Однажды бабка Смерглана сказала ей, что дни делятся на большие и маленькие. Тот день, несомненно, был самым большим в жизни Ламии.
Кареты неслись так, словно за ними гнались адовы псы, унылый ноябрьский пейзаж за окном мелькал чередой тусклых сопок и серых равнин, а голова Ламии не раз стукнулась о мягкую обивку потолка. Ее мотало из стороны в сторону, ударяло о красивую даму-гостью, сидевшую рядом, а бабкин сундук больно бил по коленям и упирался в ребра.
Ламия собралась в дорогу быстрее, чем ожидала. Если Смерглана была права, то о гардеробе ей беспокоиться не стоило, поэтому весь багаж девушки составил сундук с мешочками трав да сумка с пирожками — их Марица сунула ей на прощание, чем почти растрогала Ламию. Женщина никогда не проявляла к ней теплых чувств, но расставание вышло тяжелым. Рина неожиданно подарила ей свой лучший браслет из настоящего серебра, а Инвер разрыдался, как девчонка, чем окончательно вверг Ламию в беспокойное состояние духа. И хотя она думала, что день прощания с семьей будет лучшим в ее жизни, кажется, она снова ошиблась.
Кортеж из трех карет выехал еще до рассвета, когда покрытые вековыми елями холмы только начинали сереть, но неожиданная поломка оси заставила их потерять час времени, и теперь все три упряжки неслись со всей скоростью, на какую были способны. По сравнению с ночью утром температура упала еще ниже, от морд лошадей валил густой пар, а кучера закутались в меховые накидки, отчего стали похожи на причудливых демонов. Ламия чувствовала, как холод покалывал кончики пальцев и кусал щеки, но ей все равно хотелось сбросить теплую шаль, в которую ее закутала Смерглана — в груди было жарко, сердце бешено стучало, а кожа горела так, словно она сидела у раскаленной печи. Дом, где она выросла, хоть и причинял временами боль и страдания, но все же был домом, опорой, надежным тылом. Корабли уходят, а гавань остается, сказал как-то отец, когда его второй сын Дирк в десять лет сбежал с бродячими артистами, украв недельную выручку. Савад был прав, Дирк вернулся через три года, и семья приняла его обратно, хоть парень и не мог сидеть несколько дней. Рука у отца была тяжелая. Впрочем, Ламия сомневалась, что ее кораблю позволят вернуться. Ей придется искать новую гавань.
Ламия думала, что поедет в каретах с остальными девушками, которые путешествовали в двух других упряжках, но Крест посадил ее вместе с собой и красивой брюнеткой, которую звали Сильвия. К слову, она была единственной темноволосой женщиной в их компании. Все остальные девушки имели светлые волосы и бледную кожу, отчего у Ламии зародилось нехорошее предчувствие. Она не любила совпадения. К тому же Господь, молчавший во время сборов и прощания, "проснулся" едва карета тронулась.
— Зря ты поехала, — бубнил он. — Нет ничего худшего, чем блуждать в чужих краях. Тебе дома врагов не хватало?
Ламии хотелось ответить, что врагов у нее нет, но на нее в упор смотрел Крест, и она сдержалась. Однако Бог, словно, прочитав ее мысли, продолжил монолог:
— Думаешь, нет их у тебя? Наивная деревенщина. Опаснее всего враг, о котором не подозреваешь, потому что не всегда будет лето, детка. Плохо, что ты поехала с этим типом. Нужно сбежать, слышишь? И чем раньше, тем лучше.
Чтобы как-то унять разбушевавшийся Глас Божий, Ламия решила заговорить с мужчинойнапротив. Солнце лениво выползало из-за горизонта, и при дневном свете Крест не производил столь тягостного впечатления, как ночью при полной луне. снял шляпу, и было видно, что он носит парик, глаза у него запали то ли от скрытой болезни, то ли от усталости, а кожа была пористая и колючая на вид, словно переспевший огурец. На нем был дорожный камзол, расшитый золотыми розами, высокие сапоги и белая кружевная сорочка, резко контрастирующая с красной кожей шеи — видимо, Кресту тер воротник. Его одежда настолько не соответствовала унылому пейзажу за окнами, что казалось, он явился из другого мира.
— Простите, сударь, — вежливо обратилась Ламия, решив нарушить тягостное молчание, висевшее в карете всю дорогу. — Чему вы собираетесь меня обучать?
— Дура, — буркнул напоследок Господь и заткнулся.
— Человек, хоть и мал, но дом его — мир, — философски протянул Крест. — Нам кое-что от тебя нужно, крошка. И если мы договоримся, все будут в выигрыше.
— Я не хочу быть шлюхой, — прямо сказала Ламия, которая никогда не любила словесных игр.
— Зачем тогда поехала? — обернулась Сильвия.
— Хочу договориться. Знаю, вы заплатили за меня деньги. Я могу все вернуть, отработать, но... не так. Например, я могу мыть полы, умею готовить...
— Расскажи ей, Крест, — велела Сильвия, и Ламия засомневалась, что мужчина был здесь главным.
— Видишь ли, детка, все просто, — почти дружелюбно кивнул Крест, — Нам нужны блондинки. Вернее, не нам, а одному знатному человеку, который влюблен в театр настолько, что поручил мне найти подходящую артистку на главную роль. Это религиозный спектакль об ангеле. Герцог Леонард, так его зовут, ценитель всего настоящего, он считает, что истинного ангела может сыграть только натуральная блондинка, ведь в Святой Книге сказано, что все ангелы были белокожи и светловолосы — как ты, Ламия. Но сегодня женщин со светлыми волосами найти труднее, чем хорошего портного, поэтому мы с Сильвией отправились по окраинам Годэленда. Крон и его маги в свое время сделали все возможное, чтобы люди-блондины исчезли. Но мы старались и, в результате, нашли тебя и еще пять светлокожих созданий. Та, которую герцог выберет, станет играть в театре, и я надеюсь, что это будешь ты. Герцог очень богатый человек и хорошо платит своим людям. Я ведь знаю, что ты хотела выбраться из того болота под названием Яников Светоч. Поэтому я помог тебе, а ты, надеюсь, поможешь мне. Если получишь роль ангела, получишь работу у Леонарда, а вместе с ней — счастливое будущее в Хартуме, городе, который считается второй столицей Годэленда.
Щеки Ламии заполыхали, ведь Крест ни словом ни обмолвился про бордель. То, что он говорил, звучало... хорошо. Даже очень. Играть в театре? Ламия ничего не знала о театрах, но слышала об артистах и часто воображала из себя певицу, пусть и с плохими вокальными талантами. Сердце радостно застучало. Боже, а вдруг это та самая дорога, которую она давно искала?
— Вместо того чтобы рефлексировать, лучше спроси, что станет с теми девицами, которые не пройдут конкурс, — велел Боже, который не упускал случая вмешаться, когда о нем вспоминали.
— А если меня не выберут? — задала вопрос Ламии и поняла, что плохое предчувствие никуда не исчезало. Оно всегда было здесь, билось о мягкую обшивку кареты, словно птица о прутья клетки. И, похоже, оно все-таки вырвалось наружу.
— Останешься с нами, — ответила Сильвия, не глядя на нее. — Отработаешь деньги, которые мы за тебя заплатили, а потом можешь ступать, куда Богу угодно.
— Мне угодно, чтобы ты прямо сейчас выбралась из этого проклятого ящика на колесах и убралась обратно в дом к отцу, — тут же заявил о себе Господь.
— То есть, все-таки бордель? — переспросила Ламия с упавшим сердцем.
— Мы называем его иначе — Дом Счастья, — объяснил Крест, который в отличие от Сильвии, не сводил с нее глаз. — Там мы обучим тебя самой сложной науке, которая только известна человечеству. Наука доставлять людям счастья непростая, но вполне доступная — при условии, что ты будешь стараться. В Доме Счастья все зависит только от тебя. Хорошо работаешь, хорошо живешь. Клиенты недовольны — и ты несчастлива. Мы заплатили за тебя сто золотых. Это примерно пять месяцев работы в легком режиме. Хочешь уйти пораньше, работай больше. Тогда управишься месяцев за три. Но из личного опыта скажу, что от нас редко уходят. О том, чтобы попасть в Дом Счастья мечтают многие девушки Хартума, но мы берем не всех. Тебе повезло с внешностью. Ты не красавица, однако твоя беловолосая экзотичность может привлечь немало клиентов.
— А если я не хочу?
— Либо герцог, либо... бордель, — улыбнулся Крест, выделив последнее слово.
— Вы не смеете! — заявила Ламия и тут же пожалела, что не сдержалась. Сейчас было не то время, и не то место, чтобы спорить.
Прежде чем она осознала ошибку, сидящая рядом Сильвия со скоростью атакующей змеи схватила ее за руку и вонзила в нее кинжал. По крайней мере, Ламии показалось, что лезвие впилось прямо в запястье. Пропустив пару ударов сердца, она поняла, что нож торчит рядом с большим пальцем, лишь слегка порезав кожу.
— В следующий раз он будет торчать у тебя в горле, — прошипела Сильвия, обдав ее знакомым ароматом молока и розы. Крест вмешался вовремя, потому что Ламия всерьез задумалась над возможностью стукнуть даму кованым углом сундука прямо под челюсть. Последствия могли быть необратимы.
— Отпусти ее, дорогая, — мягко сказал он, положив руку на колено Сильвии. — Я уверен, мы договоримся без крови. Правда, Ламия?
Девушка кивнула и, отодвинувшись от опасной соседки, взяла предложенный Крестом платок. Порез был мелкий, но забота, даже такая мелочная, льстила.
— Ладно, я согласна, — сказала она вслух, а про себя подумала, что в лепешку расшибется, лишь бы герцог взял ее в театр. Понятно дело, Крест получит за нее уйму денег, но театр герцога Леонарда — единственная дверь из того лабиринта, куда она забрела. Ну а если удача от нее отвернется... Что ж, бабкин сундук с ней. Первым отраву получит Сильвия, вторым — Крест, а потом она сбежит.
От мрачных мыслей ее отвлек резкий окрик кучера, а внезапная остановка едва не бросила Ламию на колени сутенера. Впрочем, тот был удивлен не меньше.
— Что там, Гасто? — недовольно крикнул Крест, выглядывая из окна.
В следующую секунду он поспешно спрятался обратно. Дверца со скрипом открылась, и в сером проеме возникла фигура солдата.
— Королевский патруль, обыск, — объявил мужчина в помятой пыльной форме и сунул Кресту под нос такую же помятую бумажку. Несмотря на невзрачный внешний вид, и бумага, и солдат, который представился капитаном По... (дальше Ламия не разобрала), произвели на Креста сильное впечатление, заставившее его мгновенно изменить недовольное выражение лица на вежливо-услужливое. Сильвия преобразилась похожим образом.
— Прошу, господа! — Крест гостеприимно взмахнул рукой, разрешая заглянуть внутрь. — Мы чужого не берем и чужаков не возим.
Служивым не требовалось разрешения Креста. Не дождавшись, пока тот закончит, капитан заглянул под сиденье Ламии и похлопал тяжелые занавески за Сильвией, словно за ними мог кто-то прятаться.
— Сейчас покажу документы, у нас все в порядке, — Крест засуетился, роясь по карманам, но капитан мотнул головой — не надо, мол. Выглянув в окно, Ламия увидела, что также быстро закончился обыск и других карет. Не задерживаясь и не тратя времени, солдаты отвели своих лошадей с дороги, давая каравану проехать. Сами же они собрались вокруг капитана, который обыскивал карету Креста, и принялись кричать и размахивать руками — явно каждый доказывал свою правду.
— Что это они потеряли? — с интересом спросила Ламия. Былой разговор о борделе, театре и деньгах уже утратил свою остроту, вытесненный появлением патруля. В воздухе витали совершенно новые ароматы, которые нельзя было встретить в родном поселке ни в какое время года. Так пах большой мир, и Ламия вдруг почувствовала необычное возбуждение от всего происходящего. Чем бы ни закончилось ее путешествие, но ехать с Крестом было верным решением.
— Дерьмо собачье, — выругался сутенер и, достав из кармана трубку, принялся набивать ее табаком. — В деревню твою ехали, так тоже на патруль напоролись. И он был не из таких вежливых бюрократов, как эти. Потрепали нас тогда, как баркас у рифов. Три часа времени потеряли. Доминика Рианского все ищут, дорожную гальку ему в печень, если он еще жив где-нибудь. Как по мне, так парень уже давно Богу душу отдал, а Крон все успокоиться не может.
— А я считаю, что Доминик жив и сейчас готовит заговор против Королевы и Сената, — вмешалась вдруг Сильвия, а в ее голосе послышались неожиданно теплые нотки. — Я бы на его месте именно так и поступила. В нем течет королевская кровь, значит, шансы есть.
— Да кто его поддержит? — фыркнул Крест. — Если он, правда, в Хартуме скрылся, то за десять-то лет давно мог собрать компанию для оппозиции, уж кого-кого, а недовольных у нас в городе хватает. Но в Хартуме, как известно, правят два человека — Герцог Леонард и Безликий. Ни первого, ни второго власть явно не интересует.
— Простите, — прервала их Ламия, сгоравшая от жгучего любопытства. — Но кто такой этот Доминик? И что за Безликий?
Сильвия смерила девушку взглядом, но, видимо, монотонная дорога наскучила и ей, поэтому дама разоткровенничалась.
— Граф Рианский принадлежал к роду последних некромантов Годэленда, — начала она. — Графиня, его жена, была еще могущественнее — ее корни уходили к самому Королю-Отцу Армелину. Неудивительно, что Вальдемар, наш предыдущий славный король, помешанный на заговорах, истратил половину казны, чтобы состряпать против них обвинение и упрятать всю семью за решетку.
— Ты не права, Сильвия, Рианские, на самом деле, готовили заговор, — вмешался Крест. — Их правильно посадили. Надо было только всю семью сразу казнить, включая и сынка их, Доминика, из-за которого теперь невозможно по нашим дорогам ездить.
Сильвия поджала губы и продолжила по-своему:
— Вальдемар обладал природным чутьем на заговоры, но немного ошибся. Лишить его короны хотели не Рианские, а родная сестра, принцесса Селена, теперь наша славная королева. Что мне нравится в Селене, так это то, что она всегда добивается своего.
— Сенат не сможет долго терпеть женщину на троне,— снова вмешался Крест. — По мне, так лучше бы во главе Альцирона встал Крон — от него хоть какая-то польза. С тех пор как Селена сделала его главным магом, мы забыли, что такое набеги угеритов. Все Башни Силы работают, как часы, ни одного сбоя.
— Вопросы королевской крови... они такие тонкие, — протянула Сильвия. — К слову, в Кроне ее нет ни капли. В отличие от Доминика Рианского. Не перебивай, а то в Хартуме нашей новой подруге грозит прослыть еще большей невежей, чем она есть сейчас. Так вот, Вальдемар не казнил Рианских публично только потому, что не хотел открытого конфликта с Теми, Кто Знает. Маги оценили дипломатический ход короля и за Рианских не заступились. Возможно, сами были рады устранению сильных конкурентов. Как бы там ни было, но всю семью графа, включая его жену и четверых детей, продержали в тюрьме почти десять лет. К тому времени, когда наша славная королева взошла на престол, предварительно отрубив голову своему брату Вальдемару, из Рианских выжил только младший сын — Доминик. На тот момент ему было двадцать пять лет, из которых десять он провел в тюрьме. Можно только догадываться, какие страдания и пытки пережил бедняжка.
— И каким моральным уродом он стал, если выжил, — не удержался от замечания Крест.
— Королеве Селене нужны были популярные меры, — продолжила Сильвия, — чтобы закрепиться на троне и завоевать уважение аристократии, в частности, Сената. Поэтому она объявила об амнистии для всех лиц знатного рода, сидящих в тюрьме. Выпустили очень многих из чиста Тех, Кто Сияет, так как Вальдемар был помешан на заговорах и пересадил кучу знатных. Удивительно, что при такой паранойе он не заметил заговор сестры. А когда объявили об амнистии, то выпустили и Доминика, который был последним выжившим из Рианских. Какая трагичная судьба!
— Ага, — хмыкнул Крест. — А потом этот псих убил опекуна, зарезал его жену и малых детей, поджег все поместье и скрылся в неизвестном направлении. И хотя это случилось десять лет назад, его до сих пор ищут именно в Хартуме, потому что какой-то придурок видел Рианского именно в местных краях. Полиция у нас, как известно, устроена просто и сложностей не любит. Раз здесь видели, значит, будем все кареты по этому тракту обыскивать, потому что преступник ведь никак не мог уехать на Юг, Север или Запад.
— Все было немного не так, — снисходительно улыбнулась Сильвия. — После амнистии бедняжка Доминик был временно лишен прав на наследство из-за некоторых психических отклонений. Не естественно, он в тюрьме десять лет провел, видел, как пытали мать, отца, сестер. Кто бы умом не тронулся? Поэтому, несмотря на то что он был уже совершеннолетний, ему назначили опекуна. Я не помню, как его звали, барон какой-то. Можно представить, как переживал бедняжка Доминик. Получить родительский дом, но не иметь права им распоряжаться — это ужасно. Он должен был жить в семье барона-опекуна, которая получила поместье после того, как Рианских посадили. Из Магической Академии Доминика тоже исключили, хотя до ареста он был одним из лучших учеников.
— А он был еще и магом? — спросила Ламия, полностью поглощенная историей жизни загадочного Доминика. Оказывается, кому-то не повезло еще больше, чем ей.
— Все Рианские были сильными магами, поэтому его поимкой занимается сейчас Крон, — сказал Крест, который долго молчать не умел. — Первый Маг королевства лично заинтересован в том, чтобы такие, как Доминик, были под контролем. Говорят, Крон был вообще против амнистии, но Селена поступила по-своему. Уверен, Рианский убил уже не одну семью. Хотя больше вероятности, что парень погиб. С такой больной головой долго не живут.
— А я уверена, что Доминик не убивал опекуна. Мальчика подставили, — заявила Сильвия, и Ламия мысленно кивнула, с ней соглашаясь. — Думаю, он давно сбежал к угеритам. Все колдуны, попавшие в опалу, бегут на Восток. Если бы наши Те, Кто Знают, были бы чуть умнее, то такими бы личностями не разбрасывались. Доминик вполне мог стать Шестьдесят Четвертым.
— А это что значит? — спросила Ламия, решив лучше прослыть дурой в глазах Креста и Сильвии, чем во всем мире.
— Такое впечатление, что ты в глухой чаще выросла, — скривил губы Крест, но ответил. — Про Башни Силы знаешь, надеюсь? Их у нас шестьдесят три, соответственно, нужно шестьдесят три мага, чтобы ими управлять.
— Управлять тем сбродом, который в них сидит, — пояснила Сильвия. — Возможно, если бы Доминик остался в Альцироне, то давно стал бы сидельцем в одной из таких башен. Чаще всего в них сидят те, кто не получил королевской лицензии на магию. Сейчас Тех, Кто Знает, не казнят и в тюрьмы не садят. Если кто из них нарушает закон, таких отправляют в башни. Ну и у каждой башни есть свой начальник — один из Шестидесяти Трех Магов. Крон же стоит во главе всей этой системы. И пусть так будет вечно, потому что я застала те времена, когда набеги угеритов случались чаще, чем всходило солнце.
Крест открыл было рот, собираясь, видимо, высказать свою точку зрения, но Ламия поспешила его опередить, пока линия разговора не ушла в сторону от заинтересовавшего ее человека.
— А кто такой Безликий? — спросила она, надеясь на терпение Сильвии. Ответы дамы нравились ей куда больше, чем разъяснения Креста.
Но Сильвия, похоже, уже потеряла интерес к разговору.
— Один вор в Хартуме, — фыркнула она и отвернулась к окну.
Зато неожиданно оживился Крест.
— Это не просто вор, а король воров, — заявил он. — Они с герцогом Леонардом вместе преступный трон Хартума делят. А Безликим его зовут потому, что, по слухам, у него нет лица. Думаю, он просто носит маску для образа. Готов поспорить, что ты хочешь сказать: а не может ли Безликий быть пропавшим сыном графа Рианского? Отвечу: нет, не может. А все потому, что Доминик — маг, а Безликий вообще не колдун. Зато он умеет грабить магов. Неважно, какой ты маг — один из Шестидесяти Трех королевских магов, или какой-нибудь ведьмак, скрывающийся от Крона. Безликий может ограбить любого и плевать ему на магическую защиту.
— Значит, он все-таки владеет волшебными силами? — уточнила Ламия, которая, действительно, подумала, что Безликий мог быть Домиником Рианским.
— Нет, это исключено, — помотал головой Крест. — Наш Хартумский маг, Тридцать Второй, как-то едва не поймал его, когда тот забрался к нему в дом. Безликий с колдунами не связывается, но тогда либо он сам ошибся и залез к Тридцать Второму, когда тот дома был, либо его специально "ошибли", так сказать. От мага он все-таки убежал, но долго раны потом зализывал, о нем почти год не было слышно. Так вот Тридцать Второй и заявил, что Безликий — никакой не маг, а просто вор. Правда, так и не объяснил, как этот вор проник к нему в дом и едва не ограбил.
Карета подпрыгнула на рытвине, Ламия стукнулась головой о мягкую обшивку потолка и поняла, что же самое главное она узнала из этого разговора о большом мире.
— Так герцог Леонард — преступник? И это ему требуется актриса для театра?
— Герцог Леонард — известный ублюдок и негодяй, — честно призналась Сильвия, не глядя на Ламию. — В Хартуме ему принадлежит несколько воровских картелей и банда наемников величиной с маленькую армию. При этом герцог обедает у мэра Хартума, ходит на балы к начальнику стражи и является почетным гражданином города. Все просто — он брат Крона, и как известно, они очень дружны. А с Кроном никто связываться не будет, пусть его родственник хоть половину города вырежет.
— На твоем месте, детка, я бы выбрал бордель, — печально кивнул Крест.
