Бортовой. Мир вашему дому

Хебеарским он был разве что конструкционно, но его экипаж целиком состоял из людей, землян по происхождению, никогда не видевших Земли. С одной стороны это облегчало задачу, люди более понятны, чем чужаки. Но с другой — возникал вопрос: почему? Неужели у беглой элиты хватило ума заключить договор с хебеарами? В качестве кого люди присутствуют на чужих кораблях?

Скоро узнаю.

По характеристикам хебеарские квантовые компьютеры были сравнимы с нашими. Прямо скажем, я не специалист в этой области, но даже мне известно, что часть нынешних технологий Земли — военные трофеи. Не только Содружество нам тогда подсобило с ништяками. Помогло и тщательное изучение образцов захваченной техники, и, чего греха таить, задушевные беседы с пленными спецами. Потому внутри корабельной сети я чувствовал себя, словно в другом городе. Вроде улицы незнакомые, но логика их расположения и конструкция домов вполне понятны. Учитывая, что управлял корабельной сетью земной ИИ известной мне модификации, моя задача несколько усложнялась. Модификация-то военная — кстати, ещё один вопрос: откуда дровишки? Кого именно стоит взять за жабры по поводу снабжения потенциального противника секретным программным обеспечением? Ну, да ладно, разбираться без меня будут. Главное — не попасться в острые зубы какой-нибудь сторожевой программе, а их тут невероятное количество.

Чёрт, везде защита. К системам и базе данных без шума не пробиться, а шум — это последнее, что мне нужно.

Так, голова квантовая, думай давай. Где у ИИ слабое место?

Проникнуть в управляющий модуль теоретически можно с периферийных систем, но на это уйдёт некоторое время, да и сторожа не спят. Гарантий, соответственно, никаких. А я как сапёр, ошибиться могу только один раз. Оставляю пометочку "рассмотреть в отсутствие других вариантов" и дедуктирую дальше. Итак... ИИ обязан подчиняться приказам человека, наделённого соответствующими полномочиями и авторизованного в базе. Но у меня таких полномочий нет, и в базе я не авторизован. Здесь мимо. Разве что удастся взломать идентификацию капитана корабля, о чём и мечтать не стоит. Поймают при первой же попытке...

Были бы мозги — голова бы заболела. А так...

А что — "так"? Отец всегда твердил: "Никогда не стесняйся спрашивать у того, кто знает больше". Именно. У меня на борту есть хакер-любитель, сумевший взломать мой код. Я под его чутким руководством тоже с горем пополам научился примитивному взлому, но рядом с ним я такой же ноль, как он в пилотском деле.

"Эрнест, — позвал я по нейросвязи. — Ответь. Нужна твоя помощь".

Долгих полторы секунды его канал светился мутно-жёлтым огоньком ожидания. Я уже волноваться начал, хотя, вот он, Эрнест, на борту.

"Что-то случилось?" — прилетел его неслышный никому другому ответ.

"Ты смог бы по-тихому взломать комп этого крейсера, если бы имел мои возможности?"

"Если бы был тем программистом, который писал его ИИ — и ломать бы не пришлось", — в ответе Эрнеста мне послышалась добрая ирония профессионала, объясняющего неучу прописные истины.

Был бы я человеком — заехал бы себе кулаком в лоб. То-то было бы звону.

Не только среди пилотов ходят байки про хитросделанных программистов, оставляющих "калиточки", "чёрные ходы" и прочие неприметные сюрпризы в своих изделиях. ИИ это касалось в полной мере. Эрнест уверял, что не существует ни одной модификации искусственного интеллекта без программистских закладок, и он, как любитель тихого взлома, частенько ими пользовался. Не получилось только со мной: он так и не смог пробиться дальше внешнего, искусственного контура. Но ведь и я не ИИ. Моё ядро писал такой специалист, с которым не посоревнуешься — уровень не тот.

Зато личностный блок любого ИИ — его слабое место. Угадали, почему?

Потому что никакой ИИ не обладает личностью в полном смысле этого слова. Даже самый полный набор поведенческих реакций таковой считаться не может.

"Калиточки, значит... — спустя долю секунды ответил я. — Не подскажешь, где можно их найти в модификации "генерал"? Она у этих в компе за операционку".

"Мне будет проще тебя провести туда, чем объяснять на пальцах".

"Веди".

"Хех... "Генерал" у них, видите ли..."

Эрнест никогда не недооценивал противника. Скорее, был склонен несколько преувеличивать их возможности. Но мысленный голос у него был насмешливый. Видимо, ему было известно об этой модификации что-то такое, чего мы, простые смертные ...да и непростые смертные тоже, не знали.

"Дай мне полное управление".

"Хочешь побыть в моей шкуре? А потянешь?"

"Я не собираюсь тебя замещать, жить ещё не надоело. Просто дай мне управление и не мешай. У тебя работа посложнее моей — заговорить зубы старому хрычу в костюмчике".

"Выделяю тебе контур с полным доступом".

Это было непросто — взять и потесниться, уступая инициативу другому. Отвык. Но я сознательно отключил себе даже аварийный канал перехвата управления выделенным контуром, чтобы не дай бог не помешать Эрнесту. Он у нас умелец по взлому, пусть работает. А я побуду в роли обычного ИИ-компа.

Я — руки и инструменты в оных. Он — мозг. Чего уж проще? Главное — не лезть со своими ценными указаниями ему в душу.

Камеры в коридоре показали, как Ромашкин вошёл в свою каюту. Переключение — и я увидел, что он не сел в своё любимое модифицируемое кресло, а выдвинул лежанку и устроился поудобнее. Обруч нейросвязи на его коротко стриженой голове остро помигивал цветными огоньками работающих систем.

"Начинаем", — услышал я.

И часть меня, превратившаяся в обычный интеллект-компьютер под управлением человека, снова унеслась по каналу связи на вражеский крейсер.

Тоненькая серая ниточка, незаметная в целом пучке таких же.

— Должен признать, кое в чём вы правы. У вас есть основания не доверять нам, так же как и мы не можем всецело доверять вам. Взаимность чувств, знаете ли, — "профессор" тонко усмехался. Так, будто тайно гордился своим интеллектуальным превосходством над каким-то там пилотом. — Тем не менее, существует старинная мудрость: политика — это...

— ...искусство возможного, — не слишком вежливо перебил его я. — А как насчёт искусства невозможного? Или вы не оперируете такими понятиями?

— Молодой человек, мы с вами живём в реальном мире. Здесь понятие "невозможное" имеет вполне определённый смысл, — в голосе моего визави наконец послышалась едва заметная нотка раздражения. Хорошо, пусть сосредоточится на мне, не чтящем величайшего мудреца нашего времени. Только без фанатизма, не перегнуть бы палку. — "Невозможное" — это то, чего быть не может в принципе. Строить какие-то договорённости на таком основании бессмысленно.

— То, что случилось со мной, тоже проходило по разряду "не может быть в принципе", — возразил я. — Или вы слышали о подобных случаях?

— Нет, — кажется, я сумел заставить его призадуматься. — Вы уникальны. Именно эта ваша уникальность и вынудила нас к активным действиям.

— Вынудила, — едко хохотнул я. — Ну, ну.

— Не ловите меня за язык, молодой человек, — улыбка исчезла с суховатого лица оппонента, будто её стёрли. — Нет на свете живого существа, которое не действовало бы, исходя из обстоятельств. Меняются обстоятельства — меняются и действия... Хорошо, если вы предпочитаете открытый разговор, без увёрток, я буду говорить открыто. Вы хотя бы понимаете, что стали фактически бессмертным?

— Перестав быть человеком, — ещё раз напомнил я.

— Есть люди, готовые заплатить такую цену за бессмертие.

— В таком случае возникает вопрос: а люди ли они? Если нет, то им попросту нечем заплатить.

— Демагогия, — отмахнулся "профессор". За его спиной неясными силуэтами мелькала свита — несколько человек, державшихся, как офицеры, и несколько вооружённых до зубов типов. Довольно неприятных типов, надо сказать. И в моём, компьютерном смысле, тоже. — Если есть цена, найдётся и оплата. Главное, чтобы было кому её принять.

— То есть вы предпочтёте расплатиться из чужого кармана, как в старые добрые времена?

— А вам не всё равно, из какого источника вы получите вознаграждение, скажем, за полезную нам информацию?

— Мне-то, может, было бы всё равно, — я сформировал голографический образ и изобразил самую наглую ухмылку, на какую был способен. — Будь я всё ещё человеком. Слабым, уязвимым и поддающимся искушениям. Но со мной-то вы чем рассчитываться будете? Битами, тритами? Я уже не говорю о том, что мошенничать с судьбой не получится.

— Жизни вашего экипажа, стало быть, вы в качестве оплаты не примете, — усмешка вновь явилась на тонких старческих губах "профессора".

— Они и так в моих руках. Давайте лучше поговорим о том, чего в моих руках нет... пока.

— Чего же вы хотите?

— Вот эту тему нам с вами стоит обсудить более подробно...

Старая ошибка этих ...нетоварищей. Неустранимая ошибка их системы. Нет, не недооценка противника. Это было бы полбеды.

Они обо всех судят по себе и только по себе, не допуская и мысли, что кто-то может думать и действовать иначе, не в рамках их философии.

Пожалуй, это единственное, на чём они могли сойтись с хебеарами. Те же яйца, только в профиль. И они, как те Бурбоны, ничего не забыли и ничему не научились.

Всё из-за суперэгоизма. Когда считаешь себя непогрешимым, истиной последней инстанции, жизнь не упустит случая щёлкнуть по носу. Мы все строим в голове некие модели окружающего мира, более или менее отражающие действительность, но все они, без исключения, несовершенны. Рано или поздно разница становится заметна, и мы вынуждены корректировать свои модели. Но некоторые индивиды — вроде привольно развалившегося в пилотском кресле крейсера типажа — предпочитают менять не "мир в голове", а окружающий мир, силой заталкивая его в прокрустово ложе своих несовершенных представлений о нём. Один такой как-то ляпнул: "Если факты противоречат моей теории, тем хуже для фактов". Задумывался ли этот мудрец, что факты, не вписавшиеся в его теорию, могут говорить о законах мироздания, которые ему не известны? Думал ли он, что его кредо пахнет кровью? Ведь под таким лозунгом очень удобно уничтожать носителей "неправильных" теорий и свидетелей "неправильных" фактов. Вряд ли. О таких мелочах ни он, ни его идейные братья и последователи не думали. И не думают.

Вот только для меня это не мелочь.

Говори, дядя, говори. Танцуй, чтобы получить желаемое. Я скажу всё, что ты хочешь услышать. Выцежу по капельке, продаваясь подороже и растягивая твоё удовольствие.

Меня интересует только выигранное время.

Отключив себя от управления своей псевдоличностью и предоставив его Эрнесту, я всё-таки оставил себе право зрителя. Он молча делал своё дело, я молча наблюдал и запоминал. Скоро пригодится, особенно если придётся дальше работать в одиночку.

Я, наконец, понял, что мне не нравилось в вооружённых мордоворотах за спиной "профессора". Достаточно было немного понаблюдать, как Эрнест обходил киберсторожей, и проследить парочку их связей, становившихся видимыми во время обмена информацией с ИИ корабля. Сторожа были опосредованно завязаны на ...охранников. На здоровенных, редкостно тупых с виду мужиков с обручами нейросвязи на головах. Только, в отличие от наших обручей, эти были намертво вживлены в выбритые налысо головы. Оставалось загадкой, чего теперь больше в этих существах — человеческого или компьютерного.

И это тоже я скоро выясню — с помощью Эрнеста.

Пресловутая программистская "калиточка" сперва показалась мне обычной игровой "пасхалкой" — мелким сюрпризом от разработчиков. Активируй те или иные действия своего виртуального персонажа, или нажми на определённый камушек в кажущейся монолитом стене, и получишь полный короб счастья. Или проблем. Как повезёт. Эрнест будто в самом деле нажал на тайный рычажок, и "калиточка" открылась, не потревожив сторожевые программы. Киберпейзаж вокруг нас резко изменился. Если раньше он напоминал до предела роботизированный многоуровневый город, пронизанный оживлёнными трассами и населённый странными существами, то сейчас мы словно вывалились в обычный коридор обычного космического лайнера. Точнее, в коридор, обрамлявший премиум-салон для именитых пассажиров. Мы сами тоже преобразились. Я — в охранника, получеловека-полумашину, Эрнест — в одного из офицеров.

"ИИ должен быть там, где рубка, — Ромашкин впервые за весь сеанс решился заговорить со мной. — Успокойся. Здесь нас не услышат. Мёртвая зона, закладочка от создателей ИИ военного назначения. Как раз на наш случай. Да, если выберемся живыми — никому ни слова. Мало ли..."

"Вопрос в том, где находится сама мёртвая зона", — хмыкнул я, почему-то совсем не обрадовавшись тому, что вошёл в узкий круг особо посвящённых.

"Там, где пожелает программист, — широко улыбнулся Эрнест. — Они у нас ребята с извращённым чувством юмора".

"Да уж, проверил на своей шкуре... Ну, что, какие у нас планы?"

"Вспомни, как ты работал с собственными ИИ-блоками в самолёте и андроиде".

"И — дальше что? Любой исправный ИИ будет сопротивляться попыткам замещения его интеллект-блоков".

"Двоечник. Кто говорит о замещении? Просто представь, что этот ИИ — твоя псевдоличность. И действуй соответственно. Что непонятно?"

"М-да. Век живи, век учись, и дураком помрёшь, — мысленно хохотнул я. — Давай, умник, действуй. Я на подхвате".

Эрнест, изобразив на лице-маске кривую усмешку, коснулся пальцами сенсора двери.

За дверью на миг вспыхнуло солнце...

...Мгновение — и я раздвоился. Не в том смысле, что снова выделил из себя полноценную псевдоличность, нет. Я был "Арго", и я же теперь был хебеарским крейсером, поименованным земным названием "Дуайт Эйзенхауэр". Кстати, имя многое говорило о его экипаже и командире. Но это сейчас лирика, не имеющая отношения к делу.

Я попросту "уселся" поверх корабельного ИИ, как "усаживался" на собственные, ущербные копии. Я ждал чего угодно — тревоги на корабле, активизации сторожей, вмешательства хебеаров — но только не того, что произошло.

А произошло... ничего.

Тишина.

Корабельный ИИ по имени Дуглас не то, чтобы принял мою личность. Он просто стал её частью, растворился во мне. То есть он не был тупым примитивным ИИ с грузовика, и момент "усадки" не прозевал. Но в его базе данных такой ситуации не прописали, и он не знал, как на неё реагировать. А когда ИИ не знает, как реагировать, он не реагирует вообще. В этом их самое главное слабое место.

Зато я теперь прекрасно знал, что мне делать.

"Спасибо, Эрнест. Без тебя бы я не управился".

"Всё понял?"

"Да".

"Тогда я возвращаюсь. А ты — будь осторожнее. Мало ли, какие сюрпризы ещё".

"Эрнест".

"Что, Миша?"

"Береги их".

И, во избежание дальнейших расспросов, отключил свой канал нейросвязи.

Теперь я действую в одиночку. Но первая планка взята, и это внушает осторожный оптимизм.

Главное — не обнаружить свой оптимизм раньше времени. У меня цель покруче крейсера, как бы он ни был крут сам по себе.

По корабельным часам же прошло меньше минуты...