Бортовой. Мир вашему дому

— Не расстраивайся, па, — сын притормозил рядышком. Он был слишком деликатен, чтобы пытаться поднять моё неуклюжее искусственное тело. — Зато ты лучше всех водишь космический корабль.

— Спасибо за утешение, — невесело рассмеялся я, неловко вытаскивая ногу из-под рамы. — В который раз убеждаюсь, что нельзя объять необъятное... Я тебе прогулку испортил, да?

— Па, не говори глупости. Ну, не получается у тебя теперь на велике ездить, и что с того? Знаешь, я ведь очень рад тебя видеть... всяким, па. И всегда.

Сын посмотрел мне в глаза, и я невольно вздрогнул: до чего он похож... на меня, на моего отца, на деда... да, собственно, на всех Кошкиных, что глядели на потомков из старинного семейного фотоальбома, обтянутого вытертым тёмно-красным бархатом трёхсотлетней давности. Хоть с ярких цветных голо-карточек последнего времени, хоть с запаянных в прозрачный пластик чёрно-белых бумажных фотографий двадцатого века. Та же основательность, та же серьёзность, то же чёткое осознание своего предназначения в жизни.

Я впервые понял, что мой сын не просто вырос. До меня наконец дошло, что из него получился достойный человек. Пусть моей заслуги в этом куда меньше, чем хотелось бы, но получился же.

Ему всего пятнадцать. При большом желании Серёжку ещё можно "сломать", вылепив то, что понадобится пресловутому ломателю. Вот только сил и времени на это уйдёт столько, а результат получится настолько ненадёжным, что овчинка не будет стоить выделки. У него есть то, что принято называть "стержнем". То, вокруг чего нарастает характер. У меня и у отца этот стержень уже вольфрамовый — ни согнуть, ни расплавить. Серёжику ещё только предстоит закоснеть до такой степени, но лучше несгибаемый дух упрямца, чем кисельная лужица на том месте, где он должен быть.

Наконец мне удалось выпутаться — в буквальном смысле — из треугольной рамы велосипеда и твёрдо встать на ноги.

— Анекдот про парашютиста помнишь? — усмехнулся я, хлопнув пятернёй по седлу. — Вот так и мне эту поездку за две пиши — как первую и последнюю.

— Может, другого андроида возьмёшь? — предложил сын.

— У других мозги не те, маловаты для меня. А этот ещё и очень сильный, я как-то на спор трёхмиллиметровый стальной лист руками порвал.

— Ну, да, спасатель же... Па, я понимаю, вы по военному ведомству проходите, всё такое... — он сменил тему так, словно всё это время не решался заговорить о главном, а сейчас навёрстывал упущенное. — Пацаны из моей группы всё подначивают, чтобы я попросился слетать с тобой. А я понимаю, что тебе не разрешат. Только...

— Что, сына?

— У тебя в академии был препод по фамилии Головач?

— Да, помню такого. Настоящий полковник.

— Он тебя тоже вспоминает, — Серёжка криво усмехнулся. — В основном матерно.

— Есть за что, — я ответил сыну такой же кривой ухмылкой. Годы учёбы я вспоминаю как с гордостью, так и содроганием.

— Так он сюда прилетал, па. Сам. Сказал, чтобы лично отобрать... Короче, па, нас тут на станции двое всего нашлось таких... как он сказал, уникальных. Каждые полгода будем проходить тестирование, пока школу не закончим. Если не завалим, нас в академию без экзаменов. На военную кафедру. У меня уже сейчас есть военный билет, я типа суворовец, и если что...

— Ты не беги впереди паровоза, сына, — осадил его я. — Раз ты — типа — военнообязанный, хотя это ещё под вопросом, то должен понимать, что наша работа проходит под грифом "секретно". Я бы хотел взять тебя на "Арго", но меня после этого спишут на грузовик, а тебя вышибут из академии ещё до приёма.

— Ты секретный, на грузовик не спишут.

— Спишут на армейский грузовик. И буду подштанники по гарнизонам развозить, пока морально не устарею.

— Ладно, фишку просёк, — слава богу, сын не обиделся. — Нельзя — значит, нельзя. Подожду, пока сам допуск к полётам не заработаю.

— Лет десять ждать придётся.

— Па, вся жизнь впереди. Мы ещё вместе полетаем...

Я чувствовал себя так, что впору было бы сказать "сердце сжалось". Конечно, мне бы по пустой головушке здорово перепало, если бы я даже просто пустил сына погулять по "Арго". На грузовик бы не списали, но поставили бы под плотный контроль. Но не это меня остановило. Я слишком хорошо знаю своего сына. Его только пусти на борт, он наверняка отыщет лазейку, чтобы просочиться туда перед стартом. Сам был таким же, меня дважды ловили в трюмах кораблей за считанные часы перед отправлением. Хватит и того, что в этой миссии иду на смертельный риск, и подставляю под удар своих друзей, не имея права сказать им об этом. Чтобы, зная об опасности, потащить туда ещё и родного сына, нужно быть совсем уж... самкой собаки. Я далеко не ангел господень, но и не настолько ещё испаскудился.

— И снится нам не рокот космодрома, — напевал я песенку времён начала космической эры, — не эта ледяная синева. А снится нам трава, трава у дома, зелёная, зелёная трава...

— Хорошая мысль — после этой миссии всем дружненько отпроситься в отпуск на Землю, — на полном серьёзе заметил Том. — Давненько я на настоящей земной траве не валялся.

Мы с ним привычно работали в паре, с ювелирной точностью выводя "Арго" из дока. Миссия начиналась так же, как и предыдущие — самым будничным образом. Обычная перекличка с диспетчерской, коррекция положения, неспешное перемещение на стартовую позицию при помощи маневровых движков. И — последний взгляд на космический город со всем его окружением. В том числе и на древнего косможителя, мирно дремавшего в полусотне километров отсюда. По меркам космоса — рукой подать.

Мне было грустно и тревожно одновременно, и потому я терзал динамики любимой песней космопилотов, хотя раньше всегда выдавал композиции, посвящённые легендарному плаванию того, мифического "Арго". Аргонавты — так нас называли уже практически без юмора. Что ж, руно, не руно, а каждый раз что-нибудь диковинное привозим. Правда, финал у древнегреческого мифа не оптимистический. И если этот факт раньше меня не беспокоил, то сейчас появилась несвойственная пилотам — и компьютерам — нервозность. Хорошо ли я её скрывал? Надеюсь, что хорошо.

Надеюсь, кстати, что мои приготовления не были напрасными. В любом случае, тот, кто попытается силой ворваться на борт "Арго", может внезапно удивиться. Время сейчас мирное, это правда, и я принадлежу к поколению, которое не воевало, но помимо нервозности я испытывал гнев. Ну, почему, чёрт подери, стоит людям хоть немножко пожить в своё удовольствие, как обязательно появляются ...чудаки на букву "м", которым это не нравится? Ведь в кои-то веки земляне перестали драться друг с другом за кусок хлеба. Впервые за много тысяч лет. Нет, нашлись красавцы, которым обязательно нужно напиться крови. Целую философию выстроили, завесили красивыми словами своё мурло...

Тихо, тихо, пилот. Спокойно. Не время ещё для гнева.

— Выходим на стартовую позицию, — доложил я.

— Вектор чист, — ответил старший диспетчер. — Удачи, "Арго". Ни пуха, ни пера.

— К чёрту, — мало кто так суеверен, как мы, космолётчики. — Разогреваю маршевый.

Когда ещё мы увидим Землю в иллюминаторе, как поётся в той песне? И увидим ли?

"Уходишь?"

"Ненадолго... надеюсь".

"Знаешь, вы в чём-то правы. Имя — это не просто набор символов и звуков. Имя должно отражать суть — неважно, предмета или существа... Я своё имя вспомнить не могу. Может быть когда-нибудь вспомню... позже. Но сейчас я обращаюсь к тебе с просьбой".

"Придумать тебе имя?"

"Если тебя не затруднит".

Старик меня озадачил. Вот так сходу бери и придумывай ему имя, как можно более точно отражающее его суть. Мафусаил? Это имя отразит разве что возраст нашего очень старого друга. Джехути, он же Тот, он же Гермес-Трисмегист — египетский бог знаний? М-м-м, нетактично. Дедушка перезабыл чёртову кучу того, что помнил. А может, раз уж зашла речь о древнем Египте, вспомнить ещё кое-кого? Древнего, как само время, любителя задавать трудные вопросы, например.

"Имя — вопрос серьёзный, — мысленно ответил я, машинально отметив, что по корабельному времени прошла всего одна секунда. — Так сразу называть, наверное, не стоит. Но могу предложить для обдумывания один вариант".

"Какой?"

"Сфинкс".

"Это имя?"

"Почти. Если хочешь, поищи информацию о Сфинксе в Египте, но не археологическую, а легендарную. Обсудим, когда я вернусь, хорошо?"

Если вернусь...

"Согласен. Обсудим после твоего возвращения".

Удачи, старик. Надеюсь, я был не худшим эпизодом в твоей бесконечно долгой жизни.

Туннель раскрылся в точно заданном месте в точно заданное время. Как швейцарские часы.

Старт. В неизвестность. Неимоверно гладко и удачно прошедший старт.

Хорошо быть компьютером, у которого нет нервов...

— Том, возьми чуть ближе к планете.

— Хех... Тут на сканерах хрен разберёшь, где планета, где спутник.

Мы уже видели звёзды-близнецы, вращавшиеся вокруг центра масс, но с планетами-близнецами встречаться не доводилось. В нашем случае совсем уж близнецами эти небесные тела не были. Одно, имевшее более плотное ядро, было на семнадцать процентов тяжелее второго, и обладало сильным магнитным полем. Потому условно обозначили его "планетой", а второе — "спутником". Но по химическому составу коры их было не отличить, а радиус и вовсе различался на доли процента. При этом на более тяжёлом близнеце была условно пригодная для дыхания атмосфера, вода и богатая биосфера, а "спутник" напоминал Марс.

Эдакие планеты-двойняшки...

Разумной жизни здесь не нашли, а, стало быть, планету после тщательного изучения планировалось внести в список на колонизацию. Условно пригодная атмосфера означала кислород в пределах нормы, разбавленный не только азотом и углекислотой, но и другими газами. К ней колонистам придётся некоторое время привыкать. Но до самой колонизации предстояло тщательное изучение недр и местной живности. Насчёт последней — это не наша забота, через несколько месяцев сюда снарядят исследовательский корабль, набитый ксенобиологами. Наше дело — картографирование и поиск месторождений полезных ископаемых. Чтобы биологи уже точно знали, где будут построены первые поселения.

Не скажу, что этот случай — рутина. Не так уж много в нашем секторе космоса планет, подходящих для жизни человека, и исследование хотя бы одной такой — всегдашняя мечта наших учёных. Везёт не всем. Нам, вот, свезло. Настроение у экипажа было соответствующее.

Я их радости не разделял. По крайней мере, в глубине души.

Я не просто ждал беды — я точно знал, что мы её дождёмся. Именно здесь, на орбите одной из самых перспективных планет нашего сектора.

— Спускаюсь на высоту четыреста сорок, стабилизируюсь, — доложил Том. — А хороша планетка. Я бы здесь прогулялся.

— Спуск только в скафандрах, Томми, — напомнил я.

— Да знаю я. Всё равно хочется пройтись... Майк, я уже забыл, когда топтал поверхность планеты, а не пол на станции.

— Ладно, — хмыкнул я. — Будет тебе прогулочка, обещаю. Но сперва пойдут разведботы. Я не хочу, чтобы тебя слопал какой-нибудь местный тираннозавр.

Виртуального образа я не формировал, андроид тихо пылился в шкафчике в режиме ожидания. Если экипаж и заметил, что командир перестал злоупотреблять своей вездесущностью на борту, то никто и виду не подал. А я... Я не мог смотреть им в глаза.

Есть люди, которые лгут так виртуозно, что им верят без всяких "но" и "если". Наверное, я в их число не вхожу. Да, я могу солгать плохо знающему меня человеку, и эту ложь раскусят не сразу. Но чтобы спокойно врать в глаза своему экипажу, который знает меня как облупленного, нужно обладать... гм... уникальными моральными качествами. Я не настолько одарён в этом смысле.

Двое суток мы вертелись на орбите главного близнеца, сканируя, изучая образцы и строя предположения насчёт того, где лучше прогуляться. Климат на планете напоминал юрский период Земли: тропики, субтропики и степи от полюса до полюса. Правда, в отличие от Земли, здесь не было строгого деления биосферы на животных и растения. Здешняя растительность, чем-то похожая на мангровые заросли, умела передвигаться, медленно вытягивая корни из земли и втыкая их в другом месте, а некоторые животные при необходимости могли ненадолго переходить на фотосинтез. Здесь вообще взаимоотношения между видами выглядели с нашей точки зрения очень странно. Хищных видов, заточенных только на убийство и поедание мяса, не существовало. Зато все животные и растения были всеядны. То есть, лопали всё, что могли найти на своём пути. Меня поразило зрелище милых таких зелёненьких кустиков, украшенных полуметровыми шипами, облепивших огромную тушу мёртвого животного. Туша была обглодана почти до голого скелета, и часть кустиков уже подалась в сторону, добывать новую порцию энергии и микроэлементов для жизнедеятельности. Они медленно ползли плотной кучей, не особенно выбирая дорогу, качали шипастыми ветвями и оставляли за собой полосу перепаханной корнями почвы... Не хотел бы я оказаться на их пути, даже в ипостаси робота-андроида.

М-да. Приспособиться к сосуществованию с местной флорой и фауной возможно, но лично я не представляю, как это будут делать колонисты, и во сколько жизней им это встанет.

Том продолжал настаивать на высадке, и я согласился.

— Но сперва обследую весь квадрат, — добавил я, всё ещё находясь под впечатлением от плотоядных кустиков. — Здесь не только растения любят пожевать что-нибудь мясное.

— Ну, тогда ты готовь боты и самолёт, а я пошёл готовить скафандр.

— Обычный планетарный?

— Ну, не вакуумный же.

— Учти, здесь магнитное поле в два с половиной раза мощнее нашего. Плохо не станет?

— А мы ненадолго.

— Кто это — "мы"?

— Я, Эрнест и Ник. Хочешь, подгрузись в робота, слетаешь с нами.

— Мне робота жалко, я его за свои кровные покупал, — едко хмыкнул я.

— Ты сегодня что-то не в духе, — сказал Том. Ну, слава богу, хоть кто-то заметил. — В чём дело?

— Да так... Настроение почему-то паршивое. Вроде не с чего, а поди ж ты...

— Так проверь все параметры, — посоветовал старый друг. — Сам знаешь, что такое подсознание.

Ну, да. У обычного человека иной раз подсознание начинает бить тревогу задолго до того, как отреагирует разум. А у корабля? Может быть подсознание у корабля? Наверное, может. Просто вместо глаз и ушей у меня широчайший набор разнообразных сенсоров, соответственно плотность поступающей информации больше. И в этом потоке вполне могли затесаться малозаметные данные, которые и заставили меня... Чёрт, да что я несу? Сам себя обмануть пытаюсь? Я же совершенно точно знаю, чего следует ждать, и как действовать... впоследствии.

Это верно. Но ведь никто не оговаривал по пунктам, как именно это должно происходить. Важен результат. А насчёт конкретных действий уже возможны варианты.

Кстати, о малозаметных данных...

— Том.

— Что, Майк?

— Пока ты не сбежал, посмотри вот на это, — я вывел на голоэкран столбики цифр и динамический график частот. — Возмущение слабовато, но, тем не менее, я его фиксирую.