АННА
В маленьких городках все устроено, как по шаблону:
вот ратуша,
площадь
и памятник (это я).
И есть... предположим, Анна.
У нее дом на площади,
много знакомых
и большая, обожаемая семья.
Но там, где было скучно, вдруг стало страшно.
Газеты заголосили: идет война,
спасения нет,
в любом городке больше не наших, чем наших.
До прошлого года Анна не читала газет.
Но потом... как говорили,
рогатый и черноногий,
чужак обозленный,
раскосый
устроил взрыв.
Семья Анны вернулась домой в коробках,
Анна ее хоронила, глаза прикрыв,
а после сама закрылась, баюкая сердце раненое.
Я думал, глядя на окна ее западни,
что есть преимущества
и в бытии каменном:
ведь памятник не способен от страха гнить.
И шут его знает, чем бы все это кончилось,
но мудрый кладбищенский ветер
в коробку ее проник.
"Мертвая Анна,
— шепнул он, —
хочешь убить одиночество?
Ступай к тем, кому хуже.
Смотри на них".
Анна бродила по склепам,
звала чуму и проказу,
пока не столкнулась в проулке, забитом гнилем и рваньем,
с брошеным мальчиком, смуглым и черноглазым,
точь-в-точь как демоны из кошмаров ее.
И взгляд его мог с места скалу стронуть.
И что-то сломалось — а может, зажглось? — внутри.
И Анна взяла его в дом,
как другие берут икону:
спаси, сохрани —
и смотри на меня.
Смотри.
Война не кончалась,
газеты ковали панику.
Но однажды я тех двоих увидал в толпе:
раскосый и смуглый мальчик вел Анну за руку,
и будто бы что-то хорошее начиналось
для них.
Для всех.
