместнику. Адмирал Алексеев впрочем, был достаточно опытным царедворцем, дабы не показать своего неудовольствия. В сущности ничего не предусмотренного этикетом не произошло. Да. Великий Князь Алексей Михайлович сторонился дворцов и всячески стремился быть ближе к своим любимым кораблям, но законнорожденным внуком Николая I он от этого быть не переставал. И когда он называл Евгения Александровича 'дорогой кузен' это было лишь вежливостью со стороны воспитанного молодого человека по отношению к бастарду своего дяди Императора Александра II. Приняв Алешу, наместник разразился пышной речью, в которой, воздав похвалы талантам Великого князя и слегка пожурив молодого человека за баловство с браунингом, не сказав ничего, по сути, и предложив место в своем штабе. Причем сделав это так что кроме отказа ничего получить, не мог, адмирал Алексеев отправил своего августейшего родственника в распоряжение командующего Сибирской флотилией адмирала Лощинского.

Выйдя из штаба, Алеша направился к себе домой. Домом это, однако, можно было считать лишь с натяжкой, ибо там он почти не бывал. Однако положение Великого князя обязывало, и у него были роскошные по местным меркам апартаменты в новом городе. Приняв ванну и переодевшись, Алеша почувствовал голод и спросил у своего бессменного вот уж десять лет вестового Архипыча нет ли чего. Архипыч надо сказать был личностью замечательной, строевой унтер-офицер, которому по возрасту грозило списание на берег, оказался рядом с Алешей в тот злополучный шторм, когда гардемарин Романов ушибся и лежал без сознания. Немедленно подхватив Алешу на руки, Архипыч отнес его в лазарет. Всячески помогал оказывать первую помощь и впоследствии постоянно интересовался состоянием здоровья августейшего пациента. Сие деяние не осталось не замеченным, унтер-офицер получил серебряную медаль на Анненской ленте и золотые часы от Великого князя Михаила Николаевича. Кроме того, последовало предложения, от которого и вовсе не откажешься стать вестовым у юного Великого князя.

Так вот, Архипыч который и ранее никого кроме бога не боялся, да и того лишь на церковной палубе, завил, что слуги Алеши сплошь бездельники и дармоеды, ничего по хозяйству не делают и съестного достойного в доме не держат. Что начальство, несомненно, хотят Алешу уморить голодом, иначе бы никогда с Полтавы славящейся своим столом не убрали. И что надеяться на обер и гоф-шенков в прислуге нечего и надо отправляться в город и поесть в ресторане. Лейтенант Свиты Его Величества счел доводы своего вестового обоснованными и немедленно отправился в "Ласточку" одно из немногих приличных заведений в Порт-Артуре. Там и застало его известие о трагедии с Енисеем. Немедленно бросившись в штаб Лощинского, он попытался принять участие в спасательной экспедиции. Однако спасение против ожидания было возложено на любимца адмирала Старка капитана II ранга Сарнавского командовавшего крейсером Боярин. Лейтенант Романов же был назначен флаг-офицером к Лощинскому. Худший кошмар Алеши сбылся, он стал штабным. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что был кошмар и хуже быть придворным.

Когда пришло известие о подрыве Боярина, новоиспеченный флаг-капитан бросился в порт. Находиться в штабе он не мог более физически. Там ему на глаза попался знакомый офицер. Впрочем, знакомый это было слабо сказано, ибо лейтенанта Сергея Балка знали все. Здоровяк, весельчак и балагур, он характеризовался как крайне недисциплинированный и лихой офицер. Порт-Артурский полицмейстер неоднократно обращался с жалобами на Балка и его людей флотскому начальству. Однако корпоративная солидарность не подвела ни разу, и все чем ограничилось начальство это ссылка строптивого лейтенанта на портовый буксир, где он немедленно собрал всех самых буйных матросов с эскадры. Кроме тех, что уже успел перетащить на свой крейсер не менее лихой, но более удачливый в общении с начальством Эссен. Непонятно как сошлись милый и воспитанный Алеша и забияка Балк, но ночью буксир покинул внутренний бассейн.

Хмурым утром буксир был в Талиенване, поиски много времени не заняли. Красавец крейсер, еще недавно бывший гордостью эскадры, сиротливо покачивался на волнах. Балк виртуозно подвинтив свой буксир к борту брошенного корабля, отправился с несколькими матросами на разведку. Вздумавшего было отправиться с ними Алешу, он немедленно осадил словами:

— Вы "Ваше Императорское Высочество" за старшего! И нечего на меня зыркать, я вам не Успенский.

Вернувшись примерно через час, явно повеселевший, Балк сообщил:

— Голову бы Сарычеву оторвать за такие дела. Пробоина под левой кочегаркой в районе миделя, задраено все надежно вода дальше не распространяется. Поскольку крейсер до сих пор на плаву шансы на спасение довольно велики. Сейчас заводим пластырь и попробуем оттащить подальше от мин, благо пластырем мы озаботились заблаговременно. А там поглядим или так потащим или попробуем запустить котлы и откачать воду. Ну и должна же помощь из Артура подойти. Не могут же они крейсер на произвол судьбы бросить.

Когда в середине дня к Южному Сашантау где находился Боярин подошел отряд миноносцев под командованием Матусевича, их изумленным взглядам предстала удивительная картина. Пришвартованный к борту Боярина Силач явно откачивал воду. На палубах обоих царила суета. А подле невесть откуда взявшегося на носу буксира орудия Норденфельда стоял собственной персоной Великий Князь Алексей Михайлович. Брошенный моторный катер Боярина (или как было принято называть по Артурской традиции подобные плавсредства в честь своих носителей Боярчик) был осушен, запущен и явно занимался отстрелом мин.

— Я все понимаю Ваше Императорское Высочество, обратился к Алеше Матусевич, — война кровь играет, отечество в опасности, и все такое. Что на авантюру сию подвигли командира Силача тоже ничего удивительно, кого же еще. Но скажите ради всех русских страстотерпцев, а также китайских идолов. Где вы похитили Норденфельда? Они ведь у нас на вооружении, кажется, не состоят? Тут как черт из табакерки выскочил, откуда-то Балк. — И как вам не совестно господин капитан I ранга возводить напраслину на члена Императорской Фамилии? Сие чудо зарубежной техники было в числе прочего захвачено нами в Таку. После чего, оное чудо, доставлено в Артур, где и хранилось в полном небрежении в порту. Мои молодцы его починили и припрятали до поры. А тут такое дело, вот и пригодилось. — Ладно, усмехнулся Матусевич. — Разбор чем вам угрожал Великий Князь, оставим до Порт-Артура. Да да, Алексей Михайлович, ваша привычка хвататься чуть что за браунинг стала уже притчей во языцех. Вы бы хоть приобрели таковой что ли. Но все это лирика, докладывайте, что с крейсером. Доклад много времени не занял, и работы закипели с удвоенной силой. К вечеру крейсер отбуксировали в порт Дальний, где он и переждал разразившийся утром шторм. Получив сообщение о "чудесном спасении" от гибели "Боярина"', адмирал О.В.Старк, не нашел никакого оправдания действиям командира, особенно его решению покинуть место аварии в то время, когда "Боярин" еще продолжал держаться на воде. Полностью поддержавший его наместник приказал отдать Сарычева под суд. Во время заседания суда комиссия из наиболее авторитетных офицеров эскадры нашла, что если бы не своевременные действия командира буксира Силач, крейсер Боярин непременно погиб в начавшемся на другой день шторме. Во время суда стало известно, что именным указом ЕИВ Николая II Великий князь Алексей Михайлович был произведен в следующий чин капитана II ранга за отличие.

Наместник первым поздравил новоиспеченного капитана II ранга. Выдав на одном дыхании краткий спич, в котором превознес качества своего молодого кузена, он тут же поинтересовался, чем тот собирается заняться. Первым делом он предложил Алеше место в своем штабе. Когда тот решительно отказался он спросил, что бы Великий князь предпочел.

— А что вы собираетесь делать с Боярином? Ответил вопросом на вопрос Алеша. Евгений Александрович ухмыльнулся в усы.

— Ну, пока док занят Палладою, а потом введем Боярина и отремонтируем с божьей помощью. — А кто будет командиром? С видом как можно более невинным спросил Алеша. Алексеев улыбнулся уже явно. Ну, Сарычева, после того как вы спасли его крейсер, суд приговорил к лечению водобоязности, сиречь отрешению от командования. А что, у вас Алексей Михайлович есть предложения? Алеша вздохнул и, тряхнув головой, решился.

123 ... 789

↓ Содержание ↓