Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения
Убрать выделение изменений

Путь Бонапарта . Кн2. К вершине


Опубликован:
31.01.2015 — 21.10.2019
Читателей:
1
Аннотация:
Нет описания
 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 
 
 

Путь Бонапарта . Кн2. К вершине


Это не конец.

И даже не начало конца,

Но, возможно, конец начала.

У.Черчилль.

(ознакомительный фрагмент)

Глава 1

Сражение объединенной русско-прусской армии с польскими повстанцами, произошло 6 июня 1794 года у села Щекоцины в 70 км от Кракова. Костюшко, введенный в заблуждение информацией, полученной от пленных, намеревался атаковать русский корпус, не дожидаясь прихода подкреплений. Утром реальность сильно отличалась от того, что поляки ждали увидеть и генерал Юзеф Водзицкий отметил:

— Это невозможно, чтобы Денисов смог собрать такие силы. Если не ошибаюсь, я вижу пруссаков. По плану, разработанному немцем на русской службе генералом Иоганном фон Пистором, союзники численностью до 26,5 тысяч человек образовали две линии, поддержанные 124 пушками прусских тяжелых батарей и конной артиллерии. Более трети польской армии, построенной в три линии 14-тысячной с кавалерией за правым флангом и размещенными в промежутках 24 орудиями, составляли крестьяне — косиньеры [1]

Около 11:00 утра прусские войска начали сражение и, оказавшись под сильным огнем артиллерии, косиньеры попятились, затем начал отступать весь центр и левое крыло повстанческой армии. Пытаясь восстановить положение, был смертельно ранен ядром генерал-майор Коронных войск Ян Гроховский. Союзники маршировали сомкнутыми шеренгами, это обеспечивало плотность и непрерывность огня, но сильно затрудняло их маневрирование. Действуя россыпью, поляки использовали поросшую кустарником местность, стреляя из-за укрытий. Не давая противнику возможности переместить конную артиллерию, они ненадолго задержали прусское наступление.

В этот критический момент между двумя не согласовавшими свои действия армиями союзников открылся зазор, Костюшко ударил в разрыв силами третьего и шестого коронных пехотных полков. Они сломили сопротивление прусской пехоты, и та покатилась назад. Король Фридрих Вильгельм ответил атакой легкой кавалерии. Денисов поддержал союзника эскадронами из резерва, закрывая образовавшийся промежуток

. Выдвинутые навстречу пять батальонов польских крестьян вступили в бой расчлененным строем углом назад, образуя плотные колонны копейщиков в 30 человек по фронту и 50 в глубину. Не разбежавшись при виде несущихся на них всадников, они успешно отражали вражескую конницу. Видя замешательство врага, вызванное героизмом косиньеров, генерал-майор князь Сангушко повел вперед все эскадроны правого крыла.

Схватка с полками Смоленских драгун, Воронежских гусар и егерей шла с переменным успехом, пока казаки не напали с тыла, обойдя противника близлежащим лесом. Не выдерживая общего натиска, польская кавалерия отступила, тем не менее, Костюшко удалось восстановить фронт и, когда прусские войска снова пошли в атаку, их приветствовали картечным огнём. Всего за несколько минут гренадеры Фридриха потеряли более 200 человек и снова отошли.

В этот момент поляки начали новую контратаку силами второго пехотного и Краковского гренадерского полков. Прусская пехота не удержала свои позиции и только двенадцать орудий сильным огнем остановила атакующих. Для их захвата послали 2000 косиньеров, попавшие под убийственный картечный залп расстояния в 650 ярдов, они разделилась. Четыре группы под непрекращающимся огнем упорно продвигались с фронта, четыре намеревались ударить с правого фланга.

Вполне возможно, этой отчаянной атакой пушки были бы захвачены, но неся тяжелейшие потери от продольного огня конной артиллерии, косиньеры отступили. Находящийся в их первых рядах, герой Рацлавицкой битвы бывший крепостной Бартош Гловацкий, получивший чин хорунжего и возведенный в шляхетское достоинство за захват двух орудий русской армии, через три дня умер от ран и был похоронен в церкви Пресвятой Девы Марии в Кельце.

Поляки сформировали несколько каре и отбивали все атаки русской кавалерии. Между тем артиллерия союзников обстреливала их сильным картечным огнем, это стало поворотным моментом в битве. Обессиленная польская пехота пошатнулась, неся большие потери 1-й полк начал отступать, 3-й и 6-й последовали его примеру. Неопытные польские войска пришли в полное расстройство, понемногу беглецов становилось все больше и больше. Кавалерийская бригада генерал-лейтенанта Мадалинского вместе с пятым пехотным полком с большим трудом сдерживали превосходящие силы врага. Это несколько подняло дух людей и дало возможность остановить преследование дезорганизованных и утомленных продолжительным боем союзников в двух милях от места сражения.

У поляков выбыло из строя до 3-х тысяч, погибли генералы Водзинский и Гроховский, сам Костюшко и Мадалинскмй легкоранены. Союзники потеряли около 1000 человек.

Во Франции к лету 1794 года численность армиидостигла одного миллиона солдат. При каждой 'строевой полубригаде', по настоянию Карно переформированной из двух в трехбатальонные, имелась 4-6 орудийная артиллерийская батарея. Как и прежде батальоны, подразделявшиеся на линейные и легкие, состояли из гренадерской роты и 8 фузилерных, каждая включала в свой состав 30 солдат-ветеранов и 50 новобранцев.

Из письма генерала Лазара Гоша в Комитет Общественного Спасения

— Какова бы ни была моя участь, спасите отечество и мне больше ничего не нужно. Но опасность увеличивается с каждым моментом, мы ведем лишь подражательную войну без всякого плана. Следуем за неприятелем, всюду, где он появляется, и не пытаемся проникнуть в его намерения, часто попадая в расставляемые ловушки. Нас губит рутина. Перестанем дробить наши силы. Соединим разбросанные силы, чтобы иметь перевес над каждой из неприятельских армий в отдельности. От одного поверженного врага будем переходить к тому, кого еще предстоит победить. Не останавливаться, пока союзники не будут раздавлены. Поднимем мужество наших солдат, они должны знать свою силу. Француз, руководимый честью и любовью к родине, преодолеет все, нам не нужно ждать будущего года, чтобы спасти республику

Выступавший за концентрацию сил и энергичную атаку Лазар Гош, своим письмом с изложением взглядов о необходимости изменений в армии, привлек внимание Карно осуждением позиционного мышления австрийцев Макка и Вейротера, приводившим к рассредоточению войск на широком фронте.

Из письма Лазара Карно фактическому руководителю Комитета Общественного Спасения Максимилиану Робеспьеру.

— Нужно вести войну массами людей, направлять в пункты атаки столько войск и артиллерии, сколько можно собрать, требовать, чтобы генералы находились постоянно во главе солдат. Приучить тех и других не считать неприятеля, а бросаться на него очертя голову, со штыком наперевес, не думая ни о перестрелке, ни о маневрировании, к которому французские солдаты совершенно не приучены.

До середины апреля 60-тысячная Мозельская армия генерала Журдана, прикрывая переправы через одноименную реку и подходы к вогезским горам, занимала оборону и, после трех неудачных попыток перейти Самбру, напрасно потеряла под огнем австрийских батарей 10 000 человек В начале июня Карно объединил ее и Арденнскую армию, усиленная двумя дивизиями от Пишегрю, созданная таким образом Самбро-Маасская армия насчитывала до 90000 человек 12 июня Журдан, наконец, утвердился на другой стороне Самбры и осадил Шарлеруа.

В Западной Фландрии Пишегрю приступил к правильной осаде Ипра силами дивизии генерала Моро. Со стороны союзников было предпринято несколько попыток деблокировать крепость, во время одной из них, корпус Клерфэ потерпел поражение и отступил к Генту. 16 июня австрийцы и голландцы снова заставили Журдана отойти за Самбру, считая противника деморализованным и не способным атаковать в пятый раз, принц Саксен-Кобург, не предвидя новой угрозы, отправил часть войск корпусу Клерфэ. Через два дня командующий получил известия о падении Ипра, это открыло Пишегрю свободный путь в Голландию, и новом переходе французских войск, усиленных 15 тысячами солдат Рейнской армии, через Самбру.

Осада Шарлеруа велась энергично, для наблюдения за противником и повышения эффективности огня артиллерии Карно потребовал от Журдана, скептически настроенного к применению воздухоплавания в военных целях, и

спользовать привязной аэростат. Когда первая аэростьерская рота капитана Кутеля. неся на веревках наполненный водородом шар 27 футов в диаметре, после 15-ти часового пешего перехода под палящим солнцем прибыла в штаб-квартиру Журдана, ее вышла приветствовать вся армия осаждающая крепость. На следующий день Кутель совершил три подъёма и дал точные сведения об укреплениях Шарлеруа. Спустя семь дней, доведенные до крайности австрийцы не выдержали бомбардировки и выбросили белый флаг, не зная о приближающейся помощи. В то самое время, когда 3-х тысячный гарнизон уже выходил из крепости, раздались первые пушечные выстрелы, известившие о подходе 52 000 союзной армии.

Хотя силы коалиции оказались почти в полтора раза слабее неприятельских, принц Саксен-Кобург, охватывая позиции французской армии полукружием, разделил свои войска на пять колонн. Для него сражение являлось последней попыткой использовать все средства для удержания Нидерландов и оправдаться в неблагоприятном положении, дел избегая упрека императора в оставлении страны.

С рассветом 26-го июня союзники начали наступление, еще не зная о падении Шарлеруа. Густой утренний туман рассеялся около 8:00 и бой распространился по всей восемнадцатимильной линии фронта. К 10 часам утра корпус принца Оранского оттеснил бригаду Даурьера и дивизию Монтегю к реке, угрожая опрокинуть левое крыло французов, но контратака Клебера вынудила голландцев отойти. Колонна фон Квоздановича, двигавшаяся в центре по большой брюссельской дороге, после 2-х часового боя, овладела деревней Госсели. Был момент, когда противник угрожал захватить поднятый в воздух аэростат 'л'Антрепренан'.

Моральное действие, произведенное необычайным зрелищем, было огромно, солдаты коалиции решили, что имеют дело с колдовством. Для подъема их боевого духа австрийское командование приняло решение сбить роковую машину. Два орудия установили в углублении дороги, первое ядро пролетело над оболочкой и упало в поле, второе оцарапало гондолу снизу.

— Перспектива быть повешенными на собственных веревках, надо признаться, не имела ничего привлекательного, мы с удовольствием выполнили распоряжение спустить баллон и отойти вместе со всеми, — рассказывал де Бошан, лейтенант 2-й воздухоплавательной роты.

Дивизионный генерал Антуан Морло лично возглавил штыковую контратаку и сумел приостановить дальнейшее продвижение неприятеля. В одно время с войсками принцем Оранским начала наступать и крайняя справа колонна Болье, ведя жаркий бой за деревню Ламбюзар, защищаемую дивизией Франсуа Марсо. Колонна эрцгерцога Карла взяла Флерюс и соединилась с Болье, их натиск опрокинул не выдержавших напора и обратившихся в бегство французов. У солдат всегда глаза на спине и соседняя дивизия Майера тотчас последовала за ними на правый берег Самбры. Крики и угрозы — все было тщетно, приведенная в полный беспорядок французская армия находилась под угрозу уничтожения. — Большая часть войск бежала, наш тыл был полностью открыт, — свидетельствует генерал Клебер.

В тот день под Марсо убило две лошади, с теми, кого смог собрать и парой резервными батальонами, находясь в отчаянном положении он, едва удерживал ситуацию, 'восполняя недостаточность своих сил разумными диспозициями'. Под угрозой охвата дивизия Франсуа Лефевра завернула фланг назад и окапывалась на кладбище Вье-Кампинер. -Это был самый отчаянный бой, какой я когда-либо видел в моей жизни, — начальник штаба Марсо полковник Николя Сульт пробился к нему на помощь с тремя батальонами и эскадроном кавалерии. Это позволило собрать разбежавшихся солдат и отчаянной контратакой остановить дальнейшее продвижение австрийцев.

Около полудня к Марсо начала постепенно подходить и разворачиваться для боя находящаяся в резерве Журдана 11-и тысячная дивизия Гатри. На протяжении следующих двух часов жестокого боя австрийцы понесли значительные потери, оставили Ламбюзар и заняли оборону. Австрийские войска, теснящие дивизии Шампионне и Лефевра, заставила откатиться, бросая всю свою легкую артиллерию, блестяще выполненная контратака французских кавалеристов генерала Пьера Дюбуа, поддержанная мощным орудийным огнем.

Французы имели полную возможность использовать резервы по мере развития кризиса, концентрическая атака не позволяла принцу Саксен-Кобург координировать действия наступающих колонн. Остановив и отбросив к Форши голландцев, генерал Клебер повернул к северо-востоку бригаду Гийома Дюэма и ударил во фланг фон Квоздановича, этот маневр решил исход сражения.

В четыре часа пополудни, когда французские войска уже на всех направлениях нейтрализовали первоначальный успех австрийцев, Саксен-Кобург узнал о капитуляции Шарлеруа и приказал армии коалиции отступать. На следующий день союзники заняли позицию между Суанье и Гемблуа, в четырнадцати милях к юго-западу от Брюсселя. Обе стороны потеряли убитыми и ранеными по 3 тысячи человек

Дела во Фландрии приняли самый неблагоприятный оборот для союзников и 2-го июля, созванный Саксен-Кобургом военный совет в Мон-Сен-Жан решил оставить Брюссель, отойдя за реку Диль. Защиту Нидерландов поручили британской армии, а для прикрытия Остенде и голландской границы корпус Клерфэ занял позиции в десяти милях южнее Гента. Захваченные у французов крепости Намюр, Валансьен, Конде, Ле-Кенуа и Ландреси решили предоставить собственной участи.

Третьего июля комендант Ньюпорта генерал Дипенброк получил письмо государственный секретарь Генри Дандаса о желании правительства, для продолжения дальнейшей борьбы за Фландрию, сохранить этот маленький прибрежный город за Англией. В случае возникновения риска его захвата Дандас обещал направить корабли для эвакуации войск. Трагедия атакованного подавляющими силами жалкого маленького порта с гарнизоном менее 1300 человек из двух слабых гессенских батальонов, французских эмигрантов и некоторого количества британских солдат пятьдесят третьего полка, последовала очень быстро.

В течение следующих двух дней бригада Жозефа Вандама из дивизии Моро достигла Ньюпорта и, полностью отрезав от прибрежной полосы, приступила к осаде города. Слабый огонь нескольких пушек, составлявших вооружение форта, им не мог помешать. Возведя батареи, французы начали обстрел, как с суши, так и со стороны моря.

Расположенный в дельте реки Изер, впадающей в Северное море и имевший самый низкий уровень воды летом, в период с июля по сентябрь, Ньюпорт построен на большой песчаной дюне в двух милях от моря. Своим течением река прорыла в береговой отмели канал, но в миле от взморья его преграждал протяженный песчаный бар, проходящий на семифутовой глубине. ;

Британские корабли вошли в устье реки вместе с приливом, но ветер становился все свежее и поднятое на мелкой воде волнение, создавая угрозу удара днищем о грунт, не давало приблизиться к берегу даже на расстояние пушечного выстрела. Пришлось спустить шлюпки, довольно узкий фарватер простреливался насквозь и стал для них, оказавшихся слишком далеко от кораблей, просто ловушкой. Это был настоящий ад, когда c берега, загроможденного портовыми строениями и грузами, на баркасы внезапно обрушился шквальный огонь из засады. Повернувшие в этой мясорубке обратно к кораблям они были полны убитых и раненых. Ньюпорт сдался неделю спустя, всех попавших в руки республиканцев французских роялистов расстреляли во рвах форта, вырезали и большую часть жителей города.

В августе генерала Вандама отзовут из армии по обвинению в организации грабежей, но уже через три месяца Комитет общественного спасения снимет с него все обвинения, и вернет на службу.

Вся вина за позорное поражение лежала на государственном секретаре и то, что Генри Двндас не был привлечен к ответственности, станет для Англии очень большим несчастьем.

Пишегрю с 55000 человек разбивший генерала Клерфэ при Суаньи без труда занял Гент, а Журдан, преследуя отступающего перед ним противника, беспрепятственно вошел в Брюссель. Две французские армии, наконец, соединились и создали непрерывную линию фронта с центром в столице Бельгии. Свое главное внимание Комитет общественного спасения устремил на возвращение крепостей, попавших в руки союзников, для их осады назначались дивизии Остена из Северной армии и Шерера из Самбро-Маасской.

9 июля австрийцы отступили к Льежу, Саксен-Кобург отдал приказ на этот счет, не необщая союзникам о своих намерениях. Далее он переправился через реку Маас и занял позицию около семи милях к юго-востоку от крепости Маастрихт. Где под предлогом расстроенного здоровья Саксен-Кобург передал 11 июля начальство над войсками фельдмаршалу Клерфэ. Таким образом, британские и австрийские войска окончательно расстались. Защищающие Нидерланды английские и голландские силы, теперь вверенные самим себе, были вынуждены отступать на север. Союзники потеряли Ландреси, этот первый и последний приз кампании и Моро с 20000 человек двинулся к Брюгге, занятому без всякого сопротивления.

В Северной армии продолжающей наступление на Антверпен. Имея приказ из Парижа о захвате Остенде и острова Валхерен, думали только о том, как сбросить британцев в море, В то время как Журден преследовал деморализованных австрийцев отступающих на восток к Рейну для защиты Люксембурга.

Линия обороны по Шельде была брошена, союзники оставляли все гарнизоны кроме Остенде. Ситуация требовала появления нового герцога Мальборо. Лето 1794 года казалось Бонапарту самым счастливым моментом в его жизни. Назначение в Нидерланды было давней мечтой, и приглашение принять экспедиционный корпус ему не пришлось повторять дважды.

Будущее представлялось Наполеону прекрасным, убежденный в успехе предстоящей операции он чувствовал за плечами крылья удачи. Пользовавшийся полным доверием принца молодой командующий, увлеченный захватившим его сильным чувством к женщине, был намерен победить или погибнуть.

Через два дня после свадьбы, Бонапарт отплыл во Фландрию вместе с тремя свежими ирландскими полками. Два из них, восьмой и сорок четвертый, 12 июня достигли Остенде, где Наполеон обнаружил французский авангард в четырех милях от города. На другой день прибыл и последний, тридцать третий, во главе с подполковником Уэлсли, чье имя полк носит до сих пор. Общая численность спешно посланных из Англии свежих войск составила вместе с новобранцами около десять тысяч человек. Назначение нового главнокомандующего произвело истинную революцию в местных армейских нравах, придя в бешенство от того, что над ними поставили моряка да еще c корсиканским акцентом, старшие офицеры повели себя вызывающе.

— Неужели эти люди думают, что я нуждаюсь в протекции принца, чтобы пробить себе дорогу? Настанет день, когда сочтут большим счастьем для себя возможность пользоваться моей! Я рассчитываю больше всего на свою саблю и знаю, что она выведет меня в люди! — вся военная администрация прогнила сверху донизу и задача Бонапарту предстояла нелегкая.

Его манера себя вести держала на расстоянии 'старых вояк', заставляя подчиняться с первой же встречи. — Здесь нет генерала, кто не признавал бы за собою таких же прав, как и у меня. Необходимо быть суровым с ними, офицерам же и солдатам следует вернуть веру в принципы, составляющие основу воинской дисциплины свободной страны.

Ошибки и недостатки системы во фландрской кампании стали видны больше, чем где-либо еще. Порочной и неоднократно осужденной практикой британского правительства было присвоение армейских званий кандидатам на офицерский чин пропорционально количеству оплаченных ими завербованных солдат.

Подавляющее большинство встречавших опасность и смерть командиров внезапно оказались уступающими в ранге людям без малейших претензий на военные способности. Эти богатые идиоты, совсем не по интеллекту становясь старшими офицерами, оставались ничего не знающими о своих элементарных обязанностях, ни на что не годными мерзавцами. Так для одного из новых подполковников его отец просил отпуск, на том основании, что юноша еще не закончил школу. В делившихся на десять рот батальонах численность младших офицеров была невелика, а специальная подготовка считалась необходимой только в инженерных войсках и артиллерии. Все эти капитаны, лейтенанты и прапорщики смотрели на войну как на пикник без необходимого обилия удобств. Многие из этих молодых дворянин отправились в армию по требованию семьи, чтобы избавиться от назойливых кредиторов и брошенных любовниц. Дисциплина в большей части подразделений оставаться плохой, многие пьянствовали, пренебрегая своим долгом,.

Этот порок являлся самым грозным, поскольку это казалось модным во всех классах и, конечно, широко развито среди джентльменов. Премьер-министр или государственный секретарь на парламентских сессиях и заседаниях Палаты общин часто оказывались не в состоянии понять заданный вопрос просто потому, что лидеры оппозиции выпили еще больше чем они.

33-й пехотный полк являлся исключением и обращал внимание на своего способного командира, хотя и другие постепенно становились вполне надежными в хороших руках. И главнокомандующий не упускал из виду Артур Уэлсли, в двадцать восемь лет получившего свою первую стажировку в котле этой трудной войны.

В первую очередь избавиться от недисциплинированности и халатности следовало в считавшихся элитными ротах легкой пехоты. За короткий период Бонапарт, побуждая людей личным примером и карьерой, вдохновляя собственным мужеством, сумел добиться их уверенность в себе и невероятного душевного подъема. — Для приведения армии в боеготовность я произвел полную замену неспособных джентльменов, хотя формальные причины для увольнения отсутствовали, поскольку патенты куплены в положенном порядке.

Вместо них будут восстановлены в должностях, продвинуты по службе взамен получивших повышение или, в соответствии со своим опытом и личными качествами, произведены в офицеры те, кто не имеете средств купить собственный чин. Намного отставая от французской, возможно, самой лучшей в Европе, британская полевая артиллерия к началу революционных войн находилась в полном пренебрежении. Распыленная по два орудия на каждый батальон она действовали слабо, не имея возможности концентрировать свой огонь, и сильно мешали свободе движения, занимая интервалы между войсками. Хорошо зная, какое громадное преимущество приносит сосредоточенный огонь орудий эскадры, Наполеон как морской офицер мыслил вести войну совершенно иначе. Массированный удар артиллерией до начала атаки пехоты готовящий стал неотъемлемой частью его тактики. Упраздняя легкие 3-х и 4-фунтовые пушки, располагая шестиорудийные батареи в промежутках между бригадами, Бонапарт сконцентрировал дивизионную артиллерию. Для ее вооружения он использовал 9-фунтовые корабельные орудия с теми же расчетами и командирами, в каждой батарее имелись и две 24-фунтовые гаубицы.

— Во главе артиллерии мне нужны опытные офицеры и, по крайней мере, две бригады конной артиллерии из тех четырех, с кем Ваше Высочество забавляется в Англии, — хладнокровно писал Бонапарт принцу Йоркскому. -Я весьма недоволен занимаемой позицией, но так как вы, кажется, придаете большое значение Остенде, сделаю все возможное, чтобы сохранить за союзниками этот город. Оборона его настолько отвратительна, что войска выйдут в открытое поле, как только все будет готово к удару. Отдаю себе отчёт в том, что шансы наудачу малы, но британцам не привыкать. Мы высадились, и враг будет разбит.

В случае поражения эти слова могли быть использованы против Наполеона, как доказательство его безрассудства и пренебрежения долгом.

Глава 2

— Кроме мужества парни, вам нужна практика, поэтому учитесь убивать. — обратился высокий рыжеволосый лейтенант к солдатам, — держать в патронной сумке не меньше восьмидесяти зарядов и делать свое ремесло, вот и вся мудрость.

Бонапарт, одетый в темно-синий китель поверх блузы, белые бриджи, чулки и туфли с пряжками озабоченно наблюдал за тем, как начала стрельбы рота легкой пехоты

— Кто этот молодой офицер, сэр? — спросил стоявший рядом Артур Уэлсли. — Мишель Ней, храбрец и отличный фехтовальщик, произведен из сержантов после абордажа 'Сибиллы', один из лучших в командовании стрелками. — По моему мнению, сэр, совершенно очевидно, что мало кто более него подходит для этой цели.

Звон колоколов городской церкви напомнил Бонапарту о Жозефине, перед глазами встало гибкое стройное тело, принадлежавшее ему в нагретых простынях и он, на секунду, забыл о войне. Майор-шотландец, в мундире еще не знакомом со следами пороха, явно высматривая кого-то, тем временем поспешил подойти и отрекомендовался Бонапарту. — Роберт Кроуфорд, сэр. — Прибыл только что и у меня для вас имеются депеши.

Этот отличившийся под командованием лорда Корнуоллиса в ходе 3-й англо-майсурской войны молодой офицер, направленный наблюдателем в главную квартиру австрийской армии в Нидерландах. был вскоре ранен и сейчас вернулся из Англии. О Кроуфорде рассказывали, что он приказал швырнуть в воду офицера, переносимого через ледяной ручей продрогшими солдатами его роты. — Доложите основное майор.

— В Кампо-Формио австрийцы заключили перемирие с Францией, сэр. По правде говоря, их армия не способна на дальнейшие действия.

Бонапарт подождал, пока смолкнет треск выстрелов. — Иными словами нас предали, джентльмены. Союзники обещали держатся против Самбро-Маасской армии Жубера, но не сделали этого, обещали продовольствие, но не доставили ничего. Теперь англо-голландские силы одни, а войска Пишегрю в ближайшее время получат подкрепление. Если не выступить немедленно, джентльмены, мы очень скоро окажемся в море.

— Эта новость будет очень плохо воспринята дома, — заметил Уэлсли. — Да провались они пропадом, эти австрийцы, сэр! Теперь я уверен, что войну мы выиграем. Союзников у нас больше нет.

Однако Наполеону было не до шуток. Хладнокровно командуя в крови и огня сражения при Порте-Леччиа, где его воля противостояла воле Паоли, Бонапарт не сомневался в своих способностях.

— Судьба дает нам шанс ударить по неприятелю, и нельзя его упускать! Одиннадцать тысяч пехоты и сорок восемь орудий против французской Северной армии, тем не менее, я полагаю, что мы справимся, джентльмены.

— Сэр, — удивился майор Кроуфорд. — Черт возьми, вы собираетесь атаковать?

— Разумеется, — Бонапарт, внимательно посмотрел на шотландца, — в столкновении двух неравных сил шанс меньшей в стремлении разбить противника по частям и быстроте действий. Основа любой стратегии — всегда иметь на поле боя больше сил, чем противник там, где наступаешь или тебя атакуют. Завтра нам придется драться против двадцатитысячного корпуса Моро, все остальное пока не относится к делу.

— Это трудное, но вынужденное решение. Остенде находился в безопасности только до тех пор, пока Менин, Ипр и Ньюпорт были в наших руках, — вздохнул Уэлсли.

Вечером в штабе Наполеон выпрямился над столом с развернутыми картами, обращаясь к вглядывавшимся в расположение противника и внимательно слушавшим офицерам

— Сейчас пока французы еще ждут осадную артиллерию, мы сомнем их левый фланг и разнесем в клочья! В случае необходимости я двину в бой всех до последнего человека, сохраняющий свежие войска к следующему за сражением дню генерал почти всегда будет бит.

Таким образом, сразившись с неприятельскими корпусами по очереди, постараемся разбить их один за другим, не дав соединиться, чтобы ударить по нам объединенными силами. Так же необходимо захватить французский воздухоплавательный парк. Я убежден, что эта не особенно дорогие машины могут оказать значительные услуги армии, позволяя обнаружить позиции, маневры и передвижения неприятельских войск и сообщать об этом своим отрядам с помощью сигналов. Думаю, с некоторыми предосторожностями они годятся для использования и на море. Когда-нибудь я попробую атаковать противника с воздуха. Способность аэростата держаться в небе достаточно долгое время открывает фантастические возможности.

Поражения под Щекоцинами, Хелмом и взятие прусской армией Кракова заставили Костюшко отступить к Варшаве, где к нему присоединился гарнизон и городская милиция. Двукратно превосходя численностью, прусские войска и корпус Ферзена обложили город с левого берега Вислы и ждали подхода тяжёлой артиллерии. Первый неудачный штурм района Воля, расположенного в западной части столицы, союзники провели лишь спустя десять дней.

— Польское войско, находясь под начальством генералиссимуса Костюшко, отделяет Варшаву от Вашего Величества, — написал король Станислав Август в вежливом отказе на предложение Фридрих Вильгельм II о сдаче. Время проходило в стычках при отражении вылазок или при нападении на отдельные передовые пункты 19 июля восьмитысячный корпус генерал-майора Кнорринга осадил Вильно. Ожесточенные двухдневные бои с оборонявшим его гарнизоном коронных солдат и вооруженных ополченцев Михаила Виельгорского, привели к тяжелым потерям в рядах русских войск. Литовская столица осталась в руках 2000 повстанцев,

Британский лев прыгнул 20 июля, звезда Бонапарта еще никогда не находилась на таком ослепительном подъеме. Он сильно рисковал, атака неприятеля, по меньшей мере, имеющего полуторное численное превосходство являлось игрой ва-банк. Сейчас сражение решала лишь одна беззаветная дерзость. Наполеон не сомневался, судьбе угодно увенчать ее успехом. Согласно его приказу, используя столь редко выпадающую возможность, Артур Уэлсли принял бригаду и передал свой полк майору Кроуфорду

Над морем белой пеленой стелился густой влажный туман, сквозь него едва проглянул рассвет, когда загремели пушки. Французские орудия отвечали, но их стрельба не шла ни в какое сравнение с нарастающим огнем британцев. Грохот пушек слился в непрерывный оглушающий рев, закладывающий уши. Время от времени та или иная батарея скрытая сплошной завесой дыма делала паузу, давая ему рассеяться. Бонапарт решил воспользоваться туманным утром, уже через час пехоте пришлось бы идти в атаку под первыми лучами солнца.

— Шевелись ребята! — кричали сержанты. — Ранцы не брать! Живей! Сняли чехлы и, развернувшись, на ветру затрепетали полотнища знамен с изображением номера полка в центре 'Юнион Джека', еще без косого красного креста Святого Патрика, символизирующего Ирландию. В войсках немало людей отказались бы сражаться за английского короля, но до последней капли крови были готовы драться за честь своих полков, за эти потрепанные в боях знамена.

Снимая с дула винтовки заглушку, Ней обратился к командиру полка, — видимость в тумане уменьшилась, сэр, стрелки утратили свое преимущество. Майор Кроуфорд посмотрел на море и улыбнулся, словно состроил гримасу. Зеленовато-коричневые волны пенились невысокими белыми гребешками, перетекая на горизонте в низкую размазанную по всему небу облачность.

-Примерно через полчаса прояснится, лейтенант. Поднимайте стрелков, сейчас вы выступаете Ней. Штыки, полагаю, не помешают. Предупредите роту, у врага может быть кавалерия. Огонь французских орудий постепенно слабел и, наконец, угас совершенно.

— Подполковник Уэлсли передает свои наилучшие пожелания, сэр и просит выдвигаться, — крикнул Кроуфорду адъютант, пришпорил коня и поскакал вдоль рядов пехоты дальше. Майор встал перед строем и совершенно спокойно скомандовал:

— Батальон, вперед! Скорым шагом... Марш!

Шеренги в красных мундирах двинули вслед за дымом как огонь лесного пожара. Наступая на пересеченной местности и обходя польдеры — высохшие, поросшие кустарником неглубокие болота, бригады вскоре потеряли контакт друг с другом. Мушкетный огонь трещал по всей линии фронта, британцы, столкнувшись с неожиданно упорным сопротивлением, выглядели угнетающе малочисленными. Четыре раза предпринимали французы контратаки, неся под обстрелом артиллерии тяжелые потери. Их позиции тонули в разрывах, взметавших языки пламени и клубы черного дыма, канониры, с почерневшими от гари лицами, работали как черти.

Бонапарт приказал 'атаковать всеми силами', теснимые с фронта и охваченные с фланга, по меньшей мере, потерявшие четверть своего состава, французские войска пришли в полное расстройство. Незначительные бои еще велись, но сопротивление оказывали лишь разрозненные подразделения. Судьба сражение была решена, оставляя на поле битвы пушки, бросая оружие и боеприпасы, потерпевший сокрушительное поражение противник начал беспорядочное отступление. Его преследовали еще семь миль до деревни Осткамп, где сходились дороги на Куртре и Гент. Наполеон оставил заслон, стремительно развернул корпус на север и на следующий день занял Брюгге. Войска густыми колоннами проходили по улицам города, но приветствующим их в вечерних сумерках жителям быстро становилось ясно, как малочисленны британцы по сравнению с силами Пишегрю.

Фландрия, под властью не имевших там большой популярности австрийских Габсбургов, превратилась в средоточие политики и культуры Контрреформации [2]. Бесценные полотна фламандской школы живописи, драгоценная церковная утварь прямо просились в руки. В отличие от развязавших войну с католической церковью французских республиканцев, Бонапарт вел себя осторожно, но без колебаний реквизировал ее собственность 'в порядке меры пресечения'.

Войска зная, что очень скоро вновь придется столкнуться в бою с синими мундирами восхищались новым командующим. Никто не сомневался в следующей за Бонапартом удаче, а все знавшие его по Тулону приводили в подтверждение форт Эгильетт.

— Солдаты! Хотите ли вы отвагой и стойкостью заслужить честь, славу и богатства? Это был молчаливый договор, войска принесут Наполеону победы, а он обеспечит им военные трофеи. Разумеется, в первую очередь, переправляя в государственную казну и на свой счет, а также членам правительства, примиряя со своими независимыми действиями. Внезапно оказавшись на внутренних сообщениях французской армии, Наполеон открыл серию побед, получивших название 6-дневной войны.

— Если мне сопутствует успех в разгроме Моро, сделав его корпус небоеспособным, я смогу атаковать Пишегрю или, по крайней мере, сдерживать в течение нескольких недель, пока не представится возможности для новых комбинаций. Хотя Бонапарт разъединил сил противника, новое сражение необходимо было провести с несомненным успехом, чтобы не подвергнуть угрозе свое собственное положение.

После неудачи под Остенде, дезорганизованный быстрым перемещением британских войск, Моро расположил свой 14-тысячный корпус на старой оборонительной позиции поблизости от городка Алтер в 14,5 милях от Гента

Наполеон оставил минимально необходимые для защиты Брюгге силы и атаковал, имея под командованием 10000 наиболее боеспособных солдат, прежде чем противник получил подкрепления.

Разбирая это сражение, герцог Веллингтон, сейчас еще только подполковник Уэлсли, отметил: — Имея достаточно сил, как для обороны, так и наступления, корпус Моро был образован из батальонов первого набора и войск для поддержания порядка внутри страны. Поставленный перед трудным выбором, французский генерал не решился атаковать своего энергичного врага. Бой завязался в 9 часов утра и развернулся по всей линии, в течение четырех часов Моро с большими усилиями удерживал свои позиции. В центре несколько раз переходил из рук в руки городок Алтер, пока 8-й пехотный полк не обошел его слева. К этому моменту, оставляя застрявшую на раскисших после дождя дорогах артиллерию, только одна бригада из армии Пишегрю смогла подтянуться к месту схватки в три часам пополудни. Оттягивая неизбежное, некоторое время она ожесточенно отбивала все атаки.

Наконец, Бонапарт сломил упорное сопротивление французских войск и прорвал центр. Те, подвергаясь мощному натиску, оказались под угрозой неминуемого окружения, но в отношении превосходящих сил противника эта операция представлялась рискованной. Стремясь спасти остатки своего корпуса, Моро пришлось отступить на восток к Генту, расположенному у слияния рек Шельды и Лиса. Таким образом к 6 часам вечера французские войска потерпела полное поражение, их левый фланг был совершенно разгромлен, бригадный генерал Луи Гаро попал в плен.

За эти три дня потери Бонапарта насчитывали 2,5 тысяч человек, Моро более 6400. Ночью, оставляя в прикрытие перед Гентом бригаду Жана Луи Ренье, он продолжил отступление к Брюсселю. Уже имея известие о возможном подходе с юга значительных сил противника, утром 23 июля Наполеон обрушился превосходящими силами на французский арьергард и быстро отбросил его в Гент. На улицах города продолжался бой, когда отходящие войска взорвали мост через Шельду и преследование Моро стало невозможным. В этом сражении он потерял почти 2700 человек, британцы всего 600.

Выйдя в Генте на пути снабжения врага, Бонапарт приказал Уэлсли выдвинуться в южном направлении, сам же остался дождаться прихода подкреплений. 24 июля к нему подошли две кавалерийские бригады, общей численностью в 2500 сабель: кирасиры королевского конногвардейского полка прозванных 'Синими' за цвет мундиров, 1-й королевский лейб-гвардейский, 16-й легких драгун, 1-й, 3-й Принца Уэльского и 5-й Принцессы Шарлотты драгунские гвардейские полки.

Многие участвовали в ряде сражений, включая, один из самых великих дней в истории британской кавалерии, бой при Бомоне. В Англии она была предметом совершенно исключительных внимания правительства и общества. Число солдат, взятых по вербовке в полках едва не равнялось числу офицеров. Каждый из них считал делом чести ввести в штат верховую лошадь исключительных кондиций.

Тем временем, оказавшийся отрезанным от своих основных сил, Пишегрю смог перейти в наступление лишь 2-х корпусами генералов Макдональда и Даву, вновь призванных на службу после отмены декрета, исключавшего дворян из армии. Французский командующий собирался ударить в тыл увлеченному, по его мнению, преследованием Наполеону, не зная о том, что корпус Моро отброшен за Шельду. Пишегрю действовал крайне осторожно, упуская шанс потрепать противника. Перед рассветом 25 июля Бонапарт продиктовал письмо в Лондон. — Сейчас 3 часа утра, бригада подполковника Уэлсли была вчера в Ауденарде и отходит к деревне Гавере. Я немедленно начинаю выдвижение, к 8.00 буду там и намерен атаковать противника. Надеюсь разбить Пишегрю в течение дня, таким образом, уничтожив очередной его корпус.

Видя, что две тысячи британцев противостоят силам, составляющим до 18000 человек, Уэлсли отступал. Он занял оборону за деревней, где под прикрытием прибывшей артиллерии, выигрывая время, отбил несколько атак. Это дало возможность Наполеон к 10 часам обойти кавалерией Гавере слева, одновременно пехота совершила обход справа. Занявшие деревню, пять батальонов генерала Дандельса из корпуса Макдональда, подверглись мощной атаке, уцелело только 500 человек.

Действия Бонапарта заставляли думать о наличии у него сильных резервах. Более того, Пишегрю ошибочно преувеличил численность британцев вдвое.

Французские вольтижеры стараясь стрелять как можно быстрее, даже не особенно прицеливаясь, были выбиты в еще начале боя. Расчистив дорогу, Наполеон готовился обрушить на противника всю массу британской кавалерии, держа ее в резерве для нанесения решительного удара с фланга. Эскадрон за эскадроном она выстраивалась ровными шеренгами заставляя французскую пехоту образовать каре [3], превосходную цель для пушек.

В каждой стороне каре было по четыре шеренги, первые две встали на колено. Дав залп и примкнув штыки, они упирают приклады в землю, крепко держа мушкеты, задние же ряды будут продолжать стрелять. Если пехота не дрогнет, кавалерии не расколоть ее стоящую в плотном строю. По меньшей мере десять человек падало, когда ядро врезалось во вновь быстро заполненные шеренги. пробивая кровавую брешь.

Постепенно ускоряясь кирасиры двинулись вперед по сигналу трубы, за ними лейб-гвардейцы и эскадроны драгун. Кони перешли на рысь, когда она пропела во второй раз. Почти две с половиной тысячи сабель атаковали корпус Даву. Из-под копыт летела пыль, всадники продолжая держать строй колено к колену надвигались на французскую пехоту. По батальонам прокатился мушкетный залп, каре окутали клубы порохового дыма, и трубач дал последний сигнал, бросая конницу в галоп.

В первом ряду многие оказались на земле, но шеренги всадников с саблями наголо в грохоте копыт неслись вперед. Новый залп прогремел, когда до британцев оставалось примерно восемьдесят ярдов. Следующий накрыл их перекрестным огнем уже на пятидесяти, до каре долетели крики боли. Сбросив на землю своего мертвого всадника взбесившийся от раны конь, сбивая французов с ног и сминая все на пути, вломился в передние ряды. Копыта, замаранные кровью, скользнули по павшие под этим натиском телам и, падая, он еще больше расширил образовавшуюся брешь в строю пехоты. Потерявшее сплоченность каре отчаянно пыталось перестроиться, но кирасиры захлестнули его единой массой людей, лошадей и клинков.

Пробивая огромные разрывы в рядах, британцы ворвались внутрь и сейчас, обрушивая палаши на плечи и головы. кромсали каре изнутри. Наконец, французы сломались и побежали, с этого момента все, кто не бросил оружие могли считать себя мертвецами.

Сигнал трубы, продолжавшей звать британцев вперед, прозвучал триумфально. Идущие в атаку чуть левее и сзади эскадроны легких драгун свернули к следующему каре. В его плотный строй вклинилась беспомощно бегущая под ударами клинков пехота и дрогнувшие ряды распались.

Сражение кипело на всех участках, видя свои войска в полном беспорядке и превосходство противника в кавалерии, неся тяжелые потери генерал Пишегрю приказал отступать. К заходу солнца французы достигли Ауденарде, но вырвавшись вперед британская конница успела перехватила пути их дальнейшего отхода и замкнула кольцо. Ее внезапная ночная атака имела успех, но без отставшей на обходных дорогах артиллерии, не смогла сдержать идущую на прорыв пехоту. Тем не менее, отрезанные от уходящих войск Пишегрю, сдались два полка арьергарда, а замыкающий батальон был попросту изрублен.

На рассвете французские войска вошли в городок Ронсе на крайнем юге Восточная Фландрия и продолжили отступление к своему лагерю в Турне. Их потери по разным оценкам, насчитывали до 8 тысяч человек, потери британцев составили около 1200.

— Имея прекрасную кавалерию, я постоянно обходил войска Пишегрю с флангов. Он не мог использовать артиллерию из-за боязни ее потерять, в то время как я в течение дня крушил его картечью из всех орудий, — пишет Бонапарт в Лондон. 27 июля авангард Журдена овладел переправами и перешел на левый берег Шельды. Начавшееся наступление спасло терпящего сокрушительное поражение Пишегрю и дало возможность привести в порядок потрепанные войска. Против его сил, находящихся в полном расстройстве, осталось небольшое прикрытие. Наполеон, предполагая, что с севера, вслед за двумя французскими корпусами, движется вся Самбро-Мааская армия, устремился ей навстречу. — Вперед, друзья! Невозможно — это слово, предназначенное для глупцов!

Из письма Наполеона к Жозефине. — Мои солдаты выказывают мне невыразимое доверие. Ты одна источник огорчения для меня; ты радость и мука моей жизни. Я посылаю поцелуи твоим детям, о которых ты ничего не пишешь. Правда, тогда твои письма были бы наполовину длиннее. А ранние гости потеряли бы всякий интерес тебя навещать!

Британские войска форсированным маршем прошли в 36 часов пятьдесят миль и внезапным ударом разгромили французский авангард у городка Мелле.

— Ничто так численно не умножает батальоны, как успех, — сказал Бонапарт и, воссоединившись с генерал-майором Фрэнсисом Мойра, атаковал главные силы Журдана при Веттерене. Имея двойное превосходство, тот повторил ошибку Пишегрю и разбросал свои силы на большом расстоянии

Французы давали свирепый отпор и. вливая в солдат волну энтузиазма, никогда попусту не рисковавший Наполеон руководил боем из гущи сражения. Час за часом, он находился под вражеским огнем, показывая пример стойкости своим солдатам. С самоубийственным мужеством, заслуживающим современного Креста Виктории, Бонапарт верхом приблизился к передовой линии где погибнуть было легче всего. Вокруг ложились ядра и гранаты. одна разорвалась у ног его серого 'по цвету похожего на сюртук Наполеона' арабского жеребца, исчезнувшего в облаке пыли, и дыма. Всем казалось, что всадник убит, но отказавшись покинуть поле боя, — я веду игру с высокими ставками, а для здешней публики нет поступка слишком отважного или благородного. — Бонапарт вновь появился перед войсками. — Еще не отлита та пуля, которая меня сразит!

— Mon Dieu [4]! У него, без сомнения счастливая звезда, — подумал случившийся поблизости Ней. Раненный в бедро командующий остался в строю до тех пор, пока не лишился сознание, после чего адъютанты вынесли его с поля боя. Во главе британской армии встал генерал-майор лорд Фрэнсис Мойра, участник пирровой для Англии битвы за Банкер-Хилл и осады Чарлстона.

— Мистер Бонапарт, я твердо убежден, не отлогая времени необходимо сделать большой разрез для изъятия инородных тел, — наклоняясь над его мокрым от пота лицом произнес давний знакомый Наполеона доктор Лесли, Несколько расширив зондом окровавленную рану он вынул малый отломок берцовой кости., поскольку выходного отверстия не было, возникал вопрос о самом осколке.

— Надеетесь ли вы скоро поставить меня на ноги, — не придавая значения его словам и рассчитывая на быстрое выздоровление, спросил Бонапарт.

— Необходимо провести широкое раскрытие раны скальпелем. Затем предстоит удалить осколок и свободно лежащие обломки кости, перевязать артерии и создать отверстие для оттока гноя, предотвращая развитие гангрены и общего сепсиса. Если это не сделать вы умрете в течение недели. Выбирайте сами, сэр! — Не думал, что шотландец может быть таким оратором! Режьте, мой друг, да поскорее. По тем временам операция проводилась 'на живую' без наркоза и была мучением для раненого. — Избавление от невыносимых страданий и болей, совершенно неотвратимых при хирургических операциях всегда было моей мечтой, но вероятно она никогда не осуществится, — записал в своем дневнике Лесли. Прижимая к столу связанного сложенным вдвое кожаным ремнем командующего один из адъютантов взялся за его плечи, другой за ноги и хирург принялся за дело. Бонапарту, ощутившему вспышку боли от медленно разрезавшего ногу холодной стали ланцета [5], никогда не требовалось столько мужества, как сейчас. Все же, когда для дезинфекции прижгли края раны, он не выдержал и штабная палатка задрожала от нечеловеческого вопля.

— Ну, если хватило сил для такого крика, вы непременно поправитесь, сэр.

В результате пяти с половиной часов отчаянного боя, британцам удалось ударом своей великолепной кавалерии прорвать оборону французских войск на правом фланге, заставляя своего упорного противника отступать. Отброшенная на восток Самбро-Мааская армия потеряла в сражении 7000 человек, ее активные действия сведены к нулю.

На следующий день в палатку Бонапарта вошел Лесли.

— Я уже отправил в Остенде всех тяжелораненых и мне очень хотелось бы доставить вас в Англию еще на этой неделе.

— Я не покину войска! — категорично заявил Наполеон. — Покинете, сэр, — с невозмутимым спокойствием ответил Лесли. — мы можем немного продолжить препираться если вы пожелаете, а потом покинете.

— Неужели вы посмеете отправить меня в тыл силой? — яростно спросил Бонапарт и, несколько секунд молча смотрел на врача, когда тот ответил утвердительно.

— Ладно, так уж тому и быть. Вы всегда славились упрямством, Лесли, — ворчливо заметил генерал.

Глава 3

Ряд поражений, происшедших в течение всего шести дней боевых действий вызвал бурю возмущения депутатов Конвента. Подоспевший 27 июля 1794 года переворот свалил якобинскую диктатуру Робеспьера и Сен-Жюста. Сын отставного солдата, поднявшийся наверх из рядовых французской гвардии, брошенный в тюрьму Консьержери и освобожденный Директорией бледный худой Гош сказал друзьям, — я часто видел смерть лицом к лицу и никогда ее не боялся. Тяжела была лишь мысль погибнуть смертью изменника.

Недурно ладя с Робеспьером и Сен-Жюстом, сейчас Пишегрю надеялся предложить свои услуги Директории. Понесенные поражения привели к подозрениям и утрате к нему доверия, отозванный в Париж командующей был немедленно отправлен в отставку. Весьма приверженный 'земным радостям', Пишегрю вернулся в родной Безансон, где поселился в своем поместье 'Победитель Флерюса' Жан-Батист Журдан характеризовался как '...неуверенный в себе, нерешительный и теряющий голову при первой неудаче. Посредственность, не способная привести в систему свои действия'. Генерал, из-за недостатка характера не сумевший заставить повиноваться командиров дивизий, не считался достаточно инициативным человеком.

Во главе Северной армии Директория поставила Лазара Гоша, одного из талантливейших полководцев республики, проявившего себя в кампании 1793 года. По молодости и характеру от боевого генерала, по росту и фигуре похожего на древнегреческого героя, ждали большой смелости и предприимчивости.

Гош, с приказом без промедления начать наступление, прибыл в войска 5 августа и не мог откладывать активные действия до полного сосредоточения своей армии. Лорд Фрэнсис Мойра, в вежливой форме получил указание из Лондона озаботиться удержанием укрепленных пунктов и по возможности отказаться от других операций, Британцы отходили перед превосходящими по численности силами обратно к своей базе в Антверпене. При транспортировке Наполеона в Остенде, далее на Спитхедский рейд у Портсмута в Южной Англии его доставил фрегат, фиксация обнаруженного перелома бедра значительно уменьшило его боль и страдания.

То, что сделал Лесли, без сомнения было умело проведенной и своевременной операцией, тем не менее на другой день началось ухудшение, раненого трепала лихорадка. Едва сознавая где находится, проведя несколько недель между жизнью и смертью в бреду и кошмарах, Бонапарт очнулся в середине августа, попытался сесть в койке и потребовал подробной информации о происходящем во Фландрии. У него была огромная сила воли, гений самого высокого качества и неограниченные амбиции, — смерть ничто, но жизнь в поражении и бесславии — это смерть каждый день. Полное излечение могло занять до трех месяцев и оживший Наполеон продиктовал два письма.

Из первого адресованного Жозефине:

— Это случайность войны, и у меня есть большие основания быть признательным доктору Лесли благодаря божьему промыслу, сыгравшему главную роль в спасении моей жизни. Что касается здоровья, то не удивлюсь, если мной пренебрегут или забудут, поскольку сочтут сейчас бесполезным для своей страны.

Несмотря на это, я почувствовать себя счастливым, если ты будешь по-прежнему любить меня. Едва проснувшись, я уже полон тобой. Твой портрет и пьянящее воспоминание волнуют мои чувства, больше не знающие покоя. Сладостная и несравненная, какое странное влияние оказываете вы на мое сердце.

Во втором, по случаю чудесного выздоровления от тяжелого ранения, Бонапарт писал Первому лорду Адмиралтейства, что, хотя нога все еще очень болит, он намерен просить вернуть его на флот.

Жозефина в это время проводила курортный сезон в юго-западной Англии. Каждое лето именно сюда, в городок Бат, приезжала отдыхать лондонская аристократия, превращая его в один из центров великосветской жизни. В курортном городке Наполеон задержался недолго, боль в ноге не исчезала, но уверенный, что со временем рана заживет он вскоре выехал в Лондон. В сентябре, вместе с назначением пенсии — 1000 фунтов стерлингов в год, принц вручил ему командорский крест ордена Бани.

Бонапарт остался не у дел, списанный на берег и мучимый неизвестностью относительно будущего, он наведывался в Адмиралтейство, пытаясь выяснить, на что может рассчитывать. — Польские дела немало нам навредили, и следует признаться, что сейчас нет державы, искренно добра нам желающей, — констатировал Кочубей, посланник Екатерины II в Константинополе. Тем не менее, великий визирь Мехмед-паша публично заявил на аудиенции о намерении Высокой Порты [6] неукоснительно соблюдать Ясский мирный договор.

Теперь находящиеся на границе с Оттоманской империей русские войска можно было использовать для борьбы с восстанием. С кавказской линии прибыл под Вильно корпус генерал-майора Германа и 11 августа 12000 солдат с сильной полевой артиллерией предприняли новый штурм города. На следующий день, сменивший страдавшего осложненной раной Виельгорского, генерал-лейтенант Хлевинский сдал Вильно на капитуляцию.

18 августа, подписанным в Царском Селе императорским рескриптом образовывался новый корпус под командованием графа Суворова-Рымникского. Этот дерзкий, энергичный и опытный генерал-поручик, найдя в возложенной миссии случай, прославить себя новыми успехами после побед над турками, уже видел себя главнокомандующим русских сил в Польше. 26 августа защитниками Варшавы, оказывая отчаянное сопротивление, отбили второй штурм города. Между тем в присоединенных к Пруссии польских землях разгорелось восстание, охватившее всю Познань и поддержанное направленным туда дивизии Домбровского. 5 сентября прусские войска сняли осаду и начали отступление к своим границам, с их уходом положение генерала Ферзена становилось сложным. Он, не собираясь стать 'каштанным котом' [7] Лафонтена и считая кампанию оконченной, выбрал путь отхода к занятому австрийцами верхнему течению Вислы.

Пока прусские войска боролись с повстанцами, император Франц, введя войска в Люблинщину, занял Краков, Сандомир и Хелм. Австрийцы, не обнаруживая враждебности и ограничиваясь затруднением подвоза полякам продовольствия, при случае не давали собирать провиант и русским. Вена, предоставляя союзникам усмирение восстания, предпочитала воспользоваться результатами чужих успехов В начале сентября Суворов собрал 4500 человек при 10 орудиях и, пройдя маршем за девять дней 186 миль, получил от командующим австрийцев первые сведения о поляках. Дальнейшее 85 миль очень плохой дороги до Ковеля, где соединились с пехотной дивизией Буксгевдена и егерями подполковника Маркова, были преодолены с 4 по 8 сентября.

Теперь корпус Суворова достиг своего окончательного состава в 13000 человек и 39 орудий, отдыхали два дня, затем двинулись дальше. Расстояние от Немирова до Бреста, около 400 миль, прошли за 26 дней, достижение такой убийственной скорости марша сопровождалось ежедневным расходом людей. Одетые в летние мундиры и короткий плащ-епанчу солдаты, болели и умирали дождливой холодной осенью на всей продолжительности походного движения.

Из прокламации [8] 'Советы от народа польского братьям нашим россиянам'. Народу российскому, также, как и польскому, свобода и равенство дарованы Всевышним, но как проходит жизнь Ваша. От варварского правления государыни и начальников Ваших сами лучше и ближе знаете утеснения, коими Вас до смерти притесняют и ведут на войну, точно скотину на убой.

Вы народ христианский солдаты российские, не лишайтесь напрасно жизни за государыню и правителей Ваших. Они получают чины и награждение, славу и ленты. А что Вы? Разве сухари, воду и жалованье худое, да и то вычитают за разные издержки, бьют немилосердно и используют для самых подлых дел.

Оставьте оружие солдаты и идите к нам, мы к службе военной принуждать не станем, если хозяйствовать пожелаете землю получите. Народ польский примет Вас как братьев, не отрекаясь от своей помощи и покровительства, а если не послушаете, весь против вооружиться. Подумайте солдаты, счастье получить, придя к нам или смерть на службе государыни.

Только 13 сентября Костюшко узнал о приближении Суворова и понял, что его столкновение с дивизией Сераковского выступившей к Кобрину неизбежно. Через три дня, имея 5500 человек при 26 орудиях, Сераковский достиг местечка Крупчицы, где нашел хорошую оборонительную позицию. В 8.00 поляки заметили неприятеля и через час, бой начался с попытки русских с ходу форсировать речку Тростяницу.

К полудню им все же удалось преодолеть болотистый берег, на устройство гати разобрали почти все избы и сараи Крупчиц, и под сильным орудийным огнем атаковать поляков. Тем временем местный корчмарь повел кавалерию в обход по проходящей через болота тропинке, в три часа пополудни она нанесла удар по оборонявшимся с тыла.

Практически окруженный Сераковский сформировал прикрываемую конницей пехотную колонну и дал приказ на отступление. Оставленный заслон отходил самостоятельно поддержанный артиллерией, его преследование на протяжении трех миль не принесло результата. Польские войска переправились на правый берег реки Мухавец, сожгли паром и старым московским трактом направились к Тересполю.

Пройдя за ночь 28 миль, утром 18 сентября смертельно уставшая дивизия вернулась в старый лагерь. Общие потери составили 2000 у поляков, монахи и окрестные жители подбирали раненных до рассвета, и 700 человек у русских.

Восемь часов победители отдыхали, затем выступили к Тересполю и, в пятом часу пополудни, остановились лагерем у фольварка в 3,5 милях от города. Там Суворов довольно долго беседовал приведенным казаками, упавшим перед ним на колени евреем-арендатором. Заботясь о своей участи, он предложил себя в проводники и, насколько мог, разъяснил о бродах через Буг и Мухавец.

Двигаясь полям поднятый по тревоге корпус в час ночи на 19-го сентября перешел обе реки, когда войска Суворова сосредоточились на левом берегу Буга, начинало рассветать. Польские позиции располагались в две линии лицом к Тересполю, в резерве размещался батальон с двумя орудиями. С прибывшим из Литвы отрядом, силы повстанцев достигли 7000 человек, из них 2000 косиньеров из-под Бреста, Кобрина, Пружан, Березы и Слонима. Когда вскрылось обходное движение, Сераковский быстро и в порядке повернул фронт под прямым углом, опираясь флангом на лес. Опасаясь оказаться отрезанным и припертым к Бугу, он, сворачивая дивизию в три большие колонны с артиллерией в интервалах и конницей по бокам, в полном порядке начал отступление к селу Корощин. На высоте за ним он успел занять намеченную позицию, поставил на плотине три четырехорудийные батареи и попытался контратаковать третьей колонной и кавалерией. Встреченные подкрепленных казаками Переяславским конно-егерским и Черниговским карабинерским полками поляки дрались с мужеством, но нанесенный во фланг удар гусар и карабинеров генерала Шевича отбросил повстанцев к Корощину.

Их отступление захватило жителей врасплох, в тот день здесь проходил престольный праздник. Часть сельчан искала спасения в храме, другая с криками 'Вайна! Ратуйся, як хто можа!' в ужасе бросились к лесу. Казаки перекололи пиками множество бегущих крестьян и, пользуясь внесенным беспорядком, врубились в поредевшую колонну пехоты. Повстанцы защищался с упорством, граничившим с отчаянием, никто не просил пощады, и почти все полегли. Вместе с прикрывавшей пехотой польская артиллерия, потерявшая к тому времени шесть пушек, отошла в лес. При поддержке ее огня Сераковский продолжал отступление, стремясь к переправе у села Добринь, единственной на Варшавском направлении.

Войдя в Добринь, повстанцы увидели пылающий мост, разобранную гать и захваченный русскими войсками противоположный берег. Остатки разбитой дивизии лишенные возможности переправиться решили дать свой последний бой. К тому времени подоспели егерские батальона, следом остальная русская пехота с артиллерией, немедленно открывшей огонь по отчаянно защищаемому поляками, быстро запылавшему селу.

Продолжая оказывать упорное сопротивление, повстанцы оставили село и, сбросив последние четыре пушки в реку, начали переправляться вплавь ниже по течению Кросны. Спастись посчастливилось не всем, многие утонули. Среди тех, кто выжил, был и генерал Сераковский.

К двум часам пополудни битва закончилась, на протяжении более 12 миль поле боя покрылось трупами. Из всего потерявшей всю артиллерию и два знамени с надписью: 'Свобода, Единство, Независимость', дивизии осталось не более 1000 человек, попало в плен около 500. Генерал Князевич, спешно идущий на подмогу с лучшим коронным 10-м пехотным полком и добровольческим кавалерийским отрядом в 320 сабель, встретил только остатки разбитых частей. Потери русских определили до 800 человек убитыми и 228 ранеными, в том числе тяжело командир Черниговский карабинерного полка. Дело было кровавое, представляя необычную картину даже для закаленного солдата. Ожесточение было раздуто главным образом слухами, распространяемыми в русских войсках, возбуждая в сердцах негодование и ярость

— Ну, поработали ж мы, да кто ж виноват? Сами, сами они виноваты! Прости нас Господи Боже наш, а покойникам дай Твое царствие небесное, — набожно крестясь говорили солдаты.

-Корпус Сераковского сего числа кончен. Поляки дрались храбро, наши войска платили за их отчаянность, не давая пощады. По сему происшествию и я почти в невероятности. Мы очень устали. -Суворов отправил рапорт и на месяц задержался в Бресте. Бои показали, что поляки бьются стойко, 'маневрирует живо и проворно', любой неосмотрительный шаг грозил неудачей. В строю оставалось всего около 6000 человек, с такими силами нечего было думать о продолжении наступательных операций.

— Брест и Канны подобие имеют, время упущено, — попытки Суворова усилиться несколькими отрядами провалились, их начальники отказались исполнить приказы без подтверждения главнокомандующего князя Репнина.

Из газеты 'Правительственный вестник' от 17 сентября 1794 года

Нет ни единого жителя на земле Польской, кто, усматривая в народном восстании путь к свободе и счастью, не стремился содействовать сему. Проникнутые оными чувствами евреи Берек Иоселевич и Иосиф Аронович, памятуя о земле, на которой родились, о том, что из освобождения ее черпать будут выгоды наравне с другими, изъявили передо мною желание и охоту образовать еврейский полк легкой кавалерии. Хваля таковое их усердие, даю им разрешение вербовать участников указанного корпуса, дабы как можно скорее они явиться на службу Речи Посполитой и как можно лучше боролись с врагом. Тадеуш Костюшко

Разгром вызвал тяжелый моральный надлом среди участников восстания, Костюшко немедленно отправил Сераковскому, подкрепление, в том числе Пинскую кавалерийскую бригаду, и прибыл в Седльце предотвратить распространение паники.

— Предостерегаю все войско, если кто начнет его тревожить разговорами о том, будто против москалей нельзя удержаться, или во время битвы кричать, что москали у нас в тылу, нас отрезают и тому подобное, тот по донесению команды будет заключен в оковы, отдан суду и, по доказательству виновности, расстрелян.

Приказываю, чтобы во время битвы часть пехоты с пушками, заряженными картечью, всегда стояла позади линии, готовые стрелять в бегущих. Всякий пусть знает, идя вперед, получает победу и славу, а показывая тыл, встречает срам и неминуемую смерть. Если между служащими в войске есть те, кто убеждены, что москалей нельзя побить, люди, равнодушные к отечеству, свободе и славе, пусть заранее объявят об увольнении своем из службы. Мне больно, что я принужден устанавливать такие строгие правила.

Из воззвания к евреям Речи Посполитой, 1 октября 1794 года Слушайте сыны племени Израилева! Кто выгравировал в своем сердце Вечного и Всемогущего, кто хочет бороться за Отчизну, тому сейчас самое время все силы на это положить.

Наш вождь, Тадеуш Костюшко, по сути, главный посланник Всевышнего Вечного, предоставил нам возможность приложить все усилия и создать еврейский полк. Братья! Будем сражаться за свою страну, пока иметь в себе хоть каплю крови. Если мы не доживем до того, наши дети будут жить безопасно, свободно и не преследоваться, как дикие животные. Берек Йоселевич, полковник.

Обманутый движением корпуса Ферзена, в первых числах октября генерал князь Понинский сообщал о своем намерении воспрепятствовать форсированию неприятелем Вислы у Пулавы.

Вслед за тем, уже 4-го пришло донесение о переправе противника, на плотах и по наведенному мосту, а частью вплавь 24 милями ниже по течению. Костюшко, спешно стягивая все находившиеся под рукой силы, выступил навстречу корпусу Ферзена, стремясь не дать ему соединиться с Суворовым.

К четырем часа дня 9 октября, после долгого марша по размытым обильно выпавшими дождями дорогам, авангард польских войск прибыл к местечку Мацеевицы в 50 км юго-восточнее Варшавы. На возвышенности вблизи усадьбы графа Замойского немедленно приступили к устройству позиций, не завершенных из-за приближающейся темноты. Солдатам зачитали сообщение о битве при Быдгоще, где 2 октября дивизия Домбровского, почти не встретив сопротивления, разбила прусские войска и взяла город.

Все были в лучшем настроении, предполагалось, что дивизия Понинского, находясь на расстоянии в 18 миль, имеет достаточно времени добраться до места и нанести удар в тыл связанного боем противника. На рассвете под командованием Костюшко должно было находиться более 10 тысяч человек, но в час ночи пришло известие, посланный к Понинскому гонец захвачен казачьим разъездом. Немедленно отправили нового курьера с приказом 'двигаться как можно скорее, прийти к утру и соединиться'.

Узнавший об этом Ферзeн решил напасть до подхода Понинского. Уже в полночь четырехтысячная бригада Денисова двинулась в обход левого фланга поляков. При переправе через топи он утопил три пушки, но перед рассветом начал сражение кавалерийской атакой на косиньеров. Затем, под покровом темноты на правом крыле ударили батальоны генерала Тормасова.

Костюшко, вынужденный принять бой с противником более чем в два раза превосходящим численностью, остановил первый натиск врага и уверенный в скором подходе дивизии Понинского перешел в контрнаступление.

В дыму ружейного и картечного огня противники три раза сходились в штыковом бою. Видя малочисленность польская армии, около 8 утра Ферзен отдал приказ стоящей во второй линии бригаде Рахманова переправиться через речку Окржейку и выполнить глубокий окружающий маневр.

Русские войска нанесли решающий удар в полдень и, несмотря на ожесточенное сопротивление проломили на правом фланге польскую оборону. После того как закончились боеприпасы командир 10 коронного пехотного полка генерал Игнаций Дзялынский, окруженный в усадьбе с сотней солдат, сражался штыками еще в течение 2 часов. Поляки, пока их не забросали гранатами, дрались до конца за каждое окно, комнату. Цвета униформы погибшего со славой полка со временем нашли свое отражение в желтом канте, обрамляющем темно-синие петлицы пехоты возрожденной Польши.

Потери повстанцев достигли уже трети от личного состава 6000 корпуса Сераковского, когда вместо так мучительно долго ожидаемых подкреплений из леса появились гренадеры генерал-майора Хрущева. Под шквалом картечи атаку Пинской кавалерийской бригады возглавил лично Костюшко, во время боя под ним убило двух лошадей.

Вовеки не забыть безумную отвагу! И мир весь в изумлении застыл, Увидев, как бесстрашно шли в атаку Бригады Легкой быстрые отряды Шестьсот бойцов, не алчущих награды! [9]

Встречный удар свежего полка конных егерей из Елизаветграда заставил отступить польскую кавалерию, в плен попал получивший четыре сабельных раны генерал Юзеф Копец. Сражение продолжалось уже в течение шести часов, за исчерпанием боеприпасов затихла польская артиллерия.

Поражение на флангах создавало реальную угрозу охвата польского центра. Было очевидно, что превосходство Ферзена в силах приносит ему победу, но ожесточенное сопротивление оборонявшихся не было сломлено. Зная, что отступление может легко привести к катастрофе и, надеясь решить исход сражения с приходом дивизии Понинского, в 13.00 Костюшко бросил в бой краковских косиньеров. Атаку последнего резерва повстанцев, прежде чем они что-то успели сделать, рассеял картечный огонь пушек Хрущева. Полегли почти все, был убит и командир полка Ян Владислав.

Все это усилило смятение и, уводя к Варшаве свои уланские хоругви [10], полковник Войцеховский покинул поле боя 'для короля, чтобы спасти его'. С Костющко осталась свита, а также совсем немного прибившихся всадников из разных кавалерийских частей. — Отступать не имеет смысла, нам нужно выиграть время, — командующий приказал собрать всех ещё сохранявших боеспособность. Он еще надеялся вернуть бегущих и пробившись с этой конницей к отчаянно сражавшимся в окружении пехоте, вывести ее с поля боя.

Небольшая группа казаков заметила польских всадников и, угадывая господ по дорогим лошадям, ринулись на них в надежде хорошо поживиться. Разгорелась короткая ожесточённая схватка, майор и один из драгун были заколоты сразу же, второй сбитый с коня притворился мёртвым. Вместе со споткнувшейся лошадью упал на земле раненый в бедро пикой, оставшийся в одиночестве четвёртый всадник.

Верные своим привычкам, казаки обобрали неизвестного, взяли не только ценности, но и верхнюю одежду. В это время к ним присоединился корнет Харьковского легкоконного полка Лысенко и при виде безоружного повстанца, рубанул его саблей в голову. Когда залитый кровью польский офицер без звука рухнул на землю, притворявшийся мёртвым польский драгун, забыл об опасности и вскочил, крича '... убили Костюшко!' Услышав такое известие, первым умчался корнет, бежали и казаки. оказавшись невольно причастными к совершенному бесчестью.

Адъютант Костюшко, осматривая поле боя для опознания вождя восстания и других высших офицеров, нашёл окровавленного командующего лежащим без всяких признаков жизни, Уложенного на импровизированные носилки из скрепленных ремнями казачьих пик, его в бессознательном состоянии доставили в графскую усадьбу.

Звуки боя затихли к двум пополудни, потери у русских составили 2300 человек убитыми и ранеными. В соответствии с приказом поляки дрались до конца, 4000 из них погибло на месте сражения, генералы Сераковский, Каминский и Княжевич с остатками войск попали в плен.

Дивизия Понинского в течение целого дня, так и не присоединившись к Костюшко, Начавшая движение около девяти утра, через два часа после прибытия гонца, она подошла к Мацеевицам к 15.00, но было уже слишком поздно.

Весть о победе под Мацеевицами и пленении Костющко развязала руки Суворову в решении задачи захвата власти на театре военных действий. Ее значительно облегчало общее мнение армии, что в Петербурге о нем утвердилось 'авантажное заключение' [11]. Свидетельствовал о отсутствии препятствий и пожалованный Екатериной алмазный бант к шляпе,

Проведя решение о походе на Варшаву через собранный военный совет на случай обвинений в самовольстве, Суворов немедленно отправил Ферзену и Дерфельдену предписания идти на соединение с ним, именем императрицы придавая больший вес своим приказам.

Считаясь с тем, что Дерфельден может предварительно запросить согласие главнокомандующего, корпус Суворова выступил 18 октября. Утром 25-го к нему присоединился Ферзена, а 30 октября Дерфельден, теперь русская армия насчитывала 30000 человек при 86 орудиях.

Глава 4

Потерявший во время отступления 1500 человек генерал-майор Фрэнсис Мойра расположил свою 30-тысячную армию по левому берегу реку Маас. от ее впадения в Рейн до Венлоо. По возможности прикрывая Нидерланды, британцы предоставили города Берген-оп-Зоом, Буа-ле-Дюк и Бреда собственной судьбе.

В начале октября генерал Моро временно принял на себя командование армией из-за тяжелой болезни Лазара Гоша. Высадка французских войск на остров Боммель окончилась полной неудачей, но Моро осадил города Венлоо и Граве на реке Маас, Нимвеген в провинции Гельдерн, а также повел активные действия против крепости Буа-ле-Дюк. Устрашенный короткой бомбардировкой из 40 осадных орудий ее комендант позорно капитулировала уже 10 октября.

Через неделю французские гусары, в результате скандальной небрежности принятые за эмигрантов-роялистов на британской службе, захватили понтонный мост у города Алфен, в 50 милях юго-восточнее Амстердама. 37-й пехотный полк из бригады Уэлсли, под очень сильным огнем имея более трехсот убитых и раненых, в молниеносной атаке выбил противника с позиций, обратил в бегство и, поддержанный кавалерией, преследовал его нанося тяжелый урон. На некоторое время отказавшись от своих планов Моро отступил.

К концу осени 1794 года многострадальный кабинет министров Англии наконец устал выплачивать субсидии за не предоставленные союзниками услуги. Ничего не делающего для обороны своей страны, но горящего желанием использовать армию для подавления выступлений мятежных подданных, принца Оранского предупредили, если он не начнет оказывать французам действенное сопротивление, британские войска отзовут. Между тем военный министр Генри Дандас санкционировал ему выплату сто тысяч фунтов, хотя поведение штатгальтера становилось все более подозрительным,

Справившись с неожиданной пневмонией Гош вновь принял командование. 19 октября он перешел Маас при Тееффелене, немедленно атаковал правое крыло британцев примыкавшее к реке Ваал, разбил его и на следующий день грозил той же участью всей англо-голландской армии. Британские войска отступили к Арнштейну, уже ничто не могло побудить их оказать помощь сдавшихся через неделю Нимвегену и Венлоо. Невозможность продолжать боевые действия в такое позднее время года заставила Гоша встать на зимние квартиры. Угрюмо отступившая за Ваал, голодная британская армия чувствовала себя заброшенной и забытой, терпя недостаток во всем. Офицеры мало чем отличались по внешности от солдат. Потрепанные рваные летние мундиры и изношенные за время кампании сапоги, госпитали, где нет даже соломы уложить больных и раненых, но хирурги без задержки выписывают направление на тот свет.

Вакханалия воровства огромных направленных на снабжение средств интендантством явилась результатом коррупции сердца лондонского Вест-Энда, фешенебельной застроенной шикарными особняками Пикадилли-Стрит.

Русская армия подошла к ключу Варшавы, его предместью Праге и в 10 часов утра 2 ноября, под музыку и барабанный бой, стала располагаться согласно диспозиции вне дальности пушечного выстрела. Около полуночи, показывая явное намерение начать правильную осаду, в 700 ярдах от польских укреплений начали возводить батареи. Накануне самого штурма, веря этим демонстративным приготовлениям и ослабляя тем самым свои силы, новый главнокомандующим повстанческих сил генерал-лейтенант Томаш Вавржецкий отправил подкрепления корпусу Домбровского действующему против Пруссии. Варшава уже давно укреплялся русскими пленными, жителей города также посылали на работы, на всех уклоняющихся налагали пеню.

— Его Величество подал пример, упражняясь в рытье рва, при сем случае некая женщина просила оставить это изнурительное предприятие в твердом уверении, что ни одно начинание короля не было увенчано благополучным успехом, — вспоминал камергер Станислава-Августа.

Старую линию обороны Праги, усиливал выдвинутый на милю вперед двойной, сниженный и высокий главный, земляной вал с изломами для флангового огня. Оба имели приспособленные для стрелков брустверы до 14 футов высотой, на батареях предместья находилось 104 орудия. Пологую земляную насыпь перед наружным рвом, покрыли ряды волчьих ям, участки между ними усиливались тройной металлической решёткой. По эскарпу и контрэскарпу рвов шла горизонтальная или вертикальная засека. Возводя эти позиции, Костюшко предполагал возложить их защиту на 20-тысячное варшавское ополчение. Такое же количество коронных войск предполагалось развернуть между старыми и новыми укреплениями, сохраняя за собой инициативу и свободу действий для нанесения ударов по противнику.

После пленения Костюшко все внимание польских вождей вместо организации обороны поглощала партийная борьба. В конечном итоге Вавржецкий, остался командующим вооруженными силами, вся же политическая власть принадлежала генерал-лейтенанту Юзефу Зайончеку. В свою очередь он боролся как с леволиберальными польскими якобинцами, так и правомонархическим дворянством. Городской магистрат выставил 4800 вооруженных жителей, что было явно недостаточно. Вавржецкий предполагал оставить предместье и сосредоточить все силы на защите самой столицы. Менее всего думая об активной обороне, Верховная рада настояла на отстаивании укреплений Праги. Протянувшиеся на шесть миль позиции пришлось занять силами 16000 человек регулярных войск и 2000 косиньеров.

Бомбардировка началась 3 ноября, артиллерия повстанцев отвечала с живостью. На следующий день, к пяти часам утра русские войска выстроились в семь дивизионных колонн и четыре из них, назначенные для атаки северного фронта, по сигналу пошли на штурм. Получасом позже, на кратчайшем расстоянии от мостов, в тыл предместья ударили войска генералов Тормасова и Рахманова, одновременно колонна Денисова атаковали с юга.

При первых выстрелах на валы вызвали почти все бывшие в Праге резервы. Поляки дрались неистово, их страшила не смерть, а судьба любимой Отчизны. Пал с саблей в руке командующий северным районом генерал Якуб Ясинский. Штурмовавшая Песочную гору и бывший королевский зверинец, где произошла жесточайшая рукопашная схватка, четвертая колонна Буксгевдена, долго не могла сломить отчаянное сопротивление еврейского полка лёгкой кавалерии.

Мне придется вести мужчин на смерть. Но эти мужчины еще недавно были детьми. Иные побриться даже не успели. И скоро я должен буду обрести хладнокровную силу, Чтобы крикнуть им или шепнуть 'Кадима!' И шагнуть вперед самому. [12]

Под его знаменем собралось 500 добровольцев, в основном ремесленники Пражского предместья. Они честно исполнили свой долг, задержали врага, и почти все погибли в бою. В живых осталось лишь несколько человек, среди них тяжелораненый Иоселевич. Отражая контратаки, русские колонны продвигались вглубь к старому валу, окружавшему само предместье. После четырехчасового боя, оставшись без командования из-за ранения генерала Зайончека оборона повстанцев разбилась на несколько отдельных очагов сопротивления. В конце концов обойденные с флангов поляки отдали и эти позиции., здесь попал в плен генерал Гейслер. Еще более увеличил беспорядок взрыв склада порохового завода, унесший множество жизней. Вавржецкий тщетно пытался навести хотя бы минимальный порядок. Остатки польских войск начали отступать в сторону центра предместья, а затем к реке. Перейдя мост, избежать окружения удалось двум тысячам человек, восемь сотен утонуло, переплывая Вислу.

Из воспоминаний участника штурма генерала фон Клугена.

— В нас стреляли из окон домов, с крыш и, врываясь в дома, наши солдаты умерщвляли всех, кто им ни попадался. Ожесточение и жажда мести дошли до высочайшей степени, офицеры были уже не в силах прекратить кровопролитие. Жители Праги, старики, женщины, дети, бежали толпами к мосту, куда стремились также и спасшиеся от наших штыков защитники укреплений, когда вдруг раздались страшные вопли в бегущих толпах, потом взвился дым, показалось пламя. Один из наших отрядов, посланный по берегу, зажег мост на Висле и отразил отступление бегущих. Наши солдаты стреляли в толпы, не разбирая никого, пронзительный крик женщин, вопли детей наводили ужас на душу. Справедливо говорят, что пролитая человеческая кровь возбуждает род опьянения. Ожесточенные солдаты в каждом живом существе видели губителя наших во время восстания в Варшаве. 'Нет никому пардона!' — кричали они, умерщвляя всех, не различая ни лет, ни пола. В пять часов утра мы пошли на штурм, а в девять часов уже не было ни польского войска, защищавшего предместье ни самой Праги, ни ее жителей. Дошедшие до остервенения казаки начали грабить и жечь. Из разбитой, уже объятой огнем аптеки вынесли на улицу огромную бутыль спирта. — Славное винцо! — похваливали распивая.

Из донесения графа Суворова-Рымникского, 7 ноября 1794 года. Преодолевая всех трудности и превозмогая упорную защиту неприятеля на трех укреплениях, наши войска ворвались в Прагу. Страшное было кровопролитие, по улицам на каждом шагу лежали убитые.

Все площади устланы телами; последнее и самое страшное истребление происходило на берегу реки Вислы, в виду населения Варшавы. Это ужасное зрелище привело его в трепет, а подоспевшая к берегу наша полевая артиллерия действовала с таким успехом, что многие дома в городе были разрушены, одна бомба упала среди заседания, так называемой, высшей польской рады, от чего присутствовавшие разбежались, но все-таки осколком убит был ее секретарь.

От свиста ядер и от разрыва бомб поднялись по всем улицам города стоны и вопли. В набат ударили повсеместно. Унылый звон колоколов, сливаясь с рыданием народа, производил подавляющее впечатление. В Праге по улицам и площадям кровь текла ручьями. Потери определялись только приблизительно, с русской стороны несколько выше 2000 убитых и раненых, поляков с оружием в руках погибло до 8000 и около 12000 мирных жителей. Желая произвести впечатление на переговорах о капитуляции, Суворов отдал приказ не хоронить погибших. — Возмутительно, что командир Новицкий человеколюбиво предал земле убитых, так же содержит пленных ласково, а раненых велел отвести в Люблин.

Прибывшие после полуночи и принятые в русской ставке на следующее утро, депутаты проходили среди мертвых тел и дымившихся развалин. — С Польшей у нас нет войны, я сокрушаю толпы мятежников и желаю мира и покоя благонамеренным. — ответил Суворов на предложение вступить в переговоры о мире,

Он, выдвигая требование о вступлении русской армии в город на следующий день, взамен обещал именем императрицы предавать прошлое забвению и, после сложения оружия, распустить по домам польские войска. Им, как и жителям Варшавы гарантировалась личная свобода и сохранность имущества.

Главнокомандующего, вместе с членами Верховной рады, призвали к королю, выслушать возвратившихся представителей городского магистрата. Обращаясь преимущественно к нему, король настаивал на неизбежности сложения оружия. — Столица не хочет более сражаться. Вавржецкий с горечью заметил, что 'затеяв революцию, хотят так подло ее кончить' — У нас есть еще двадцать тысяч, и наберется до ста пушек, постыдно с такими силами сложить оружие. Войско уйдет в Великую Польшу занятую пруссаками, мы их одолеем и, пока Фридрих II снесется с союзниками о помощи, настанет зима. Между тем Ваше Величество напишет императрице. Пусть объявит, чего она хочет от несчастной страны. Если мы не в силах защитить революцию и спасти отечество, по крайней мере, можно вытребовать какие-либо гарантии для разоренной, поверженной Польши, а если и этого нельзя, то погибнем со славою,

В ответ на призывы городского магистрата о скорейшем выводе войск из Варшавы, 'ни в ком из них не было видно духа революции', Верховная рада приняла постановление отложить вступление русских до 12 ноября, армия же уходила с оружием, пушками и запасами. Успех переговоров обеспечивался свежим впечатлением от пражского штурма. Суворов дал магистрату отсрочку до 10-го ноября, требуя немедленной передачи оружейных магазинов, арсенала и всех военных припасов Варшавы, Генералам Ферзену и Денисову было приказано двинуться вверх по Висле и у Карчева, для захвата отходящих польских войск, переправиться через реку На рассвете 8 ноября в недовольном капитуляцией городе начались волнения. Не считал свое положение обеспеченным, слабодушный и лицемерный Станислав-Август отправил просьбу о немедленном вводе русских войск в столицу. В ту же ночь. вывозя более 50-ти пушек и слитки Варшавского монетного двора на сумму в 400 фунтов, Вавржецкий с 6000 пехоты генерала Гедройца спешно двинулся на соединение с корпусом Домбровского.

Утром 9 ноября русские войска с заряженными ружьями перешли восстановленный мост. Прямо на берегу Вислы Суворова встречали представители всех городских общин с хлебом-солью и члены магистрата в черной церемониальной одежде, поднесшие на бархатной подушке ключи от города. Также ему представили подлежащих освобождению пленных, более 500 пруссаков и 80 австрийцев, в числе 1376 русских находились три генерала и три чиновника высшего ранга. На следующий день Станислав-Август, не имея ни малейшей охоты разделить риск дальнейших военных предприятий, отдал приказ всем польским войска сложить оружие и выдать пушки. Прибывший на официальную аудиенцию в сопровождении огромной свиты Суворов от имени императрицы обещал всеобщую амнистию и, как 'подарок польскому королю', освободил 300 пленных офицеров и 200 солдат по его выбору. В Киев отправили до 4000 человек, в том числе трех генералов и 442 офицера, по домам отпустили больше 6000 захваченных в плен гражданских.

По прибытии в Закрочим генерал Вавржецкий нашел вместо сильной хорошо снабженной дивизии Людвика Каменецкого ее жалкие остатки. В ней произошло что-то вроде открытого бунта, внушая отчаяние гибельностью действий главнокомандующего, эмиссары Станислава-Августа обнадеживали оставляющих оружие полной личной и имущественной безопасностью. Повинуясь королевской воле дивизия, считавшаяся в ряду других лучших, не желая ни драться, ни идти в поход начала разбегаться.

Вавржецкий, намереваясь пробиться в Галицию или к прусской границе, продолжил движение и, перейдя 13 ноября реку Пилица у Нове-Място, разрушил за собою мост. Задержав этим русские войска, он соединился с Домбровским, чей корпус только что возвратился из Великой Польши. Сейчас у поляков было не менее 11 тысяч человек и, выступивший вслед за генерал-майором Денисовым со всем корпусом, Ферзен запросил подкрепления, считая свои силы слишком слабыми. С приказом 'принудить поляков к сдаче, при отказе же истребить совершенно, возложив ответственность по всей строгости воинских правил', Суворов двинул к нему кавалерию генерал-майора Шевича. Не имеющая никаких серьезных сил воспрепятствовать переправе русских и отброшенная от Вислы, бригада Язвинского, получила приказ идти на соединение с быстро отходящей армией. Между тем по прибытии Вавржецкого в Држевицу, фельдъегерь доставил ему письмо генерала Клейста, именем короля Фридриха II повстанцы приглашались на прусскую службу. Командующий продиктовал уклончивый, подающий определенные надежды ответ, но деморализация войск била в глаза. Передовые казачьи разъезды Денисова усиливали внутреннее расстройство польских армии, после соединения с бригадой Язвинского выступившей на Радошице. При содействии Домбровского стараясь усмирить дальнейшее дезертирство, Вавржецкий убеждал офицеров в необходимости пробиваться к границам Франции. Если это окажется невозможным из-за большой длины пути, то лучше погибнуть со славой, чем сдаться странам, дважды вероломно разделившим Польшу. Все с энтузиазмом дали согласие, но разномыслие между людьми в погибающей Польше было так велико, что дело шло по-прежнему.

'Зараза дезертирства была так сильна, что вновь прибывшие быстро сравнялись с общим уровнем'. войска редели все больше и больше. Встречая неповиновение солдат и офицеров, Вавржецкий уклонялся от стычек. В ночь на 14 ноября три легкоконных полка Домбровского, за ним пехота всей оставшейся силой, не более 3500, окутанных метелью, измученных и оборванных человек достигли Радошице. Утром, когда пришло донесение о преграждении русскими войсками дороги на Краков, генералы Мокрановский, Велегурский, Грабовский и Хлевинский отправились в штаб Денисова. Все дали письменные обязательства не поднимать более оружия и получили паспорта, так же как сутки назад племянник польского короля князь Юзеф Понятовский. Исчез и Мадалинский, опасаясь, как начинавший революцию явиться предметом мести и оставляя свое имение на уплату взятых из казны 1500 фунтов.

В этот день полного распада всякой дисциплины и служебного долга, генерал Домбровский собрал вокруг себя всех, кто из чувства гордости соблюдал какую-то видимость порядка. Многих из его кавалеристов покинуло мужество, кое-кто дезертировал, но пятьсот человек, в основном из близлежащих окрестностей Велюни и Серадзя, прорвались сквозь кордон и, уйдя от преследования, скрылись в лесу. Столь опасное и счастливо окончившееся предприятие ободрило совершенно изверившихся людей.

Домбровский двинулся в Силезию, затем через Моравию, Чехию, Баварию и Швабию далее на Рейн. Во Франции странствия завершились, зачисленный в штаб Самбро-Маасской армии генерал занялся созданием польских добровольческих легионов. Утром 16 ноября, не встречая сопротивления аванпостов, Денисов вошел в Радошице. Имея при с

ебе два батальона пехоты и три кавалерийских полка, он желал скорее окончить несомненно решенное дело, чувствуя себя хозяином ситуации. С их подходом около 2000 оставшихся в окружении деморализованных солдат сложили оружие. Прибытие Денисова в польскую штаб-квартиру стало совершенной неожиданностью для Вавржецкого и находившихся у него генералов.

Польский главнокомандующий, отправленный в Варшаву под охраной, показался Суворову 'подающим сомнение в спокойном пребывании'. Перевезенного в Санкт-Петербург Вавржецкого заключили в Петропавловскую крепость. Разрозненное сопротивление в Великой Польше продолжалось еще около месяца и прекратились к середине декабря 1794 года.

Из декларации правительств России и Австрии о подготовке третьего раздела Речи Посполитой, от 23 декабря 1794 года. Усилия, вынуждено употребленные Ее императорским величеством для обуздания и прекращения мятежа и восстания, что встревожили стремлениями самыми пагубными и опасными спокойствие соседних держав, увенчались полным и счастливым успехом. Польша совершенно покорена и занята войсками российскими,

В уповании на справедливость своих требований и в расчете на использованную для одержания победы силу. В соглашении со своими двумя союзниками, императором римским и королем прусским, относительно принятия самых действительных мер для предупреждения смут, постоянно развивающихся в пропитанных до глубины самыми нечестивыми принципами умах, что не замедлят рано или поздно возобновиться, если не будет устроено твердое и сильное правление. Убежденные опытом прошедшего времени в решительной неспособности Польской республики жить мирно под покровительством законов, находясь в состоянии какой-либо независимости, признали за благо, в целях сохранения мира и счастья своих подданных предпринять и выполнить совершенный раздел этой республики между тремя соседними державами, что представляется крайней необходимостью.

— Миролюбивые фельдмаршалы все начало польской кампании провели в заготовлении магазинов. Их план был сражаться три года с возмутившимся народом. И кто мог поручиться за будущее! Я пришел и победил! Одним ударом приобрел мир и положил конец кровопролитию. 'В воздаяние ратных заслуг' Cуворов получил от императрицы звание фельдмаршала и пожалованную Брестскую экономию с 14254 крепостными душами.

В течение месяца Гош оставался в бездействии, занятый блокадой крепости Граве, но за неделю до Рождества получил приказ Директории о продолжении наступательных действий. Лед в реках начал становиться и, сплошь покрытые прочным надежным панцирем, они перестали быть препятствием для французской армии, на некоторое время задержанной ледоставом. В конце декабря дивизия Дельмаса перешла по льду на остров Боммель, разбила стоявшие там голландские войска и принудила их спасаться бегством к Горкуму и Утрехту, захватив в плен более 1000 человек.

Утвердившись на острове Боммель, тем самым лишая противника важнейшей части оборонительных линий, 27 декабря французы прорвали их у Бреды и, пресекая сообщение между союзниками, перешли реку Ваал. Граве, наполовину разрушенная бомбардировками, но упорно обороняемая 74-летним генералом де Бон пала к началу января. Вслед затем перешла в руки французов Бреда, чья главная защита состояла в испытанном голландцами средстве — наводнении, при жесточайших морозах лишь облегчившим действия врага.

Истощенная болезнями, продолжительными боями и недостатком продовольствия, едва 24 тысячная британская армия уже не могла оставаться на своих позициях и начала отступать без всякого порядка. Следуя за ней вглубь страны французские войска заняли Утрехт и Арнем. Температура неуклонно падала день за днем. Холод был такой, что его помнили и пятьдесят лет спустя. Те, кто проснулся утром 17 января увидели такое, что этого зрелища им не забыть никогда. Перед глазами расстилалась заснеженная равнина, покрытая брошенными орудийными передками, повозками маркитантов и фурами с кладью, десятками отставших солдат, навсегда уснувших в объятиях мороза, не дойдя до бивуака.

В тот день штатгальтер Соединенных Провинций принц Оранский бежал с семьей в Англию, где и умер в изгнании одиннадцать лет спустя. Более шести тысяч человек, треть экспедиционных сил погибла при переходе через ледяную пустыню Гельдерланда. Продолжайся отступление еще несколько дней, вся британская армия не избежал бы гибели. Дисциплина исчезла, и даже в гвардейской бригаде солдаты дрались за хлебный паек со своими традиционными соперниками гессенскими наемниками. Среди общего хаоса оставляя павших лошадей тащились лазаретные фуры полные больными и ранеными.

Опять мы отходим, товарищ, Опять проиграли мы бой, Кровавое солнце позора Заходит у нас за спиной. Мы мертвым глаза не закрыли. Придется нам вдовам сказать, Что мы не успели, забыли Последнюю почесть отдать. [13]

Отсутствие порядка и дисциплины дало повод для грабежей и насилий, достигших вскоре такой степени, что жители Голландии с нетерпением ждали прихода французской армии, избавителя от собственных, союзных и британских войск. Остатки голодающего и деморализованного пережитым экспедиционного корпуса смогли вернуться домой в значительной степени благодаря Артуру Уэлсли. Подполковник со своей бригадой прикрывал отступление в Северную Германию, что тем не менее не принесло ему благосклонности высшего командования

20 января Лазар Гош, поднявшись на вершину своей славы, вошел в Амстердам. По его приказу, пройдя по замерзшему проливу Зегат-ван-Тексел пятьдесят миль форсированным маршем, 8-й гусарский полк ночью подобрался к стоянке голландского флота. Каждый из французских кавалеристов вез на крупе своего коня стрелка 3-го батальона легкой пехоты.

Лед, обычное явление даже в мягкие зимы из-за речной воды, поступающей в мелководный Зейдерзее, под воздействием западного ветра с Северным морем намертво сковал эскадру на рейде порта Ден-Хелдер. Все корабли, среди них 11 полностью вооруженных и готовых с приближением неприятеля уйти в Англию, вмерзли в лед.

Поддержанные легкой пехотой гусары почти без сопротивления ночью взяли на абордаж 5 линейных кораблей, 3 фрегата и 6 корветов. Так бригадный генерал Ян де Винтер принес французской кавалерии славу единственной захватившей флот в море.

Глава 5

23-го января пала Гаага и вскоре французы заняли всю страну без всякой борьбы. Лейден, Утрехт, Амстердам и другие города украсили триколоры и деревья свободы' [14]. Прежняя политическая система исчезла, немедленно сформированное 'патриотами' Временное правительство провозгласило Батавскую республику, заключившую основанный на 'тесной дружбе' союз с революционной Францией.

За труды 'по освобождению от ига' страна уступала Зеландскую Фландрию, общины Маастрихт и Венло, выплачивала контрибуцию в размере 100 миллионов флоринов. Еще 80 стоило содержание оккупационной армии в 25000 человек, снабжение ее всем, вплоть до обмундирования. Французские гарнизоны занимали нидерландские крепости Граве, Берген-оп-Зом, Буа-ле-Дюк и Флиссенген. Коалиция европейских монархий распалась, признавая переход левого берега Рейна к Франции, в апреле подписала мирный договор Пруссия, а в июле Испания. Так нуждавшаяся в огромных денежных суммах Директория получила широкий доступ к средствам голландских купцов. Слова агентов Директории, подкрепленные содержимым их кошельков, звучали веско и убедительно по всей Европе. Они подкупали высокопоставленных чиновников в Турине, Неаполе, Флоренции и Генуе, рассчитывали на успех в Швейцарии, Дании, Швеции и не жалели денег подтолкнуть турок к войне с Австрией. Стоимость все этого была огромна, но правительство Франции играло по-крупному, Превратившись в беспомощного сателлита республиканской Франции, партия 'патриотов' Нидерландов быстро утратила свое влияние, вместе с благополучием исчез и энтузиазм 'народных масс'. С приходом 'освободителей' промышленность и судостроение пришли в упадок, резко упал уровень жизни еще недавно зажиточного населения,

В начале марта, вместе с остатками голландских, немецких и австрийских частей, британское правительство наконец эвакуировало с континента свои войска, потерявшие в течение кампании более 20 000 человек Артур Уэсли вернулся в Ирландию подавленным и разочарованным человеком, страдавшим от рецидивирующих приступов лихорадки и ревматизма. Его здоровье было серьезно подорвано тяготами отступления той ледяной зимы и нескольких страшных недель в море. Перспективы в продвижении по служебной лестнице казались теперь настолько безнадежными, что подполковник, подумывая об отставке, тщетно претендовал на пост в налоговом Департаменте.

Для британцев и австрийцев итоги кампания оказалось губительным. В Лондоне начались шумные демонстрации под лозунгами ''Долой войну! Долой Питта!' Премьер не мог показаться на улице, при открытии заседаний парламента был освистан толпою сам принц Йоркский, весьма необычный случай для Англии. Британское правительство, уже плохо веря в возможность военной победы. все чаще подумывало о соглашении с 'более благоразумной частью разбойников'. Законодательная независимость Ирландии, восстановленная в 1782 году, не оказалась тем решением, что удовлетворило большую часть ее населения. Самые непримиримые помышляли о полном отделении от Англии и создании Ирландской республики по французскому образцу.

12 июля 1795 года, худой большеносый человек, щегольски одетый в форму офицера революционной армии, торопливо шел по улице Сeн-Жак к Люксембургкому дворцу. Звали его гражданин Уолф Тон, основатель и секретарь Общества объединенных ирландцев. Не имевший ни гроша за душой, выданное вперед жалованье ушло на покупку обмундирование, он два года заваливая меморандумами министерские приемные и сегодня, наконец, получил ответ. Из дневника Теобальда Уолфа Тона.

Я прибыл во дворец где размещалась Директории к часу дня и оставался там до трех, когда вошедший в кабинет красивый молодой человек, в коричневом сюртуке и нанковых панталонах, спросил меня: — Вы гражданин Смит? Я полагаю, вы также зоветесь Уолф Тон. Решив, что это один из назначенных комиссаров, я ответил: — Да гражданин, это мое истинное имя. -Добро! — сказал он. — Я генерал Гош. В переданных мне документах есть ряд разделов, о которых я хочу задать вам несколько вопросов. В случае осуществления экспедиции, можно ли рассчитывать найти в Ирландии достаточно продовольствия и, в частности хлеба? Я пояснил, что из-за надзора правительства заранее принять какие-либо меры невозможно, но, когда французы высадятся, они не будут испытывать недостатка в этом.

— Несомненно, продолжил Гош, — люди не будут жертвовать собой, если не увидят реальной перспективы удачи восстания. Вы можете быть уверены, я намерен прийти в достаточных силах. Думаю, десять тысяч человек решит дело. Это было именно то, что я надеялся услышать.

— С такой численностью войск, предназначенных для экспедиции, у меня нет сомнений в поддержке и сотрудничестве достаточном для формирования временного правительства. Он, казалось, был доволен этим ответом и затем спросил меня о священниках.

— Вероятно, создадут нам неприятности? — Их влияние на умы простых людей чрезвычайно уменьшилась в последнее время, гражданин. Мы обсудили этот момент и пришли к выводу, что могли бы, по крайней мере, избежать действенной оппозиции церкви, если не обеспечить ее нейтралитет или поддержку. Затем Гош спросил, что я думаю о предполагаемом образе действий британской армии. — Регулярные войска станут сражаться со всеми, кто будет им противостоять. Надеюсь и верю, что отряды милиции, хотя их качество гораздо хуже, напротив, массово примкнут к восстанию. — Я был бы очень рад увидеть, что все наши договоренности выполнены на должном уровне. Несомненно, не оставляя ничего на волю случая, постараюсь привезти большое количество вооружений, боеприпасов и снаряжения. Далее разговор был отложен, поскольку вошел генерал Кларк и пригласил нас к обеду с президентом Директории гражданином Карно.

Я сидел рядом с генералом Гошем, обед был хорош, но не роскошен. Присутствовали мадам Карно, ее сестра, сам Карно, его брат, Гош, морской министр Трюге, Кларк, три офицера и секретарь генерала Лагард. После поданного кофе все встали, и мы перешли в кабинет, где с шести часов вечера в узком кругу Карно проводил совет по ирландской проблеме. Через некоторое время Гош отвел меня в сторону. — Есть еще одна важная вещь, какую форму правления вы готовы принять в случае нашего успеха? — Разумеется республику, гражданин. Я не знаю никого в Ирландии, кто думает о любой другой системе или мечтает о монархии.

Этот ответ на тему, интересовавшую его больше, чем все остальные вполне удовлетворил Гоша. Совет закончился в девять, принятием решения о необходимости одновременного осуществления высадки десанта из Голландии в район, прилегающий к Белфасту и из Бретани в провинцию Коннахт. Сюрпризом для меня было то, что в каждой предполагалось участие от десяти до пятнадцати тысяч человек.

— Успешное проведение этой экспедиции сделает ее наиболее блестящей операцией современной истории, — после заключительных слов Карно мы расстались. Вне всякого сомнения, это был прекрасный день, я обедал с двумя самыми прославленными в Европе людьми и очень горжусь этим.

Подготовка к 'экспедиции в Ирландию' заняло все лето 1795 года. В августе Гош публично обвинил военно-морское командование в отставании от графика и, в частности, вице— адмирала Вилларе де Жуайеза в том, что тот больше заинтересованы в планировании предлагаемого вторжения в Индию.

Из дневника Теобальда Уолфа Тона. 26 сентября. Сегодня утром генерал Гош отправился в Брест, надеюсь он может поторопить этих ребят. Я боюсь, что приход бурь равноденствия застанет нас врасплох. По плану Брестская эскадра усиливается семью кораблями контр-адмирала Жозефа де Ришери из Лориана и пятью кораблями контр-адмирал Пьера-Шарля де Вильнева из Тулона. Все надеются на участие в экспедиции испанского флота. После окончания войны в Вандее и заключения мира с Испанией в распоряжение Гоша передали 11700 солдат-ветеранов, элиту французской Армии Берегов Океана [15]. Количество солдат, предназначенных для вторжения остается неопределенным. Время быстро ускользает сквозь наши пальцы, тем не менее, я считаю, что генерал делает все возможное. 10 октября Вилларе де Жуайез заменен вице-адмиралом Мораром де Галем, все планы в отношениии Индии отменены. Острый недостаток материалов на верфях Бреста сильно замедлил работу по ремонту и вооружению судов эскадры и, вместе с нехваткой матросов, сделал невозможным собрать нужное число транспортов. В конце концов, Гошу пришлось принять решение о посадке французских экспедиционных войск на боевые суда. Каждый линейный корабль примет сверх штата своей команды по 600 человек, фрегаты по 250 и примерно 400 транспорты.

23 ноября. Не могу себе представить, что задерживает нас сейчас, если не ждать Ришери. Нет ничего более страшного, чем неизвестность и, кроме того, жизнь моих друзей в Ирландии в крайней опасности.

1 декабря. Поднялся на борт фрегата 'Фратерните', где обедал с Мораром де Галлем в обществе адмиралов Буве и Брюи. У меня не было другого случая поговорить с ним и, когда все собрались встать из-за стола, воспользовавшись моментом, я привлек внимание вице-адмирала. — Со всевозможным уважением, прошу вас об одолжении, гражданин. Поскольку я получил предписание быть готовым отбыть с кораблем линии 'Андомтабль' возможно больше мы никогда не увидимся. В случае если произойдет что-либо непредвиденное, сообщите о случившемся моей семье, она заслуживает этого.

— Разумеется, гражданин, — мягко сказал де Галль. 8 декабря. Вице-адмирал Гравина проводил Ришери до какой-то неизвестной широты и возвращается в Кадис. Надежда, что испанский флот присоединиться к нам потеряна. Черт побери даго. Не в их интересах посылать силы в Брест, как в целях усиления защиты своего побережья, так и ослабления возможности успеха нашего десанта в Ирландию.

Морар де Галль, признавая неопытность своих команд, считает необходимым по возможности избегать столкновения с противником. Я почти уверен, на пути к Ирландии это вряд ли возможно. Усиленная до шестнадцати линейных кораблей и десяти фрегатов наблюдающей за Брестом английская эскадра держится вблизи Уэссана. Повреждения в рангоуте и такелаже, даже в случае нашей победы, чего я не жду, учитывая бурный сезон года вполне могут сорвать вторжение.

11 декабря. Сегодня, наконец, прибыл Ришери, его корабли так пострадали от шторма, что только два из них смогут принять участие в экспедиции. Вильнев с подкреплением из Тулона еще не прибыл и было решено идти без него. Восемь шансов из десяти, что жить многим из нас осталось неделю.

Ко второй неделе декабря сведенный в две дивизии флот, под общим командованием шефа д'эскадр Морара де Галля, был полностью готов. Состав французских сил был следующим:

17 линейных кораблей — 80-пушечный 'Андомтабль'; 'Нестор', 'Кассард', 'Дройтс де Хомм', 'Турвиль', 'Эол', 'Фуге', 'Муций', 'Траян', 'Редутабль', 'Патриот', 'Плутон', 'Конститьюшн', 'Ватиньи', 'Революсьон', 'Пегас' и 'Седюизант', все с 74-мя орудиями.

13 фрегатов — 'Ла Кокард', 'Бравур', 'Имморталите', 'Беллона'", 'Кокиль', 'Ромейн', 'Фратерните', 'Импейшент', 'Сюрвелант', 'Шаранта', 'Резолю', 'Тартy' и 'Сирена', от 32 до 40 орудий. 32-пушечный фрегат 'Ла Фидель' и, принимавший участие еще в походах Сюффрена, 44-пушечный 'Сцевола'. В 1793 году линейному кораблю 'Иллюстр' срезали верхнюю палубу и переименовали в 'Муция Сцеволу', затем имя укоротили. С сокращением на три четверти вооружения для увеличения грузового пространства они были переоборудованы в крупные транспорты 'еn flute' [16].

5 корветов — 'Мьютин', 'Ренар', 'Аталанта', 'Вольтижер' и 'Афронтер', от 14 до 16 орудий.

Транспортная флотилия — 'Никодем', 'Жюстин', 'Виль де Лорьян', 'Сюффрен', 'Эксперимент' и 'Аллегри'. Французские суда приняли на борт войска экспедиционного корпуса из 13 975 человек, включая кавалерийские части и полевую артиллерию, а также запасы оружия и обмундирования, достаточные для снаряжения 25000 ирландских добровольцев. Предполагалось, что высадка в Ирландии будет серьезным ударом по престижу и может предоставить идеальный плацдарм для вторжения в саму Великобританию. День за днем, в любую погоду, к ночи располагаясь в отдалении от берега, а на рассвете возвращались, британские фрегаты дозорного отряда ждали выхода французов в море. C прибытием кораблей де Ришери в Брест, сэр Эдвард Пеллью немедленно послал 'Aмазон' в Фалмут для уведомления Адмиралтейства и 'Фиби', оповестить эскадру контр-адмирала Колпойса. Через три дня 'Фиби' капитана Барлоу, с сообщением о переходе главных сил противника на якорную стоянку залива Камаре, вновь ушел к блокирующей эскадре. Несмотря на все опасения, как и было запланировано, утром 15 декабря весь флот, за исключением двух кораблей Ришери, в ясную теплую погоду оставил Брест. Стремясь удержать в тайне свои намерения, к вечеру де Галль встал на якорь в аванпорте Камаре-Бей. Оба корабля Ришери, 'Пегас' и 'Революсьон', подошли около полудня 16-го.

Сейчас весь флот вторжения, в готовности следовать по назначению, последний раз находится вместе. Большая часть дня ушла установку временных маяков, предупреждающих об опасностях южного маршрута, идущего проливом Раз-де-Сейн.

Задержка со всем этим оказалась такова, что солнце начало клониться к закату прежде завершения работ и все же пройти им было возможно. Усеянный огромной зоной рифов, с тяжелым прибоем во время плохой погоды, опасно узкий канал протяженностью более тридцати миль между мысом Пуэнт-дю-Раз и островом Иль-де-Сейн, в темноте ночи должен был скрыть выход французского флота от блокирующей Брест английской эскадры.

Для первой половине декабря погода была почти идеальной, в середине коротких зимних дней температура наружного воздуха колебалась от -5 до 3 С и в третьем часу Морар де Галль отдал приказ судам экспедиции сниматься с якоря. Ветер, как и почти шесть предыдущих недель оставался восточным, благоприятным для перехода в Ирландию.

В три часа пополудни Пеллью, оставшись у Бреста, отправил для дальнейшего информирования о происходящих событиях 'Революсьонер'. Точка рандеву с контр-адмиралом Колпойсом находилось приблизительно в двадцати милях к западу от этого острова, куда и направился фрегат, захваченный в районе Уэссана у французов годом раньше и взятый в британскую службу под тем же именем. Между тем, более чем на треть состоявшая из 98— и 100-пушечных трехдечных кораблей с тяжелым рангоутом и высокими корпусами, британская эскадра сильно увалилась под ветер и находилась уже более чем в пятидесяти милях от Уэссана. Во второй половине дня, в надежде лишить неприятеля возможности иметь известия о направлении своего движения, де Галль без большого труда отогнал блокадный дозор. Французский флот в беспорядке двигался курсом на пролив Раз-де-Сейн, дувший порывами ветер мешал неопытным экипажам судов держать строй.

Пасмурная погода и наступающая темнота затрудняла навигацию, в 16.00 ветер зашел к югу, угрожая стать встречным. Считая невозможным дальнейшее следование этим маршрутом. де Галль приказал повернуть через фордевинд, отменяя свой первоначальный план. Адмирал решил воспользоваться западным, оставшимся без присмотра противника, широким и удобным Ируазским фарватером. Сумятица усугублялась идущим вместе с головными французскими судами фрегатом Пеллью. Наугад пуская ракеты, сжигая фальшфейеры и стреляя из пушек, он совершенно расстроил все попытки де Галля передавать сигналы, используя свои корветы как временные плавучие маяки. Среди всего этого хаоса 74-пушечный 'Седюизант' капитана Жана-Батиста Анри потерпел крушение на рифе Гран Стевен у начала прохода, утонули 680 из находившихся на борту 1300 человек. Сигналы бедствия гибнущего корабля содействовали еще большему усилению путаницы, в результате французский флот разделился.

'Имморталите' контр-адмирала Буве и еще шестнадцать судов продолжили движение проливом Раз, в то время как остальные проследовали на запад в Ируазское море. Со свежей информацией для Адмиралтейства после полуночи Пеллью отправил в Фалмут люггер капитана Спарроу и вскоре последовал за ним, потеряв из виду противника в полной темноте.

— Охрани меня Бог от всяких действий с таким флотом! — писал генерал Гош Исполнительной Директории. — Что за смесь! Собрание всевозможных противоречий, отсутствие дисциплины, организованное в военную силу. Прибавьте еще к этому надменное невежество и безумное тщеславие — и вы получите полную картину дела. Бедный Морар де Галль! Он уже постарел на двадцать лет, мне жаль его!

Рассвет 17-го декабря застал французский флот разбросанным на подходах к Бресту. Вместе с флагманом де Галля 32-пушечным 'Фратерните' находились еще два фрегата и линейный корабль 'Нестор'. Остальные шли в одиночку или небольшими группами вне видимости друг друга. Самая крупная состояла из 9 линейных кораблей, 5 фрегатов и транспорта, прошедших через Раз-де Сейн вслед за 40-пушечным 'Имморталите' контр-адмирала Буве. Капитанам пришлось вскрыть секретные пакеты с инструкциями, местом высадки назначалась якорная стоянка у мыса Мизен Хэд, находящегося на южном берегу Ирландии, близ входа в бухту Бантри. Экспедиция началась в беспорядке и закончилась катастрофой, в немалой степени из-за изменения погоды в тот роковой месяц. Медленно наступающий с юго-запада теплый фронт, постепенно охлаждаясь во время продвижения, принес влажный тропический воздух между широтами сорока и пятидесяти градусов. Значительная разница его в температуре с поверхностью моря, усиленная длительным преобладанием холодного восточного воздуха, привела к густому туману, окутавшему французский и английский флоты в ночь на 18-е. Если бы не это, в видимости 'Фратерните' оказались основные силы экспедиции, направлявшейся на север. На 19-е флагман де Галля потерял из виду оба фрегата, налицо оставался лишь ''Нестор', но в ночь отделился и он.

Из дневника Теобальда Уолфа Тона.

18 декабря. В девять утра туман настолько густой, что мы не можем видеть корабля перед нами. Порой со шканцев не было возможности увидеть носовую часть нашего 'Андомтабля', словно растаивая, она пропадала с глаз. Этот проклятый туман, черт возьми!

Сохраняясь над Атлантикой к югу от 50-й параллели, область низкой видимости продолжала медленно двигалась в Северном море. Встречный холодный фронт, неся с собой полярный воздух и отличную видимость, прошел над Англией и южной частью Ирландии довольно быстро. Скорость ветра была умеренной и не создавала никаких серьезных проблем. Буве шел почти строго на запад до рассвета следующего дня, после чего взял курс на мыс Мизен-Хед. Группы Ришери и Ньелли присоединились к нему в три часа пополудни 19 декабря. Генерал Груши, непосредственно следовавший по старшинству за Гошем, находился вместе с Буве. Таким образом при адмирале были, в сущности, все силы экспедиции. Через день, когда оставшийся в одиночестве 'Фратерните' продолжал держать курс к точке рандеву, с его мачты раздался крик:

— Парус справа по носу! Еще парус!

— Дайте-ка мне, — лейтенант де Флоринвиль выхватил из рук вахтенного энсина подзорную трубу и начал всматриваться вдаль, прикладывая ее к глазу.

— Что вы думаете о них? — обратился к командиру 'Фратерните' взбежавший на шканцы де Галль.

— Нас заметили и уже ставят все паруса. Вымпелы не видны, но бьюсь об заклад, что капитанские патенты выданы лордами Адмиралтейства, гражданин. Извольте убедиться сами, — произнес де Флоринвиль, протягивая подзорную трубу.

— Что же, лейтенант. Приводите фрегат в бейдевинд, затем поворачиваем оверштаг и бежим по ветру. Только без суеты.

— Есть, гражданин. Поглядим, насколько близко они смогут к нам подобраться. Через полчаса стало заметно, что британцы постепенно нагоняют, корпуса фрегатов уже были видны невооружённым глазом. Прикинув, что идущий головным будет тонн на девятьсот, второй водоизмещением поменьше, такой же как его 700-тонный 'Фратерните', де Флоринвиль обернулся к энсину [17]. — Поднять грот-брамсель и крюйсель. — Как прикажете, капитан. Но позвольте заметить, что ветер крепчает. Когда продрогшие матросы, беззастенчиво огрызавшиеся в ответ на брань марсового старшины, наконец, развернули буквально рвущийся из рук брамсель, расстояние между кораблями понемногу стало увеличиваться.

'Фратерните', раскидывая на обе стороны шипящую пену, настолько глубоко зарывался форштевнем, что волны перекатывались через бак. В наступающих сумерках на востоке вырисовывались темные силуэты британских фрегатов, шедших под всеми парусами, до них было едва ли больше трех миль. Внезапно раздался короткий оглушительно резкий хлопок, с ликтроса сорвало крюйсель и мгновенно разорванный на мелкие куски парус унесло ветром. 'Фратерните' кренило так, что подветренные шпигаты [18] ушли в воду.

— Все наверх рифы брать! Два рифа взять, марсовые на марс! Фор-брамсель крепить! — выкрикнул команды де Флоринвиль. Вахта левого борта на фок-мачте изо всех сил старалась опередить вахту правого работающую на грот-мачте, но уже закрепленный было фор-брамсель вырвало из сезней [19] и заполоскало с такой силой, что стеньга грозила переломиться пополам. Разъяренным быком взревел первый помощник, наконец, после жестокой борьбы удалось срезать неистово бьющийся у нока парус.

— Подвахтенным вниз! Убравший часть парусов в крепкий ветер, французский фрегат оказался не в состоянии соперничать в скорости с прибавившими ход британцами. Очень скоро на палубах преследующих кораблей уже отчетливо различались фигуры людей.

— У нас слишком глубокая осадка, — вернувшийся на ют де Галль поджал губы, — избавившись от якорей, вы выиграете почти пять тонн. Еще больше можно получить, если сбросить за борт 6-фунтовые пушки.

— Углубление составляет восемнадцать футов, принятый на борт дополнительный груз увеличил ее почти на фут, мой адмирал. Да и воду из трюма приходиться откачивать беспрерывно, — отозвался лейтенант. — За борт еще десять двенадцатифунтовых с орудийной палубы, начиная от номера девять, де Флоринвиль.

— Есть, гражданин. Вооруженные ломами и гандшпугами канониры озабоченно ждали крена, окутанного облаком пены 'Фратерните'. Несколько слаженных движений расчета и надраенная до блеска пушка весом в 1,7 тонны полетела в воду. За ее падением последовали еще девять всплесков, затем пришел черед якорей и бронзовых шестифунтовок на шканцах.

Облегченный корабль приподнялся ровно на столько, чтобы расстояние до неприятеля вновь стало увеличиваться. Экипаж 'Фратерните' выбивался из сил, но у преследователей ситуация была ничуть не лучше. День начал клонился к вечеру, а погоня всё продолжалась. Сейчас противников разделяло почти пять миль, корпуса британских фрегатов едва виднелись, — Если так будет и дальше, мы уйдем до заката, — заметил де Флоринвиль.

Несмотря на сомнения в надежности брам-стеньги, грот-брамсель держали, пока бак не накрыло огромной волной. Ветер заходил сильными порывами, испытывая килевую качку и заливаясь водой, уходивший от врага 'Фратерните' никогда не показывал такой прыти. Опасаясь преследования, он всю ночь и следующий день направлялся далеко на запад в Атлантику. Дул ровный крепкий ветер, и команда смогла немного отдохнуть. Затем де Галль приказал изменить курс к побережью Ирландии, но теперь этот восточный ветер дул в лоб фрегата. Зияя с обоих бортов пустыми орудийными портами в вечерних лучах заходившего зимнего солнца 'Фратерните' представлял собой весьма печальную картину.

Из дневника Теобальда Уолфа Тона. 21 декабря. Девять часов пополудни, мы находимся в назначенном месте сбора. Великолепная погода, ветер благоприятен, нечего было бы больше и желать, если бы только наши отсутствующие товарищи были с нами. В настоящий момент мы, идя под немногими лишь парусами, находимся самое большее что в трех лигах от берега, так что я могу различать полосы снега на горных склонах. Что, если генерал не соединится с нами? Если мы, исполняя полученные инструкции, будем крейсировать здесь в течение пяти суток, англичане нападут на нас, и все будет кончено. До двенадцати часов шли по направлению к берегу и были в это время так близко к нему, что можно было перебросить туда сухарь.

За исключением линейных кораблей 'Нестор' и 'Седюизант', фрегатов 'Фратерните', 'Ла Кокард' и 'Ромейн', корветов 'Мьютин', 'Вольтижер' и трех транспортов собралась большая часть флота.

К несчастью для экспедиции, за время плавания в тумане по меридиану ветер незаметно снес суда и первым в виду показался лежащий по западную сторону бухты Бантри остров Дерси. К этому времени юго-западный ветер снова сменился на свежий восточный.

 
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх