Сергей Гончаров
Мышиная возня
Всё хорошее когда-нибудь кончается, и наступает плохое. Но и всё плохое когда-нибудь кончается. И наступает ещё худшее.
Я спустился по старым, дореволюционным ступеням, стёртым тысячами подошв. Остановился перед металлической дверью. Дежурный посмотрел мне в глаза. Вяло, словно делает огромное одолжение, нажал кнопку. Я толкнул тяжёлую стальную створку и вышел на улицу. Пахло весной, на деревьях зеленели сочные листья. Ярко светило полуденное солнце. В Москву пришли первые тёплые деньки.
Сегодня следователь меня не сильно мучила. В стотысячный раз задала одни и те же провокационные вопросы, но сформулированные по-иному.
Я прошёл через коротенький дворик и оказался на улице Льва Толстого. Слева -детский сад. Если пойти туда и повернуть ещё раз налево, то вскоре можно добраться к "Парку культуры" кольцевой ветки.
Проходившая мимо женщина равнодушно посмотрела на меня. Она шла по своим делам, важным и значимым. А рядом рушилась жизнь человека, который ещё пол года назад думал, что в свои тридцать семь оседлал Москву и всю жизнь.
Я увидел приближающуюся жёлтую машину. Махнул рукой. Водитель резко пристроился к обочине, прямо напротив шлагбаума. Жёлтая плёнка на старом, но надёжном "французе" местами облезла, на колёсах стояли разные диски. Я открыл дверь и сел на заднее сидение. Салон провонялся табаком. Пластик на двери расколот. Ещё несколько месяцев назад к такси подобного класса я бы даже не подошёл.
— На Генерала Ермолина, — произнёс удручённо. — Четвёртый дом.
Водитель почесал неопрятную бороду.
— Это где? — посмотрел он в зеркало заднего вида.
— На Кутузе, — я уставился в окно.
Мимо проплывали здания, машины, пешеходы. А я смотрел на эту кипевшую жизнь и размышлял над тем, почему истинный смысл поговорки становится нам понятным, когда уже ничего не поправить.
А ведь мне намекали: знай сверчок свой шесток.
Ещё три месяца назад у меня была крупная фирма по обслуживанию УУТЭ. Теперь — многомиллионные долги, подписка о невыезде и несколько уголовных дел по которым, в совокупности, светит десятка. Крутые жизнь иногда делает повороты.
Кто владеет деньгами, думает, что всемогущ. Пока не приходит тот, кто владеет властью.
— Вы прибыли, — сказал навигатор красивым женским голосом.
Таксист собирался повернуть баранку, чтобы через арку заехать во двор.
— Остановите, — попросил я. Посмотрел на красные цифры счётчика. Достал из кармана скомканную купюру и отдал водителю.
— Без сдачи.
— Спасибо, — равнодушно буркнул он.
Я выбрался в тёплый майский день. Хлопнул дверью и направился к арке. Мимо проехал белый "англичанин", за рулём сосед с нижнего этажа. Мы ещё не успели ближе познакомиться. То я в делах, то он. А теперь, похоже, уже и не познакомимся.
Домофон приветственно запилиликал, когда набрал код открытия двери. В подъезде пахло борщом. Пешком поднялся на третий этаж. Когда закрыл входную дверь, из кухни выглянула Марина. Светлые волосы растрёпаны, под прозрачной ночной рубашкой ничего нет.
— Привет, — хмуро глянула на меня супруга. — Я сына собираюсь кормить, — зачем-то сообщила она.
Я разулся. Бросил на вешалку куртку. Сходил в ванную, где вымыл руки. Всмотрелся в исхудавшее лицо, под глазами поселились чёрные мешки. Последний месяц из-за следствия, нервов и бесконечных допросов сон нарушился окончательно.
— Ничего, на зоне выспишься, — сказал сам себе.
Прошёл на кухню и тяжело, словно семидесятилетний старик, опустился на стул. Восьмимесячный Максимка, сидевший в красном пластиковом креслице, помахал мне рукой и радостно укнул. Марина крутилась у рабочего стола, варила сыну кабачок. Я помахал ребёнку в ответ.
— Как всё прошло? — спросила супруга. — Отменили все обвинения?
— Нет. Меня целенаправленно топят. Скорее всего... — не смог я произнести последнее "засадят". Ещё пять месяцев назад, в новогоднюю ночь, мы сидели на этой же кухне и планировали, в какую страну поедем осенью, на день рождения сына. — Покормишь чем-нибудь?
Марина подошла к холодильнику и демонстративно раскрыла. На средней полке стояла горчица, на нижней лежал качан капусты. И всё. Супруга закрыла дверцу и вернулась к столу.
— Для того, чтобы просить есть, надо деньги приносить на еду, — озлобленно произнесла она, вынимая из шкафчика блендер. Прожигая меня взглядом, смолола сваренный кабачок в пюре. Взяла стул и присела напротив сына. Максимка радостно заугукал. Набрала светло-зелёной кашицы на кончик чайной ложки и поднесла к ротику ребёнка.
К сожалению, это правда. Везде, где можно было занять, я уже занял. Даже из двух микрофинансовых организаций уже звонили по несколько раз, интересовались, не хочу ли я вернуть долги.
— Послушай, ты что, не понимаешь? — начал я.
— Это ты не понимаешь! — супруга посмотрела на меня исподлобья. — Нас уже предупредили в последний раз! Или ты платишь ипотеку, или нас выселяют! Хочешь, чтобы твой сын спал в подворотне?
— Да откуда я...
— Да плевать мне, откуда ты их возьмёшь! — Марина бросила тарелочку с кабачком на стол, немного пюре выплеснулось на скатерть. Максимка тихонько захныкал. — Ты хочешь, чтобы у нас забрали эту квартиру? Тебе-то хорошо! Поедешь жрать казённый хлеб! А мне что делать? Твоему сыну что делать? — ткнула она указательным пальцем в лицо ребёнка. — Возвращаться в Норильск? В однушку к маме и моему брату-инвалиду? Такую жизнь ты хочешь для своего ребёнка?
— В конце концов, ипотека была твоей идеей! — я чувствовал, что начинаю закипать. В последние недели этот разговор происходил всё чаще и чаще. — Я даже их слоган до сих пор помню: "Ипотека — друг успешного человека!". И глаза твои помню, когда ты меня убеждала, что нам надо поселиться в престижном районе, потому что мы успешные люди.
— И что? — супруга посмотрела на меня, как на конченного идиота.
— Остались бы в Бутово, и сейчас бы вообще не было этого разговора! Вот что!
— Слушай, у тебя вообще есть яйца? — жена взяла тарелочку с пюре, набрала немного в ложку и сунула сыну в рот, тот сразу прекратил хныкать. — Или я с бабой под одной крышей живу? — она набрала ещё ложку пюре и дожидалась, когда Максимка проглотит предыдущую порцию. — Не можешь найти денег? Ты в курсе, что в таком случае нужно сделать!
По опыту прошлых ссор я знал, что жена сводит весь разговор к тому, чтобы я продал своё тело на органы. После того как легализовали эвтаназию, банки пролоббировали закон, согласно которому они могли принимать оплату человеческими органами, которые затем продавались в Европу и Америку. Естественно, такие операции проводились только добровольно, хотя изначальный расчет был на принудительную выемку.
— Я не хочу этого делать, — промямлил я.
Мне даже представлять было страшно, что меня распотрошат на органы.
— Ты хочешь потерять эту квартиру? Оставить своего сына без жилья? — Марина скормила ложечку Максимке и набрала новую. — Ты хочешь, чтобы твой сын вырос в тесной халупе, в Норильске? Не получил образования? Не получил достойную жизнь? Зачем ты делал ребёнка, если не можешь его обеспечить?! — супруга презрительно на меня посмотрела.
Я больше не мог выносить этого разговора. Поднялся и подошёл к раковине. Наклонился и попил из-под крана. Повернулся к семье и вытер рукавом подбородок. Максимка хихикнул, что-то в моём поведении его рассмешило. Я посмотрел в его голубые глаза и окончательно уверился, что ради этого маленького человечка готов на всё. Если надо отдать жизнь, чтобы он вырос в комфортных условиях, значит, я её отдам. Тем более она всё равно не сложилась. Предположим, на меня сейчас с неба упадут деньги, расплатиться за ипотеку, но многомиллионные долги фирмы всё равно придётся возвращать до конца жизни. Я уверен на сто процентов, что мои враги об этом позаботятся.
— Люблю тебя, — я наклонился и поцеловал сына в лобик. Максимка улыбнулся испачканными в кабачке губами. Гугукнул и стукнул ручкой по стульчику.
Я прошёл в комнату, где собрал все необходимые документы. Обувшись, несколько минут простоял перед дверью. Ожидал, что Марина выйдет, что-нибудь скажет...
— Да пошла ты, — в сердцах произнёс я и выскочил на лестничную клетку. Сбежал вниз с такой скоростью, будто за мной неслась лавина. Выскочил на улицу. В глаза ударило яркое солнышко. Дворник из далёкого Таджикистана мёл двор. Воняло пылью. Возникла сумасшедшая идея забить на все проблемы. Купить билет на поезд и уехать. Например, в Белоруссию. А оттуда...
Я спустился с крыльца и направился к метро. Если и убегать, то с деньгами. У меня же их нет даже на билет. Марина права. Самое лучшее, что я могу сделать, это оплатить своим телом эту квартиру. Тогда все остальные проблемы попросту исчезнут. Мертвеца в тюрьму не посадишь и долги с него не взыщешь.
Старший менеджер банка улыбалась так мило, словно она мне мать родная.
"Наверняка этой толстой стерве что-нибудь перепадёт от продажи моих внутренностей", — думал я, подписывая очередные бумаги.
— Ещё вот здесь, пожалуйста, — указала она на пустую графу.
Когда поставил роспись, она забрала бумаги. Ещё раз всё скрупулёзно проверила. Мы сидели в стеклянном кабинете, и я видел, как люди подходили к автомату, брали талончики электронной очереди и присаживались на диванчик, ожидать. Мне вдруг стало интересно, есть ли среди них недоумки, которые добровольно сдают себя в рабство? Сто против одного, что есть. Я ведь тоже думал, что расплачусь за ипотеку.
— Значит, операция, по правилам, должна производиться завтра, — старший менеджер отложила бумаги и, облокотившись на столешницу, смотрела мне в глаза. — Ближайшие сутки у вас есть на то, чтобы подумать. Напоминаю: вы можете отказаться в любой момент. Бывали случаи, даже на моей практике, когда люди находили всю сумму, чтобы рассчитаться с кредитной организацией.
— Это вряд ли, — хмыкнул я.
— Всякое возможно, — пожала плечами сотрудница банка. — В любом случае у вас есть сутки на то, чтобы подумать. После начала операции квартира переходит в собственность вашего сына. Завтра, в пятницу, в три часа дня, вам следует быть по этому адресу, — указала на строчку в моём экземпляре договора, а я впервые обратил внимание, что у неё на каждом пальце по золотому кольцу. — Там вас...
Я вышел из банка, спустился по коротенькой лесенке. Тверская улица бурлила. Мимо проходили люди с задумчивыми лицами. Мне вдруг стало смешно. Какие у них могут быть проблемы? Им завтра не надо умирать. Молодая пара поднялись по ступенькам банка. Он галантно раскрыл перед ней двери. Пару лет назад и мы с Мариной радостные и счастливые поднимались по этим ступеням. Мысли перескочили на то, чем бы заняться. Возвращаться домой страшно, хотя сердце настойчиво утверждало, что последние сутки я должен провести с сыном. В этот момент в кармане завибрировал телефон. Вынимая аппарат, подумал: если звонят следователи, то скажу, что выезжаю, на деле же пропаду. А завтра в три часа дня я перестану существовать, и плевать на их заведённые дела и угрозы. Однако на дисплее высветилось "Витёк".
— Салют, — принял я вызов.
— Здоро?во, — раздался в трубке голос друга. — Ты там как, свободен?
— Как Пятачок, — усмехнулся я.
— В смысле?
— До пятницы совершенно свободен.
— Понятно. У меня к тебе дело есть. Подхалтурить хочешь?
В первую секунду у меня в груди всё подпрыгнуло от радости. Затем подумал, что истратить свой последний день на работу будет самой величайшей глупостью всех времён и народов. Да и ради чего? С Витьком я общался уже лет десять. Мы в Бутово соседями были. Он говорил, что занимается военными разработками. Большего сообщить не мог. Признался, что всё жутко секретно и тайно. Разболтает, и его даже судить никто не станет, труп просто отыщут в лесопосадке, а дело закроют, как самоубийство. Почему-то я ему верил. Будучи даже глубоко пьяным, он отказывался хоть что-то рассказывать о своей работе. Со временем я и спрашивать прекратил.
— Да я вообще-то...
— Тут наклюнулось кое-какое дело, — начал бывший сосед. — Ты же хочешь свои проблемы решить? Оплата закачаешься.
И он назвал сумму. Я подумал, что послышалось. Переспросил и получил тот же ответ.
— Да, сегодня и наликом. Давай, соглашайся. Это именно тот спасительный круг, который тебе нужен, — уговаривал друг.
— Что же за такую сумму делать надо?! — не мог понять я. — Да на Марс слетать дешевле будет стоить!
— Это не телефонный разговор, — сказал Витёк. — Так что, согласен? По дороге объясню. Но ничего серьёзного. Не волнуйся. Оплата налом. К вечеру уже будешь свободен и при деньгах. Давай соглашайся.
— Хо... рошо, — выдавил я. — Куда подъезжать?
— Ты где? Я за тобой заеду.
Ожидать пришлось минут двадцать. За это время я нафантазировал, как получаю обещанную Витьком сумму и приношу её завтра в банк. Старший менеджер смотрит на меня и с самодовольным лицом произносит: "Я же говорила, что в последний день люди, бывает, находят и всю сумму". Деньги друг обещал очень-очень серьёзные. Мне и вправду хватит оплатить ипотеку целиком. Конечно, ещё останутся долги фирмы и уголовные дела... Но судьба помогает лишь тем, кто хочет помочь себе сам.
Наконец Витёк подъехал. Я сел в его синего "немца" последней модели. В салоне пахло кожей. Пожал крепкую руку друга. Обратил внимание, что у него новые очки с оправой из золота.
— Как дела? — поинтересовался бывший сосед. Он вывернул с парковки и направил машину на юг.
— Так плохо, как только можно себе представить, — сказал я. — Завтра в три часа дня иду на операцию. Органы будут из меня вынимать.
— Всё настолько серьёзно? — мельком глянул на меня Витёк.
— Даже хуже. Если этого не сделать, то квартиру заберут и семья пойдёт по миру. А так я разом избавляюсь от всех проблем, — невесело хохотнул я. — Ты там лучше расскажи, что у тебя за халтурка?! Я даже в свои лучшие дни не слышал, чтобы людям столько платили за несколько часов работы.
Витёк улыбнулся. Сзади кто-то посигналил. Он мимолётно глянул в зеркало заднего вида.
— От тебя требуется всего лишь лечь на кушетку, и доктор введёт тебя в состояние гипноза.
— Если твоё ведомство пытается под таким предлогом вытащить из меня секреты...
— Моему ведомству, — Витёк сделал ударение на последнем слове. — Глубоко плевать на твои проблемы и на то, что там из тебя хотят вытащить следаки.
— Тогда в чём подвох? — я смотрел в сосредоточенное лицо водителя.
— Тебе по-нормальному объяснять, или так, чтобы понял? — бывший сосед мельком глянул на меня.
— Так, чтобы понял.
Несколько мгновений Витёк молчал, следил за дорогой. Я засмотрелся на проходившую по тротуару блондинку в коротких шортах и сетчатых колготках.
— Суть в том, что тебя вводят в глубокий гипноз. После этого к голове, точечно, подключаются электроды. По одному на каждый отдел мозга. Для этого придётся выбрить голову, но я тебе захватил кепку.
Мы как раз остановились на светофоре, на пересечении с Тимура Фрунзе. Витёк перегнулся к заднему сидению, взял оттуда синюю бейсболку с логотипом известной фирмы, показал мне и бросил обратно.
— Затем короткими, двадцатисемивольтовыми разрядами тебе будут стимулировать мозг, чтобы ты вспомнил то, чего никогда не видел.
Я нервно потёр щёку. На душе противно заскребли кошки.
— Это как? Вспомнил то, чего не видел...
Загорелся зелёным светофор. Витёк тронулся.
— Существует теория всепамяти, — сказал он. — Согласно ей, из ДНК каждой клетки можно достать практически все сведения о нашем мире. Мы сможем увидеть, то, что видел волк, живший три тысячи лет назад. Например. Понимаешь? Мы каждый день поглощаем клетки других видов животных и растений, в которых содержится своя память. Эти клетки остаются в нашем организме, делятся, впитывают информацию от других клеток. Затем мы умираем, и снова наши клетки становятся питательной пищей для других видов...
— Достаточно, — произнёс я.
— В каждом из нас хранится непомерная масса зашифрованной информации. Вся информация, от самого сотворения мира! — мельком глянул на меня бывший сосед. — Если найти ключ к её расшифровке, мы получим гигантский массив данных! Каждая клетка в нашем теле является самым совершенным носителем! По некоторым предположениям это сделано...
— Мне не нравится слово "теория", — честно признался я.
— Да, подобные исследования уже проводились во многих странах. Причём неоднократно. Но успех будет за нами. Мы на грани, — он посмотрел на меня. — Понимаешь? Вот-вот и...
— Что будет со мной, если твой эксперимент не удастся?
— А тебе ли не всё равно? — друг равнодушно ответил вопросом на вопрос.
— Вообще-то нет! — неожиданно вспылил я. — Мне своё тело завтра к трём часам дня надо притащить на скотобойню, чтобы грёбанный банк не оставил моего сына без жилья!
— Если эксперимент не удастся, то ты съедешь с катушек. Гипомнезия, гипермнезия и парамнезия тебе обеспечены. Денег тогда тебе не заплатят, но до своей скотобойни ты добраться сможешь.
Я уже начинал себя чувствовать быком, которого везут на убой.
— А каковы шансы, что всё получится?
— Пятьдесят на пятьдесят, — Витёк вильнул, объезжая бабулю, которая решила перейти дорогу в неположенном месте. — Но, поверь моему опыту, шансы очень велики. А деньги служат стимулом. Ради такой суммы стоит рискнуть.
— Теперь понятно, почему ты позвонил именно мне, — я откинул голову на подголовник и закрыл глаза. — У меня выбора нет.
Бывший сосед не ответил. Всё и так понятно. Найти человека, который рискнёт добровольно сойти с ума, даже в Москве тяжело.
— Что ты там перечислял за тарабарамнезии? — я прислушивался к своим внутренним органам. Даже не верилось, что вскоре они будут находиться в теле другого человека.
— Прошлые эксперименты этим и закончились, — сказал Витёк. — С памятью шутки плохи. У подопытных развивались одновременно гипомнезия, гипермнезия и парамнезия. В один день они могли не помнить абсолютно ничего, зато на следующий вспоминали вообще всё, жизнь могли пересказать в мельчайших деталях. Причём всё это осложнялось парамнезией. Они не могли понять ложные это воспоминания, или их собственные. В особо тяжёлых случаях наблюдалось смещение настоящего и прошлого.
Я понял, что уже какое-то время не дышу. В этот момент машина въехала в яму. Нас тряхнуло. Витёк ругнулся.
— Я дурак, — честно признался другу.
— Ты труп, у которого есть возможность заработать неплохие деньги для своего сына, — сказал он. — А если всё пройдёт удачно, то и вовсе сможешь расплатиться за ипотеку, а там глядишь и другие долги раздашь, — озвучил он мои мысли.
— Мечты, — вздохнул я, прекрасно понимая, что, даже расплатившись за ипотеку, следующие десять лет проведу в местах не столь отдалённых. А там мне уже пятьдесят, подорванное здоровье, взрослый ребёнок, ни гроша в кармане и многомиллионные долги.
"Можно просто сесть на поезд и уехать, — снова пришла в голову мысль. — С деньгами можно попытаться начать новую жизнь".
В груди затеплился уголёк надежды.
Умирать до жути страшно. Всегда.
Мне побрили голову и провели в светлый кабинет. Усадили в удобное массажное кресло-кровать. Под потолком горели два люминесцентных светильника. Пахло свежевымытым полом. Рядом с креслом стоял серебристый аппарат с кучей кнопок и крутилок. От него шли тонкие провода. Таким сечением подключают термосопротивления. Прямо передо мной на штативе стояла камера. Бородатый ровесник присел рядом на высоком табурете. Вытащил из кармана белого халата карандаш, развернул обмотанную вокруг него нитку. Начал раскачивать карандаш напротив моих глаз.
— Смотрите, пожалуйста, на него, — нарочито монотонным голосом произнёс бородач.
Я честно смотрел.
— Вам удобно? — послышался откуда-то сбоку монотонный голос.
— Да.
— Вы расслабились?
— Да.
— Вы закрываете глаза...
Я послушно закрыл глаза. А когда открыл, в кабинете было уже четверо людей. Гипнотезёр, женщина преклонного возраста и ещё двое мужчин.
— Медленно поднимайтесь, — сказал бородач.
Я тут же попытался подскочить, но он надавил мне на плечо, мешая резким движениям.
— Медленно поднимайтесь, — повторил он.
— Ничего не получилось? — я смотрел в его карие глаза и пытался прочитать ответ. — Мне не заплатят?
— Всё прошло удачно, — кивнул он. — Заплатят.
Он не соврал. Мне помогли выйти из кабинета и усадили на кушетку в длинном коридоре. Держаться на ногах самому получалось с трудом. Колени дрожали, голова кружилась и весила целую тонну. Подташнивало. Я пощупал выбритый затылок, где что-то саднило. Указательный палец провалился подушечкой в отверстие. Ощупав голову, я понял, что у меня теперь на ней куча крохотных дырочек. Электроды подключали к мозгу. Просто Витёк не нашёл нужным мне этого сказать.
Ближайшая дверь открылась, оттуда вышел бородач. Он протянул мне пакет. Я взял его и тут же уронил на пол. Заглянув, увидел толстые пачки купюр, перетянутые канцелярскими резинками.
— Вы очень хорошо послужили отечественной науке, — монотонно произнёс он. — Спасибо.
На улице уже стемнело. До автомобиля мне помог дойти бывший сосед. Он открыл дверь, и я упал на переднее сидение. Пакет взгромоздил на колени. Запах кожаного салона перебивал такой приятный запах денег. Витёк обошёл автомобиль, сел на водительское место. Потянул руку назад, порыскал ей на заднем сидении.
— Держи, — протянул он бейсболку.
Я молча надел головной убор. Сосед завёл автомобиль и вырулил с парковки. Пакет приятно давил на ноги. А я даже не знал, радоваться этому или нет. Безусловно, мне что-то вкололи, раз я не чувствую боли. Но что будет потом, когда лекарство прекратит действовать? Решил над этим не задумываться. Куплю, в конце концов, что-нибудь обезболивающее. До завтра как-нибудь продержусь.
— Всё прошло удачно, — сказал Витёк, чтобы нарушить тишину. — Мы заглянули за стену!
— Что это значит? — промямлил я.
Вообще-то мне было глубоко плевать, что это значит. Потихоньку стала накатывать головная боль, по-прежнему тошнило. И я догадывался, что это лишь начало.
— При взломе глубокой памяти, как мы называем наше открытие, приходится пробираться за стену... — замялся он. — Можно назвать её стеной. Она как плотина, удерживающая напор воспоминаний. Как и в любой плотине, там есть водосброс. Условно говоря, небольшое отверстие, через которое пробираются редкие воспоминания. Отсюда, кстати, дежавю. Вот через этот водосброс в плотине памяти нам и пришлось аккуратно проникнуть. Ты первый с кем это вообще получилось. Мы краешком глаза смогли заглянуть в такие дебри твоей памяти, о которых ты даже не представляешь! — мельком глянул на меня Витёк. — Как я понимаю, ты ничего не помнишь. Значит, плотина осталась цела.
Бывший сосед крутнул руль и мы остановились на глухой улочке, возле густого палисадника. Витёк чем-то грюкнул в кармашке сидения. Уже через мгновение, в свете приборной панели, я увидел пистолет направленный мне в голову.
— Прости дружище, — бывший сосед старался не смотреть мне в глаза. — Но эти деньги мне нужнее. Тебя они всё равно не спасут. А мне пригодятся.
В первое мгновение я даже не поверил, что всё происходящее — правда.
— Вот это ты урод! — прошептал я.
Витёк взял пакет и переставил к себе на колени.
— Выходи, — приказал он. — Не заставляй меня стрелять. Иначе с банком расплатиться не сможешь.
Я замер, не в силах поверить в реальность происходящего. Ведь этого человека я знал больше десяти лет.
— Вылезай, я сказал! — прикрикнул Витёк.
Я открыл дверь и тяжело выбрался из автомобиля. В тот же миг мне под ноги что-то грохнулось. Взвизгнули покрышки, и машина унеслась. Несколько секунд я смотрел ей вслед. Затем покрутил головой, пытаясь вообще понять, где нахожусь. С противоположной стороны узкой дороги, за деревьями, виднелось какое-то промышленное здание без окон. Вдали слышался собачий лай. Воняло резиной. Сил стоять не было, я опустился на холодный бордюр. Увидел, брошенный Витьком, мне под ноги, пистолет. Его дуло оказалось залеплено пластилином, а при нажатии на спусковой крючок открывался выбрасыватель гильз, и оттуда появлялось пламя. Только уставший и болезненный человек, в темноте, мог принять эту игрушку за оружие. В груди тревожно колотилось сердце, на лице выступил обильный пот. Я снял бейсболку и протёр рукавом лоб.
В этот миг я и вспомнил. Плотину, как выразился Витёк, всё же сорвало.
Я вспомнил, как шёл по Арбату, а мимо проехала повозка, гружёная яблоками. Вспомнил, как лежал на тёплом деревянном подоконнике и вылизывал когтистые лапы. Вспомнил, как кружил в небе, а на земле люди бились с людьми: звенели мечи, мелькали копья, кистени ломали черепа, а я ждал, когда же всё закончится и можно будет поесть свежего мяса. Вспомнил, как выпрыгивал из воды, вдыхал воздух и снова нырял в родную пучину. Вспомнил, как на больших мохнатых лапах шёл через бесконечный снег. Вспомнил, как смотрел с высокой скалы на красный закат, а за моей спиной стоял выводок детёнышей: больших, зелёных, рычавших.
Я помнил тысячи жизней. Сотни тысяч жизней. Помнил все происходившие в них события, и от этих воспоминаний захватывало дух. По спине пробежали мурашки. Проблемы, захлестнувшие меня в этой жизни, показались сущими пустяками. Все эти деньги, кредиты, жёны, дети, предательства друзей...
Я прожил уже миллионы жизней и несметное число раз видел эту мышиную возню.
И проживу ещё великое множество жизней, наполненных этой бестолковой суетой. Нет смысла волноваться и переживать.
Я — вечен!
