Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения
Убрать выделение изменений

Легенда о Солнце: Переплетение дорог


Автор:
Опубликован:
05.03.2016 — 16.10.2017
Аннотация:
ОБНОВЛЕНИЕ ОТ 16.10! ЗАВЕРШЕНО! ПОДРОБНОСТИ В КОНЦЕ ФАЙЛА! Это история о том, как переплелись судьбы совершенно разных героев. О том, как они оказались в центре извечного сражения между Светом и Тьмой. О Лиме, которая готова на все, чтобы спасти сестру, похищенную Коршуном, слугой Властелина Тьмы. О старом маге и его ученике, которым приходится расстаться со своей мирной жизнью, чему вредный ученик совсем и не рад. И Талисе, ставшей узницей Властелина Тьмы, выжить которой помогают воспоминания о любви и счастье, едва не потерянные упрямой девчонкой. Что ждет их впереди? И удастся ли героям успеть до Солнцевой ночи, которая может изменить весь мир? Словарь
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Легенда о Солнце: Переплетение дорог


Пролог

Лес искрился от бликов Солнца. Оно, пробиваясь сквозь густеющий туман и тучи, золотило деревья. Что-то в солнечных лучах было тревожным, они будто дрожали, но это не пугало закатный лес. Он мерно шелестел, мягко раскидав свои крылья, словно птица. Одно крыло поднималось высоко в горы, а второе — спускалось к морскому обрыву. Вечерняя тишина обвивала лес нежными объятиями, качая, как ребенка беззвучной колыбельной. Засыпающий, он прощался с Солнцем и готовился встречать ночную хозяйку Луну.

Вдруг вечер нарушил резкий женский крик и последовавший за ним треск ветвей. В левой части леса вспыхнула яркая зарница, затем последовал новый крик, но в этот раз печальный, затихающий. Зарница, словно продолжая этот крик, плавно угасла.

Темнеющее небо прочертил яркий луч и, мягко изогнувшись, устремился к небольшой просеке среди старых дубов. Луч рассыпался сияющей пылью, которая вьюгой закружилась на месте, воплощая тонкий женский силуэт. Когда сияние схлынуло, на мягкую траву ступила золотоволосая девушка, облаченная в сияющее солнечным светом платье. Неизвестная была чем-то очень напугана, она со страхом оглядывалась, словно ожидая, что в любой миг на нее могут напасть и одновременно искала кого-то среди темной листвы:

— Талиса! Сестра, где ты?

Яростный, свистящий ветер склонил кроны деревьев и среди его голосистых разливов слышался тихий, но пронзающий шепот:

— Опоздала, глупышка. Тебе уже ее не спасти.

Девушка отшатнулась, словно от пощечины, но затем сердито тряхнула головой, сбрасывая с себя страх.

— Где ты, демон? Покажись! — все же она невольно дрожала, отчего злилась на себя.

— Неужели ты не видишь меня, Лима? — глумился над ней демон. Шипящий голос звучал со всех сторон, одновременно и близко и далеко, и нежно и грозно. — Я везде! И нигде!

С криком взмахнув рукой, словно пытаясь заставить его замолчать, девушка бросилась в лес. Она не знала, куда бежать, где искать сестру, но пыталась довериться чутью, позволяя ему управлять собой.

— Талиса! Талиса! Пожалуйста, отзовись!

Ноги несли ее к яркому сиянию Солнца, но кроме радостного тепла, девушку прожгло другое жуткое и мучительное чувство. Лима ощущала на себе ледяное, убивающее касание воды. Блеск морской волны, пробиваясь сквозь ветви, резал глаза и отуплял разум.

— Ты бежишь к смерти, Лима. Не будь так щедра. Это слишком для одного дня.

— Ты еще не победил. Пока светит Солнце, ты не можешь победить. До тех пор пока жива я, ты не способен убить Талису.

В ответ раздался громкий смех, но Лима не позволяла себе сдаваться. Она знала, что Талиса жива, девушка бы почувствовала ее смерть. Они ведь две половинки одного целого. Сила Лимы защитит Талису.

Когда впереди показался обрыв, а за ним бушующее море, Лима испуганно остановилась, но затем увидела распростертую девичью фигуру и, позабыв обо всем, бросилась к сестре:

— Талиса! Талиса, милая.

Девушка попыталась ответить, но из ее груди вырвался лишь хриплый кашель.

Прежде чем Лима успела добежать, над ее головой захлопали крылья, а затем враг поразил ее сзади, будто оглушив чем-то тяжелым и одновременно обжигающим. Девушка упала на колени, чувствуя пугающую слабость, и подняла глаза на Коршуна, что уже тенью накрыл Талису.

— Она моя! — от крика демона сотрясало землю.

— Сразись со мной! — тяжело поднялась Лима, взывая к своим силам.

— Я не глуп, промэя, — хмыкнул враг, стремительно взметнув в небо, удерживая в когтях безвольное тело Талисы. — Неужели ты думаешь, что получив такую сладкую добычу, я променяю ее на поражение? Я знаю свои силы, промэя, и умею ждать.

С горестным криком Лима рукой очертила мнимую окружность и тут же, по ее линиям, возник огненный лук.

— Я убью тебя! — натянув тетиву, девушка нацелила горящее острие стрелы в удаляющуюся черную фигуру.

— Но тогда убьешь и сестру. Солнце не может выжить в воде.

Лима в страхе опустила глаза и увидела бурлящие водяные глыбы. Волны резко наваливались на крутой берег, и ей казалось, что это смертоносные кинжалы, ищущие новую жертву. Жуткие тени заплясали в её воображении, и Лима отбросила лук.

— Защити мою сестру, солнечный луч! Защити Талису, отец, не покидай ее...

Глава 1

Предсказание шейли.

Лима со страхом следила за тем, как меркнет Солнце и вопреки мучениям, которые приносила ей близость моря, боялась покинуть обрыв, дающий пусть и болезненную, но все же безопасность, пусть и лишь с одной стороны. Девушка брела вдоль обрыва, неотрывно вглядываясь вдаль и опасаясь повернуться к лесу, теперь не ласково золотившемуся, а опасно чернеющему, предвещая все ужасы ночи.

Она несколько раз пыталась перенестись, но отец, будто не

слышал ее, и девушка не могла воспользоваться его огненным потоком, как проводником. Это пугало. Лима не понимала, почему Солнце молчит. Ее же собственная сила слабела с каждой минутой, как затухающий фитилек, чем дальше уносил колдун Талису. Она не могла создать даже невесомое послание, не то, чтобы вернуться домой.

— Отец, не уходи. Пожалуйста, останься со мной, — взмолилась девушка.

Но Солнце не отзывался на слабый зов и, провожаемый испуганным взглядом, все, же скрылся за морским горизонтом.

Стало так темно и холодно, что Лима едва не закричала, отчего поспешно зажала рот руками. Словно отвечая ее беззвучному призыву, глубоко в лесу взвыл дикий зверь. Лима задрожала от ужаса, едва сдерживаясь от того, чтобы не застучали зубы.

— Луна, тетушка, где же ты? — зашептала девушка, боясь отвести взор от темных глубин леса. — Выйди, пожалуйста, согрей меня.

Но тучи, продолжавшие наплывать с востока, огромные, гневные, похожие на воздушных хищников, поглотили в себя небо и с ним желанный свет Луны.

Где-то недалеко хрустнула ветка. Лима тихо ойкнула и невольно ускорила шаг, хотя было так темно, что она двигалась почти наугад, рискуя упасть с обрыва. Спустя несколько минут, показавшихся девушке долгими часами, уже вблизи послышался тихий треск, а затем зловещий шелест травы.

Лима упорно шагала дальше, не позволяя себе предаваться страху, но все чаще и чаще поглядывала на лес, а затем и вовсе не могла отвести взгляд от зловещей черноты, ожидая, что в любой миг из нее появится монстр.

Будто желая лишить ее остатков веры и надежды. Вблизи послышалось тяжелое дыхание, а в темноте появилась пара глаз... затем еще одна... и еще...

Они шли за ней. За ее теплом. Светом. Жизнь Лимы подарит им бесконечность. Непобедимую, великую, непостижимую бесконечность.

Ноги Лимы подогнулись, и она едва не сорвалась в морскую пучину. Она должна бежать, прятаться, спасаться!

Безнадежно взывая к небу, девушка бросилась вперед. Единственной ее надеждой были горы. Возможно пустой, глупой, но надеждой. Кроме них и моря, здесь больше не было ничего другого, только черный, пугающий лес.

В тот же миг качнулись густые ветви и будто из ниоткуда появилось пять безликих тварей, во главе с огромным вожаком. Это были тсарсы — дикие звери, похожие на оборотней, но с примесью лисьей крови. Щелкая острыми, как бритва клыками и сверкая холодными лиловыми глазами, они поспешили за Лимой.

Девушка бежала со всех ног, но как могла она быть быстрее своих преследователей. Не прошло и мгновения, как она почувствовала обжигающее дыхание на своей шее.

— Тетушка, умоляю, спаси меня! — в отчаянии закричала девушка, когда когтистые лапы толкнули ее на землю. Тсарс повернул ее лицом к себе, и Лима зажмурилась, увидев оскаленную пасть вожака в нескольких сантиметрах от своих глаз. Тварь издала пронзительный вой, возвещая весь лес о своей победе, о новом хозяине и властителе.

Четвёрка остальных — смирно ожидали поблизости. Но то, с какой жадностью они смотрели на Лиму, дало ей безумную надежду на спасение. Тсарсы испуганно переглянулись. Один из них тихо воззвал к вожаку, на что последний откликнулся взбешенным рычанием и четверо одновременно бросились на него. Не теряя ни секунды, Лима вскочила и побежала дальше, хоть и понимала, как глупа ее попытка к спасению.

За спиной слышались звуки боя, хрип, рычание и последний вскрик преданного тсарса.

— Тетушка, прошу тебя. Они ведь убьют меня!

Слабый, бледный луч Луны проник сквозь беспросветный полог туч и осветил Лиму. Ей показалось, словно все это время она задыхалась и вдруг смогла вдохнуть, пусть и затхлый, тяжелый, но несущий жизнь воздух. Лима вскрикнула от счастья, и в тот же миг когда луч стал расширяться, в небольшое окошко, выжженное в темной завесе туч, заглянула серебристая Луна.

— Спасибо. Ты спасла меня.

Ее слова перекрыл неистовый визг тварей. Запахло гарью и, обернувшись, Лима успела заметить исчезающие фигуры зверей в покрове лиственных ветвей. Свет Луны приносил им муки, хотя и не мог убить, в отличие от жаркого Солнца. Тсарсы были вынуждены оставить свою жертву.

Не веря своему счастью, Лима сделала несколько нерешительных шагов и, словно отражая ее движения, слева зашуршала листва, а вблизи блеснули голодные глаза. Они не собирались оставлять ее, ожидая очередной возможности напасть. И девушка понимала, что такая возможность вскоре наступит. Тучи сгущались, Луна не сможет долго противостоять их силе.

Но, пока у нее еще есть хоть малейший шанс спастись, девушка должна бороться до последнего. Вдруг Лиме удастся найти какое-то убежище, прежде чем лунный свет оставит ее. Девушка старалась бежать, словно, и правда, надеялась ускользнуть от тсарсов, но они неотрывно следовали за ней: шаг в шаг, дыхание в дыхание.

Прошло не более получаса, как луч лунного света в первый раз дрогнул и на мгновение погас. Тсарсы с диким визгом бросились к Лиме, но их радость была преждевременной и вскоре твари вновь скрылись в лесу. Девушка со страхом посмотрела на небо и увидела, что оконце Луны стало меньше. Горы находились еще далеко, и не оставалось ни единой надежды успеть добраться до них прежде, чем Гайэлли померкнет. Осознав все это, Лима обреченно остановилась. Ей не оставалось иного, как пойти на отчаянный шаг и потревожить древние силы.

Осторожно приблизившись к кромке леса, Лима положила ладонь на освещенный лунным светом ясеневый ствол. В тени, всего в двух шагах, блеснули глаза и скрипнули клыки.

— Шейли! — звонким уверенным голосом закричала она. — Я, дочь Солнца, вызываю вас. Неужели зря отцовские лучи растили вас и согревали в холодные зимы? И теперь, когда один из его лучей, его дочь, промэя, в опасности, вы забываете честь и свой долг! Покажитесь, шейли, защитите меня или больше никогда ни Солнце, ни Луна не заглянут в ваш лес. С вами останутся лишь вечный холод и тьма, — девушка сорвала освещенный лист ясеня и бросила в черноту.

Несколько долгих мучительных минут ничего не происходило, было неестественно тихо, лишь только волны призывно шумели, зазывая в свои объятья. Лима обреченно подошла к краю и посмотрела на темную с белыми барашками воду. Море всегда было единственной опасностью для нее, но теперь, к ужасу девушки, оно могло стать и единственным спасителем. Лучше погибнуть в его ледяных водах, чем отдать душу тсарсам.

Но в этот миг лес зашумел так громко, словно внезапный ураган обрушился на эти бренные земли. Из груди Лимы едва не вырвался радостный возглас, но она вовремя остановилась и, облачившись в маску спокойствия и осуждения, медленно обернулась.

Из непроглядной темноты леса стекались призрачные зеленые тени, невиданной и одновременно пугающей красоты. Они походили на размытые в воде акварельные краски. Черты их волевых, прекрасных лиц невозможно было разглядеть и уловить. Тени были вне пола, чем-то совершенно иным, третьим. Души деревьев — лесные шейли.

Выстроившись в неисчислимый, перетекающий ряд, шейли склонились перед Лимой в поклоне и их не то волосы, не то листья рассыпались зеленой волной по земле.

— Приветствуем, Владычица света, и просим прощения за твою обиду. Дочь Солнца для нас почетная гостья, приносящая счастье, — зашептал шелестящий голос одного шейли, эхом повторяясь в остальных тенях.

Несколько шейли остались с Лимой, чтобы сопроводить её в горы. Больше ни один из тсарсов не посмел подступить к девушке, хотя она чувствовала на себе их жадные взгляды. Лима не знала, куда именно ведут ее шейли, но покорно следовала за призрачными силуэтами, зная, что им можно верить. Когда воздух резко похолодел и в нем появился свежий запах снега, высокие шпили гор наконец-то понемногу приблизились, будто долго решали можно ли подпускать чужаков к себе.

— Война... — неожиданно нарушил молчание один из шейли. — Я чувствую дыхание войны.

Лима удивленно бросила на него свой взгляд и шейли обернулся. Она не могла разглядеть его лица, но успела уловить что-то грозное в глазах, словно виной его слов была сама девушка. Вопреки взгляду, голос шейли был спокойным, когда он повторил свои слова.

— Война? — дрожа всем телом, переспросила промэя.

— Спасая дочерей, Солнце обрушит на землю войну и дрогнет его сила, — прошелестел второй.

— О чем вы? — спросила Лима, боясь поверить услышанному. Родовая память промэи хранила ужасы прошлой войны, оставившей за собой разрушения и принесшей долгие страдания как валсам, так и людям.

Шейли вновь взглянули на девушку, но в этот раз их глаза были полны изумления, будто и не они мгновение назад шептали те странные слова.

Лима хотела снова окликнуть их, но осознав, что это ничего не даст, угрюмо умолкла.

Небо стало понемногу светлеть и, где-то в глубине леса, послышалась одинокая песнь соловья, предвещая скорый рассвет. Шейли замерли у подножья горы, разделенного на две части тонким ущельем, совершенно незаметным издалека.

— Владычица Света, — окутал ее прохладным касанием листвы голос шейли, — Это выход из нашего леса. Не бойтесь, вас никто не посмеет тронуть. По ту сторону горы, в ущелье, живет старый маг Сунар. Он поможет вам. Доверьтесь ему.

— Благодарю вас. Теперь Солнце никогда не покинет вас, готовьтесь вскоре встретить его песней.

Шейли склонились в прощальном поклоне, а затем неожиданно растворились в густой чаще. Рядом с Лимой остался лишь один, казавшийся самым древним. Его дерево, несомненно, повидало не одно столетие.

— Ваши слова, — все же набралась храбрости девушка, — о войне...

— Мертвый мир ощущает раньше живого. Именно в нем пишется история, Владычица Света.

— Но...

Шейли кивнул, от этого зашелестела листва:

— Но и живые вольны творить историю, — после этих слов, он исчез легкой дымкой, оставив Лиму в одиночестве с невеселыми мыслями.

— Война... — повторила девушка, кусая губы. — Война...

Подняв глаза к небу, все еще затянутому тяжелыми тучами, но среди которых уже проявлялись первые проблески Солнца, Лима вновь попыталась позвать отца, но и в этот раз он молчал, будто и не слышал ее зова. Хотя промэя уже и сама не знала, хочет ли она, чтобы отец откликнулся... Ее пугало предсказание шейли. Сейчас, глядя на небо, Лима не могла представить, что его может очернить война...

Неужели Алитар добивался именно этого?

Оглянувшись и вспомнив, что тсарсы еще могут преследовать ее, девушка нерешительно ступила под каменный свод и невольно ахнула от дивной красоты открывшейся ей. Бледно-голубые кристаллы ажурными волнами и узорчатыми цветами стлались по горному камню, озаряя мягким туманным светом. Свет кристаллов так походил на свет Луны, что Лиме невольно стало легче и спокойней.

Девушка медленно побрела по извилистому ходу, любуясь красотой кристаллических пейзажей. Она старалась не бояться, вспоминая слова шейли, но все же иногда в темноте сердце тревожно вздрагивало.

Вскоре подземный ход вывел ее в лесные чащи, светлеющие под пробуждающимися лучами Солнца. Лима в предвкушении остановилась в тени, с восхищением глядя на золотистые потоки отцовского света, мягко льющиеся сквозь прорехи среди ветвей. Затаив дыхание, она ступила в родной свет и почувствовала удивительное тепло, которое согрело испуганное сердце, даря успокоение. Тучи почти исчезли, но девушка удержала себя от новой попытки позвать отца. Что-то не позволяло ей сделать очередной опрометчивый шаг.

Вспомнив слова шейли о старом маге, она задумалась, ведь они словно знали, что ей нужна помощь... Ей, промэе. Чем мог помочь обычный маг Владычице Света?

Разыскать обитель Сунара оказалось несложно. Ущелье находилось неподалёку, рядом с ромашковой поляной и небольшим горным ручьем.

В обители никого не оказалось. Лима сначала решила ожидать снаружи, затем нерешительно ступила внутрь и присела на краешек единственного лежбища. Сон одолевал ее и, не удержавшись, промэя растянулась на жестком матрасе, а после задремала, под теплыми солнечными лучами.


* * *

— Да нет же неправильно, глупый мальчишка! — вскричал старик, потрясая деревянным посохом. — Неужели так сложно прочертить обернутый круг?

Молодой ученик смущенно потупился и опустил голову, опасаясь встречаться с, метающими яростные молнии, выцветшими карими глазами учителя.

— Просто провернуть ликтовой круг влево, а затем смерчевым оборотом, перейти в верхний ант! — шипя страшнее змея, процедил маг, нервными движениями вырисовывая посохом фигуру невообразимой сложности, отчего даже седая борода пришла в движение. Магия, вызванная стариком, заискрилась, обретая контуры, но он сердито махнул по ней посохом и искры разочарованно погасли.

Тамир страстно желал повторить магию повёрнутого круга, но посох учителя мелькал так быстро, что юноша не успевал заучить ни одного движения, а когда просил повторить, то учитель называл его 'глупым мальчишкой' либо начинал кричать и причитать, что вообще принял его в ученики.

— Давай еще раз! — напомнил о себе Сунар.

Тамир вздохнул и попытался повторить движения учителя, но тут же сделал ошибку в ликтовом круге, прочертив не столь заковыристую окружность и, несомненно, уже получил бы очередную затрещину, если бы учителя не отвлек шум в ущелье.

— Так, так, юная дева, кто же научил вас подобным манерам? — обратился к просыпающейся девушке Сунар, но в этот раз его голос прозвучал лишь наигранно грозным, а на губах играла добрая улыбка, отчего молодой маг сердито заскрипел зубами.

К нему, Тамиру, который вот уже третий год находился в обучении и старался всеми силами угождать учителю, Сунар никогда так не обращался, а какой-то девчонке, бессовестно занявшей лежак учителя. Тамир же как собака спал на коврике у входа, еще и добродушно улыбался.

Девчонка испуганно вскочила и, виновато посмотрев на учителя, залилась румянцем. Тамир сердито хмыкнул.

— Пожалуйста, простите меня. Я очень долго вас ждала и... случайно уснула...

— Ничего себе случайно! И на койку учителя забралась тоже случайно?

Девчонка гневно глянула на Тамира и ее лучисто-золотые глаза блеснули солнечным светом.

— Тамир, помолчи.

Юноша еще раз демонстративно хмыкнул, но решил всё же промолчать в ответ учителю.

— Простите, просто я не спала в эту ночь и...

— Ничего, ничего, красавица, — снова улыбнулся маг. — Так ты говоришь, ждала меня? По какому поводу, позволь спросить?

— Лесные шейли сказали, что вы можете мне помочь.

— Так, так, лесные шейли, говоришь?.. Интересно, интересно.

-Иногда мне кажется, что они знают больше нашего.

— Это все сомнения, — хмыкнул Сунар.

— Да, — протянула девчонка и запнулась, настороженно взглянув на Тамира. — Могли бы мы поговорить с вами наедине? Пожалуйста.

Учитель бросил на Тамира такой взгляд, словно спрашивая, почему тот вообще еще здесь находится. Юноша даже подавился от неожиданности. Он закашлялся, хлопая себя по груди, а бессовестная девчонка еще и довольно усмехнулась.

— Ну и ладно, — делая вид, что ему все равно, сказал Тамир. — Пойду я, что ли, прогуляюсь.

— Пойди, пойди, невежда, — крикнул ему в спину маг, усаживаясь на поваленное дерево, служившее им скамьей. — И еще заодно насобирай хвороста и веток, пора бы уже и обедать. Присаживайтесь, милая, рассказывайте, что с вами случилось.

Тамир не обернулся, считая это ниже своего достоинства, и гордо зашагал вглубь леса. Вернее только притворился, на самом же деле притаился за третьим деревом и, прочертив ладонью ромбовидную фигуру, не забыв приписать по центру магическую руну, создал фантом, который, хрустя ветками и шелестя листьями, поспешил по намеченному для своего хозяина пути. Смотря вслед своему созданию, юноша сердито вздохнул и вынужден был признать, что, пусть и иногда, очень редко, но учитель бывает прав в своих моралях и нотациях. Единственное, что служило Тамиру оправданием, было отсутствие посоха, который маг пока запрещал своему ученику, считая его не просто не опытным, а настоящим бездарем в чародейской науке, а также боясь, что с посохом тот наделает какую-то беду. Юноша, разумеется, был совершенно не согласен с этим обидным мнением но, провожая взглядом фантом, понимал, что может быть совсем немножко, но ему нужно еще потренироваться.

Очень тихо Тамир прополз между кленовой порослью и, затаившись за сухим пнем, прислушался к голосу девчонки.

— ...Разделив нас с сестрой, он погасил наши силы. Я чувствую, что он прячет Талису где-то в темноте и холоде. Мне передаются ее мучения и страх. Но, так же, как и я, Талиса может чувствовать меня и она питается моими силами, что позволяет ей выжить в темнице, — промэя замолчала и посмотрела каким-то грустным, загадочным взглядом на Солнце, сияющее в самой высшей точке неба. — Они сказали мне верить вам...

— Это твой выбор верить или нет, — едва слышно проговорил Сунар.

Видимо осознав, что могла обидеть его этими словами, девушка побледнела и нерешительно посмотрела на старого мага:

-Я не хотела...

— Знаю.

— Отец попытается нас спасти, а это приведёт к войне. Я не могу допустить подобного. Не только из-за мира, страха перед войной, но и самого Солнца... скоро будет Солнцева ночь...

— Ночь посреди дня, — хмуро сдвинув брови, кивнул маг. — Ночь, когда Солнце купается в световом источнике.

— Он должен сохранить свои силы, иначе источник уничтожит его, а мир останется без правителя.

— Ты уверена, что это правильное решение?

Лима потупила взор и тяжело вздохнула:

— Я? — словно у самой себя спросила девушка. — Совсем не уверена. Но и не вижу иного выхода. Ведь он хочет воевать. Хозяин Коршуна.

— Минутку, промэя, — остановил ее учитель и резко взмахнул посохом.

Прежде чем Тамир даже успел пискнуть, невидимая сила схватила его за ухо и потянула вверх.

— Непослушный мальчишка! — еще один взмах посохом и сила развернула ученика лицом к лесу и отвесила удар по ответственному за сидение месту. — Я же посылал тебя за хворостом!

Несмотря на произошедшее, Тамир удовлетворенно улыбнулся, ведь узнал все, что хотел, и, посвистывая, зашагал по заданному учительской магией маршруту.

— Значит промэя!


* * *

В котелке что-то тихо булькало. Это что-то имело странный серо-коричневый цвет, и Лима поморщилась, не представляя, как можно подобное есть. Ученик мага, Тамир кажется, помешал варево ложкой, довольно хмыкнул и снял котелок с очага. Опустив его на землю, юноша кинул в варево большой кусочек чего-то солнечно-желтого, и оно начало медленно плавиться, образовывая прозрачное озерцо.

— Что это? — спросила Лима, подозрительно принюхиваясь к запаху, источаемому варевом.

Тамир с удивлением посмотрел на промэю, а затем самодовольно, будто обладая особо важной информацией, улыбнулся:

— Каша.

— Каш...ша?

— Да. Гречневая. Вкуснятина.

Лима покачала головой, бросив на юношу взгляд полный сомнения. На вид он был не старше промэи, хитрые зеленые глаза сейчас полнились насмешкой, бледные губы изогнулись в ухмылке. У него были темно-пепельные волосы, почти доходившие до плеч, которые перемежались с выгоревшими на жарком солнце прядями, загорелое лицо и небольшой шрам на подбородке.

— А это желтое что? — продолжила расспрашивать девушка, в то время как упомянутое успело уже полностью растаять.

— Масло.

— Масло?

— Да, оно делается из молока.

— Молока?

Тамир махнул на нее рукой, словно на неразумного ребенка, и принялся крошить зелень.

— Сколько тебе лет, дитя? — 'старческим' и 'мудрым' голосом поинтересовался ученик мага.

Девушка потупилась, она действительно была очень юной, почти ребенком по небесным меркам и лишь пять лет освещала землю, потому еще плохо знала ее жизнь и уклад.

— Сто пять, — глухим голосом проговорила она, ожидая, что Тамир сейчас посмеется, но вместо этого ученик замер, так и не донеся ложку до котелка, и уставился на нее безумным взглядом.

— Да ты уже старуха.

— Сам старик, — сердито надула губы Лима и отвернулась от него.

Маг Сунар сидел на поваленном дереве и листал потрепанную книгу. Наконец, кажется, он нашел то, что искал и что-то тихо пробурчал себе под нос. Девушка нерешительно приблизилась к нему:

— Ну как?

Маг мрачно кивнул:

— Нашел. Садись, девочка.

Лима присела возле старика и заглянула в книгу. С пожелтевшей от времени страницы на нее смотрел Черный Коршун. Его красные жуткие глаза, будто ледяные лучи, прожигали насквозь. Промэя испуганно отшатнулась.

— Шалитас, — прочитала она имя демона и почувствовала как ее, подобно туче, накрыло что-то темное и страшное.

— Демон тьмы. Ветреный коршун.

— А я Свет, его главный враг. Свет рассеивает и уничтожает Тьму.

— Да, но если Свет сам станет Тьмой...

— Это сделает его вдвое сильнее.

Старик печально вздохнул:

— Это даст демону Тьмы власть над Светом.

Тамир застучал ложкой по котелку.

— Обед готов!

Маг весело заулыбался и потер руки:

— Ну хоть на что-то горазд мальчишка. За это и держим. Готовит отменно. Девочка попробуй...

Лима недоуменно посмотрела на него и старик хлопнул себя по лбу:

— Забыл, забыл, прости. Память уже не та.

Тамир принес учителю миску полную каши со вставленной по центру ложкой и краюху хлеба, густо намазанную маслом. Сунар провел посохом по горизонтали, и ученик поставил миску и хлеб прямо на воздух, словно там был невидимый стол.

Пока Лима задумчиво следила за обедающим магом, Тамир с насмешливой улыбкой преподнес и ей порцию каши и сунул под самый нос.

— Обед?

Промэя брезгливо отвернулась.

— Нет, спасибо.

— Нет? — округлил он глаза. — Брезгуете нашим бескрайним радушием?

— Отстань от девушки, глупый мальчишка, — пробурчал старик, откусив хлеба.

— Я не хочу, — добавила Лима.

Тамир пожал плечами.

— Ну, не хотите, как хотите, — и, набрав полную ложку каши, засунул в рот.

Лима подождала пока ученик мага отойдет, и задала волнующий ее вопрос:

— Вы знаете, как мне тайно попасть в подземелья Алитара?

Сунар взмахнул посохом и направил уже успевшую опустеть миску Тамиру, кинув при этом на нее хмурый взгляд:

— К сожалению, не знаю. Никакая магия не способна тайно провести тебя в подземелья Властелина Тьмы. Это частица самого Алитара, он всегда знает, кто ступает в его царство. Тебе нужна защита.

— Простите, что нарушаю вашу трапезу, — проговорил чей-то мягкий и нежный голос и, подняв глаза, Лима увидела узари — лесную дочь, хранительницу леса.

Глаза цвета весенней листвы величественно, но и ласково взирали на них. Молодые вишневые веточки тоненькими косичками усеивали голову наподобие волос и вплетались в толстую косу, украшенную цветами и перьями. Белое летящее платье узорчатыми волнами спускалось книзу и длинным серебристым подолом стлалось по земле. У ног узари сидела рыжая лисица и недоверчиво поглядывала на Лиму, словно ожидала от нее опасности для своей хозяйки.

Маг подскочил, словно мальчик, совсем позабыв о возрасте, и склонился в низком поклоне перед лесной дочерью:

— Прекрасная узари, вольная орлица, вы всегда желанная и дорогая гостья в моей скромной обители.

— Благодарю, Сунар.

Узари прошествовала вперед, по-матерински потрепала склоненную голову Тамира и приблизилась к магу и поспешившей подняться Лиме:

— Промэя, для меня большая честь приветствовать вас в моем лесу.

Дочь Солнца почтительно склонила голову:

— Для меня не меньшая честь познакомиться с вами, лесная узари. Я часто с небес любовалась вашим лесом, он один из прекраснейших в нашем мире.

— Благодарю, промэя...

— Лима, зовите меня Лима.

Узари улыбнулась.

— Лима. Первая северная звезда.

— Моя прародительница.

— Тогда зовите меня Орлицей.

— Не вы ли та орлица, что первой по утрам встречает Солнце?

Узари кивнула и обернулась к магу:

— Я пришла просить о помощи, Сунар. Гибнут мои дочери, боюсь, что сама не смогу их вылечить.

— Что с ними, лесная узари?

— Что-то поедает их, Сунар, и моих сил не достаточно, чтобы остановить это зло.

Маг сердито стукнул посохом, выбивая искру, и взглянул на Тамира:

— Возьми белое зелье.

— Это продолжается уже несколько дней, — сокрушенно прошептала узари. — Я не сразу поняла, что происходит, позволила этому развиться.

— Странно, что я ничего не почувствовал, — насупил брови Сунар и, когда его запыхавшийся ученик выбежал из ущелья, сжимая в руке небольшой флакончик, добавил: — Орлица, я сделаю все, что возможно, но спасу ваших дочерей. Лима, вы с Тамиром...

— А можно мне с вами? — выпалила девушка, не желая оставаться наедине со странноватым учеником Сунара.

— Конечно.

— И я тоже, учитель, — тут же подал голос Тамир. — Вам понадобиться моя помощь, ведь мы не знаем, с чем можем столкнуться.

Старик прищурил глаза и с сомнением оглядел ученика, но все же кивнул.

— Ведите, Орлица.

— Это у русалочьего пруда, — сказала узари, направившись в левую сторону леса, держась гор.

Услышав слова лесной дочери, Тамир ахнул и споткнулся, едва не упав. Лима с трудом сдержала смех, увидев его испуганное лицо:

— Тамир, ты боишься русалок?

Ученик ответил ей ненавидящим взглядом и зашагал дальше.

— Он просто не может противостоять их чарам, поэтому боится потерять голову, — ответил маг, спрятав насмешливую улыбку в седой бороде.

— Будьте спокойны, молодой маг, мои русалки не тронут вас, — оглянувшись, проговорила улыбающаяся Орлица.

— Я и спокоен, — гордо вскинул голову Тамир.

Они прошли березовую рощу, ежевичную поляну, где встретили молодую волчицу с маленькими волчатами, небольшой овраг и, наконец, увидели зеркальный блеск воды и чахлые силуэты белых ив, окружающие берег русалочьего озера. Одна из озерных дев, давших ему название, сидела на плоском камне возле самой молодой ивы и что-то тихо шептала плачущей красавице.

— Лия, сестра, как они? — спросила Орлица, присев возле русалки.

Синеволосая девушка сердито хлопнула по воде чешуйчатым белым хвостом. Лима инстинктивно спряталась за ближайшую фигуру, коей оказался Тамир. Разумеется, эти брызги не несли в себе смертельной опасности, но могли доставить неприятные ощущения, которых ей совершенно не хотелось.

— Ты что воды боишься? — засмеялся несносный мальчишка.

— Не больше, чем ты русалок, — прошипела в ответ Лима и, когда опасность миновала, снова выступила вперед.

— Они умирают, — подняла на них такие же синие, как и волосы, глаза Лия. — И я не знаю, как им помочь. Орлица, боюсь, они не проживут и этой ночи.

Из воды вынырнуло еще пять голов, и младшая из русалок подплыла к Орлице:

— Вода полна черной силы. Она поедает нас.

— А ну, девушка, дайте-ка мне прикоснуться к вашей воде, — сказал маг и погрузил посох в озеро.

Вода вокруг посоха забурлила, русалки испуганно отшатнулись, но старик успокаивающе поднял руку.

— Что там, Сунар? — спросила узари.

— Учитель? — приблизился к нему Тамир.

— Черная сила. Вы правы, прекрасные русалки, очень правы. И сильная, скажу я вам. Ну что ж, посмотрим, что там.

Маг подошел к самой высокой и старой иве и положил ладони на ее почерневший ствол:

— Расскажи мне, старушка, что случилось с тобой?

Дерево зашумело, шелестя гнилыми листьями и покачивая слабыми ветвями.

— Так, так, древник, говоришь? Что ж, я другого и не ожидал.

— Древник? — испуганно переспросила Орлица.

— Да, он проклятый. Эх, шейли, шейли.

— А кто такой древник? — тихо поинтересовалась Лима у Тамира.

Молодой маг изобразил умное лицо и высокомерно взглянул на девушку:

— Это темное проявление шейли, которому раньше срока пришла пора покинуть мир живых, а он не согласен прощаться с жизнью.

— А почему древник?

— Потому что он пьет силу деревьев, убивая и дерево, и его душу — шейли.

— Спасибо, бедняжка, — сказал в это время маг и что-то пробормотал себе под нос: — Дуб с Лунного луга.

Орлица понимающе кивнула:

— Его убила молния. Безжалостно расколола пополам. Это был один из моих самых древних братьев, Ветвистый Лерт.

— Вот почему шейли ив не смогли уничтожить древника, он очень силен. Посмотрим, сможешь ли ты справиться со мной, Ветвистый Лерт, — задумчиво проговорил маг, поманил ученика, что-то шепнул ему, а затем посмотрел на Лиму. — Промэя, раз уж ты здесь, тогда поможешь нам. Подстрахуй нас с Тамиром своими стрелами.

Девушка кивнула, а старик уже что-то вычерчивал посохом в воздухе, стоя у края озера, по обе стороны которого росли ивы.

— Паразит эдакий, проверим на что ты горазд, — прошипел Сунар, цепляя посохом конец светящейся магической

нити и вплетая в первую руну. — Светом дня, словом узари леса и своей силой я зажигаю магию, покорись же ей, древник!

Ивы закачались, сотрясая кронами и скрепя сухими ветвями. Некоторые ветки, не выдержав натиска, ломались с глухим треском и опадали на землю, рассыпаясь трухой.

Вдруг душераздирающий крик исторгся из глубины земли и, взлетев ввысь, разнесся по лесу. Русалки испуганно нырнули в озеро, но через миг вновь всплыли, показывая из воды лишь любопытные глаза. Старый маг, не теряя самообладания, потянул посох на себя, который в свою очередь направил за собой центральную витиеватую руну. Земля под ивами задрожала, будто от порывов землетрясения, Лима почти слышала горестный и безмолвный стон деревьев, в телах которых встречались магия Сунара и темная сила шейли.

— Покорись же, древник! — от дикого, какого-то нечеловеческого крика мага пронзенные магией ивы заскрипели так, что промэя испугалась, что они просто переломаются словно прутики.

Из-под земли вырвалась страшная когтистая лапа, за ней вторая. Древник уже не собирался скрываться от мага в тени своих жертв, видимо решив, что легче будет уничтожить незваных, но очень упрямых гостей. И потому вскоре над ними возвышалась огромная ветреная фигура, чьи длинные гнилые космы опутывали ивы тугими узлами и сейчас продолжая вкушать их силу.

— Ох, — изумился Сунар, — кажется, ты достиг намного большего, чем я ожидал, уже почти обрел плоть. Орлица, старые деревья гибли в последнее время?

— Да, но я не могла подумать, что это древник. Они уже доживали свои последние годы.

— Нам попался умный однако. Чтобы не выказать себя он пил силу умирающих деревьев, шейли которых уже перешли в мир духов и не могли уничтожить присосавшегося паразита или известить своих собратьев. Напав же на ваших дочерей, он сразу парализовал их волю, не позволяя попросить о помощи других шейли...

Но древнику надоело слушать рассказ о своих похождениях и он, взревев словно раненный зверь, послал одну из своих дымных косм в мага. Сунар ловко ударил по извивающимся туманным плетям посохом, древник взвизгнул, но не убрал космы, а схватил замешкавшегося Тамира и поднял высоко над деревьями.

— Учитель, помогите мне! — завопил ученик, размахивая руками.

Прежде чем рассердившийся и вовсе не на древника учитель успел предпринять какие-то действия, перед самым носом Тамира просвистела огненная стрела Лимы и перерубила удерживающую его плеть. Юноша взбрызнул озерной водой, и только после этого испуганно закричал.

— Молодец, девочка, — похвалил ее учитель, оставшийся равнодушным к возмущению ученика. — Теперь и мой черед пришел.

Посох двигался так быстро, что промэя не успевала уследить за ним, но маг ни разу не ошибся и творимая им магия быстрым кнутом настигала древника, обрезая космы, которыми он продолжал пить силу ивовых деревьев. Иногда древнику удавалось уклоняться, и тогда он пытался достать Сунара. Но Лима не спускала с него глаз, всякий раз пронзая тянущиеся 'лапы' стрелами.

— Тамир! — сердито закричал маг ученику, который кажется и не собирался выбираться из озера, окруженный прекрасными русалками.

Юноша, увидев, что все плети обрезаны и больше ничего не мешает уничтожить древника, кивнул и скрылся под водой. Тихо, не расплескивая воду и не поднимая пузыри, он вынырнул у самого берега, над которым высился темный шейли.

'Только бы получилось', — мысленно взмолился Тамир.

Он лишь на прошлой неделе изучил альпосову руну, связывающую силы, и потому боялся совершить ошибку. Собравшись с мыслями, юноша повел рукой по кругу, вкладывая в этот жест свою силу и даже немного больше, ведь посоха, направляющего и усиливающего магию, пока не имел.

Узорчатые линии складывались одна на другую и Тамир не смог сдержать возглас уважения к самому себе, что, правда, совершенно не понравилось древнику. Ученик скрылся под водой, которая заглушила взбешенный крик темного шейли, когда ледяные путы, сковав, повалили того на бок.

— Вот и пришел твой час, Ветвистый Лерт, — даже немного сочувственно прошептал старый маг и, вычертив какую-то руну, послал ее в древника.

Магия окрасила ледяные путы зеленым огнем, а затем потянула вниз и через миг древник снова скрылся под землей, но теперь уже обретя там вечное пристанище.

Маг улыбнулся, обернулся к Орлице и поклонился.

— Надеюсь, вы довольны прекрасная узари, я сделал все, что смог... Тамир напои ивы белым зельем. Орлица, душу невозможно убить, поэтому единственное, что я смог сделать, это лишить его сил и упрятать на глубине земли, откуда древник уже не выберется.

Узари леса поклонилась в ответ:

— Благодарю, маг Сунар. Тамир, Лима.

Маг с легкой гордостью взглянул на промэю, затем перевел взгляд на ученика, но вместо гордости в глазах вспыхнула злость.

— Тамир! Ты слышал, что я сказал?

Юноша, поглощенный вниманием русалок, сраженных его 'магией и подвигом' не сразу расслышал слова учителя. Но потом, увидев испытывающий взгляд Сунара, едва не взлетел над водой. Одна из русалок, однако, не намеренна была отпускать свою жертву и, обняв Тамира, засверкала своими удивительными фиолетовыми глазами, что-то тихо при этом нашептывая. Ученика мага словно парализовало, он мог лишь зачарованно смотреть в глаза русалки, готовый выполнить все ее пожелания лишь за одно ласковое слово.

— Не волнуйтесь, Сунар, — хмыкнула Орлица. — Мои сестры не тронут вашего ученика.

— Благодарю, пока что он еще мне нужен живым.

— Но маг, — как бы невзначай проговорила Лима. — Возможно, Тамир и сам хочет быть утопленным.

Когда смысл слов учителя и промэи дошел до затуманенного ума юноши, весь гипноз русалки мигом исчез и, с криком ужаса, тот поспешил из воды. Русалки лишь насмешливо смотрели ему вслед, не пытаясь остановить.

— Зелье, Тамир! — напомнил Сунар оторопелому ученику. — Белое зелье!

Глава 2

Обряд обманной смерти

Маг медленно покачивался в старом кресле-качалке и исподтишка наблюдал за Лимой. Девушка, не догадываясь о тайной слежке, уверенная, что Сунар с Тамиром спят (что последний доказывал беспечным похрапыванием), раскачивалась на койке мага, обхватив колени руками, и беспрерывно шептала имя сестры. Промэя пыталась услышать зов Талисы, но видимо тень демона была слишком сильной, потому луч ее сестры не мог преодолеть преграду.

Старик сердито вздохнул и Лима притихла. Осознав, что выдал себя, Сунар притаился и вскоре вновь услышал дрожащий голосок промэи. Хотя девушка старалась изо всех сил, маг понимал, что у нее ничего не получится, слишком велика магия Коршуна, потому описал посохом крученую фигуру, и вскоре Лима, сонно зевнув, растянулась на постели и уснула.

Уже не скрываясь, Сунар поднялся, медленно подошел к койке и взглянул на девушку. Сон ее был беспокоен, она продолжала шептать имя сестры, кажется, даже во сне не оставляя своих попыток. У него могла бы быть такая же дочь, будь Судьба более милостива к нему. По-отцовски улыбнувшись, убрал с лица прядку мерцающих солнечных завитков.

Маг должен был помочь ей, не только из-за жалости и симпатии к девочке, но и во имя всеобщего блага, цели ставшей для него смыслом жизни. Если Шалитас сумеет покорить солнечный луч, это даст его хозяину, Алитару, Властителю Тьмы, надежду и шанс однажды покорить Солнце. А война... Она пугала не только Лиму, Сунар прекрасно помнил уроки истории. Умел чувствовать природу, знал глубокие ее раны от прошлой войны, которые заживали тяжело и медленно. Магия Сунара связывала его с природой очень крепко, уже давно он видел себя ее частью, и теперь чувствовал ответственность. Не зря шейли направили Лиму к нему, старик уже давно не верил в совпадения.

— Ничего, девочка. Все еще будет у нас хорошо.

Сунар, тяжело опираясь на посох, пошаркал к выходу, но его остановил шорох, а затем испуганный голос ученика:

— Учитель, куда вы?

— Спи, глупый мальчишка.

Тамир тряхнул головой и, вскочив со своей подстилки, подбежал к старику:

— Не ходите! — вскрикнул он, словно мог знать, куда направляется Сунар. — Пожалуйста, учитель.

Маг нахмурил брови:

— Я должен помочь Лиме. Впрочем, не твоего ума дело.

— Но что?.. Как вы собираетесь?..

Сунар еще больше насупился, но же ответил:

— Я должен задать вопрос далрису.

Тамир не просто побледнел, еще и застучал зубами, словно от холода:

— Н..неттт... Учитель, вы не можете этого сделать! Пожалуйста, послушайте меня! Прошу вас.

Маг сердито стукнул посохом:

— Ты смеешь намекать, что я не справлюсь? Я что шарлатан какой, по-твоему?

— Нет, учитель, нет, — прикусил губу Тамир.

— Охраняй девушку. Ты отвечаешь своей головой за нее.

Юноша бросил ненавидящий взгляд на спящую промэю и, к его изумлению, это вызвало усмешку на губах учителя.

— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, — понурил он голову.

— И не думай идти за мной, иначе вновь оттаскаю за уши! Жди здесь. Обо мне не беспокойся, я справлюсь.

— Да, учитель, я буду ждать.

Маг на прощание окинул его строгим предупреждающим взглядом и побрел к лесной тропе.

— Пожалуйста, вернитесь, учитель, — услышал он тихий шепот Тамира, несомненно, не предназначавшийся для его слуха, и неосознанно для себя радостно улыбнулся.

'Глупый мальчишка!'

Тамир был его учеников вот уже три года и, несмотря на постоянное ворчание и нотации со своей стороны, старик еще ни разу не пожалел об этом. Сунар знал, что из юноши выйдет удивительный маг. Мальчишка обладал огромным даром, правда был при этом страшно рассеян, невнимателен и ленив. Но он схватывал все на удивление легко, магия корилась Тамиру и уважала его, что наиболее важно в их деле. Поэтому старик не жалел о вложенных в ученика силах и знаниях, зная, что понемногу вылепит из него достойного мага, способного заменить его, Сунара, когда придет час. Старик уже подумывал, что пора бы ученику обзавестись посохом, да все откладывал, давая мальчишке шанс самому почувствовать свою готовность.

Старый маг совершенно неожиданно нашел Тамира в одном из своих многочисленных походов. В небольшом прибрежном городке Золотавом. Возле корчмы 'Трехглазая рыба', где дряхлый дед, отбивая аппетит у возможных посетителей своими язвами и выставленной на всеобщее обозрение полусгнившей ногой, клянчил милостыню. Маг щедро наполнил его ржавую кружку злотниками и с хитрой усмешкой отправился обедать в корчму, куда же немногим позже заявился сильно помолодевший и выздоровевший дед-попрошайка. Тайком поделившись своей богатой добычей с корчмарем, покровительствовавшем ему в этом развеселом деле, он принялся хлебать 'честно заработанный' суп. Но молодой аппетит не был удовлетворен, потому что в этот миг раздался взбешенный крик корчмаря. С ремнем и ржавой кастрюлей наперевес он выскочил из-за старой обвисшей двери, за которой минутой ранее скрылся, счастливо напевая что-то себе под нос.

— Ты что, сопляк, удумал дурить меня своими фокусами?! — проорал раскрасневшийся корчмарь.

— Что случилось, Орстас? — побледнел Тамир.

— Забирай своих слизняков и отдай мне мои деньги, щенок!

— Каких слизняков? — удивился мальчишка и пристально всмотрелся в Орстаса, видимо испугавшись, что корчмарь сошел с ума.

С грохотом Орстас поставил кастрюлю на стол и сдернул крышку. В кастрюле, успешно, пусть и в обиду себе, заменявшей сундук, на горке сребров и медков, редким украшением которых был крючковатый профиль короля Зарлита на злотниках, вальяжно выписывали круги жирные слизняки, оставляя после себя омерзительные следы слизи.

— Посмотри, что ты наделал, мерзавец!

В 'Трехглазой рыбе' было не много посетителей, но присутствующие с большим интересом следили за развивающимися событиями, злорадно посмеиваясь над корчмарем, дерущим громадные деньжищи за свои скромные харчи.

— Но я-то в чем виноват, Орстас?

Слова Тамира подействовали на корчмаря как нельзя хуже, он схватил мальчишку за шиворот и, развернув, несколько раз сильно врезал тому ремнем.

— Ай! Ай! Что ты делаешь, Орстас? Ай! За что?

— А ну выворачивай карманы, сиротинушка! Надурить меня вздумал, паршивец?!

Тамир засунул ладонь в карман, а затем с брезгливым криком подскочил на месте и затряс рукой, перепачканной слизью. Одна из капель, описав полукруг, приземлилась прямиком на нос корчмаря. Орстас взревел словно бык, гневно раздувая щеки. Осознав, что сейчас ему не поздоровится, Тамир, не теряя больше ни секунды, бросился бежать. Размахивая ремнем, корчмарь поспешил за ним.

Топая огромными сапожищами, Орстас пересек мощеную дорогу, едва вписался в поворот, за которым миг назад скрылся мальчишка, и снес с ног сгорбленную старуху в рваном платке. Потрясая корявой палкой, она еще долго что-то кричала корчмарю в след. Не без труда, при помощи молоденькой молочницы, поднявшись на трясущиеся ноги, старуха заковыляла к корчме.

Посетители корчмы, воспользовавшись удачной ситуацией, сбились в дерущуюся кучу над позабытой в пылу битвы Орстасом кастрюлей. Из кухни на грохот выскочила жена корчмаря и, увидев происходящее, с диким ревом бросилась в самую гущу сражения. Сунар было заволновался, но дородная женщина с легкостью растолкала противников и накрыла кастрюлю своим телом. Пусть всего отвоевать ей не удалось, но, когда толпа разочарованно расступилась, маг имел возможность лицезреть сидящую на земле корчмариху, прижимающую к себе изрядно пострадавшую кастрюлю с доброй половиной своих богатств и, что особо приятно, даже несколькими слизняками. Женщина нервно озиралась по сторонам, ожидая нового предательского нападения, но мужичье даже ради денег не решилось вступать в заведомо неравный бой с такой отчаянной соперницей.

Маг с сочувственной улыбкой подошел к корчмарихе и, поблагодарив за 'прекрасный обед', опустил две серебряные монеты в оттопыренный карман передника. Все также затравленно озираясь на мужиков, женщина кивнула Сунару, одновременно пытаясь сдуть прядь сероватых волос, прилипшую к вспотевшему лбу и закрывавшую прищуренный глаз, но и на миг не решалась высвободить одну из рук, мертвой хваткой вцепившихся в драгоценную кастрюлю.

Старуха как раз добралась до корчмы и осторожно заглянула в распахнутые двери, прикрывая лицо рваным платком.

— У вас тут кормлют, иль нет? — спросила она, выставив из платка одно ухо.

— Кормлют, кормлют, дорогуша, — ласково прошептал маг и ухватил старуху за вышеупомянутое ухо.

Наколдованные одежды рассыпались искрящимися хлопьями и, подвешенный за ухо, шкодливый мальчишка рыдающе взвыл, моля о пощаде.

Вспоминая прошлое, маг и не заметил, как зашел вглубь леса. Близился рассвет, в воздухе уже ощущалось его дыхание и Сунару оставалось не больше часа, чтобы успеть исполнить задуманное.

Старик остановился возле старой сосны, покровительницы магии, и, попросив у нее помощи, посохом начертил невдалеке чародейский круг. Контур его едва заметно мерцал синим. Поклонившись, Сунар ступил в центр и поставил посох на магическую линию.

— Великая магия, прошу твоей силы и заклинаю этот чародейский круг. Пусть он защищает и оберегает меня, не позволяя никому нарушить мой обряд.

Что-то похожее на смерч вырвалось из синего мерцания и взвилось в небо. Закрыв магию, Сунар зажмурился и почувствовал свое тело таким дряхлым и уставшим, что даже поразился сам себе, отчего сердито стукнул посохом.

— Старый дурак!

Собравшись с силами и заставив себя не думать о том, что может и не вернуться, Сунар лег на мягкую траву и занес над грудью посох, целясь выросшим на конце ледяным острием в сердце.

— Между жизнью и смертью такая тонкая грань. Я хочу заглянуть за твою, Смерть, впусти меня в мир духов, — прошептал маг и вонзил острие себе в сердце. — Раскрой свои врата передо мной.

Руки дрожали под весом посоха, пусть магия снимала его тяжесть, не позволяя продолжить убийственный путь. Холод ледяным острием сковал сердце Сунара, препятствуя смерти, но также одновременно медленно убивая его.

Мир живых начал понемногу таять, размываться, дымчатыми всплесками изменяя свои силуэты, заглушал звуки. Исчезли деревья, а на их месте уже медленно, словно танцуя в такт беззвучной, но ощутимой музыке раскачивались шейли, поигрывая листвой своих дивных 'волос'. Их умиротворенные неразличимые лица в блаженной истоме кружили вокруг мага, незнакомыми словами встречая новую душу.

Небо, бывшее минуту назад еще серовато-черным с мириадами звезд, стало теперь непередаваемо ярко-синим, поглощая в себя неприродной, но вместе с тем такой естественной красочностью и глубиной. Отсутствие на небе светил пугало, но в тот же час старик откуда-то знал, что иначе и не может быть. Свет Солнца и Луны часть мира живых, души же сами источали этот свет, они сами являлись теплом и силой.

Один из шейли подступил к Сунару, вглядываясь в него своими неуловимыми глазами. Шейли протянул руку и попытался коснуться мага, но не смог.

— Ты не принадлежишь нашему миру. Еще нет, — протяжно зашелестел шейли. — Но он идет за тобой. Далрис уже рядом.

Было странно и страшно находиться в двух мирах одновременно, старик чувствовал на себе свежесть и ясность живого мира, но в то же время его манила и затягивала безмятежность мира духов. Он даже уже не понимал своих чувств, будто часть его хотела остаться здесь.

Среди зеленых крон шейли мелькнул белый силуэт, и маг ощутил необычайное волнение, страх и все же радость, предчувствие встречи с кем-то родным и близким. Силуэт неспешно приближался к старику, мягкое сияние, исходящее от него, серебрило фигуры шейли, делая их еще менее реалистичными.

Понемногу Сунар смог различить длинные рыжие, даже оранжевые волосы, раскосые брови и, когда далрис был уже совсем близко, удивительно-лучистые, пронзающие в самую душу серебряные глаза. Но вот его лицо, прежде светившееся ласковой родительской улыбкой, исказилось гневом, волосы не тронутые ветром вспорхнули и зависли, словно ядовитые змеи. Глаза почернели, извергая гневные молнии.

— Как ты посмел?! — закричал далрис. Его голос множился эхом и грозными раскатами грома сотрясал мир духов.

Руки Сунара уже едва сдерживали натиск посоха, они тряслись и маг понимал, что любое мгновение может быть последним для него.

— Ты будешь наказан, наглец! — далрис взмахнул рукой и Сунар отлетел на добрый десяток метров, распластавшись на мягкой траве.

Рыжевласый взлетел и тот же час завис над ним, почти касаясь своим длинным тонким носом носа старика. Глаза впились в глаза мага, отчего Сунара охватила мучительная боль.

— Дочь Солнца... — дрожащими, непослушными губами прошептал старый маг, — демон Тьмы похитил ее, как мне найти промэю?

Далрис разозлился еще сильнее, но он не мог ответить отказом душе, вопросы которой не позволяли ей позабыть мир живых и обрести покой в мире духов.

— Ищи там, где живет Тьма, истинная Тьма. Демон Тьмы цепной пес Алитара, он его страж и подельник. Ищи ее в царстве Властителя Тьмы, его царстве.

— Как защититься от сил Алитара и его демона? От Тьмы?

— От Тьмы невозможно защититься, глупец, как и от Света, они часть тебя самого. Можно лишь отвести ее от себя, ускользнуть, стать невидимым для Тьмы.

С последними силами, маг потянул посох из груди. Ледяное острие, покидая сердце, оставляло после себя режущую боль.

Мир снова стал меняться, рассветный холод своим дыханием первым проник в тихую безмятежность. Но мир духов не спешил отдавать душу Сунара, словно он уже какой-то частью принадлежал ему. Старик и сам это чувствовал. Далрис, зная о чем-то большем, ласковой, но и насмешливой улыбкой провожал его.

Сердце вновь забилось, но очень медленно и как-то нехотя. Серость просыпающегося мира живых была неприятной, особенно после нежной синевы мира духов, и Сунар едва смог подавить в себе желание вернуться назад.

С хриплым выкриком он окончательно вырвал посох из себя и мир живых теперь уже легко вытеснял силуэты шейли, а с ними спокойствие и тепло. Лишь фигура далриса все также явственно выделялась на фоне исчезающего мира.

— Это я все знал и без тебя, — сорвалось с языка старика, рассерженного на себя, что решился на такую опасность и не получил того за чем пришел. — Только как?..

В ответ ему прозвучал колкий смех, но прежде чем далрис растворился в рассветной мгле, Сунар услышал его тихий голос:

— Ритара...


* * *

Яркий и родной солнечный свет проникал сквозь закрытые веки, окрашивая беспокойный сон Лимы золотистыми отблесками. Но почему-то свет был неполным, словно его закрывала какая-то туча. Неохотно девушка приоткрыла глаза и увидела 'тучу' во плоти. Тамир, освещенный со спины солнечными лучами, возвышался над Лимой словно гора, буравя взглядом полным ненависти и злости. Промэя зябко поежилась и натянула простыню повыше, будто надеясь, защитится с ее помощью от ученика Сунара.

— Доброе утро, — выдавил он из себя.

— Не доброе, когда тебя встречают таким взглядом.

— Ой, простите, дорогуша, я так виноват перед вами, — заголосил ученик, раскланиваясь перед ней в низких поклонах.

Лима сердито отшвырнула простыню и села.

— Почему ты такой злой с утра? Что я сделала, если еще даже проснуться не успела?

— А чего же вы еще хотели? За что мне вас благодарить-то? Из-за вас учитель рискует своей жизнью. А вы тут себе возлежите и придаетесь сладкой неге.

Промэе показалось, что ее бросили в море:

— Что случилось?

— Видели и слышали мы твои попытки связаться с сестрой, — сказав это, Тамир схватил учительский сапог и принялся ожесточенно натирать его. Он тер с такой силой, что Лима не удивилась бы, если бы вместо блеска на сапоге образовалась дыра.

— И? — осторожно протянула она, опасаясь, что Тамир запустит в нее щеткой, а еще хуже сапогом.

Юноша с взбешенным не то рыком, не криком таки отбросил щетку, хоть и в противоположную от Лимы сторону, и принялся ходить из угла в угол, размахивая в такт своим словам сапогом.

— Из-за тебя, он решился провести опасный обряд обманной смерти.

Лима прижала ладони к губам. Она не совсем понимала, что имел в виду ученик Сунара, но его слова пугали. Глаза же Тамира заиграли презрительным огнем, показывая, что хозяин сомневался в искренности ее переживаний.

— Учитель убьет себя, чтобы попасть в мир духов и встретиться там с далрисом.

Девушка поняла, что злится. Тамир обвинял во всем ее, хотя сам ничего не сделал, чтобы остановить мага:

— А ты что же? Зачем отпустил его? В чем я виновата, если даже не слышала когда маг уходил! Я спала!

Тамир замер на полпути, поразившись ее ответу. Возможно, он ожидал, что Лима будет молить о прощении и причитать о своей вине, но никак не упрекать его 'превосходительство'. Шок быстро прошел, глаза вновь блеснули гневом, сапог полетел в стену.

— Вот именно! Ты спала!

— И это моя вина? Что я спала? И вообще, на случай если учитель все же вернется, тебе позволено так обращаться с его сапогами?

— Нет, — согласился третий голос, но его оставили без должного внимания. Были дела и поважнее.

Тамир, снова начавший измерять шагами учительскую обитель, сделал круг и подхватил сапог, быстро проверил его на наличие повреждений и, не заметив таких, сверкнул улыбкой. Обернувшись и увидев, что Лима пристально за ним наблюдает, принял угрожающий вид и взмахнул сапогом, на этот раз едва случайно не выпустив его.

— Вот именно! Спала она, видите ли!

— Вы ругаетесь, как супружеская пара. Не рановато ли? — снова прозвучал третий голос, но и в этот раз ему не посчастливилось быть услышанным.

— Ты ко мне цепляешься еще с первой минуты, как я тут появилась! Что я тебе такого сделала? Надутый индюк!

— Это кто индюк? Я индюк? Курица!

— Надутый и...

— Больно ты мне нужна!

— ...всем вечно не довольный...

— Цепляюсь я к ней, как же!

— ...самый настоящий индюк! — спрыгнула с кровати девушка.

— Курица! — ответил ей Тамир, не сумевший подобрать подходящих эпитетов, кроме совершенно неподходящего, но почему-то возникшего в голове 'красивая'. — Страшная курица! — нашелся он.

— Ну, ну, врать нехорошо!

Лима и Тамир сердито повернулись к третьему лишнему.

— Учитель!

— Какое счастье вы живы, маг!

Сунар покачал головой.

— Ну спасибо, что так радушно меня встречаете. Я уж думал, не дождусь.

Лима, услышав его слова, покраснела:

— Простите меня.

Тамир кинул на промэю презрительный взгляд.

— Учитель, я так и думал, что вы вернетесь.

— Неужели? А мне показалось, что...

— Нет, учитель, — горячо заверил его юноша. — Мы знали, что вы вернетесь.

— Я заметил.


* * *

Больше они не теряли времени, Солнцева ночь неустанно приближалась, потому каждый миг промедления мог стоить им жизни Талисы.

Магу не давало покоя сказанное далрисом. Он пытался найти объяснение незнакомому слову, но ни книги, ни заклятия не могли помочь. Единственной надеждой оставалась Синяя ведьма, обитавшая в Снежных горах. Сунар не хотел встречаться с ней, но знал, что иначе не сможет помочь сестре Лимы. Потому, в тот же день, после обеда, их небольшой отряд выступил на север.

Тамир был недоволен происходящим, но молчал, правда иногда все же не удерживался от недовольного косого взгляда на Лиму, на что она в ответ лишь только фыркала и делала гордый вид, словно юноши и вовсе не существовало. Сунар же отмечал печальность ее глаз и легкую нервозность, которую не могло скрыть притворное спокойствие девушки.

Все случилось для них слишком быстро и как-то путано, но старый маг доверял знакам и своим чувствам, а промэе, отважившейся на подобную авантюру, предстояло еще осмыслить происходящее, найти оправдание своим действиям либо усомниться в их правильности. Сунар не собирался ей препятствовать, ведь и сам не знал права ли дочь Солнца в своих решениях, но все же природа хранила молчание, а маг всегда на нее полагался.

У края леса троицу встретила лесная узари и две лисы, одна уже знакомая — верная спутница Орлицы, а вторая — молоденькая и немного напуганная.

С мягкой улыбкой узари поклонилась путникам:

— Шейли нашептали мне, что вы покидаете наш лес, Сунар. Мне очень жаль, но знаю, что ваше дело не терпит отлагательств и потому в уплату всему, милый маг, что вы сделали для моего леса, хочу преподнести вам подарок, который станет верным другом в предстоящем пути. — Орлица взглянула на молодую лисицу и та с покорным, но грустным видом выступила вперед. — Возьмите с собой Огненную, дочь моей лисы Быстрой, она будет оберегать вас, и в других лесах по ней вас узнают мои сестры-узари и помогут в любой беде.

— Орлица, это великий дар, но я не в праве его принять. Я не могу разлучить Огненную с ее матерью и хозяйкой.

— Прошу вас, Сунар, вы не должны отказывать лесной узари.

Маг покорно склонил голову:

— Что ж, благодарю, вольная Орлица, для меня это будет большой честью.

— И знайте, пусть что случиться... — узари запнулась и опустила глаза, учитель будто поняв, что она хотела сказать, нахмурил брови. — Я была очень рада встретить вас на своем пути, и буду ждать новой встречи.

Теперь уже маг опустил глаза, но когда вновь взглянул на Орлицу, в них было прежнее спокойствие:

— Я думаю, мы еще встретимся.

Наконец, Орлица одарила своей улыбкой Лиму и Тамира, пожелала исполнения предназначенного и отступила в сторону, уступая дорогу.

Огненная приблизилась к матери и, коснувшись своим носом ее носа, положила тонкую мордочку Быстрой на холку. Старшая лиса на миг прикрыла глаза, а затем издала короткий рык и дочь покорно отступила. Огненная поклонилась своей теперь уже бывшей хозяйке и медленно побрела за путниками, постоянно оглядываясь на узари и лису, застывших на опушке и смотрящих им вслед. Но вот лесная дочь взмахнула руками и взлета в небо белой орлицей, очертила круг и с прощальным криком исчезла среди деревьев. Быстрая, издав протяжный вой, развернулась и оранжевой молнией поспешила вслед за хозяйкой.

Погода стояла чудесная, было тепло, вслед жаркому лету наступила мягкая осень. Шагалось легко и свободно, будто осенний воздух наполнял тело силой. Дорога до Синей ведьмы должна была занять не больше трех дней и в первый путники прошли даже немного больше отмеренного, чему Сунар был рад. Устроили ночлег они в небольшой роще, возле золотистого пшеничного поля. Лима любовалась полем, будто чем-то удивительным для нее. Пшеничные колоски, говорила девушка, это земные солнечные лучи. Напевая неторопливую песню, она сплела из колосков пышный венок и украсила им голову. Колоски нежно засияли, впитывая в себя силу Лимы, делая ее саму похожей на Солнце, о чем маг не преминул сказать. Тамир насмешливо фыркнул, на что учитель весело засмеялся и как обычно назвал его 'глупым мальчишкой'. Огненная полночи охотилась, а затем под утро пришла, бросила перед магом двух небольших диких уток и обессилено упала в ногах промэи.

С первыми лучами Солнца четверо путников продолжили свой путь и вскоре ступили в небольшую деревушку, именуемую Веселухой. К какому бы дому они не подходили — их встречал только разъяренный лай собак, но ни одного хозяина. Наконец, в старой покосившейся хижине посчастливилось встретить древнюю старуху. Шамкая, она объяснила, что сегодня в Веселухе ярмарка, со всех окружных сел съехался народ и, предвкушая веселое гуляние, путники направились на уже ставшие слышными звуки музыки и голоса.

Ярмарочные столы были расставлены в форме солнца, расходившегося извилистыми лучами. Продавцы кричали и голосили, зазывая покупателей к товарам, в изобилии выставленных на всеобщее обозрение.

— Сладкие яблоки! Золотые, как само Солнце!

— Сыр! Вкусный мягкий сыр!

— Пшеница! Пшеница! Дочь Солнца!

— Резные шкатулки! Деревянные бусы!

— Молоко! Парное молоко!

Слишком резвые продавцы даже хватали проходящих покупателей за руки, пытаясь привлечь внимание, вследствие чего возникали громкие скандалы. Покупатели, задрав носы, бродили между рядами и важно да придирчиво выбирали товар, едва ли не каждую минуту хватаясь за кошели, в которых таились драгоценные гроши, состояние в несколько медков, может сребров. В некоторых из самых тяжелых, насчитывающих часто даже злотники, уже успела побывать рука Тамира, но при виде заносчивых и чванливых их хозяев Лима и маг помалкивали, понимая, что лишние деньги им самим не помешают, а вышеупомянутым особам лишь на пользу подобная потеря.

Центр рынка, сам солнечный круг, занимала деревянная карусель, которую по очереди крутили сильные мужчины. Девушки гордо восседали на резных лошадях, косулях, оленях и бросали озорные взгляды и улыбки юношам. Дети же, весело смеясь, успевали за один круг сменить по несколько фигур, одновременно жуя медовые пряники и посасывая леденцы.

Сунар и Тамир купили себе по громадному куску пирога с картошкой и, запивая квасом, с удовольствием отобедали. Лима нетерпеливо кружила вокруг, а затем подхватила мага под руку и повела к карусели, на которую уже давно засматривалась. Тамир, пользуясь свободой, поспешил к наперсточнику. Учитель проводил его тяжелым взглядом, но снова промолчал.

Все окружающие внимательно рассматривали промэю. Было в ней что-то необычное и люди это чувствовали, пусть и не могли понять, что именно. Некоторые девушки поглядывали с завистью, иногда она возникала и в глазах уже старых женщин, слышался злобный и любопытный шепот. Юнцы и мальчишки либо густо краснели, либо гордо выпячивали грудь колесом, привлекая внимание красавицы. Она же, казалось, этого и не замечала, с мечтой вглядываясь в карусель. Венок очаровательно дополнял золотые волосы девушки, глаза светились ярким солнечным огнем, счастливая улыбка сияла на личике, и маг величаво вышагивал, точнее старчески прихрамывал рядом, словно гордый отец. Несколько заинтересованных, а больше испуганный взглядов досталось и Сунару, а именно его небольшой нашивке на мантии, указывающей на вольного волшебника.

— Ой, смотрите какая красота! — радостно воскликнула Лима, указывая на округлую резную карету, возвышающуюся среди фигур карусели. — Я буду как настоящая королевна! Я несколько раз освещала королевский замок и однажды видела королевну Лактану. Она ехала в золотой карете и была в таком красивом платье! Стыдно признаться, но я, дочь Солнца, в тот раз ужасно позавидовала.

Сунар с улыбкой посмотрел на промэю, веснушчатые щеки которой покрылись милым румянцем.

— Дочка, какая же ты еще девчонка. Тебе совершенно незачем завидовать Лактане. Эта гнусная королевна не стоит и одного твоего золотого локона.

Лима ослепительно улыбнулась:

— Знаю, что вы обманываете, но мне все равно приятно.

Не дожидаясь ответа мага, промэя запрыгнула на карусель:

— Вы что не будете кататься? — увидев, что старик не последовал за ней, расстроено воскликнула девушка.

— Нет, стар я уже стал для этого.

— Ну... пожалуйста.

— Я буду смотреть на тебя, мне это доставит большее удовольствие.

Девушка с сомнением покачала головой, но вот ей пришла какая-то мысль, и Лима, озорно вскинув бровь, кивнула:

— Тогда смотрите и скажите, похожа ли я на Лактану.

Промэя величественно подхватила юбку и, задрав нос, будто хотела дотянуться до самого неба, медленно прошествовала к карете. Перед полукруглой дверью она остановилась и брезгливым взглядом окинула пустоту, как если бы видела кого-то перед собой:

— Ниже, олух, ты должен поклониться своей королевне до самой земли! Так, так, чтобы нос взрыхлил брусчатку, — подражая визгливому голосу Лактаны, запричитала Лима.

Люди стали оборачиваться на голос промэи, чуть позже послышалось и перешептывание.

Лима проследила за воображаемым слугой, глаза опустились до самого дощатого пола, и тогда девушка довольно кивнула головой:

— Правильно... — но вот мгновение и она разъяренно взмахнула руками. — Ты что разлегся, неблагодарный лентяй, а ну быстро открывай передо мной дверцу!

Заменяя отсутствовавшего 'лентяя', маг взмахнул посохом и изящная дверца кареты плавно отворилась.

— Быстрее! — все же осталась недовольна 'королевна'. — Ох, и разжирели вы на доброте папеньки, неблагодарные.

Смерив напоследок вконец замученного и запуганного 'слугу' брезгливым взглядом, девушка уселась на широкое сидение кареты. Дверца 'самовольно' закрылась. В окне показалась изящная ручка 'королевны', а затем послышался визгливый приказ:

— Трогайте, негодники, если не хотите остаться на голодном пайке!

Маг обрисовал посохом круговое движение и карусель без чьей либо помощи медленно закружилась. Вокруг раздались жидкие рукоплескания и хвальбы как актерскому, так и магическому искусству. Страж королевской гвардии, поспешивший на смех, остался в неведении относительно театрализованного представления и никто не утруждал себя долгом посвящать его в эту тайну, кто из невеликой любви к королевской семейке, а кто из-за хмурого, предупреждающего взгляда мага.


* * *

Тамир одним глазом следил за движениями рук наперсточника, другим — за Лимой, разыгравшей глупую сценку на карусели. Он сам не понимал почему, но поведение этой девушки страшно его злило, отчего юноша нервно постукивал правой ногой.

— Ну что, парень, — улыбаясь во всю полусгнившую усмешку, промычал наперсточник, — выбирай свою удачу.

Даже не посмотрев на небольшие железные кружки, расставленные на старом табурете кверху дном, и весело улыбнувшись, Тамир ответил:

— Левую.

Наперсточник позеленел от злости и непослушной рукой поднял кружку, под которой оказался медный шарик.

— Выиграл, — процедил сквозь зубы мужик и стукнул сребром по столу, так что кружки вместе с шариком подскочили на месте.

— Давай еще, но на этот раз играем на злотник, — с ехидством предложил ученик мага и, спрятав выигранный сребр в кармане, выставил на стол свой злотник и с ожиданием уставился на наперсточника.

Мужик недовольно прищурил глаза, но все же добавил к злотнику Тамира свою монету и вздрагивающей рукой накрыл шарик кружкой, которая тут же молниеносно закружилась в странном танце с остальными. Наперсточник был очень ловок, кружки двигались так быстро, что почти сливались в одно большое пятно, лишая надежды рассмотреть мелькающий между ними шарик. Но Тамир и не пытался, он смотрел поверх головы пыхтящего мужика туда, где быстро кружилась карусель и слышался смех Лимы.

— Готово, — раздался ехидный голос наперсточника, отвлекая скрипящего зубами юношу от наблюдения за промэей, которой помогал спуститься с карусели какой-то самодовольный юнец, одновременно указывая мило улыбающейся девушке на площадку для танцев.

Тамир медленно обвел взглядом табурет с кружками, поднял глаза на толстое потное лицо наперсточника и с его губ сорвался вздох омерзения:

— Ты считаешь, мне будет приятно выуживать шарик из твоего вонючего рта?

Вместо ответа, мужик издал нечленораздельный рык и залепил Тамиру в правый глаз огромным кулачищем, буквально снеся того с ног.

— Мошенник! — громогласно закричал наперсточник, а затем побледнел и высоким, почти звенящим голосом объявил на всю деревню: — Маг!

Пока ученик Сунара приходил в себя, его окружила целая толпа возмущенно вопящих людей, ожесточенно потрясающих кто лопатами, кто палками, кастрюлями, а кто даже ложками и недоеденными пирогами.

— Ах ты, мошенник, решил обмануть бедного и честного человека? — наперсточник, едва ли не орошая землю горькими слезами, с укором смотрел на Тамира.

Юноша, ошеломленный происходящим, вскочил на ноги и оттолкнул мужика.

— Это я-то мошенник? Да это ты обманываешь людей!

Поняв, что скрывать дар уже не имеет смысла, Тамир взмахнул рукой и железные кружки взлетели над столом наперсточника. Ни под одной из них не наблюдалось медного шарика.

Некоторые мужики, потрясенные произошедшим, дружно ахнули. У одного из одеревеневших рук выпала еще целая сахарная плюшка, тут же подхваченная проворным псом с облезлым хвостом, а у другого вообще лопата, угодив аккурат дородной продавщице зелени по пухлой ноге, за что бедняга тут же получил затрещину и целый поток недобрых слов.

— Так ты обманывал нас, грязный пройдоха?! — пробасил грузный белобрысый мясник.

Глаза наперсточника стали вдвое больше, когда он опустил их на окровавленный топор вышеупомянутого. Тамир тоже не сдержал крик ужаса, представив с какими намерениями торговец захватил с собой это орудие.

— Так вот почему я проиграл женчины деньжонки, — всхлипнул похожий на всклокоченного дятла худой мужик. — Она же меня потом целый день пилила за эти монеты!

Последние слова 'дятла' утонули в диком визге. Люди даже испуганно присели, видимо решив, что это какой-то страшный зверь. Но визг принадлежал краснолицей разъяренной молочнице. Растолкав толпу, она подбежала к тощему мужику и схватила его за шиворот потрепанной рубахи:

— Так вот, бездельник, где ты деньги-то мои подевал! — молочница огрела мужа по голове грязной и мокрой тряпкой. — Я же почти полгода копила сыну на куртку. А рассказывал, что обокрали разбойники, — последние слова прозвучали одновременно с новым ударом.

Тощий мужик с новым горьким всхлипом упал на землю и, что-то тихо причитая, прикрыл исстрадавшуюся голову ладонями, но благоверная, не отчаиваясь, прошлась своим 'орудием' по животу и плечам, при это приговаривая:

— За что мне, бедной, такие мучения?! Солнце, Луна, неужели я не заслужила лучшей доли? Далрис его забери... пьяницу и бездельника!

Под смех, а у кого и сочувствие к бедному мужу, молочница, словно голодный хищник, утащила 'дятла' сквозь толпу в неизвестном направлении. На остром лице последнего читалось скорбное прощание с жизнью.

Воспользовавшись удобной ситуацией, наперсточник начал понемногу отступать назад, но попытка к бегству закончилась неудачей, когда на пути его трясущейся спины встала несокрушимая преграда. Мужик осторожно обернулся и столкнулся взглядом с огромным животом, затянутым в синюю холщовую рубаху. Медленно поднимая глаза, он узнавал Валта, деревенского кузнеца, которого два дня назад обыграл на целый злотник. Валт хмуро взирал на наперсточника из-под кустистых бровей, задумчиво покусывая стебелек осоки. Наперсточник испуганно ойкнул и нервно клацнул зубами. За этим последовал болезненный вскрик и из его рта выпал медный шарик, а за ним и обломок желтого зуба.

— Мой зуб! — трагически воззвал к жалости окружающих мужик, но встретил лишь недобрые взгляды и поперхнулся от такой несправедливости.

В этот миг мощная рука кузнеца, ухватив наперсточника за ворот, подняла того в воздух и сильно тряхнула:

— Давай я выбью остальные, и ты не будешь так переживать, — милостиво предложил Валт.

— Я все верну, все верну...

— Ага, вернешь, — ласково шепнул кузнец, отчего рыжеватые волосы наперсточника встали дыбом. — И даже больше, Вур, даже больше.

Мясник легко, как пушинку, перехватил Вура поперек груди и потащил куда-то между рядами торговых столов. Кузнец топал рядом, а за ними довольно длинная шеренга остальных неблагополучных игроков.

Увидев, что лопат и палок стало меньше на добрую половину, Тамир облегченно вздохнул.

Проследив за недружной, но бодрой братией скрывшейся за высокими воротами кузни, ученик Сунар тихо засмеялся. Но смех резко оборвался, когда он понял, что остальной народ совершенно не собирался расходиться, решительно настроенный против колта. Среди обозленной толпы затерялось два королевских гвардейца, смотревших на молодого волшебника с немалой долей страха, но и обреченной решимости.

— Ах ты, смерд, решил заколдовать честных людей своими грязными чародействами? — прошипела дряхлая старуха, потрясая крючковатой палицей.

— Да зачем вы мне нужны? — ощетинился Тамир, одновременно обдумывая план побега и выглядывая среди многочисленных лиц знакомое мага.

— Знаем мы вашу подлую породу, колт, — поддержала старуху светловолосая и длинноносая женщина. — Вы крадете наши детей для своих темных ритуалов, зачаровываете бедных людей, заставляете выполнять свои прихоти.

— Ну и глупости, — вздохнул Тамир, про себя, правда, отмечая, что политика короля принесла свои щедрые плоды, и люди, как стадо баранов верило его словам, даруя бесконечную власть.

— Советую тебе, колт, сдаться на волю нашего великодушного короля, — прервал его размышления гвардеец. — Твоя магия принадлежит королю Зарлиту и лишь ему решать твою судьбу.

Тамир стиснул зубы, опасаясь, что не сдержится и выскажет все, что думает и о самом Зарлите, и тем более его великодушии, заодно величии, мудрости и, напоследок, о воспеваемой в песнях широте королевской души.

Наконец, среди многочисленных голов, мелькнула знакомая седоволосая. Юноша с надеждой взглянул на мага, но увидел лишь насмешливую улыбку. Он почти слышал скрипучий голос старика и его слова: 'Глупый мальчишка, ну-ну, посмотрим, как ты выберешься из этой передряги'. Рядом с магом возникла золотая головка. На лице Лимы легко читался страх. Она переживала за него и, к своему неудовольствию, Тамир понял, что радуется этому. Но прежде чем юноша успел утихомирить чувства, маг что-то шепнул девушке на ухо и страх сменился злорадной улыбкой.

— Вредная девчонка, — самовольно шепнули губы ученика мага.

Гвардейцы, видимо расценив его шепот как согласие (кто в здравом смысле мог воспротивиться воле короля Зарлита?), приблизились к Тамиру и потребовали, или скорее попросили (маг, как-никак, удумает еще чего), чтобы он позволил связать себе руки.

Тамир, едва не зарычав от возмущения, перевел недобрый взгляд на младшего гвардейца с дрожащим подбородком и вдруг понял, что ему нужно делать.

'Ну что, учитель, интересно как вы воспримете такой мой поступок?' — подумал про себя, уже заранее в уме победно улыбаясь.

— Ах, вот какие у нас доблестные гвардейцы, — старческим, но стальным голосом процедил Тамир, даже сам удивившись точности своей копии.

Лица гвардейцев вытянулись, они с недоверием и страхом одновременно уставились на юношу, и Тамиру пришлось прикусить губу, чтоб не рассмеяться.

Главного полководца Талисских земель он видел лишь однажды, когда тот с ежегодным дозором объезжал свои владения, но пусть это и было более двух лет назад, юноша прекрасно помнил ту яркую личность. Но, все же боясь совершить ошибку, представил шанс младшему гвардейцу самому создавать сей образ. Мысли гвардейца, вызванные страхом и, несомненно, красочными воспоминаниями, переплетались с магией Тамира и накладывались, словно кокон, на тело ученика Сунара. Сам Тамир не чувствовал изменений, ведь это было лишь воображение, но по изумленным лицам людей с удовольствием понимал, что его фантом не мог быть более правдоподобным.

Позволив своим мыслям наполнится воображением гвардейца, Тамир почти ощутил мягкое касание бархатной мантии и вполне реальную прохладу магического посоха, который юноша успешно подменил простой палкой, 'одолженной' у торговца из толпы, что вовсе не понравилось вышеупомянутом и он теперь отчаянно пытался взять в толк, кто из рядом стоящих мог позариться на такое добро.

— Ггг...госппп...подин гг...геннн...нерал? — заикаясь, спросил старший гвардеец, боясь смотреть 'Тамиру' в глаза.

Ответом ему был щелчок 'сапфировым набалдашником посоха' по выпуклому лбу и все остальные вопросы тут же отпали.

По заискивающим взглядам гвардейцев Тамир понял, что больше не осталось сомнений в том, кто перед ними. Безусловно, оба гвардейца были прекрасно осведомлены о повадках полководца, ведь тот всегда лично присутствовал на смотрах гвардии и частенько 'угощал' нерадивых молодчиков своим посохом.

— Ну а кто же, дурак ты эдакий?! И это мои гвардейцы, лучшие представители королевской гвардии?! Какой стыд! Какой позор!

Гвардейцы, покраснев от смущения, преклонили колени перед своим генералом.

— А-ну, живо поснимали свои гвардейские ленты! — перешел на хриплый визг Тамир, отлично помня, как кричал полковник на одного из провинившихся гвардейцев. — Больше вы ни одного дня не будет принадлежать к королевской гвардии! Позор, позор на мою голову! И это гвардия короля Зарлита, это те, кто должен защищать его ценой своей жизни?! Да они даже задержать молодого колта не способны, что уж говорить о большем, — и, подтверждая свои слова, отвесил каждому набалдашником по макушке.

— Простите нас, господин генерал Лутсиус, — попытался оправдаться младший гвардеец, но его прервал визгливый рев Тамира:

— Молчать! Молчать! — и снова по щелчку.

'А мне начинает нравиться эта роль!'

— Что здесь происходит? — вклинился новый голос и, обернувшись, Тамир увидел третьего гвардейца, фиолетовая ленточка на его правой руке указывала, что он был начальником двух остальных. — Господин генерал? Но как?

— Молчать, я сказал! Разжаловать этих трусов немедленно! Какой позор. И это ваши люди? Они не могут арестовать простого колта!

— Колт? Но откуда здесь колт?.. И вы?

— Молчать! — еще громче закричал Тамир, не давая возможности гвардейцу додуматься до правды. — И ты еще стоишь? Не преклонил колено перед своим господином?

Гвардеец тот же час упал на оба колена, но это не избавило его и от своей доли наказания, набалдашник с глухим стуком прошелся и по его макушке.

— Ничего, я еще с вами разберусь! Это же просто возмутительно! Вопиющее безобразие! Где ваш староста? Я немедленно хочу говорить с ним!

Староста, лысоватый невысокий мужичок, появился на светлы очи полководца не дольше чем через несколько мгновений. И появился он уже на коленях, видимо, боясь получить и свою порцию наказания.

— Да, ваше мудрейшество? Для меня великая честь...

— Молчать! Ведите меня в свой дом, живо! Мне нужно успокоиться и принять ванну.

Гвардейцы разогнали любознательный народ, да люди и не особо сопротивлялись, боясь навлечь на себя гнев магистра, а староста, подтягивая хромую ногу, повел почетного гостя в свой дом. Тот был не большим, но чистым и светлым. В детстве, оставшись после смерти отца на улице, Тамир часто мечтал о таком доме, любящей семье и доброй матери, которую никогда не знал.

— Прошу, ваше мудрейшество, — склонился в поклоне староста.

Тамир только сердито фыркнул в ответ на его слова и, под изумленными взглядами мужичка, его жены и их двух дочерей, прошествовал в покои старосты и закрыл двери перед самим носом последнего.

Сбежать не составило большого труда. Тамир вылез через окно, правда, перед этим успел понежиться в деревянной бочке и вкусить изумительное жаркое хозяйки. Лутсиусу еда не пришлась по изысканному вкусу, о чем он не преминул сообщить жене старосты, после чего выставил расстроенную женщину из спальни, запретив беспокоить в ближайшие несколько часов.

По улицам Тамир шел не скрываясь, в этот раз приняв образ мальчишки живущего по соседству со старостой, и то тут, то там слышал шепот деревенских жителей, в словах которых часто всплывало имя полководца.

По пути из Веселухи, юноша встретил наперсточника Вура и со злорадством отметил 'посиневшие' глаза того, а также грустную улыбку, в которой недоставало большей части зубов.

Как Тамир и предполагал, маг, Лима и Огненная ждали его за деревней в лысоватой роще. В глазах учителя стояла укоризна, отчего ученик смущенно опустил голову, ожидая долгой нотации, но вдруг услышал смех и изумленно уставился на веселого старика:

— Ох, и повеселил ты нас с Лимой. Полководец Лутсиус в деревне! Эта история еще долго будет блуждать по нашей стране, но послужит и уроком для гвардейцев и старосты, что были такими глупцами и поверили в подобную ерунду.

Тамир пожал плечами:

— Они не пожалели меня, когда обрекали на смерть либо вечное служение тирану Зарлиту.

Учитель печально покачал головой.

— В этом ты прав. Что ж, все случилось так, как должно было случиться.

— Но почему так происходит? — выступила вперед Лима. — Почему Тамира пытались задержать? Кто такие колты?

— Это волшебники, не внесенные в королевскую книгу. Те, кто не имеет разрешения короля использовать свою силу,— ответил промэе старый маг. — Несколько веков назад маги низвергли с престола тирана Варея, топившего Савиту в крови и жестокости. Но по древнему указу Солнца правителем позволено быть лишь простому человеку, магия не может служить для короля средством власти. Волшебники выбрали новым правителем молодого племянника павшего короля Гореста. Он правил Савитой справедливо и мудро. Затем и его сын продолжил дело отца, ни разу не очернив памяти Гореста. Единственное, что не смог Проктас, это оставить после себя наследника, ведь оказался бесплодным, и корона досталась его супруге. Королева Сармила была хорошей, отзывчивой девочкой, но недоставало в ней воли, отчего она подчинилась недоброму влиянию своего отчима, который жестко правил страной ее руками. Второй супруг Сармилы являлся повторением своего дядюшки Алкила, отчима королевы, и потому не удивительно, что их сын Зарлит пошел по его стопам. Зарлит вступил на трон, когда ему было всего чуть больше шестнадцати лет. Королева умерла ранее при странных обстоятельствах, хотя, зная нашего короля, не удивлюсь, если выяснится, что это именно он позаботился о материнской смерти. Боясь повторить судьбу Варея, Зарлит создал орден магии, волшебники которого подчиняются королю. Все остальные называются колтами — магами против закона, которым остается либо пойти на службу королю, либо проститься со своей жизнью, либо скрывать дар, иного не дано.

— Да, но ведь маги могут воспрепятствовать королю, у него же нет дара...

Сунар вздохнул:

— Зато он есть у ордена магии, Лима. Члены ордена давно продались богатствам Зарлита, власти, которую им дарует его покровительство, потому будут бороться с колтами до смерти. Подобное восстание уже было, около пятнадцати лет назад, и закончилось трагически для взбунтовавших колтов. Против них выступили не только маги ордена, но и многотысячная королевская гвардия, а это великая сила.

— А почему?.. — запнулась промэя, но взгляд, брошенный на вышивку Сунара, объяснил все и без слов.

— Я стал одним из первых членов ордена магии, одним из первых подопытных молодого короля. Мне тогда было немногим больше Тамира. Меня поймали гвардейцы и несколько магов ордена и предоставили выбор: смерть либо служение Зарлиту. Я отказался, был готов даже умереть, но только не служить Зарлиту, но тогда мне пригрозили, что убьют мою мать и сестру и я не смог сопротивляться им, — Сунар перевел дыхание, будто решаясь на что-то. — А свободу я заслужил, когда спас Зарлита от волшебной стрелы колты. Это была совсем молоденькая магиня и из-за меня ее убили...

Старик вновь замолчал на время, промэя чувствуя, что ему нелегко дается рассказ тоже сохраняла тишину. Поймав недовольный взгляд Тамира, она отметила, как побледнел ученик мага, видимо, переживая за учителя.

— Я не мог потерять моих родных, — наконец вновь продолжил учитель, — хотя смерть колты стала для меня не меньшим наказание, чем были бы смерти матери и сестры. Разумеется, сразу Зарлит меня не отпустил, я прослужил ему еще долгих тридцать лет и лишь когда начал стареть и, можно сказать, стал не нужен королю, он подарил мне эту свободу. Мать, к тому времени, уже давно умерла, зато сестра вышла замуж и родила прекрасных близнецов. Она предлагала мне остаться жить в их с мужем доме, но когда я смотрел на сестру, то вспоминал ту колту... Ведь она тоже могла бы иметь детей, любить и радоваться жизни, как моя сестра, а из-за меня была сожжена на центральной площади столицы...

Маг медленно побрел вперед, и Лима не посмела промолвить ни слова, боясь еще больше огорчить старика, который и так будто постарел на десяток лет. Виновато взглянув на еще более хмурого Тамира, девушка ожидала, что юноша станет обвинять ее, но тот лишь грустно пожал плечами и, закинув дорожную сумку на плечо, последовал за учителем.

Огненная, почувствовав печаль Лимы, лизнула ладонь промэи и, прихватив клыками подол платья, потянула вперед, заставляя идти. Девушке ничего не оставалось, как подчиниться.

Глава 3

Яркие лучики в холодной ночи

Талиса со стоном приоткрыла глаза, но тут же закрыла, ведь их словно пронзила тысяча ледяных шипов. За короткое мгновение она увидела такую жуткую ночь, что и не передать словами, это не была просто ночь, которой правила ее тетушка Луна... Нет, это была сама рука Властителя Тьмы, мохнатая, когтистая, ядовитая и... ледяная... Сама смерть для Талисы.

Но все же что-то теплое и родное еще теплилось внутри девушки, сопротивляясь натиску темных сил, не позволяя промэе растаять солнечными бликами в кромешной ночи. Это сила Лимы звучала в ней, не давая забыться, заставляя бороться, помнить и даже, возможно, мечтать.

Талиса не знала, как долго она уже пролежала в этой ночи — годы или минуты, но казалось вечность. Она чувствовала себя чем-то пустым, слабым и безжизненным. Продолжала существовать лишь благодаря Лиме, силу и жизнь из которой, пусть и нехотя, но нещадно выпивала.

Понемногу мысли промэи приходили в порядок, позволяя вспомнить кто она и каким образом попала в это страшное место. Но лишь воспоминания приводили к тому роковому дню, девушка с криком выталкивала их из своего сознания, прячась не то во сне, не то в забытьи.

Когда в очередной раз Талиса опомнилась от темного, полного теней и голосов сна, она почувствовала себя такой старой и слабой, словно затухающий луч, потерявший связь со своим родителем — Солнцем. Девушка едва могла пошевелить пальцами, вдохнуть затхлый воздух, но никак не противиться настойчивым воспоминаниям, что стаей ос осаждали ее израненный рассудок, и потому промэя, не сопротивляясь, нырнула в них будто в световой колодец. Если это последние мгновения ее жизни, почему бы не провести их вместе с близкими, пусть они и плод мечтаний.

...Лилайя гордо вышагивала меж зеленых рядов алиса, сияющего нежными дымчато-желтыми цветами. Услышав шаги промэи, птица повернула изящную головку с острым черным клювом и гордо посмотрела на хозяйку небесно-голубыми глазами, красиво гармонирующими с ярко-фиолетовым оперением.

— Лилайя, — тихо проговорила Талиса, протягивая руку птице, а последняя, плавно ступая и покачивая пышным искристо мерцающим хвостом, приблизилась к промэе и позволила погладить свою головку. — Какая же ты красавица у меня.

— Не менее хозяйки, — проговорил рядом ласковый и любимый для Талисы голос.

Подняв взор, девушка увидела главную супругу Солнца Салию-Лирсу, вечернюю звезду, младшую сестру Луны и свою горячо-любимую маму-астрию. Женщина выглядела не намного старше самой Талисы, скорее как сестра, но это не мешало глазам полнится теплой материнской любовью. Ее серебряные волосы были убраны в высокую прическу, а длинное темно-синее одеяние, окутывающее тонкую фигуру, слегка мерцало. Скоро должно было наступить ее время сиять на небе, провожая Солнце и встречая Луну.

— Мамочка, ты сегодня еще прекраснее, чем вчера. Не знаю, возможно ли такое, но ты словно хорошеешь день ото дня, не удивительно, что отец смотрит на тебя с обожанием, вызывая злость у остальных жен.

— Они просто жены, — со смехом взмахнула рукой Салия-Лирса. — Я же любимая.

— Но мне все равно не дано этого понять. Как ты можешь так легко говорить о таком? Неужели тебе не больно от того, что ты не единственная для отца?

Мама печально улыбнулась и отвела взор, рассеянно разглядывая острые шпили солнечного замка, сейчас ярко горящие от света своего хозяина, словно дивная птица парящего на просторах неба.

Талиса взглянула на отца и не смогла не улыбнуться, пусть как зла была сейчас на него. Сегодня Мэйрут был особенно ярок и силен, даже сейчас на закате. Лето понемногу сдавало свои позиции, осень уже готовилась вступить в свои права, но не упускало случая вновь напомнить о своей силе, что давало Солнцу волю быть самим собой. Он даже призвал всех промэй, что случалось только в самые жаркие дни, единственным исключением стала Талиса, решившая поупрямиться. Хотя кому от этого хуже, уж никак не Мэйруту, природе да земле, разве что, возможно, именно сегодня нуждающимся в тепле и внимании Талисы.

Девушка тряхнула головой, отгоняя подобные мысли, и стала изучать узор Солнца, который тот принял сегодня. Это, действительно, был он сам. Отец буквально распахнул свое сердце миру. А оно было одним из самых мудрых, что знала Талиса, пусть своенравным, упрямым, иногда даже заблуждающимся, но удивительно мудрым. Промэи же служили для Солнца нитями, которыми он вышивал узоры на небесном полотне. Жаль только, что не все способны лицезреть подобные чудеса. Люди так и не научились понимать и видеть мир по-настоящему. Редкие из них, в основном маги, знали истинную красоту мира и Солнца, в частности, принимая его всего лишь за горящий диск, пусть и названый одни из божеств.

— Это его день сегодня. День силы... — отвлек девушку голос астрии.

— Ты хочешь сказать, что я испортила его день? — нахмурилась Талиса.

Мама промолчала, но такой ответ был еще более красноречив. Промэя сердито поджала губы, но упрямо повела плечами, твердо настроенная стоять на своем, пусть слова Салии-Лирсы и пошатнули ее решимость.

— Поначалу, разумеется, это приносило мне боль, — после некоторого молчания произнесла женщина, девушка непонимающе было уставилась на нее, но затем вспомнила свой первый вопрос и кивнула. — Я воспринимала все так, как сейчас воспринимаешь ты и даже несколько раз отказывалась от предложения твоего отца. Но затем осознала, как сильно люблю его и что, ради того, чтобы быть рядом с ним, готова мириться с тем, что придется делить Мэйрута, — астрия подобрала юбки и опустилась на изящную каменную скамейку.

Талиса присела рядом с мамой. Лилайя положила свою головку хозяйке на колени и девушка стала рассеянно ее поглаживать.

— Но ты должна понимать, у меня есть то, чего никогда не будет у его остальных десяти жен, — продолжила Салия-Лирса. — У меня есть его сердце, уважение, доверие. Лучше пожалей их, ведь кроме потерянных надежд и пустоты у них ничего нет. Дети это единственное, что они получили от вынужденного брака с Мэйрутом, а в остальном лишь холодность и отчужденность того, кто зовется супругом. По сути, они совершенно чужие друг другу, их соединяют несколько пустых встреч. Талиса, твой отец — Солнце и он должен помнить о своих обязанностях, ведь только лишь от его силы зависят миллионы жизней, наш мир. В его глазах я бесценность, но это не значит, что я стою других судеб, а без тепла промэй земля погибнет. Не думаю, что ты хотела бы стать одной из причин гибели своего обожаемого мира. Я в свое время этого не хотела. Твой отец был рожден быть Солнцем, такова судьба Мэйрута. А моя судьба — быть твоему отцу опорой и поддержкой.

Талиса сердито отмахнулась:

— Как все это сложно.

Мама улыбнулась и ласково взъерошила золотистые волосы дочери.

— Зачем тогда мы говорим об этом?

— Отец уже рассказал тебе о своем решении, да? — задумавшись на миг, проговорила Талиса и по сочувственному вздоху поняла, что именно потому Салия-Лирса и навестила дочь.

— Да, говорил. Но ведь тебя ждет совершенно другая жизнь. Тебе не нужно будет делить своего мужа ни с кем другим.

— Я вообще не хочу себе мужа. Тем более... этого!

— Чем тебе не угодил наследник Западного Ветра? Неужели ты думаешь, что мы с отцом отдадим любимую дочь какому-то проходимцу?

— Не нужно меня никому отдавать!.. Но подожди, — девушка зло прищурила глаза. — Мама, ты тоже принимала участие во всей этой истории?!

Астрия смущенно потупилась:

— Думаешь, что отец выбрал бы тебе супруга без моего согласия и одобрения?

— Лучше бы ты мне об этом не рассказывала! — вскричала промэя, едва сдерживая себя оттого, чтобы бежать без оглядки.

— Мне кажется, что ты наоборот должна бы порадоваться. Или ты не доверяешь мне?

— Не хочу больше об этом говорить! Вообще ничего не хочу! Ни наследника, ни кого-либо другого!

— Твой отец непреклонен. Талиса, ты должна понять, что пришло твое время. И отцу нужен этот брак. Северный Ветер в последнее время слишком вольничает и восточные области...

— Ничего не хочу слышать! Отдайте ему кого-то другого. Многие сестры уже давно мечтают о том, чтобы выйти замуж.

Какое-то время женщина молчала, давая возможность дочери одуматься, а затем сказала:

— Мы с твоим отцом любим тебя и пусть Мэйрут не менее упрям, чем ты, но, думаю, что смогу переубедить его и уговорить выдать за Нариса другую девушку, но хочу сказать последнее. Этот юноша для тебя! И хотя бы прежде, чем принимать окончательное решение познакомься с ним...

— Это мое окончательное решение!

— Делегация Западного Ветра посетит наш замок через несколько дней. Отец с Залисом лишь тогда будут обсуждать подробности брачного договора и назовет имя той, кому суждено стать невестой его сына. Если ты откажешься, то отец назовет имя другой промэи.

Талиса осознала, что это единственный шанс для нее, по-другому отец не согласится, да и не хотелось обижать маму, которая так старалась исправить случившееся.

— Хорошо, — угрюмо пробормотала она.

Мама облегченно вздохнула, ее лицо осветила радостная улыбка:

— Ты увидишь...

Промэя вскинула руку в предупреждающем жесте:

— Мама! Я ведь могу и передумать.

— Все-все молчу.

Талиса сжала тонкие ладони астрии в своих:

— Не сердись на меня, просто вы не должны решать что-то в одиночку. Мама, это ведь моя жизнь.

— Я понимаю, доченька, но помни, что я желаю тебе лишь самого лучшего. Настоящего счастья.

Девушка не нашлась, что ответить. Она верила словам Салии-Лирсы, но все же не могла понять, если все так, то зачем они с отцом принуждают ее к этому ненавистному браку.

— Иди, астрия. Тебе пора. Я уже слышу зов вечерних цветов, они ждут свою прародительницу.

Мама благодарно улыбнулась, но в ее глазах сквозила тревога. Валса стала понемногу отступать и контуры ее тела с каждым шагом становились все туманнее. А затем серебристый смерч закружился вокруг женского силуэта, и астрия сияющей лентой вознеслась ввысь, оставляя за собой искрящийся след. Острой стрелой лента впилась в небо и на его темнеющем синем фоне начал возникать удивительный рисунок, словно неземной цветок распускал свои серебряные узорчатые лепестки.

Сегодня мама горела для нее.

Промэя почувствовала, как сердце в груди екнуло. Вечерняя звезда была талисой, давно утерянным во времени цветком, давшим имя промэе...

...Талиса застонала и осторожно открыла глаза. Чернота вновь пронзила своей резкостью, но девушка заставила себя вытерпеть эту муку. Воспоминания придали ей сил, и промэя осознала, что еще есть для чего бороться. Если не ради себя, то ради родных. Родителей, братьев, Нариса... и Лимы! То, как сестра стремилась спасти ее, не позволяло Талисе сдаваться, она должна бороться, должна выдержать. Если придется, Талиса будет жить лишь воспоминаниями. Иного выхода у нее просто нет...

...В ночь перед приездом ветреной делегации, Талиса не смогла сомкнуть глаз. Она боялась этой встречи, боялась реакции отца, ведь так и не смогла понять, удалось ли маме уговорить его и примет ли Мэйрут условия дочери. Все последние дни отец был с ней по обычаю внимателен, добр, но все же что-то в золотых глазах Солнца заставляло промэю нервничать. Девушка пыталась выведать у мамы, но единственное, что смогла сказать астрия:

— Все будет хорошо. Не бойся, вот увидишь, все будет хорошо.

Эти слова совершенно не вселяли уверенности. Казалось, что говорила мама совершенно о другом и это другое Талисе определенно не нравилось.

Лима пыталась поддержать сестру, говорила, что даже если маме не удалось переубедить отца, они найдут выход. Но Талиса знала, что не сможет так поступить с родителя. Да, она пыталась избежать ненавистной судьбы, но если отец при всех объявит ее невестой ветреного наследника, девушке придется смириться. Лима бы не покорилась, она всегда была своевольной и упрямой, но Талиса, несмотря на слова, прекрасно помнила свои обязанности, долг перед родителями, долг промэи. И будет вынуждена склонить голову перед волей Солнца. И, возможно, стать такой, как одна из отцовых жен, которых жалела астрия.

От тяжелых мыслей девушку отвлек тихий скрип, и в покои Талисы прошмыгнула Лима.

— Не спишь? — шепнула она, подкрадываясь к кровати.

— Нет, — отбрасывая простыни, сердито пробормотала Талиса и села, подставив под спину пышную подушку. — Как я могу спать?

— Вот и я о том же, — тяжело вздохнула сестра и как в детстве запрыгнула на кровать, что Талиса едва не слетела на пол.

— Ты что делаешь? По-твоему, мне еще мало? Осталось лишь нос разбить!

— Прости, я же не хотела...

— Ладно, ладно, — устало протянула девушка, по новому устраиваясь на постели.

Прошло несколько долгих минут, обе сестры молчали, думая каждая о своем и вот послышался тихий голосок Лимы:

— Может, давай я заменю тебя? Мы ведь одинаковые, вдруг не поймут, кто есть кто. Нужно только смешать наши ауры. Думаю не заметят... хотя... А если заметят, скажу, что давно и безумно влюблена в этого... Как его? Нарта?

— Нариса! Ты так влюблена, что даже имя его запомнить не можешь?

— Я могла видеть его лишь издали, — пожала плечами промэя.

Талиса долгое время не отвечала. Затем встала, подошла к окну и распахнула искусно резные створки. Свет Луны посеребрил ее волосы и словно окутал мягким, сияющим коконом.

— Ты готова совершить это для меня?

— Разумеется, мы ведь сестры. Ты моя половинка и я не смогу быть счастливой, если ты несчастна.

— А если будешь несчастна ты?

— Ты ведь знаешь мое мнение о любви. Она коротка, наивна и эгоистична. Не думаю, что потеряю много, если лишусь этого печального опыта. К тому же, говорят На... подожди, подожди... Нарис, да? Вот видишь, я уже и имя запомнила.

— Схватываешь на лету.

Лима пропустила эту колкость мимо ушей и с улыбкой продолжила:

— Говорят Нарис совсем не плох, красив, умен... Вдруг я возьму да и влюблюсь!

— Не говори глупостей.

— Я и не говорю. Я, действительно, так думаю. Не переживай за меня. Со мной все будет хорошо.

— Нет, Лима, я на это не соглашусь.

— Но, Талиса!

— Лима, ты меня плохо слышишь?

Сестра сердито надула губы, но Талиса успела заметить, как в ее глазах промелькнуло облегчение.

— Может, тогда тебе сбежать?

— Новая грандиозная идея?

— А что? Время еще есть, ты успеешь исчезнуть, даже отец не сможет найти твой след.

— Не веди себя, как ребенок. Я не трусиха и бежать не собираюсь. Встречу судьбу с высоко поднятой головой.

— Угу. Высоко поднятой головой, трясущимися губами и полными слез глазами?

— Не злорадствуй.

— Возможно, я и ребенок, но ты тогда не разыгрывай из себя героиню. Нужно что-то предпринять! Что-то придумать!

Талиса сердито взмахнула руками:

— Что здесь можно придумать? Все уже давно решено без моего участия!

Лима уставилась в одну точку, кажется, даже не слушая слова сестры. Как обычно, когда девушка думала, она стала накручивать золотистый локон на палец и что-то беззвучно шептать себе под нос.

— Подожди, Талиса! — вдруг спрыгнула она на пол, размахивая руками.

— Ты что кричишь? Весь замок разбудишь! Или хочешь, чтобы они тоже помогли нам решить этот вопрос?

Лима, беспечно отмахнувшись от возмущений, подбежала к сестре и схватила ее за руки:

— Альсия!

— Что Альсия?

— Талиса, — зло выдохнула девушка, — думай же! Нужно рассказать ей, что отец решил выдать ее замуж за Нариса! Предоставим это дело сестре, Альсия сама все устоит!

— Думаешь?

— Конечно! Ты что Альсию не знаешь? На пути к желанной цели ее ничто не остановит.

Талиса не позволила себе заранее радоваться, но все же кое в чем сестра была права. У промэи появилась надежда.

— Знаешь, думаю, следует попробовать.


* * *

Талиса проснулась от зова. Небо и отец призывали ее, мир нуждался в промэе. Лицо девушки осветила яркая улыбка, вызванная не только новым утром, но и воспоминаниями о вчерашнем разговоре с сестрой. Нет, Талиса не слишком верила в положительный исход их с Лимой задумки, но потешить себя все-таки хотелось. Что еще остается?

Странно, но у нее было прекрасное настроение, душу грело предчувствие чего-то хорошего и пусть это всего лишь ее фантазии, Талисе не хотелось расставаться с ними. Пока есть возможность, девушка будет надеяться и мечтать.

С этими мыслями Талиса распахнула глаза и, потянувшись, выбралась из постели. На улице еще стояла ночь, но вскоре первые лучи Солнца окрасят мир рассветными бликами. И она будет одним из тех первых лучей, чей свет, вслед за мерцанием Утренней Зари, разгонит тьму и озарит мир. Быть первым лучом всегда считалось очень почетным, теперь и Талиса заслужила эту честь. Пусть это была всего лишь милость отца перед вечерним сватовством, но девушка решила, что воспользуется даже такой возможностью. Ведь это ее давняя мечта.

Талиса заплела косы и нарядилась в одно из своих любимых платьев — сотканное из воздуха и расшитое светом Солнца. Сегодня она должна выглядеть лучше всех, сиять лучше всех. Пусть это будет ее день.

Погруженная в мечты, она даже не заметила, как за окном начало светлеть, девушку окутало ласковое тепло, и знакомый голос на ухо прошептал ее имя.

— Все будет хорошо, не волнуйся, — сказала она себе и выбежала на балкон.

Первые завитки солнечных узоров уже сияли над горизонтом, окрашивая мир в золотые краски. На фоне яркого Солнца блекла Утренняя Заря, тетушка Талисы, сола Ишил-Сонай и девушка вздрогнула, осознав, что наступил ее час.

Промэя сорвалась с балюстрады и словно быстрая птица устремилась к Солнцу. Отец притягивал ее как магнит и расцветал на глазах, распуская лепестки-лучи, будто кружево. Картины мира мелькали перед ее взором, но Талиса даже не пыталась рассмотреть их, все ее мысли были с отцом.

И вот она вошла в центр его узора, словно прыгнула в сияющий бездонный омут. Тут же Солнце подхватил ее силу и, соткав с ней в сияющий клубок частицу своей, выпустил на волю. Талиса рассыпалась на миллионы золотых нитей, которые, прорезая воздух и вплетаясь в него, устремились к земле.

Мир так ждал ее тепла и света, так любил, и Талиса отвечала тем же. Многочисленные радостные голоса врывались в нее вихрем, делая еще ярче и прекрасней, промэя отдавала всю себя миру, даруя и душу, и сердце.

Ночь, а с ней и Мрак, беспрекословно отступали, растворяясь под золотыми лучами Талисы. Мир тянулся к ней всем своим естеством, малейшим своим созданием, а девушка заглядывала в каждый уголок, приветствуя даже крохотного муравья, на каждую улицу, в каждый дом. Звери встречали ее плясками и криками, люди улыбками, и промэя вновь чувствовала себя ребенком, для которого жизнь так прекрасна и беззаботна. Узари кланялись и приглашали посетить свои леса, русалки и водяные поднимали брызги воды, и Талиса беспечно танцевала среди них, зная, что сила отца защитит ее. Шейли выступали из своих земных тел и шелестящими голосами пели удивительные песни, а промэя путалась в их лиственных волосах и погружалась в безмятежные души.

Такой счастливой Талиса еще не была никогда... И такой любимой. Мерещилось, что она сама жизнь этого мира, его сердце, его голос. Она была веснушками на вздернутом носике смешной девочки, спящей в обнимку со своей игрушкой. Крыльями голубя, спешащего к голубке. Улыбкой молодого юноши, готовящегося к первому дню работы. Она была даже умелыми руками веселой хозяйки, готовящей завтрак для своей семьи, отблесками воды в ручье и мудрыми мыслями старого сказочника, бредущего вдоль дороги.

Талиса почти забыла кто она сама, когда чья-то светлая сила проникла в нее, наполняя энергией, и в счастливом смехе девушка узнала Лиму. Значит отец уже в самом зените, если новый луч нашел ее даже в таком далеком уголке мира.

Вместе с сестрой они посетили край фей, где танцевали в хороводе вокруг священного цветка Иллатии. Затем заглянули в холодный грот, где прятался заблудившийся мальчишка. Тихим шепотом направили его старшего брата и после радовались их улыбкам. Вместе с молодой девушкой ступали к ее возлюбленному, ликуя от той любви, что сияла в его глазах. Даже плакали с молодой вдовой, высушивая ее слезинки и, радуя танцем солнечных бликов на стене. Утешали старую женщину, которая провожала своего единственного сына в дальнюю дорогу.

С Лимой они были и последними лучами Солнца. Вечерняя звезда уже сияла на небосклоне, заплетая вечер в серебристые веночки, когда они возвращались. Сестры расшили ее воздушные соцветия своими световыми нитями и, простившись с миром, вошли в объятья отца...

Теперь, открыв глаза в своем ледяном мире, Талиса почти ощущала удивительный свет, что тогда жил в ее сердце. Она была почти столь же счастливой. Тот свет, тепло и радость как будто звучали в этой сырой, промозглой темнице и Талиса осознала, что она еще сильна. Она еще сможет бороться. До последнего мгновения, до кромешной тьмы, всепоглощающей печали и даже боли.

Талиса медленно, тяжело опираясь на скользкую, покрытую плесенью стену, поднялась и вцепилась в ржавые прутья.

— Вы слышите? — попыталась крикнуть она, но с губ сорвался лишь хриплый шепот.

Тогда Талиса закрыла глаза и собралась с силами, а затем вновь закричала:

— Вы слышите меня? Вам не удастся уничтожить меня! Я сильная и все выдержу. Я обязательно выживу, что бы вы ни делали, как бы не мучили меня. Я все выдержу!

Черная ветреная тень набросилась на нее, сбивая с ног. Падая, Талиса больно ударилась затылком и почувствовала слабость в теле. Сознание словно наполнилось дымом, черным и густым, заполняя каждую ее клеточку и унося с собой. И промэя следовала за ним в темную пропасть. Лишь тихий, но страшный голос был ей спутником в этом туманном мире:

— Смерть, одна лишь смерть ожидает тебя, безумная. Но ты можешь верить, верь в свои мечты. Мечтай, безумная, так легче умирать.

Талиса пыталась спрятаться от этого голоса, но вокруг не было ни одного светового блика, в котором промэя могла бы найти успокоение. Лишь черный, затхлый дым...

Но вот и он стал понемногу рассеиваться, уступая место уже знакомой всепоглощающей тьме и страху, что посеял голос тени.

Образы возникли из пустоты, но они были такими яркими и живыми, что Талиса с радостью бросилась к ним на встречу, моля о защите...

Глава 4

Верная Алта

Рассвет встретил их пасмурным небом и бодрящей прохладой. Лима была столь же сумрачной и не только из-за погоды, но и вчерашнего разговора с магом. Почему-то она чувствовала и свою ответственность, словно была причастна к смерти молодой волшебницы. Ей было жаль колту, чью жизнь так бессердечно прервали из-за мелочного и жадного до власти короля и мага Сунара, пусть промэя и осознавала мотивы последнего. Лима не знала как, но хотела помочь старику, к которому всего за несколько дней прониклась уважением и глубокой симпатией, снять тяжелый груз с его сердца. Но понимала, что это невозможно. С виной и болью нельзя бороться, остается лишь смириться.

Также не способствовали настроению и серые облака, застилающие небо, напоминающие о неумолимо приближающейся Солнцевой Ночи и том, как Лима еще далека от Талисы.

Пока учитель и ученик готовили, а потом собственно вкушали свой завтрак, Лима и Огненная играли в салки на небольшом цветочном лугу, находящемся возле редкого леска, в котором их небольшой отряд устроил свой ночной лагерь. Лиса была очень быстрой и упорной соперницей, но даже ей было сложно тягаться с лучом, потому, соблюдая честность и боясь обидеть гордые чувства Огненной, промэя тайком немного поддавалась ей. Они были словно две неуловимые стрелы: золотая и огненная, даже мир улыбнулся им, смягчив свои серые краски и приоткрыв занавес облаков, в который хлынул родной свет Солнца.

— Лима, Огненная, заканчивайте свои игры, — показался на лугу маг, пытаясь отыскать их своими подслеповатыми глазами. — Нам пора продолжать путь.

Промэя запрыгала на его бледных щеках солнечными зайчиками, пытаясь вызвать улыбку и разгладить морщинки грусти в уголках глаз.

— Милая моя, — ласковая улыбка согрела душу Лимы, она смеясь перевоплотилась в облик валсы и поддернула пальчиком кончик длинного бугристого носа старика:

— Так хорошо, когда вы улыбаетесь, — у ног промэи замерла запыхавшаяся Огненная. — Улыбайтесь всегда, пожалуйста.

— Постараюсь, — засмеялся маг, ласково потрепав ее за щеку. — Но все же нам пора выходить. Я надеюсь дойти сегодня к вечеру до Певучего ручья, тогда завтра к обеду мы будем у Синей ведьмы. Мы, по правде говоря, должны были добраться до ручья намного раньше, но задержались в Веселухе по важнейшим делам Его Мудрейшества полководца Лутсиуса.

Из-за плеча старика, показалось кислое лицо 'Мудрейшества', но как обычно, несмотря на то, что виноват был именно Тамир, глаза юноши смотрели обвинительно на Лиму.

Девушка не удержалась и тайком, пока маг отвлекся, показала Тамиру язык. Ответил он ей самым ненавидящим взглядом, на который был способен, и промэя едва удержалась от того, чтобы надавать задаваке тумаков.

— Дети, какие же вы еще дети, — протянул старый маг, покачивая головой. — Самые настоящие. Ладно, Тамир, я уже давно потерял всякую веру в его разумность, но ты, дорогая... Промэя! Дочь Солнца! И показываешь язык, как маленькая шкодливая девчонка.

Девушка, покраснев, опустила глаза, но смешок Тамира заставил ее вновь взглянуть на него и лишь слова мага удержали Лиму от того, чтобы вновь повторить свой проступок. Но вот задавака, наконец, стал осознавать смысл сказанных учителем слов и то, что его только что назвали неразумным, и кислое выражение вновь вернулось на лицо, стерев ухмылку. Теперь уже настал черед Лимы злорадно улыбаться:

— Думаю, мы должны уважать волю неразумного полководца.

Старик насмешливо кивнул и отошел обратно к их лагерю, где еще горел костер:

— Безусловно, Лима, но это не помешает мне надрать уши этому нерадивому магистру, — маг взмахнул посохом над костром и поток воды обрушился на ярко полыхающий костер.

Девушке стало жаль своего дальнего родственника, она даже боялась представить, что это за ужасная участь: смерть — в объятиях воды.

— Пожалуйста, не делайте этого больше, — попросила она старика, сначала удивленно и непонимающе посмотревшего на нее, а затем виновато нахмурившегося. — Я могла по-другому остановить его, не убивая. Скажите, и я в следующий раз сама все сделаю.

— Извини, я не подумал, — пытаясь загладить напряжение, старик Сунар обратился к Тамиру: — Глупый мальчишка, а-ну, живо сбрасывай с лица это трагическое выражение и иди мне помоги. Хватит дуться!

Напоследок бросив на промэю еще один сердитый взгляд, словно пытаясь сказать: 'Что опять я во всем виноват?', Тамир побрел к учителю. Лима обиженно поджав губы, подхватила свою сумку, где хранила немногочисленные, приобретенные в Веселухе вещи и свое солнечное платье, которое сменила на голубое полотняное, чтобы привлекать меньше внимания.

Не дожидаясь мага и его ученика, девушка выбралась на пыльную, давно не знавшую дождя дорогу, хотя, если судить по погоде, последней сегодня могло повезти, и зашагала вперед. Огненная бежала рядом и Лима не смогла сдержать улыбку. Девушка пыталась помочь лисе справиться с обидой и грустью, и если не заменить Быструю, то хотя бы стать хорошим другом. Прошло еще слишком мало времени, но же лисица уже смотрела на нее иначе, не враждебно, как поначалу, а дружелюбно и будто немного доверчиво.

Придавая себе сил и стараясь укрыться от мыслей о Талисе и Солнце, Лима стала тихо напевать песенку. Огненная кружилась вокруг, пританцовывая, а сзади слышался одобрительный смех мага Сунара и сердитое бормотание Тамира.

Дорога стлалась извилистой змеей, то поднимаясь вверх, то ниспадая вниз. По левую сторону простирались бесконечные квадратики полей, разделенные темными полосками деревьев, голубыми нитями ручьев и лентами рек. По правую же — вдали виднелись знакомые Лиме горы, в которых она в памятную ночь искала убежище. Теперь она знала, что назывались они Берберовыми горами и имели свою легенду, Сунар был уж очень охоч на разные истории.

...Поговаривали, в далекие времена жил старик Бербер и был он самым добрым и честным человеком на свете. Никто не смотрел на мир с такой любовью, как он, никто не был таким искренним в своем желании творить добро.

Однажды злая ведьма Ильтара велела старику отдать ей его длинную бороду для своих зелий. Но Бербер воспротивился, сказав, что может отдать свою бороду лишь для добрых дел, а не для злых чародейств Ильтары. Тогда ведьма пригрозила, что если нужно убьет его, но добьется своего, но и это не испугало Бербера. Она бежала за ним с огромным кинжалом, угрожая и приказывая подчиниться, и старому человеку не оставалось иного, как броситься в пучину моря, лишь бы не исполнилась воля Ильтары.

Тот же миг из его бороды стали расти горы, взвиваясь в самую вышину небес. Одна из гор пронзила тело ведьмы и после того стала называться Смертью Илитары. Эта гора всегда отличалась от своих сестер, ведь верхушка не была уютно укрыта слоем снега, а обнажено чернела, словно сама душа ведьмы.

Теперь, зная легенду, Лима рассмотрела, что серые горы, и действительно, походили на бороду. Они перекатывались плавными, мягкими волнами, словно седые завитки на бороде Бербера и лишь Смерть Ильтары пронизывала небо острым кинжалом, напоминая издали черный драгоценный камень.

— Скажите, маг, а эта легенда правдива или только выдумка? — спросила Лима, поравнявшись со стариком.

— Конечно, правдива! Смотри, а то еще Ильтара за твоей бородой пожалует, легковерная девица, — ехидно усмехнулся его ученик, всегда ожидавший любой возможности прицепиться к Лиме.

— Тамир! — предупреждающе прикрикнул Сунар, в то время как промэя остановилась и, сердито подперев руками бока, обернулась к его юноше:

— Лучше уж быть легковерной девицей, чем таким зазнайкой. На деле же ты лишь обычный хвастунишка, у тебя даже посоха нет. Что ты за волшебник без посоха? Просто задавака!

Тамир посмотрел на нее с таким бешенством, что Лима к своему неудовольствию струхнула и спряталась за спину Сунара. С опаской и осторожностью выглядывая из-за его плеча, она все же упрямо продолжала бросать злорадные взгляды на ученика мага.

— Хо-чу по-сох! — по слогам громогласно выкрикнул он, глядя прямо промэе в глаза, а затем медленно перевел взгляд на учителя.

Сунар на мгновение замешкался, а затем ответил:

— Хорошо, Тамир, если ты, и правда, чувствуешь, что готов.

— Я го-тов! — голос дребезжал от гнева и напряженности хозяина.

— На нашем пути будет один из самых древних лесов Савиты — Каменный, можем сделать небольшой крюк, и так уже опаздываем, и заглянуть туда. Думаю, там найдется твое дерево и ветка, из которой сможешь вить свой посох.

Ничего не ответив, Тамир сердито свел брови и решительно зашагал по дороге. Лима, проследившая за ним, успела заметить, как его дрожащие губы растянулись в счастливой улыбке, и не сразу осознала, что тоже улыбается. Но вот она почувствовала касание мага на своей руке и попыталась скрыть улыбку, боясь, что тот заметит. Заглянув в его хитрые глаза, поняла, что эта затея ей не удалась.

— Спасибо, Лима.

Девушка совсем не ожидала подобных слов от Сунара, и потому, видимо, заметив ее удивление, старик добавил:

— Я уже давно ждал подобного момента, когда он заявит свои права, как маг. Но, кажется, так его запугал своими придирками, что мальчишка перестал верить в себя, — Сунар посмотрел Тамиру вслед и в его глазах сияли такие гордость и любовь, что, к своему стыду, промэе даже стало немного завидно. — На самом деле, он очень способный и когда-то станет хорошим магом. Пусть пока что больше 'задавака'.


* * *

Они замерли перед лиственной аркой Каменного леса, но не смели сделать и шага под ее цветочные своды. Вход не был запечатан сильной магией или волей узари, но все же что-то в колебании воздуха предупреждало путников не спешить.

Ветви молодых лип сплетались полукругом, словно руки девушек, а нежно-желтые соцветия мягко покачивались от слабых дуновений ветерка, как золотые браслеты, обвивая своим сладким ароматом. По бокам свисал дикий виноград, завиваясь в косы на гибких стволах лип. Маленький воробышек, сидевший на одной из веток лип, завидев нежданных гостей, важно надул серую грудку и завел такую звонкую трель, что Лима искренне испугалась, что он сейчас лопнет. Его голосок, словно отображение, продолжился в лиственных разливах деревьев, чей ветреный шепот волной побежал в дали леса, извещая свою хозяйку о путниках.

— Приветствуем тебя, лесная узари — хозяйка Каменного леса, — громогласно произнес маг и положил посох у своих ног, после чего склонился в низком поклоне. Его примеру последовали Лима с Огненной. И после тихого шиканья со стороны учителя, 'Его Мудрейшество полководец'. — Встречай своих незваных гостей.

Новая волна шепота пробежала по лиственным ветвям, после чего где-то далеко раздался крик вороны, а следом рев медведя.

Сначала послышался топот, лес же как-то притих, затаился, и вот между неровных рядов деревьев возник темный силуэт. Приближаясь, он становился все больше, давая возможность разглядеть огромного черного волкодава и его пронзающие яростью глаза. Под мощными лапами взвивалась пыль, а шерсть при каждом новом прыжке вставала дыбом, делая зверя едва ли не вдвое больше.

Лима, вскрикнув, попыталась отступить, но рука старого мага удержала ее:

— Не бойся, он нас не тронет.

Промэя хотела высказать сомнение, но вот волкодав притормозил в нескольких метрах от них, и девушке ничего не оставалось, как прикусить язык. Зверь окинул их с Тамиром безынтересным взглядом, что, кажется, затронуло струны юношеской гордыни, пристально оглядел Огненную и, наконец, посмотрел на Сунара. Маг коротко кивнул:

— Мы друзья и не желаем причинять вред ни вашей хозяйке, ни лесу.

Волкодав медленно прошествовал сквозь арку и сел в опасной близости от мага. Он был спокоен, но Лиму это только еще больше пугало. Волкодав обнажил страшные клыки и издал короткий рык. Промэя судорожно взглянула на старого мага и увидела довольную улыбку.

И вот появилась она: легкая, парящая и прекрасная, словно ее лес. Олениха будто летела по воздуху, едва касаясь тропинки своими маленькими копытцами. Ветвистые рога наподобие короны венчали ее изящную головку и даже слегка мерцали в полумраке леса. Глубокие карие глаза смотрели гордо и несколько подозрительно и словно были подкрашены белыми и черными красками — отметинами на шерсти. Лес будто расступался перед ней и склонялся в поклоне. Узари сама была этим лесом, его сердцем.

Олениха остановилась за аркой, вопросительно посмотрела на волкодава и только после этого одарила каждого из путников вниманием. Первой этой чести удостоилась Лима. Узари узнала ее, даже в простом платье и слегка улыбнулась, если так можно сказать об оленихе. Посмотрев на Тамира, тихо хмыкнула, долго изучала Сунара и последней отметила Огненную: сначала столь же заинтересованным, как и у волкодава взглядом, затем же кивком. Видимо восприняв это как одобрение, лисица нерешительно прошла возле черного зверя, но тот и глазом не моргнул и, минув арку, приблизилась к лесной узари. Огненная склонилась в поклоне, выставив вперед левую лапку и опустив на нее свою рыжую головку. Замерев так на несколько мгновений, выпрямилась и осторожно коснулась своим носиком оленьего носа. Олениха издала какой-то тихий, неразборчивый звук и Огненная отступила в сторону.

Но вот на месте Оленихи стояла уже настоящая хозяйка леса, удивительно юная, на вид не более шестнадцати людских лет. Ее глаза также были отмечены черными и белыми росчерками, а на голове покоилась уже знакомая ветвистая корона. На плечи ниспадали душистые травы-локоны, заплетенные на кончиках в маленькие косички и подвязанные полевыми цветами. Коричневое платье, подхваченное на талии цветочным пояском, спускалось к земле четырьмя юбками-хвостами, отороченными по краю зеленым мхом. Несмотря на свой, казалось бы, юный возраст, в узари чувствовалась сила и мудрость, а гордость сквозили даже в малейшем повороте головы. Она была истинной дочерью своего древнего леса.

— Приветствую вас, — склонила она перед голову, и путники ответили ей еще более почтительными поклонами. — Так значит вы друзья моей сестры Орлицы, хозяйки Светлого леса?

— Да, узари.

— Зовите меня Олениха.

— Я маг Сунар, это мой ученик Тамир, Лима, Огненная.

Олениха приветливо улыбнулась каждому:

— Прошу вас, проходите.

Старик первым ступил под лесной покров, ветви лип слегка вздрогнули, словно молчаливые колокольчики и под ноги магу упало душистое соцветие.

— Благодарю, красавицы, — проговорил он, бережно поднимая прекрасные цветы и, ласково улыбнувшись промэе, вплел соцветие в ее золотые волосы. Бледно-желтые цветочки засияли солнечным светом, отбрасывая солнечные блики на своей новой хозяйки.

— Спасибо, — немного смутившись, а особенно под неодобрительным взглядом Тамира, пролепетала Лима.

— Настоящая дочь Солнца, — улыбнулась узари и на миг отвела взгляд, а когда вновь на них посмотрела, во взгляде сквозила печаль. — Простите, что заставила вас ждать. В нашем лесу случилось горе, несколько дней назад ушла в мир духов моя мама — Белая Олениха. Я опасаюсь, что враги могут попытаться воспользоваться сменой сил Каменного леса, моей возможной неопытностью. А потому, милые друзья, прошу, не гневайтесь на меня.

— Вы не должны оправдываться перед нами, Олениха, — сказал маг Сунар. — Простите, что потревожили ваш покой в столь мрачные дни.

— Примите мои соболезнования, — выступила вперед промэя. — Столь ужасно, что в нашем мире есть такие страшные вещи, как смерть и разлука.

— Это естественный жизненный круг, — голос узари был спокоен и решителен. — Мы приходим в этот мир, уже зная, что однажды наша жизнь прекратиться и нам нужно будет вернуться в мир духов. Но все же, несмотря на осознание этих истин, сложно иногда не проклинать все истины мира.

Узари на мгновение умолкла, и никто не смел нарушить тишину.

— Так что привело вас в Каменный лес?

— Олениха, моему ученику пришло время вить свой колдовской посох и потому мы осмелились надеяться, что вы позволите Тамиру попытаться отыскать его ветвь в Каменном лесу.

Олениха изучающее осмотрела молодого мага, который под ее уверенным, пронзающим взглядом трусливо втянул голову в плечи. Узари же иронично усмехнулась и, раскинув руки, воскликнула:

— Братья и сестры, согласны ли вы позволить молодому магу искать свою судьбу в нашем лесу?

Лиственный шепот волной побежал по Каменному лесу, коснувшись каждого его жителя, и ураганом вернулся к Оленихе. Узари задумчиво кивнула, посмотрела на мага Сунара, затем на Тамира:

— Мы не вправе противиться велению Судьбы, пришло время твоей силы, Тамир, и надеюсь, что среди моих сестер и братьев ты найдешь свое дерево. Только прошу — ищи сердцем, а не разумом. Разум в этом деле не большой помощник. Можешь ступать по любой тропинке, куда поведет сердце, но не вздумай трогать чужого.

Тамир сглотнул и медленно кивнул. Он старался не показывать свой страх, но руки мелко дрожали, когда он стягивал сумки с плеч. Ученик глянул на своего учителя, безмолвно вопрошая совета, но маг лишь ободряюще улыбнулся и прошептал:

— Это необъяснимо и происходит у каждого мага по-своему. Просто доверься своим чувствам, и ты сам все поймешь. Шейли твоего дерева обязательно отзовется, если оно есть в этом лесу.

Тамир хмуро покачал головой, видимо решив, что этот совет ему ничем не поможет, кинул обвиняющий взгляд на Лиму (ну разумеется, кто же иной мог быть во всем виноват), и, увидев в ответ злорадную усмешку, совершенно самовольно возникшую на лице девушки, сердито хмыкнул. Юноша огляделся, плечи на миг обессилено поникли, но тут же вновь гордо выпрямился и, презрительно глянув на неотрывно наблюдающую за ним промэю, шагнул к высокому древнему клену, чьи мощные ветви расходились на добрый десяток метров вокруг. Дерево сердито зашипело и одним хлестким ударом ветки отбросило позарившегося на нее мага-недотепу.

— Я же сказала не тронь чужого, — терпеливо повторила узари, и на миг ее лицо стало озорным, смешливым, и правда, как у шестнадцатилетней девчонки. Но вот она вновь заговорила и голос звучал контрастно взросло, в нем слышался легкий укор, будто обращалась она не к древнему дереву, а своему ребенку: — Что же ты, Суровый Хатк, столь строг к этому несмышленому юноше?

— Тамир, не думай головой, своими желаниями и гордыней, — сердито воскликнул маг Сунар. — Доверься своей магии, иначе совершишь ошибку. Какое-то дерево может ответить согласием на твой призыв, и тогда ты окажешься в большой беде, посох не будет слушаться тебя полностью, но и отказаться от него ты уже не сможешь, ведь маг может выбрать посох лишь один раз и на всю жизнь, — и уже более мягко добавил: — Потому, будь очень внимателен и осторожен.

— Хорошо, учитель, я постараюсь, — проговорил юноша, отвешивая им с Оленихой поклон и, не разбирая дороги, пошел вперед, рассеянно осматриваясь по сторонам.

Лима нерешительно последовала за ним, она сама не понимала, зачем это делает, то ли из желания позлорадствовать, то ли все-таки переживала, пусть и не хотела признаваться самой себе. Рядом трусила Огненная, изредка как-то хитро кося на промэю.

Тамир делал все новые и новые шаги, но сам не понимал зачем, ведь совершенно не знал куда идет и что ищет. Он должен был ощущать что-то, тепло дерева, тепло шейли, но вместо этого в груди стояла незнакомая пустота и больше ничего. Никаких мыслей, никаких чувств. Юноша остро чувствовал позади присутствие Лимы и это еще больше усугубляло и без того его невеселое положение, заставляя сильнее нервничать. Ни в одном из деревьев Тамир не чувствовал своего, они все были чужими, не холодными, нет, но не своими. Его магия мирно спала, хотя, казалось бы, должна бушевать, предчувствуя вскоре получить свой посох. Ничто, ни единая клеточка в нем не отзывалась на зов шейли, да и шейли будто совсем и не звал его. Учитель рассказывал как-то про таких волшебников или скорее недоволшебников, которые не могли отыскать свой посох. Возможно, Тамир из их печального числа и, действительно, только 'задавака', как говорила Лима.

Не зная, что делать дальше, юноша остановился. Он хотел было обернуться, но вспомнил, что за его спиной промэя и, совсем не желая встречать ее насмешливый взгляд, снова начал идти. Юноша уже едва верил, что в Каменном лесу найдется его дерево. Будь оно даже где-то очень далеко, зов шейли обязательно бы достиг Тамира, но ничего не тревожило сердце молодого мага, разве что, страх. Оставалось лишь надеяться, что просто его дерево растет в другом лесу, хотя это очень удивительно, что ни один из многих тысяч шейли Каменного леса не откликнулся. Или он просто не умел звать.

Тамир почувствовал, что позади больше никого нет и, оглянувшись, увидел, что Лима присела возле высокого вяза. Сначала он подумал, что промэя решила оставить его в покое, но увидев, как она обвила гибкий стан дерева и принялась что-то нашептывать, испытал такую сильную обиду, что едва не раскричался. Лима пыталась ему помочь, видя, что у Тамира ничего не получается. И что молодой маг мог на это ответить? Да ничего! Тамиру, действительно, нужна помощь, пусть это и ранило его достоинство.

Ладони Лимы засияли солнечным светом и тот, свиваясь золотым жгутом, стлался вокруг ствола дерева, растекаясь по тонким ветвям и сплетаясь в прекрасные цветы. Несуществующий ветер сорвал цветы и, разрывая их, словно гадающая девушка, разослал сияющие лепестки в разные концы леса, даруя каждому дереву по одному.

Лима весело заулыбалась Огненной, словно подруге по заговору, а затем подняла глаза на Тамира. Юноше ничего не оставалось, как сделать вид, что он не понял произошедшего, не желая признавать свою беспомощность. Пусть лучше будет задавакой, чем неумехой. Этого он просто не вынес бы. А потому, презрительно сощурил глаза и окатил девушку волной ледяного пренебрежения. Промэя сердито поджала губы, но ничего не ответила, лишь вскинула подбородок, словно показывая, ну давай, докажи, что можешь!

Тамир отвернулся от нее и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Перед глазами стояла беспроглядная тьма и ни единого лучика: ни магии Лимы, ни шейли не проникало в эту тьму. Молодой маг уже готов был сдаться, но вот во тьме стали возникать световые образы и Тамир не сразу осознал, что это силуэты деревьев. Некоторые были белого цвета, другие цвета молодой листвы, встречались даже цветные, но ни в одном из них юноша не ощущал родства. Тамир пытался мысленно позвать душу шейли, моля отозваться.

Сперва было тихо, но вот легкий, словно ветерок голос проник в его сознание. И в тот же миг магия вспыхнула в юноше яростным пламенем, растекаясь, как горячая лава по венам, а зов все усиливался, становился громче, сливаясь воедино с силой Тамира. Подчиняясь воле своей магии, он сделал шаг вперед, а казалось, словно несколько сотен. Молодой маг не решался открыть глаза, но ступал без страха, уповая на то, что зов поведет его по правильному пути и надеясь, что нигде не набьет себе шишку.

Ученик Сунара не знал, сколько уже шел, казалось одновременно долго и все же будто несколько минут, но притяжение было таким сильным, что едва не разрывал его изнутри, почти отдаваясь болью в теле. Дерево находилось где-то близко, закипающая в нем магия не могла ошибиться, юноша уже даже слышал лиственный шепот шейли.

И вот среди других образов, Тамир увидел свое дерево и был поражен его красотой: плавными изгибами серебристых ветвей, узорчатыми сережками и пышной кроной. Дерево словно танцевало, поигрывая листьями, шептало ему непонятные, но все же слова.

Юноша долго не мог отважиться открыть глаза, но вот медленно приподнял веки. Непривычно дневной свет больно резанул, ослепляя, но постепенно взгляд стал проясняться и Тамир разглядел старую, покосившуюся ольху. Ветви ее были сухими, изломанными, некоторые осыпались на землю, и лишь одна ветка хранила остатки жизни. Яркие ее листья и красивые сережки печально смотрелись на фоне своих мертвых сестер. Тамир даже не мог гневаться, хотя ему очень хотелось, ведь вместо сильного и красивого дерева ему досталось старое, умирающее и больное. Он боялся даже пошевелиться, не зная, как нужно себя вести, но затем, все же осмелившись, приблизился к оголенному, покрытому глубокими бороздами стволу.

— Здравствуй, старушка, — его голос дрожал, как и ладони, когда он осторожно коснулся ольхи, боясь, что она может разрушиться от малейшего прикосновения. — Прости, что я так опоздал.

Возле Тамира застыла грустная Лима, бросая на того недоверчивые взгляды, видимо опасаясь, что молодой маг прогонит ее. Но юноша молчал, понимая, что и промэя имеет право здесь находиться.

— Ее шейли уже перешел в мир духов. Он больше не мог ждать, — тихо проговорила девушка. — Потому ты и не был способен услышать его зов.

— Ее называют Верной Алтой, — послышался шепот, прохладным ветром развеявший волосы Лимы, и, обернувшись, молодой маг и промэя увидели размытый, едва различимый в дневном свете силуэт шейли.

— Верная Алта, — печально повторила промэя.

— Шейли Алты долго вас ждал, — обратился к Тамиру обладатель голоса,— но противиться силе мира духов вечно невозможно, вот Алта и осталась одна дожидаться своего мага. Неужели в этот пасмурный день, наконец-то, свершилась ее судьба? — с этими словами шейли растворился среди густых веток гордого дуба.

— Алта, — произнес Тамир и ольха, словно отвечая ему, качнула сухими ветвями. — Прости, что заставил тебя ждать. Я виноват.

Юноша нерешительно потянулся к зеленой ветке, не зная как сорвать ее и не причинить лишнюю боль Алте, но ветка сама упала ему в руки, будто только и ждала этого момента. Магия взорвалась в нем, извергая поток, как вулкан хлынула по молодой, нежной коре, впитываясь в крученые сережки, которые замигали ночными светлячками. Тамиру пришлось приложить все свои силы, чтобы остановить неистовую силу, разделяя магию. Он вскрикнул от леденящего холода, которым поквиталась юноше за это магия. Усмирив ее, Тамир вновь посмотрел на ольху, чей покалеченный обломок живой ветки прямо на глазах стал усыхать, зеленые листья и сережки желтели и трухой осыпались к его ногам.

— Благодарю тебя, Верная Алта, — склонился он в низком поклоне и, заставив себя не думать о присутствии Лимы, осторожно обнял хрупкий стан ольхи. — Теперь частичка тебя стала мной, продолжай жить во мне.

Пытаясь скрыть смущение, Тамир посмотрел на промэю, но в этот миг, будто подводя итог всему сегодняшнему дню, грянул гром, небо расколола яркая молния, и в мгновение ока хлынул хлесткий дождь. Лима едва успела вскрикнуть, когда молодой маг оттолкнул ее с открытого места под покров широкой листвы каштана и прикрыл своим телом.

Теперь уже пришел черед промэи смущаться, она почувствовала, как щеки окрашиваются румянцем. Тамир занятый тем, что вытаскивал из заплечного мешка свой плащ, взглянул на девушку и, осознав, что слишком заботливо прижимает ее к себе, отскочил на добрый метр. На короткий миг его глаза будто бы виновато потупились, но вот вновь нахмурились, и он несколько грубовато протянул ей плащ:

— На, одень, а то еще получишь каплей по носу.

Лима уже собралась достойно ему ответить, но следующий вопрос поставил ее в тупик:

— Идти ты хотя бы сможешь или нам теперь придется ждать, когда закончится дождь, а потом еще и все высохнет? Думаю, тогда дня через два мы доберемся до учителя... И сразу предупреждаю нести я тебя не собираюсь!

— Очень нужно...

— Да? Ну, тогда я пошел, — развернулся Тамир и пошлепал вперед, разбрызгивая воду. Лима с ужасом осознала, что вскоре образовавшаяся от дождя шумная река доберется и до нее:

— Подожди!.. Пожалуйста...


* * *

Тамир, Огненная и Лима, укутанная точно коконом в десяток заклинаний, верхом на сердито скрипящем зубами лосе, на свою беду пробегавшем мимо промэи и мага, нашли учителя и Олениху возле жарко-пылающего костра в кругу одного из двенадцати каменных изваяний, давших лесу название. Широкий каменный круг украшала высокая гибкая и струящаяся фигура одной из древних богинь-властительниц старого мира. Это была Литасса — богиня водной стихии.

'Очень радостно, — обиженно глянула на Литассу, одного из своих наибольших врагов, промэя. — Вздумала убить меня сегодня за то, что Солнце с Луной когда-то изгнали вас с сестрами из нашего мира?'

Неловко, да притом еще при помощи Тамира и под насмешливым взором Литассы, Лима переползла с пыхтящего лося, нервно постукивающего копытом, на каменный круг и бросилась к костру. Со счастливым мурлыканьем, она опустила дрожащие ладони прямо в огонь, набираясь сил у своего далекого родственника.

Недалеко от огня прилегла Огненная, жмуря глаза от непривычно яркого света пламени. Лось, поклонившись усмехающейся узари и бросив ненавидящий взгляд по очереди на Лиму и Тамира, ускакал в дождливый вечер.

— Ну что ж, кажется и сегодня нам не исполнить намеченное, — весело проговорил маг Сунар и, увидев побледневшее лицо Лимы, только теперь понявшей, что еще один день приблизил ее к Солнцевой ночи и отдалил от Талисы, поспешил заверить: — Нет, нет, не переживай девочка, Олениха окажет нам благородную помощь.

— Маг, не преувеличивайте, — отмахнулась узари. — В моем лесу обитает табун ветреных арлитов, они вмиг донесут вас до Синей ведьмы... вернее, Калинового треугольника. Простите, но я не пущу арлитов дальше, от треугольника вам не больше часа пешего пути, а для моих арлитов этот час может стоить свободы. Я наслышана о жадности Синей ведьмы и не могу рисковать жизнью этих чудесных созданий.

Лима подняла на узари благодарные глаза:

— Вы необычайно добры, милая Олениха, я никогда этого не забуду.

Узари озорно улыбнулась, вновь став беспечной девушкой, и обратилась к Тамиру, занятому высушиванием насквозь промокшего мешка:

— Наслышаны о ваших свершениях, молодой маг, и хочу принести извинения, что несколько иронично отнеслась к вашим талантам.

Тамир сразу же гордо распрямил плечи и величаво прищурил глаза, что вызвало тихие смешки у старого мага и Лимы. Тогда юноша сердито поджал губы, но ничего не сказал, видимо, побоялся заслужить еще большую 'оплеуху' от своего учителя.

Олениха сделала вид, что ничего не заметила и продолжила:

— Я и представить не могла, что вы тот самый маг, которого вот уже долгие семь лет ждала, лишившаяся своей души, Верная Алта.

— Чувствую себя виноватым перед ней, хотя это и не моя вина, что я еще не был готов вить свой посох.

— Она знала это, Тамир, и именно потому ждала.

Сунар тяжело опираясь на свой посох, поднялся на ноги и подошел к ученику:

— Ты молодец, Тамир. Я горжусь тобой.

Глаза ученика удивленно округлились, он что-то промычал, путаясь в словах, но тут же взял себя в руки, вспомнив, что рядом находятся Лима и Олениха, и сжал худощавую ладонь старого мага:

— Я так ждал этого, учитель... что вы... кхм... будете гордиться мной... кхм... Спасибо. Не будь вас, я так бы и прозябал в той грязной корчме, пока не дождался бы гвардейцев короля. Я рад, что вы встретились на моем пути.

Морщинистые щеки Сунара дрогнули в улыбке, и он ласково прошептал:

— Мальчишка.

Заиграла тихая и необычайно прекрасная музыка и, обернувшись на Олениху, все увидели, что в ее руках возник небольшой музыкальный инструмент: десять серебряных струн, усеянных крошечными колокольчиками, были натянуты на десять веточек, расходящихся из одной материнской ветки. Тонкие, красивые пальцы узари медленно перебирали струны каласа, рождая на свет удивительную музыку.

— Отпразднуем этот чудесный вечер. И не строй такую смешную мордашку Лима, для моего леса дождь это тоже великий праздник, моим братьям и сестрам нужна вода, в ней, как и в свете Солнца, их жизнь.

— Угу, — недовольно кивнула девушка, недовольствуя, что ее древнему врагу оказаны такие почести. Хотя!.. Жизнь прекрасна, почему бы лишний раз этому не порадоваться? Пусть даже в честь дождя, а если нет, тогда в честь своего спасения и хмурого лося. — Вообще, я не против.

Олениха удовлетворенно кивнула и тихо запела песню дождя. Эти звуки не были словами, потому Лима не могла понять, о чем узари поет, хотя одновременно каким-то образом все понимала. Звуки, слетающие с губ Оленихи, были похожи на мелодичный перезвон капель по листве, но все же более мягкий, смешанный с пением колокольчиков каласа и будто бы нежным щебетанием соловья. Она пела о жизни, которая наполняла каждую капельку дождя, любви и силе, что те дарили всем создания Каменного леса. В песне была колкая прохлада, приятная свежесть и поразительная сила.

— Станцуйте, — вдруг услышала промэя голос узари и удивленно посмотрела на нее, не понимая, к кому та обращается. С ужасом осознала, что слова предназначались ей и... Тамиру? Ну, нет!

— Что? — наигранно беспечно переспросила.

— Станцуйте с Тамиром. Мелодия так прекрасна, что мы должны отплатить ей танцем.

Лима со страхом посмотрела на молодого мага и увидела, что он смотрит на нее таким взглядом, словно ему предложили потанцевать не с девушкой, а с какой-то противной лягушкой. Хотя, кажется, что и с лягушкой он потанцевал бы с большей радостью.

— Нет, — одновременно вместе ответили они.

— Может лучше вы? — вымученно предложила узари Лима.

— А кто же будет тогда играть? Калас это инструмент лесных узари, больше никто не может управлять его силой.

— Тогда может вы потанцуете со мной? — улыбнулась старому магу промэя, но была страшно разочарована, услышав отказ:

— Нет, дорогая, я уже слишком стар для такого. А вот вы с Тамиром составите прекрасную пару. Порадуйте старика, дети, в моей жизни осталось так мало предлогов для радости.

Лима вздохнула. Старый маг не оставил ей возможности отказаться и девушка, боясь смотреть на Тамира, вышла в центр круга. Но подлый мальчишка не спешил присоединяться к ней, ехидно поглядывая со своего места. Неужели он так поступит? Но нет, медленно молодой маг поднялся и, умышленно подождав еще несколько долгих мгновений, наконец, подошел к промэе. Сердито следя за ним, Лима успела заметить заговорщицкие перемигивания Оленихи и старика и еще больше разозлилась.

— Не злись, если вдруг оттопчу тебе ноги, — сквозь зубы прошипела она, подавая Тамиру дрожащую руку.

С насмешливой улыбкой, юноша сжал ее ладонь в своей неожиданно тоже дрожащей ладони, а вторую немного неуверенно опустил на талию девушки.

— Я не умею танцевать, — честно признался он, — потому скорее это я оттопчу твои, — и со смешком наступил на носок ее правой ноги.

— Задавака, — и с улыбкой топнула по обеим ногам, наблюдая приступ боли, отобразившийся на его хитром лице. — Вредный задавака.

Но в эту минуту заиграла дивная музыка каласа. Создавалось впечатление, что это сама магия срывается с серебристых струн инструмента и, поигрывая колокольчиками, пронизывает мир сиянием. Музыка сплеталась невидимыми цветами, которые вились вокруг Тамира и Лимы в своем танце. Музыка была такой прекрасной, что промэя и молодой маг не заметили, как закружились в танце.

Промэе померещилось, что они парят в облаках, похожие на белых голубей, за которыми она любила наблюдать, будучи солнечным лучом. Тамир поддерживал девушку, не позволяя сорваться вниз, уверенно вел в танце, и казалось, что в его ярко-зеленых глазах (Лима и не замечала прежде, что у него такие красивые глаза) всегда будет сверкать удивительная нежность.

Но вот музыка смолкла, Тамир выпустил ее руку, и Лима смущенно отступила назад. Нежность в его глазах быстро исчезала, уступая место сначала страху, а потом и злости, девушка поспешно отвернулась и наткнулась на отчего-то печальный и сочувствующий взгляд старого мага. Она не совсем понимала, почему он жалеет ее сейчас, да и не хотела понимать, потому, беззаботно улыбнувшись, обратилась к задумчивой узари:

— А можете сыграть что-то быстрое? Дождь так весело выстукивает по листьям, подыграете ему?

Олениха согласно кивнула и заиграла веселую мелодию, а Огненная, словно один из языков пылающего костра, заплясала по каменному кругу, сливаясь в яркую пламенную ленту...

Глава 5

Калиновый треугольник

Лима не в первый раз видела арлитов, но вновь была поражена невиданной красотой этих созданий, творений Северного Ветра Харита, прадеда его теперешнего наследника Роана. Воздушные гривы развивались беспечным, слегка морозным ветром, хвосты, заплетенные в сложные косы, вились смерчем. Сильные мускулистые ноги ступали прямо по воздуху, серебряные глаза поглощали в свою бесконечную пучину, даря ощущение свободы и легкости. Арлиты были достойными детьми своего родителя Харита. Он вложил в них величественность и даже легкую надменность, но последняя не была неприятной, хотя и вызывала благоговение. Их надменность была вполне заслуженной, арлиты действительно являлись одними из самых прекрасных творений этого мира, и потому промэя не могла не улыбаться.

Узари выступила вперед, разрушая дивное мгновение, и потрепала шелковые локоны на гриве переднего скакуна. Арлит удовлетворенно всхрапнул и потерся ветреным носом о ее щеку, вызывая счастливый смех Оленихи.

— Это Шалах, — проговорила она, похлопав арлита по холке. — Он вожак табуна арлитов. Оталия, — перебрала точеными ногами самка, серебристые глаза которой были опушены длинными ресницами. — И Лисарт, — молодой арлит мотнул головой, в знак приветствия.

— Удивительные создания, — в ответ поклонилась промэя и увидела рядом склоненные головы Тамира и мага Сунара. — Благодарю вас, что помогаете нам.

— Ну что ж, не теряйте драгоценных минут, — напомнила о времени Олениха. — Солнце уже вскоре взойдет, так встретьтесь с ним в пути.

Лисарт преклонил перед Лимой колени, позволяя промэе взобраться на свою спину. Девушка, балансируя на одной ноге, перекинула вторую и не слишком грациозно оседлала его. Арлит медленно выровнялся, девушка раскинула руки, поддерживая равновесие, но все равно едва не упала, съехав по гладкому крупу лошади, благо этого никто не заметил.

Оглядевшись, Лима увидела, что Тамир уже с гордым видом сидит на Оталии, держа в руках тонкие кожаные поводья уздечки, каким-то сложным рисунком оплетающей шею и морду арлиты. Огненная нетерпеливо топталась на месте, едва сдерживаясь от того, чтобы не полететь вперед размытой стрелой. Старый маг восседал на Шалахе и у него в руках были такие же поводья, как и у Тамира. Лима уже хотела попросить мага сотворить ей тоже что-то подобное, но в это мгновение заговорила узари:

— Возвращайтесь в Каменный лес, — улыбнулась она своей необыкновенной, задорной девчоночьей улыбкой. — Мы всегда будем ждать столь дорогих гостей.

— Мы никогда не забудем вашей доброты, — ответил старик.

— Благодарю, прекрасная узари.

Лима с удивлением осознала, что этот серьезный голос принадлежит Тамиру и с любопытством посмотрела в его лицо, в поисках подтверждения своим мыслям. Вчерашний день, действительно, повлиял на него? Неужели Тамир повзрослел?

Пока она разглядывала юношу, не заметила, что все не с меньшим любопытством смотрят на нее, в том числе и сам молодой маг. Румянец вспыхнул на ее щеках и Лима сердито нахмурилась. Но, вновь взглянув в лучезарное лицо узари, поняла, что и сама улыбается:

— Благодарю, Олениха, я буду счастлива вернуться в ваш чудесный лес.

Лисарт, видимо восприняв ее слова разрешением к действию, сделал радостный прыжок вперед. Лима, не ожидавшая такой 'подлости' со стороны арлита, судорожно вцепилась в ветреную гриву, но невесомые локоны проскользнули сквозь дрожащие пальчики, и вскоре девушка обнаружила себя уже лежащей на траве. Над головой зазвучал ехидный смех, перекрывающий обеспокоенные голоса узари и мага и, открыв глаза, промэя, разумеется, увидела Тамира.

И как она могла подумать, что этот задавака мог измениться? Голубь? Как же! Вредный, вредный!..

— Индюк! — взвизгнула она и показала Тамиру язык. — И никакой ты не голубь...

— Кто? — брови юноши взлетели.

— ...а самый настоящий индюк! — осознав, что сказала, Лима вновь покраснела и, чтобы как-то защититься, во второй раз показала растерявшемуся Тамиру язык. Увидев же, как он насупился, облегченно вздохнула. Обошлось! Чуть не проговорилась!

— Глупый мальчишка! — вскричал старик, тяжело слезая с арлита. — Вместо того, чтобы смеяться, лучше бы помог девушке. Какой же ты еще ребенок!

— Пусть не подходит ко мне, — испуганно проговорила промэя, но Тамир уже был рядом и одним рывком поднял ее на ноги.

— Прошу, леди.

— Индюк, — вырвала она свою руку из его руки.

— Цапля! — окончательно рассвирепел молодой маг.

— Это я-то цапля?!

— Не я же.

— Конечно, не ты! Ты индюк!

Тихий смех прекратил их пререкания и, обернувших, они увидели старого мага и узари, едва сдерживающихся, чтобы не засмеяться в полный голос.

Лима хотела изобразить обиду, но в этот миг что-то прохладное коснулось ее щеки и виновато всхрапнуло. Это был Лисарт. Взглянув в его серые глаза, девушка улыбнулась и погладила серебристую мордочку:

— Ничего страшного, милый. Я не обиделась. Ты ведь не хотел, я знаю.

Сунар взмахнул посохом, отчего шею и морду арлита оплела кожаная уздечка. На миг в глазах Лисарта возникла обида, но затем смирение. Теперь уже промэя почувствовала себя виноватой.

— Прости, дорогой. Это совсем на короткое время. Тебе не придется долго терпеть.

Арлит будто подмигнул ей своим большим глазом, и во второй раз преклонил перед Лимой колени. Тамир же сердито фыркнул и направился к своей арлите.

— Индюк, — тихо шепнула она ему в след.

— Цапля, — ответил 'ушастый' молодой маг.

— Все, дети, заканчивайте свои игры, нам некогда, — напутствовал Сунар, вновь восседавший на Шалахе.

— Простите, — потупилась Лима, но затем все же добавила, уже обращаясь к Тамировой арлите: — Оталия, если ты потеряешь этого индюка где-то по пути, я буду тебе безмерно благодарна.

— Лима, — осуждающе покачал головой старик, но промэя сделала вид, что не заметила.

— Давай, Лисарт, покажем им, что такое настоящий ветер. Лети же, прекрасный арлит, лети.

Девушка едва успеха ухватиться за путы, столь резко сорвался с места Лисарт.

— Прощай, Олениха! — веселым звоночком прозвучал голос исчезающей вдали Лимы.

— Тамир, ты глупый мальчишка и, боюсь, никогда не поумнеешь, — цокнул языком старый маг и, подчинившись его безмолвному позволению, Шалах пустился вскачь.

— Удачи тебе, Тамир, — улыбнулась нахмуренному молодому магу Олениха. — И помни, думай сердцем, а не головой. Сердце оно более мудрое и подскажет правильный путь.

Тамир кивнул в ответ, и Оталия сорвалась с места, словно свой прародитель Северный Ветер. Юноше на мгновение показалось, что его тело осталось на прежнем месте, в то время, как арлита уже едва виднелась на горизонте, но это чувство быстро исчезло, и он с удивлением осознал, какое это удовольствие лететь, словно быстрая птица.

Лима упивалась свободой, как случалось лишь, когда она бывала лучом. Девушка словно растворялась в мире, снова ощущая себя его неотъемлемой частью. Только теперь она была наполовину ветром, а ее свет переплетался с силой Лисарта. Очертания промэи, как и очертания арлита растворялись, пронзая воздух серебристо-золотым рисунком. Они походили на световую радугу, оттенял которую сияющий язык пламени, это Огненная неотрывно следовала за хозяйкой.

Позади, немного отставая, мчали Оталия с Тамиром, а на большом расстоянии от них Шалах с позеленевшим магом, которому явно пришлась не по душе столь скорая гонка.

— Бедняжка, — прошептала девушка, одновременно похлопывая арлита по холке, подбадривая его к еще более быстрому бегу.

Окружающий мир не поспевал за их скачкой, потому Лима отмечала лишь мелкие детали из яркого полотна размытых красок. Но прекрасно запомнила сильную бушующую реку. Девушка еще не успела испугаться, а Лисарт уже взмыл ввысь перелетая Ваду, самую длинную реку в их мире, которая пересекала на своем пути три страны. Вада была очень широкой, и промэя боялась, что Лисарту не хватит сил перелететь ее, а Лима бесславно найдет свою кончину в холодных водах реки. Но вот легкий перестук ветреных копыт и они снова спешат вперед, опережая ветер и почти нагоняя братьев и сестер промэи.

Лима и не заметила, как они оказались у Певучего ручья, где совершили привал. Собственно, промэя осталась этим крайне недовольна, мечтая лететь все дальше, но старый маг уже давно сменил свой бледно-зеленый вид на болотный и, во избежание неприятной ситуации, затребовал отдыха. Возможно, впервые со дня своего рождения, маг отказался от перекуса и, понимая, как ему тяжело, промэя не беспокоила старика.

Некоторое время девушка изучала ручей, пусть и держалась от него подальше, боясь брызг, что щедро источал он на своем пути. Ручей, и правда, был певучим, но Лима не могла понять почему. Нежные песни не принадлежали воде, она озорно подпевала своим веселым и быстрым журчанием, но лишь подчеркивая чей-то удивительный голосок. Справившись со страхом, Лима встала у самой кромки воды и вглядывалась в ее изменчивые рисунки, но так и не рассмотрела, что за тайна скрывалась в шумном беге. Девушка хотела поинтересоваться у Сунара, но увидев, что цвет его кожи едва ли посветлел, остановилась на полуслове и отправилась собирать цветы на лугу.

Невольно подпевая ручью, промэя нарвала целую охапку цветов и, разделив на небольшие букетики, вплела в ветреные гривы арлитов, которые отблагодарили ей почтительным кивком. Большую ромашку прикрепила на грудь сразу же повеселевшего мага Сунара и затем с мстительной улыбкой преподнесла большой стебель лопуха Тамиру, за что была одарена знакомым ненавистным взглядом и презрительным молчанием.

Довольная девушка уже хотела напомнить, что им пора в путь, но случайно подняла глаза к небу и увидела своего отца. В первое мгновение лицо озарила восхищенная улыбка, но вскоре она сменилась печалью. Лима видела себя и сестру в каждом завитке Солнца, словно сейчас это их души сияли над миром. Но одновременно в плетениях отца отражались тревога и горечь, отчего Солнце имело холодный оттенок, отчего и день был прохладным.

Лима скрывала себя от отцовых глаз, тайком пользуясь его же силой, которую собирала по крупицам у молодых неопытных промэй, и потому Мэйрут не мог почувствовать дочь, хотя она часто ощущала, как он пытается прорвать защиту. Девушке было стыдно перед ним, но она не могла не думать, что иначе нельзя, слова шейли каждый раз напоминали ей цену, которую заплатит Мэйрут за спасение Талисы, если Лима все не изменит. Нельзя, чтобы отец жертвовал собой, будучи промэей девушка это понимала.

— Спасибо тебе, папа, за твою любовь. Верь в меня, я все сделаю правильно, — немного неуверенно проговорила промэя, но затем стиснула зубы и более твердо добавила: — По-крайней мере, я попытаюсь.

Какой-то блик света привлек ее внимание и, присмотревшись, Лима разглядела среди луговых цветов изумительно-прекрасный цветок и была несказанно изумлена тем, что раньше его не заметила. Медленно она приблизилась к тому, любуясь нежными голубыми лепестками, плавно переходящими в бархатистые перышки. Затаив дыхание, потянула к цветку руку, но в этот миг что-то цепкое и даже немного колючее перехватило ее кисть и прошипело над ухом:

— Не смей трогать, мерзкая девчонка.

С диким визгом промэя отскочила в сторону, а после увидела перед собой приземистого травяного человечка... Да-да, именно травяного, ведь он каким-то удивительным образом сплетался из веток и травы, Лима даже могла бы назвать его милым, если бы не сердитый взгляд глаз-пуговок.

— Кто вы?

— Цветник, — тихо ответил оказавшийся позади маг Сунар.

— Да, именно цветник! И попрошу уважать моих детей, которых я растил с такой любовью и заботой, а совсем не для того, чтобы бессердечные девчонки срывали бедняжек.

Лима хотела достойно ответить, но поняла, как прав цветник и виновато склонила голову:

— Простите. Я убила их, верно?

— Конечно, убила. А они ведь могли еще так долго красоваться на моем лугу.

— Что ты девочку пугаешь, вредный цветник, — покачал головой старый маг.

Цветник смерил его тяжелым взглядом, а затем снова взглянул на Лиму:

— Но этот цветок я не позволю тебе тронуть! Даром ли я целый год растил его, защищая от злости и неверия этого невежественного мира!

— А что это за цветок? — восхитилась Лима. Видимо цветник заметил, как у нее загорелись глаза, потому что еще больше нахмурился.

— Не бойтесь, я не собираюсь его срывать, — поторопилась с объяснениями промэя, — просто никогда не видела такой красоты.

— И не должна видеть. Вы уже достаточно потоптались на моем лугу, нарвали цветов, так что можете спешить дальше по своим делам.

— Брат, ну не будь ты так строг, — прошептал нежный голос и Сунар с Лимой увидели, как из Певучего ручья возникает удивительной красоты речная дева. Она раскинула 'руки' с которых стекала вода, фонтанами опадая в ручей, и улыбнулась:— Приветствую вас, вольный маг и промэя. Не злитесь на Гаара, просто он слишком любит своих детей и забывает, что такова их судьба — быть когда-то сорванными.

— Это не их судьба, — зло бросил Гаар. — Люди по своему усмотрению создают им такую судьбу. — Цветник окинул Лиму презрительным взглядом. — И вот такие, как она.

Лиме стало обидно. Разумеется, она понимала, что виновата, но все же не заслужила такого презрения.

— Ну вот, смотри, что ты наделал, Гаар, вредный старик, — воскликнула дева ручья и Лима обратила внимание на ее голос.

— Скажите, прекрасная дева...

— Эолла.

— Эолла, — кивнула Лима. — Это вы пели? Я еще никогда не слышала такого красивого голоса.

— Да. Я хранительница Певучего ручья. Мы с цветником дети богинь-властительниц, которые оставили нас и наших сестер и братьев оберегать этот мир прежде, чем ушли в другой. Я дочь богини водной стихии Литассы.

— Литассы, — вместе с ней проговорила Лима, чувствуя, как бледнеют щеки, ведь понимала, что Эолла имела все основания воспринимать ее как своего врага, а вместо этого добро улыбалась.

— А Гаар — сын богини земной стихии Арлены.

— Мне приятно с вами познакомится, несмотря на все, что случилось в давние времена и то, что я так разгневала вас, Гаар, сейчас.

Цветник поджал травяные губы, но все же кивнул.

— Приношу и свое уважение вам, дети древних богинь, — сказал старый маг, ободряюще похлопав Лиму по спине.

Промэя все же решила воспользоваться случаем и снова задала волнующий ее вопрос:

— Так что это за цветок?

Кажется, цветник окончательно возненавидел девушку, глаза сузились, зло полыхнув, зеленые губы растянулись в желчной улыбочке:

— Так как, милейшая промэя? Мы все же суем носик не в свои дела.

— Ну-ну, Гаар, ты ведь сам знаешь почему парлиа возникла перед девушкой, просто жадничаешь, — хитро усмехнулась Эолла.

— Ты видишь цветок парлиа? — изумился старый маг.

— А что это? — спросила Лима, не понимая из-за чего они ведут себя так загадочно.

— Цветок веры, — угрюмо объяснил цветник.

— Веры?

— К тому же самый сильный из моих парлиа — голубой, — еще больше насупился Гаар.

Промея взглянула на цветок и он, почувствовав ее внимание, слегка засиял.

— Он зовет меня.

Гаар сердито глянул на цветок и, после секундного раздумья, качнул головой:

— Да, зовет.

— А что это означает?

— То, что тебе нужна вера, промэя, — подала голос водная дарина.

— Вера? Он что... почувствовал мою нерешительность?

Лиму почему-то смутило осознание того, что цветок почувствовал ее слабость. Сунар пытливо смотрел на нее. Девушка давно заметила, что он умел читать мысли и всегда все понимал. Иногда это пугало.

Цветок засиял еще ярче и девушка шагнула было к нему, а затем замерла на полпути. Обернувшись и встретившись взглядом со старым магом, Лима дождалась, когда он кивнет, выражая поддержку, и только тогда осторожно коснулась бархатистых лепестков парлиа. На миг она вновь ощутила неуверенность, было жаль убивать цветок, она ведь чувствовала жизнь в тонком стебельке. Гаар выламывал руки и, кажется, собирался заплакать. Но все же Лима не чувствовала страха в цветке, он даже будто шептал ей, чтобы она не боялась. Сорвав парлиа, промэя увидела, как на траву упало несколько голубых капель.

— Это кровь, — голос цветника был таким злым, что Лима едва не выпустила цветок. — Ты принесла ему страшную боль.

— Прости, — шепнула девушка парлиа. — Я, правда, не хотела сделать тебе больно.

Цветок засиял еще ярче.

— Он теперь мой? — решилась взглянуть на земного дарина Лима.

— Да, — сквозь зубы ответил он.

— Храни его, — ласково улыбнулась Эоллы. — Он будет твоей верой, даже в самые тяжелые мгновения.

Лима не сразу осознала весь смысл слов, захваченная красотой парлиа, но понемногу разум стал проясняться. В ее мыслях промелькнула черная тень и сияние родных золотистых глаз. Девушка долго вглядывалась в цветок, спрашивая его совета, но тот не был против, наоборот дарил веру и надежду.

— Простите, Эолла, а можно вас спросить?

Дарина качнула головой, и брызги от ее водяных волос блеснули алмазами в солнечных лучах, опадая в ручей.

— Я не знаю, возможно ли это, но могли бы вы найти мою сестру Талису? Ее держат в темнице в царстве Алитара.

Эолла задумалась, перетекающие водой брови сошлись на переносице. В одно мгновение промэе показалось, что дарина сейчас откажется и она поняла бы ее, ведь просила невозможного, но вот дева повела плечами:

— Я постараюсь найти ее. Мой ручей сплетается со многими братьями и если не мои воды, то воды других даринов отыщут ее, где бы Алитар не прятал твою сестру. Мы постараемся.

— Вы не представляете, что это значит для меня, — всплеснула руками Лима.

— Почему нет? К сожалению, я тоже знаю, как это терять своих родных и не хотела бы, чтобы и ты познала это горе.

— Спасибо, — только и смогла прошептать промэя, чувствуя часть своей вины в потерях дарины.

— Это дела прошлых лет, — проницательно посмотрела на нее Эолла. — В прошлом остались виноватые и невиновные, мы же живем сейчас и совершаем ошибки уже в настоящем.

Лима не знала, что ответить, смущенная словами Эоллы, Гаар же заскрипел смешными зубками-веточками.

— Ты хотела передать сестре послание? — одарив цветника насмешливым взглядом, поинтересовалась дарина.

— Да, Эолла. Парлиа. Сейчас ей вера намного нужнее, чем мне. Я сама справлюсь.

— Ты уверена, промэя? — серьезно спросила дева воды. — Больше у тебя может и не быть такой возможности.

— Да, — твердо повторила девушка, слабо чувствуя сестру, которая, кажется, уже давно потеряла веру в себя.

— Но знай, если мы не сможем найти твою сестру, цветок будет утерян для вас обоих.

Лима на миг задумалась, а затем взглянула на парлиа:

— Мне остается только верить.

Эолла осталась довольна ответом промэи:

— Тогда прикоснись к моей руке, я должна почувствовала призыв твоей сестры.

Лима побледнела:

— Я не могу, мне нельзя касаться воды.

— Поднеси ладонь, мне этого достаточно.

Промэя боязливо приблизилась к ручью и поднесла свою слегка дрожащую ладонь к истекающей холодной водой ладони Эоллы. Близость воды отдавалась колючей болью во всем теле, но все же Лима смогла ощутить и едва заметную ласку, напомнившую о маме.

Дарина понимающее улыбнулась, почувствовав мысли Лимы, но больше ничем не выдала промэю и последняя была благодарна.

— Я чувствую ее, — вместо этого проговорила дева. — Едва-едва, но все же. Она во тьме и ей страшно. Но что-то согревает твою сестру, дарит надежду, — Эолла подарила Лиме долгий восхищенный взгляд. — Ты очень сильная, как магически, так и духовно. Именно ты та ниточка, что еще удерживает Талису на этом свете. Главное, оставайся и дальше столь же сильной, от этого теперь зависит жизнь твоей сестры.

Промэя сглотнула. Слова водной дарины совсем не приносили радости, лишь приумножали ее ответственность.

— Пожалуйста, пусть ваши воды скажут ей, чтобы верила в меня. Я обязательно найду ее.


* * *

Расстояние, оставшееся до калинового треугольника, они преодолели не более чем за час и вот уже арлиты преклоняли перед ними свои колени, прощаясь. Лима едва не расплакалась, когда обнимала Лисарта и понадеялась, что этого никто не заметил, а 'никто' это, разумеется, Тамир.

— Прощай, мой дорогой друг. Я обязательно загляну в ваш лес, и мы еще не раз перелетим Ваду солнечным ветром, — прошептала она арлиту, чьи серебристые глаза смотрели на нее с легкой обидой.

Девушка отступила, чтобы попрощаться с остальными арлитами и больше постаралась не встречаться взглядом с Лисартом. За такое короткое время она прониклась к нему глубокой симпатией, и теперь даже боялась думать о том, что если это прощание кажется нелегким, как сможет Лима проститься со старым магом и Огненной.

Промэя старалась не думать о своей грусти, наблюдая, как ветреные силуэты исчезают за горизонтом, и лишь позволила себе горько вздохнуть.

— Ничего, девочка, вы еще свидитесь, — с поддержкой улыбнулся ей маг.

Три дороги перекрещивались так, что образовывали треугольник, именуемый калиновым из-за трех калин, что цвели у каждой дороги, предупреждая путника, знающего природные знаки, о том, что ждет его впереди. Красная калина указывала, что дорога предстоит дальняя и ничего, кроме полей и лесов, не встретится на пути. Вторая белая — говорила, что вскоре будет большой град, с прекрасными палатами и ясными дорогами. И только синяя калина омрачала эту радостную светлую картину своими обвисшими старыми ветками, на которых покачивались сухие листья и темные поморщенные ягоды, предупреждая, что впереди логово ведьмы.

— Вот она дорога к Синей ведьме, — хмуро проговорил маг Сунар.

Лима, затаив дыхание, смотрела на узенькую дорожку, что грязной ленточкой исчезала в древнем поредевшем лесу. Промэя с жалостью отметила покосившиеся, старые и больные деревья, что окружали дорожку и, словно редкие волоски на плеши старика, покатой волной поднимались ввысь до острых пиков гор. Их было три, все статные, острые, гибкие и белые как мел, цвет которых оттенял слегка голубоватый снег, начинавшийся у подножий тонкими разводами и венчающий пики 'меховыми' шапками.

— В одной из этих гор и скрывается обитель Синей ведьмы, — снова прозвучал напряженный голос мага.

Огненная выступила вперед и недоверчиво приблизилась к синей калине, принюхалась, а затем издала испуганный возглас и юркнула назад. Дрожащим комочком она прижалась к ногам Лимы, и девушке передался лисий страх, она не заметила, как сама начала дрожать.

— А почему он такой? — печально спросила Лима.

— Кто? — голос Сунара стал жестче.

Промэя чувствовала, что он все понимает, просто не хочет отвечать, но все же уточнила вопрос, намереваясь выведать правду:

— Лес. Деревья такие слабые, больные, будто неживые. Что с ними?

Маг некоторое время молчал, его брови все больше хмурились. Тамир заинтересованно поглядывал на учителя, держа в руках обретенный посох, которым пока не умел управлять, но с которым не желал разлучаться даже на минуту. Лима несколько раз порывалась подшутить над этим, но всякий раз останавливала себя, прекрасно зная, как много теперь значит для молодого мага Верная Алта.

— Синяя ведьма пришла в этот лес несколько столетий назад. Она уничтожила его узари, столь же молоденькую тогда, как и Олениха, но слишком неопытную и доверчивую. Ведьма стала повелевать в этом лесу и пила его силу. Она жадная и ненасытная, именно потому лес стал таким. Ведьма убивает теперь свое уже дитя, не задумываясь о последствиях.

Лимы подняла на старого мага испуганные глаза:

— И мы добровольно пойдем к ней?

Случайно девушка встретилась взглядом с Тамиром. Юноша смотрел на нее с обвинением, показывая, что это именно ее вина, что они вынуждены идти в логово ведьмы. Ради нее Сунар рискует и собой, и им, Тамиром. Его взгляд возымел действие, девушка, действительно, ощутила себя виноватой от того, что толкает их на подобное, будто находя спасение Талисы важнее их жизней. Но даже чувство вины не могло изменить ее решимости.

Мысли Лимы прервал старый маг:

— У нас нет иного выхода. Она единственная, кто может помочь. Синей ведьме доверены многие тайны нашего мира... Не спрашивай кем, — поднял он руку прежде, чем девушка успела что-либо сказать. — Темными божествами. Но за знания она платит душами, божества не повелевают ею, они равны в своем соглашении. Так что мы можем быть спокойны.

Тамир уставился на него обезумевшими глазами:

— Как мы можем быть спокойны? Разве мы не души?

— Глупый мальчишка, не делай себе чести. Ты та душа, что заинтересует ее в последний момент, если это вообще возможно. Да и мы с Лимой не подходим, — Тамир расплылся в довольной улыбке. Не один он таков! — Слишком сильны для нее, — насмешливо добавил учитель, с удовольствием наблюдая, как улыбка на лице мальчишки сменяется обидой и злостью. — Слишком большая рыбка для ее цепких, но шишковатых пальчиков. Она платит душами деревьев. Шейли — вот ее жертвы.

Промэя снова оглядела владения Синей ведьмы и, увидев жалкие деревья, с ужасом осознала сколько душ она уже загубила.

— Солнце и Луна, — сорвался горький стон с ее губ.

— Да, — печально подтвердил ее невысказанные слова маг Сунар.

— Но почему никто не остановит ее? Неужели в мире нет сильных магов, которые могли бы справиться с ней? Я понимаю, пусть сейчас при Зарлите это невозможно, но раньше, когда маги были свободны, неужели они не могли остановить ее?

— Ты говоришь почти с презрением, дочка, — Сунар с осуждением покачал головой, и Лима потупилась. — Неужели думаешь, что маги прошлых веков не пытались остановить Синюю ведьму? Ты не знаешь, сколькие сложили здесь свои головы. Сколькие души теперь прислуживают Синей ведьме и никогда уже не обретут покоя, навечно скованные ее цепями. Убив узари, она стала ее преемницей, лес теперь корится ведьме. Лес ненавидит свою хозяйку, но не может противиться воле и силе ее призыва. Все в нем теперь защищает старую каргу. Ступая на эту дорогу с мыслью об убийстве Синей ведьмы, ты обрекаешь себя на смерть и вечное рабство хозяйке леса.

— Простите меня. Я не имела права так говорить.

— Ты имела право, милая девочка, но все же будь менее поспешной в своих решениях, и не бросайся обвинениями лишний раз.

Тамир хмыкнул и Лима с Сунаром обернулись к нему. Даже Огненная заинтересованно взглянула на юношу. На лице ученика мага так и читалось: 'Интересно назвали бы и меня 'милым' скажи я подобное?'.

— Учитель, вы уверены, что она вообще думать умеет? — ехидно улыбнулся он.

Кулачки Лимы уже сжались, готовые обрушиться на вредного задаваку, но старый маг опередил ее словами:

-Лима несомненно, а насчет тебя у меня часто возникают сомнения, — мрачно изрек старик. — Прежде, чем смеяться, лучше взял бы пример с девочки, она хоть переживает о ком-нибудь. Ты же, кажется мне подчас, заботишься лишь о себе.

В глазах Тамира отобразилась такая обида, что девушка невольно отступила, не смея и слова проронить, понимая, как юноша воспримет ее жалость. Больше ученик ничем не выдал своих чувств, твердо сжал губы, а затем для видимости даже слишком жизнерадостно хмыкнул. Возможно, Сунар осознал, что перехватил в этот раз, его глаза потемнели, но и не думал что-то говорить, хотя прекрасно знал, что единственный о ком переживал в своей жизни Тамир, это он — учитель.

— Ничего не бойтесь, — сказал старик, нарушая их угрюмое молчание. — Пока я рядом, вам ничего не угрожает, да и Синяя ведьма берет плату за свои подсказки, так что жизни ей наши не нужны. Я расплачусь.

— А что она может захотеть? — настороженно спросил Тамир.

Маг Сунар так глянул на ученика, что Лима испугалась, он сейчас взорвется от гнева. Предстоящий ответ пугал ее даже больше, чем сама Синяя ведьма.

— Что она может захотеть? — повторила она за молодым магом.

Старик безысходно вздохнул:

— Все что угодно. И мы не имеем права отказать. Ступая на дорогу синей калины, мы подписываем безмолвный договор, что согласны отдать ведьме то, что она пожелает за ее ответ. Но это не значит, что она может пожелать чью-то жизнь или сердце, к примеру, она не имеет права на подобное. Гость покинет ее земли невредимым, по-крайней мере, телесно невредимым. Но ведьма может пожелать что-то из вещей своего гостя, его мыслей, воспоминаний, желаний... даже чувств. К сожалению, иногда та вещица, которую она может захотеть в уплату, будет стоить намного дороже сердца. Даже дороже жизни.

Лима долго не решалась задать следующий вопрос, видя, как печален маг, но все же не удержалась:

— Вы говорите так, словно вам самому это близко известно. Вы когда-то были у нее?

Сунар отшатнулся, будто она стегнула его кнутом, и Лима в который раз уже прокляла свой язык и пообещала, что больше никогда не будет вести себя так бесчувственно. Словно желая ее еще больше наказать, Тамир подарил девушке новый обвиняющий взгляд.

— Нет, я никогда не был у Синей ведьмы, — бесцветным голосом ответил старый маг и замолчал. Лима уже было подумала, что это все, но услышала новые слова: — Но однажды ее посетил мой друг. Единственный мой друг... Друг моего детства.... Шат.

Старый маг тяжко оперся на свой посох, и несколько долгих минут просто молчал, пристально всматриваясь в лесную чащу.

— Однажды он пришел ко мне с просьбой о помощи, — вновь неожиданно заговорил учитель Тамира. — Его дочь, единственное, что осталось у него после смерти жены, выкрали прямо из колыбели странные люди в красных одеждах. Старая няня дочери Шата успела рассказать это, прежде чем умерла от раны, которую они ей нанесли. Он просил меня найти их, найти его дочь, но я был еще неумелым магом, не знал, как могу помочь Шату. В тот момент мне показалось, что Синяя ведьма это верное решение. Но я был глупцом.

Снова молчание и нервные переглядки Лимы и Тамира.

— Ведьма рассказала ему, где искать тех людей. Тогда Тава, дочь Шата, еще была жива. Ее можно было спасти. Но пришло время расплачиваться за ответ...

Печальное, виноватое молчание. Несмотря на еще совершенно недавнюю клятву, Лима не стерпела и воскликнула:

— Что она попросила взамен?

Маг как-то отрешенно посмотрел на нее, а затем прошептал:

— Любовь. Она забрала у него любовь. И Шат больше не искал Таву. Зачем ему было искать, если он не любил уже свою дочь, он даже не помнил, что значит любить. Я пытался узнать, где искать этих людей, но он лишь смеялся и говорил, зачем мне эта девчонка, одним ртом в семье меньше, а ведь он и так едва сводит концы с концами. Шат умер через несколько лет. Ему просто не было для чего жить. Я поклялся отомстить за друга и его дочь, если не Синей ведьме, то хотя бы тем загадочным людям в красных одеждах и много позже, уже служа Зарлиту, нашел их. Это оказался один из безумных орденов богинь стихий. А именно жрецы древнего храма огненной богини Шиаллы. Они приносили детей в жертву огню, взывая к силе своей богини, закликая ее вернуться в наш мир. Больше никогда в жизни моя магия не была столь сильной и непобедимой. Вода, она унесла их жалкие жизни и уничтожила жертвенный огонь Шиаллы.

— Богини славились своей жестокостью, но люди, — ужаснулась промэя. — Как люди могут поклоняться им и теперь, если во времена богинь были не больше, чем рабами? Именно Солнце и Луна освободили их.

Сунар ответил не сразу. От призраков прошлого не так легко избавиться, иногда они сильнее настоящего.

— Девочка, — голос старого мага зазвучал неожиданно ласково. — Ты совсем не знаешь людей. У некоторых из нас рабство в крови и жестокостью, бывает, люди обладают не меньшей, чем богини древности. Если быть честным, я и сам не знаю, стало ли лучше после ухода богинь. В те времена природа повелевала и уничтожала людей, теперь люди повелевают и уничтожают природу. Люди и природа это два несовместимых организма, которые никогда не смогут жить сообща и ценя друг друга.

Теперь уже промэя почувствовала себя так, будто ей дали пощечину, но не нашлась, что ответить, ведь слова старого мага были правдивы и даже отец не раз говорил об этом. Желая спасти людей, Солнце и Луна невольно погубили природу.

— Не расстраивайся, дочка. Все случилось так, как должно было случиться... или не должно... но не нам выносить этого решения. Помнишь, что сказала тебе Эолла? Настоящее — единственное, что мы можем изменить, мы повелеваем лишь этим днем.

Сунар перевел дух и добавил:

— А сегодняшний день ведет нас к Синей ведьмы. И мы должны сделать этот шаг, ради того, чтобы возможно изменить будущее.

Огненная еще крепче прижалась к промэе и Лима присела возле нее, тихо шепча утешительные слова, хотя сама не верила ни единому.

— Нам пора, — маг посерьезнел и, не дожидаясь согласия от Лимы и Тамира, первым ступил на дорогу синей калины.

Все произошло внезапно. Будто бы еще секунду назад лес был тихим и старчески дремал, но вот сорвался ураганный ветер и послышалось противное карканье. Путников окружила огромная стая ворон, которые метались вокруг, намеревались выклевать им глаза. Огненная, испуганно пискнув, спряталась под юбку девушки.

— Синяя ведьма, — голос старого мага был таким спокойным, что это еще сильнее напугало остальных.

Тамир покрепче прижал к себе молодой посох, словно он мог защитить его, и с губ Лимы сорвался нервный смешок.

— Не пытайся напугать своими прислужниками, — продолжил Сунар, — лучше вели им привести нас в свое логово. Мы желаем знать ответ.

Старые деревья затряслись еще сильнее, в их шуме отчетливо слышался булькающий смех Синей ведьмы. Вороны отхлынули так резко, как и появились, а вдалеке на тропинке появился призрачный силуэт горбатого старика.

— Вот и проводник, — объяснил промэе и ученику маг. — Один из тех волшебников, которые когда-то пытались остановить Синюю ведьму.

Восприняв последние слова Сунара, как обращение к себе, Лима прикусила губу, ругая себя за несдержанность.

— Прошу вас, — продолжил старый маг, — не бойтесь. Только постарайтесь не думать ничего плохого о ведьме, она не может слышать мысли, но способна учуять их обрывки и отголоски чувств. А нам совершенно ни к чему заранее злить ведьму.

— Да теперь уж конечно, не бойтесь, — пробурчал Тамир тихо, но так чтобы слышала Лима, и медленно последовал за учителем.

— Индюк, — обиженно шепнула девушка.

— Цапля!

Глава 6

Сватовство промэи

Талиса понимала, что начинает сходить с ума, но с радостью бросилась в объятия Нариса. Он улыбался так же тепло, как и в их последнюю встречу, удивительные глаза валса светились любовью, и девушка почувствовала, как это чувство вытесняет страх и ужас из ее сердца и кутает теплым одеялом дрожащие плечи.

— Ты мне так нужен... — кусая губы, прошептала промэя, прекрасно осознавая, что говорит лишь с пустотой.

На лице Нариса засияла еще более яркая улыбка:

— Я рядом. Всегда с тобой. Ты должна защитить себя, быть сильной.

— Я не могу. Он съедает меня изнутри. Его тьма во мне... Как бороться, когда он внутри меня? Этот жуткий холод... даже сила Лимы не может быть мне защитой.

— Не слушай его, — взгляд Нариса стал твердым. — Слушай только меня и Лиму, больше никого. Дай мне руку. Пойдем со мной в мир твоих воспоминаний, там не будет теней, он не будет властен над тобой...

— Нарис, кажется, что я схожу с ума... и не знаю, как бороться с этим. Я почти верю, что ты настоящий, хотя знаю, что это невозможно. Я не должна слушать тебя, ведь это лишит меня разума, я должна оставаться в настоящем, иначе не смогу выбраться из воспоминаний. Я не могу прятаться там постоянно. Это неправильно...

Нарис осторожно провел ладонью по бледной щеке девушки и удивительно, но она ощутила легкое, словно перышко прикосновение.

— Не нужно прятаться, Талиса, это лишь временное убежище, место, где ты можешь набраться сил и веры.

Валс взял промэю за дрожащую руку и повел за собой. Талиса знала, что это опасно, но была рада происходящему. Больше она не может жить во тьме, девушка погибнет, словно огонь без воздуха. Лучше быть безумной, но выжить. Возможно, это ее единственный способ защитить сестру.

...Лима и Талиса выдернули Альсию из стайки воркующих девушек и с заговорщицким видом отвели под тень зеленой беседки, сопровождаемые удивленным и обиженным шушуканьем остальных валс.

— Ну, что вы хотите? — сердито бросила Альсия, плюхнувшись на плетеное сиденье скамьи. — Там Зил рассказывала о новом ухажере Дарны... А вы!.. Так не вовремя!

Сестры-близнецы с жалостью посмотрели на Альсию, отчасти понимая ее и с другой стороны презирая. Кроме женихов, платьев и остальной подобной дребедени ее больше ничего не интересовало. Хотя, что могло интересовать пустую, как пробка валсу, к тому же наказанную еще при рождении. Альсия родилась протой. Ее лучи были холодными и не могли согреть землю. Альсия оказалась не нужна миру, мать, третья супруга Мэйрута Галия, стыдилась дочери и не любила, отец же относился как к пустому месту, правда, эту несправедливую ношу девушка разделяла с большинством остальных сестер и братьев.

С детства девочка была предоставлена целой армии учителей и нянек и если бы не любовь родственников, которых не отпугивало ее проклятье, совсем бы зачахла в своем мирке. Потому Альсия хотела поскорее выйти замуж. Безусловно, она мечтала о выгодном браке и прекрасном благородном валсе, но, по правде, сбежала бы от своей семейки и с простым трубочистом. Но почему-то семья не спешила предоставить ей даже трубочиста, словно желая еще больше помучить, а благородные валсы не собирались связывать себя узами брака с протой.

— Си, наша новость намного важнее садовника Дарны, — отмахнулась Лима.

— Ухажер Дарны садовник?! — заголосила Альсия так, что услышали, кажется, даже в башнях небесного замка, а Зила, не успевшая еще закончить рассказ этой животрепещущей информацией, наградила Лиму таким взглядом, что девушка решила, неделю лучше ей на глаза не показываться, потому что все волосы повыдергивает.

— Си! — шикнула на сестру Лима. — Ты чего кричишь?!

На втором этаже скрипнуло окно и, подняв глаза, все любопытные увидели раскрасневшееся лицо первой жены Солнца, Рисы, а затем собственно услышали ее писклявый крик:

— Садовник?! Моя дочь с садовником?!

Темноволосый юноша, невдалеке и без того трясущимися руками подрезающий куст роз, с ужасом воззрился на почтенную промэю, выглядящую сейчас пострашнее огнедышащего дракона, бросил садовые ножницы и кинулся куда глаза глядят.

— Ты куда, мерзавец? Стража немедленно задержать этого пройдоху!

— Альсия, посмотри, что ты наделала! — рассвирепела Талиса, наблюдая, как два огромных стража, бренча доспехами и потрясая мечами, спешат за юнцом. — Бедный.

Прота лишь рассмеялась в ответ под новые крики Рисы, которая звала теперь свою младшую 'бесстыдную' дочь:

— Да ты посмотри, как они ползут. Не успеют.

Словно в подтверждение словам Альсии, один из стражников споткнулся и, сделав в воздухе отнюдь не грациозный пируэт, покатился по земле. Второй, пыхтя и сыпля отборными ругательствами, которые быстро наматывали на ус ближние промэи, перескочил через неожиданную живую преграду-напарника и продолжил преследование.

— Хорошо, тогда можно вернуться к нашему разговору, — подтвердила слова сестры-проты Талиса и выжидающе посмотрела на Лиму.

Последняя, немного обескураженная такой постановкой вопроса, вскинула золотистую бровь, давая понять, что вообще-то это вопрос Талисы, но увидев, что в лице сестры ничего не изменилось, кивнула с таким видом, словно принимает на себя ее смерть, не меньше.

— Альсия, ты о садовнике, а у нас тут такая новость!

В лице проты появилась знакомая хищная нотка охотницы до сплетен, и она напряглась как струна:

— Говори!

— Си, мы с Талисой случайно подслушали разговор отца с его советником и вот что мы узнали...

Глаза валсы засияли ярче солнца:

— Что?!

— Сегодня прибудет делегация Западного Ветра для того, чтобы заключить брачный договор между наследником Залиса и одной из промэй.

Недолгое время Альсия лишь ошеломленно хлопала глазами, а затем, цепко ухватив Лиму за руку, так что последняя едва сдержала вскрик боли, усадила возле себя на скамью.

— Рассказывай все немедленно и в подробностях!

— Честно говоря, вроде и рассказывать нечего. Единственное, что я знаю, имя этой промэи.

— Кто это?!

— Си, потише, ты что хочешь чтобы все услышали? — вырвалась из рук проты Лима.

— Да-да, ты права. Но давай быстрее, говори. Кто? Лэсса, Кара?

— Ты.

Альсия открыла было рот, чтобы дальше сыпать именами сестер, но услышав последнее слово так и замерла.

— Я?

— Да, — снова подала голос Талиса и Лима едва удержалась, чтобы не щелкнуть ту по довольно вздернутому носу.

Альсия вопросительно глянула на Талису и, увидев кивок сестры, вскочила на ноги:

— Меня замуж выдают? За наследника Западного Ветра?

— Да. Его зовут Нарис, — улыбнулась Лима.

— Говорят, что он красив и умен, — добавила Талиса, но Альсия уже не слышала ее, несясь к остальным сестрам и громко крича:

— Девочки, девочки!

— Кажется, ей все равно, будь он хоть и некрасивым. А уж ум никогда не был в списке требований Си, — засмеялась Лима.

— Ну, что думаешь? — задумчиво посмотрела проте вслед Талиса.

— Думаю, отцу не отвертеться.

— И я тоже. Теперь мне стало легче. Им не выдать меня за Нариса. Пусть радуется своей новой невесте.


* * *

Голос Альсии словно звучал везде и всюду. Вскоре, в замке стало мало тех, кто бы не знал о ее женихе и уже выбранном протой дне свадьбы. Благо Солнце и несколько десятков самых сильных промэй, (день выдался удивительно прохладным) сияющие в небе, не знали последних новостей, иначе Талиса горько пожалела бы о содеянном.

Астрия, одной из первых узнавшая последние новости, посетила Талису, когда девушка уже отчаявшись угомонить Альсию, пряталась в своей спальне и ждала заслуженного наказания. Промэя понимала, что не поговорить с мамой она не может и, скрепя сердце, открыла перед ней двери.

— Здравствуй, выдумщица, — проговорила Салия-Лирса и прошла вглубь комнаты.

Талиса не знала, что ответить и потому лишь угрюмо промолчала.

Астрия подняла на дочь глаза и изучала ее долгим, испытывающим взглядом. Промэя покраснела под этим взглядом, но старалась держаться уверенно. Она должна стоять на своем, пусть и понимает, что обижает этим маму. Слегка окрепшую уверенность, будто ветром развеял веселый голос Альсии, доносившийся из сада.

Астрия тоже услышала голос проты и сердито поморщилась:

— Талиса, ты очень меня расстроила. Я могла ожидать подобного поступка от Лимы... да от кого угодного, но никогда от тебя. Я думала ты сообразительная, правильная девочка. Я думала, ты похожа на меня...

— Мама...

— Подожди, Талиса, я сейчас говорю.

— Да, прости...

— Тали, мы ведь договорились. Договорились, что ты примешь решение лишь когда познакомишься с Нарисом. Как можно быть такой неразумной? Самой же губить свою жизнь!

— Мама, я ведь сказала, что не желаю этого брака! Не хочу никакого Нариса! Я согласилась, потому что у меня просто не было выбора. Мы ведь обе знаем отца, если он что-то решил, то этого не изменить!

— То есть ты хочешь сказать, что не доверяешь мне?

Голос мамы был очень спокойным, когда она произносила последние слова. Это еще больше укололо Талису, она почувствовала свою вину и не знала, что сказать в ответ, ведь астрия была права.

— Я доверяю, но... я... просто боюсь, что ты не сможешь изменить решение Солнца.

Мама некоторое время просто смотрела на нее, а потом медленно побрела к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась:

— Ты сама разрушаешь свое счастье, и я уже ничего не смогу изменить. Теперь все зависит только от тебя. Надеюсь, что ты не пожалеешь.

— Не пожалею, — твердо проговорила Талиса, но двери за астрией уже закрылись.


* * *

Мэйрут гордо вышагивал по широкому дворцовому крыльцу, переходящему плавной лестницей в мощеную аллею, в свою очередь окруженную дивными цветами и деревьями. Это был красивый, волевой мужчина, с твердой линией подбородка и длинным, острым носом. Темная мантия скрывала солнечное убранство, расшитое древними узорами, но это не могло унять того легкого свечения, что шло от самого Солнца, его золотых волос и глаз, в которых мерцал яркий и сильный огонь.

Поблизости замерла любимая жена Солнца — астрия Салия-Лирса, возможно, впервые за всю свою жизнь, не взошедшая вечерней звездой на небе, и несколько нервно следила за хождениями супруга. Следом за ней, кто бросая злые, кто равнодушные взгляды на астрию, выстроилась вереница остальных десяти жен Мэйрута. Их наряды пестрели всевозможными красками и дорогими каменьями, одеяние же Салии-Лирсы выглядело простым и скромным на их фоне, но, вопреки этому, она сияла, словно алмаз, затмевая собой даже броскую красоту пятой супруги Солнца — Далилы и, тем более, кричащее ярко-малиновое одеяние седьмой — Азры. В астрии было что-то особенное, загадочное и таинственное, что проникало в самую душу и не позволяло никогда о себе забыть.

Чуть поодаль перешептывались старшие промеи, братья и сестры Солнца, и лишь несколько юных: сестры-близнецы Лима и Талиса, выглядевшая сегодня особенно бледной и поникшей, их братья, наследник Мэйрута — Фарат и второй по старшенству Милас, а также их младшая сестра — промэя изумительной красоты, удивительно похожая на свою маму-астрию — Энлия.

Присутствие детей астрии еще больше злило остальных жен Солнца, ведь все понимали, что сегодняшний вечер посвящен сватовству и никому не нравилось, что именно одной из дочерей Салии-Лирсы достанется столь завидный жених, как наследник Западного Ветра.

Тихий свист заставил всех позабыть свои злости и волнения и взглянуть в ночное небо, где заиграли призрачные серебристые тени. Сплетаясь между собой подобно смерчу, они опускались на землю, уже в ее вблизи обретая видимые силуэты. Прошло несколько мгновений и вот перед солнечным семейством возникло около дюжины воинов-стражей Залиса, низших созданий — шаллэ. Они все были сотканы из ветра, который иллюзорной простыней укрывал их тела, трепеща за спиной длинными 'хвостами'. Контуры тел оставались размытыми и только лица, очерченные воздушным атласом, проглядывались как будто сквозь дымку. Зрелище было жутким и пугающим.

Но вот из ноткуда возник сам Западный Ветер и все взгляды с радостью сошлись на его высокой статной фигуре. Дымчатые глаза гордо взирали на солнечное семейство, полные губы были сжаты в твердую линию, а седые, отливающие серебром волосы слегка растрепанными кольцами лежали на широких плечах. Темно-синее одеяние блекло на фоне туманного камня на груди валса, в глубине которого непрерывно извивался ветер.

Позади Залиса замерли два его советника — Харрлизар и миловидная валса Норая, старый пророк — Нури и его молодой помощник — скромный, покрывшийся милым румянцем под столькими взглядами, Ваталий. И, наконец, между ними главная фигура сегодняшнего вечера — Нарис. Он унаследовал фигуру своего отца, был столь же высок, широкоплеч, но и гибок тоже. Глаза — необычного серебристо-голубого оттенка, слегка длинноватый нос, с небольшой горбинкой, бледные губы и милая ямочка на подбородке.

Талиса почувствовала, как сжимается от злости ее сердце, когда девушка наблюдала за тем, как медленно и внимательно Нарис оглядывает каждого члена ее семьи, неспешно подбираясь к ней. Астрия была неправа, девушка никогда не пожалеет о том, что сделала, пусть валс и красив, но Нарис совершенно не понравился ей, даже не вызвал малой толики тех чувств, что, как полагала Талиса, должен вызывать любимый. И это знание принесло неожиданное облегчение. Промэя все же переживала, что мама окажется права... Но нет... К счастью, астрия ошибалась.

— А он очень даже ничего, — послышался рядом шепот Лимы, вызвавший новую злость в Талисе:

— Вот и забирай его себе!

— Так я уже и жалею о том, что отдала наследника Альсии.

— Не неси всякой чепухи!

— Талиса, не кричи, — удивленно шикнула на сестру Лима. — Ты чего злишься?

— Ничего, — надула губы промэя и в этот миг встретилась взглядом с Нарисом, который, должно быть, услышав голоса сестер, заинтересовался происходящим. Время словно остановилось, а Талиса летела куда-то в неизвестность, но не чувствовала ни страха, ни сомнений, будто взгляд Нариса наполнял ее твердостью и необычным теплом.

Чей-то острый локоток, словно умышленно разрушил этот дивный момент и, под болезненный вскрик Талисы, зазвучал голос Лимы:

— Ты что собираешься уничтожить его на месте своим ненавистным взглядом?

— Собираюсь, — угрюмо пробормотала девушка. — И вот за него меня хотели выдать родители?! Ни за что! — говоря эти слова, Талиса в них непоколебимо верила, но мерещилось, что кто-то в этот миг тихо посмеивается над ней и ее глупостью. Промэе даже показалось, что это она сама.

— Позволь поприветствовать тебя, мой старый друг, — отвлекли Талису от невеселых дум слова Солнца.

— Прими и ты мои приветствия, Мэйрут, — улыбнулся в ответ Залис и хотел что-то еще добавить, но его прервал чей-то радостный крик и на 'сцене', под испуганный вскрик Лимы, возник новый персонаж:

— Отец!

Все изумленно и безмолвно уставились на Альсию, со счастливой улыбкой обогнувшую на бегу Мэйрута и бросившуюся в объятия перекошенного Западного Ветра:

— Отец... Я теперь буду называть вас только так! Как я рада, что наши семьи породнятся! Верю, мы с Нарисом не разочаруем ваших надежд.

Ваталий при виде Альсии еще более густо покраснел, остальные же валсы прибывали в негодовании и изумлении.

Увидев нахмурившиеся золотистые брови Солнца и его злой взгляд, Лима закрыла лицо руками:

— Чувствую, нас сегодня казнят!

— Чувствую, я сама себя сегодня казню, — едва слышно прошептала Талиса, смотря на колко усмехавшуюся астрию. — Ну, мама...

То, что произошло дальше никак иначе, чем безумием назвать не представлялось возможным. Альсия продолжала висеть на Залисе и что-то тараторить, последний застыл, подобно каменному изваянию, беспомощно раскинув руки. Мать Альсии, надувшись от важности, так что было опасение, что платье (и без того едва державшееся на ее даже слишком пышном теле) позорно треснет, хваталась за сердце и насмешливо поглядывала на соперниц. А те, в свою очередь, между периодами злости и обиды, бросали косые взгляды на астрию Салию-Лирсу, наконец-то сброшенную Мэйрутом с пьедестала. Сам вышеупомянутый валс, отведя потемневший взор от Альсии, стал медленно осматривать членов своей многочисленной семьи, словно бы в поисках кого-то особенного. Этот загадочный 'кто-то', а вернее их было двое, осознав, что над ними нависла угроза, шагнули за спины более высоких братьев, а затем со всех ног бросились в замок.

— Талиса, если отец меня убьет, то я не прощу тебя никогда! — запыхавшись от бега, кинула сестре Лима, одновременно показывая на небольшую нишу в библиотеке, где можно было спрятаться.

— Знаешь, мне тогда уже будет все равно, — залезая за ней в нишу, попыталась улыбнуться Талиса.

— Бу! — состроила гримасу первая промэя. — И почему я такая глупая? Зачем согласилась тебе помогать?

— Действительно, зачем?

Лима не поверила услышанному и ошеломленно уставилась на сестру:

— Что?

Некоторое время Талиса молчала, а затем подняла виноватый взгляд на Лиму:

— Есть небольшая проблема...

— Какая еще может быть проблема, когда отец готов разорвать нас на крохотные лучики?!

— Понимаешь... в общем...

— Ну!

— Кажется, мне нравится Нарис.

Лима замерла, даже не дышала, и лишь недоверчиво смотрела на сестру. Но вот она сделала свистящий вдох и медленно поводила маленькой ладошкой перед глазами Талисы, словно проверяя не обезумела ли та:

— Тали, с тобой все хорошо?

— Очень смешно, — надула губы Талиса. — Нравится он мне! Мама была права... И что нам теперь делать?

— Не смотри на меня. Я не собираюсь ничего делать. К тому же, что тут можно сделать? Уже все сделалось.

— Лим, — жалостливо прошептала девушка.

— Талиса, не дави на меня. Я не буду тебе помогать!

— Лима...

— Я же сказала, что не буду!

— Лима!

— Но что я могу сделать? Теперь возврата нет. Мы уже натворили дел. Единственная надежда на отца. Если он воспротивится и принудит тебя к этому браку...

— Он не будет этого делать, — ответил холодный голос Мэйрута и сестры испуганно вжали головы в плечи.

Осознав, что уже поздно прятаться, сестры выбрались из своего укрытия и предстали на грозны очи Солнца и насмешливо-грустные астрии.

— Отец... я... — попыталась найти слова для оправдания Талиса, но в этот миг ее прервал Мэйрут:

— Ну как, Талиса, добилась, чего желала?

— Но ведь...

— Что, ведь?

Талиса поняла, что объяснять бессмысленно, да и что она могла сказать:

— Да, добилась, — потупив взгляд, пробормотала промэя.

— Мэйрут, может...

— Нет, дорогая, — мягко, но твердо остановил любимую супругу валс. — Мы попытались, но Талиса не захотела считаться с нашим мнение и теперь пусть вынесет урок. В день полной Луны состоится праздничный ужин в честь помолвки Нариса и Альсии. Попрошу вас присутствовать на этом радостном событии.

Талиса обиженно ахнула, но промолчала, Лима же не последовала ее примеру:

— Но, отец, зачем ты так? Она ведь знает, что ошиблась и теперь сожалеет о содеянном!

— А ты сожалеешь? Ведь это твои выдумки! Талиса никогда бы не догадалась использовать Альсию, — нахмурился Солнце, а девушка виновато прикусила губу. — Талиса будет наказана тем, что получит желанную прежде свободу, тебя же ждет отдельное наказание. Поговорим об этом на следующей неделе, — с этими словами Мэйрут покинул библиотеку.

— Ну и вредный он! — рассердилась Лима и забралась в широкое кресло, поджав под себя слегка вздрагивающие ноги.

— Удовлетворены, дорогие? — пусть слова и прозвучали едко, на лице Салии-Лирсы возникла сочувствующая улыбка.

Талиса приблизилась к маме и несколько нерешительно обняла хрупкие плечи той. Астрия ответила любящим объятием и промэя облегченно улыбнулась.

— Прости, что не послушалась. Но ведь я не могла знать, что он будет таким...

— Каким? — пробубнила что-то обдумывающая Лима.

— Таким... — Талиса запнулась, не зная какими словами описать свои чувства. — Таким...

Лима бросила на сестру сердитый взгляд:

— Тали, пожалуйста, только не говори, что ты превратилась в одну из тех влюбленных дурочек, что и слова вымолвить не могут, не покрывшись румянцем, и ходят вечно с глупой мечтательной улыбочкой... Фи!

— Лима! — шикнула на дочь астрия Салия-Лирса.

— А что? Она даже не может ответить, какой он! Конечно, симпатичный. Не смотри на меня так! Ладно, красавчик! Очень красивый! И глаза просто незабываемые!

Талиса недовольно уставилась на сестру, астрия насмешливо хмыкнула. Лима вскинула руки:

— Опять! Теперь, что уже перегнула? Не волнуйтесь, я не собираюсь в него влюбляться, — и тише добавила: — Я вообще не собираюсь этого делать.

— Думаю, это случится даже скорее, чем ты можешь предположить, — серьезно проговорила Вечерняя Звезда.

— Не обольщайтесь. Этого не случит... Подожди, мама, вы с отцом не задумали и для меня подобный сюрприз?

— Нет, можешь не переживать. Ты еще слишком мала для замужества.

Лима была возмущена до глубины души:

— Как это мала? Мы ведь с Талисой близнецы! Она готова! А я нет?

Сестра и мама понимающе переглянулись.

— Ты еще разумом мала для такого, — пояснила свою мысль Салия-Лирса.

— Мама, я надеюсь, это не означает, что я глупая?

— Разумеется, нет, сестричка. Мама говорит совсем о другом. Когда-то ты это поймешь.

— Все, не хочу об этом говорить! Пойму — не пойму! Мне и так хорошо. Странно только, что ты, Талиса, так быстро стала умудренной и сведущей, будто не сама еще несколько часов назад пыталась избежать подобного исхода. Да, любовь опасная штука, так быстро все меняет.

Сестра ничего не ответила, но этого и не нужно было, достаточно ее раскрасневшихся щек.

— И, вообще-то, ты собиралась объяснить, чем это необычен этот Нарис, что ты тут же влюбилась в него, — напомнила Лима, незаметно подмигнув астрии.

Талиса подошла к одной из высоких колон-стеллажей, на спиральных полках которой располагались старинные книги, и задумчиво провела пальчиком по кожаным переплетам.

— Я даже не знаю, как правильно ответить. Но он именно тот.

— О-у, — таинственно протянула ее близняшка, качая головой, — сильно сказано. Я прониклась.

Талиса фыркнула и добавила:

— Тот, о ком я мечтала с детства. Моя судьба.

— И ты это поняла всего лишь за те две секунды, что вы с наследником смотрели друг на друга? — нахмурилась Лима, думая о том, что сестра, должно быть, стукнулась о деревянный выступ, когда забиралась в нишу.

— Именно.

Лима отмахнулась от слов сестры, словно от лепета ребенка и посмотрела на астрию:

— И что нам теперь делать?

— Не знаю, милая. По пути сюда, я попыталась переубедить вашего отца, но он тверд в решении. Так что теперь все зависит только от вас.

Лима надула губы и вскочила с кресла:

— Скажешь тоже! Что мы можем сделать?

— Не знаю, доченька. Простите, девочки, но отец ждет меня, я говорила, что задержусь всего на пять минут.

— Мам, ну подскажи...

— Попробуйте переиграть все наоборот. Иного пути я не вижу.

Девушка еще долго сверлила задумчивым взглядом закрывшуюся за мамой дверь, в то время как Талиса, что-то шепча себе под нос, ходила от одной колонны к другой.

— Наверное, нужно смириться, — наконец выдала Талиса, на третьем круге остановившись возле вновь усевшейся в кресло сестры. — Мы и так натворили с тобой дел. Настала очередь просто смириться и позволить судьбе повелевать нашими жизнями.

Лима посмотрела на промэю, словно у той на голове выросли рога и после минутного молчания, вскрикнула:

— Талиса, не пугай меня! Как смириться? Мы должны что-то сделать. Отец еще увидит, на что я способна. Наказание он придумал! Посмотрим еще, кто из нас выиграет в этом негласном сражении.

— Но что мы можем изменить? Это конец. Отец все решил.

— Ты ведь слышала, что мама сказала! Переиграть все наоборот! Нам снова нужна Альсия! Именно она должна нас спасти...

— Сбылась мечта Альсии, и ты думаешь, что она вот так просто откажется от нее?

— Не так просто, — задумчиво прикусила губу Лима. — Мы должны подтолкнуть ее к этому.

— Подтолкнуть?

— Именно. Так... у нас осталось три дня. Ничего за это время я что-то придумаю. Не волнуйся, Тали, получишь ты своего Нариса... Или я буду не я!

Сестра, погруженная в свои мысли, не увидела, как на лице Талисы промелькнула хитрая улыбка, ведь девушка умышленно разыгрывала перед сестрой эдакую покорность, зная, что смирение всегда действует на Лиму совершенно противоположно.

Радость Талисы прервал чей-то громогласный женский крик, за которым последовала ругань, вперемешку с плачем.

Забывшие о своих заботах, сестры выскочили из библиотеки, желая поскорее узнать, что же случилось. Долго ждать им не пришлось, ведь на следующем повороте в Лиму влетела раскрасневшаяся Хилария, дочь Азры.

— Ай! — взвыла Лима, распластавшись на полу, на которую сверху еще и приземлилась Хилария.

— Что случилось, Рия? — спросила Талиса, помогая сестрам подняться и одновременно не позволяя близняшке отплатить Хиларии тумаками за свое падение. — Кто это кричал?

Промэя с опаской косясь на Лиму, перевела веселый взгляд на Талису и, захлебываясь от гордости, что именно она первая преподнесет эту потрясающую новость, выдала:

— Риса кричала! Девчонки, представляете, Дарна сбежала с садовником!

— Не может быть? — изумленно застыла Талиса.

— Может, еще как! — еще больше возгордилась Хилария.

— Вот оно как, — потирая ушибленный локоть, пробормотала Лима. — Значит сбежала? Интересно...


* * *

Поздней ночью, когда небесный дворец давно был окутан пеленой снов, а в его многочисленных коридорах уже отзвучал крик первой супруги Солнца Рисы, утихли тихие пересуды других жен Мэйрута и перешептывания промэй, Талиса вышла в сад. Ей хотелось побыть наедине и осмыслить то, что случилось с ней сегодня, понять, как получилось, что всего один миг, короткая встреча с Нарисом, изменила ее жизнь.

Да что говорить, промэе просто не спалось... Она влюбилась! Одновременно хотелось кричать об этом всему свету и спрятать чувства в самый дальний уголочек сердца, чтобы никто не мог их запятнать. Глаза самовольно искали Нариса повсюду, хотя девушка сама же и старалась не встречаться с ним, боясь того, что может принести эта встреча. С недавних пор она не понимала себя. Талиса всегда знала, чего хочет, сейчас же была сама противоречивость. Как можно, одновременно желать встретить Нариса и вздрагивать от каждого шага, в опасении, что он принадлежит валсу? Одновременно мечтать услышать его смех и бояться этого больше всего на свете? Девушка не могла рассказать о своих чувствах Лиме, ведь сестра первая же не поймет ее, а то и посмеется.

Когда сестра-близняшка, придумав по ее мнению чудесный план, отправилась спать, Талиса поспешила в сад, который давно манил спокойствием и тишиной. Здесь она могла разобраться в себе и, что скрывать, порадоваться, ведь, несмотря на то, что ждало впереди, промэя была счастлива. Разумеется, валса опасалась, что ее чувства могут быть безответными, но даже крошечный лучик надежды приносил огромное счастье.

Свет Луны серебрил деревья и фигурные кусты, и Талиса залюбовалась этой дивной красотой, даже боялась шелохнуться, словно могла развеять охвативший ее восторг. Наконец, вдоволь налюбовавшись видами сада, промэя прошла к увитой диким виноградом беседке, где ее никто бы не мог найти или увидеть из дворца, и уселась на мягкую бархатную подушку, которыми были устланы кованые скамейки.

Девушка не знала, сколько она просидела так, чудилось, вечность и все же будто одно мгновение, прежде чем услышала тихий голос, от которого встрепенулось сердце. Талиса никогда еще не слышала голос Нариса, но сразу же узнала его, даже появилось чувство, будто он ей и раньше был знаком. Промэя прикрыла глаза, собираясь с решимостью, а затем подняла глаза на замершего возле нее молодого мужчину.

Нарис смотрел на девушку каким-то странным, но пробирающим до мурашек взглядом, на его губах играла легкая улыбка. Его взгляд не обжигал, а дарил чувство защищенности и удивительной теплоты, и Талисе пришлось тряхнуть головой, чтобы сбросить с себя наваждение. Облизав пересохшие губы, она слегка дрожащим голосом спросила:

— Вы что-то спросили? Простите, я задумалась, потому не расслышала.

Нарис понимающе улыбнулся и сердце промэи дрогнуло:

— Ночь так прекрасна, что невозможно не предаться мечтам.

Талиса ничего не ответила, решив, что лучше промолчать, чем наговорить глупостей. Валс некоторое время задумчиво смотрел на нее, а затем поднял взгляд в небо:

— В такую ночь мечты, словно сети, опутывают сердце. Страшно, если они никогда не исполнятся.

— Неужели все столь безнадежно? — осторожно спросила девушка, со злостью понимая, что невольно надеется, что его мечты связаны с ней.

Нарис не ответил, продолжая вглядываться в небо, и Талиса понуро опустила голову, осознав, как ошиблась.

— Луна сегодня потрясающая, правда?

Девушка, вновь задумавшаяся о своем, не сразу разобрала, о чем говорил валс, но боясь показаться глупой и снова переспрашивать, проследила за его взглядом и ахнула от открывшегося взору чуда. Луна поражала своими чудесными узорами, ее серебряные нити прошивали небо, как плетение вуали, на которой разрастались дивные, волшебные цветы. Цветы с их витыми лепестками напоминали хрупкую надежду, что тлела в сердце Талисы.

— Да, вы правы, — нерешительно улыбнулась промэя.

— Нарис, — подсказал молодой мужчина.

— Нарис, — робко повторила девушка, и ей показалось, будто она впервые произносит его имя, ведь прежде оно отождествляло огорчение, отчаяние, позже нерешительность, сомнение, страх и только теперь что-то необычайно родное и теплое.

— А вы Талиса, не так ли?

Девушка, по неосторожности заглянувшая в его ветреные глаза, поняла, что еще немного, и она утонет в их серебристых глубинах, потому поспешно отвела взгляд.

— Талиса, — попыталась она скрыть неровное дыхание.

— Затерянный в вечности цветок, — медленно, едва слышно прошептал валс и так загадочно глянул на нее, что девушка почувствовала, как на ее щеках разгорается румянец и опустила голову, боясь, что Нарис заметит.

— Удивительно, что вы не спутали меня с Лимой. Нас с ней все путают, мы ведь близнецы, — наигранно беспечно сказала она, одновременно словно бы с большим интересом разглядывая резьбу на подлокотнике скамьи.

— Нет, как я мог? Вы разные. Несомненно, внешнее вас можно спутать, но выражение глаз, жесты, манера речи все другое. Она еще совсем сорванец, вы же...

— Вы уже успели познакомиться с моей сестрой, — поспешила прервать его девушка, боясь услышать слова валса, — раз смогли уличить разницу?

— О, я никогда не забуду этой встречи, — засмеялся Нарис, и Талиса едва сдержала восхищенную улыбку. — Не могу знать, чем я так прогневил вашу сестру, но, когда мы столкнулись в коридоре, она окинула меня презрительным взглядом, а затем прошептала: 'И почему от тебя столько проблем?!'. Я спросил ее, чем заслужил подобные слова, но ваша сестра лишь фыркнула.

Едва борясь со смехом и одновременно чувствуя вину, Талиса проговорила:

— Прошу вас простить ее за...

Нарис вопросительно вскинул брови, когда она прервалась на полуслове:

— За что?

Талиса потупилась, не зная, что нужно сказать и понуро опустила голову.

— Вы не хотели бы прогуляться? — неожиданно выручил ее наследник Западного Ветра. — Я еще не видел северную часть сада, говорят у вас там удивительная выставка скульптур.

Девушка благодарно кивнула и нерешительно вложила свою ладошку в большую и теплую ладонь Нариса и, почувствовав яркую искру, пробежавшую между ними, испуганно вздохнула.

Ветреный валс, отметив перемену в промэе, слегка улыбнулся, но разумно промолчал и медленно повел ее по узкой, выложенной красочной плиткой дорожке.

— Так что привело вас в наш сад этой ночью? — понимая, что сама же возвращает его к опасной теме, все же проговорила Талиса.

Молодой мужчина ответил не сразу, раздумывал о чем-то своем:

— Я всегда был готов к этому дню, с детства знал, что мне суждено обвенчаться с девушкой из высокой семьи во имя равновесия в мире стихий. Знал и смирился с такой судьбой, да и иного выбора не существовало, в нашем роду долг всегда был превыше всего, он в крови. Ничто не могло пошатнуть мою уверенность, ни ожидаемое равнодушие, а, возможно, и ненависть к будущей супруге... даже сегодняшнее необычайно-волнующее, если простите мне подобные слова, знакомство с промэей Альсией и рухнувшие надежды на то, что моя супруга сможет стать мне, хотя бы, другом. Но все изменил взгляд прекрасных и, почему-то, испуганных золотых глаз, с которым я случайно встретился...

Талиса охнула, но быстро взяла себя в руки, а Нарис вновь создал видимость, будто ничего не заметил и продолжил:

— Именно в то мгновение впервые меня посетило сомнение, возникло желание забыть о долге. И теперь во мне враждуют два чувства. Я знаю обязательства перед своим родом, но мерещится, даже готов предать его во имя того, чтобы видеть этот взгляд каждый день.

Больше Нарис ничего не сказал. Талиса тоже молчала, боясь, что невольно выдаст себя. В тишине они вышли на небольшую площадку, которая открывала вид на небесные просторы и спящую землю.

Талиса, тайком разглядывающая профиль Нариса, нерешительно прикусила губу, но потом все же собралась с силами:

— Друзья зовут меня Тали.

Лицо Нариса осветила сдержанная, но искренняя радость:

— Я был бы счастлив именоваться вашим другом. Но все же Талиса, Тали это не для вас.

Девушка зажмурилась, а, затем, не задумываясь о последствиях, выговорила:

— Это я виновата в словах Лимы... кхм... из-за упрямства и страха я совершила большую ошибку и теперь не знаю, как все исправить.

Со страхом она открыла глаза и встретилась с пытливым, но ласковым взглядом Нариса. Он все понял, прочитал по ней, и сердце девушки сжалось от осознания того, что она сама разрушила свое счастье, а последними словами, возможно, и навсегда.

— Я очень сожалею, — Талисе захотелось плакать, она стиснула зубы, борясь с этой глупой слабостью, но одинокая световая слеза все же заскользила по щеке.

— И я сожалею, — едва слышно прошептал Нарис и кончиком пальца подхватил слезу. Валс легко подул и слеза, закружившись на месте, словно ветреный смерч, обрела очертания прекрасного цветка с нежными узорчатыми лепестками. Это была талиса.

Улыбнувшись своему творению, наследник Залиса, добавил:

— Но взгляд золотых глаз способен стереть все обиды и сожаления.

Промэя недоверчиво заглянула ему в лицо, в поисках подтверждения своих осторожных надежд, и в эту минуту Нарис поцеловал ее руку нежным и даже несколько неприлично-долгим поцелуем, а после вложил цветок в дрожащую ладонь.

— Заставить забыть даже о долге, — подмигнул ей молодой мужчина, отчего у девушки перехватило дыхание.

Улыбка Талисы сперва была неловкой, но с каждым мгновением разгоралась все большей радостью и уверенностью. Девушка склонилась к цветку и осторожно коснулась губами ветреных лепестков. Золотистое сияние зажглось в сердцевине талисы, будто маленькое солнышко.

— Если бы так могло быть, — не веря происходящему, проговорила Талиса.

Некоторое время между ними стояло молчание, но промэя и не нуждалась в словах, взгляд Нариса уносил ее в даль: прекрасную и неизведанную.

— Никогда не видел прежде такого прекрасного рисунка, — вновь подняв глаза на Луну, прошептал Нарис.

— Тетушка Гайэлли сегодня превзошла саму себя. Это древний символ надежды.

Нарис заключил ее в нежные объятья, и девушка поежилась, почувствовав его дыхание на своих волосах. Самовольно руки девушки обвили широкие плечи валса, а щека прижалась к мягкому бархату на груди.

— Я завтра же поговорю с отцом, — прошептал Нарис и поцеловал ее золотистые локоны. — Я избавлюсь от этих цепей, даже пусть моя подпись уже стоит на брачном договоре.

— Ты что с ума сошел?! — вклинился третий голос, и перед изумленными влюбленными возникла сердитая Лима. — И что вы здесь вообще разобнимались? Хотите, чтобы вас кто-то увидел? Думаете, если в замке тихо, то это значит, что сплетники и любопытствующие до чужих тайн не следят за каждым шорохом и во все глаза за каждой тенью, а мирно спят в своих кроватках? Нам совершенно не нужно, Тали, чтобы завтра тебя отправили подальше из небесного дворца.

— Лэтта Лима, не слишком ли много вы на себя берете? — голос Нариса был вежливым, но от этого не менее строгим, словно он разговаривал с нерадивым ребенком, который отбился от рук.

— Много! — наигранно и трагично вздохнула девушка, что даже наследник не сдержал улыбки. — Но что мне остается? Нужно ведь как-то исправить ошибку одной упрямицы.

— Лима, что ты здесь делаешь? — вскрикнула Талиса.

— Что делаю? Да вы без меня тут натворите бед, вот потому и вынуждена следить. И что значит, ты поговоришь с отцом? Что за глупости?

— Мы уже перешли на 'ты'? — хмыкнул Нарис.

Лима отмахнулась от этих слов:

— Давно. К чему сейчас эти манеры?

Не смотря на дружелюбность, наследник Западного Ветра не собирался прислушиваться к мнению этого ребенка:

— Я поговорю с отцом завтра же! И не собираюсь спрашивать твоего разрешения.

— Ты, разумеется, можешь и не спрашивать, но боюсь, когда расскажешь о ваших... хм... отношениях, то сильно пожалеешь. Наш отец настроен решительно, он хочет проучить Талису. Вот мы и должны дать ему возможность это сделать. Вы, мужчины, всегда идете самым прямым путем, проламывая лбом препятствия, если, разумеется, вообще решаетесь на какие-либо действия... Не в обиду, это я тебя так хвалю. Ты-то решительный, Талисе повезло.

— Интересная похвала, — голос Нариса был полон смеха и иронии, но Лиму это не смутило:

— Но позволь мне самой все исправить. Я вас с Альсией свела, я и разведу. Зачем тебе нужен скандал? Нам будет достаточно и той шумихи, которую устроит Галия, мама Альсии, когда поймет, что вновь осталась с носом. А нос у нее и так ого-го... — протараторила Лима, размахивая руками.

Все трое не сдержали веселого смеха, совершенно позабыв о всяких мерах предосторожности и чувствуя себя удивительно свободно, будто с этим смехом исчезли рамки и секреты, открыв настоящие лица и, что важнее, чувства.

Глава 7

Синяя ведьма

Они медленно приблизились к проводнику и Лима почувствовала озноб, взглянув в его мутные призрачные глаза, которые с ненавистью и болью взирали на мир и девушку, в частности.

— Здравствуйте, — тихо пискнула она, совсем не подумав о том, как глупо, должно быть, выглядит со стороны, о чем не преминул заверить Тамир своей ехидной улыбочкой, а после и маг Сунар — нахмуренными бровями. В ответ магу девушка лишь и могла, что покорно опустить глаза, зато его ученику тайком состроила гримасу, на что получила еще одну усмешку.

— Хозяйка ждет вас, — проговорил призрачный старик страшным свистящим голосом и поплыл вперед по дорожке.

Лиме, Тамиру, Огненной и старому магу ничего не оставалось, как последовать за ним.

Поначалу девушка видела перед собой лишь сгорбленную спину мага Сунара, шедшего вторым, после проводника, в их цепочке, ведь узкой тропки едва хватало для одного. Также девушка особо не спешила смотреть по сторонам, опасаясь леса и того, что таилось в его тенях, а, тем более, оборачиваться. Ее пугало не только то, что, увидев приветливый мир, оставшийся позади калинового треугольника, она может не сдержаться и броситься бежать прочь из владений Синей ведьмы, но и Тамир, который, к своему огромнейшему неудовольствию, замыкал процессию. Девушка не хотела сталкиваться с его тяжелым и осуждающим взглядом, прожигающим ей спину.

Вскоре тропинка немного разрослась, позволяя уместиться двоим, и Лима с ужасом осознала, что уже вышагивает рядом со старым магом, а перед ней плывет призрачная фигура проводника. Его тело и молочно-белое одеяние источали тусклый холодный свет, и девушка не знала, куда спрятать глаза, лишь бы не смотреть на это несчастное, но и ненавистное создание. Каждое его плавное, но тяжкое движение напоминало промэе ее поспешные слова, отчего она непроизвольно чувствовала вину. Лима и так едва контролировала свой разум, хорошо помня предупреждение Сунара о власти Синей ведьмы. А подавлять мысли необычайно сложно, когда видишь перед собой израненную и обреченную на вечное страдание душу.

Окружающие виды порадовали не больше. Безусловно, чем ближе путники подбирались к горам, тем более сильными выглядели деревья, ведьма оберегала себя. Но даже в волевом размахе ветвей, толщие стволов и крепости вгрызающихся в землю корней сквозила невыносимая печаль и такая же обреченность судьбе, что и в призраке, и это эхом отдавалось в Лиме. Даже воздух здесь был каким-то другим — тяжелым, пылью оседающем на горле, так что хотелось прокашляться.

Если по левую сторону ничего кроме девевьев-рабов и сухих, скрюченных кустов не привлекало глаз, то по правую Лима вскоре рассмотрела небольшое озеро, которое неспешно перекатывало свои грязные воды. На берегу, среди склоненного камыша, лежало тело. Это была русалка, до того худая, что у промэи задрожали губы от жалости. Каждая косточка просматривалась сквозь ее тонкую, прозрачную и неприятно-желтоватую кожу, когда-то красивый фиолетовый хвост сейчас выглядел облезлым и тусклым, в нескольких местах на нем зияли рваные раны, из которых сочилась кровь. Русалка стонала и плакала, что-то тихо приговаривая, словно бы молясь. Услышав ее просьбы о помощи, Лима не сдержалась и бросилась к озеру. Упав перед русалкой на колени, она схватила ледяную, ссохшуюся, почти старческую руку и испугалась, что может раздавить, до того хрупкой она была.

— Ты слышишь меня, озерная дева? — склонилась промэя к самому уху той, скрытому седыми волосами, с редким вкраплением блекло-фиолетовых прядей.

Русалка пошевелилась и застонала еще сильнее. Облизав пересохшие губы, она с трудом разлепила веки, и Лима едва не вскрикнула от ужаса, увидев ее такие же седые, как и волосы глаза.

— Богиня Литасса, это вы? Вы пришли забрать меня?

— Нет...это...

— Вы прекратите мои мучения? Я так долго вас ждала...

За спиной послышались шаги старого мага, сердитый шепот Тамира и злое шипение проводника.

— Кто тебя мучает? — поспешила задать вопрос Лима. — Это она, ведь так? Синяя ведьма? Что она делает с тобой? Зачем?

— Она выпивает мои силы, мою жизнь, — на последних словах русалка закашлялась, отчего бледные губы окрасились кровью.

— Солнце и Луна! — в ужасе воскликнула промэя.

-Я последняя из рода русалок-ларэ. Она пьет меня уже долгих сорок семь зим и каждый день я молю о смерти, которая бы избавила меня от этого проклятого бессмертия и позволила уйти в ваш мир, Литасса, к моим сестрам, чьи бессмертные души уже давно стали частью Синей ведьмы. Прошу вас, избавьте меня от этих мук, я мечтаю умереть.

— Как бы я хотела избавить тебя, милая дева, — всхлипнула Лима, удивительно, но в первую очередь чувствуя злость на Мэйрута. — За что это все, отец, почему ты не защитишь их всех? Литасса, прошу тебя, спаси свою дочь.

— Идемте, промэя, хозяйка вас ждет, — послышался сзади ледяной голос призрака.

— Да, богиня, — еще сильнее закашлялась русалка. — Она ждет кого-то, она так радуется! Этот кто-то очень важен. Потому она пьет меня еще более жадно, ей нужны силы для этой встречи.

— Молчи, мразь! — закричал проводник, и русалка испуганно вскрикнула. — Идемте, негодная девчонка. Моя хозяйка злится.

— Идем, Лима, — послышался голос мага Сунара. — Мы не можем ничего изменить... пойми это.

Но слова возымели совершенно противоположное действие:

— Вы слышите, что она творит с этой бедной русалкой? Старая мерзавка!

В следующий миг произошло нечто ужасное. Жуткий визг оглушил Лиму и она, не веря сама себе, увидела, как седые глаза русалки окрасились синим цветом, а изо рта вырвался раздвоенный кроваво-красный язык и застыл, словно готовящаяся к нападению змея, перед самым лицом промэи. Удивительно сильная рука с длинными когтями впилась в горло Лимы и приблизила ее лицо к страшному лицу русалки:

— Ты заплатишь за свои слова, промэя, — скаля тонкие, словно иголки клыки, совершенно чужим голосом выкрикнула русалка, и липкий язык обвился вокруг шеи Лимы.

Промэя хотела попытаться закричать, но с губ сорвался лишь хрип. Девушка не могла даже вдохнуть, горло, будто сдавили стальные тиски. Взор застилал туман и лишь два синих ока проникали в разум Лимы, прожигая свирепой силой. В глубине глаз русалки темнел чей-то силуэт... Силуэт Синей ведьмы! Сейчас именно она повелевала телом озерной девы.

Перед взглядом Лимы пронеслось что-то тонкое и сияющее. Вдруг девушка почувствовала свободу и, не удержав равновесия, повалилась на спину, одновременно успев заметить в руках бледного Тамира длинный кинжал и услышав дикий крик своей мучительницы. Осознав, что произошло, промэя с криком отвращения попыталась сорвать со своей шеи язык русалки, с разрубленной стороны которого сочилась кровь, но тот словно намертво прирос к коже.

— Помогите! — взмолилась она, когда в руку промэи вцепилась пришедшая в сознание русалка, но явно не с намерением помочь.

Удивляя силой и ловкостью, русалка скользнула в воду и попыталась утащить за собой и Лиму. Это было уже слишком и девушка закричала во весь голос, одновременно пытаясь вырвать свою руку. Рядом промелькнул посох мага, и Лима почувствовала, как ослабели пальцы русалки, освобождая ее кисть, и тут же отползла подальше от озера.

— Они хотят наказать ее, — услышала промэя над головой сердитый голос мага Сунара. — Лима нарушила негласный договор.

Девушка, не веря своим ушам, подняла глаза на старого мага и увидела, как он вращает посохом, выводя какие-то странные символы, при этом что-то приговаривая, а со спины к нему подбирается...

— Там, — только и смогла выдохнуть она, с ужасом смотря на шейли, чьи лиственные локоны были черны, как ночной туман, а прежде размытое лицо сейчас приобретало четкие контуры и темные провалы глаз.

— Безмозглая девчонка, — прошипел Тамир и встал перед ней, закрыв от потока воды, который послала вынырнувшая из озера русалка.

Девушка и хотела что-то ответить, но лишь беспомощно ахнула, когда холодная капля пропалила ее кожу, оставляя после себя след ожога.

— Ненавижу тебя! — выкрикнул Тамир и, прыгнув на русалку, скрылся вместе с ней под темной водой.

— Да остановите же их! — бросила она призраку, который шипел точно дракон, вскакивая на ноги и пытаясь понять, что делать дальше.

— Я не могу, — зло ответил проводник. — Это древняя магия, они защищают хозяйку.

— А вы что же? — осознав свои слова, девушка испуганно отступила от призрачного старика.

— Я проводник. Мои мысли всегда чисты, я нейтральная сторона.

— Так остановите их!

Предостерегающий взгляд призрака дал понять Лиме, что она переступила грань дозволенного.

— Они не послушаются меня, — пренебрежительно сказал проводник, — даже если бы я хотел их остановить. Души слушаются только хозяйку. А она хочет наказать тебя.

— Ну, спасибо за столь радушный прием!

Удивительно тихий, но все же громогласный крик вибрацией и звоном в ушах пронзил лес. Лима во второй раз повалилась на землю, зажимая уши, но крик словно бы звучал в ней самой. Это кричал шейли, дерево которого осыпалось трухой под воздействием заклятия Сунара.

— Ненавижу! Ненавижу вас всех! — вопил шейли, сотрясая землю ветвями-руками. — Ваш мир! Все в нем ненавижу! — После чего опал листьями, которые в свою очередь развеялись дымом.

— Вы его убили! — голос Лимы был обвиняющим, она вовсе и не думала о том, что старый маг лишь защищал ее саму. — Убили!

Толстая, гибкая ветка оплела ее грудь и резко дернула вверх. Девушка успела лишь пискнуть, прежде чем оказалась прижатой к шершавому стволу дуба. Из дерева возник шейли и склонил к ней свою лиственно-световую голову, отупляя разум и проникая в самое сердце словно бы невидящими глазами. Шершавые листья скользнули по ее щеке, царапая кожу, и плавно оплели шею, видимо решив последовать примеру русалки и удушить-таки неразумную промэю.

— Помогите! — закричала Лима, хотя прекрасно видела, что помочь некому. Тамир так и не появился из-под воды, а Сунар и Огненная сражались с огромным страшным зверем, подмогой которому служили шейли.

— Никто не поможет, глупышка, — шелестящий голос изменился, и теперь девушка могла с уверенностью сказать, что имела честь слышать саму Синюю ведьму. В пустых темных прорезах глаз зажегся яркий синий огонь.

— Это ты, ведь так? — с трудом справляясь с заплетающимся языком, спросила Лима. — Синяя ведьма?

— Какая жалкая жизнь, — задумчиво протянула ведьма в обличие шейли. — Я ведь могу уничтожить тебя, дорогая, развеять солнечными искрами, которые никогда не смогут уже соединиться лучом. И никто, ни твоя тетушка, ни отец, ни твои защитники не смогут помешать мне.

— Так чего ты ждешь? — задыхаясь, прохрипела девушка. — Сделай это... раз так хочется!

Вторая лиственная 'рука' вновь задумчиво заскользила по щеке промэи, синие глаза пристально вглядывались, пытаясь что-то прочитать в лице Лимы.

— Нет, милочка. Зачем мне твоя жизнь? — захохотала ведьма и промэя почувствовала, как стынет сердце, даже страх смерти не действовал на нее так, как этот булькающий смех.

— Я...я не понимаю...

— Ты мне вообще не нужна, промэя. Но ты поможешь, ведь только благодаря тебе я смогу получить то, чего хочу. Я жду вас. Прошу, не задерживайся больше.

Синие огни исчезли, и Лима вновь смотрела в пустые глазницы шейли, не зная, чего ожидать от следующего мгновения и не совсем понимая, что только что произошло. Вдруг она осознала, что свободна и, хотя сперва обрадовалась сему факту, тут же пришла обида на злодейку-судьбу, когда промэя, пролетев два добрых метра, больно приложилась копчиком о торчащий из земли корень. Шейли, что-то прошелестев в ответ на ее стоны, скрылся в стволе своего дерева. Девушка и хотела бы выразить ему свое недовольство, но едва нашла силы подняться на ноги, одновременно вознося хвалы своему происхождению, благодаря чему боль быстро уходила.

— Сунар, где вы?! — испуганно прокричала она, ведь нигде не видела его сухонькой фигуры.

— Все хорошо, Лима, — проскрипел он, и девушка увидела старика, сидевшего на коленях перед озером и что-то выглядывающего в мутной воде. Только теперь промэя с ужасом поняла, что Тамира нигде нет.

— О, Солнце, что с ним?

Сунар бросил на нее суровый взгляд, и Лима виновато потупила голову.

— Я не чувствую его, — едва слышно ответил маг.

— Бросайте этого глупца, — возник рядом с Сунаром проводник. — Синяя ведьма ждет вас.

Старый маг взмахнул посохом и ветреный поток развеял призрачную фигуру туманными осколками.

Огненная осторожно приблизилась к кромке воды и понюхала воду.

— Он жив, Огненная? — расплакавшись, спросила Лима.

Лиса издала какой-то тихий звук и начала загребать воду. Облегченно улыбнувшись, маг опустил конец посоха в озеро и сделал круговое движение. Вода в точности повторила движение посоха, закручиваясь воронкой, и через несколько долгих мгновений из нее показалась темноволосая голова Тамира. Огненная, прыгнув в воду, схватила его за рукав рубахи и потянула к берегу. Промэя не сдержала крика ужаса, увидев неживую русалку, что мертвой хваткой уцепилась за талию юноши. Грудь ее была располосована кинжалом Тамира, который молодой маг все продолжал сжимать в правой руке, словно тот был единственной его ниточкой к жизни.

— Живой? — не сдержалась Лима, виновато переминаясь с ноги на ногу. Она злилась и на водную стихию, и на русалку, и, в особенности, на саму себя.

— Живой, — радостно проговорил маг, отцепляя русалку от Тамира. — Она не давала ему всплыть, видимо умышленно зацепилась за что-то хвостом, — и с возгласом отвращения оттолкнул озерную деву, которая сперва вновь пошла ко дну, но вскоре всплыла и теперь покачивалась на плавных волнах, окрашивая темную воду бордовой кровью.

Тамир закашлялся, отплевываясь:

— Я ее убил, — голос был полон страха и раскаяния. — Я убил ее из-за тебя, Лима! Никогда тебе этого не прощу! Никогда!

Девушка взглянула на старого мага, ища поддержки в его глазах, но старик неотрывно смотрел на Тамира и промэя обиженно потупилась. Не зная, как должна поступить и не решаясь попросить прощения, она вскочила на ноги и зашагала к тропинке, надеясь, что никто не заметит ее трясущихся от беззвучного рыдания плеч. Тамир был прав, а Лима виновата в случившемся: в смерти русалки, шейли и в том, что Тамиру пришлось убить.

Огненная семенила за ней и Лима с благодарностью улыбнулась той, которая была рядом, когда промэя больше всего нуждалась в поддержке. Девушка чувствовала стыд, но одновременно злилась на старого мага и Тамира. Злость сейчас была защитой для нее, и Лима воспользовалась этим, пусть и знала, что так неправильно.

Промэя испуганно вскрикнула и споткнулась, когда перед ней возник проводник. Он насмешливо улыбался и сердце девушки екнуло. Призрак смеялся над ней. И это делало вину Лимы еще больше.

— Не печалься, девчонка, днем раньше, днем позже, — пожал плечами проводник и хохотнул. Казалось, происходящее доставляет ему массу удовольствия. — Да и вообще, ты можешь порадоваться, ведь фактически спасла ее. Она мечтала о смерти. Ты исполнила мечту русалки, — последние слова были произнесены с такой издевкой, что Лима поймала себя на мысли, что хочет ударить его. Как жаль, что проводник лишь бесплотное существо.

— Думаю, ваша смерть была заслуженной, никогда прежде не встречала столько бесчувственного создания, — это было единственное, чем девушка могла отомстить и, увидев вытянувшееся лицо, а затем зло прищуренные глаза, почувствовала хоть какое-то удовлетворение.

— Лучше быть бесчувственным, чем столь безумной и легкомысленной, как ты, — вновь хохотнул проводник, быстро вернув себе самообладание. — Лишь из-за тебя сейчас страдает тот молодой маг, а вскоре пострадает и кто-то еще. Ты ведь не изменила своего решения идти к Синей ведьме, хотя прекрасно слышала ее слова? Она ждет кого-то из них, ей что-то нужно, а хозяйка всегда получает то, что желает. Ты не расскажешь им о ее словах и будешь рисковать чьей-то жизнью, лишь бы узнать ответ на свой вопрос, ведь так, глупая промэя? Или я не прав?

Сердце Лимы сжалось. Из-за случившегося с русалкой и Тамиром, она даже и думать забыла о словах Синей ведьмы, но сейчас скрипучий голос старой карги вновь зазвучал в голове:

'...ты поможешь, ведь только благодаря тебе я смогу получить то, чего хочу'.

Промэя даже представить не могла, о чем мечтала Синяя ведьма, но с ужасом понимала, что она получит желаемое, ведь они должны будут расплатиться за вопрос. И что самое главное, зная все это и понимая, что впереди их ждет опасность, промэя все равно была намерена идти к ведьме. Возможно, сейчас она ведет себя бессердечно, несомненно, позже будет жалеть об этом поступке, но пойдет на все лишь бы спасти Талису. Девушка боялась признать, что готова рисковать чужой жизнь, но негласно это понимала и потому страшилась самой себя. Заботилась она совсем не о великом добре, не о Солнце, не о мире и людях, не о валсах, Лима думала только о Талисе и готова была пойти на все, лишь бы спасти и защитить сестру.

— Вы правы, — холодно ответила девушка. — Пусть я и безумна, но должна исполнить свой долг. Это и будет оправданием моему безумству.

Проводник обвел ее задумчивым взглядом, а затем посмотрел куда-то вдаль и, выдержав паузу в несколько долгих мгновений, проговорил:

— Когда-то я тоже так думал... И посмотри, что со мной стало. Я ничего не изменил, лишь загубил свою жизнь, а ты загубишь и другие. Долг не повод быть глупой, а то и бездушной.

Лима услышала за спиной тихие шаги и вздохнула с облегчением, что маг Сунаг и Тамир избавят ее от этого разговора. Девушка знала, что призрак прав, но не находила иного решения. Должна ли она остановиться? Должна ли бежать отсюда прочь, когда близка к тому, чтобы найти путь к Талисе?

— Со мной все будет иначе, — тихо шепнула Лима и, увидев нахмуренные брови проводника, наигранно хмыкнула, а затем нерешительно обернулась.

Первым девушка столкнулась взглядом со старым магом, он на миг прикрыл веки, показывая, что все хорошо, и тогда она уже более решительно посмотрела на Тамира. В глазах его была горечь и обида, промэя стойко выдержала это, а затем удивленно отметила, как насмешливая улыбка промелькнула на лице молодого мага. Лима не знала, как себя вести и потому не осмелилась спросить над чем он смеется, но Тамир заговорил и сам:

— Ты решила его оставить? На память?

Лима непонимающе похлопала глазами:

— Кого?

— Язык, — очаровательно улыбнулся юноша.

Девушка нерешительно коснулась шеи и, почувствовав холодную шершавую плоть, не сдержала вскрик и даже подскочила на месте:

— Снимите его с меня! Снимите!

Сунар, коротко улыбнувшись, взмахнул посохом и язык, скользнув по груди, упал к ногам девушки. Лима отскочила от него, будто тот мог укусить, и свирепо посмотрела на потешающегося над ней Тамира:

— Очень смешно.

— Смешно, — подтвердил юноша, и Лима с показной обидой сложила перед собой руки, про себя радуясь, что между ними исчезло напряжение. Позже она извинится перед ним, обязательно, но сейчас будет глупостью тревожить чувства Тамира. Должно быть, ему было очень сложно.

— Веди нас к Синей ведьме, — обратился старый маг к проводнику.

Последний ненадолго задержал на Лиме испытывающий взгляд, будто давая еще один шанс, а затем, ничего не сказав, поплыл по тропинке вперед. Понуро опустив голову, промэя последовала за ним, но если со стороны она казалось достаточно спокойной, то внутри бушевал целый ураган эмоций. Она знала, что совершает ошибку, но все равно продолжала идти вслед за проводником.

Сквозь вымирающий лес тропинка вывела их к подножью горы. Лима, поежившись от холода, замерла, как и остальные путники, у высокой вырубленной в камне арки, с опаской косясь на две статуи людей-птиц, что сторожили вход. Головы со змеиными глазами и руки с короткими черными коготками были людскими, остальное тело птичье. Неестественно узкие плечи, обросшие перьями, переходили в крылья, перепонками соединяясь с руками. Длинные и кривые птичьи лапы, так вгрызались в камень своими длинными когтями что, могли с легкостью раскрошить его.

— Бойтесь их, — с каким-то мрачным удовольствием предупредил призрак и посмотрел на Лиму, словно его слова предназначались только ей. — Это кришты.

— Дарины земной богини Арлены, — объяснил вместо него старый маг. — Древние воины-стражи. Одни из самых сильных ее детей, созданные из крови Арлены.

— Но почему их бояться, они ведь каменные? — удивился Тамир, хмуро разглядывая криштов.

— Они спят, глупец, — несколько кровожадно улыбнулся проводник, так что у промэи по телу пробежала дрожь, — но в любой миг могут проснуться, если хозяйке будет угрожать опасность. Будьте разумны в своих действиях.

— Спасибо за совет. Хотя мы и не просили, — поджал губы Сунар. — Веди нас к ведьме.

Лима вздрогнула и не столько от страха, сколько от холода, что шел от темной арки. Близость снега была не менее болезненной для нее, чем близость воды и девушке приходилось пересиливать себя, чтобы не отступить. Почувствовав на своих плечах что-то колючее, промэя изумленно обернулась и увидела, что это старый маг укутал ее грубым пледом.

— Ничего не бойся, — шепнул Сунар.

— Хорошо, — кивнула Лима, пытаясь справиться с ужасом, что наводило на нее это место.

Старый маг первым последовал за проводником и вошел под темные своды горы. Тамир, кинув на Лиму неясный взгляд, в котором промелькнуло тепло (если ей, разумеется, не померещилось, что не удивительно, перед глазами и так уже плыли круги) тоже сделал несколько нерешительных шагов к арке и в этот миг послышался противный, пробирающий до костей скрежет. Тамир вскрикнул, а за ним и девушка, когда увидела, что один из криштов повернул свою каменную голову и теперь смотрел прямо на молодого мага.

— Ох, мысли, мысли, — усмехнулся проводник. — Иногда они приводят нас к смерти.

Тамир судорожно сглотнул и, сжав трясущиеся руки в кулаки, на негнущихся ногах вошел в арку.

— Лима, — тихо позвал старый маг и промэя, не находившая в себе сил отвести глаз от кришта, очнулась, почувствовав, что кто-то тянет ее за платье. Это была Огненная. Позволив ей направлять себя, девушка безвольно последовала за лисицей и оказалась в небольшой темной пещере, тени в которой лишь слегка разгоняли факелы, тревожно дрожащие от сквозняков. От близости огня Лиме стало немного легче, она даже позволила себе короткую улыбку.

Пещера расходилась двумя коридорами-тоннелями, первый стлался змеей и исчезал где-то впереди, а второй поднимался вверх высокими неровными ступенями. По этой лестнице проводник и повел их.

Лима не знала, сколько они так взбирались, но казалось, что целую вечность, ведь успела уже достаточно притомиться, ее дыхание сбилось. Встреча с Синей ведьмой была теперь едва ли не заветной мечтой, лишь бы прекратилась эта пытка, но ступени все спешили вверх, часто резко сворачивая и упрямо продолжая свой путь. Изредка встречались статуи криштов, но промэя старалась не смотреть на них и лишь косилась на Тамира, в опаске, что тот совершит новую глупость, после которой дарины уже не пожалеют юношу.

Горный тоннель вновь пошел вверх под резким уклоном, и Лима едва сдержала мученический стон, с жалостью следя за кряхтящим Сунаром и завидуя Огненной, которая легко вспрыгивала со ступеньки на ступеньку, а потом подолгу ждала пока промэя и старый маг с учеником догонят ее. Наконец, тоннель выровнялся и, мягко свернув направо, оборвался новой аркой, за которой открывался удивительный вид. Перед ними расстилалась ледяная пропасть, уходящая так глубоко, что невозможно было узреть ее конец, и лишь тонкий каменный мостик соединял эту часть горы с другой, в арке-близнеце которой полыхал черный огонь.

— Это ледяной вулкан, — удивленно прошептал Тамир и, подняв глаза, Лима увидела клочок голубого неба и блеск лучей.

— Обитель Синей ведьмы, — сказал старый маг, задумчиво наблюдая за дикой пляской черного пламени.

— Я буду ждать вас здесь, — послышался рядом голос проводника, после чего он растворился в воздухе.

Лима нерешительно коснулась сухой руки старого мага и почувствовала, как дрогнуло сердце, когда он сжал ее пальцы и погладил по спине:

— Ничего, девочка. Мы обязаны это преодолеть. Мы проделали долгий путь и не можем сейчас остановиться.

— Не можем, — подтвердила Лима, остро чувствуя свою вину. — Я не могу. Должна ради Талисы... Простите меня.

Сунар покачал головой:

— Нет, дочка, ты ни в чем не виновата.

Промэя потупилась, понимая, как ошибается сейчас старый маг и в эту минуту Огненная прижалась к ее ногам. Лиса дрожала и не скрывала своего страха. Девушка присела и приласкала ее:

— Не бойся, дорогая. Просто будь рядом со мной.

Мост был настолько тонким, что мерещилось, будто идешь по воздуху. Промэя судорожно сжимала холодные, обжигающие поручни и, несмотря на приносимую ими боль, не отпускала ни на секунду. Чем ближе они приближались к арке, тем четче вырисовывались на фоне серого, покрытого инеем камня фигуры криштов. Они почти ничем не отличались от прежних стражей, но в их мертвых, недвижимых глазах было столько силы и магии, что это почти приносило боль. Девушка спешно отвела взор, осознав, что губы шепчут:

— Тамир, пожалуйста, не смотри на них. Не думай ни о чем, прошу тебя.

Промэя надеялась, что молодой маг, следовавший за ней, не услышал ее слов, но, когда он издал судорожный вздох, испуганно обернулась:

— Не злись, — жалела она о своей несдержанности. — Я просто очень их боюсь.

Последние слова разгневали Тамира еще больше, правда Лима не могла понять почему. Она же выставила трусихой себя, что ему обижаться?

— То есть, ты их боишься? Не за меня?

Лима не ожидала такого вопроса и, не задумываясь, ответила:

— Я боюсь за тебя. Очень боюсь.

Бледные губы юноши растянулись в самодовольно улыбочке, он тихо хмыкнул, и Лима почувствовала, как в груди закипает гнев. Подловил-таки!

— Вредный индюк!

Глаза Тамира сузились, но в них все так же горел огонек насмешки.

— Ну знаешь, — взмахнула девушка волосами и зашагала прочь, даже позабыв о том, что нужно держаться за поручни и очнулась лишь когда оказалась у арки.

Горячее дыхание черного огня коснулось ее лица и, впервые в жизни, Лима испытала неприятные, почти болезненные ощущения от тепла и пламени. Огонь был колкий и нестерпимо горячий, промэя невольно отступила и столкнулась с чем-то, не сразу осознав, что это Тамир. Он обхватил ее за талию, не давая упасть, а затем замер и, словно бы, вздрогнул. Или может это вздрогнула Лима? Девушка чувствовала, как часто бьется его сердце, и ее сердце билось столь же часто и громко. Но, едва она успела подумать об этом, как прозвучал едкий голос, казалось проникшегося моментом Тамира:

— Ты еще долго будешь стоять на моей ноге?

— Нет, — прошипела в ответ промэя, сама поражаясь своему свистящему голосу и, еще сильней надавив на вышеупомянутую ногу, прокрутила пяткой.

Услышав тихий возглас Тамира, девушка торопливо спряталась за спину старого мага. Но вместо поддержки была награждена холодным, возмущенным и даже разочарованным взглядом:

— Прошу, Лима, не забывай где ты. Сейчас совсем не время для вашей новой ссоры.

Девушка потупилась:

— Но он...

— Что?

— Он... — протянула промэя и замолчала, понимая, что ей нечего сказать, кроме лишенной смысла ерунды — он... просто глупый мальчишка.

— Идемте, — рассержено взмахнул дрожащими руками Сунар, и Лима еще сильнее пожалела о своем поведении.

— Да... нужно иди, — вздохнула она и, прежде чем старый маг успел сделать шаг, схватила его за руку, словно это был последний шанс... Только последний шанс для чего? Остановить его? Признаться? — Простите меня.

— Девочка моя, какая же ты еще маленькая, — коснулся ее щеки шершавыми пальцами маг и по-отцовски улыбнулся. Сунар не мог знать, из-за чего извинялась Лима, а промэя так и не нашла в себе сил сказать правду, почему-то именно сейчас особо остро чувствуя сестру, будто Талиса ощутила, что нить между ними могла оборваться.

Старик вздохнул и первым направился к ослепляющему свету черного огня, а за ним обреченно последовали Лима, Тамир и Огненная.

Пещера была большой и вытянутой, но огонь каким-то образом заполонял ее всю, хотя на самом деле большой очаг горел у дальней стены. Неровные стены покрывали странные белые символы и едва различимые рисунки живого и мертвого миров. В нишах, вырубленных прямо в камне, громоздились всевозможные зелья, какие-то темные артефакты, вещие шары, тушки змей, крыс, лягушек, сосуды, наполненные глазами, пальцами. Пол был изрезан трещинами, в которых мерцал лед, освещая тусклым голубоватым светом пещеру. Подо льдом шумела вода, словно где-то глубоко, у основания вулкана, играл своими водами горячий гейзер.

В центре пещеры возвышалось сухое, поморщенное, но все же сильное дерево, растущее прямо из камня. На черных ветвях покачивалась огромная голова буйвола, прикованная к ним ржавыми цепями. Кровавые глаза смотрели прямо на гостей, прожигая насквозь. Черный огонь, полыхающий в безумном танце позади, отбрасывал тени, делая глаза еще более живыми, а дерево, в противовес, чем-то нереальным.

Чем ближе подступали они к дереву, тем большим оно казалось, а глаза буйвола все более злыми и бешенными. Кровь в них наливалась, капилляры вздувались, словно могли лопнуть в любой миг. И вот голова находилась уже в метре от них, нос вздрагивал, втягивая запахи, взгляд темнел, слышался тихий рев...

— Сунар... я... — прошептала Лима, сдерживая себя оттого, чтобы спрятаться от ужасных глаз буйвола в какую-то щель. — Он... он...

— Не бойся, девочка, — голос старого мага звучал твердо и уверенно.

— Да, да, не бойтесь, дорогие гости, — вторил ему скрипучий голос, в котором со страхом девушка узнала Синюю ведьму. Голос звучал будто из самого огня. — Проходите. Ашак не тронет вас... пока я не прикажу.

— Хорошие новости, — пробубнил под нос Тамир, с опаской косясь на буйволью голову. — Здесь умеют встречать гостей.

Прозвучал противный булькающий смех ведьмы, а затем ее голос:

— Какой смешной мальчишка, — протянула она, и после многозначительно добавила: — Глупый мальчишка.

Лицо молодого мага исказил ужас, но он сдержал себя, и лишь взглянул на учителя, наверное, как и Лима, ища поддержки.

— Все будет хорошо, дети. Нам нужно лишь держаться вместе, — прошептал Сунар и, не глядя на голову буйвола, стал обходить дерево, которое в свою очередь, перебирая корнями, поворачивалось вслед за стариком. Глаза буйвола до последнего следили за оставшимися на месте Тамиром, Лимой и Огненной.

— Идем, — схватил девушку за руку ученик Сунара. Они как можно скорее пробежали мимо дерева и остановились возле старого мага, что вглядывался в дикие языки пламени.

— Где она? — вжимая голову в плечи, спросила промэя.

— Я здесь, дорогуша, — ответила ведьма, прежде чем успел Сунар.

Черный огонь полыхнул, а потом резко спал, едва теплясь на остриях ледяных клыков. Подняв глаза от очага, все увидели еще одну арку. За ней открывался вид на владения Синей ведьмы, которые, словно старый померкший камень, окружало яркое обрамление из сочных зеленых лесов и разноцветных полей. На этом прекрасном фоне чернел силуэт ведьмы, стоящей к 'гостям' спиной. Он был каких-то невообразимых форм: с треугольной головой, широким ребристым туловищем и короткими кривыми ногами. Но вот она обернулась и как гусыня, переваливаясь с ноги на ногу, вышла на свет.

Первой взгляд привлекала похожая на медузий зонтик голова, из которой, точно щупальца, торчали синие спутанные волосы. Между космами ведьмы проглядывалось удивительно-прекрасное молодое лицо с неестественно правильными, симметричными чертами. Его бледно-мраморную красоту портили неживые кукольные глаза, которые, не мигая, смотрели вперед. Тело было изломанным, угольным, опутанным толстыми отростками от корней деревьев и обрывками грязных тряпок. Из-под диковинного одеяния выглядывали толстые опухшие ноги, закованные в деревянные постолы.

Лима, замерев, вглядывалась в Синюю ведьму, с ужасом понимая, что что-то в лице той ей знакомо. Но ведь... С губ промэи сорвался не то стон, не то крик. Это было лицо русалки! Заметив, как весело блеснули раскосые ярко-синие глаза ведьмы и растянулись в улыбке алые, идеально очерченные губы, Лима потупилась, до боли сцепив руки, так что ногти впились в кожу.

— Синяя ведьма, — нарушил тишину голос старого мага.

Ведьма слушала его, но почему-то не отводила глаз от Лимы, а затем повернулась всем телом и только тогда взглянула на мага.

— Вы пришли ко мне с вопросом? — загадочно, но и злорадно улыбнувшись, она развеялась сизым дымом и упорхнула за спины своих гостей. — Так задавайте его. Я жду.

Удивленно переглянувшись, Лима, Сунар и Тамир обернулись и увидели Синюю ведьму, восседающую на голове буйвола, словно на троне. Ее коротенькие ножки висели по бокам от налитых кровью глаз Ашака, который с еще большой злостью, но почему-то и насмешкой смотрел на гостей.

— Не играй с нами, ведьма, — стукнул посохом Сунар.

Яркие губы сложились в усмешке, но глаза вновь остались недвижимыми:

— Ну-ну, не хмурь так брови, старик, — промурлыкала ведьма и Лима с изумлением и страхом осознала, что вместо Синей ведьмы на Сунара смотрит буйвол. Его взгляд теперь принадлежал им обоим, именно потому к ненависти и опасному предупреждению Ашака, примешивалось злое веселье хозяйки, которое повторялось и в ее собственных глазах, вновь неотрывно смотрящих на промэю. — Что вас так сильно волнует, что вы не побоялись прийти ко мне?

Лима вздрогнула, услышав последние слова ведьмы, и пожалела, что позволила Синей ведьме загнать их в ловушку. В глазах Ашака промелькнуло синее зарево, а затем промэя услышала тихий скрипучий голос:

'Ты мне вообще не нужна, промэя. Но ты поможешь, ведь только благодаря тебе я смогу получить то, чего хочу'.

Девушка оступилась и, спохватившись, огляделась, боясь увидеть в лицах Тамира и Сунара осуждение, и только после догадалась, что это было воспоминание. Послышался смешок Синей ведьмы, и промэя вся сжалась, думая лишь о том, что расплачиваться за ошибку придется старому магу и его ученику.

— Что такое ритара и где нам ее искать? — опережая старого мага, проговорила Лима, надеясь, что если вопрос будет принадлежать ей, то удастся защитить спутников.

Кривая усмешка заиграла на лице ведьмы, взгляд Ашака наполнился интересом:

— Ритара, говоришь?

— Лима, зачем ты? — коснулся ее руки Сунар. — Не торопись и позволь мне продолжать.

Промэя кивнула, не понимая, почему слова мага прозвучали осуждающе, но все же чувствуя себя виноватой.

— Ответь нам, — вновь посмотрел на Синюю ведьму старый маг.

— Ритара, — протянула ведьма, словно пробуя это слово на вкус. — Интересы у вас, должна заметить. Забавно. — Старуха положила вздрагивающие руки на лицо и выкрикнула диким голосом: — Скажи мне!

Сунар взял промэю под локоть, показывая, чтобы она не переживала, и Лима попыталась благодарно улыбнуться.

В пещеру ворвался ветер, туманный и необузданный, и, всполошив ветви черного дерева, а также сбросив на пол несколько сосудов и шаров, скользнул в раскрытые ладони ведьмы и свернулся на них змей. Старуха продолжала вглядываться в Лиму, но в недвижимых глазах стояла пустота, будто она ослепла. В напряженной тишине прозвучал новый смешок, и ведьма, высвободив одну руку, стала поглаживать туманную змею по приподнятой 'головке'.

— Хорошая моя, — ласково зашептала она ей, и промэя поежилась, таким мерзким был этот шепот.

'Змея' как кошка заворочалась в ладонях ведьмы и на одном из витков, разделившись надвое, вошла в синие глаза. Старая карга облизнулась, словно проглотила что-то вкусное.

— Хм, любопытно, зачем она вам? — хмыкнула ведьма, теперь сама похожая на кошку: старую, толстую и противную, но наевшуюся до отвала и потому с издевкой поглядывающую на уличных облезлых и тощих котов.

— Это не касается тебя, — начал злиться старый маг. — Отвечай на вопрос и возьми то, что хочешь за свой ответ.

Еще одна усмешка, взбешенный взгляд Ашака, а затем кивок хозяйки:

— Ладно, старик, не сердись. Уговор есть уговор. Итак, ритара... кхм... это создание солы Бирсен, утренней зари, прародительницы теперешней властительницы неба солы Ишил-Сонай. Бирсен создала ритару из своего луча, вложив в него часть собственной силы.

— Где нам искать ее?

— Старик, следи за своим тоном, — спокойно, но с ноткой неудовольствия проговорила Синяя ведьма, а буйвол издал короткий, но громогласный рык.

— Где нам искать ритару? — Сунар не выказывал страха.

— В озерном крае. Свет солы укажет вам путь и приведет к хранителю ритары. О большем сказать не могу, это суждено узнать вам самим.

В пещере повисло долгое молчание. Синяя ведьма наслаждалась им, поглядывая глазами Ашака то на магов, то промэю, даже Огненную не обошла вниманием. Пришло ее время, и старуха не торопила его, зная, что обязательно получит желаемое.

— И что ты хочешь за свой ответ? — прозвучал глухой вопрос Сунара. — Проси у меня что хочешь, я готов расплатиться.

Ведьма затряслась в приступе дикого хохота, а затем резко замолчала. Ее голос звучал сладко и ядовито одновременно:

— Зачем ты мне нужен, старый дурак? Что можешь дать, кроме душевной боли и сожалений? Даже твоя магия мне не нужна, она немощна, как и ты сам. Нет, мне нужна молодость, — взгляд Ашака остановился на промэе, и Лима услышала, как застучали ее зубы.

Неужели ведьма обманула и ей нужна именно промэя? Молодость... Готова ли девушка стать старухой ради спасения Талисы? Способна ли отдать свою долгую жизнь? Лиме было страшно, было жаль себя, она знала, что, возможно, в порывах гнева будет винить в утраченной жизни сестру, но сделает сейчас этот шаг, ведь Талиса и мир намного важнее.

— Так забирай ее! — выкрикнула девушка, мечтая скорее покончить со всем этим и освободиться. Она больше не могла терпеть присутствие ведьмы и того давящего чувства безысходности, что дарил синий взгляд. — Забирай мою молодость и отпусти нас.

— Глупая! — вновь засмеялась ведьма. — Мне нужна молодость его магии!

Лима с ужасом проследила за кровавым взглядом буйвола и увидела бледного Тамира, его губы дрожали, но он пытался это скрыть, сжав их в одну линию. Он словно зачарованный смотрел на ведьму и не мог сдвинуться с места, хотя было видно, что юноша хотел бежать без оглядки.

— Я требую посох молодого мага! — слова Синей ведьмы многоголосым эхом сотрясли пещеру.

— Нет! — вскричал Сунар, стукнув своим посохом и расколов в камне глубокую трещину. — Бери, что хочешь у меня, но не смей трогать Тамира.

— Ты что, старик, решил играть со мной? — знакомый ласковый шепот был ужасней крика. — Своим желанием защитить, ты лишь рискуешь их жизнями, — голова буйвола взлетела вверх, зависнув на уровне верхних веток дерева. — Я требую посох молодого мага! — воздух почернел, искрясь едкой магией Синей ведьмы, как если бы пещеру наполнил черный дым. — Или ваши жизни.

Промэя не знала, что делать, она боялась смотреть на Тамира, понимая, что разбила ему сердце и руками ведьмы отобрала единственную дорогую вещь, что совсем недавно появилась в жизни юноши. Алта... Что стоила сейчас ее вера? Для чего все мучения, если ветвь, которую она так берегла для Тамира, теперь окажется в руках Синей ведьмы? И все только из-за нее, Лимы.

Девушка осторожно взглянула на старого мага и задохнулась от вины, увидев, как постарел он за эти несколько мгновений. Старик словно еще больше ссохся, морщины прорезались глубже, а тонкие пальцы мертвой хваткой вцепились в посох, будто его магия могла что-то изменить. В какую-то минуту промэе показалось, что Сунар сейчас вскинет посох против ведьмы, но вот голова поникла еще больше, с губ сорвался усталый выдох.

Медленно Тамир опустил на пол свою котомку и вынул из нее ветку Алты. Задержав ненадолго ее в своих руках, прощаясь и пытаясь навсегда запомнить это удивительное чувство их родства и силы, юноша медленно приблизился к черному дереву.

— Забирай свою плату, ведьма, — его голос дрожал, пусть Тамир и пытался казаться непоколебимым.

Буйвол плавно спустился вниз, и Синяя ведьма с кряхтением слезла на пол. С алчно горящими глазами, она ухватилась за ветвь и засмеялась. Несколько нежных листочков и соцветий почернели и опали к ногам Тамира. Молодой маг напрягся, было видно, что в нем борются два чувства, одно из которых требовало вцепиться в горло ненавистной старухе и вернуть посох, а второе — сдержаться, помнить о темной магии этого леса. Сделав глубокий вдох, юноша подобрал мертвые листочки и сережки Алты и спрятал в нагрудный карман.

— Ты получила, что хотела, ведьма? — вновь обрел голос Сунар. — Отпускаешь нас?

— Хм... — игриво протянула она. — Сполна. Не хмурься, старик, лучше поостерегись. Скоро он улыбнется тебе.

— Кто?

— Его улыбка прекрасна, не спорю, но передай, что пусть не надеется забрать меня с собой. Я ему не принадлежу. А ты скоро будешь, — последние слова утонули в желчном смехе.

Позже Лима не могла вспомнить, как их отряд выбрался из леса ведьмы, бежали они, или наоборот ступали медленно и осторожно? Помнилось лишь тусклое сияние проводника, так за весь обратный путь ничего и не сказавшего, только напоследок наградившего девушку обвиняющим взглядом, понурые плечи Тамира и печальное, задумчивое лицо старого мага. Она будто сквозь сон слышала проклятие ученика, которое тот бросил Синей ведьме, едва они вышли к Калиновому треугольнику и только тревожные слова Сунара, заставили ее опомниться.

— Огненная... где она?

Девушка не сразу осознала, что произошло, но оглянувшись и удостоверившись, что лисы нигде нет, с криком бросилась к старику:

— Она пошла к ней, да? За посохом?

— Мы должны вернуться, — побледнел Тамир. — Она убьет Огненную.

— Нет! — голос Сунара был твердым и непоколебимым. — Тот, кто уже вышел из леса Синей ведьмы не может вернуться, только с новой платой.

Лима долго вглядывалась в серые просторы леса, пытаясь отыскать пламенный силуэт лисицы, но той нигде не было. Она кричала, звала, но Огненная не появилась и спустя час, а потом и два. Промэя уже хотела было кинуться ей на помощь, она не могла предать и лису тоже, но старый маг одним лишь взглядом сумел усмирить девушку. В его взгляде горело злое предупреждение, и Лима не сомневалась, Сунар приведет его в действие, если она сделает хотя бы шаг. Промэя даже не могла разозлиться, зная, что старый маг переживает не меньше, но мудрость не позволяла ему поступить так рискованно и беспечно. Тамир уже был наказан за Талису. Кто знал, что могла в этот раз захотеть Синяя ведьма.

Глава 8

Одна жизнь за другую

Огненная юркнула в щель тоннеля, когда угрюмые маг, его ученик и промэя свернули на очередном повороте, следуя за проводником. Озабоченные и печальные они не заметили пропажу лисы, и та тихо, даже обиженно взвыла. Подавив обиду, лиса прислушалась и, не уловив никаких посторонних звуков, кроме удаляющихся все дальше родных шагов, осторожно выскользнула из своего укрытия. Она быстро огляделась и, не заметив ничего подозрительного, бесшумно засеменила вдоль грубой стены тоннеля.

Лисица сжималась в комок при каждом пугающем звуке, но всякий раз это оказывалось завыванием ветра либо скрежетом крыс. Несмотря на страх, что вздыбливал шерсть на загривке, Огненная вновь продолжала путь. Она, словно призрачная тень, скользила по тоннелю, почти сливаясь с каменной глыбой в одно целое.

Но вот перед новым поворотом она замерла и прислушалась. Тишина. Огненная медленно выглянула из-за угла и тут же спряталась обратно. Кришты все также оставались на своем посту и зорко глядели вперед каменными глазами.

Лиса тряхнула головкой, отступила на несколько шагов назад и потянулась, после чего заскребла камень своими острыми коготками, словно пытаясь взрыхлить. И тут случилось чудо, будто плавная волна пробежала по ее телу, начиная от передних лап и заканчивая хвостом. Волна, вздыбливающая шерстку и изменяющая пламенный окрас на темно-серый.

Это были древние знания их лисьего рода, которые Огненная впитала еще с молоком матери. Быстрая научила дочь всему, таинствам их рода и навыкам предков, что помогали испокон веков защищать и служить узари Зовущего леса. Они не были всесильны, не были способны творить магию, но могли поглощать ее частички у волшебных созданий, либо воссоздавать силы предков, как теперь Огненная. Она призвала свою древнюю прародительницу — лису Верткую, что долгие годы служила прежней узари их леса — Поющей Орлице, и приняла ее облик. Сделав короткий шаг, Огненная с удивление почувствовала большую силу в теле, удвоенную силу: свою и Верткой.

Уже более спокойно Огненная скользнула за поворот и, вновь приникнув к стене, стала медленно пробираться к мерцающему вдалеке свету арки. Ее крохотное сердечко билось так сильно, что казалось готово выскочить, но тело двигалось уверенно, лапки сменяли одна другую, ни разу не оступившись и не подведя маленькую хозяйку. Хвост чутко вздрагивал, улавливая любые колебания воздуха. Одни лишь глаза испуганно метались от одного кришта к другому, ожидая, что эти обманчиво-безжизненные стражи заметят чужачку.

Лисица почти стлалась по земле и, приближаясь к грозным стражам, двигалась все медленней и медленней, даже прижала ушки и почти не дышала, но, несмотря на дикий ужас, не останавливалась. Цепкие, огромные когти криштов уже отчетливо виделись ее затуманенному взору, отчего лиса даже на миг зажмурилась, словно это могло защитить. Но вот она сделала решительный шаг и, мягко ступая, обогнула птичью лапу кришта, затем бросилась было вперед, но, осознав глупость такого поступка, резко затормозила и, припав к земле, сжалась, словно лисенок, ожидающий наказания. Но когда его не последовало, тряхнула головкой, сбрасывая наваждение, и поспешила к уже явно виднеющейся арке.

Вскоре Огненная вновь застыла, со страхом оглядывая криштов, которые охраняли вход в обитель Синей ведьмы, чьи зоркие глаза непременно заметили бы лису, ступи она на мост, освещенный солнечными лучами. И потому сделала единственное, что могла, а именно, осторожно проползя в выщербленную щель у основания арки, спрыгнула на небольшой выступ горы, и, уцепившись за камень коготками, зависла над ледяной пропастью. Сила Верткой делала Огненную более ловкой, когти же теперь походили на стальные ножи, что позволяло впиваться в камень, словно в дерево.

Выждав несколько минут и убедившись, что ее никто не заметил, лиса совершила новый прыжок и перескочила на другой выступ, который находился приблизительно в метре от первого и немного ниже.

Путь ее до арки был медленным и опасным, Огненная преодолела не менее двух десятков выступов, прыжок на каждый из которых был как последний. Но, благо, лиса ни разу не ошиблась, отдавшись на волю знаниям и умениям Верткой, и позволила себе небольшой отдых лишь на последнем камне, располагавшемся у самой арки, а затем бесшумной тенью притаилась между птичьих лап крайнего кришта и нерешительно заглянула в пещеру.

Взгляд Огненной замер на голове буйвола, вновь обращенной к арке, но, к счастью, его глаза были закрыты, словно Ашак дремал. Синяя ведьма все также восседала верхом на слуге, сжимая в руках старую облезлую книгу. Ее глаза, которые в прошлый раз так напугали лису, слепо смотрели в пространство перед собой, и сердечко Огненной даже немного замедлило свое яростное биение. Казалось, ведьма читала, выводя пальцем по древним строчкам, и изредка что-то тихо шептала себе под нос. Несколько раз она улыбнулась, мерзкой, пробирающей до судорог улыбкой.

Огненная с трудом отвела взгляд от лица Синей ведьмы и огляделась в поисках посоха. Ее карие, полные страха глазки метались из угла в угол, но нигде не могли отыскать зеленую ветвь. И лишь когда ужас едва не вырвался из горла печальным воем, в черном огне мелькнули меленькие листочки ольхи. Позади ведемского огня, в арке проглядывалось голубое небо и яркие солнечные отблески.

Лиса долго вглядывалась в это небо, прежде чем сделала маленький, опасливый шажок, потом еще один и, присев, как перед броском, каким-то чужим, холодным и властным взглядом посмотрела на ведьму, а затем сделала резкий прыжок. В полете Огненная провернулась по спирали, послышался пораженный и рассерженный вскрик Синей ведьмы, а лиса на очередном витке обратилась огнем, который стремительным языком понесся вперед. Огненная легко проскользнула между ветвями черного дерева, где-то отдаленно слыша злой вопль ведьмы и рев буйвола.

Словно стрела, пронзив черный огонь и подхватив посох Тамира, лиса выпорхнула в арку и полетела вниз, совершенно не страшась упасть и разбиться. Чувство было такое, будто она нырнула в воду, которая плавно расступалась перед Огненной, открывая свои глубины. Деревья, небо, солнце все смешалось, мелькая лишь бликами цвета. Лисица была как натянутая тетива, ожидающая момента, когда окажется на земле, чтобы со всеми силами кинуться вперед.

Но в этот миг случилось неожиданное. За грудь словно дернул большой крюк и подбросил вверх. А затем острая боль пронзила спину, когда Огненная, вновь принявшая свой облик, упала на камень, укрытый толстым слоем снега, что частично облегчило удар. И мир завертелся безумным калейдоскопом, в котором изредка возникали снежные сугробы и горные выступы. Но лиса даже не могла взвыть, намертво сжимая в своих зубах посох, который успел хрустнуть в нескольких местах.

Огненная слишком понадеялась на везение, она сумела выхватить кусочек магии у ведьмы, но видимо даже тогда, убежденная в своей безопасности, старуха защищала силы. И вот теперь лиса платила за свою глупость болью. Благо пострадала она не очень сильно, и потому, когда Огненную выбросило в колючий пышный кустарник, самым страшным, что постигло лисицу были множественные царапины и порезы.

Лиса не чувствовала в себе сил подняться. Казалось, каждая косточка в ее теле сломана по нескольку раз, а голову пронзил громадный кинжал, приносящий тупую боль. Поэтому Огненная лишь бесчувственно лежала на ворохе колючих ветвей, все также продолжая сжимать в зубах посох.

Но вдруг в ее сердце что-то проснулось и прожгло током измученное тело. Это была Верткая. Она неистово кричала. Этот крик оглушал Огненную, не знавшую, куда спрятаться от зова и только тихо подвывавшую от новых мук. Слабость Огненной только множила силу Верткой и лиса ощутила, как это чувство начало растворяться в уверенности и стойкости прародительницы.

Огненная заворочалась, пытаясь подняться, но лапы отказывались слушаться, а тело будто зажали цепкие зубья капкана. Шипы кустарника еще сильнее впились в кожу, а страх, обманывая, но и предупреждая, пугал хлопаньем крыльев и криками криштов.

Собрав все силы, она рывком вскочила на все четыре лапы и не сдержала крик боли, что хоть немного облегчил ее мучения. Подхватив выпавший посох, который больше напоминал изломанную извергом ветку, кинулась вперед, не разбирая дороги, зная, что должна бежать и не останавливаться, несмотря на боль и страх.

Огненная спешила на запах Лимы, который сладковатой свежестью щекотал ноздри, и только видела перед собой цель, что золотой нитью вела лису сквозь лес. Он поначалу расступался перед ней, обнажая дорогу, но вот страшный дикий рев обрушился на лисицу, будто грудой камней подмяв под себя. Огненная упала, скованная этим криком, а лес наоборот ожил. Хлесткая ветвь подбросила лису вверх и уже хотела подхватить, но Огненная каким-то невероятным образом изогнулась, уходя от нее, и оттолкнувшись от ствола, приземлилась на землю. Она бежала так быстро, что деревья размывались в зеленоватый дым и лишь их ветви, похожие на плети, явственно выделялись, позволяя вовремя вырваться из ловушки. За спиной слышалось уже реальное хлопанье крыльев, топот и цокот копыт, легкий шелест травы под бесшумными лапами. Но Огненная лишь ускоряла свой ритм, едва не взмывая в воздух.

Кришты появились неожиданно, просто упали камнем вниз, преграждая дорогу. Их глаза были столь же синие, как и у хозяйки, и Огненная на миг почувствовала страшное безволие, даже желание пасть перед этими ужасными птицами. Шепот Верткой усмирил слабость, и лиса резко бросилась в сторону, надеясь каким-то образом обмануть их. Кришты вспорхнули, словно переполошенные голуби, намереваясь окружить ее. Огненная все пыталась найти выход, мечась с места на место, когда чьи-то клыки сомкнулись на ее холке и утащили брыкающуюся лисицу в тень кустарников.

Лисица всеми силами пыталась вырваться, даже хотела взвыть, но хлопанье крыльев криштов вовремя остановило этот бездумный порыв. Верткая свирепствовала, но даже она не могла вырваться из цепких клыков. Прежде чем Огненную и ее похитителя окружила тьма, ее глаза успели заметить корни дерева, затем последовало небольшое падение, во время которого неизвестный зверь так и не разжал клыков. Лису хорошенько тряхнули и, наконец, бросили на влажную землю. Глаза быстро привыкали к тьме и вот Огненная уже смогла рассмотреть силуэт своего похитителя, в котором без труда разгадала волка.

Лиса отступила, не зная, как себя вести и боясь, что хищник в любой момент бросится на нее. Волк же был спокоен, только клыки предупреждающе оскалены, показывая, что глупости могут стоить Огненной жизни. Выждав несколько минут, тишину которых прерывали крики и топот рабов Синей ведьмы, волк кивком указал куда-то и рыкнул. Огненная испуганно отступила еще на несколько шагов и осторожно обернулась, ожидая, что волк вцепится ей в горло.

Вдали извилистой норы виднелся проблеск света, крошечный как искра, но удивительно яркий среди окружающей темноты. Неужели это ее спасение? Или только игра волка? Огненная вновь нерешительно взглянула на него и увидела, что волк оскалился еще больше, а затем вновь кивнул. Неужели он хотел ее спасти? Показывал выход? Злой протяжный рык заставил позабыть всякие сомнения и поспешить на свет.

Некоторое время волк все так и стоял, прожигая дрожащую спину лисицы тяжелым взглядом, а потом послышался шелест травы и глухой перестук комьев земли. Огненная не решалась посмотреть назад, дабы удостовериться исчез ли волк, и только все быстрее спешила вперед к свету. Над головой часто слышались крики, голоса криштов, скрип веток и каждый раз лиса замирала, опасаясь выдать себя, а потом со всех сил бежала дальше. Посох, который она тянула за собой, изогнув мордочку набок, печально шелестел сережками.

Ход вывел ее в заросли еще одного колючего кустарника и вновь Огненной пришлось продираться сквозь царапающие ветки, каждый раз из последних сил сдерживая стон, когда новый шип впивался в израненную плоть. Выбравшись из кустарника, она не удержалась и распласталась на мягкой траве, давая телу небольшой отдых. Но в этот миг Огненная услышала голос Лимы и, собрав последние силы, поспешила к виднеющейся вдалеке, в окружении трех калин, тоненькой фигурке. С каждым новым шагом сила Веркой, ее чувства, сознание слабели, связь терялась, смываясь сильными волнами старой боли, притупленной прежде упрямством и долгом.

Огненной оставалось совсем немножко, она уже почти добралась до калинового треугольника, но тело больше не желало слушаться упрямую хозяйку. Посох выпал из пасти, лапы подогнулись, и лиса рухнула на землю. Взгляд заволокло туманом, боль стала понемногу отступать, сменяясь легкостью и спокойствием.

Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в ночь, был крик Лимы...


* * *

— Я не сдвинусь с места, пока не дождусь Огненную! — взвизгнула Лима, которая находилась на грани истерики, наблюдая за бушующим лесом.

— Учитель, мы не бросим Огненною, — к удивлению, промэю поддержал Тамир, но следующие слова заставили ее скрипнуть зубами: — Если кто и виноват, то это она, — пренебрежительный кивок в сторону Лимы, — а не лиса! Как мы можем оставить Огненную?

Старый маг устало вздохнул и уселся прямо на траву, обняв свой посох, словно тот мог усмирить его чувство вины. Сунар знал, в том, что случилось, было больше его вины, чем Лимы. Тяжело взглянув на Тамира, маг заставил ученика пожалеть о своих словах, но юноша не поспешил извиняться, только слегка покраснел и опустил голову. Лима даже и не заметила изменений в молодом маге, выглядывая Огненную, и бледнея каждый раз, когда из леса слышались визги криштов. Сунар не знал, что делать, он порывался несколько раз вернуться за лисой, но не мог рисковать Лимой и Тамиром, не мог оставить их одних. Они могли погибнуть без него.

— Нет, я больше не выдержу! — вспылила промэя. — Будь все это проклято! И ведьма! И лес! Деревья! Этот ужасный Ашак! И твой посох!

Тамир вспыхнул еще ярче, но разумно промолчал, расслышав истерические нотки в голосе промэи.

— Я пойду за ней, и пусть Синяя ведьма только попробует что-то сделать, тогда вызову отца. Пусть Солнце судит ее! Пусть выжжет здесь все дотла, но я не позволю ей погубить Огненную. Она не должна расплачиваться за мои ошибки!

— Лима, — тон Сунара был вкрадчивым, но не терпящим возражения. — Мы лишь помешаем ей. Ты слышишь лес шумит, они ищут ее, значит еще не поймали.

— Достаточно! Я знаю, что вы хотите защитить меня, но если она умрет из-за меня, мне не станет легче! И вы правы — лес шумит, значит, мы еще можем Огненную спасти.

Но прежде чем она успела сделать хоть шаг, Тамир мертвой хваткой вцепился девушке в плечи, не позволяя даже пошевелиться.

— Успокойся! Я тоже хочу спасти ее, но криками и злостью этого не сделаешь.

— Пусти!

— Ты...

— Пусти! — Лима попыталась вырываться из цепких рук Тамира. — Да пусти же ты! Пусти! Там Огненная!

Юноша ослабил хватку, и Лима со всех ног бросилась к лисе, что бездыханная лежала в нескольких десятках метров. Она была вся изранена, шерсть скомкана от грязи и запекшейся крови. Из некоторых особенно глубоких ран и порезов беспрестанно сочилась свежая кровь, рубиновыми каплями опадая на перья травы.

Лима упала перед ней на колени, боясь прикоснуться и одновременно борясь с желанием обнять, едва не утраченную навсегда Огненную. Девушка не заметила, как расплакалась, слезы опадали со щек световыми искрами и туманом рассеивались в воздухе.

— Сунар, Тамир! — голос дрожал и срывался. — Она ведь умирает!

Старый маг опустился возле Огненной и осторожно, кончиками пальцев ощупал ее туловище. Лиса вздрагивала каждый раз, когда он касался ран, часто из ее горла вырывался болезненный стон.

— Ну что? Как она? — сокрушенно спросил молодой маг.

— Пожалуйста, не молчите, — между рыданиями воскликнула промэя.

— У нее сломано несколько ребер и левое бедро, — обреченно прошептал маг и коснулся лисьей макушки концом своего посоха. — Я наложил сильную магию, Огненная будет крепко спать несколько дней, за это время мои заклятия вылечат ее. Она...

Где-то в лесу послышался горький вскрик животного, а затем пронзающие до дрожи вопли криштов.

— Что это? — побледнел Тамир.

Новый крик и хлопанье крыльев.

— Сунар, что это может быть? — заикаясь, проговорила Лима, вглядываясь в дали леса.

Ответом им стали возникшие из-за деревьев фигуры даринов земной богини. Больше они не были каменными, сильные черные крылья легко держали своих хозяев в воздухе, птичьи лапы поджаты, когти выпущены. В могучих руках каждого покоился короткий грубо-отесанный клинок, один даже был измазан кровью. Этот клинок сжимал в руках первый кришт, один из тех, что прежде стерег обитель Синей ведьмы. Лима легко его узнала по тому необычайно, до боли, сильному взгляду. Этот взгляд вновь приковал девушку к земле и будто проникал в ее мысли. Даже сейчас, когда между ней и криштом было достаточно большое расстояние, промэя видела, как в его взгляде разгорается синее пламя.

— Не смотри, — оттолкнул ее Тамир и девушка, оступившись, едва не упала, и хотела было уже разозлиться на вредного мага, но ощутив, как рассудок стал проясняться, промолчала.

— Что они делают? — спрятав виноватые глаза, спросила Лима Сунара, выступившего вперед.

— Не знаю, — это был второй раз, когда девушка видела его растерянным. — Они не могут выйти, ведь тогда потеряют большую часть своей силы, которой пропитан лес Синей ведьмы.

— Часть силы? — прошептал Тамир. — Но они все равно будут сильны... Они, что могут напасть на нас и здесь?

— Могут.

Ученик судорожно сглотнул и хотел что-то сказать, но, напуганный чем-то, задохнулся:

— Посмотрите, — сквозь кашель, воскликнул он.

Глаза Лимы остановились на содрогающемся силуэте большого серого волка, которого, словно щенка за шкирку, держал один из криштов. Его лапы были изрезаны на локтях и бедрах, наверное, чтобы волк не смог убежать. Кровь ручейками стекала по серой шерсти, окрашивая ее в бурый цвет, и скапывала на землю. Даже в таком безнадежном положении волк пытался вырваться и лишь тихое поскуливание выдавало ту боль, что испытывало бедное животное. Наконец, волк оказался на земле, но не благодаря своим усилиям, а кришту, что разжал пальцы, и животное, пролетев короткий путь, приземлилось на спину. Издав короткий крик, волк затих, поджав под себя лапы. Дарины опустились рядом с волком, и один, схватив его за хвост, потянул к невидимой грани, что отделяла лес ведьмы от внешнего мира. Подтолкнув волка когтистой лапой, кришт взглянул на Лиму, что невольно приблизилась к грани и вскрикнула, увидев в его глазах отражение Синей ведьмы.

— Вы нарушили уговор, — заговорил он голосом старухи, и промэя испуганно отступила. — Забрали то, что принадлежит мне. Вы должны заплатить кровью, своими жизнями!

— Ты не сможешь! — крик Сунара был грозен и силен. — Мы не в твоих владениях, больше ты не властна над нами. Мы выполнили условия договора. И теперь свободны от тебя.

Во взгляде Синей ведьмы вновь одновременно горели злость и насмешка. Она злилась, ужасно злилась, но одновременно смеялась над Сунаром, который пытался скрыть страх и неуверенность. Старуха продолжала играть свою роль, совершенно не показывая, что оказалась обманутой, словно это именно она позволяла событиям идти таким чередом.

— Ты прав, маг. Я больше не властна над вами, но он... — рука кришта, покоренная силе хозяйки, указала на волка. — Его жизнь все еще подвластна мне. И он отдаст ее за вас. — Кришт схватил волка за шею и тряхнул. — Вы знаете, что сделал этот глупец? Он спас ее! Эту рыжую паршивку! Спас ценой своей жалкой жизни. А вы знаете, кто он? — дарин склонился к волку и ласково погладил его морду. Жест был настолько женским, что это могло бы показаться смешным, если бы не было столь пугающим. — Он последний из древнего рода таррских волков, что служили узари этого леса. Этот глупец был единственной надеждой леса. Я не могла сломить его силу и покорить до конца, но теперь, благодаря вам, получу знания хозяйки леса, которые сохранились в памяти волка для будущей узари.

— Нет! Прошу тебя, пожалей его, — взмолилась Лима, но ответом ей была лишь безумная усмешка кришта.

Кинжал холодно блеснул, рука дарина замахнулась в ударе...

Девушка не смогла смотреть на эту смерть и спряталась в объятиях Тамира. Где-то вдалеке слышались визги кришта, стон волка, но промэя слушала лишь тихий голос молодого мага, который шептал что-то успокаивающе и ласково гладил ее по спине.

Прошло долгое время, прежде чем девушка решилась вновь обернуться и увидеть окровавленное, исполосованное какими-то знаками безжизненное тело волка. К горлу подкатила тошнота, хотелось кричать, вцепиться кришту в горло. Не осознавая, что делает, Лима выхватила прямо из воздуха огненный лук и выпустила стремительную стрелу в дарина, но та бесславно погасла, столкнувшись с невидимой преградой на границе леса, а затем последовал булькающий смех Синей ведьмы:

— Я потеряла посох, но получила кое-что взамен, то, что поможет мне вернуть его в будущем, — произнеся эти слова, кришт переступил грань и стал приближаться к Лиме, которая и хотела сбежать, но ноги будто приросли к земле, не позволяя сделать и шага. — Я буду следить за вами и знайте, что вскоре наступит такой день, когда я заставлю вас пожалеть о содеянном. Заставлю заплатить кровью.

Тамир сделал бросок вперед, но старый маг был быстрее, и острие посоха проткнуло грудь кришта насквозь. Кришт падал, так же продолжая смеяться, смех смешивался с предсмертными хрипами и, даже когда слуга ведьмы затих, мерзкая усмешка навсегда застыла на его лице.

— Глупцы, — эти слова принадлежали уже иному кришту, в глазах которого загорелся пугающий синий огонек.

— Глупцы! — засмеялся третий кришт, теперь и его взгляд горел синевой, заставляя Лиму дрожать от ужаса.

— Бегите же, спасайте свои шкуры! — выкрикнул четвертый кришт. — Я буду следить за каждым вашим шагом, я всегда буду за спиной, чтобы нанести удар в подходящий момент!

— Идем, — голос Сунара был глух и слаб, но перекрыл несмолкающие крики криштов, и Лима бессознательно последовала за ним. — Не слушайте ее, она врет, чтобы запугать нас. Синяя ведьма сильна только в своем лесу.

— Старый глупец, — язвительно улыбнулся один из даринов. — Самоуверенный болван. Но скоро это изменится. Помни старик о его улыбке. Я чувствую, как стынет кровь в твоих жилах, чувствую твой страх. Бойся же!

Лима и Тамир старались отстраниться от этих странных, но приводящих в ужас слов Синей ведьмы. Послушав молчаливый приказ нахмуренного Сунара, они укутали Огненную обрывком простыни и лишь после этого юноша позволил себе прикоснуться к своему посоху, что все это время сиротливо лежал на траве возле лисы. Осторожно приподняв посох, Тамир печально вздохнул, увидев надломленную в нескольких местах ветку, но не успел и слова сказать, как яркая вспышка силы и удивительного единства накрыла его. Сила хлынула по рукам и белым сиянием осветила посох. Когда сияние схлынуло, Тамир только и сумел, что тихо охнуть, ведь ветка вновь была целой, ни одна царапинка не портила ее прекрасный плавный изгиб.

— Спасибо, Огненная, — прошептал он, забрасывая сумку с посохом за плечо и как можно осторожнее подхватывая на руки лису. Ее дыхание было таким слабым, что первое мгновение юноша испугался, что она умерла. — Спасибо, — еще тише прошептал он, обращаясь к волку, который уже не мог этого услышать.

Так, не оборачиваясь больше к лесу Синей ведьмы, на границе которого все продолжали стоять кришты, Лима, Сунар и Тамир, на руках с Огненной, вернулись в центр калинового треугольника. Старый маг окинул детей долгим, задумчивым взглядом и указал на белую калину.

— Ее дорога приведет нас к Тад-Лакару, одному из древнейших городов, за которым начинаются Восточные леса, хранители озерного края.

Больше ничего не сказав, Сунар ступил на дорогу белой калины и, тяжело опираясь на посох, побрел вперед.

— О ком она говорила? — осторожно спросила Лима и услышала вздох Тамира, который, несомненно, думал о том же, что и промэя. — Какая улыбка? Кто улыбнется вам?

Старый маг остановился, замер на мгновение, его плечи поникли еще больше, но, так и не обернувшись и не ничего не сказав, продолжил путь. Лима посмотрела на его бледного ученика и, увидев предупреждающий взмах головы, обреченно кивнула и последовала за Сунаром. Она пыталась не думать о волке, пыталась забыть его ужасную смерть, но окровавленный силуэт продолжал стоять перед глазами.

Глава 9

Клубок влюбленных

Новое утро для Лимы началось с ласковых солнечных лучей и легкого ветерка, который поигрывал занавесями. Погода обещала быть прохладной, из-за чего отец оставил многих промэй, взяв с собой лишь самых сильных и опытных. Девушка только порадовалась этому, ведь на день запланировала несколько дел, потому, облачившись в удобное домашнее платье, вскоре направилась в левое крыло замка, где располагались покои жен Солнца. Девушка еще не до конца знала, что именно следует предпринять, несмотря на обещание данное Талисе и Нарису, и решила начать с небольшого, но, надеялась, действенного способа.

Желтая гостиная была предполагаемо, но необычайно для столь раннего времени полна валс, которые бурно обсуждали последние новости. Некоторые жены и их дочери буквально сгорали от ненависти и злости, искажая веселую атмосферу гостиной, пусть и отчаянно пытались это скрыть. В дальнем углу гордо восседала мать Альсии Галия, нахохлившаяся, как воробей и при каждом удобном случае бросающая колкие фразы, которые еще больше разжигали ненависть соперниц. Кроме основных хозяек гостиной и сестер Лимы, в комнате находилось много других родственниц солнечной семьи, не преминувших встать пораньше: кто чтобы послушать новые сплетни, а кто и ссору, которой могло закончиться сие собрание. Несколько служанок тайком замерли у дальнего входа, во все уши внимая каждому слову, чтобы позже порадовать новостями остальных слуг.

— Говорят, Залис еще тот повеса, — с заговорщицким видом, говорила в этот миг тетушка Лимы и двоюродная сестра Солнца Лисавета и, увидев племянницу, подмигнула ей. — Золовка Маркусса рассказывала...

— Маркусса? — удивленно переспросила Целия, одна из старших дочерей Мэйрута, уже несколько лет являющаяся замужней и даже счастливой дамой.

— Вы в своем Туманном царстве совсем, как в глуши! — самодовольно заметила родная сестра Альсии Якта. — Филиус вечно занят своими обязанностями Владыки Горных Туманов и совсем не вывозит тебя в свет! Ты столько пропустила! Хотя бы, знаешь, кто недавно сватался к Лусанне?

— Кто?

— Твой бывший кавалер, — громко засмеялась Якта. Ей вторили многие валсы, прекрасно помнившие трагического придворного поэта Карлоса из Звенящего замка Северного Ветра, который пообещал покончить с собой в день венчания Целии и Филиуса, но, почему-то, уже спустя неделю волочился за другой девушкой.

— Карлос? Вот проказник! И что Лусанна? Она всегда была охоча к подобным героям?

— Девочки! Мы ведь о Залисе говорили! — взвизгнула Лисавета, сердясь, что валсы, позабыв о ней, во все уши слушают россказни Якты.

— Что Лусанна? — совершенно не обратив внимания на Лисавету, продолжила родная сестра Альсии. — Она бы и рада, но ты ведь знаешь нашего дядюшку!

— О да, Борат славится своим 'расчудесным' характером, — улыбнулась пятая жена Солнца черноволосая красавица Далила.

— Только вчера разрешил ей выходить из комнаты, — дополнила Якта и только после этого обернулась к Лисавете. — Мы все во внимании.

— Ох, негодная девчонка, — засияла золотыми глазами тетушка, в который раз признавая в Якте достойную преемницу.

— Да и, Целия, Маркусс это новый советник Западного Ветра, — вновь встряла Якта. — Видела бы ты его! Такой душка!

— Якта! — вскричала мать девушки Галия, едва не подавившись чаем. — Да он тебе в отцы годится!

— Ну и что? От этого он не меньший душка!

Услышав ответ молодой промэи, многие засмеялись, а веселая Еллания, девятая жена Мэйрута, спросила:

— Что, Якта, спешишь впереди Альсии?

— Нет уж, спасибо, я еще пожить хочу. Замужество — это так скучно.

— Якта! — гневно покраснела Галия. — А-ну, немедленно замолчи! Такие глупости говорить.

— Вся в мамашу, — донеслось до слуха Лимы тихое замечание одной из сестер, за которым последовали смешки ближних промэй. Взглянув на Лисавету, она улыбнулась тетушке и валса в ответ насмешливо возвела глаза к небу, тайком махнув на родственниц рукой.

— Мама, тебе недостаточно замужества Альсии?

— Видите ли, Альсия! — воскликнула Риса, первая жена Мэйрута. Под ее зелеными глазами пролегали глубокие тени, следы ночных слез из-за побега Дарны. — Моя дочь самая старшая из незамужних и должна первой выйти замуж.

Лима оглядела гостиную и, не заметив точеного профиля Сэлинь, которая обязательно воспротивилась бы материнским словам, ведь, как и Якта, совсем не спешила под венец, с детства влюбленная в кузена Увара, улыбнулась, подумав, что позже обязательно просветит сестру относительно планов Галии.

— Возможно, Мэйрут и обручил бы твою Сэлинь, не опозорь Дарна всю нашу семью своим поступком, — прошипела сквозь зубы мать Рисы, седовласая, костлявая старушенция Зазилла, двоюродная сестра Владыки Алийских Звезд, с ехидным взглядом, которую Лима в детстве страшно боялась, а теперь недолюбливала.

— Мама, да как вы можете такое говорить?! — побледнела Риса, а после и покраснела под взглядами остальных валс.

— Сколько раз повторяла, следи за этими вертихвостками! — стукнула кулачком по столу старая валса. — Знала я, что они по твоей дорожке пойдут, ой знала! Недаром, Дарна с садовником спуталась! Уже забыла, как сама в девичестве к пажу бегала?

— Вот оно как? — вмешалась Галия, буквально раздуваясь от удовольствия, и Лиме показалось, что она услышала треск атласной ткани, совершенно не утреннего наряда промэи. — И эта женщина смеет называть себя первой женой Солнца? Знал бы Мэйрут кого в жены брал? Ох, я бы...

Быстрый взгляд Зазиллы пригвоздил Галию к месту и оборвал речь на полуслове:

— Галия, то, что Мэйрут пожалел твою проклятую дочь, которую тот же паж не спешил брать в жены, еще не значит, что ты будешь здесь выхваляться и насмехаться над всеми! Забыла свое место?

— Зазилла, Галия, прекратите немедленно! — прикрикнула на них седьмая жена Солнца Азра, самая напыщенная и строгая из всех жен, единственной слабостью которой была тяга к ярким нарядам. — Еще не хватало, чтобы кто-то из ветреной делегации услышал вашу ругань! Словно людские торговки. Какой позор!

Лима быстро прошмыгнула к широкой тафте, на которой восседали молодые промэи: Зила, до сих пор державшая зло на сестру, что та первой разболтала новость о садовнике Дарны, Розария — младшая дочь Рисы, с опаской наблюдающая за бабушкой Зазиллой и с жалостью за матерью, двойняшки Шарра и Лирра, вечно хвостиком бегавшие за Зилой и малышка Николетта, одна из младших дочерей Мэйрута и единственная у десятой его жены — добродушной и милой Карины. Умышленно усевшись между Зилой и двойняшками, промэя сделала вид, что внимательно слушает Азру, продолжавшую зачитывать нотацию родственницам. Разумеется, долго последние не терпели и, на короткое время, объединившись в союз, проворно угомонили седьмую жену Мэйрута.

— Тихо, тихо! — огласил гостиную голосок Карины. — Зачем вы ссоритесь? Мы должны порадоваться за Галию и Альсию. Это ведь такое счастье для девочки...

Пользуясь моментом, Лима как бы невзначай уронила фразу, ради которой собственно и пришла на это 'сборище':

— Хорошо, что Залис не знает о том, что Альсия прота, а то ведь может и отказаться... наверное...

Зила и двойняшки, несмотря на неотрывное наматывание на ус каждого слова старших валс, хищно наострили ушки и обернулись к Лиме, которой только и оставалось, что хлопать глазками. Поспешно изобразив благодушие, Зила улыбнулась и качнула головой:

— Ты права. Не знаю, что было бы, узнай Залас правду об Альсии.

— И мы должны молчать, — добавила Лирра, в то время как Шарра уже спешила к своей маме — четвертой жене Солнца, пышногрудой Крисане, славящейся на весь Небесный замок своей любовью к интригам. — Не хотелось бы, чтобы кто-то проболтался и испортил Альсии столь радостное событие. Это ведь мечта ее жизни!

— Ты права, — прикоснулась к руке сводной сестры Лима, делая вид, что не замечает, как медленно Зила подбирается к своей мамаше, худосочной и тонкоголосой, но самой завистливой из всех жен Мэйрута — рыжеволосой Олимпии. — Она не заслуживает подобного.

Последние слова промэи были правдой, она больше всех понимала это и знала, что виновата в том, что вскоре мечта Альсии будет разбита. Но промэя, пусть ей было жаль Альсию, должна была исправить то, что натворила. Оправдывало Лиму лишь знание, что прота не будет счастлива в браке с Нарисом. Юноша никогда не полюбит ее, а возможно даже будет презирать, что намного хуже. Когда же Залис узнает, что девушка проклята рождением, случись это после свадьбы, кто знает, как он поступит. Западный Ветер не обрадуется, если спутницей его наследника станет прота. Жизнь Альсии может оказаться столь же печальной, как и в отцовском замке, а ведь мечтала сестра о замужестве именно благодаря той свободе от нелюбви и насмешек, что могла оно дать. Лучше короткий скандал, чем испорченная и перечеркнутая жизнь. К тому же, Альсия еще найдет того, кто полюбит ее... Лима даже...

— И вообще Дарна сбежала не по своей воле, — вдруг выдала Риса, так что все даже прекратили пререкаться и удивленно воззрились на первую жену Солнца.

— Что? — только и смогла вымолвить Лисавета.

— Риса, ты совсем выжила из ума? — более грубо вторила тетушке Лимы Галия.

— Не смей со мной так разговаривать, Галия! А о моей девочке это чистая правда, тот садовник наверняка опоил ее каким-то зельем, вот она и не смогла противиться его воле!

— Зелье, — едва слышно прошептала Лима и улыбнулась, прикусив губу.

— А может это проделки одной из вас! — окончательно разошлась Риса. Никто даже не нашелся, что ответить, смотря на валсу с некоторой опаской.

— Риса, советую тебе помолчать, — прошипела Зазилла.

— Совершенно невыносимо находиться в таком обществе, — вскочила с места Крисана, сжимая тонкую руку усмехающейся Шарры, и две валсы величественно прошествовали к выходу, где столкнулись с Зилой и Олимпией и едва не подрались за возможность первыми выйти в приоткрытую слугой дверь.

— Ох знаешь, я тоже пойду, что-то голова разболелась, — спохватилась Лирра, но Лима придержала ее за локоток и обеспокоенно проговорила:

— Бедная моя. У меня есть чудесное зелье. Пойдем ко мне, выпьешь?

— Э...э... Да нет... Мне не так и плохо... Мне нужно с мамой поговорить.

И, не дождавшись ответа Лимы, поспешила к выходу. Проводив ее взглядом и усмехнувшись, промэя подошла к тетушке и присела на подлокотник небольшого диванчика:

— Как папа? Не изменил своего решения? — склонившись над ухом Лисаветы, спросила девушка.

— Ох, — покачала головой валса, одна из нескольких знавшая в их семье правду о сватовстве. — Ты ведь знаешь Мэйрута! Он остается непреклонен.

Лима не удержалась от разочарованного вздоха:

— Я и не надеялась.

— Не понимаю, зачем вы это сделали, девочки, — поджала губы старшая промэя.

— Талиса... она боялась...

— Да знаю я, что она упрямая захотела все по-своему сделать.

Девушка кивнула:

— Они решили все за нее, вот Талиса и заупрямилась. Кто мог знать, что они полюбят друг друга...

Лисавета поднялась и, принеся извинения 'милейшему обществу', приобняла племянницу за плечи и повела к выходу.

— Она права, — через некоторое время проговорила женщина, когда две промэи шли по коридору в сторону огромной террасы, выходившей в сад. — Правы и твои родители... но по-своему. Когда-то мои родители хотели поступить так же. Я воспротивилась, как и Талиса, и оказалась что не зря. Я никогда не была бы счастлива с тем валсом. Хотя, вынуждена признать, партия была отличная и жених честный, порядочный... даже милый. Но не для меня. Вот так вот я и осталась одна.

Они ступили на террасу, выложенную красивой узорчатой плиткой, и присели за изящный столик. Молодой слуга уж было поспешил к ним, но Лисавета взмахом руки предотвратила его порыв.

— Ты никогда не рассказывала об этом, — несмотря на усилие, голос Лимы все-таки прозвучал несколько сочувственно и золотые глаза тетушки сердито полыхнули.

— Не было повода... да и что говорить о том, если я счастлива.

— И кто он?

— Жених?

— Да.

Аккуратно очерченные губы промэи растянулись в веселой улыбке:

— О, ты его прекрасно знаешь... Аратас!

— Наш дядюшка Аратас? — пораженно вскрикнула девушка.

— Именно. Супруг моей сестры.

— Невероятно.

— И потому я считаю, что поступила вдвойне правильно. Ведь ты знаешь, как сильно они любят друг друга даже спустя столько лет.

— И как такое могло получиться?

— Любопытная ты моя!

— Есть чуточку, — нетерпеливо поерзала на стуле молодая промэя.

— Немногим позже нашей неудавшейся помолвки, мы встретились на Осеннем Балу. Аратас, разумеется, был зол на меня... Нет, он не любил меня, ничего подобного, мы совсем чужие друг другу, но злился, что я пренебрегла им. Злился пока не увидел Балиру. Они влюбились друг в друга с первого же взгляда.

— Удивительно! Вот, оказывается какая история связывает наших влюбленных, — улыбнулась Лима, вспоминая полноватого Аратаса и хрупкую, несколько болезненную Балиру. Лисавета была права — добряк Аратас не смог бы сделать экстравагантную, бойкую тетушку счастливой. А вот тихая, скромная Балира подходила Аратасу, словно была создана для супружества с ним. Несмотря на долгую жизнь, что они прожили вместе, их любовь, пусть и не такая пылкая, до сих пор крепкой нитью соединяла два сердца. Любовь была даже несколько щемящей, возможно из-за того, что жизнь так и не подарила супругам детей и оттого они нуждались друг в друге еще сильнее.

— Да, — несколько печально добавила тетушка Лимы, видимо подумав о том же, что и племянница. — Они очень мечтали о ребенке, но, как говорят, не судьба. Лишь одна Дайлира порадовала нашу матушку внуками. Хотя с любовью ей не посчастливилось.

— А вы?.. Вы так никогда и не любили?

— Почему не любила? Любила и очень сильно, — передернула плечами валса. — Но мой избранник питал чувства к другой... Кхм, мы ведь говорили не обо мне! А с Талисой судьба сыграла большую шутку.

Некоторое время они провели в молчании, наслаждаясь прекрасным утром, еще приятно прохладным, полнившимся песнями птиц и ароматами цветов. Лима, думавшая об участи Лисаветы, глянула в сторону и заметила знакомую фигурку, спешившую куда-то по одной из дорожек сада. Подбежав к балюстраде, она уже более явно рассмотрела Альсию, которая завидев Нариса, явно ждущего кого-то (Лима даже знала кого) у зеленой беседки, на крыльях радости поспешила к 'нареченному'.

— Нужно остановить ее! — неожиданно громко вскрикнула Лима, боясь того, что сестра в очередной раз поставит себя в неловкую ситуацию.

— Нужно распутать клубок влюбленных, — сказала Лисавета, тихо приблизившись к племяннице. Проследив за ее взглядом, девушка увидела Ваталия, который то нервно одергивая рукава, то поправляя рюши на мантии, неуверенно следовал за Альсией. Юноша даже несколько раз собирался окликнуть девушку, но, так и не решаясь, краснел и понуро поводил плечами.

Не сдержав улыбки, настолько Ваталий был милым и трогательным, Лима проговорила:

— Да, я уже думала об этом. Только еще не знаю, как возможно осуществить подобное.

— Это то, о чем я говорю. Созданные друг для друга. Он будет для нее хорошим мужем, именно тем, кто сможет сделать Альсию счастливой.

— Только нужно ли это Альсии? Нужен ли ей Ваталий?

— Ваталий? Интересное имя. Знала я одного Ваталия... Кхм... Но мы сейчас не об этом. Поверь мне нужен. Девочка просто еще не видит его. Нужно открыть ей глаза.

— Только как?

— Милая моя, неужели никаких идей?

Лима засмеялась:

— Есть одна... Хотя еще буквально десять минут назад она казалась мне неисполнимой. А теперь просто безумной! Но после твоих слов появилась надежда. Все либо будет просто чудесно, либо...

— Все будет чудесно. Поверь моему чутью.

— Постараюсь. Оно тебя еще не подводило.

— Неужели решился? — обрадовалась Лисавета и, взглянув на Ваталия, девушка увидела, как юноша сорвал белую розу с куста и побежал за Альсией.

— Он только что разбил сердце нашей главной садовнице, — рассмеялась старшая промэя, и Лима вторила ей, вспомнив Хохотушку Нору, как ее называли слуги, которая превращалась в злую колдунью, когда кто-то смел трогать ее любимые цветы.

Но, не успев совершить отчаянный шаг, Ваталий увидел Нариса. Цветок выпал из его рук и юноша испуганно отступил.

— Все испортил! — рассердилась на ни в чем неповинного наследника молодая валса.

— Альсия, детка! — позвала тетушка, прежде чем прота успела приблизиться к Нарису и увидеть проскользнувшую в беседку Талису. — Иди к нам!

Альсия, застигнутая врасплох, резко обернулась и едва не наступила на оброненную Ваталием розу. Удивленно взглянув на застывшего подобно статуе бледного помощника астролога, девушка подняла розу и, расправив лепестки, что-то проговорила.

— Кажется, она спрашивает его ли роза, — прошептала Лисавета и тут же сердито всплеснула руками, наблюдая, как Ваталий отрицательно качал головой. — Альсия, девочка, мы ведь ждем! — и уже для Лимы угрюмо добавила: — Да, без помощи им не обойтись.

— Ну что ж, у меня есть одно подходящее зелье, — наблюдая за тем, как Альсия, часто оглядываясь на беседку, где скрылся Нарис, направляется к винтовой лестнице, проговорила Лима.

— Дорогая моя, неужели ты собралась их любовным зельем опоить? — покачала головой Лисавета, ее голос не был осуждающим, скорее изумленным. — Я думаю...

— Тетушка, не волнуйся, все будет хорошо, — улыбнулась племянница. — Это...

Но в это мгновение на террасу выбежала одна из дочерей девятой жены Солнца Еллании Асу и бросилась к Лиме и Лисавете.

— Тетушка, сестра, вы слышали, что случилось?! — промэя пыталась шептать, но голос все равно срывался на крик. Она выглядела взволнованной и недовольной одновременно. Лима уже догадывалась, что могло бы вызвать подобные чувства и ощутила укол совести, но поспешила напомнить себе, что иначе нельзя.

— Что случилось? — поспешно спросила Лисавета Асу. — Чем ты так обеспокоена?

— Крисана и Олимпия рассказали Западному Ветру правду об Альсии...

— Тише! — вскрикнула Лима, боясь, что Альсия могла услышать, но увидев, что та не преодолела еще и половину пути, облегченно вздохнула. — И что он? В ярости?

— Я не видела его тогда, мне Кани рассказала. Говорит, они совершенно бесцеремонно выдернули его из круга валс, с которыми Залис как раз беседовал, и, сквозь слезы, рассказали, как рады, что он, даже зная о проклятии, согласился взять Альсию в супруги Нарису... Солнце и Луна, да как они посмели?! Это же немыслимо! Надеюсь, отец их накажет!

— И что он сделал? Что сказал?

— Разозлился, пусть это и было видно лишь по глазам, а после попросил аудиенцию у отца. Криков из кабинета не было слышно, да и кто посмеет перечить Солнцу. Некоторое время спустя он вышел, все еще был сердит, но в разговоре со своим советником, который подслушала Ларра, явно сказал, что свадьба состоится и даже проклятие Альсии этого не изменит.

— Ясно, — подытожила Лисавета. — Так даже лучше, Залис теперь все знает и Альсия вдвойне законная невеста.

Асу тихо хихикнула, из-за чего тетушка измерила племянницу сердитым взглядом, но девушка опередила ее замечание:

— Нет-нет, я не потому смеюсь, а из-за Ларры. Видели бы вы, как она выпала из-за угла, подслушивая разговор Западного Ветра. Видели бы вы его лицо! Одно потрясение за другим! Боюсь, Залис уже пожалел, что решил связать Нариса с нашей безумной семейкой.

Лима и даже Лисавета не сдержали смех, а последняя добавила:

— Это считается великой честью. Но сколь тяжела эта честь.

— Над чем смеетесь? — появилась на террасе Альсия, глаза горели огнем жадной до сплетен хищницы.

— Над Ларрой, — ответила Асу. — Видела бы ты, как Крисана отругала ее при всех, за то, что она подслушивает... можно подумать, не сама же дочь такому научила.

— И что она услышала такого? — заулыбалась Альсия, предвкушая новую сплетню.

— Это... о... — Асу запнулась и беспомощно посмотрела на Лисавету, которая кивнула, нахмурившись:

— Девочка моя, — взяла она проту за руку, и девушка удивленно захлопала глазами, видимо правильно поняв мягкий тон тетушки. — Крисана и Олимпия рассказали Залису о том, что... о том, кто ты на самом деле. Оказывается, он об этом не знал.

Альсия на миг замерла, а затем пожала плечами и как обычно хмыкнула:

— Ну и что? Нарис-то все равно мой.

— Что правда, то правда, — переглянувшись с Лимой, подтвердила Лисавета.

Лима, все это время едва дышавшая от волнения, расслабилась и позволила себе улыбку. А Альсия молодец! Удар она держала стойко и впервые промэя почувствовала уважение к сестре. Пусть она была легкомысленной, даже глупой, но умела сыграть равнодушие и беспечность, хотя Лима была уверена, что проклятие причиняло сестре боль. С подобным невозможно смириться. Хотя нет, с проклятием можно, но с тем, как воспринимают тебя другие из-за этого, нельзя.

— А Ваталий изумительный юноша.

Дочь Салии-Лирсы едва не прикусила язык, услышав слова тетушки, и с трудом сдержала улыбку.

— Это кто еще? — одновременно спросили Альсия и Асу.

— Помощник астролога Залиса, — указала на Ваталия старшая валса, который теперь сидел на небольшой скамейке, окруженной искусно подстриженными кустами шиповника.

Асу недоуменно пожала плечами, не понимая, с чего это вдруг Лисавете вздумалось говорить о каком-то астрологе. Альсия же проследила за ее жестом и обратила внимание на Ваталия. Почувствовал ее взгляд, юноша поднял глаза. Недолгое время они смотрели друг на друга: дочь Галии прищурившись, даже сердито, Ваталий нерешительно. А затем случилось невообразимое, губы юноши растянулись в робкой улыбке, на что Альсия в ответ только фыркнула и отвернулась. Даже с террасы было видно, как побледнел помощник астролога, после чего вскочил со скамейки и поспешил прочь.

— Странный он какой-то, — передернула плечами прота. — Очень странный.

— А роза была прекрасна, — как бы невзначай заметила Лима.

— На что ты намекаешь?

— Я? — почти натурально удивилась девушка, но улыбка полностью ее выдала.

— Лима! Прекрати немедленно! На что ты намекаешь? — возмутилась Альсия. — У меня есть жених. Сам наследник Западного Ветра! Зачем мне какой-то помощник астролога?!

— Ах, вот оно что! — хлопнула в ладоши Асу и подтолкнула Альсию локтем. — Задурманила бедняге голову, да сестричка? То-то погляжу, так печально смотрел на тебя!

— Асу! — взвизгнула прота и огляделась, наверное, боясь, что кто-то их услышит. — Девочки, прекратите немедленно! У меня есть Нарис. Я буду супругой наследника Западного Ветра! Зачем мне помощник астролога? Он даже розу подарить не смог!

Последние слова Альсии прекратили всякие разговоры, ведь значили намного больше, чем могли ожидать Лима и Лисавета. Асу хотела было продолжить свое подшучивание, особенно теперь, когда прота, неосознанно для себя, проговорилась, но тетушка одними глазами приказала ей помалкивать и валса послушно кивнула. Лима, подмигнув Лисавете, перевела взгляд на Альсию и увидела, что сестра смотрит на дверь оранжереи в которой, не так давно скрылся Ваталий. Не прошло и секунды, как она качнула головой и отвернулась. Девушка будто и сама до конца не понимала, что произошло между ней и молодым валсом, скорее всего, он Альсии даже еще не нравился, или прота не позволяла себе такой мысли. Но нельзя забыть и отнестись равнодушно к тому восхищению и теплу, что сияло в глазах Ваталия, особенно когда на девушку еще никто и никогда так не смотрел, и, вряд ли, когда-либо посмотрит.

— А вы знаете, что я сегодня слышала о Дарне? — заговорщицки улыбнулась Альсия. — Второй садовник дружил с Наром... ну, с этим любимым Дарны... так вот...

Лима не сдержалась от вздоха. И что нашел Ваталий в ее сестре? Как говорят люди — любви не прикажешь.


* * *

— Ты, правда, думаешь, что из этого может что-то получиться? — прошептала Талиса, когда они под покровом ночи резали драгоценные розы Хохотушки Норы, рискуя навсегда разбить ее нежное к цветам сердце, и без того ранее надломленное Ваталием.

Оставив явную плешь в пышном кусте, Лима с удовлетворением выхватила у сестры букет и поспешила к входу в замок. Талисе ничего не оставалось, как последовать за сестрой:

— Лима, я же спросила!

-Тали, в который раз?

— Просто я волнуюсь. И еще мне кажется невероятным то, что ты задумала.

— А мне вот наоборот теперь это кажется вероятным, — улыбнулась Лима и тут же зашипела от боли, потому что уколола палец.

Талиса не сдержала смешок, и сестра состроила гримасу:

— Смейся-смейся, потом благодарить будешь.

— Да уж!

Девушка притормозила у самих дверей и обернулась к близняшке:

— Тали, могу ничего не делать, сама разбирайся со своим Нарисом.

— Он не мой.

— Естественно, пока я стараюсь для тебя, ты и твой немой целуетесь в беседке. Хотите, чтобы Альсия вас увидела?!

— Хочешь, чтобы Альсия нас услышала и еще весь замок в придачу?

— Ладно, пошли.

Скользнув в черных ход для прислуги, они тихо пробрались на нужный этаж.

— И что, мы просто их оставим? — спросила Талиса, торопясь за Лимой по коридору. — Она поймет?

— Поймет. Нарис ей что цветы когда-то дарил? Нет! А Ваталий, да!

— Да?

— Почти дарил. К тому же, розы того же цвета. Она все поймет, вот увидишь. Нужно закрепить успех Ваталия!

— Успех? По твоему рассказу, с успехом помощнику астролога не суждено было встретиться.

— Я создам ему успех. И вообще, что ты цепляешься ко мне? Оставим все как есть?

— Иди уже, — подтолкнула ее в спину Талиса.

— Тихо, — шикнула на нее Лима, когда они остановились у одной из дверей. — Вон, спрячься там, — указала промэя сестре на оконную нишу, после чего положила цветы у дверей и, постучав, поспешила за сестрой.

Запутавшись в тяжелой портьере, промэи едва успели спрятаться до того, как двери тихо отворились. Сначала послышалось неразборчивое бормотание, видимо Альсия подумала, что кто-то из детей вздумал с ней пошутить, но затем прота радостно вскрикнула. Зашуршали цветы.

— Нарис! Наконец-то!

Лима едва не взвыла от боли, когда острый локоть близняшки стукнул ее под ребра:

— Вижу, вижу. Все поняла.

Вместо раскаяния, Лима засмеялась, чуть не выдав их с сестрой.

— Тихо, Ли.

Цветы снова зашуршали, Альсия взвизгнула, наверное, тоже уколовшись, после чего сердито вздохнула:

— Ваталий!

— Видишь, поняла, — довольно хмыкнула Лима, радуясь, что положила в букет записку с именем влюбленного.

— Что да, то да.

— Как он смеет?! — в это время возмутилась Альсия, после чего громко хлопнула дверью, что даже задребезжало стекло в окне.

— И это обернется любовью? — сомневалась Талиса, выбираясь из ниши, но запнулась на последнем слове и уже со смехом добавила: — По-моему, ты права.

— А цветы-то забрала! — торжествующе улыбнулась ее сестра, разглядывая пустое место под дверью. — Я права, как всегда!

В одной из соседних дверей заскрипел замок и две девушки, подхватив юбки, поспешили прочь и уже за поворотом услышали сердитый, заспанный голос Якты:

— Что такое? Кто здесь шумит? Нилла, опять на свои ночные свидания бегаешь? Твоему скрипачу не поздоровится, когда отец узнает!

— И Нилла туда же, — прошептала Талиса, когда они с Лимой поднимались по лестнице на свой этаж.

— Все в замке сошли с ума от любви! Одна я нормальная осталась.

— Надолго ли, — это был не вопрос, а утверждение.

— Ты ведь знаешь — навсегда!

— Я — да, ты не знаешь. Думаю, это случится очень скоро.

— Тали, прекрати! К тому же, завтра важный день. Уверена, завтра все разрешится как нельзя лучше!

— Библиотека, говоришь?


* * *

— Вставай, соня! — тормошила Лиму Талиса, которая, совершенно позабыв свое обещание, беспечно проспала утро, и намеревалась проспать и полдень.

— Ууу... — надув губы, протянула девушка, еще сильнее сжимая в объятьях подушку. — Не хочу.

— Что за не хочу? Ли, вставай, ведь сегодня такой важный день! Ты что забыла?

— Да помню я, помню. Целую ночь варила зелье по бабушкиным рецептам. Надеюсь, оно не понадобится, а то, боюсь, как бы чего лишнего не положила. Несколько раз заснула над котлом.

— Что?!

Вскрик Талисы окончательно разбудил промэю, и она со стоном сползла с кровати.

— Не шуми. Все там хорошо... думаю. И мы ведь не об этом сейчас. Что там Альсия?

— Что, что? — присела на краешек кровати Талиса, наблюдая за Лимой, которая принялась расчесывать волосы широким гребнем. — За Нарисом увивается, как раньше. Что-то и не видно по ней, что Ваталий хоть немного ей понравился. Завтра истекает срок испытания Сильвы, невеста видимо убедилась, что нареченный и правда ее суженый.

— А ты хотела, чтобы она за день до подписания брачного контракта бегала за Ваталием? — скрылась сестра за вычурной ширмой. — Возможно, ей он и нравится, но стать супругой наследника Западного Ветра тоже не худшая из участей. Благо, по старой традиции у нас были эти три дня.

— Именно что были. Остался один день... даже не день. Слуги уже вовсю начищают Северный зал. Вечер обещает быть грандиозным. Кстати, видела бы ты слуг. Нора устроила им сегодня утренний скандал. Лиэва говорит, Нора кричала так, что голос сорвала. Все теперь сад десятой дорогой обходят. Чувствую себя виноватой перед слугами и особенно Норой. Для нее цветы ведь как дети.

— Ладно, ничего страшного. И не смотри на меня, я к Норе не пойду. Признаю, боюсь ее в гневе. А еще маме на меня нажалуется... И вообще! — всплеснула руками Лима, уводя разговор от опасной темы. — О чем ты думаешь? Нам сейчас главное заставить Альсию одуматься.

— А она этого хочет? А если и да, ты ведь знаешь, что испытание Сильвы лишь традиция, за невесту всегда отец все решает.

— Одуматься можно и без воли родителя. Чего мы и добиваемся.

— Не знаю, не знаю, — покачала головой Талиса, когда сестра, облаченная в светло-голубое платье, показалась из-за ширмы. — Альсия упряма.

— Но не так, как я!


* * *

— Лентяйка ты, Альсия, — улыбнулась Талиса, ведя сестру под руку по одному из многочисленных коридоров замка. — Не хочешь меня поддержать. Но я ведь знаю, что у тебя вкус хороший и поэтому ты обязана помочь мне выбрать наряд для Зимнего бала.

— Так зима еще только через полгода!

— Ну знаешь, это только так кажется, что времени много, а на самом-то деле — дни летят очень быстро. Тебе хорошо, ты уже почти обручена, а мне каково? Я тоже мечтаю о свадьбе и женихе. Так что, не бурчи!

— Ладно, — проговорила Альсия, любившая разговоры о нарядах не менее, чем сплетни. — То есть, ты хочешь что-то в старых книгах найти?

— Да! — закивала головой Талиса. — Хочу старинный наряд, — девушки остановились перед высокими дверьми малой библиотеки. — Ой, Си, я же совсем забыла взять эскизы в своей комнате. Ты иди в библиотеку, пока книги посмотри, а я сейчас мигов вернусь.

— Хорошо, — нахмурилась дочь Галии и потянула на себя тяжелые двери. — Только ты недолго, а то я и так все новости из-за тебя пропустила. Ларра такую сплетню рассказывала!

— Хорошо! Бегу!

Двери мягко закрылись за Альсией, и из оконной ниши тут же показалась Лима. Довольно улыбаясь, она прошептала:

— Хорошо, что я попросила Ваталия сегодня поработать в малой библиотеке, а то мы ведь ничего бы не услышали.

Оглянувшись и убедившись, что коридор пуст и радуясь, что он, как и малая библиотека не слишком популярны для обитателей замка, сестры припали к дверям.

Поначалу было тихо, только изредка раздавались шаги Альсии, переходившей от стеллажа к стеллажу, но вот послышался вскрик, а потом сердитый вздох.

— Вот мы и встретились, — прошептала Лима и тихо приоткрыла двери. Ни Альсия, ни Ваталий не могли их увидеть, ведь стеллажи полностью скрывали стол, за которым прота обнаружила валса.

— Опять ты! — вскрикнула Альсия.

— Леди Альсия, — звук падающих книг, которые робкий влюбленный видимо случайно столкнул со стола, почти заглушил его изумленный голос.

— Что это ты ходишь за мной повсюду?

— Ну и самомнение, — хихикнула Лима.

— Он что вместе со столом за ней ходит? — добавила Талиса, в то время как Ваталий проговорил:

— Не понимаю, о чем вы?

— Не понимает он! Как ты смеешь преследовать невесту своего господина?

— Возможно я... я и... но я не преследовал вас, честно.

— Как же! Только и жду, что ты сейчас выскочишь из-за угла! Нигде не даешь мне проходу!

— Вот оно что, Альсия, — протянула Лима, — только и ждешь?

— Леди Альсия... кхм... кхм... я...

— Как ты смеешь подбрасывать мне под двери розы? Не понимаешь разве, что я чужая невеста?

— Не понимаю.

— Значит признаешь?

— Нет, нет, я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вот оно как?! Перестань увиваться за мной повсюду и не смей больше оставлять под моей дверью цветы!

— Но я не дарил вам цветов!

— Не дарил?

— Нет.

— Ты не дарил мне цветов? Так что я тогда вообще с тобой разговариваю!

Близняшки едва сдержались от того, чтобы не засмеяться, такой разочарованной была Альсия.

— А вы хотели, чтобы я дарил вам цветы? — более уверенно спросил Ваталий, в его голосе звучала надежда. — Леди Альсия?

Рядом послышались шаги и сестры отпрянули от дверей, испуганно оглядываясь.

— Это настоящий клад, добрый мой друг, — услышали они голос отца. Через миг из-за поворота показался Мэйрут, а за ним и Залис. Лима поначалу удивилась, увидев Солнце, но потом вспомнила, что погода стояла хмурая, а в такие дни Мэйрут иногда поручал небо братьям. Сегодня, тем более, был особый повод остаться в замке — званый ужин в честь помолвки дочери.

— Я не сомневаюсь, — кивнул Залис. — Вэерис истинный мудрец. А уж воин, каких поискать.

Мэйрут согласно качнул головой:

— Коль страх почувствуешь,

Коль ужас,

Ты верой, долгом окропи,

И с силой меч в ту тень вонзи!

— Только этого нам и не хватало, — пробурчала Лима.

— Лима, они в библиотеку идут, — интуитивно закрывая собой двери, шепнула Талиса. — И даже не думай о том, о чем могла подумать!

— Ну тебя! Сразу плохое обо мне говоришь. И потом они-то все равно ничего не увидят, только влюбленных спугнем!

— Мы и так спугнем.

Девушки одновременно бросились Солнцу и Ветру навстречу, боясь, что их голоса могут услышать Альсия и Ваталий.

— Дорогие? — заприметил их отец и изумленно приподнял золотистые брови. — Что вы здесь делаете?

— Ам....ммм... — протянула Лима и вопросительно глянула на сестру.

Талиса удивленно округлила глаза, но все же ответила:

— Двери в малую библиотеку заело. Вот мы служанку и послали за мастером, ждем, когда он придет. Вы ведь туда направляетесь?

Если бы Лима могла, то постучала бы кулаком по голове, выражая свое мнение об этой гениальнейшей идее, но пришлось молчать и ждать ответа отца. Как промэя и ожидала, он еще больше нахмурился, после чего сделал несколько шагов вперед:

— Странно... А-ну, милая, дай я попробую.

Талиса побледнела и уперлась руками в грудь Солнца:

— Отец, ну как вы упрямы! Все девичьи секреты хотите разрушить!

— Секреты?

— Да! — встряла ее сестра. — Мы там с Альсией придумываем наряд свадебный! Все эскизами заложено!

Залис усмехнулся:

— Что ж, друг, кажется нам тут не рады. Не будем портить девушкам веселье.

— Но...

Лима поспешила его перебить:

— Отец, тем более, книга Вэериса в главной библиотеке.

— Раз так, тогда приятного вам времяпрепровождения, — задумчиво кивнул головой Мэйрут и сестры испуганно переглянулись. Солнце сам был хитрец каких поискать, потому его очень редко удавалось провести. — Ты прав, Залис, не будем девушек смущать.

— Книга точно там? — тихо спросила Талиса, наблюдая за удаляющимися валсами.

— А я знаю. Я в глаза ее никогда не видела. Хорошо еще, что имя запомнила! — хватая сестру за руку и ведя обратно к библиотеке, шептала Лима.

— Поверю в ложь, ради улыбки звонкой! — послышался голос Солнца.

Лима надула губы:

— Мудрец великий! Вот скажи, почему он мне никогда не верит?

— Выдумала тоже! Наряды она выбирает, да еще и свадебные, да еще в компании Альсии! Тебя наряды отродясь не интересовали, а свадебные и подавно, с твоим-то отношением к любви!

— Сдаюсь, ты права, — протянула девушка. — Но уж лучше это, чем то, что ты придумала. Я...

Девушка осеклась, услышав сердитый голос из библиотеки, а затем топот, видимо, последние громкие слова Мэйрута все-таки потревожили Альсию и Ваталия:

— Больше не приближайся ко мне! — кричала прота. — Никогда больше!

Не раздумывая, сестры побежали к черной лестнице и, минув несколько пролетов, выскочили в главный двор, где на скамьях, окружающих прекрасные клумбы, творения Хохотушки Норы, восседали стайки валс. Поодаль старший брат Лимы и Талисы тихо переговаривался со своим учителем. Поприветствовав его, девушки приблизились к небольшой группе девушек, что-то бурно обсуждавших.

— Что случилось? — спросила Лима, усевшись возле Якты. — Опять Дарна?

— Ты что! Какая Дарна?! — глаза Зилы загорелись, словно два драгоценных камня. — Думаю, испытание Сильвы закончено раньше срока!

— Что вы имеете в виду? — нахмурилась Талиса.

— Альсия времени зря не теряя уже во всю целуется с нашим дорогим женишком!

— Жени... Нарисом, то есть? — побледнев, переспросила Талиса.

— А с кем же? — удивилась Сэвиль, осуждающе посмотрев на сестру.

— Ну... да...

Лима всплеснула руками:

— Это прекрасно! Наконец-то, наши голубята поладили!

Талиса глянула на сестру так, что последняя удивилась как ее еще не испепелило дотла.

— Прекрасно! — еще больше насупилась первая.

— А где это вы такое видели? Что бродите по пятам за Альсией? — поинтересовалась Лима, игнорируя сердитые взгляды близняшки.

— Лима! — вполне натурально возмутилась Ларра, грешная подобными делами. — Что нам следить, если все и так отлично видно, — и указала на окно малой библиотеки, что темнело на втором этаже.

Под смех сестер, Талиса начала оживать, побледневшие щеки вновь окрасились румянцем, нерешительная улыбка осветила лицо. Лима едва удержалась от того, чтобы щелкнуть ее по носу, но вместо этого прислушалась к Зиле:

— Да, сначала что-то бурно обсуждали. Я была удивлена, не думала, что Альсия позволит себе еще до свадьбы перечить будущему супругу. А он что-то подступал, подступал и тут Альсия как набросится на него. И отнюдь не с кулаками! — девушка засмеялась, не в силах продолжать рассказ.

— Девочки, прекратите смеяться над сестрой! — видимо вспомнив, что самая старшая и должна соблюдать приличия, проговорила Сэвиль.

— Ой, да ладно, не прикидывайся, — махнула на нее Зила, а Сэвиль сердито фыркнула. — Целовались, а потом что-то так резко отскочили друг от друга. Я уж было подумала, кто-то в библиотеку вошел.

— Что расстроилась, Зила? — снова обрела голос Талиса и сложила перед собой руки, став похожей на строгого учителя. — Прекратите обсуждать Альсию, это не ваше дело, тем более, если они нареченные. Идем, Лима.

— Идем, мамочка, — едва сдерживая смех, поспешила за сестрой девушка, напоследок сказав валсам: — Больше никому не говорите, не хотите ведь, чтобы Мэйрут узнал. У него и так настроение сегодня плохое из-за ваших вчерашних похождений.

Нагнав Талису у широкой лестницы главного входа, Лима подхватила сестру под руку:

— Ты чего распереживалась так? Они оба, что Нарис, что Ваталий, высокие, темноволосые, там тень, девчонки узнали Альсию, вот и подумали...

— Не знаю, — остановилась промэя и виновато покачала головой. — Глупая такая. Я-то понимала, что это невозможно... но стало очень страшно. А вдруг?

— Глупенькая. Нарис, если бы и хотел... Все молчу, не смотри на меня так. Нарис сейчас с советниками. Я совсем недавно видела, как его, изображающего мученический вид, вели куда-то советники Залиса. Свитков и бумаг у них в руках было столько, что опасаюсь, как бы они на вечер не опоздали.

— Теперь чувствую себя виноватой.

— Ну и правильно.

— Ты умеешь поддержать в трудную минуту, — буркнула Талиса.

Валса довольно улыбнулась, словно слова сестры были похвалой.

— Все, у нас не так много времени осталось. Они целовались, — Лима стала говорить тише, на всякий случай оглянувшись. В этом замке уши были повсюду. — А потом отец их спугнул. Альсия, разумеется, испугалась самой себя и потому начала кричать на Ваталия.

— Но это еще больше доказывает, что он ей нравится. И она теперь не знает, что делать.

— Да. А это значит, без нас они все-таки не справятся. Придется использовать зелье.

— Ты в нем уверена?

— Навер... Так не сбивай меня!

— Пусть будет это твое варево.

— Я сделаю вид, что не услышала последних слов, но зельевар во мне взбунтовался и сердито шипит.


* * *

Талиса прикрыла двери покоев Альсии и, не удержавшись, поморщилась:

— Ну, сестренка, я тебе еще это припомню.

Поправив оборки на праздничном платье и убрав за ухо выбившуюся из прически золотую прядь, она хотела было идти, но знакомый голос остановил ее. Оглянувшись, валса увидела Нариса, показавшего ей следовать за ним в небольшую чайную гостиную. Боясь, что их кто-нибудь увидит, Талиса поспешила за ним и тут же оказалась в объятьях валса.

— Нам нельзя, — прошептала девушка, отстраняясь от него. — Вдруг кто увидит. И тебе пора в Северный зал. Только невеста имеет право явиться позже.

— Не знаю, что вы там решили с сестрой, — отступил Нарис и Талиса невольно залюбовалась своим любимым, таким красивым он был в длинной и легкой ветреной мантии. Тряхнув головой, сбрасывая с себя оцепенение, девушка вслушалась в слова валса:

— Но если это не разрешится сейчас, то я прямо там, в Северном зале, на глазах у всех откажусь от своего слова. Я не собираюсь жениться на Альсии.

Талиса была и счастлива, и несчастна одновременно. Решимость Нариса радовала ее, учащая биение сердца, но одновременно промэя понимала, скольких родных они опечалят таким поступком. И виноватой будет лишь одна она. Ее упрямство.

— Нарис... я... Ты прав. Но все же подожди. Я думаю, что у нас с Лимой все получится. Но если нет...

— Тогда я поступлю так, как считаю нужным, — твердо закончил валс за нее и Талиса вынуждена была согласно кивнуть.

Поцеловав его, Талиса первой выскочила из гостиной и поспешила в Северный зал, где ее уже ждала Лима.

Задумавшись о своем, девушка преодолела почти половину зала, когда обратила внимание на окружавшее ее убранство. Зал утопал в цветах. Ее любимых хризантемах, бледно-розовых и голубых. Цветов было так много, что казалось зал плыл на облаках. Талиса обиженно поджала губы и даже всхлипнула. Промэе словно хотели сделать еще больнее и всем, каждой деталью, напомнить, что этот вечер должен был принадлежать ей, а не Альсии. Талиса на мгновение почувствовала себя раздавленной и чужой на этом празднике, но тут же взяла себя в руки. Запретив предаваться унынию, она поспешила к Лиме, по пути не забывая здороваться с родственниками и гостями замка.

Отца все еще не было, его величественный, украшенный каменьями трон пустовал, как и золотой — астрии Салии-Лирсы и серебряные остальных десяти жен. Центр небольшого помоста перед троном Солнца занимал каменный стол, украшенный вязью старинных рун. Древнее перо-лир сияло алмазными гранями и сердце Талисы сжалось, когда она подумала, что вскоре Альсия вместо нее выведет в брачном договоре свое имя, навеки связав жизнь с Нарисом.

Кто-то дернул ее за рукав и, очнувшись, промэя увидела перед собой улыбающуюся Лиму. Но хотя сестра и старалась выглядеть веселой, Талиса видела, что она переживает за нее.

— Стол скоро раскрошится от твоего взгляда, — шепнула Лима и отвела девушку подальше от любопытных ушей.

— Прости. Я просто... просто... какая же я глупая! Сама все испортила!

— Так, тихо! Мы сейчас не об этом. Хотя я согласна. Что там Альсия?

— Пришлось выпить два бокала цветочного пунша. Меня даже сейчас подташнивает. Да еще этот привкус... бррр. Лима, что ты туда бросила? Я знаю зелье храбрости, его вкус совсем не такой. Это же какая-то мерзость!

— Мерзость? — девушка задумчиво прикусила губу. — О, точно!

— Тихо, — шикнула на сестру Талиса, одновременно улыбаясь обернувшимся на крик Лимы валсам.

— Это глаза змеи! Я когда проснулась, подумала, что снова варю зелье для тетушки Шель, ты ведь знаешь какое у нее зрение.

— Лима!

— Ничего страшного. Поправишь немного и свое зрение, может в следующий раз не будешь такой упрямой и сразу увидишь правоту мамы.

Талиса состроила трагическую гримасу:

— Смешно тебе. Не представляешь, как я волнуюсь. И как сложно было с Альсией. Думаю, она заподозрила неладное, с этой моей неожиданной внимательностью к ней и особенно, когда я начала судачить о Дарне.

— Ничего, ты ведь справилась. Вижу и сама храбрее стала.

— А что Ваталий? Ты уже?..

— Нет. Не знала, как его заставить выпить и послала Тома... это наш новый придворный поэт. Видела они с Ваталием как-то разговаривали. Не бойся, я ничего не говорила. Так немного приврала и показала какой бокал ему дать. Пусть выпьют за счастье влюбленных. Астролог не сможет отказаться. О, — встрепенулась Лима, — Том как раз идет к нему!

— Нарис сказал, что если у нас не получится, то прямо здесь объявит, что отказывается от своего слова.

— Ты что! Этого нельзя делать. Я ведь все объяснила. Какой упрямец!

— Он еще вчера порывался пойти к отцу и все рассказать. Я едва уговорила. Не представляю, как отреагировал бы Солнце. Не помню еще никого, кто бы смел ему перечить. Нарис должен это понимать. Он может наказать их с Залисом. Наказать со всей яростью, на которую только способен Солнце.

— Надеюсь, Нарис успокоился? Не будет делать глупостей? А то как бы мне не пришлось его еще из праведного огня Мэйрута вытаскивать.

— Не говори такого! Вроде бы...

— Тсс, Том к Ваталию подошел.

Талиса отыскала глазами полноватого светловолосого Тома, что улыбаясь и будто бы даже пританцовывая в такт веселой мелодии пианино, остановился возле задумчивого и даже хмурого помощника астролога. Без особой радости, но Ваталий все же взял предложенный бокал с пуншем и почти внимательно слушал тост Тома. Вымучено улыбнувшись, он приподнял бокал, поддерживая слова секретаря и уже собирался осушить, как в этот момент кто-то совершенно бесцеремонно выхватил бокал из рук Ваталия.

— Вер! — возмущенно вскрикнула Лима, что все снова начали оборачиваться на нее, зло наблюдая, как молодой помощник казначея мгновенно осушил бокал храбрости, после чего, улыбнувшись, извинился перед Ваталием, показывая, что горло пересохло. — Я же его сейчас придушу!

— Стой, — схватила ее за руку Талиса, ведь сестра говорила совсем не в шутку.

— Тали, что теперь делать? У меня еще немного осталось, я сейчас принесу, а ты смотри, чтобы Ваталий никуда не ушел. Я быстро!

— Он уже уходит, — глухим голосом известила Лиму сестра и они обе проследили за удаляющимся из зала Ваталием и, что-то ему рассказывающим, младшим секретарем Мэйрута.

— И зачем ему Ваталий?

— Наверное, Залис попросил позвать, — обреченно ответила Талиса и побледнела.

— Что еще?

— Нарис...

Проследив за ее жестом, Лима увидела валса, который словно яростный ветер пробирался к ним сквозь растущую с каждой минутой толпу, совершенно игнорируя многочисленные приветствия и поздравления.

— О, Солнце и Луна! Он же к нам идет. Лима, поговори с ним. Я боюсь. Нам нельзя... неужели он?..

— Смотри, Залис, — оборвала ее молодая валса, наблюдая за Западным ветром, который стремительно влетел в Северный зал, едва не снеся зазевавшуюся служанку, и теперь мрачным взглядом осматривал валс, будто выискивая жертву, что поплатится за его настроение.

— Он точно сказал!

— Только не плачь, Тали! Возьми себя в руки. Я сейчас узнаю. Стой здесь и, пожалуйста, улыбайся! Не смей плакать.

Талиса, стиснув зубы, кивнула и Лима поспешила к Нарису, повторяя себе, что должна держаться, хотя руки так и чесались отвесить непутевому валсу несколько оплеух.

— Ты что все рассказал? — огорошила она его вопросом, едва сдерживаясь от крика и совершенно не обращая внимания на раздраженный взгляд, которым одарил ее Нарис. — Совсем с ума сошел?

Наследник ответил не сразу:

— Никто не давал тебе права говорить со мной в таком тоне. Но если тебе интересно знать, то да, я рассказал о нас с Талисой своему отцу.

Лима зло сжала кулаки, из последних сил сдерживая злость:

— Добился чего хотел? А? Талиса чуть в обморок не упала, когда тебя увидела.

— Я должен был это сделать.

— Громче! Еще не все знают ваш секрет! Давай же просветим!

— О чем? — поинтересовался дядюшка Таисар, и девушка поняла, что, поучая Нариса, сама едва не выдала тайну.

— Как Альсия волнуется, — с милой улыбкой ответила промэя, отводя Нариса в сторону. — И что он ответил?

На щеках молодого валса заиграли желваки:

— Отказался расторгнуть помолвку. Говорит, что Солнце может наказать нас за ослушание. Никто не имеет права противиться его приказам.

— Давай еще Мэйруту пойдем расскажем, — прошипела промэя. — Я же просила!

— Леди Лима! Любимая! — вскричал кто-то, падая на колени у ног девушки.

Промэя не сразу осознала происходящее и еще долго вглядывалась в лицо Нариса, на котором расцветала ехидная улыбка.

— Я люблю вас! С той первой минуты, как увидел! — теперь уже Лима не могла делать вид, что ничего не произошло, и опустила взгляд на валса, схватившего ее руку и припавшего к ней в страстных поцелуях.

— Вер? — взвизгнула она, выдернув пострадавшую конечность. Отступая, девушка запуталась в юбке, не успей Нарис ее поддержать, падение прекрасно довершило бы развеселившую Северный зал сцену признания. — Совсем потерял рассудок?!

— Да! От любви!

— Вер! Встань немедленно!

— Я столько ждал этого момента! Каждый день решался подойти к вам... а сегодня...

— Кажется, зелье уж слишком сильное. Хоть бы Альсия разум не потеряла, — разозлилась уже на себя Лима, видя затуманенный взор Вера, который вновь пытался схватить ее руку. — Нарис, лучше прекрати смеяться! Я очень зла!

— А сегодня я вдруг почувствовал в себе силу, — вновь обрел голос безумный влюбленный. — Меня будто что-то накрыло! Эта сила буквально толкнула меня к вам!

— Не хватал бы чужое, ничего бы не накрывало и толкало!

Заиграл горн, и все тут же притихли. Лима, пользуясь моментом, спряталась за спину Нариса.

Одна за другой в зал вошли десять жен Солнца, все разодетые, сияющие драгоценными каменьями, а некоторые даже свирепствующие, например Азра и Крисана, которые облачились в похожие алые платья (кажется, кому-кому, а их портнихам сегодня не поздоровится). Когда валсы отдали им дань поклонами, заняли свои места на тронном подиуме. И лишь после них появились Мэйрут и его любимая супруга астрия Салия-Лирса. Валсы склонились в низких поклонах и, только когда Мэйрут позволил, взглянули на солнечную чету. Салия-Лирса была прекрасна, какой может быть лишь Вечерняя Звезда, вся сияющая и таинственная в своем пышном мерцающем синем одеянии. Мэйрут — бесконечное воплощение мужественности и силы, которая наполнив зал, покорила каждого, заставляя сердца учащать свой ритм.

Подняв правую руку, Мэйрут обвел взглядом своих подданных и, наконец, произнес властным голосом:

— Пусть будет славен мир наш!

— Пусть свет никогда не покинет его, — шепотом ответил ему каждый валс.

Напряженность спала и все вздохнули вольнее. Хотя совершенно ненадолго, ведь в этот миг хлопнула дверь и в Северный зал вбежала бледная служанка. Размахивая клочком бумаги, она поспешила к Солнцу:

— Ваше Сиятельство, леди Альсия сбежала!

Мэйрут глянул на нее так, что валса стала испуганно отступать, осознав свою ошибку и уже, несомненно, прощаясь с жизнью.

Галия закричала. Вторил ей еще один голос:

— Моя невеста сбежала? Что же теперь со мной будет?

Нарис и Лима удивленно посмотрели друг на друга и стали оглядываться в поисках того, кому принадлежали последние слова.

Глава 10

Тад-Лакар

Путь в Тад-Лакар или Город ста дорог, как его еще называли в народе, занял несколько дней и был наполнен по большей части хмурым молчанием Сунара, редкими переглядками Лимы и Тамира, позабывших на время свои пререкания, частыми перевязками Огненной да пылью полевой дороги.

Для Огненной маг создал из старой березы небольшую повозку, наделив магией движения. Несмотря на переживания, лиса медленно шла на поправку. И это единственное приносило радость всем, омраченным смертью волка и странным предсказаниям Синей ведьмы. Сунар упрямо ничего не говорил, хотя промэя много раз пыталась выяснить правду, часто ее поддерживал и ученик мага.

О молчании все забывали лишь на уроках магии Тамира, который теперь учился управлять посохом Алты. Получалось плохо, за что он выслушивал тирады от учителя и бесконечно краснел и бледнел. Но Лима видела, что больше всего юношу волнует не гнев Сунара, а то, что, несмотря на свою связь с посохом, которую чувствовал даже учитель, молодой маг никак не мог принудить его творить магию. И виновен был лишь сам Тамир, магия в посохе бушевала, но не желала слушаться приказов хозяина. Один раз ученику все же удалось сотворить заклятие, посох повинился, но магия, которая сорвалась с дрожащих веточек, лишь искрящимся облаком взметнула волосы Лимы и выбила ложку с супом из рук Сунара, после чего бесславно растаяла. Маг ничего не сказал, но его взгляд стоил тысячи слов, и Тамиру не оставалось другого, как виновато склонить голову.

Позже вечером, когда Сунар уже дремал, а Лима все никак не могла последовать его примеру и найти удобное положение на твердой земле, девушка заметила темный силуэт на фоне тлеющего костра. Не удержавшись от раздраженно возгласа, правда тихого, еще не хватало старого мага разбудить и заработать на свою, а, тем более, Тамирову голову новую мораль, она поднялась и медленно приблизилась к костру.

Некоторое время нерешительно постояв в тени, промэя все же присела возле Тамира и молча стала разглядывать алые головешки, от которых плавно, завиваясь кольцами, поднимался седой дымок. Лима взяла длинную палку, что лежала неподалеку и постучала концом по головешкам, так что они рассыпались миллионами ярких искр.

— Не спится? — нарушил тишину Тамир, отчего девушка даже невольно вздрогнула.

Поведя плечами, чтобы сбросить оцепенение, наигранно фыркнула:

— Страдания твои не дают уснуть.

На последних словах, Лима уже проклинала себя, но все же упрямо договорила. Юноша на мгновение замер, а потом презрительно усмехнулся:

— А я-то думаю, что это ты так долго не язвишь, заболела небось. Но теперь вижу, все хорошо.

Промэя виновато поморщилась и, собравшись с силами, посмотрела на насупившегося Тамира:

— Извини, самовольно вырвалось.

— Как же!

— Это правда. Я переживаю за тебя, честно. И не могу понять, что происходит, почему ты не можешь управлять посохом. Ведь он признал тебя своим хозяином. Правда же?

Тамир посмотрел на нее, словно думая, можно ли Лиме доверять, но затем кивнул и неуверенно проговорил:

— По-крайней мере, я так чувствую. Чувствую его силу. Она течет по моим жилам, переплетается с моей силой, но потом они точно связываются узелками, сковывая магию.

Юноша снова стал рассматривать посох, казалось, он искал ответы в его тонких ветвях и нежных листьях, хотя оба понимали, что ответы были в самом маге.

— Расскажи мне о своем детстве, — осторожно попросила промэя, зная, что он может отказать, девушка не особо заслуживала откровенности, — пожалуйста.

Тамир оглядел ее испытующим взглядом, выискивая истинные мотивы, а затем, ничего не сказав, перевел взгляд на ночное небо, на котором блистала тетушка Лимы Луна, окруженная венцом сияющих звезд.

— Учитель говорил мне, что каждый рисунок как Солнца, так и Луны что-то означает, — тихо прошептал Тамир.

— Ты видишь рисунок тетушки?

— Разумеется. Я ведь маг.

— Прости, просто даже не все маги видят наши рисунки. Древние валсы называли их — гоали. Но ведь как это прекрасно, правда? Мне жаль, что не все могут видеть сейчас тетушку Гайэлли в ее гоали.

Тамир промолчал, но согласно кивнул.

— Ветер и туман тоже рисуют гоали, ты когда-то замечал? Они намного бледнее, не такие яркие, как гоали Солнца и Луны, но, мне кажется, не менее удивительны.

— Благодаря ветру и его рисунку, я впервые осознал себя не таким, как все, а потом и магом. Это был День Духов. Говорят те, кто никак не может упокоиться в мертвом мире, возвращаются в этот день, чтобы расплатиться со своими обидчиками. Многие в народе боятся этого дня и не высовывают носов из домов, но есть и другие, кто либо не верит, либо не хочет этого показать. Одного из таких проказник-ветер однажды и решил проучить. Никогда так не смеялся после, это было поистине уморительное зрелище. Видела бы ты нашего Толстяка Зарга, местного мясника Золотавого... Так именуется мой городок... кхм... Так вот, видела бы ты, как Зарг с бешеными криками гонялся по центральной площади, пытаясь убежать от воющего духа. Я и не предполагал, что не обремененный умом мясник обладает даром видеть рисунки стихий. Поговаривают, бабка его была ведьмой.

Лима слушала с улыбкой, жалея, что сама не видела того забавного зрелища.

— Уверена, это кто-то из Восточных Ветров, они еще те шалуны! Мой дальний дядюшка Морис большой любитель подобных розыгрышей.

Тамир ничего не ответил, и девушка прикусила губу, не зная, что сказать и стоит ли. Минуты шли, а молодой маг все сохранял тишину, Лима уже подумала, что правильней будет оставить его наедине, как услышала слова:

— Учитель раньше рассказывал, что означают гоали Солнца и Луны, после перестал, считая, что я сам должен уметь разбираться в их плетениях и узорах. Но как не пытаюсь читать гоали по книгам, не могу понять всех линий и знаков. Вот сейчас, я вижу лишь обрывки узоров Луны. Вижу молодую девушку, она задумчива, будто бы даже печальна... но остальное неизвестно для меня...

— Это Асадо — одна из богинь-прислужниц Судьбы. Я вижу ее умелые руки, которые вышивают что-то на полотне Судьбы. Нить жизни сверкает очень ярко, даже слишком, будто это ее последняя возможность явить себя миру, прежде чем потухнуть навсегда, — последние слова Лимы прозвучали очень тихо.

— Удивительно, что кто-то вышивает дорожки наших жизней, — проговорил Тамир, внимательно вглядываясь в рисунок Луны. — Чувство, что ты не владеешь сам собой и кто-то другой решает все за тебя.

— Выбор и шанс есть всегда, просто нужно не сдаваться. Судьба дама с юмором, да и щедра она безмерно, пусть и так же строга, потому всегда может улыбнуться тебе.

— Улыбнуться, — повторил юноша и его голос прозвучал несколько надрывно, что даже дрогнуло сердце промэи.

— В моем детстве нет ярких моментов, которыми хочется поделиться, — вдруг вновь заговорил ученик Сунара, что девушка едва сдержала возглас удивления. Она почти забыла, что сама и спрашивала о его детстве, да и не надеялась, что Тамир все же решит рассказать.

— Единственный яркий ты уже знаешь, игры ветра и последовавшая за ним магия. Она-то и изменила мою жизнь, прежде серую и мрачную. Хотя какой может быть жизнь сироты, никому не нужного и чужого. Родители умерли от чумы, когда мне было всего четыре года, около полутора лет я пожил в приюте... скорее, он походил на какую-то хибару. А потом наша 'мамка', так мы называли смотрительницу приюта, решила, что я готов работать и отдала в услужение к мельнику Хрычу Вейлу, который 'сжалился над сироткой', предоставив ему работу. Нас было несколько сирот, я и еще шестеро, из которых две девчонки. За тарелку вонючей похлебки, мы должны били выполнять всю грязную и тяжелую работу на мельнице. Я ненавидел свою жизнь, ненавидел Вейла, его вечно вопящую жену и их детей, которые смеялись над нами и часто издевались. Решил, что сбегу, как только будет возможность. Не знал, как исполню задуманное, но был уверен, что это случится.

Ненадолго Тамир притих, а Лима покорно ждала, зная, что ему нужно время, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Подобное не забывается, притирается, бледнеет, теряет свою остроту, но в любой момент, когда почувствует слабину, оживает и накрывает волной.

— А потом был тот ветер, когда я увидел рисунки-гоали и понял, что не такой как все. Тогда и почувствовал в себе силу, слабую, ускользающую, но силу. Не сразу осознал, что это магия, но после со мной стали происходить разные странности, сила начала проявляться. Понемногу я стал овладевать своими способностями, наверное, мое желание было настолько большим, что это давалось мне удивительно легко.

Однажды Вейл хотел ударить меня за то, что из мешка просыпалась мука, словно я был виноват, что на мельнице водились мыши. Это получилось неожиданно даже для меня, я интуитивно использовал силу против него. Рука мельника так и застыла в воздухе, а потом самовольно ударила его же по лицу, а после этого — прибежавшую на крик жену. Они были так напуганы произошедшим, что оставили меня в покое.

В ту же ночь я сбежал. Но, против своего прежнего обещания, решил хотя бы на время остаться в городке, не знал, куда идти, боялся. Я научился скрываться под другими обличиями, так что меня никто бы не узнал, что позволяло поднакопить немного денег... Да, позволяло воровать. Не скрываю этого. Совершенно случайно мою магию увидел корчмарь. Именно тогда я понял, что должен бежать из Золотавого. Но, неожиданно, он предложил мне работу... если это можно так назвать. Я попрошайничал у его корчмы, воровал деньги у богачей, которые бывали проездом в нашем городишке, играл в карты, наперстки. Не знаю, как так получилось, но я позабыл все прежние планы, мне нравилась моя жизнь.

Именно в тот миг, как ты говоришь, Судьба мне улыбнулась и на пути повстречался учитель. Я не хотел становиться его учеником, не хотел обязательств, сложностей и ответственности. Но учитель не оставил мне выбора и вынудил согласиться. И только много позже я осознал, как мне повезло, что он появился в моей жизни. Теперь учитель мне как отец, — голос зазвучал очень тихо, Лима едва разбирала слова. — Я не представляю своей жизни без него и благодарен Судьбе, что она вышила мою дорожку таким крутым зигзагом.

Юноша качнул головой, будто избавляясь от оков сна, и бросил несколько удивленный взгляд на промэю, что она даже почувствовала себя так, словно подслушивала тайком. Видимо молодой маг осознал, что был слишком откровенным, потому вспыхнул сердитым румянцем. Собирался уже подняться, но девушка в этот миг заговорила и Тамир, со вздохом, смиренно склонил голову.

— Именно поэтому ты не можешь покорить посох. Ты считаешь себя недостойным, ведь так?

Ответом ей был еще один вздох, на этот раз полный злости. Но все же Лима услышала и отголосок отчаяния, а потому с еще большей твердостью продолжила:

— Потому не можешь теперь управлять своими силами. Считаешь себя недостойным учителя и его любви, не достойным Алты, не так ли?

— Что ты понимаешь? — вскричал юноша, вновь пытаясь скрыться за язвительной маской.

— Ты зря так думаешь, — сказала Лима, проигнорировав слова Тамира. — Просто никогда не видел, как Сунар смотрит на тебя. Как на сына, любимого и обожаемого. Каким светом гордости и счастья сияли его глаза, когда ты сказал, что хочешь посох. Он все боялся, что ты никогда не поверишь в себя. А ты так и не поверил! Захотел посох ведь только из-за моих слов, назло мне, ведь так?

— Не веди себя со мной, как учитель. Ты не знаешь, что в моей душе и не нужно давать мне советы!

— Я и не буду давать советы. Просто хочу помочь. Правда, очень хочу.

Тамир долго всматривался в нее, будто ожидая, что Лима сейчас рассмеется, но после, не найдя ничего подозрительного, кивнул и после продолжительного молчания прошептал:

— Я не считаю себя недостойным... просто чувствую вину за свое прошлое.

— Это глупо, Тамир, пойми. Прошлое уже далеко, не нужно нести тот груз. К тому же, я не считаю его уж таким тяжелым.

Молодой маг ничего не ответил, теперь, словно бы, заинтересовано вглядываясь в темные просторы, которые расстилались перед ними. Редкие силуэты деревьев, что высились над покатыми, посеребренными Луной полями, плавно покачивались в такт легким порывам ветра. Ночные птицы громко перекрикивались, разбивая ночную тишину. Лишь Асадо все так же печально вышивала чью-то линию жизни, вплетая в серебряную нить отблески ночи.

Лима невольно вспомнила слова Тамира о Судьбе и задумалась. Действительно, это казалось странным, что ее жизнь заключалась в такой же сияющей нити и что чьи-то руки прошивали этой нитью полотно Судьбы, обрекая на счастье либо горе. Она почти видела это великое, бесконечное полотно, испещренное нитями жизней, в переплетении которых мерцала и жизнь промэи. Ее нить сейчас близка к нитям Тамира, Сунара и Огненной. Но как далеко она от Талисы? И какую дорожку вышивает для сестры прислужница Судьбы? Не печальна ли она сейчас, как и Асадо? Или с улыбкой соединяет судьбы сестер, даруя скорую встречу?

Странно, но прислужницы Судьбы имели силу и над всемогущим Солнцем. Лиме было сложно представить, что жизнью Мэйрута может управлять такая хрупкая, но все же всесильная девушка, вышивать ее неожиданными изгибами, поворотами, сплетать с другими жизнями либо навсегда разрывать. Промэя улыбнулась, представив, как прислужница когда-то соединила нити Солнца и астрии, чей союз никто и представить не мог: строгий, волевой, властный Мэйрут и упрямая Салия-Лирса, самая гордая и непокорная из дочерей Цернэи, прежней Луны. Но любовь их вспыхнула словно искра, так и не отпустив двух валс даже спустя такое долгое время. Любовь изменила обоих, сделав Мэйрута более ласковым, нежным, понимающим, а непокорность и упрямство Салии-Лирсы обратив на мягкий, теплый свет.

Втайне даже от себя, Лима всегда мечтала встретить кого-то, кто будет смотреть на нее так же, как отец смотрел на маму. Именно потому девушка так противилась замужеству, убеждая всех, что ей любовь не нужна. На самом деле просто не хотела постичь горе и разочарование, ведь невозможно быть счастливой, когда супруг не испытывает к тебе искреннюю любовь и ты не отвечаешь ему тем же. На меньше она не желала соглашаться.

Невольно она вспомнила теперь такой далекий, укрытый тенью Синей ведьмы, день в Каменном лесу и чарующую музыку Оленихи. Колокольчики каласа заиграли где-то совсем близко, касаясь сердца мелодичным перезвоном. А потом Лима, как наяву, почувствовала теплые, слегка дрожащие руки Тамира, дыхание на своей щеке и увидела его взгляд: ласковый и восхищенный. Именно таким взглядом Мэйрут всегда смотрел на Салию-Лирсу, и именно об этом девочкой всегда мечтала Лима.

Но как в прошлом, так и в воспоминании дивное мгновение разрушил возникший вслед за лаской холод в зеленых глазах Тамира и последовавшая за этим обида девушки.

Лима посмотрела на юношу, все также вглядывающегося в просторы полей, и совершенно не думая, покорившись эмоциям, взяла его ладони в свои. Дождавшись, когда слегка сердитый и недоумевающий взгляд Тамира встретится с ее взглядом, девушка прошептала:

— Забудь о прошлом. Лучше вспомни слова Сунара в Каменном лесу. Помнишь, как он сказал, что гордится тобой? Это правда. Он всегда гордится тобой, я это вижу. Возможно, изредка холоден и всегда строг, но лишь потому, что боится, что ты возгордишься и лишь потому, что ты, Тамир, можешь достигнуть чего-то необычайного и великого. Сунар сам говорил, что ты станешь великим магом. Думай об этом, а не о прошлом. Все мы совершали что-то нехорошее, кто-то в большем, кто-то в меньшем, но только в настоящем и будущем можем это изменить. Живя прошлым — не искупить вину. Потому лучше помни те слова Сунара, они были от чистого сердца, помни Алту и ее верность. Это достойно твоих мыслей, а никак не прошлое.

Лима поднялась и, тихо пожелав юноше спокойной ночи, оставила его наедине. Больше она ничем помочь не могла. Остальное мог сделать лишь сам Тамир.


* * *

Сунар разбудил их еще в предрассветных сумерках, и даже привыкшая к подобному Лима, долго недовольно бурчала себе под нос, бросая сердитые взгляды на старого мага. По красным глазам Тамира, который, девушка не сомневалась, улегся спать только поздней ночью, было заметно, что и он не меньше ее недоволен этим обстоятельством, но был неожиданно покорным и тихим. Смирилась и Лима, когда Сунар поведал, что дорога к Тад-Лакару, являющемуся центром торговых путей, а также одним из самых важных городов страны, всегда загружена и если они не поторопятся, то только к вечеру ступят на его светлую брусчатку.

Наскоро позавтракав (промэя, разумеется, в этом действе участия не принимала, разве что, нос морщила), путники выступили в дорогу. Сунар вновь молчал, предупредив лишь Тамира и Лиму о том, что они должны вести себя тихо и стараться не выделяться из толпы. Молодой маг тоже был немногословен, и девушке только оставалось, что любоваться игрой утренней зари, которая нежно мерцала в небе, предвещая скорый приход Солнца.

Наконец, не выдержав молчания, Лима проговорила:

— Сунар, прошу вас, скажите что-нибудь. Мы с Тамиром смирились, что вы не хотите раскрыть нам тайну, которую поведала Синяя ведьма, но ведь это не значит, что мы должны все время молчать.

Старый маг с отеческой улыбкой глянул на нее:

— Ты сколько не напоминай, я все равно не отвечу.

Промэя надула губы, жалея, что ее тайный план раскрылся. Но через мгновение уже сияла улыбкой:

— Я и не хочу ничего знать. Просто расскажите нам что-то. А то ведь так скучно. Например, о Тад-Лакаре! Его историю!

Сунар на миг задумался, вглядываясь вдаль, где вскоре должны были показаться стены города, а затем покачал головой:

— История Тад-Лакара мрачна и темна. В ней мало ярких воспоминаний. Не думаю, что вам нужно ее знать.

— Но все же, — поддержал девушку Тамир, видимо так же, как и она, уже не в силах выдерживать напряженную тишину последних дней, либо искал возможности спрятаться от своих мыслей.

— Пожалуйста, — протянула девушка, и старик тяжело вздохнул:

— Тад-Лакар — это имя бедного человека, который жил в далекие времена нового мира, еще только созданного прародителем Лимы Солнцем.

-Атериусом, — кивнула Лима, вспомнив один из портретов своего прадеда, что висел в картинной галерее. На нем был изображен самоуверенный, невероятно высокомерный и грозный мужчина. В детстве она даже боялась проходить мимо портретов Атериуса, столько силы и воли было в его золотых глазах.

— Этот человек поплатился сперва счастьем, — продолжил Сунар, — а потом и жизнью. Хотя являлся самым невинным существом, какое только можно представить, и оплатил вину других. Сам город тогда был всего лишь небольшим селением, которое именовалось Заречьем. Поговаривают, люди в Заречье были очень жизнерадостные, веселые и улыбчивые. Песни слышались из каждого двора, ими встречали рассвет и закат.

Старый маг замолчал, и Лима с Тамиром хмуро переглянулись, решив, что он передумал рассказывать. Но вот вновь послышался голос старика, прозвучавший несколько глухо и печально:

— Тем страшнее была беда, которая настигла Заречье. На улицы и в дома пришла мада.

Лима задохнулась от ужаса, когда услышала последнее слово. Она мало знала о самом мире, но о маде многое, ведь эта ужасная болезнь в прошлом накрыла землю душной черной тенью, без надежды на избавление. Но самое страшное было то, что зарилась 'костлявая старуха' лишь на детей, совершенно обходя стороной взрослых, многие из которых с радостью отдали бы ей взамен свои жизни.

— Страшная злодейка начала свое кровавое шествие именно с Заречья, — сказал Сунар, и Лима очнулась от темных мыслей, — словно умышленно разрушая яркое, что было в нашем мире. Песни смолкли, улыбки исчезли, мощеные улицы усыпал пепел и обломки сгоревших домов. Люди надеялись огнем усмирить страшную болезнь, но для мады это оказалось лишь еще одной веселой забавой, в которой огонь был малой преградой. Знахари и лекари отчаянно пытались найти способ защиты от болезни, но ничто не могло остановить старуху. Даже магия! Ужас сменился борьбой, а потом пришли тихое отчаяние и горестная покорность судьбе, граничащая с безумием.

И вот тогда, в том безумии, промелькнуло светлое пятнышко. А именно Тад-Лакар или как называли его заречьенцы — Талин, то есть по-древнему — 'ребенок'. Тад-Лакар был самым настоящим ребенком: несчастным и обиженным. Он был душевнобольным. Маленьким ребенком, несмотря на взрослый вид, ведь так и не смог пережить смерть своей матери, виденную собственными глазами. Его единственного не трогала мада, ведь, несмотря на разум, Талин был взрослым мужчиной. Возможно из-за этого, он и стал тем спасителем, что смог покорить болезнь... пусть и не по своей воле.

Увидев подругу по играм, которая умирала, съедаемая мадой, Талин бросился к ней, но обезумевший от горя отец девочки ударил его, не позволяя прикоснуться к дочери. Кровь Талина упала на лицо девочки, за что бедный 'малыш' получил новую оплеуху и был изгнан из дома селянина.

Это и стало началом конца, как для мады, так и для Талина. Девочка ожила, глотнув каплю крови Тад-Лакара и буквально на следующий день смогла подняться. Поселенцы обезумели от возможности спасти своих детей и бросились к Талину. Но бедный ребенок не мог понять, что хотят эти люди, он испугался их криков, угроз. Пытался сбежать от людей. И тогда Талина настигла смерть. Смерть от безумцев, пытающихся спасти своих детей.

Болезнь отступала быстро и покорно. Целительная сила крови Тад-Лакара, усиленная зельями лекарей, спасала одну жизнь за другой. Но ту жестокость, что посеяла мада, не могли изменить: ни зелья, ни улыбки спасенных детей.

Заречьенцы бросили свое селение, возможно, пытаясь позабыть беду, что натворили. Но, уверен, тень мады и того безумия так и не оставила их в новых жизнях.

Спустя некоторое время на месте брошенного селения стало расти новое, вскоре, благодаря своему удачному расположению, переросшее в город. Его и назвали Тад-Лакар, ведь никто не позабыл трагическую судьбу спасителя. Но разве может это быть платой разрушенной жизни Талина? Скорее горькой насмешкой. Именно поэтому чаще Тад-Лакар зовут Городом ста дорог. Не у каждого хватит силы принять вину своих предков, которые убили беззащитного ребенка, пусть и спасая другие жизни.

Лима и Тамир ничего не ответили, уже жалея, что попросили Сунара рассказать эту страшную историю. А промэя даже едва не предложила обойти город стороной, но смолчала, помня, что травы для мазей и лекарств Огненной почти на исходе. И нужда в лошадях остается неизменной. Пеший путь тяжел даже для Лимы, особенно из-за того, что так неспешен.

Словно желая показать, что Тад-Лакар теперь неизбежен, на горизонте показались высокие шпили центральных ворот, на которых обвисали поникшие бело-желтые стяги, каждую минуту готовые взлететь на порывах ветра. А он, проказник эдакий, только насмешливо поигрывал их плетеными кистями, не желая возвеличивать королевскую семью, рея ее флаги над головами подданных. Вспомнив историю Сунара, Лима злорадно улыбнулась, радуясь пусть и такой маленькой, но мести королю. Жаль, у нее нет подобных магу сил, чтобы сорвать флаг и вместо цветка нацепить на голову старшине стражников, восседавшему в ту минуту на гнедой лошади у ворот и с презрением разглядывавшему людей, что часто отдавали последнюю монету его служивым, дабы ступить за ворота города ста дорог.

А ворота оказались грозным, но и величественным видением: огромные, тяжелые и пугающе скрипящие. Они вгрызались железными петлями в городскую стену, на которой черными провалами темнели бойницы. Стена была очень высокой и почти скрывала за своими каменными объятьями Тад-Лакар, открывая обзору лишь острые башни и черепичные крыши домов.

Отведя восхищенный взгляд от самой высокой башни города, которую оплетал стальной дракон, Лима увидела длинную вереницу людей, лошадей, повозок и карет, что ожидали своей очереди войти в Тад-Лакар, и поджала губы.

Ее мысли озвучил Тамир:

— Мы хоть к вечеру попадем в город?

Сунар впервые улыбнулся, и Лима не смогла скрыть своего удивления, в то время как старый маг наставительно произнес:

— Смирение — основа жизни.

Юноша встретил мудрые слова тяжелым вздохом и возвел глаза к небу:

— Лучше бы я сейчас мирился с большим сырным пирогом и свиной запеканкой. Такое смирение — моя основа жизни.

— Глупый мальчишка, — пожурил его Сунар, но сам мечтательно взглянул на ворота Тад-Лакара, а промэя решила, что возвратившийся аппетит — это хороший знак. Может, зря они с Тамиром переживали и все будет хорошо.

— Что ж, — усмехнулся старый маг, — это был неоспоримый довод. Зря я, что ли, столько лет служил королю ради знака вольного мага? Знаете, так будет даже лучше и более безопасно.

Промэя изумленно глянула на Тамира и, заметив, как лукаво тот улыбается, хихикнула, поняв, что молодой маг провел учителя.

Сунар поманил их за собой и, пока никто из людей не заметил, небольшой отряд спрятался в редкой посадке, вдоль дороги.

Лима, не понимая, что происходит, хотела уже спросить старого мага, но внезапно почувствовала странный холодок по всему телу и испуганно вскрикнула.

— Тише, девочка, — поспешил успокоить ее Сунар и как-то странно посмотрел.

Испугавшись еще больше, Лима перевела взгляд на Тамира... Но на месте его стоял совершенно другой юноша и не светись в теперь уже бледно-голубых глазах знакомая хитринка, девушка и не подумала бы, что это и есть молодой маг. Тамир стал гораздо ниже, сменил свои волосы на более светлые кудри и приоделся в темно-серую мантию, из-под которой выглядывали бедняцкие башмаки.

Осознав, что и с ней произошли изменения, промэя, насколько было возможно, оглядела себя и отметила, что одета так же, как и Тамир, к тому же приобрела морковный цвет волос, что доказывала коса, перекинутая через плечо. Радовало лишь одно — Лима хоть осталась девушкой.

— Побудете братом и сестрой на недолгое время, — деловито осматривая их, прошептал Сунар.

— Но зачем нам скрываться?

— Тад-Лакар полон магов, Лима. Здесь находится одна из главных магических академий. И они ищут Тамира, так просто его выходка в Веселухе не пройдет. Король не успокоится, пока мальчишка не падет перед ним на колени либо будет казнен на центральной площади столицы.

Промэя взглянула на юношу и увидела, что он совершенно не удивился словам Сунара, либо очень пытался это показать, ведь в глазах на мгновение промелькнул страх.

— Потому, мы должны быть очень осторожны, — продолжил старик, видя, как побледнела промэя.

— Но...

— Лима, сейчас не то время, чтобы говорить об этом. Сделанного не воротишь. Рано или поздно Тамиру пришлось бы столкнуться с волей короля. Маг чувствуют другого мага, когда тот входит в полную силу. Наши силы переплетены. Единственная возможность защитится, никогда не использовать силы, не пытаться покорить их...

— Но это словно отказаться от самого себя! — воскликнул ученик и Сунар согласно кивнул:

— Да, ты прав, но из-за той выходки, узнать политику короля и его ордена придется гораздо раньше, еще до твоего пика сил, когда ты в состоянии будешь сам защититься.

Девушка не знала, что сказать и только смотрела на Тамира, чувствуя, что страх сменяется злостью. Ведь из-за своей легкомысленности и самовлюбленности он теперь мог поплатиться жизнью.

— Глупый мальчишка, — прошипела она, ожидая, что юноша будет защищаться, но тот отвел глаза, и Лима осознала, что лишь утяжелила чувство его вины, от которого этой ночью пыталась избавить. А ведь на самом деле была ничем не лучше Тамира и сделала тоже много подобных ошибок, но ее не судили за детские проделки столь строго. Лима всегда знала, что жизнь принадлежит лишь ей одной, и никто, и никогда не считал иначе. Но жизнь Тамира с самого рождения была будто не его, он стал жертвой своих же сил, своего происхождения и теперь оставалось только бежать либо стать рабом чужой, безумной алчности.

— Прости, — прошептала девушка и, увидев взгляд Тамира, едва не рассмеялась, столь поражен он был переменой в ней. — Тот дурацкий поступок не означает, что ты должен стать очередной игрушкой короля.

— Идемте, дети, побудете пока моими учениками, которых я веду в академию. В городе сменим наши обличия, — поторопил их Сунар. — Жадность магов позволит нам свободно войти в город, а после нужно просто быть осторожными и мы так же беспрепятственно выйдем.

— Не слишком ли мы рискуем ради лошадей и лекарств? — вырвалось у Лимы, но одновременно она понимала, что права. — Мы могли бы обойтись без всего этого.

Старик печально посмотрел на недвижимую фигурку Огненной, лежавшую на повозке и сердце девушки сжалось.

— Она поправляется лишь благодаря зельям, сама еще слишком слаба, чтобы бороться, да и не пытается. Наверное, еще не чувствует себя. Если вечером не дать ей сыворотку эрти, боюсь, она вновь ослабнет. А корень эрти растет лишь на юге страны. К тому же это не единственное, что ведет нас в город. Нам нужна карта Восточных лесов. Они одна из наибольших загадок мира. Именно поэтому сола спрятала ритару в озерном крае, Восточные леса оберегают их с одной стороны, с другой же Лунные горы, перейти которые никому еще не удавалось. Узари Восточных лесов самые скрытные из всех сестер-хранительниц, никто и никогда не видел их. Редкому человеку и даже магу удавалось самостоятельно пересечь лес, тропки которого словно коридоры лабиринта всегда уводят от правильного пути. Карты Восточных лесов можно купить лишь в Тад-Лакаре. У Лысого Жейла. Правда, стоят они столько, что только богачу по карману. Жейл — сын мага, пусть и сам не обладающий даром, но прекрасно разбирающийся во многих заклинаниях, волшебными монетами его не проведешь. К тому же, если бы мы и имели возможность купить карту, у Жейла, а после и дознавателей могут возникнуть вопросы, зачем нам она. Что делать троим путникам в Восточных лесах, куда нечасто решается ступить самый бравый маг?

— Как же тогда мы получим карту?

Сунар бросил короткий взгляд на Тамира, Лима испуганно отступила, а юноша лишь еще ярче заулыбался.

— В городе решим, — вздохнул старый маг. — А пока нам нужно попасть туда, — взмахнул посохом и на повозке возникло несколько дорожных мешков, скрыв собой Огненную. — Ну, Тамир, впрягайся, не следует нам слишком явно пользоваться магией. Король этого не любит.

С мученическим видом, юноша потянул за собой повозку и, подмигнув промэе, Сунар последовал за ним. Нервно одернув мантию и попросив небо быть к ним милостивым, Лима выступила из-под покрова деревьев.

— Ведите себя тихо и смирно. На людей не обращайте внимания. Воспользуемся же привилегией магов.

Сказав это, старик обогнул толпу и поспешил к воротам. Поначалу люди еще не осознавали, что кто-то посмел лезть без очереди, но все изменилось, когда прозвучал громогласный рык толстой торговки, которая, потрясая руками, обвешанными связками сушеных грибов, преградила дорогу старому магу:

— Ты куда прешь, дед? Совсем обезумел? Я тут стою с ночи и должна пропустить какого-то наглеца?

Лима невольно сжалась под злым взглядом торговки, особенно, когда послышались не менее гневные возгласы других людей.

— Ты не знаешь своего места? — с незнакомым шипением протянул Сунар и стукнул посохом.

Земля сотряслась от магической силы, а торговка побледнела и, выстукивая бодрую дробь зубами, отступила, пытаясь спрятаться от потемневших глаз старого мага.

— Как смеешь ты перечить магу, жалкое существо? — голос Сунара звучал совсем по-иному: жестоко, грозно, в нем появились стальные нотки, и даже Лима почувствовала, как подгибаются колени и тайком придержалась за повозку.

— Простите, — пролепетала женщина, не зная, куда спрятаться.

Послышался цокот копыт и вскоре возле Сунара остановились две лошади, с которых легко и проворно спешились два молодых стражника.

— Что здесь происходит? — грозно спросил тот, что был постарше и лишь после заметил вышитый знак на груди старика.

— Я веду в академию Ирлисса двух своих учеников, молодых магов. Убежден магистр Эрнис будет рад нас видеть, потому никто не имеет права задерживать гостей академии, — проговорил Сунар так, словно отдавая приказ или поучая нерадивых слуг, а стражи повели себя, как и следовало: побледнели и склонили головы.

— Тад-Лакар всегда рад таким гостям, — старший стражник отдал честь и вскочил в седло. — Следуйте за мной. А вам, — обратился он к внемлющему люду, — нечего глазеть!

Провожаемые бурными обсуждениями недовольных, два стражника, маги и промэя вскоре остановились возле сотника.

— Десятник Алиф? — свел на переносице удивительно тонкие брови вышеупомянутый.

Старший стражник, видимо он и был Алифом, слегка побледнел, но голос прозвучал твердо:

— Гости академии Ирлисса. Новые ученики, сотник Васс.

— Ууу, — протянул Васс, пристально и будто бы с издёвкой, рассматривая 'гостей'.

Лима почувствовала неприятный холодок, исходящий от него, и не сдержалась от того, чтобы передернуть плечами. Тамир, будто прочитав ее мысли, коротко улыбнулся девушке. Ответив ему кивком, промэя вновь посмотрела на старшину и столкнулась с его бледно-серыми маслянистыми глазками:

— Впервые в большом городе, милочка? — манерно произнес он, обнажив слишком короткие зубы. — Того гляди, глазенки сейчас так и лопнут. Поди, и мощеных дорог никогда не видела?

Лима, не найдя, что ответить, потупилась, изобразив стеснение.

— Есть у нас! Залка, чего ты молчишь? Раскраснелась, как помидор! — тут же вклинился Тамир. — Есть у нас мощеная дорога! Дед Галт проложил к своему сараю, так девки теперь таскаются по ней, представляя себя горожанками!

— Как интересно, — остался холоден к его словам сотник, хотя остальных стражей россказни Тамира повеселили.

— Матька, доча старосты нашей Зеленихи, — вошел юноша в роль, — даже водила с собою Старого Безуха, пес ейный, на цепочке. Говорит, видел папаша, когда в Лучевое ездил, город недалеко от нашего села, там более тыщи людей живет, — развел молодой маг руками, пытаясь показать какая это великая сумма, — что местные мамзели так расхаживают.

— Вне сомнения, наш магистр будет поражен вашими познаниями, — злорадно усмехнулся Васс. — Ступайте, дражайшие гости. Добро пожаловать в город ста дорог.

Просить дважды не пришлось и Сунар, Тамир, едва не забывший повозку, за что получил затрещину от учителя, вызвав смех окружающих, и вслед за ними хихикающая Лима скользнули в ворота, что поприветствовали их мерзким скрипом.

Тад-Лакар встретил магов и промэю разбегающимися в разные стороны улицами, которые окружали невысокие, худенькие домики. На одной из них оживленно шумел рынок, вторая была спокойная и даже словно бы слегка сонная, а вот третья, более просторная и широкая, полная людей, и привлекла внимание старого мага. Качнув посохом, он заспешил по стертым временем и тысячами ног белым камням дороги.

Но путь их длился недолго, нервным смешком, переходящим в диковатый смех Тамир заставил остальных остановиться и посмотреть на молодого мага.

— Что случилось? — насупился Сунар.

— Я становлюсь знаменитым, — тихо ответил тот и, проследив за его жестом, Лима увидела пожелтевший лист бумаги, что был пришпилен к деревянной стене корчмы. Рисунок на нем изображал что-то среднее между обличьем Тамира и магистра Лутсиуса.

Виденное было так несуразно, что промэя поспешила спрятать лицо в ладонях, чтобы смехом не привлечь внимание прохожих. От Сунара это не укрылось, и он наградил ее осуждающим взглядом. Но голос старого мага, пусть как он старался это скрыть, все равно искрился веселыми нотками:

— Видимо, тот день стал самым ярким в истории Веселухи, что даже память помутилась.

— Но цена за эту чудную голову совсем неуважительна. Неужели мо...

— Мальчишка, ты еще протруби об этом всему городу, — шикнул на него учитель и зашагал вперед. Лиме и Тамиру ничего не оставалось, как, перекинувшись улыбками, поспешить за ним.

Миновав хлебную лавку и магазинчик парфюмера, что окрашивал воздух сладковатыми ароматами лилий и роз, старый маг ступил под белые своды вычурного моста, который разделял речку, шумно несущую свои воды. Любуясь милыми феями на колоннах моста, Лима оступилась, когда знакомый холод волной овеял тело, взметнув атласную бордовую юбку.

— И кто же я теперь? — прошептала девушка, оглядывая свой богатый наряд: расшитое серебряной нитью платье, золотые браслеты на руках да изумрудное ожерелье, что сверкало в ярких бликах солнца, заглядывающего в узкие оконца моста.

— Моя дочь, — улыбнулся ей высокий седой мужчина, с аккуратными усиками и очками-полумесяцами.

— О! Дорогой папочка, — склонилась перед 'родителем' в поклоне Лима, с трудом сдерживаясь от желания подергать закрученные кончики его усов.

— Купец Лартс собственной персоной. Армус Лартс.

— А я?

— Лииза Лартс. Моя обожаемая дочь, что так хотела увидеть известный город ста дорог.

— Это на меня похоже, — улыбнулась Лима. — Мне очень интересно повидать знаменитую академию. Папочка, мы ведь сходим посмотреть, ну пожалуйста?

— Вся в маму, — покачал головой 'купец'. — Разве мог я когда-нибудь отказать такой улыбке? Непременно, сходим!

— Семейная идиллия, — вклинился глубокий мужской голос и, обернувшись, Лима увидела высокого, красивого светловолосого молодого мужчину с карими глазами. В руках он держал кожаный чемодан, а у его ног лежала дорогая золотая клетка, в которой дремала белая пушистая кошка.

— Мой брат? — спросила промэя.

— Нет, довольно на сегодня братьев и сестер, — ответил Сунар и на миг задумался, будто бы решаясь продолжить. — Твой жених. Ивал Гейл.

Сказать, что Лима была шокирована этим известием, ничего не сказать. Она даже перестала дышать, и новый вдох потребовал большого усилия. В незнакомых глазах Тамира читалось такое же изумление, пусть он и пытался выглядеть спокойным.

— Целоваться я с ним не буду!

— Будто я этого хочу, — ответил молодой маг с насмешкой.

— Вот и ладно!

— Дети! — вскрикнул Сунар. — Нас могут услышать! Идемте, нам нельзя задерживаться.

Промэя молча кивнула, пряча взгляд от Тамира, и, поджав губы, гордо зашагала вслед за 'отцом'.

Глава 11

Мелкие радости, большие тревоги

Они спустились по небольшой мостовой лестнице и оказались на узкой тихой улочке, вдоль которой возвышались похожие кирпичные дома в три этажа.

Молодая молочница спешила куда-то, что-то тихо напевая себе под нос и щуря глаза от яркого солнца. Две старые женщины, сидящие на лавочке под душистой липой, бурно обсуждали сына шляпника, который захаживал к племяннице одной из них. А несколько мальчиков играли в мяч, весело крича и улюлюкая, чем каждый раз заслуживали недовольные взгляды сплетниц, рискуя оказаться жертвами их острых языков.

Сунар, постучав деревянной тростью, остановился возле играющих детей и во всеуслышание произнес:

— Невозможный город! Я, купец Лартс, должен сам нести свой багаж! Зря только карету на каретном дворе оставил. Думал, прогуляемся с вами, дорогие, Тад-Лакар посмотрим, а тут даже багаж некому понести. Позор на голову градоправителю!

Старые женщины внимали его словам с завидной жадностью.

— Эй, мальчик! — окликнул старый маг пробегавшего мимо юнца.

— Да, господин?

— Отнесешь со своими друзьями наш багаж до лучшей из ваших гостиниц, заплачу сребр.

Конопатое лицо мальчишки просияло, и он часто закивал.

— Даг, Зугар! Бросайте мяч!

— Молодцы, молодые люди, — ободрительно улыбнулся Сунар и передал мальчишке свою сумку.

Тамир, изображая скучающий вид, вручил одному из друзей мальчишки чемодан, но клетку с Огненной продолжил держать в руках.

— Наша Рия не любит чужаков, молодой человек, может поцарапать, а то и укусить, — объяснил он и взглянул на 'невесту'. — Ведь правда, любимая?

Лима не сразу осознала, что обращаются к ней, лишь увидев взгляд Сунара, который косил на Тамира, опомнилась и, секунду подумав, ответила:

— Ты прав... дорогой. Помню, как она исцарапала тебе лицо, когда ты попытался забраться через балкон ко мне в комнату.

— Ах, вот оно как! — сделал большие глаза старый маг и осуждающе покачал головой: — Ивал, как вам не стыдно?!

'Ивал' совершенно не смутился слов будущего свекра и, пожав плечами, ответил:

— Никогда не поверю, что вы, господин Армус, не совершали подобного.

Старик расплылся в мечтательной улыбке:

— Что ж, не смею отрицать. Была у наших соседей дочь, красавица редкая, а уж глазки какие... впрочем, это не разговоры для ушек Лиизы.

Лима, как и мальчишки, даже приоткрывшая рот от любопытства, недовольно нахмурилась:

— Ну, папочка!

— И тот туда же, — донесся до них возмущенный голос одной из сплетниц и все заинтересованно на нее обернулись, что последнюю нисколько не смутило. Она поправила высокую прическу и деловито сложила перед собой руки.

— А выглядит как приличный, разумный мужчина, — добавила вторая женщина, с черными, густо подкрашенными краской бровями, что выглядело откровенно смешно, особенно при ее седых, почти белых волосах.

— Премного благодарен, дамы, — склонил голову повеселевший маг.

Дамы же изобразили кривые улыбки в ответ, а после первая вновь проговорила:

— Вот и Катий лез вчера к моей наивной племяннице. А она ведь девочка послушная, робкая, даже и не поняла, что нужно наглецу эдакому. Думала, негодник стихи захотел послушать, вот бедняжка и читала ему, когда я, к счастью, решила заглянуть, проверить спится ли моей девочке. А то она у меня болезненная, спит плохо, иногда зайду, а Люси сидит на балконе и сна дожидается... Так хорошо, что я вчера палку свою захватила, Катий ухнул с балкона, как птенец. Ух, негодник! Так ему и сказала, еще раз посмеет подобное вычудить, так и дам палкой промеж глаз!

— Да целовались они там, Глашая, — махнула на подругу та, что с бровями. — То-то и ждет сон каждую ночь.

— Что ты говоришь такое, глупая?!

Вторая старуха тяжело вздохнула:

— Не та молодежь сейчас, ох, не та!

— Забыла, Сэда, небось, как в молодости к Миру бегала по ночам? — решила отомстить за племянницу Глашая.

— Что? — Сэда была возмущена до глубины души таким предательством. — У нас, между прочим, любовь была.

— Конечно! Наверное, потому из-за горячей любви к тебе он и женился на Доре.

Подруга побледнела и затрясла кулачками:

— Лучше иди к своей Люси, пока стихи Катию почитать не решила и на старика Канда не заглядывайся — моим будет!

Сунар подмигнул смеющимся Лиме и Тамиру и кивнул мальчишкам.

— Идите за нами, господин, — ответил конопатый и поспешил вперед, высоко задирая одно плечо, чтобы сумка старого мага не тащилась по земле.

— Хорошего дня, дамы, — вновь улыбнулся сплетницам Сунар, которые продолжали выяснять отношения, и, под крики, догоняющих друга Дага и Зугара, бодро зашагал по дороге.

Улочка вскоре мягко свернула и вывела на более широкую и оживленную. Здесь ярко пестрели вывески, шумели прохожие и весело играла музыка.

Слушая обрывки разговоров, Лима зачарованно разглядывала людей, старинные фонари, цветы на клумбах вдоль дороги и в горшках на милых балкончиках. Сквозь высокие окна первых этажей виднелись убранства живописных магазинчиков и кафе. Увидев в одном из таких окон симпатичные округлые столики, выкрашенные белой краской и разрисованные голубыми гиацинтами и желтыми розами, девушка невольно остановилась. В небольшом кафе, называвшемся 'Цветочной рощей', было много разодетых дам и их кавалеров, милых старичков с внучатами, веселых девушек и юнцов. Люди переговаривались, смеялись, неторопливо пили чай из изящных чашек и цветные напитки из тонких стаканов, ели фигурное печенье и разноцветное мороженое. Лима никогда не знала какое оно на вкус, но сейчас, смотря как радостно улыбаются дети, орудуя маленькими ложечками, ей почему-то очень захотелось попробовать мороженого.

— Хочешь позже сходим сюда? — спросил кто-то рядом и промэя не сразу осознала, что это Тамир. — Правда жаль, попробовать мороженое все равно не сможешь, хотя это изумительная вещь... но, если честно, я и сам никогда его не ел, просто откуда-то знаю.

Лима улыбнулась ему, подсознательно пытаясь рассмотреть в незнакомых чертах светловолосого мужчины Тамировы и с неудовольствием осознавая, что уже скучает по хитрым зеленым глазам и морщинке, что прочерчивала лоб, когда юноша хмурился.

— Давай сходим. Ты попробуешь и расскажешь мне.

— Договорились, — подмигнул молодой маг и взмахнул рукой. Лиме показалось, что он сейчас коснется ее локона, что, выбившись из прически, покоился на щеке, но маг как-то невесело усмехнулся и провел по своему затылку.

И все-таки что-то в их отношениях изменилось с вчерашней ночи, девушка это чувствовала. Да, они продолжали подшучивать друг над другом, но больше это не задевало девушку, казалось просто игрой. Сам Тамир изменился. Нет, не стал другим и не забыл еще свое прошлое, но, возможно, немного смирился, позволил себе поверить в то, что учитель, действительно, его любит.

— Молодые люди, мы вас ждем.

Стряхнув с себя оцепенение, промэя перевела взгляд на Сунара и в этот раз не удержалась, дернула его за кончик усов:

— Какие милые усики, папочка. Прости, мы с Ивалом идем, я на мороженое засмотрелась.

Сунар как-то загадочно посмотрел сначала на Тамира, потом на нее и Лима смутилась, словно старому магу было известно что-то большее, чем ей самой.

— Тогда идемте, — улыбнулся маг, — мои старые косточки жаждут горячей ванны.

— Папочка, ну как вам не стыдно играть на нашей совести, вы еще у меня видный и молодой мужчина, так что не прибедняйтесь.

— Милая моя, — ласково погладил ее по щеке старик и Лима почему-то почувствовала, как защипало в уголках глаз и поспешно отвернулась, боясь, что расплачется.

— Так это... вы идете? — позвал их конопатый мальчик.

С не меньшим восторгом девушка рассматривала разнообразные магазинчики полные книг, дамских шляпок, туфелек, заколок, гребней, мужских галстуков, сорочек, всевозможных домашних побрякушек, свитков пергамента, гусиных и новомодных железных перьев, разнообразных чернильниц.

Минули они и лавку травника, Сунар собирался заглянуть в нее чуть позже, оружейную, приведшую в одинаковый восторг, как мальчишек, так и 'почтеннейшего жениха' Лиизы, древнюю библиотеку, из приоткрытых тяжелых дверей которой веяло запахом старых книг. За ней встретились с веселой стайкой девушек, разнаряженных в одинаковые белые платья с красными лентами на груди и держащих в руках плетеные корзинки с цветами. За ними по пятам следовали два музыканта, один со скрипкой, другой — трубой, наигрывающие какую-то праздничную мелодию.

— Возьмите цветок, уважаемый господин, — улыбнулась одна из девушек Сунару, вручая ему сиреневый ирис, пока другие одаривали Лиму, Тамира и мальчишек. — Цветок это приглашение на завтрашний праздник. Весь город должен радоваться.

— А что за праздник позвольте узнать, милая девушка? — спросил купец, принимая цветок.

— Как? Вы не знаете?

— Мы гости города, только сегодня прибыли.

— Тогда простите. Завтра день рождение нашего градоправителя! Славного Витара Дариуса. Празднования будут с самого утра и до поздней ночи!

— О! Так я не зря сегодня вспомнил градоправителя, — усмехнулся Сунар. — Что ж, замечательно, замечательно. Мы ни за что не пропустим такого торжества, правда, доченька?

— Нет! — всплеснула руками Лима. — Ни за что! А танцы будут? Обожаю танцы!

— Безусловно! — ответили одновременно несколько девушек, а одна из них, кокетливо тряхнув каштановыми кудряшками, подмигнула Ивалу:

— Как же без танцев, — томно шепнула она.

Лима испытала незнакомое чувство, что словно когти хищной птицы, царапнуло по сердцу. И сердито поморщилась, осознав, что это ревность, которая разгорелась еще больше, когда промэя увидела, как Тамир в ответ улыбается шатенке. Схватив его под руку, промэя как можно веселее прощебетала:

-Будешь кружить меня в танце целый день! Ведь так, милый?

Юноша непонимающе глянул на Лиму и лишь после нескольких мгновений ответил:

— Конечно, любимая. Целый день.

— Чудесно, — воскликнула промэя и, совсем уж войдя в роль, поцеловала Тамира в щеку, отчего последний даже изумленно приоткрыл рот.

— А также цирк будет, ярмарка, карусель, конкурсы и даже выступление самой Гергорианны! — продолжила рассказывать о празднике первая девушка, но Лима слушала ее вполуха, мстительно следя за разочарованным личиком 'соперницы'.

— А Гергорианна, это кто? — вновь удивил девушек Сунар. — Знаете, купеческое дело сопряжено с частыми поездками, так что на подобные дела у меня времени нет.

— Это одна из самых известных певиц Савиты. Она даже выступала при дворе короля, — таинственным голосом оповестила незнающего самая младшая. — Говорят, у нее волшебный голос. Весь город соберется послушать.

— Город, говоришь? — задумчиво протянул старый маг и, выглядело так, что думал он совсем не о празднестве и, тем более, не о певице.

— Ты ж говорила, что не будешь целоваться? — тихо шепнул Лиме Тамир, пока Сунар желал девушкам хорошего дня.

Промэя почувствовала, как румянец заливает щеки, но решила сделать вид, что не расслышала вопроса.

Молодой маг весело хмыкнул.

— Я лишь играю свою роль, — попыталась тогда оправдаться девушка. — Не думаю, что Лиизе понравилось бы, если бы ее жениху строили глазки. И потом, Тамир, эта... цветочница старше тебя на несколько лет!

— Ревнуешь, дорогая?

— Лииза возможно.

'Жених' в ответ только фыркнул, а Лиме и оставалось, что хмуриться.

Гостиница оказалась удивительно элегантной и красочной, в несколько этажей, с голубыми ставнями, небольшим садом, который могла позволить достаточно оживленная улица, и кошкой-флюгелем на покатой крыше.

— 'У леди Матильды', — улыбнувшись, прочитала название Лима. — Папочка, мне здесь очень нравится!

— Что ж, тогда нам все подходит, — блеснул ровными зубами купец и, вынув из кармана брюк сребр, передал сияющему от счастья конопатому мальчишке. — Держи...

— Ал, господин!

— Держи, Ал.

— Вот, господин, — подал жениху Лиизы чемодан Зугар.

Тамир первый сделал шаг вперед, нога подвернулась, и молодой маг упал бы, не поддержи его друг Ала.

'Какой-то неумеха прям' — удивленно вскинула брови Лима, а в голос произнесла:

— Да уж, папочка, долгая дорога, несомненно, не для моего дорогого жениха, он как неженка с ног валится.

Сунар хмыкнул и согласно кивнул головой:

— Ты бесспорно права, Лииза. Вот уж не знаю, сумеет ли он преодолеть путь до Шолссы, когда мы в следующем месяце поедем за новыми тканями или может лучше тебя взять, а Ивала с твоими горничными и няньками оставить?

Мальчишки и Лима рассмеялись, а Тамир только пожал плечами, словно и не слышал последних слов учителя.

— До свидания, — крикнули мальчишки и, весело перемигиваясь, побежали к продавцу сладостями.

— Хорошие дети, — улыбнулся им вслед Сунар.

— Что правда, то правда, — опустил чемодан на мощеную дорогу Тамир и вздохнул: — Только зря сребр им отдали. Жалко.

— Что? — сердито нахмурился старик. — Они заслужили! Мне не жаль для них монеты.

— Да и мне не жаль, только тех монет, что Зугар у вас утащил. Так бы у нас хоть один сребр остался.

Лима тихо засмеялась, а Сунар, потрясая кулаком, выискивал глазами мальчишек, но их уже давно и след простыл.

— Что ж ты тогда не отобрал? — обратился его гнев на Тамира.

Светловолосый мужчина передернул плечами:

— Нам, почтеннейшим неженкам, не пристало вести себя, словно уличным ворам.

— Чем же нам теперь платить за гостиницу, прикажешь?! А травы для Огненной? Там и так денег не много было, боюсь на три комнаты и за одну ночь бы не хватило, а теперь и вовсе... Нам что на улице ночевать? Мне? Купцу Лартсу?

— Ладно, идемте, — с усмешкой махнул рукой Тамир. — Что ж я брошу будущих родственничков в беде. Хотят хорошую гостиницу, не имея в кармане ни гроша, будет, — и пересыпал гость монет Сунару в ладонь.

— А сребр?

— Оставил им. Мальчишки заработали, — сказал молодой маг. Учитель одобрил его слова и с трудом удержался от того, чтобы потрепать ученика по голове.

— И вот еще, в чужих карманах обнаружилось несколько ваших кошельков, — вручил Тамир Сунару три незнакомых, жирных кошелька.

— Глупый мальчишка — неодобрительно покачал головой старик, одновременно рассовывая добычу по внутренним карманам сюртука. — Вот это город! Прям среди бела дня обворовывают честных людей!

Прохожие искоса поглядывали на весело смеющихся мужчин и темноволосую девушку, и сами начинали улыбаться. Все-таки праздник скоро, самое время веселиться!


* * *

Лиме досталась милая комната в нежно-голубых тонах, с богатым балдахином и позолоченными канделябрами. Окно выходило на улицу и Лима могла видеть начинавшиеся приготовления к предстоящему празднику. Дома и деревья украшали лентами и бумажными фонариками, то и дело по улице проезжали повозки с поклажей, в одной из таких она заметила части цирковых конструкций и мечтательно сощурилась. Девушка лишь раз видела цирк прежде и была поражена этим удивительным действом. Особенно прекрасными гимнастами и иллюзионистом, что казался настоящим магом, столь ловкими были его хитроумные фокусы. Заинтригованная, Лима заглянула в его черный цилиндр, из которого мужчина извлекал то голубей, то цветы, но даже бесплотным лучом не смогла ничего понять и осталась столь же восхищенной, как остальные зрители.

Некоторое время полюбовавшись на улицу и веселую детвору, что тайком воровала бумажные фонарики, девушка оставила свою спальню и постучала в Сунарову дверь. Дождавшись разрешения, вошла и застала старика вышагивающим по комнате и что-то невесело обдумывающим.

— Девочка, ты-то мне как раз и нужна, — как-то печально прозвучали его слова, и сердце промэи дрогнуло. — Я только что осмотрел Огненную, кости почти срослись, зелье Тэйра отлично подействовала, раны затянулись, думаю, если еще несколько дней давать сыворотку эрти, она будет совсем здорова. Все вроде бы хорошо, но...

— Но? Что случилось, Сунар?

— Сознание ее все так же спит... Да, да, входи Тамир. Должно быть, тогда Огненная решила, что умирает, собственно, так оно и было, и поверила в это настолько сильно, что теперь не может вернуться.

Промэя прикусила губу, чтобы не расплакаться, и медленно приблизилась к аккуратно застеленной кровати, на которой лежала белая кошка. Казалось, она всего лишь мирно спит, а не медленно и незаметно умирает.

— И сегодня присутствие Огненной намного уменьшилось, по сравнению с вчерашним днем. Она стала уходить, — после недолгого молчания добавил старый маг.

— То есть как? — испуганно спросил Тамир. — Она теперь по-настоящему умирает?

— Да, — покачал головой Сунар. — Сама уже не справится. И, боюсь, к утру может не продержаться. Словно только раны и держали Огненную в этом мире, а теперь она свободна.

Лима все-таки не сдержала всхлип и, умышленно не оборачиваясь, чтобы не видеть сочувствующих лиц магов, осторожно погладила лису по головке.

— Может попробовать зелье силы? — совершенно не задумываясь прошептала она и лишь после осознала свои же слова. — Может и правда? — уже более уверенно добавила и взглянула на Сунара.

Старик нахмурил брови, потом посмотрел на Огненную и снова на Лиму:

— Возможно, дорогая. Больше нельзя ждать. Мы должны заставить Огненную вернуться.

Девушка печально кивнула, зная, что этот способ рискован, сила может переполнить лису, а если она так и не использует ее, чтобы вернуться, смерть лишь ускорится. Но и выбора иного не было.

— А вдруг она не воспользуется силой? Что тогда? — словно прочитав ее мысли, спросил молодой маг.

— Если придется, — задумчиво протянул Сунар, — нужно будет поглотить силу посохом, а в нем сила надолго не задержится, растворится.

— Надеюсь, у нас получится, — прошептала промэя, снова оборачиваясь к лисе.

— Только ты, девочка, должна будешь позвать ее. Не просто позвать, а заставить подчиниться. Ты хозяйка, Огненная признала тебя. Тебя она послушает.

Девушка серьезно кивнула:

— Я постараюсь.

— Необходимо постараться, девочка. Огненная нам очень нужна, да и, не хочу этого говорить, но она может быть обузой для нас, если придется бежать из города. Я, надеюсь, такого не случится, но если вдруг...

Промэе не понравилось такое сравнение, но понимая, что Сунар лишь волнуется о них с Тамиром, остудила свою обиду. Маг вынужден так думать.

— Я верну ее.

— Вы с Тамиром сходите к травнику, а у меня есть еще одно дело. Думаю, завтрашний праздник поможет нам с картой. Но мне нужно осмотреть лавку. Проверить на наличие магии. До завтрашнего утра мы должны узнать, есть ли способ выкрасть карту.

— Вы ведь недолго? — обеспокоенно спросила Лима.

Сунар вздохнул:

— Постараюсь, но это наш единственный шанс, потому если я не явлюсь к вечеру, сделайте все сами.

— Но, учитель! — вскрикнул Тамир.

Старик ответил ему тяжелым взглядом, от чего ученик потупился.

— Ты тоже маг. Помни об этом.

Лима ничего не сказала, только бросила испуганный взгляд на Тамира и тут же отвела, ведь он поймет, что она не доверяет его магии, знает, что юноша не сможет защитить Огненную от силы зелья.

— Больше задерживаться нам не стоит, — проговорил Сунар, обеспокоено поглядывая на промэю. — И если травник спросит...

— Я скажу, что травы для настойки от глухоты, — кивнула девушка. — А ягоды древесной ежевики у вас возьму, видела в вашей сумке еще много есть.

— Ты молодец, — улыбнулся старый маг, а потом мрачно посмотрел на ученика и, после минутной паузы, добавил: — Вход я переплел нитями защитной магии. За Огненную не беспокойтесь.


* * *

Сунар тяжело вздохнул, посмотрев вслед спешащим к травнику Лиме и Тамиру, и, обернувшись, быстро зашагал в другую сторону.

Он уже давно не бывал в Тад-Лакаре и плохо помнил улицы, но расспрашивать о том, где находится лавка Лысого Жейла, все же опасался. Если удастся выкрасть карту, ни к чему дознавателям знать о купце, что интересовался лавкой. Потому, старик лучше поблуждает немножко, но все-таки сам найдет нужную улицу. Благо, в лавке ему бывать уже приходилось, одна из карт Жейла до сих пор хранилась в сумке мага, так что смутно, но он догадывался куда стоит идти.

Старик с некой тоской смотрел на улыбающиеся лица прохожих и смеющиеся детей. Их улыбки невольно заставляли его вспоминать Тамира и Лиму, вызывали страх. Последнее время он только и думал что о том, как защитить ребят, ведь пророчество вскоре сбудется, Синяя ведьма не лгала, в этом маг не сомневался. Единственное, надеялся, что им будет подарено хотя бы несколько дней прежде, чем все изменится.

Но сейчас важна лишь карта и Огненная. О них Сунар должен думать в первую очередь, о словах Синей ведьмы будет время беспокоиться после.

Разумеется, маг мог рискнуть и попытаться пробраться через Восточные леса без карты, но знал, что навлечет на Лиму и Тамира ещё большую опасность. Нет, он не должен так глупить. Даже Огненная не поможет, узари Восточных лесов никогда не признавали своих сестер. Всему виной давняя война, в которой мир захватил предок Лимы — Солнце. Многие узари признали нового владыку, желая сберечь свои леса, только хранительницы Восточных так и остались верны богиням стихий и не простили предательства сестер. Открыто узари не препятствовали людям, но все же тропки их лесов путали последних, заводили в темные чащобы и не давали возможности найти дорогу назад. Лишь с картой у Сунара и ребят был шанс остаться живыми, а не найти свою смерть в каком-то обрыве.

Задумавшись, Сунар не заметил, как вышел к Солнечной площади. В ее центре возвышался древний постамент, изображающий неясную фигуру мужчины, за спиной которого рассыпало свои лучи небесное светило. Такие площади были в каждом городе и строились в честь владыки мира — Солнца.

Встретившись глазами с безжизненными Солнца, маг улыбнулся. И как он мог забыть, что лавка Жейла находится рядом с Солнцевой площадью? Совсем стар стал.

Повеселев, Сунар молодцевато дернул кончик усов, подмигнул нахмуренной матроне, которая отчитывала своего извозчика, сломавшего ось кареты, и заспешил к узкой улице, что притихла в тени высоких кипарисов.

'Лавка Жейла' была небольшой, но приметной, с высокими и широкими окнами, украшенными витражами, тяжелыми дубовыми дверьми и бронзовой вывеской над ними.

Недолго думая, Сунар поднялся по мраморным ступеням и толкнул двери. Колокольчик звонко известил о новом посетителе и не успел маг переступить порог, как ему на встречу выскочил худенький паренек в стареньком, но чистом костюме.

— Здравствуйте, — не менее звонко произнес он, почтительно склонив голову.

— Здравствуйте, юноша, — внимательно оглядывая полки, заполненные свитками карт: старых и новых, протянул Сунар. Понять, где находились карты Восточных лесов было невозможно, ведь свитки располагались по очень загадочной системе, а именно просто перемешаны.

— Вас что-то интересует? — решился нарушить затянувшуюся тишину юноша.

— Да, — изобразил улыбку маг, стукнув тростью по полу. — Засмотрелся, — указал он на большую пожелтевшую карту, что занимала едва ли не всю противоположную стену. На ней был искусно вырисован мир Солнца, усеянный словно заплатами — странами, среди которых виднелась похожая на подкову — Савита, а также горами, лесами, речками, морями и даже двумя океанами: Бушующим, что огибал землю с севера и Безмятежным, разливающим свои светлые воды на юге.

— Так чем я могу вам помочь? — бросив короткий взгляд на карту, спросил паренек.

— Мир такой большой. Обидно осознавать, что я не побывал в каждом его уголочке.

— Я вообще еще в жизни из нашего города не выезжал, — отмахнулся тот, обходя длинный стол, так же заваленный свитками.

— Странная у вас система, — изумился Сунар, — как получается найти нужную карту среди стольких свитков?

— Да легко. По правую сторону карты Тад-Лакара. На столе — мира и всех стран, Савита вон в том шкафу, а по левую сторону городов, лесов, гор, в самом же дальнем стеллаже, том светлом, да-да, дорогие и редкие карты.

Старик добродушно улыбнулся пареньку и тихо прошептал:

— Дорогие, значит?

— Агуст, — крикнул кто-то, и в дверях, ведущих, по-видимому, в другую комнату, возник высокий, лысый мужчина. — Мой чай!

— Но у нас посетитель, — побледнел юноша.

— Ох, ничего-ничего, я подожду, ещё точно не решил, какая карта мне нужна, — проговорил Сунар. — Мы с сыном путешествуем по Савите, вот теперь и не знаю, куда нам дальше путь держать.

Жейл и Агуст скрылись в другой комнате, и старый маг прошествовал к светлому стеллажу. Отыскать карту Восточных лесов оказалось не сложно, каждая была перевязана лентой с подписью. Казалось бы, все легко, взять и скорее бежать. Но уж слишком стар он стал для подобных нагрузок, да и видел сети магических заклинаний, что висели на дверях. Должно быть, Жейл платил какому-то магу, либо имел чародейский амулет. Только это знание Сунара совсем не радовало, ведь пройти незамеченным сквозь волшебство невозможно, да и использовать свое тоже, слишком рискованно. Значит нужно выяснить, что за магия в лавке Жейла, тогда, быть может, удастся придумать, как обмануть ее.

Глянув в окно, старик приметил на противоположной стороне улицы несколько беседок, густо оплетенных диким виноградом, и усмехнулся. В одной из них ему предстояло сегодня провести предостаточно времени. Ну что ж, это даже хорошо. Давненько он не отдыхал, как следует. А старикам это очень даже пользительно.

Улыбнувшись своим мыслям, Сунар вернул свиток на место и прежде, чем послышались шаги, а после скрип двери, успел подойти к черному шкафу и выбрать первую попавшуюся и на вид самую недорогую карту.


* * *

Прогулка Лимы и Тамира была омрачена словами старого мага, но они старались не показывать этого прохожим, нечего тем задумываться о том, что беспокоит молодую пару.

Сперва промэя и маг посетили травника и, пока тот отбирал нужные травы, Лима заинтересованно разглядывала разноцветные бутылочки и сосуды, выставленные в большом стеклянном шкафу, в который раз удивляясь тому, от чего и для чего только не бывает зелий и лекарств. И против облысения, и от вредности (будь другая ситуация, девушка предложила бы его Тамиру), от болтливости, а также кучи других смешных и не очень вещей. Нашлись также настои для молодости, счастья. Но вот небольшая скляночка с успокоительным зельем быстро перекочевала в дрожащие руки промэи и, косо глянув на молодого мага, она подала ее травнику.

— Заботливая внучка, — улыбнулся приветливый, худой мужчина. — Как это редко встречается в наше время.

— Спасибо, — кивнула в ответ Лима, — надеюсь, настой поможет дедушке. Он у меня чудесный. Правда, Рони?

Тамир не сразу понял, что обращаются к нему и лишь когда промэя позвала его во второй раз, качнул головой и, отдав травнику сребр, вывел Лиму из лавки.

Немного печально ее глаза проскользнули по яркой вывеске 'Цветочной рощи' и промэя хотела было уже повернуть в сторону гостиницы, но, подумав, подхватила Тамира под локоть и повела в сторону кафе.

— Узнаем какое оно это мороженое, — объяснила девушка удивленному магу. — Думаю, сегодня тот день, когда твоя маленькая мечта сбудется.

— А как же...

— Не думаю, что учитель вернется так скоро, потому не страшно, если мы ненадолго заглянем в кафе.

Юноша улыбнулся и галантно приотворил перед ней изящные двери 'Цветочной рощи'. Серебряный колокольчик весело зазвенел, на миг прерывая голоса и смех посетителей.

Молодую пару встретила румяная девушка в белоснежном переднике и, лучисто улыбаясь, проводила к единственному пустому столику у окна, после чего убежала за сладкой водой. Тамир же принялся воодушевленно просматривать вычурную книжецу-меню. Лима, в то время, с восторгом разглядывала стены, расписанные пастелью, и слушала разговоры за соседними столиками. Люди говорили обо всем, о чем только можно и даже о чем нельзя, но, разумеется, больше всего сплетничали, передавая последние новости и слухи. Вскоре, устав от обсуждений чьих-то обновок да новых романов, девушка взглянула на Тамира, перед которым, удивленно поглядывающая на промэю, отказавшуюся даже от стакана воды, официантка поставила большую вазу с разноцветным мороженым.

Вдоволь насмеявшись и повеселившись, промэя и молодой маг определили самым вкусным малиновое и ванильное, довольно неплохим шоколадное и совсем противным лимонное. Лима пыталась отстаивать последнее за то, что у него такой красивый нежный цвет, но Тамир заявил, что никогда лимоны не любил и потому мороженому даже цвет не поможет.

Напоминая друг другу двух маленьких детей, они, довольно улыбаясь, направились к выходу, когда юноша уловил приглушенный женский голос и, придержав девушку за руку, предложил ей выбрать на память какую-то безделушку, что были выставлены в витрине кафе. Сам же осторожно глянул в сторону ближнего столика, за которым восседала дородная рыжеволосая дама с ядовито-зеленым плюмажем на шляпе, что-то насмешливо рассказывающая внемлющей ей с нескрываемым восторгом женщине в скромном платье.

— Да ведь он всегда был влюблен в тебя, — закивала словам подруги последняя, поправляя серую юбку.

Дама расплылась в улыбке и потрясла головой, что плюмаж весело запрыгал.

— Ох, ты права, — вздохнула она, обмахиваясь украшенным бантиками веером. — Пускай он ни разу и не говорил об этом, но мы-то женщины знаем все лучше мужчин. Жейл сам не понимал своей любви. Именно потому я и вышла замуж за Ленса, мне такие нерешительные ни к чему. Часто вижу Жейла сейчас. Лавка его находится вблизи нашего городского дома. Жейл при виде меня всегда лишь печально вздыхает. Жалеет, видимо. Но дороги назад нет. Пусть кусает локотки, пусть.

— Это она о Лысом Жейле? — округлила глаза Лима и Тамир кивнул, заговорщицки подмигнув.

— Да и красоты в нем былой не осталось, — подыграла рыжеволосой подруга. — Слышала, он вовсю увивается за молодыми девушками. Совсем стыд потерял.

Дама с плюмажем недовольно поджала губы, и женщина в скромном платье поняла, что взболтнула лишнего.

— Но говорят, в глазах вечная тоска, — поспешила она исправиться.

— Да уж, женщины такие мечтательницы, — хихикнула промэя, пока Тамир расплачивался за кулон, который она выбрала, все с тем же самым мороженым. Лимонным, в упрек невзлюбившему его молодому магу.

— Уверен Жейл и не догадывается, что всю свою жизнь страшно влюблен в эту чудную красавицу, — шепнул Лиме на ухо юноша и повел к выходу. — Один плюмаж чего стоит.

— А мне вот бантики на веере понравились, — уже на улице сказала девушка.

— Да и на платье их достаточно. Тебе бы на пять с лихвой хватило.


* * *

Но веселье вскоре закончилось. Игра Лимы, что все замечательно, рассыпалась прахом, как только они с Тамиром вернулись в гостиницу и промэя увидела фигурку Огненной.

Ожидание Сунара напоминало пытку. Тад-Лакар неумолимо погружался во тьму, а старика все не было. Чтобы как-то отвлечься, да и просто подготовиться к приходу мага, Лима начала варить зелье. Благо, котелок занимал едва ли не самое важное место в сумке старого мага, так что его не пришлось долго искать.

Когда сыворотка эрти была готова и остывала на столе, Лима принялась за зелье силы. Она еще никогда не готовила его и немного нервничала, но пыталась не показывать этого Тамиру и так поглядывающего на нее с тревогой. Совершенно не замечая, девушка постоянно спрашивала у него который час, будто это могло ускорить приход Сунара, но молодой маг неизменно спокойно ей отвечал, за что промэя была благодарна.

Тревожась от мыслей, что ждать старика больше не имеет смысла, промэя боясь того, что им придется совершить, бросала взгляды на юношу, в поисках уверенности в нем. Тамир долго о чем-то раздумывал над посохом, гладил листочки и обрывал высохшие сережки. За то время, что он был у молодого мага, посох почти не изменился, слишком сильно действовала на него растерянность хозяина. Но все же ветка немного выросла, стала длиннее и толще, некоторые листики опали, а другие, что усеивали ее ближе к верхушке, наоборот разрослись более густо. Но это не меняло того, что связь между Тамиром и его посохом оставалась хрупкой. Девушку совсем не радовало, что первым испытанием посоха станет жизнь Огненной, чего таить, промэя боялась. Да он и сам все понимал.

Уже пришло время поить Огненную зельем, но Лима все не решалась окликнуть юношу, что казалось совсем растворился в дальнем углу комнаты, погрузившись в свои невеселые заботы. Прислушавшись, девушка разобрала, что он что-то шептал. Вот Тамир на миг умолк, а потом неожиданно рассмеялся, и промэя изумленно вскрикнула, ведь листочки посоха, пусть едва заметно, но засияли белым огнем магии.

Маг посмотрел на Лиму, и она улыбнулась, испытав надежду. Юноша не сразу, но ответил ей улыбкой. И точно продолжая его улыбку, листочки засветились ярче, мигнули и погасли. Промэя поспешила расстроиться, но Тамир нет. Твердо сжав губы, поднялся и Лима заметила, что он уже более уверенно держал посох, видимо знал и ощущал что-то большее, чем девушка.

Пока зелье силы тихо булькало в котле, Тамир и Лима напоили Огненную сывороткой. Положив лису себе на руки, девушка ласково гладила ее головку.

— Как мы, оказывается, можем быть беззащитны, — тихо прошептала она. — Хорошо, когда есть кто-то рядом, — промэя заглянула в глаза мага и только после осознала, как последний может истолковать ее слова. А в общем, пусть думает. На самом деле, Лима ведь именно это и имела в виду. Она была благодарна за то, что встретила на своем пути Тамира, Сунара и Огненную. И пусть молодой маг об этом знает.

Поспешно отвернувшись, Лима не могла увидеть, как загадочно юноша посмотрел на нее и весело мигнули листья посоха.

— Не бойся. Мы вернем Огненную, — сказал он то, что и хотела услышать промэя.


* * *

Через два часа слежки, Сунар знал уже все новости Тад-Лакара, начиная от повышения налога на ввоз шерсти и заканчивая подробностями драки двух друзей-собутыльников, не поделивших последнюю стопку. Также был посвящен в тайны плетения розочек из бисера, особый рецепт абрикосового варенья, знал, как сделать скворечник своими руками и изучил все повадки песочного геккона.

Бросив короткий взгляд на лавку, которую уже полчаса как покинул Агуст, но никак не желал его хозяин, старый маг вздохнул, отбросил прочитанную газету и взял новую с небольшой стопки, что лежала на скамье рядом. Каково было счастье мальчишки-газетчика, когда Сунар выкупил у него все газеты. А вот старик уже совсем не радовался этому, лучше бы захватил с собой какую-то книгу, что, к сожалению, имелись у него всего в двух экземплярах — не мог маг носить в поход книжное собрание. Но сейчас с большим удовольствием почитал бы дневник древнего мага Крита в сто-первый раз, чем нудную светскую хронику.

Открыв газету на первой попавшейся странице, Сунар уткнулся в 'Советы домохозяйкам' и не смог сдержать обессиленный вздох. Глаза скользнули по колонке и вспыхнули, когда он увидел предпоследний совет. В нем рассказывалось о том, как легко связать теплые зимние носки, что не могло не радовать мага, у которого вечно мерзли в ноги.

— Интересно, интересно, — улыбнулся Сунар и только удобнее расположился, чтобы внимать совету доброй старушки-домохозяйки с пятью детьми и десятью внуками, как двери лавки едва слышно скрипнули.

На этот раз маг не выбросил газету, а аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман мантии. Еще пригодится.

Жейл выходил неспешно, сперва задержался у небольшого стеллажа, что-то проверил, после на пороге, затем оглядел лавку, и в конце постоял на лестничной площадке, на этот раз пройдясь взглядом по улице. И лишь после этих действий, закрыл двери и извлек наружу небольшой ключ.

Из беседки ключ было видно плохо, но Сунару этого и не потребовалось. По широкой синей полосе на золотистом стержне, он узнал работу одного из магов короля, с которым приходилось сталкиваться в жизни. Возможно, Рал также, как и Сунар на старости стал свободным магом и теперь изготавливал артефакты для богатых клиентов. Зная Рала, маг был уверен, что тот возьмется за работу только за большие деньги. И это знание не утешало. Ведь означало, что артефакт очень сильный и так просто его чары не обманешь. Остается только...


* * *

Город ярко светился огнями, дома подмигивали желтыми оконцами, им вторили уличные фонари, даря какое-то волшебное ощущение сказки. Но для Лимы и Тамира это было совсем не в радость, ведь означало, что то, чего они оба опасались, все-таки случилось. Сунар так и не пришел, а Огненная больше ждать не могла.

— Тамир, я знаю, что у нас все получится, — попыталась подбодрить мага промэя, видя, как он бледен. — Сунар не доверил бы нам это, если бы не был уверен.

— Это меня мало успокаивает, — честно признался юноша, но затем, видимо решив, что взболтнул лишнего, расправил плечи и еще крепче сжал посох.

— Я буду стараться заставить ее откликнуться, — осторожно проговорила Лима, — но все же попытайся сдержать силу зелья.

Тамир покосился на нее, отчего Лима пожалела, что вообще заговорила. Девушка и сама боялась предстоящего обряда, ведь многое зависело и от нее тоже. Для того, чтобы позвать Огненную промэя должна быть полностью уверенной в себе. А на самом деле у нее дрожали коленки и путались мысли.

— Не знаю, готова ли я, — забыв о гордости, сказала она.

— Главное, понимать, что мы должны это сделать. И другого не дано, — голос молодого мага звучал решительно.

Действие зелья Тамир и Лима почувствовали сразу, оно словно невидимая стена силы накрыло комнату, придавив к земле своей тяжестью. Но промэя тут же стряхнула с себя это ощущение и, бросив осторожный взгляд на мага, чуть дольше приходившего в себя, и, убедившись, что с ним все хорошо, вновь обернулась к Огненной.

Чудилось, ничего не изменилось, лиса все также неподвижно лежала на кровати, но все ее тело сотрясалось мелкой дрожью. Сила разрывала Огненную изнутри, ведь была слишком большой для такого маленького тельца.

Вздохнув, девушка попыталась очистить разум, но страх и сомнения не спешили исчезать, лишь усиливали свой натиск. Лима сердито тряхнула головой и, на миг прикрыв глаза, положила левую руку на грудку Огненной, где едва ощутимо стучало сердечко, а вторую на ее закрытые глаза. Сконцентрировавшись на лисе, попробовала позвать ее, но зов получился таким слабым и неуверенным, что промэя тут же бросила ему вдогонку новый, приложив теперь все силы.

Зов легко вошел в тело лисы и Лима позволила себе улыбку, но, словно пытаясь наказать девушку за поспешную надежду, голову пронзила яростная боль и промэя, потеряв контроль над собой, соскользнула на пол, больно ударившись плечом.

— Лима! — проник в ее разум крик Тамира. — Что с тобой?

Девушка заставила себя открыть глаза и увидела бледного мага, который едва удерживал в трясущихся руках посох. А над их головами сиял полог, сплетенный из магических нитей. Он угасал и вновь начинал сиять, картинка будто бы раздваивалась, теряя силу, а потом вновь становилась целостной.

— С тобой все хорошо? — требовательно спросил юноша, стиснув зубы. Магия приносила ему страдания.

— Д..да, — испуганно прошептала промэя, пытаясь вспомнить то, что произошло. — Я проникла в сознание Огненной, но там столкнулась с преградой... и меня отбросило... но я не зна...

— Я долго не смогу сдерживать силу, — раздраженно перебил промэю Тамир. — Она рвется наружу и мучает лису. Я чувствую ее. Огненная угасает еще сильнее, хочет спрятаться от этой боли. Не проси ее, Лима. Потребуй, прикажи! Иначе она не послушает.

Девушка послушно кивнула и, с жалостью глянув на мага, прикусившего до крови губы, кинулась к Огненной. Злясь на себя за слабость, хорошенько тряхнула лису:

— Огненная! — закричала девушка, одновременно посылая ей мысленный зов и, позабыв о страхе, скользнула сквозь преграду в сознание лисы.

Лиму будто полоснуло ледяным кинжалом, но, не обратив на это внимание, она нырнула глубже, оказавшись в черном омуте пустоты, единственным отголоском жизни в котором была сила зелья.

— Лима, скорее! — долетел до нее голос молодого мага, такой тихий и глухой, словно юноша находился где-то очень далеко. Но страдание в его голосе слышалось отчетливо и промэя вновь почувствовала страх.

Собраться в этот раз было сложнее, но, когда она вновь позвала Огненную зов был твердый, даже грозный. Как Тамир и говорил, она требовала и приказывала. Отклик послышался лишь на второй раз, слабый и нерешительный, скрытый силой зелья, пока препятствующей Лиме, ведь ею могла воспользоваться только лиса. Осталось только заставить Огненную это сделать.

Будто почувствовав, что промэе нужна его помощь, Тамир сделал что-то, что приглушило силу зелья, и ее путы отпустили девушку.

Новый зов казалось поглотил в себя всю Лиму, даже рассудок помутился, и девушка на миг потеряла себя. Но вскоре почувствовала волну тепла, отклик Огненной, а после обжигающий всплеск силы, которая жестоко вытолкнула промэю из сознания своей новой хозяйки. Приходя в себя, девушка уловила облегченный вздох Тамира и вскоре почувствовала его рядом.

— Ты как? — спросил маг, осторожно коснувшись ее руки.

— Прекрасно! — почти выкрикнула Лима. — У нас получилось! — она хотела обнять его, но в последний миг испугалась, и обернулась к лисе, что медленно открыла глаза. Взгляд ее был мутным, бессознательным и почти тут же она снова закрыла глаза, но это не могло расстроить промэю, ведь Огненная теперь была с ними.

— Ты молодец, — похвалил Тамир, и девушка лучезарно улыбнулась ему:

— Это ты молодец. Честно. Если бы не ты, я бы не смогла позвать ее. Сила зелья была очень велика.

— Это Алта. Она почувствовала меня и поняла.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем Тамир улыбнулся:

— А знаешь, я хочу мороженого. Пойду, узнаю есть ли в гостинице. Даже если найдется только лимонное, буду и ему рад.

Молодой маг поспешил к двери, толкнул ее и замер, увидев кого-то по ту сторону.

— Вы давно здесь? — после минутного молчания, спросил Тамир.

Лима встала у него за спиной и увидела Сунара. Но что он ответил не услышала.

— Это что была проверка? — вспылил ученик старого мага. — Проверка?

Сунар, совершенно не смутившись, кивнул.

— А если бы я не смог сдержать...

Старик толкнул в грудь раскричавшегося ученика и хлопнул дверью:

— Не обязательно всем знать о нашей тайне, — наставительно проговорил Сунар.

— Да мне все равно! — взбеленился Тамир и сжал руки в кулаки, что Лима побледнела, боясь, как бы тот не совершит какую-то глупость. — А если бы я не смог сдержать силу? Огненная умерла бы! Неужели это того стоило?

— Я бы не дал ей умереть, — твердо проговорил старик. — И потом ты ведь справился.

— Мне все равно! Ничего не хочу слышать! — сказав это, ученик выскочил в коридор и скрылся на лестнице.

— Обиды — это важно, но жизнь намного важнее, — задумчиво прошептал Сунар, посмотрев юноше вслед, и как-то резко сник, потерял всю свою показную строгость, что слова, едва не сорвавшиеся с губ промэи, тут же исчезли. Она почувствовала вину перед стариком.

— Он успокоится и все будет хорошо, — только и сказала промэя.

Сунар рассеяно посмотрел на девушку:

— Что?.. Ах, да. Ты права, милая, — снова прикрыл он двери. — Я кое-что узнал, что должно помочь нам с картой. Еще в гостиницу доставили лошадей, так что все готово. Если с картой получиться, завтра мы продолжим наш путь.

— Хорошо, — не менее рассеяно ответила Лима, больше думая сейчас о Тамире, чем о карте.

— С ней все хорошо?

— С ней? — удивилась промэя и лишь после догадалась, что Сунар говорил об Огненной. — Да. Она на мгновение даже открыла глаза. Но еще слабенькая. Мы сыворотку дали. Думаю, ей просто нужно поспать.

— Дорогая, — погладил ее по плечу старик и промэе почему-то стало страшно. Она попыталась стряхнуть это чувство, решив, что ведет себя глупо:

— Да?

— Но об этом завтра, — отмахнулся Сунар. — У нас еще будет время. А сейчас можно тебя попросить?

— О чем? — нахмурилась Лима.

— Побудь с Тамиром немного. Ему нужно успокоиться. А я знаю, что ты сможешь помочь мальчику.

— Разумеется, — поспешила согласиться девушка, которая и сама хотела найти молодого мага, пока тот не натворил чего.

— А я побуду с Огненной. Мне нужно подумать.


* * *

Долго Тамира, к счастью, искать не пришлось. Девушка обнаружила его сидящим на скамейке в гостиничном саду. Он был погружен в себя и даже не заметил, когда промэя присела рядом.

Некоторое время нерешительно помолчав и не дождавшись слов от Тамира, Лима прошептала:

— Может, сходим посмотреть на академию? Ведь Лиизе это обещалось.

Маг не ответил, и Лима сердито поджала губы, не зная, как разговорить Тамира и боясь затрагивать тему о Сунаре. Но вдруг юноша шелохнулся, словно ожил, и взглянул на нее:

— Ну, раз обещалось, пусть и не я, а... твой отец обещал, нужно выполнить. Идем.

Тамир поднялся и протянул ей руку. Девушка пристально посмотрела не него, но маг выглядел как обычно, ничего не указывало на недавнюю размолвку с учителем. Не зная, хорошо это или ей все-таки нужно поговорить с ним о Сунаре, девушка вложила свою руку в его и невольно вздрогнула, когда пальцы юноши мягко обхватили ее ладонь. Зажмурившись на мгновение и собравшись с мыслями, она совершенно спокойно взглянула на Тамира:

— Ты хоть представляешь, куда нам идти? И не спросишь никого, ночь то поздняя.

— Неужели ты не чувствуешь? — удивился юноша и поднял ее руку так, что она смогла ощутить касание ветра на своей ладони.

— Ветер.

— Чувствуешь легкие искорки магии?

Сосредоточившись, Лима, и правда, ощутила, как невидимые искры мягко покалывают руку.

— Да, — восхищенно воскликнула она.

— Они все сходятся к академии, ведь она средоточие магии в этих землях. Академия поглощает вольную силу, которую изливают земля, деревья, небо. Каждый, кто умеет, может воспользоваться магией. Но для этого нужно много сил, разумеется.

— Ваша магия столь необычна, совсем другая.

— Какая? — с улыбкой поинтересовался Тамир.

— Я никогда так силу не чувствовала, даже не пыталась, наша магия отзывается в сердце. Моя сила теплая, родная, а ваша слегка колкая, прохладная, но очень живая. Даже странно представить, что это тоже магия Солнца. Мы ведь с вами пользуемся разными истоками. Мы магией, что приходит извне, от создателей моих предков, что когда-то подарили этому миру первую искру, из которой возникло Солнце. Ваша же магия — это сила Солнца, что заполняет все живое и сплетается с силой природы.

Тамир задумался на мгновение и сказал:

— Нашу магию называют сплетением стихий и Солнца. Говорят, это наследие Богинь, благодаря которому они все еще живы в тех мирах, где нашли покой. Их поддерживают дарины, но и магия людей, бывших рабов, а теперь едва ли не дорогих детей, — с презрением добавил молодой маг. — Они живут и через нас, хотя прежде запрещали рабам пользоваться силой. А тех, кому сила самовольно корилась, просто убивали.

Лима потупила взгляд:

— К сожалению, мир никогда не бывает идеальным, такова суть и людей, и природы. Кто-то должен быть выше. Слишком много воли и добра должно быть в каждом из нас, чтобы ценить другого и позволять ему быть таким, какой он есть, любить его за это.

Юноша не ответил, и повел ее вниз по улице, туда, где вдали особенно ярко мерцали огни.

— Некоторые люди и себя не любят, не понимаю, как тогда они могут любить другого, — внезапно прошептал маг, и промэя не смогла понять, говорил ли он о себе или о ком-то другом.

Лима долго решалась, но, наконец, проговорила:

— Себя нужно обязательно любить. И прощать ошибки. Себя простить сложнее всего, но это очень важно.

Помолчав немного и не дождавшись ответа Тамира, осторожно спросила:

— Ты злишься на себя из-за поступка учителя?

Юноша замер, а потом отпустил ее руку и, сквозь зубы, пробормотал:

— Не хочу об этом говорить. Возможно, я и сам виноват в случившемся, но это не значит, что нужно было рисковать Огненной. Я едва сдерживал нити силы, они готовы были разорвать лису, не знаю, успел бы учитель... Боюсь, что нет.

— Но...

— Не хочу больше говорить об этом, — голос Тамира прозвучал сердито, и промэя покорно кивнула.

Недолгий путь до Академической площади прошел в напряженном молчании, но все тревожные мысли покинули их головы, когда глаза увидели величественное строение, что гордо возвышалось над городом. Оно все утопало в свете, сиянии искр магии, которые, соприкасаясь с силой академии, обретали видимость. Искры кружились вокруг гибкого каменного стана в дивном танце, а после взлетали кверху и оседали на центральной башне, рубиновой стрелой вонзающейся в небо, и понемногу таяли, вплетая свои силы в основной источник академии.

Лима с Тамиром уселись на одну из широких скамей, расставленных по всей окружности площади. Говорить не хотелось, лишь отдаться этому удивительному чувству, что дарило прекрасное видение. Сияние искр успокаивало, приносило надежду, промэя позабыла обо всех своих тревогах, словно их и не было. Осторожно глянув на юношу, увидела, что его лицо расслабилось, исчезла твердость губ, разгладилась складка на лбу.

— Очень красиво, — прошептала она и обрадовалась, увидев, как улыбнулся маг.

— Магия самое прекрасное, что я видел в жизни, — тихо ответил Тамир, а затем посмотрел на девушку и добавил: — Почти.

Промэя смущенно отвела взгляд и лишь тогда позволила себе улыбнуться.

Больше никто и ничего не сказал. Да и не хотелось разрушать этот безмятежный момент, которых случалось так мало в последние дни.

Проходили минуты за минутами и неожиданно в сверкающую искрами ночь ворвались первые лучи Утренней Зари. Сияние магии понемногу растворялось, днем природа поглощала все свои истоки, жила ими и лишь ночью отпускала. С исчезновением искр сама академия словно пробуждалась, проступали линии ее высоких стен, гибких башен и резных окон.

Когда на смену заре пришли мягкие утренние лучи отца, Лима почувствовала, как начали слипаться глаза, а великая усталость разливалась по телу, придавливая каменными путами. Не задумываясь, она устроила голову на плече Тамира и, прошептав что-то о красивых витражах на верхнем этаже академии, уснула.

Глава 12

Недолгое счастье

Мэйрут совершенно спокойно воспринял новость о своей дочери, поведение служанки его даже больше раздосадовало, чем побег Альсии. И это не могло не удивить Лиму, что напряженно следила за отцом, ожидая праведного гнева. Но вовремя вспомнила, как много Мэйрут говорил о необходимости скрывать свои эмоции, и с жалостью глянула на двери, за которыми уже успела скрыться неразумная служанка. Девушку было жалко, но, ведь и думать нужно, в самом деле.

Все так же снисходительно улыбаясь, Солнце подозвал одного из слуг и что-то шепнул ему на ухо. Промэя испуганно вздрогнула, отчаянно надеясь, что Альсии и Ваталию все-таки удастся ускользнуть.

— Ты знаешь, кто это кричал? — спросил Нарис, так же продолжая выискивать в толпе загадочного валса.

— Нет, — протянула Лима. — Хотя, если подумать, голос похож на...

И в подтверждение своих слов девушка увидела сына одного из советников Мэйрута, которого успокаивающе похлопывал по спине вышеупомянутый отец.

— Это же Гарри Нудный, — усмехнулась промэя. — Мы так его между собой зовем. Валса нуднее и скучнее никогда не встречала. Послушал бы ты, как он читает стихи!

— Что-то не особо хочется, — покачал головой наследник Залиса. — Но как может быть, что Альсия его невеста?

Лима отыскала глазами неестественно-бледную Талису и постаралась улыбнуться со всей поддержкой и решимостью, на которые была способна, но чувствовала, но ее губы подрагивали. Все шло совсем не так, как она представляла.

— Не знаю, — пожала промэя плечами. — Но если Альсия не...

В это время громкий певучий голос церемониймейстера прокатился по залу и Лима, поглощенная в свои мысли, смогла разобрать в потоке слов лишь имя Нариса.

Церемониймейстер Ларий, высокий старик с длинными седыми волосами, заплетенными в пять кос и перевитыми каждая золотой лентой со знаком Солнца, взмахнул руками со звенящими браслетами и к побледневшему жениху бросилась стайка молодых девушек. Все были в одинаковых лиловых платьях и размахивали яркими разноцветными лентами. Кружась вокруг валса, они что-то весело напевали, а после самая младшая повязала свою синюю ленту Нарису на запястье и повела к каменному столу.

— Лима, что происходит? — кинулась к сестре Талиса. Её ладони дрожали, а щеки лихорадочно раскраснелись.

— Тали, успокойся, не подавай виду. На нас и так все смотрят.

— Ли, ты смеешься надо мной? — воскликнула сестра, даже притопнув ногой, что в почти полной тишине, на мгновение повисшей в зале, прозвучало неожиданно громко.

Мэйрут сердито свел брови, правда уже спустя секунду вновь улыбался, а Салия-Лирса осуждающе покачала головой.

— Милая, ну что ты так? — вздохнула Лима, отводя девушку вглубь толпы, подальше от родительских глаз.

— Мне уже все равно. Отец что-то задумал, еще похлеще, чем мы предполагали. И я боюсь.

Лима приобняла сестру, не зная, как успокоить и что сказать.

— Боюсь, что все-таки потеряла его, — всхлипнула Талиса.

— Если так, сегодня ночью выкрадем жениха и убежите, — шепнула сестра ей на ухо и едва не прыснула со смеху, увидев, как расширились глаза промэи.

— Лима это уже слишком.

— Я тебя прошу, — скрылась с сестрой за одной из колонн девушка, — брачный контракт — это не посвящение солнечным светом. Еще не поздно.

— Ты точно сошла с ума.

Лима в ответ на слова Талисы лишь задумчиво пожала плечами. Немного безрассудства и смелости еще никому не мешало!

В это время снова заговорил Ларий и, притихшие промэи услышали, как он восхваляет Мэйрута, его силу, щедрость, мудрость, величие, справедливость. Лима на пятой минуте заскучала, несколько раз даже тяжело вздохнула, за что получила осуждающие взгляды от родственников. Когда она уже хотела было вновь вернуться к их разговору с Талисой, старик отвесил повелителю низкий поклон, заодно протерев помост на случай пыли своими косами, и отступил на несколько шагов, оставляя Нариса в одиночестве перед Солнцем.

Ветреный наследник поднялся с колен, на которые опустился, как только его вывели к правителю, и отвесил еще несколько поклонов всем женам Солнца, а после замер гордым изваянием. Но Лима-то понимала, как ему сейчас страшно, пусть молодой валс и не подавал виду.

— Они потребуют его слово, да? — голос Талисы дрожал, и близняшка тряхнула ее за плечо, призывая к самообладанию:

— Тали!

— Да, прости, — покорно кивнула сестра, сглотнув.

— Подтверждаешь ли ты своё слово, коур Нарис Арисэй, — огласил Северный зал голос Мэйрута, — наследник Западного Ветра? Есть ли в твоем слове сила ваших ветров?

Спина Нариса напряглась. Голова на миг опустилась, после вновь гордо поднялась и в оглушающей тишине прозвучали громкие слова валса:

— Я люблю вашу дочь лэтту Талису и хочу связать свою жизнь с ее жизнью.

Сказав это настолько твердо и убежденно, что некоторые валсы поспешили задуматься о безумии молодого наследника, что в данном случае было вполне уместно, Нарис опустился на одно колено, преклоняя голову перед волей Солнца. Вышеупомянутая жизнь наследника сейчас, и правда, находилась в большой опасности, Мэйрут мог вынести смертельный приговор немедля и тут же привести его в исполнение. И никто не посмел бы воспрепятствовать воле правителя, разве что желая и себе смерти.

Первые несколько секунд молчание так и оставалось нерушимым, лишь с губ Талисы сорвался испуганный вскрик, и она покрепче сжала ладонь сестры. А после на зал словно обрушился ураган, все зашумели, зашептались, просто не имея сил и разума сдержать сей недостойный порыв. Отовсюду слышались обрывки фраз, пестрящие словами: 'безумный' и 'любит её?'.

— Он, действительно, безумный, — не сдержалась Талиса, отворачиваясь от глазеющих на нее валс. — Зачем он это делает? Я ведь просила! — и через минуту добавила: — Мне очень страшно.

Лима не знала, что ответить, ведь и сама прекрасно понимала серьезность положения Нариса. Но надеялась на благоразумность отца.

Внезапно разговоры смолкли, да так резко, будто схлынул яростный ураган, а всему объяснением был короткий взмах руки Солнца. В лице Мэйрута не было и намека на недовольство поведением своих подданных, но валсы, почувствовали словно что-то тяжелое сомкнулось вокруг них, придавливая своей силой, и сразу как-то побледнели, сникли.

Лима не удержалась и весело улыбнулась, подмигнув Якте, чей голос прежде слышался громче всех. Родная сестра Альсии сердито прищурила глаза и фыркнула. Она, кажется, даже не задумывалась о побеге последней. Хотя отчего это Лима решила, что от Якты следует ждать заботы о ком-то, кроме себя. Такого отродясь не было.

А вот родительница Якты и Альсии уже давно сидела на троне: ни жива, ни мертва, и даже не пыталась играть в хладнокровие и равнодушие. Поначалу, услышав о поступке дочери, Галия норовила сбежать, но одно короткое слово супруга и промэя тут же приросла к сидению, не смея пошевелиться и только водила глазами, в которых лихорадочно горел страх.

Некоторые жены Солнца бросали на несчастную соперницу косые взгляды, Олимпия и Крисана даже позволили себе насмешливые улыбки, а Риса ликующую. Их радость омрачало лишь признание ветреного наследника. Это было едва ли не большим ударом, чем решение Мэйрута выдать Альсию за Нариса. Вновь Салия-Лирса доказала свое превосходство, в очередной раз указав остальным женам их место. Несомненно, Талиса, столь же бесстыдная и хитрая, как и мать, (Риса, Олимпия и Крисана в этом ни минуты не сомневались) очаровала неосторожного наследника, лишь бы обойти дурнушку Альсию. Промэи знали настоящую натуру Салии-Лирсы, именно так она отняла когда-то Солнце у них и теперь дочь пошла по тому же пути. Жестокая, завистливая и лживая, вот что скрывалось под хорошенькой маской, и только Мэйрут, как глупец, следовал за ней по пятам и исполнял любые прихоти. Оставалось надеяться, что сейчас у них с Талисой ничего не получится, Солнце ни за что не нарушит договор, достанет Альсию из-под земли, но никогда не отступится от своих слов.

Смех Мэйрута прозвучал очередным отголоском безумия, вызвав на лицах валс недоумение. Никто не мог ожидать, что Солнце порадуется словам Нариса. Хотя, подождите, да он просто смеется над сумасбродством наследника Залиса!

— Ты что-то понимаешь? — шепнула Лима, не менее потрясенная поведением отца, чем остальные.

— Уже давно ничего не понимаю, — едва дыша, ответила Талиса, хватаясь за колонну. — Он его убьет, Ли! Это конец!

Мэйрут благосклонно качнул головой, заставив Нариса вытянуться пружиной от страха и непонимания происходящего, и проговорил с доброй насмешкой:

— Как горяча юная любовь. Ах, это прекрасное чувство! Как говорил мудрец Вэерис...

— Уууу, — простонала Лима, вызвав нервный смешок у сестры, — снова он! Нам только мудреца не хватало.

— ...юная любовь, как волна, что смывает все на своем пути: и разумные мысли, и осторожность, и рассудок.

— Да уж, рассудка ты явно его лишила, — ехидно поддакнула отцу промэя, насмешливо глядя на Талису, уже не зная: то ли бояться, то ли падать в обморок, то ли бежать.

— У некоторых его никогда и не было, — прошипела она, ломая пальцы.

— Ну-ну, что ж ты так о своем любимом. Не хорошо, не хорошо.

— Ли, хватит!

— Думаешь, я сама не волнуюсь? Потому и болтаю...

— Ли!

— Молчу-молчу, не нужно смотреть на меня так... о, церемониймейстер!

Голос выше упомянутого валса заглушил девушку:

— Слово подтверждено! Клятва прошита крепкой нитью!

— Как подтверждено? — озвучила Талиса мысли всех валс в Северном зале, а Лима расплылась в веселой улыбке:

— Кажется мне, что...

— Но есть еще одна нить, которая удерживает клятву от исполнения. Нить невесты.

Стайка знакомых девушек в лиловых одеяниях, весело напевая и пританцовывая, поспешила в зал. Разделившись, они принялись искать загадочную невесту среди молодых промэй. Некоторые валсы спешили радоваться, когда одна из девушек обращала на них свое внимание, другие пугались. Но все было зря, ведь девушки с лентами неизменно печально вздыхали и бежали дальше по залу, пока одновременно не окружили Талису и радостно затянули старинную свадебную песню:

— Голубка белая поет,

Ее манит далекая дорога,

Будь светел же ее полет,

Играет флейта у порога...

Лима скользнула в сторону и теперь счастливо наблюдала за сестрой, которая и не сразу осознала, что произошло. На руку ей уже повязали нежно-лимонную ленту, повели к каменному столу и Нарису, а Талиса только теперь очнулась и удивленно захлопала глазами. Промэя, не скрывая гордости за сестру, переводила взгляд с одной жены Мэйрута на другую, и признательно склонила голову, когда в глазах Карины увидела радость, а у Еллании добродушное веселье, на зависть и презрительность же отвечала лишь счастливой улыбкой. Но внутри все дрожало. Девушка не могла поверить тому, что происходило, и в поисках ответов посмотрела на маму. Салия-Лирса, почувствовав внимание дочери, обернулась к ней и подмигнула.

— Неужели? — радостно хлопнула в ладоши девушка и Салия-Лирса, прочитав слова по губам, качнула головой. — Но как же Альсия?

Этот ее вопрос остался без ответа, нарушенный голосом церемониймейстера. Несколько минут он заставлял зал устало вздыхать, повествуя о древней Сильве и испытании, которому она подвергла своего любимого. Не позволило всем уснуть долгожданное обращение Лария к Талисе, в эту минуту нерешительно стоявшей возле Нариса, но так ни разу и не отважившейся взглянуть на своего неожиданного жениха.

— Согласны ли вы отдать своё сердце этому молодому валсу, прекрасная лэтта? Живет ли в вашем сердце такая же великая любовь, как и в сердце ветреного наследника?

Талиса вздрогнула, огляделась и совсем уж нерешительно посмотрела на Солнце. Ей не верилось в происходящее. Это было чем-то невозможным, потому промэя не могла избавиться от мысли, что находится в мечтах, что часто в последние дни приходили к ней во снах. Там, в мечтах, все было столь прекрасно, что девушка, проснувшись, понимала, как несбыточны они. Но ведь теперь Нарис стоит совсем рядышком, Талиса даже слышит его тихое, прерывистое дыхание и чувствует знакомый и такой родной запах. Если протянуть руку, она сможет коснуться валса. Случилось то, на что девушка и надеяться не смела. Так почему она молчит? Ведь нужно всего лишь сказать правду. Сказать, что Талиса любит наследника и с радостью подарит Нарису свое сердце, хотя оно и так уже в его власти.

Промэя не помнила, что ответила, но видимо правильно, так как церемониймейстер радостно заулыбался, а Северный зал взорвался аплодисментами и криками, заглушая чье-то недовольное бормотание и шипение.

— Все хорошо, любимая, — проговорил кто-то, и Талиса лишь секунду спустя поняла, что это Нарис, ласково сжимающий ее руку.

— Да, — улыбнулась в ответ промэя и, затаив дыхание, взяла перо лир. Оно опалило кожу ладони холодом резных граней и даже будто задрожало, словно понимало всю свою значимость.

Ларий указал на графу, где Талисе следовало оставить свою подпись и замер в ожидании подле стола, гордо вскинув крючковатый нос от важности момента. Девушка с удивлением отметила свое имя над графой и задумалась о том, как получилось, что Нарис не видел кто его невеста, когда подписывал брачный договор? Впрочем, если она поняла усмешку отца правильно, то Солнце позаботился о том, чтобы наследник оставался в тайне до сегодняшнего дня. Все-таки он сумел проучить нерадивую дочь, но Талиса была благодарна Мэйруту, ведь случившееся позволило ей узнать Нариса, и теперь, выводя свою подпись, девушка не сомневалась в правильности происходящего.

Мгновение тянулось будто вечность. Но Талисе нравилась эта вечность, если бы девушка могла, то продлила бы ее еще немного. Ведь как это прекрасно и удивительно осознавать, что теперь их с Нарисом жизни навсегда связаны, и никто и ничто уже не изменит этого. Доказывая надежду промэи, ленты их с наследником переплелись крепким узелком, так что не представлялось возможным его распутать.

— Теперь это правда, — усмехнулся Нарис.

— И навсегда, — немного смутившись, добавила Талиса.

— Навсегда, — согласился валс и привлек ее к себе.

Девушка не слышала, о чем говорил церемониймейстер, даже аплодисменты звучали как-то глухо и неясно, когда Нарис прижал промэю к себе, а после неспешно и будто дразня ее терпение, прикоснулся своими губами к губам Талисы.

Талисе показалось, что они с Нарисом унеслись куда-то очень далеко, в место, где нежно искрился свет. Его ласковые сияющие рукава окутывали влюбленных и дарили ощущение невесомости и бесконечности, о которых впервые мечталось промэе.

Когда Нарис отступил, девушка невольно нахмурилась и даже печально вздохнула, что не укрылось от валса, который понимающе улыбнулся, но как оказалось и от отца тоже. Увидев добрую насмешку Мэйрута, промэя раскраснелась и поспешно потупилась, боясь смотреть в его глаза.

У Талисы нашелся неожиданный спаситель. А именно Гарри Нудный, который с печальным вздохом пал ниц пред троном Солнца. Отец его, краснея, склонился в поклоне и, постоянно извиняясь, как можно незаметнее толкал сына в плечо. Но Гарри, как праведный образ вековой печали, не желал внимать разумному совету родителя, и, в очередной раз вздохнув, обратился к насупившему брови, Мэйруту:

— Повелитель, простите мое непозволительное поведение, но я вне себя от горя, ведь исчезновение невесты будто вырвало часть моей души! Как я смогу унять теперь свою боль? Как жить, когда тэлла Альсия обрекла меня на одиночество?

Талиса испуганно взглянула на отца, боясь, что сегодняшний день все же будет пронзен его гневом, но увидев смешинки в родных глазах, успокоилась и позволила и себе улыбку. Отыскав взглядом в зале Лиму, подмигнула ей и отметила, что сестра совсем не беспокоилась о Гарри и вместо этого покатывалась со смеху, на пару с тетушкой Лисаветой. Они были так похожи нравом, что Талиса иногда называла сестру тетушкиной дочерью. Но в глубине души же надеялась, что Лима не повторит судьбу Лисаветы и не познает ее одиночества. Пусть старшая валса неизменно с легкостью и беспечностью говорила о своей жизни, промэя понимала, что в глубине ее души не могло не существовать сожаление о том, что судьба так и не подарила ей кого-то близкого и любящего.

Словно почувствовав, что Талиса думает о ней, Лисавета как-то загадочно посмотрела на племянницу, а после на миг прикрыла глаза, показывая, что все хорошо, и девушка кивнула в ответ. Да, все хорошо. Промэя была в этом уверена, пусть и чувствовала легкую вину за то, что обладала теперь наибольшей ценностью в мире — любовью.

— Мой юный друг, — наконец проговорил Мэйрут и в его голосе явственно чувствовались нотки раздражения. — Как оказывается ранимо ваше сердце. Но почему вы позволили лэтте Альсии посеять в нем такую печаль? Вы правы, многоуважаемый коур, я обещал вам в невесты дочь моей супруги Галии, но никогда не говорил, что это будет лэтта Альсия...

— Но как? — разинул рот Гарри в непонимании, а его отец едва удержался от того, чтобы схватиться за голову и все думал: сейчас ли уже писать прошение об отставке или же уступить глупой надежде?

— Ваша невеста лэтта Якта, — царственно пожал плечами Солнце и лишь весело улыбнулся, когда невеста яростно вскрикнула в приступе 'неожиданного счастья', а после бросилась к двери, видимо надеялась повторить недавний побег Альсии.

— Да уж, счастье творит с нами чудеса, — хихикнула Лисавета, подтолкнув локтем смеющуюся Лиму.


* * *

Якта еще долго бегала от Гарри, пока не сдалась, но по лицу, когда она позволила нареченному пригласить себя на танец, было видно, что в хорошенькой головке бродят совсем не радужные мысли, а коварные планы.

— Тебе не жалко ее? — спросила Талиса, переведя глаза с Якты на Лиму.

Сестра фыркнула и улыбнулась:

— Может немножко. Тут впору спросить: не жалко ли тебе его?

Талиса усмехнулась и кивнула.

— Думаю, — продолжила Лима, — все образуется. Мне кажется, они подходят друг другу. Якта будет приказывать, а Гарри с радостной улыбкой выполнять... ну, и нудить немножко.

Быстрая музыка смолкла и на смену ей пришла нежная виолончель. Талиса мечтательно зажмурилась и тут же услышала тихий голос Нариса, который словно почувствовал ее желание.

— Могу ли я пригласить прекрасную тэллу на танец?

— Ух, да вы просто светитесь от счастья! — подразнила влюбленных Лима.

— Надеюсь, так будет всегда, — прикусила губу сестра и, хитро глянув на промэю, добавила: — Возможно, вскоре и ты будешь светиться от счастья.

Девушка фыркнула и наморщила нос:

— Глупость какая. Не хочу разочарований. Тем более, счастья мне и так достаточно.

— То есть вы, милая леди, так во мне сомневаетесь, что уже предвидите будущее разочарование? — нахмурил брови наследник Западного Ветра.

Лима хмыкнула:

— Как легко вас задеть, дорогой мой друг, — и отбросив манерность, подмигнула ему: — Ты ведь станешь исключением? Только попробуй не стать!

Талиса хихикнула и прижалась к Нарису:

— Поберегись, любимый, она угрожает.

— Я лишь предупреждаю, — пожала плечами Лима. — Да и что мне угрожать, думаю, Солнце не зря отозвал тебя в сторону и что-то с мрачным видом рассказывал.

Наследник с тяжелым вздохом кивнул, а Талиса весело засмеялась:

— Значит, выхода у тебя нет, только вечно любить меня и оберегать.

Нарис как-то загадочно улыбнулся, так что у девушки засосало под ложечкой и, приблизив свои губы к ее, прошептал:

— Я и так люблю.

Провожая их взглядом, Лима втайне просила Судьбу быть милосердной к сестре и не разбивать ее сердце. А после зачаровано наблюдала за их танцем. Луч и ветер — идеальная пара. Талиса сияла, а Нарис подхватывал этот свет и кружил его, озаряя Северный зал, словно само Солнце.

— Удивительные, правда? — неслышно подошла Салия-Лирса.

— Удивительные, — радостно закивала в ответ ее дочь. — Это все благодаря тебе. Ты смогла увидеть то, что нам с сестрой не подвластно. Ты молодец, мам.

Любимая жена Мэйрута улыбнулась и взяла ладошку дочери в свою:

— Я очень рада, что все так хорошо закончилось. Уверена, она будет счастлива с ним. Нарис хороший мальчик. Он знает, что такое ответственность и не будет бросаться чувствами Талисы в угоду своему эгоизму.

— Очень надеюсь на это. Не знаю, когда она успела, но Тали полюбила его и это меня немножко пугает.

— Не волнуйся, дорогая. Любовь видна по мелким деталям. Громкие слова, пламенные признания и страстные взгляды, это красивая ложь. Любовь в том, как Нарис держит Талису за руку, как бережно ведет в танце, как улыбается, когда радуется она. Но главное это свет в его глазах, когда он видит Талису. Когда счастье одного приносит счастье другому — это любовь.

— Сложно все, — вздохнула девушка. — И, наверно, возможно очень редко.

Салия-Лирса погладила дочь по плечу:

— Помни, что это возможно.

— Надеюсь, вы с папой не планируете сделать меня такой же счастливой, как и Талису, — округлила глаза промэя, вдруг испугавшись, что мамины последние слова неспроста. — Даже не думайте об этом.

Астрия весело рассмеялась:

— Не бойся, Лима. Твой будущий избранник где-то существует, но пока прячется от нас. Уверена, он такой же особенный, как и ты.

— Хочешь сказать, вредный?

— Ты просто читаешь мои мысли.


* * *

На террасе было тихо и спокойно. Талиса взглянула в темное небо и благодарно улыбнулась, тетушка вила свои лучи нежным и дивным узором, в котором даже не знающий увидел бы любовь. Два крыла переплетались и сливались одно в другое, становясь единым и вечным.

— Тебе не холодно? — спросил Нарис, проводя горячими ладонями по ее плечам, словно искорками опаляя нежную кожу.

Талиса потупила взгляд и отрицательно качнула головой:

— Нет, я счастлива.

Наследник оперся плечом о колонну и тоже принялся рассматривать рисунки луны.

— Обряд посвящения состоится после Солнцевой ночи, — неожиданно нарушил тишину Нарис и Талиса вздрогнула, но не от холода, а все от того же счастья.

— Это замечательно, — после недолгой заминки ответила она.

— Только слишком долго, — медленно приблизился он и обнял ее сзади. — Мне бы уже сейчас хотелось назвать тебя своей.

— Я и так твоя, — тихо прошептала Талиса, радуясь, что наследник не может видеть ее разгоревшегося румянцем лица. — Для этого ни брачный контракт, ни обряд, ни даже, слово моего отца не нужны, только мое сердце.

Дыхание Нариса на затылке быстрыми мурашками пробегало по телу, вызывая дрожь в коленках.

— Я буду беречь его, любимая, ты не бойся. Не буду давать клятву, те, кто легко клянутся, редко исполняют обещания, просто знаю и хочу, чтобы ты тоже знала.

Все-таки было прохладно, и Талиса пожалела, что не попросила Нариса вместе с бокалом цветочного пунша принести и шаль, но самой идти не хотелось. Казалось, она разрушит что-то светлое, что возникло в ее сердце после слов наследника, если покинет террасу.

— Тетушка, спасибо, — прошептала, вновь подняв глаза к небу. — Мне была очень важна надежда. Ты всегда все знаешь, ведь так?

Гайэлли не ответила, не могла ответить, только переплела нити узоров, сплетая в цветы и дороги жизни.

Где-то в саду послышался шорох, и после недовольный голос Лимы.

— Мати, ну что ты снова! Это ведь должен был быть подарок, а теперь это больше похоже на веник! Знала, кого попросить помочь! Ладно-ладно, не нужно расстраиваться. Хохотушка все равно спит, можно еще нарвать цветов, а завтра уже будь что будет, если что, скажу это все Талиса. Не станет же она сердиться на нашу невесту.

Талиса тихо рассмеялась и, заметив, что Нариса пока отвлек отец, поспешила вниз по полукруглой лестнице.

— Лима, ты решила разбить сердце Хохотушки, да еще и меня виноватой сделать? Мати...

Больше Талиса ничего сказать не успела, чья-то холодная рука зажала ей рот, не позволяя позвать на помощь, а черная волшебная лента сковала руки, а с ними и магию.

— Попалась, глупышка, — шепнул кто-то и у девушки подкосились колени.

Переборов страх, она пыталась брыкаться, но вторая рука впилась ей в горло, и девушка почувствовала, что начинает задыхаться.

— Тише, милая, тише, — зашептал отнюдь не ласковый голос, и показалось, будто он лезвием прошелся по щеке, оставляя глубокий след. — Ты ведь послушная девочка, хорошая.

'Отец, отец!' — только и могла, что мысленно повторять девушка, надеясь, что Мэйрут сможет услышать, но умом понимая, даже если Солнце и почувствует, то лишь присутствие чужака, а на балу это едва ли странно, да и вечер ослабляет силу повелителя. А ее, Талису, перекрывает сила незнакомца, слишком неожиданно все случилось, она, наивная, была совсем не готова.

Незнакомец потянул ее вперед, заставляя идти, и девушка вновь попыталась вырваться, на этот раз заработав хлесткую пощечину. В голове затуманилось, но она все же смогла рассмотреть страшное лицо валса и его пронзающие черные глаза. Эти глаза сделали что-то с ней, ведь Талиса будто потеряла саму себя, тело отказывалось повиноваться ей, голову застилала мгла, и только горящая щека жаловала яркие чувства, да неистовый ужас.

Миновав сад, они оказались на террасе, с которой открывался чарующий вид на владения Солнца: сейчас спящую землю и темное небо, окрашенное сиянием Луны. Все было таким спокойным и мирным, даже не верилось.

Талиса хотела позвать Гайэлли, но даже не могла собрать мысли воедино, как после случилось ужасное. Незнакомец обратился огромной птицей и, подхватив своими когтями девушку, взлетел и стремительно понесся куда-то вниз, словно намереваясь разбиться о землю. Промэе чудилось, что она летит в черную бездну, но, не имея сил бороться с этим, только прикрыла глаза, отдаваясь на волю судьбы.

После все было, как в далеком воспоминании, которое и пытаешься вспомнить, но не можешь. Вокруг испуганно и возбужденно шелестел лес, а после валсу захватил ужас, ведь где-то вблизи зашумело море, терзая ее тело мучительной болью. И только чей-то голос пробивался сквозь силу моря. Это был тот незнакомец с черными глазами. Но что он говорил?.. Что-то о Лиме... Она шла за ней. Нет, сестричка, не нужно... Не иди сюда, пожалуйста, не нужно!

Сила моря вновь заглушила все остальные чувства, в сознании остались только его холодные воды. Девушке мерещилось, что она тонет, идет ко дну, даже не борясь, только слабея с каждой секундой.

В сознание проник голос Лимы, это дало немного сил, девушка даже смогла пошевелиться и хотела позвать сестру. Но чья-то воля тут же сковала ее, а после послышался оглушительный крик:

— Она моя!

Эти слова вновь повязали девушку, еще более сильными путами, и промэя во второй раз погрузилась в туман, почти не сожалея о том, что черная птица уносит ее от Лимы.

Больше Талиса ничего не помнила, только то, как исчезает сила моря, но почти сразу же, не даруя и короткого облегчения, на смену пришел другой холод, более глубокий, могущественный и будто ядовитый. Казалось, она встретилась с чем-то совершенно иным, извечным врагом.

Опомнилась Талиса лишь, когда ее бросили в каменный мешок, плечо и руку опалило болью, когда промэя распласталась на ледяном грубом полу. Но девушка даже не попыталась отползти, перевернуться, держалась за эту боль, ведь она дарила ощущение жизни, которую хотела отобрать черная сила...


* * *

Талиса отринула воспоминания, больше они не приносили облегчения, даже в них проникла сила Коршуна и Властителя Тьмы. Девушка попыталась заплакать, слезы иногда помогали, но у валсы даже не было сил на них, ведь надежда будто ускользнула навсегда.

Промэя, не зная, сколько прошло времени, давно перестала считать минуты. Нарис больше не приходил, не пытался спасти ее, а Талиса и не звала. Знала, что он не сможет защитить. Да и не хотела этого, последние ее барьеры исчезли, разум больше не мог сопротивляться.

Он, как всегда, появился неожиданно, только если прежде Талису охватывал ужас, в этот раз сердце даже не вздрогнуло. Воспоминания все лишь ухудшили, ослабили ее, слишком радостными и светлыми были, слишком счастливыми.

— Не скучай, милая, — насмешливо прошептал Коршун, — твоя сестра совсем близко.

Талиса встрепенулась, даже попыталась встать. Цеплялась руками за осклизлые стены, но ноги не хотели слушаться, колени подгибались и лишь ценой великих усилий, девушка смогла выпрямиться.

— Лима? Она нашла меня? — голос расцвел, будто яркий цвет талисы и промэя поняла, как рано сдалась. Ей стало стыдно, горько за себя.

— Едва ли, — улыбнулся в ответ мужчины. И его улыбка заставила сердце Талисы сжаться.

— Не трогайте ее! — вскричала она, понимая, что ничем не может помочь сестре, пусть и готова на все.

— Не переживай, глупышка. Я не причиню ей боли. Это сделаешь ты.

Талиса не понимала, о чем говорит Коршун. Верно сошел с ума! Как она может причинить боль Лиме?

А после тело вновь опалило знакомое холодное касание, грудь наполнил ужас и крик почти сорвался с ее губ. Опустив взгляд, Талиса увидела, как стремительно струится вода сквозь решетки темницы, спеша к своей жертве...

Глава 13

Сто дорог города и одна необратимая

Утро началось весело, пусть и немного странно. Лима проснулась в своей комнате в гостинице и смутилась, подумав, что Тамир принес ее на руках. Но сразу же позабыла обо всем, когда ее взору предстала уморительная сцена. Огненная, спавшая в ногах девушки, тоже пробудилась и, сонно глянув на девушку, спрыгнула с кровати. Походка лисы была плавной, неспешной, но с каждым шагом все больше замедлялась, видимо Огненная понемногу осознавала, что что-то не так. Но вот на пути ее возникло высокое зеркало. Увидев в его отражении пушистую кошку и поняв, что это она и есть, лисица издала разъяренный крик и, вспрыгнув, повисла на шелковой шторе. Карниз не выдержал подобной обиды, и вскоре Лима оказалась укрытая плотной занавесью, благо не припечатанная тяжелым набалдашником, но смеющаяся изо всех сил.

Так их и застали испуганные Тамир и Сунар, ворвавшиеся в комнату: хохочущую Лиму и свирепую Огненную, запутавшуюся в шторе.

Город за окном сопутствовал настроению промэи, был ярким, полным музыки, голосов и какого-то неповторимого предвкушения чуда.

А после их ждал завтрак на летней площадке гостиницы. Лима грелась в лучах отца, лениво наблюдая за тем, как браво поглощают ученик и учитель сперва пышный омлет, а после шоколадные кексы, запивая все холодным компотом, а также за улыбающимися горожанами, которые принаряженные прохаживались по улице. Вскоре обещали начало празднеств, и валса не могла скрыть своей радости.

Довольно хмурясь после приятной трапезы, Сунар о чем-то долго раздумывал, а после все же приступил к тому, ради чего собственно путники и явились в Тад-Лакар:

— У нас есть единственная возможность украсть карту, и мы должны сделать все, чтобы она оказалась удачной.

— И что это за возможность? — медленно спросила Лима, глянув на не менее напряженного Тамира.

— Разумеется, городской праздник, — улыбнулся старик. Но улыбка не могла скрыть его волнения и промэя тяжело сглотнула, предчувствуя, что дальнейшие слова ей не понравятся.

— Что там, учитель, — поторопил его ученик, — говорите?

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что столики пусты и их никто не может услышать, Сунар кивнул:

— В лавку Жейла не удастся проникнуть даже с помощью волшебства, а, возможно, тем более. Она закрывается на особый магический ключ и его невозможно подделать.

— И значит?

— Значит, Тамир, нам нужно выкрасть ключ у Жейла, ведь он никогда с ним не расстается.

Промэя было испугалась, но услышав облегченный выдох ученика, удивленно на него посмотрела.

— Ну, так это легко, — расслабленно раскинулся он в удобном плетеном кресле. — Дело одной секунды.

Сунар нахмурился и отхлебнул чаю:

— Не все так просто, мальчик. Жейл напыщенный, высокомерный и причисляет себя к сильным сего города, что есть частичной правдой, ведь в родне у него один из младших советников градоправителя. Значит, на празднестве он будет находиться в одной из лож для знати со своей родней, поблизости от Витара Дариуса, и потому окруженный дворцовой охраной. А после кареты их увезут на вечерний бал во дворце градоправителя, туда нам не попасть.

— И он не спустится на площадь? — свел брови Тамир.

— Нет, он будет играть по правилам Витара, создавать скучающий вид, показывать, что простой люд и так должен быть доволен, что день рождения градоправитель и его приближенные, в кои ряды затесался и Жейл, разделяют с ними, — объяснил Сунар и, заметив, что Тамир и Лима изумлены его осведомленность, добавил: — Знали бы вы, о чем только не говорят в городских трактирах.

Промэя и ученик одновременно кивнули и задумались.

— То есть я не смогу приблизиться к нему?

— Нет, мальчик, не сможешь.

— Как же тогда нам добыть ключ? — прикусила губу Лима. — Без этой карты ведь никак не обойтись.

Старый маг почему-то виновато поглядел на нее и девушке это совсем не понравилось.

— Что?

— Есть один старый обычай, который градоправитель чтит и исправно исполняет при подобных торжествах.

— И что это за обычай? — заинтересовался Тамир.

— Танец, который позволяет ненадолго и знати, и люду встать на одну ступень, разумеется, фигурально, и сегодня он обязательно будет сыгран. Тогда простые люди приглашают на танец дворян, даже самого градоправителя, если рожден проворным.

— То есть, это значит, что я должна буду пригласить на танец Жейла? — помрачнела промэя.

— Ну, я никак не могу его пригласить, — пожал плечами Сунар, — он уже видел меня в лавке, сочтет слишком навязчивым ухажером, — решил пошутить он и девушка, несмотря на недовольство, рассмеялась, представив эту комическую сцену.

— Но есть еще Тамир, — переборов смех, предложила она и снова рассмеялась, увидев, как вытянулось лицо ученика.

— Очень весело, — скривился он, мягко толкнув локтем сидящую рядом промэю.

— А что! — взмахнула она руками. — Прочитаешь ему какое-то душераздирающее стихотворение, а там незаметно и вытащишь ключ... Стойте! — Лима вскочила, опрокинув при этом кресло. Официант шагнул на помощь. — Нет-нет, ничего, — отмахнулась она и юноша, поклонившись, зашагал обратно, в то время как Тамир поднял кресло. — Сунар, не пугайте меня! Я что должна буду украсть этот злосчастный ключ? — девушка заговорила так тихо, что только по губам и можно было разобрать слова.

Старик, помедлив мгновение, кивнул:

— Да, девочка. Иначе, не знаю как.

— Не бойся, Лима, я научу тебя. Это просто... почти, — поддержал Сунара ученик, заставив промэю еще больше нервничать. — Но вот с манерами, учитель, помочь не смогу, это должно быть от рождения.

— Т... Ивал!

— Глупый мальчишка, — беззлобно фыркнул учитель, а Лима, подперев ладонями подбородок, тяжко задумалась.


* * *

Девушка честно старалась, слушалась Тамира, но всякий раз, когда пыталась незаметно снять кошелек с его пояса, слышала разочарованный вздох ученика.

— Бери и сам приглашай его на танец, там и украдешь! — мрачнела она на глазах.

— То есть ты сдаешься? — насмешливо поинтересовался юноша.

Лима помрачнела еще больше и только пробурчала:

— Ну уж нет.

Сидевший у окна Сунар, задумчиво за ними наблюдающий, с поддержкой улыбнулся девушке, она благодарно кивнула.

— А ключ точно будет в кошельке на поясе? — со страхом спросила Лима. — А вдруг в нагрудном кармане! Я не смогу.

— Я видел, как он его спрятал в кошелек, — терпеливо повторил в очередной раз старик и девушка вздохнула.

Сколько еще продолжался их урок, промэя не могла сказать, все смешалось в туманный круговорот, она усердно пыталась выкрасть кошелек, но все чаще терпела неудачи, хотя Сунар настойчиво хвалил ее и раз даже Тамир, если ей не померещилось. На этом они и закончили. Лима понимала, что не сумела добиться великих результатов, но упрекнуть себя, что не старалась, не могла, и потому почти без угрызений совести отправилась в свою комнату, облачаться в богатый наряд, что обнаружился в сотворенном старым магом чемодане.

Вскоре путники уже втроем шагали в сторону главной площади, где должно было начаться основное празднование. Лима постоянно нервно поправляла пышные юбки, всякий раз невольно любуясь нежно-лиловым их оттенком и серебряной нитью, которая сплеталась пышными цветами на подоле. Тамир и Сунар, а вернее Ивал и Армус, выглядели не менее достойно, первый в своем темно-синем костюме и белоснежной рубашкой, и второй в пышном бордовом сюртуке, расшитом золотой нитью и украшенном рубинами, и красной розой в петлице. Армус, несомненно, любил блеснуть своими богатствами. Огненную пришлось долго уговаривать остаться в гостинице, а после просто закрыть на ключ, ведь лиса никак не желала слушаться.

Лима пыталась подавить свой страх, но все равно часто спрашивала, что будет, если она не справится. Сунар старался поддержать ее, а Тамир только вздыхал. Но в последний момент, когда они уже подходили к площади, юноша остановил промэю и сказал:

— Делай, как задумано и не волнуйся, я обещаю, у нас все получится.

Девушке верилось с трудом, но она же заставила себя кивнуть, и попыталась успокоиться.

А после празднование захватило ее настолько, что Лима позабыла и о Жейле и о ключе, и обо всем на свете.

Площадь походила на треугольник, на остром угле которого располагался богато убранный помост, а по другую сторону ложи для знати. Места богачей еще были пусты, но зато на самой площади уже веселился народ. Помост тоже не пустовал, небольшой музыкальный ансамбль наигрывал быстрые мелодии, заставляя людей улыбаться и пританцовывать. Словно в такт музыке огромная карусель плавно кружилась, заставляя бежать своих резных лошадей, статных красавцев.

Увидев карусель, Лима весело улыбнулась:

— Обожаю карусели!

— Мы помним, — почему-то нахмурился Тамир, а затем, удивив промэю и учителя, подхватил первую под руку: — Что ж, я тоже не прочь прокатиться.

— Идите, дети. А я пока перекушу чего-нибуть, — загадочно улыбнувшись, бросил им в след Сунар и поспешил в сторону дородной женщины, что продавала пышные пирожки и сливочные пирожные.

Тамир помог Лиме взобраться на белую лошадь, а сам оседлал вороную, и карусель, качнувшись, медленно двинулась по кругу. Городская карусель кружила самостоятельно, ей не нужны были сильные руки мужчин, как в Веселухе, только редкие взмахи молодого посоха и ленивое внимание его не менее молодого хозяина. Поначалу девушка напряженно следила за светловолосым магом, словно он, и вправду, мог знать, кто скрывается под обличьями Лиизы и Ивала, и заметила, что и Тамир поглядывает в сторону вышеупомянутого с опаской. Но осознав, что маг, ни разу даже не взглянул на них, успокоилась.

После карусели, промэя и ученик мага долго наблюдали за мимами, которые бродили среди людей и копировали тех, вызывая у кого недовольство, но чаще смех. Лиме было удивительно легко, весело, если бы не припрятанная тень в глубине сердца — страх за сестру. Но девушка старалась не давать этой тени воли, зная, что она не поможет, а лишь будет мешать и сбивать с пути. Потому позволяла себе радоваться жизни, понимая, что ее чувства находят отголосок в Талисе, помогают ей держаться.

Ансамбль сменила танцевальная труппа и Лима долго и зачарованно следила за тонкими, как стебельки, девушками, что подобно бабочкам порхали по помосту. Но вот на сцену вышла их солистка, облаченная в белые одежды, и мир словно затих, остался только танец. Сначала она танцевала медленно, как будто плыла, но все убыстряла ритм, и вскоре уже птицей трепыхалась в силках неведомого зверя. Она пыталась вырваться из его клетки, била крыльями, но прутья, как железные змеи, вились вокруг пленницы, не желая отпускать.

— Она похожа на Талису, — тихо прошептала промэя, и это было правдой, Лима видела в белой птице свою сестру.

Тамир сжал ее руку и заставил девушку посмотреть в свои глаза:

— Не бойся, — прошептал юноша, — у нас все получится.

— Я надеюсь, — нерешительно кивнула она. — Хотя связь очень тонка и это пугает.

Молодой маг больше ничего не сказал, но руку ее не отпустил, и Лима была за это благодарна. Его молчание успокаивало больше, чем слова.

Некоторое время спустя, под восхищенные крики, стали прибывать богатые кареты знати. Со скучающим видом разодетые господа и дамы занимали свои места в ложах.

Одним из последних появилось семейство младшего советника, видимо пытаясь подчеркнуть свою значимость, и, увидев Жейла, Лима вновь разволновалась. Единственное, что радовало — кошелек на поясе, который сам хозяин ключа несколько раз, не задумываясь, проверил.

— Все будет хорошо, просто...

— Следуй намеченному плану, — хмуро закончила девушка. — Да-да, все помню, — и угрожающе ткнув ему в грудь указательным пальцем, добавила: — Но если ничего не получится... не знаю, что с тобой сделаю!

Юноша рассмеялся и, приобняв Лиму за плечи, повел в сторону помоста, за бархатной занавесью которого уже готовился начать свое представление цирк.

Возможно, градоправитель и был бы рассержен таким невниманием к своей важной персоне, но вряд ли заметил весело обсуждающую что-то молодую пару и присоединившегося к ним поджарого старого господина, когда вокруг зашумели люди, встречающие именинника аплодисментами и ярким конфетти, что взлетало в небо и дождем осыпалось на землю. Виновник торжества пытался выглядеть благодушно, но конфетти, залетающее в рот и за широкий кружевной воротник, совершенно этому не способствовало, и Дариус бурчал проклятья себе под мясистый нос, мечтая поскорее оказаться в своей ложе.

Цирковое представление оказалось настоящим волшебством, не творением магии, а именно волшебством иллюзии, мастерства и таланта. Особенно девушку поразили гимнасты, которые буквально каждым своим движением вызывали восхищенный шепот публики и рукоплескания. Они взлетали в воздух, делали всевозможные сальто, сложные трюки, и мерещилось, что их поддерживают невидимые руки, не позволяя ошибиться и упасть.

Но когда гимнастов сменил фокусник, Лима просто замерла и изумленно следила за его ловкими руками, которые совсем без магии творили настоящие чудеса. Даже Сунар с Тамиром заинтересовались и что-то тихо обсуждали, но промэя их совсем не слышала, уж очень была увлечённая фокусами мастера-иллюзиониста.

А потом все неожиданно закончилось, исчезло все чародейство, и промэя даже расстроилась. Над чем беззлобно посмеялся Тамир, а старик, которому особенно понравилось выступление забавного клоуна, понимающе покачал головой.

Но хотя казалось, что все пролетело в один миг, на землю уже успел спуститься вечер, душистый, мягкий и ласковый. Веселыми огоньками зажглись бумажные фонарики, рассеивающие мглу и придающие вечеру особенной романтики.

Человек в синих одеждах, вышедший на помост, объявил, что вскоре произойдет великое событие — выступление Гергорианны, а до того часа самое время для танцев, что яро поддержали давно уже ждавшие этого девушки и даже некоторые дамы. Одна из последних: экстравагантная, в аляповатом платье, чьи седоватые волосы были убраны в высокую прическу и щедро украшены лентами и заколками, танцующей походкой настигла не ожидавшего подобного Сунара и пригласила разделить с ней 'чарующий мотив'. Старик немного смутился, развеселив Лиму и Тамира, а после, махнув рукой, позволил хваткой Зазелии увести себя в гущу танцующих.

Промэя и ученик мага некоторое время молча, разве что с улыбками, следили за неуклюжими 'па' Сунара, не поспевавшего за своей бойкой партнершей, неустанно опережающей ритм и без того быстрого танца.

— Он замечательный, — наконец нарушила тишину Лима.

Тамир улыбнулся в ответ:

— Ты права. Жизнь была к нему жестокой, но не сломила и не очернила сердце учителя. Я хочу быть таким же, как он.

Распознав в голосе юноши знакомые печальные нотки, промэя дернула его за рукав, вынуждая посмотреть в свои глаза, и прошептала:

— Не нужно быть, как он, Тамир, ты и сам замечательный, — девушка не знала, откуда в ней взялась решимость, но, даже после этих слов, она не отвела взгляд.

Ученик замер на мгновение, а затем осторожно коснулся ее щеки кончиками пальцев. Лима была напряжена, как струна, а сердце билось в груди столь быстро, будто могло выскочить в любой миг.

Веселая музыка сменилась нежной мелодией и молодой маг, сглотнув, спросил:

— Разделишь со мной этот 'чарующий мотив'?

Лима нервно засмеялась и нерешительно кивнула, напоминая себе какую-то деревянную куклу, и очнулась лишь, когда юноша закружил ее в такт неспешной музыке. Их танец напомнил промэе тот первый, в Каменном лесу, что казалось, случился недавно и в то же время — очень давно. Сколько изменилось с той поры, особенно они с Тамиром. Невидимая стена между ними разрушилась, позволив сделать шаг на встречу друг другу.

Позабыв о всякой осторожности, девушка прикрыла глаза и, прильнув к Тамиру, позволила музыке унести себя в неведомые дали.

— Знаешь, — проник в ее мысли голос ученика, — не пойми меня неправильно, ведь, возможно, это прозвучит жестоко, но я рад, что ты оказалась тогда на том морском берегу.

Губы Лима невольно растянулись в самодовольной улыбке:

— Вот оно как... индюк?

— Не вредничай, — щелкнул ее по носу Тамир, — цапля, — ласково и едва слышно добавил он.

— И кто тут еще вредный!

Время пролетело незаметно, и вскоре настал миг, которого так боялась промэя. Заиграла свирель и Сунар подал Лиме знак, хотя в этом и не было нужды. Люди бросились к богачам такой стремительной волной, что промэя подумала, окажись она сама в одной из этих лож, возможно, не удержалась бы и спряталась под кресло. Трагически вздохнув и пряча за спиной дрожащие руки, девушка заторопилась к Жейлу, пока его не увела какая-нибудь резвая соперница. Тамир бросил ей вдогонку, что она зря волнуется, на что Лима только фыркнула и ответила, что волноваться и не собирается.

Валса успела вовремя, хозяина лавки едва не похитила упитанная, пухлощекая рыжая девица, на которую Лысый Жейл поглядывал с искренним страхом. Потому, когда перед ним присела в реверансе промэя, схватил ее за руку даже слишком поспешно и сам повел по ступеням вниз. Увидев же, что досталась ему в партнерши хорошенькая девушка, довольно заулыбался, напомнив Лиме противного кота.

— Как зовут вас, очаровательное дитя? — манерно растягивая слова, спросил Жейл.

Лима хмыкнула, одновременно пытаясь набраться храбрости и попробовать стащить кошелек:

— Очаровательное дитя зовут Лииза, господин.

— Лииза, — повторил хозяин лавки, и будто случайно притянул ее к себе неприлично близко.

Девушка невольно нахмурилась, а после громко чихнула, вдохнув резкий запах его духов, но отодвинуться не попыталась, понимая, что так будет намного легче добраться до ключа.

— Вы так милы, Лииза, — прошептал Жейл, в то время, как Лима разглядела среди танцующих пар градоправителя и хихикнула, увидев, чей стан поддерживали его слегка подрагивающие руки. Тяжело представить скольких конкуренток той упитанной девице пришлось растолкать, чтобы добраться до Дариуса, но, обиженная невниманием Жейла, она таки отвоевала более достойную добычу и теперь бесстрашно испытывала его терпение, наступая на ноги и часто перенимая мужскую привилегию вести в танце. Именинник багровел, но на удивление еще сдерживал свой отнюдь не кроткий нрав. Видимо, его научили чтить традиции, что он упорно и пытался делать, рискуя потерять обе ноги.

— Вы, моя разумница, спасли меня от подобного чудовища, — от Жейла также не укрылся сей удивительный танцевальный тандем и, желчно усмехнувшись, хозяин лавки попытался поцеловать промэю в шею.

Лима, разозлившись не на шутку и вдохновившись 'милейшей' партнершей градоправителя, ударила каблуком по носку дорогих башмаков Жейла. Мужчина охнул, а девушка, воспользовавшись подходящим моментом, попыталась сорвать кошелек, но ее рука даже не успела преодолеть и половину пути, как была перехвачена хваткими пальцами Жейла.

— Ах, моя маленькая негодница, — пропел он Лиме в ушко, а вторая рука в этот миг игриво пробежалась вдоль ее позвоночника.

Девушка, не зная, как поступить, замерла, боясь, что не сдержится и залепит ему пощечину. Её, дочь Солнца, смеет трогать какой-то мерзкий ящер! Но промэя не успела даже закончить свою мысль, как между ней и Жейлом возник кто-то третий и, оттолкнув хозяина лавки, схватил того за лацканы дорогого жакета:

— Как смеешь ты касаться моей невесты?! — грозно вскричал Тамир, изображая ревнивца-жениха, и Лима, рискуя сорвать всю игру, едва не рассмеялась.

Танцующие остановились и заинтересованно посматривали в их сторону, ожидая захватывающего развлечения, у мужчин даже глаза засветились, драка хоть немного развеет скуку.

— Щенок, — грозно взвыл Жейл, — ты что себе позволяешь?!

Хозяин лавки взглянул на градоправителя, в поисках поддержки, и Лима испугалась, даже приготовилась бежать, но Дариус, обрадованный тем, что кто-то, пусть и невольно, спас его от рыжей девицы, лишь покачал головой и проговорил:

-Уважаемый, не хорошо увиваться за чужими невестами, — и, поклонившись своей партнерше, поковылял к своей ложе, прихрамывая на правую ногу.

Промэя с радостной улыбкой наблюдала, как вытягивается лицо Жейла и вздыхает брошенная девица, печально глядя вслед недавнему партнеру, когда Тамир схватил промэю за руку и повел прочь с площади.

— Он у тебя? — тихо спросила девушка.

— Разумеется! — ехидно улыбнулся юноша и подмигнул Сунару, который давно ждал этого мгновения и тут же заторопился в сторону гостиницы, следуя намеченному плану. — Но мне совершенно не понравилось, когда этот лысый обнимал тебя.

— А я сразу говорила, что тебе нужно было его приглашать на танец, — хмыкнула девушка. — Он, кстати, довольно неплохой партнер, тебе бы понравилось.

— Очень смешно, — ответил ученик мага, и направился было к улице, ведущей к лавке Жейла, но Лима, услышав голоса с площади, остановила его:

— Подожди. Давай задержимся на минутку, хотя бы глянем на эту знаменитую Гергорианну. Нас никто не увидит, — поспешно добавила, заметив, как нахмурился юноша, ведь они стояли под тяжелой кроной дуба, хорошо скрытые от посторонних глаз.

— Ладно. Но только на минутку. Нам нужно спешить, а то Жейл в любой миг может обнаружить пропажу, благо я додумался кошелек оставить и вытянуть ключ.

— И как ты это успеваешь? — свела она брови.

— Это совсем не сложно, — пожал плечами Тамир. — От голода и не такому научиться можно.

Лима смутилась, что невольно заставила его вспомнить детство, но ученик мага улыбнулся, показывая, что все хорошо.

Все вокруг будто замерло, притихло, когда на помост вышла Гергорианна. Лима не ожидала, что знаменитая певица окажется такой маленькой и хрупкой, словно фарфоровая куколка. Она ступала мелкими шажками и неестественно широко улыбалась. Промэе показалось, что женщина невыносимо устала. Но вот зазвучала скрипка, нежно, даже несколько нерешительно, ее поддержали аккорды рояля, и Гергорианна ожила, будто куклу завели. Когда же зазвучал ее голос, все мысли исчезли, мерещилось, что и сама певица исчезла и на месте ее возникла одна из древних богинь... Богиня иной стихии, более тонкой, чем вода, более легкой, чем воздух. Стихия чувств бушевала в прекрасном голосе Гергорианны. Промэе не нужно было слышать слов, чтобы понимать, о чем она поет. О вечной, могущественной силе любви. Не только между мужчиной и женщиной, но и между матерью и дочерью, отцом и сыном, друзьями.

— Она, действительно, прекрасна, — задыхаясь от эмоций, прошептала Лима и посмотрела на Тамира, который, как оказалось, не сводил с нее глаз.

Юноша заправил выбившуюся прядь Лиме за ухо:

— Твои волосы мне нравятся намного больше.

Девушка не знала, что ответить, а после и не смогла бы, потому как Тамир накрыл ее губы поцелуем.


* * *

Они пробирались по улицам тихо и осторожно. Тамир сжимал руку Лимы, ведя за собой, а ее щеки горели румянцем от недавних событий.

— Вот она, — шепнул юноша, остановившись на углу узкой улицы, и указал на вывеску лавки Жейла.

Огни здесь светили тускло, казалось, улица спала. Но Лиме все равно было не спокойно, потому она замерла, собираясь с мыслями и лишь после этого ответила Тамиру, что готова.

Ученик мага и промэя едва ли не ползком преодолели оставшийся путь к двери, и недолго переждав в тени, оглядев каждый метр улицы, решились выйти на желтый свет фонаря, что косовато освещал лестничную площадку.

Тамир действовал быстро, золоченый замок с какой-то особой жадностью глотнул ключ и будто недовольно насупился, когда юноша вынул его, но дверь поддалась легко, не издав ни единого скрипа, помощник Жейла справно смазывал петли. Две тени одна за другой скользнули в лавку и двери мягко прикрылись.

— Как тут найти эту карту? — жмурилась Лима, пытаясь в слабых отблесках фонаря, что проникали сквозь узкие щели в занавесях, разглядеть комнату. Удавалось ей это плохо, ведь сделав следующий шаг, она больно ударилась лбом о стеллаж и чуть не вскрикнула.

— Лучше замри на месте, — прошипел Тамир, и девушка гордо выпрямилась, изображая великое равнодушие и высокомерие, правда юноша все равно не мог этого видеть. — Следи за улицей.

— Смотри, как бы сам не треснулся где-то, — мрачно пожелала она ученику мага, с ухмылкой и едва ли не потирая ручки, но к заданию отнеслась с ответственностью.

— Не дождешься, — ответили ей беспечно.

И Тамир не обманул, Лима не слышала даже когда тот двигался, шаги были беззвучны, и лишь по голосу поняла, что ученик уже преодолел лабиринт из столов и стеллажей и замер у дальнего, где по описаниям Сунара и находилась нужная карта.

— Как ты найдешь ее? — нахмурила брови девушка.

— Третья полка снизу, левая сторона, пятая стопка карт, вторая сверху, — вздохнул Тамир, словно говоря с ребенком.

— Смотри, ошибешься, сам сюда будешь возвращаться, — не осталась в долгу Лима.

— На правом углу оторван уголок и немного надорванная бумага, — добавил он. — А вот и наша карта!

— Тогда давай скорей выбираться, а то мне это все не нравится.

— Не бойся, ты пошла на дело с мастером!

Лима фыркнула:

— Мастером? Как же!

— Одним из лучших в свое...

Последнее слово утонуло в удивленном возгласе вышеупомянутого мастера, и следом прозвучал болезненный стон.

— Ха! — хмыкнула девушка. — Точно великий мастер, — она еще хотела изобразить поклон, но шишка на лбу вовремя напомнила о том, что нужно быть благоразумной.

— Ножка стола, — простонал Тамир, а после случилось что-то странное и пугающее, ведь лавку огласил высокий голос:

— Ворррры! Воррры!

— Это что? — забыла о секретности промэя и вскрикнула слишком громко, невольно подумав, что, возможно, помощник Жейла ночевал в лавке.

— Какая маллллышка! — продолжил тот же голос.

— Кажется, я случайно сдернул платок с клетки попугая, да еще и сдвинул ее, — пробурчал Тамир.

— Глупый мальчишка, — прошипела промэя.

— Соппперник, соппперник! — тут же продолжил разговорчивый попугай. — Мммойя малышка, мммоя!

— Чья? — не удержалась Лима, хотя сердце билось, словно обезумевшее. — Тамир у тебя появился конкурент.

— Дуэллль! Дуэллль! — поддержал ее попугай.

— Да уж, — вздохнул юноша, оказавшись возле нее. — Уходим.

— Ты почему не накрыл его снова?

— Я накрыл, но, кажется, ему уже не спится.

— Дуэллль! Дуэлль! — подтвердил его слова попугай, а Лима и Тамир уже выскользнули из лавки.

— Мойяяя малышка! Мойййя! — прозвучало им в спину, вызывая смех и страх одновременно.

— Тамир! — пришло время для упреков. — Великий мастер! Ты нас едва не погубил! Карту-то хоть не выронил?

— Не язви, — отмахнулся маг, медленно пробираясь вперед. — Со мной, разумеется.

Поначалу казалось, что от криков попугая проснется вся улица, но засветилось только одно окно, к тому, же на самом дальнем ее конце. Но это не позволяло Тамиру и Лиме расслабиться. Они каждый миг ждали, что что-то произойдет, но город словно подыгрывал им, скрывая от возможных преследователей в своих тенях, громких голосах и музыке с главной площади. Ученику мага было неспокойно, такое везение настораживало, Лима это видела, потому и ее не покидал страх.

— Все хорошо? — тихо спросила промэя.

— Кажется, — отстранено прошептал юноша, а потом неожиданно дернул ее за руку и прижал к стене дома, плотно укрытой диким виноградом.

— Что случилось?

— Подожди, — сказал он и прислушался.

Долго ничего не происходило, улица оставалась пустынна, только пушистый рыжий кот выбрался из подвала с мышей в зубах и довольный поспешил куда-то пировать. Девушка уже было успела разозлиться на Тамира за всю глупую ситуацию и трату времени, но тут в вечернем мраке, освещенном лишь тусклыми бумажными фонарями, возникла хрупкая фигурка. Мальчик осторожно пробирался вперед, выискивая кого-то взглядом.

— Он что следит за нами? — шепнула промэя, вздрогнув.

Видимо, мальчик был совсем не промах, потому-что услышал девушку и отыскал их глазами.

— Неужели нельзя было помолчать? — проскрипел молодой маг и бросился к мальчику. — Эй, стой!

Но тот бросился бежать, а ученик мага, некоторое время, глядя ему вслед, схватил девушку за руку и повел вперед.

— Наверное, один из людей Жейла. Ну и трясется же этот лысый над своей лавкой. Да и сам он, наверное, уже обнаружил пропажу и, если не глуп, возможно, уже догадался, куда мог подеваться ключ.

— Что теперь делать?

— У нас есть достаточно времени, пока он соберет людей, и они в пылу веселья поймут, что случилось. Уж поверь мне, я знаком с торопливостью и ответственностью людей, а, тем более, в праздники, разбавленные бесплатным вином. Мы еще успеем сбежать.

Лима не была так оптимистически настроена, да к тому же видела, что и Тамир, несмотря на свои слова, все убыстрял шаг, часто переходя на бег.


* * *

Сунар ждал их возле гостиницы, держа под уздцы одну из трех лошадей. Две других, нервно переступающих с ноги на ногу, удерживал от бега молодой работник гостиницы, которому купец что-то сокрушенно рассказывал. Подойдя ближе, Лима и Тамир, отчаянно пытающиеся шагать спокойно, разобрали отрывистые слова купца, горюющего об одном из караванов, что был разворован на юге страны. Увидев 'Лиизу и ее жениха', мужчина нахмурился и сдавил трость так, что побелели костяшки пальцев.

— Бессовестные дети! — воскликнул он. — Я уже давно за вами посылал! Неужели так сложно слушать приказ?!

— Простите, отец, — смиренно склонилась в поклоне перед ним Лима, и Тамир, как всегда запоздало, последовал ее примеру:

— Простите.

— Немедленно выезжаем! — не без помощи слуги влез в седло купец, слегка подпортив этим свои резвые взмахи рук и решительное выражение лица. — Ох, мои деньги! Все пропало! Все пропало!

Слуга, преисполненный вековой скорби и сочувствия, помог Лиизе оседлать гнедую лошадь, проверил клетку, прикрепленную позади девушки, со злой белой кошкой, которая, словно понимая, прищурено поглядывала на свою хозяйку, и еще некоторое время стоял возле дороги, провожая взглядом отбывшую семью купца.

— Бедный человек, — покачал он головой, с довольной усмешкой пряча злотник в потайной карман штанов.

Лишь оказавшись за поворотом, где их уже не мог видеть слуга, три всадника пустили своих лошадей во весь опор, спеша скорее добраться до главных ворот. Сунар не спрашивал, но по лицам Тамира и Лимы все понял сам. Девушка ожидала, что он разозлится, но маг что-то тяжело обдумывал, видимо выискивая иной выход, если вдруг стража не пропустит несчастного купца.

На удачу, благодаря празднованию, в эту ночь ворота оставались открыты, чтобы запоздавшие гости могли беспрепятственно попасть в Тад-Лакар, а другие покинуть его ночью, не дожидаясь рассвета.

Выехав на узкую улицу, что вела к воротам, всадники перевели лошадей на рысь, а купец вновь принялся взывать к Солнцу в мольбе, чтобы письмо, которое выглядывало из кармана его пиджаке, оказалось не правдивым. В случившемся основная вина списывалась на старшего помощника купца — зеваку Эрнца. И почему купец еще раньше не выгнал этого пройдоху? Ничего-ничего, вот он к нему доберется и все усы повыдергивает! На непроизвольный вопрос дочери, почему именно усы, Лартс, подумав, ответил, что запустил помощник уж слишком длинные, а ума и на тонкий волос не найдется.

Пока злополучное семейство добралось до ворот, четыре стража, стоявшие по обе стороны от ворот, знали уже всю историю ограбления, а также выслушали сокрушения по поводу того, как мог прекрасный мир сотворить такого бездаря — Эрнца, из-за которого вся жизнь Армуса может быть разрушена. Не стало легче стражам, и так осоловело наблюдающим за размахивающим руками купцом, которые тайком уже успели хлебнуть праздничного вина, когда он начал тыкать им в лица вышеупомянутым письмом, где дрожащей рукой помощник расписал все ужасы, случившиеся с ним на дороге.

— Мои ткани! — хватался за голову Лартс. — Да я же вез их для самой королевской семьи! Что теперь со мной будет? Мне нужно срочно к королю, вымолить прощения. О, Солнце, не знаю, что случится, если я завтра же не явлюсь к Его Величеству.

Видимо, стражи сами додумали то, что может случиться, если купец не предстанет перед королем и жалостливо покачали головами.

— Ивал, — в то время бросился к будущему зятю купец, — прошу тебя, пусть брат замолвит за меня словечко, глупого старого купца. Верю, король будет добр к одному из своих секретарей. Я привезу Его Величеству самые лучшие заморские дары, самые красивые драгоценности, ткани, король и не заметит, как промелькнет время.

Тамир гордо расправил плечи, резко вспомнив своего брата, и милостиво кивнул купцу:

— Разумеется, дорогой отец, я поговорю с братом и, если он соизволит, будет просить короля за вас.

Сунар незаметно показал юноше кулак и растрогано запричитал:

— Лииза, как же тебе повезло с женихом. Истинный сын своей великой семьи!

Лииза с сомнением окинула 'жениха' взглядом и закачала головой:

— Да, папенька, — всхлипнула она. — Я не могу его не любить.

Стражи печально переглянулись, очевидно, уставшие от громогласной семейки и старший, о чем говорила вышивка на правом рукаве, изредка хватавшийся за голову (Уж очень хмельное вино удалось королевскому виноделу в этом году!), позволил им минуть ворота.

— Благодарю вас, благодарю, — кинулся обнимать стражей купец, а они, вдохновившись сей любвеобильностью, направились к Лиизе, благо девушка не последовала примеру отца и, как жених, осталась восседать на лошади. Виновато улыбнувшись, девушка подала им ручку и стражи пылко облобызали хрупкую конечность, возвратив владелице ее влажную и отвратно пахнущую перегаром.

Лима сгорала от ярости, особенно под насмешливыми взглядами Тамира, пусть и пыталась это скрыть, но зато стражи, энергично подмигивающие милой девушке, совсем позабыли посмотреть на магический камень, что возвышался на бронзовой ножке возле ворот и на который Сунар незаметно набросил черную плотную ткань. Лишь только купец переступил грань города, вышеупомянутый камень окрасился красным цветом, означая тревогу. Один из стражей вовремя опомнился, хотел было обернуться, но Лииза расщедрилась на воздушные поцелуи и осыпала 'воинственных мужчин, которых обещала никогда не забыть' благодарными речами.

Быстрый цокот копыт и тени, возникшие в дали улицы, застигли всех врасплох.

— О, Солнце, что еще произошло в эту безумную ночь? — испуганно вскрикнула Лииза и пока стражи вслушивались в далекие крики, пытаясь понять, что именно случилось и с чего вдруг такой шум, они с учеником мага успели преодолеть ворота и пустили лошадей галопом.

— Задержать воров! Сию минуту! — наконец, срывая горло, докричался уже знакомый путникам сотник и стражи, опомнившись, бросились было за беглецами, но Сунар среагировал быстрее. Его трость резко обратилась посохом и, взмахнув им, маг заставил стражей замереть ледяными столбами.

— Теперь нам угрожает настоящая опасность, — помрачнел Тамир, подстегивая лошадь.

— Восточные леса нас защитят, — пересиливая ветер гонки, кинул Сунар, — но нужно спешить, теперь стражей сменит городской орден магов. У нас есть немного времени, но этого слишком мало, чтобы можно было надеяться избежать сражения.

Глава 14

Прошлая жизнь, новая жизнь

Сотник Васс поперхнулся вином, испуганный тихим голосом своего служивого, и зашелся громким кашлем.

— Осторожнее, милейший, — наморщила брови почтенная дама, что восседала рядом с ним за длинным столом в нижнем зале градоправительских хором, и демонстративно утерла салфеткой несколько капель с темно-синего корсета, что скрывал ее тощую талию.

— Подумаешь, — фыркнул Васс, отмахнувшись от неё, и оттолкнул руку молодого стража, который бормотал что-то о ворах и лавке Лысого Жейла.

— Но, сотник, — обиженно промычал парень, с жадностью оглядывая богатый стол и с болью в сердце вспоминая свой скудный ужин в казарме.

Богачи пировали несколькими этажами выше, оттуда лилась нежная музыка, но бесславно гибла на подступах к нижнему залу, где вовсю заливалась трелью веселая троица шальных музыкантов. Никто из подданных, пировавших в нижнем зале, не завидовал вельможам и не мечтал присоединиться к их великому обществу. Наоборот, они со снисходительной улыбкой встречали вальяжных господ, что с лживой скукой на лицах пробирались вниз по лестнице, а после, вместе со всеми, распевали веселые песенки.

— Какой Жейл? — нахмурился сотник и вновь потянулся к стакану с вином, но молодой стражник вырвал его из рук Васса и поспешно отвел в сторону, чтоб и себя не манить.

— Паренек, который служит у господина Жейла, сообщил, что двое пробрались в лавку его хозяина. А сейчас они пытаются бежать из города.

— Доблестные стражи! — пренебрежительно вскрикнула вышеупомянутая дама и стукнула острым локотком Васса под ребра так, что тот подпрыгнул на лавке. — От вина уже не соображает ничего. Хорошо же ты, негодник, стережешь спокойствие нашего города!

— Лавку? Жейла? — вскочил на ноги сотник и покачнулся, тело, расслабленное вином, взбунтовалось против резких движений. — Обокрали?

— Тише! — побледнел страж, потому как все стали оборачиваться на сотника.

Тот же, опомнившись, отвесил поклон обеспокоившемуся пятисотнику, который как раз произносил долгий, путаный тост, от чего некоторые слушатели уже едва не ли не посапывали, у других же вздрагивали руки, державшие рюмки и бокалы, а глаза печально смотрели на драгоценную жидкость, поблескивающую в объятьях стекла.

— Не волнуйтесь, уважаемый, — слегка заплетающимся языком, возвестил пятисотника Васс и дважды стукнул кулаком по сердцу. — Где я — там порядок!

Пятисотник задумался на миг, а после махнул на это и, забывшись, начал свою речь с самого начала, вызвав у многих тяжелые вздохи, остальные же, отчаявшись, осушили залпом свои бокалы и поспешили наполнить их заново.

Конь уже ждал сотника у подножья величественной лестницы. Васс попытался вскочить в седло с хмельным героизмом, но лишь бесславно оступился и был после засажен на конскую спину двумя своими служивыми. Дав громкий клич, сотник пустил мерина вскачь, направляя 'бесстрашный отряд'.

На первом повороте сотник свернул не на ту дорогу и, после скромного покашливания старшего стражника, а затем и вынужденного, но испуганного пояснения своего резкого недомогания, кавалькада гордо развернулась и направилась уже по правильной дороге. Правда, вражина-ветер несколько раз все-таки сбивал сотника с пути. Но что герою ветер, для него это пустяковая преграда.

Когда впереди показались главные ворота, Васс уже пришел в себя, вино частично выветрилось, на смену ему пришла решимость не упустить неожиданную удачу и, дай Солнце, заработать повышение по службе. Набрав в грудь побольше воздуха, он кричал бестолковым стражникам, что уже готовы были выпустить воров из города. Видя же, что они и не думают слушать, сотник со всех сил ударил мерина каблуками в бока и едва не вылетел из седла, когда тот встал на дыбы.

— Глупое животное! — хлестнул он его кнутом, от чего конь взвизгнул и со всех сил бросился вперед. — Задержать воров! Сию минуту!

Но глупцы, хлопая глазами, бездейственно наблюдали, как 'удача' сотника ускользает прямо сквозь пальцы. А после случилось неожиданное. Старик оказался магом и, когда он взмахнул своим посохом, стражники так и замерли недвижимые, как соляные столбы.

— За ними! Остановить! Задержать! — приказал сотник вмиг побледневшим служивым, сам же трусливо приостанавливая коня, а после, тяжело вздохнув, направил его обратно в город. — А мне к Красному Чершу, — и сам содрогнулся, вспомнив главного мага Тад-Лакара.


* * *

Красный Черш редко выбирался из своего 'логова', именно так многие тайком называли его темный кабинет. Даже именины градоправителя не были для него серьезной причиной. Все знали, что заправлял в Городе ста дорог именно главный маг, а никак не Дариус, которому приходилось соглашаться с мнением Черша, дабы не потерять остатки власти. Именно потому сотник, не задумываясь, устремил лошадь в сторону академии магии. Черш желал, чтобы обо всех магических происшествиях ему докладывали лично, и оттого Васс раздраженно скрипел зубами, перебарывая страх, ведь боялся этого опасного мага.

Обычно прекрасная, сейчас академия выглядела пугающе для Васса, и он, остановив своего мерина у входа, не сразу решился спрыгнуть на землю. Но вот высокие дубовые двери сами отворились, и на пороге замер старик в длинной черной мантии. Ключник академии.

Нахмурившись и оглядев Васса, он коротко кивнул, не выказывая особого уважения, и сотник, вздохнув, заковылял вверх по ступеням. Он знал, что должен спешить, ведь воры могли уже успеть скрыться от его стражей, но ноги из-за страха едва передвигались.

— Да? — спросил сквозь зубы ключник.

Васс склонился в поклоне, про себя злясь, что какой-то ключник считался выше его по рангу, только из-за того, что обладал крупицей магии.

— М...мне к... к господину Чершу Тайлу.

Ключник сузил водянистые глазки и наморщил нос, словно перед ним стоял не сотник, а какой-то подзаборник.

— Э...это важно, — сглотнув, добавил Васс. — Очень важно. Запрещенная магия в городе.

Брови мага взлетели, и он торопливо повел сотника вглубь академии. Лишь только они ступили в длинный холл, вспыхнули волшебные лампы, ударив резким светом Вассу по глазам, от чего он даже оступился.

— За мной! — раздраженно бросил ключник и поспешил вверх по лестнице. — Двигайтесь-двигайтесь, многоуважаемый.

Кабинет Черша находился в самой высокой башне академии — рубиновой, именно той, на которой по ночам оседали искры магии, потому пока они добрались, Васс не только взмок, но успел и несколько раз упасть. А добирались они быстро, ключник перебирал ногами так, словно целыми днями только и делал, что бегал вверх и вниз по лестницам.

И вот уже перед красным лицом, утирающего влажный лоб, сотника чернела дверь кабинета Черша Тайла, а маг стучался в нее, даже не подумав дать Вассу минутку отдыха и, возможно, какое-то время на решимость.

Двери открылись и сотника втолкнули в полутемную комнату, пугающе холодную, не смотря на теплую летнюю ночь, и какую-то жуткую, как и высокая фигура, восседающая за широким столом.

— С чем пожаловали? — спросил Черш, блеснув глазами, и стряхнул невидимые пылинки с красного рукава своей мантии. Главный маг носил всегда только красное, за что и получил такое прозвище в городе.

— З...з... — Васс начал задыхаться и сглотнул, пытаясь унять страх.

Черш неожиданно оказался около него, и сотнику показалось, будто над ним нависла гора.

— Что? — прошипел он, отчего Васс подпрыгнул на месте.

— З...зап...п..запретная магия, господин! — выкрикнул сотник и начал хватать воздух ртом, потому что его вдруг резко оказалось недостаточно.

— Запретная магия?

— Д...да. Ст...ст...т...тражи выпустили воров, которые оказались магами. Я, как только... как только у..у...узнал, сразу к вам. Мои люди пресс...следуют их, но... но...

— Хватит! — вскрикнул Черш и так стукнул своим посохом, что сотнику показалось, будто его голова раскололась на части. — Сколько времени прошло, болван?

— Не...не... не много. Мо...может полчаса.

— Полчаса?! — крик главного мага перешел в свист. — Полчаса? Ты что совсем обезумел?

— Не...не...нет, — замотал головой сотник, — не... не...

— Вальт! — позвал Черш, и ключник тут же влетел в кабинет. — Моего коня! И чтобы магистр Эрнис и его отряд уже ждали внизу.

— Все уже ждут, — склонился в поклоне Вальт.

— Этого в темницу! — кивнул Черш на замершего Васса. — Мне такие олухи на службе не нужны. Стражников, что охраняли ворота, завтра же вздернуть. Прилюдно. Будет другим наука. А с этим мы позже решим. Скорая смерть будет для него вознаграждением, пока пусть с крысами посидит.

Сотник с ужасом наблюдал, как Черш прочертил связку знаков своим посохом и тут же растворился в воздухе, а после вскрикнул и бесчувственный упал к ногам ключника.

— Жалкий человечишка, — сплюнул Вальт и, выглянув в окно, довольно усмехнулся, наблюдая, как черной тучей по дороге пустились вперед маги, возглавлял которых Красный Черш. — Наш хозяин почувствовал кровь.


* * *

Лошади гнали во весь опор и уже начали уставать, но три путника все подгоняли их. Вдали темнел лес, давая небольшую надежду.

Со стражами старый маг справился легко, но это совсем не означало победу, ведь вскоре должны были появиться маги, и от этого дрожь стлалась по телу. Лиме казалось, будто на охоту выходят кровожадные хищники, не меньше.

В ту же секунду, словно всему виной были мысли промэи, послышались голоса, а после тихий, но пронизывающий звук магии. Сунар взмахнул посохом, в мгновение сплетая паутину заклятья, так что промэя даже не успела проследить, и послал ее за спину.

Девушка боялась обернуться и только слышала глухие удары магии по защитной паутине. Лима пыталась надеяться, что все обойдется, но, и правда, чувствовала, что над их жизнями нависла угроза.

— Тамир, Лима! — услышала она крик Сунара. — Уходите вперед, быстро в лес, я задержу их.

— Нет! — промэя сама изумилась своему голосу.

— Мы вас не оставим! — поддержал ее ученик мага, одновременно вынимая из заплечной сумки свой посох.

Сережки ольхи дрожали, словно предчувствуя скорую магию, но в Тамире промэя больше не видела боязни, теперь он верил в себя, а за это она могла простить юноше даже попугая. Ведь с ними будет все хорошо? Правда же?

Сунар был зол, потому Лима ожидала, что он попытается приказать им, но маг молчал и плел новое заклинание. Отбросив всякие сомнения, девушка взмахнула рукой и подхватила огненный лук. Не зная, что собирается делать, сжимала рукоятку так, что даже мышцы руки сводило, и ожидала нужного момента.

— Сейчас главное добраться до леса! — крикнул Сунар и пустил новое волшебство. Но в этот раз паутина, пусть и более сильная, не смогла удержать все заклятья магов. И одно из них ветреной змеей ударило старика в спину. Он, совершенно не заботясь о себе, прикрывал промэю и ученика, и потому Сунара едва не сбросило с лошади.

Вскрикнув, Лима наконец обернулась и увидела 'грифонью стаю' преследователей, возглавлял которую маг в красной, будто кровавой мантии, восседающий на огромном черном скакуне. Девушка не могла видеть, но почти чувствовала его ехидную улыбку. Сглотнув, она уселась боком на лошади, и пустила огненную стрелу. Промэю едва не снесло потоком воздуха, но Лима успела уцепиться за поводья и, проследив за полетом стрелы, злобно прошипела, когда маг в красном взмахом посоха отвел ее.

Промэя не знала, чего она хотела, (Неужели и правда была готова убить?) но случившееся разозлило ее. Потому девушка вновь отпустила кожаные путы и, балансируя в потоках лунного света, что немного помогал, дала волю еще трем стрелам.

Не одна промэя с надеждой следила за своими огненными стрелами, Тамир, плетущий паутину заклинаний, тоже постоянно оглядывался, рискуя упасть.

Лима радостно вскрикнула, когда первая стрела, обогнув защитную сеть магов, поразила одного из них в грудь. Но даже сила девушки не смогла пробить его увитой древними символами мантии, хотя с легкостью выбила из седла, из-за чего маг едва не попал под копыта другой лошади.

Понимая, что и в этот раз не была готова стать убийцей, промэя выдохнула, и успела заметить, как заискрились и рассыпались пеплом две остальные стрелы. Маг в красном язвительно улыбался, вызывая в Лиме смесь ужаса и раздражения.

— Глупцы! Вам не сбежать! — закричал он в это мгновение, и девушка прикусила губу, боясь не сдержаться и ответить ему.

— Это Красный Черш, — услышала она Сунара и, взглянув на старика, увидела, как он помрачнел. — Редкий мерзавец. Еще когда я служил у короля, он, молодой юнец, уже увлекался черными силами. Будьте осторожны. Он очень опасен. К тому же, сейчас главный маг Тад-Лакара.

Словно подтверждая слова Сунара, Красный Черш дал клич и на троих путников посыпался новый град заклинаний. Старик, вычерчивая посохом символы, пытался защитить их, а Тамир уже спешно создавал новую цепь заклинаний, первую же постигла неудача от магии пособников Черша. Надежду давало лишь то, что последнее заклинание Сунара все же смогло ранить одного из 'грифоньего отряда', но двоим, учителю и ученику, все же было невероятно сложно противостоять целой группе искусных магов.

Наконец, огненная вязь Черша пробилась сквозь защитную паутину старика и, пусть заклинание Сунара смогло погасить часть силы, все же до крови опалила плечо Тамира, сбросив с коня. Животное, и без того испуганное, кинулось вперед, позабыв о своем всаднике.

— Лима, помоги Тамиру и немедленно в лес!

— Но...

— Даже и не думай противиться!

Промэя молчаливо кивнула, уже успев подъехать к ученику, и подала ему руку. Но юноша, отмахнувшись, забросил ей на колени свою сумку и, сжимая в раненой руке посох, сам взобрался на лошадь позади Лимы, устроившись к ней спиной.

— Не упади! — крикнула она, направляя кобылу к лесу, который словно был уже совсем рядом, но одновременно далеко.

— Ничего, — наигранно хохотнул Тамир, — снова подберешь.

Отведя очередной всплеск силы Черша, Сунар прочертил один из самых опасных знаков магии и отпустил. Не время для жалости.

Рядом промелькнула яркая белая лента, прописанная рунами, и ринулась следом за магией Сунара. Бросив хмурый взгляд на Тамира, старый маг не удержался от горделивой усмешки. Но как только ученик глянул на него, тут же насупился и зло кинул:

— В лес, немедленно! Не время рисковать жизнью, глупый мальчишка!

Тамир ничего не ответил, лишь вновь послал в преследователей заклинание, которое легко проскользнуло, вслед за своим собратом, сквозь нити защитной магии Сунара.

Спиной сражаться было неимоверно сложно, старость не позволяла последовать примеру Тамира, но благо за годы старик научился читать магию с помощью ощущений. И потому почти не оглядывался, видя плетения Черша и его отряда внутренним взором.

А вил магию Красный Черш умело, и не забывал вплетать черную нить в каждое заклятье — силу своих покровителей. Но и у Сунара были покровители, главный маг Тад-Лакара глупил, думая, что он сильней, потому и действовал играючи.

Древние богини любили поклонение, особенно теперь, будучи изгнанными из мира, а старый маг не видел ничего зазорного в том, чтобы использовать их магию. Ни Солнце, ни Луна не были столь щедры, строго следя за равновесием сил в мире. Сунар, разумеется, не забывал быть осторожным, помнил, кто сейчас правит в мире, да и не хотел возврата давних дней. Богини не были так бережны с магией, как Солнце. Забывшись в своем величии, творили страшные дела, а потому однажды не удержали власть, и сами же пострадали от своей магии.

Воззвав мысленно к воздушной богине, Сунар сплел одно из самых сложных заклинаний и, ощутив согласие Вайлит, через дарина, легкого ветра, довершил плетение ее силой. Почувствовав же новый виток магии Черша и мгновение, когда вязь сорвалась с его посоха и поспешила к старому магу, улыбнулся:

— Не спеши, бездумный дурень, — прошептал старик, давая волю своему творению, и на всем скаку влетел в беспросветную лесную чащу.

Два заклинания встретились, два сияющих витья переплелись воедино, невольно соединяя нити одним рисунком. Уже обретая похожие линии, сети заклятий принялись состязаться, пытаясь пересилить друг друга. Они извивались змеями, шипели и сыпали ядовитыми искрами. Но вот витье силы Вайлит ожило и, проскользнув сквозь сети символов, расплетя некоторые узелки, ветром ударило по магии Черша. Силы его боролись до последнего, но магия богини легко усмирила их, и ураган из плетений обрушился на отряд главного мага, будто огненный дождь.

Опомнившись, Сунар склонился в поклоне перед лесом и его хранительницами, которые, знал, несомненно, следили сейчас за ним.

— Простите, сестры-узари, непрошеных гостей. Прошу вас, справедливые, защитите путников, ищущих милости в ваших лесах.

Стянув старый амулет, что был одним из его оберегов, Сунар бросил тот под корни древнего дуба, надеясь, что для узари, это будет достаточной платой.

Свет луны едва пробивался сквозь плотный полог крон, но все же позволил Сунару заметить неясное движение по правую сторону. Ворон, что видимо давно ждал путников, вспорхнул и, упав камнем внизу, подхватил амулет и тут же отбросил его старому магу. После же премерзко каркнул и скрылся с глаз.

— Нам тут не рады, — вздохнул Сунар, но понимая, что иного выхода нет, пустил лошадь следом за Тамиром и Лимой, которые ждали его впереди.

Оглянувшись, увидел, что Чершу уже удалось вырваться из плена магии, а с ним и большинству его сопредельников. Выглядел Красный Черш обозленным, особенно учитывая ранения некоторых магов, и одного бездыханного, что так и висел вниз головой на обезумевшем скакуне, зацепившись ногой за стремя. Жеребца, бившего копытами, пытались успокоить, но он не желал слушаться.

— Бросайте его! — зло кинул главный маг и направил своего мерина к лесу.

— Значит, не хочешь уступить? — поджал губы Сунар. — Даже Восточные леса тебя не пугают? Неужели сил недостаточно? Всегда был жадным.

Лима и Тамир ждали на небольшой тропке в сотне метров, девушка успела перевязать руку ученика, а он увешать ветви деревьев сетями заклинаний.

— Они идут за нами, — мрачно известил их старый маг. — Теперь будут сражаться в полную силу. Один из них мертв, этого Черш не простит.

Промэя и юноша кивали, пытаясь не показать страх, хотя Сунар все равно видел, как дрожал подбородок Лимы.

— Выпускайте Огненную. Снимаем оборотное заклятье, теперь для нас это опасный след.

Одновременно со словами старый маг взмахнул посохом, и в следующую секунду из клетки выскочила уже не кошка, а лиса.

— Огненная, попроси узари помочь нам, — склонился к ней уже настоящий Сунар.

Лисица ткнулась холодным носом ему в ладонь и после, бросившись к клену, заскребла когтями по коре ствола.

— Езжайте вперед, — вновь обратился к Лиме и Тамиру Сунар, — и не оглядывайтесь. Я после вас найду.

— Нет! — вскрикнула девушка.

— Даже и не думайте о таком, — послышался твердый ответ ученика.

— Я не спрашиваю. Теперь приказываю! — голос прозвучал незнакомо грозно, так что Лима промолчала, хотя собиралась вновь возразить.

Скоро зазвучали голоса и шелест потревоженной листвы.

— Я останусь с вами. А Лима с Огненной пусть пока спрячутся, — и не думал отступать ученик мага.

— Как раз то Огненная и будет со мной, а вы вперед. Карта с вами. А мы с лисой вас найдем по следу, что я оставил на Лиме.

Тамир попытался снова оспорить, но что-то во взгляде Сунара его остановило, и юноша тяжело сглотнул.

— Если с Лимой что-то случится, выпорю и выгоню, — добавил старый маг. — Мне не нужен ученик, который не слушает своего учителя. — Сунар был по-настоящему зол и промэя даже испугалась.

— Прошу вас, — сквозь слезы, неожиданно затянувшие глаза, прошептала Лима.

— Девочка, пожалуйста, послушайте меня, — тон мага смягчился, он провел пальцами по ее щеке, после по-отечески заправив прядку волос за ухо. — Я знаю, что делаю.

Оказавшись на земле, Сунар резко хлопнул лошадь по крупу и она, и до того нервно переступавшая с ноги на ногу, бросилась вперед, не разбирая дороги.

От шума, созданного кобылой Сунара, вспорхнули птицы, а после вновь послышались голоса Красного Черша и его магов. Они не пытались скрываться и сразу же бросились вдогонку лошади учителя. Правда, шум не обманул старика, он понимал, что главный маг не настолько глуп, это было таким же обманом, каким пытался запутать его сам Сунар.

— Немного отъедете и тоже пустите кобылу, вам она только помешает, а преследователей, надеюсь, обманет и даст возможность оторваться.

— Учитель, — начал было Тамир, но старый маг, нервно взмахнув рукой, заставил его остановиться.

— Вперед!

Еще раз глянув на старого мага, Лима тронула поводья, и лошадь медленно побрела вперед. Ветка под ее ногой хрустнула, и девушка сжалась, будто это был взрыв, который тут же выдаст их.

Через несколько минут обернувшись, двое всадников увидели лесную просеку пустой, Сунар и Огненная просто растворились.

Они молчали. Но это молчание выдавало весь ужас, переживаемый двумя.

— Ты думаешь, мы правильно поступили, оставив их? — Озвучил юноша то, что давно уже крутилось в голове у промэи.

Вместо ответа, Лима спрыгнула с лошади, и Тамир следом за ней. Отпустив животное, они нерешительно замерли, не понимая, что должны делать и как искать Сунара, когда услышали его крик.

Старый маг звал Черша...


* * *

— Это ты. Это ты, — шептал лес Сунару. Голос его звучал гневно и яростно, в шелесте листьев и скрипе крон слышались визгливые женские нотки. — Из-за тебя они здесь! Убирайся, убирайся!

— Сестры, защитите их, прошу, — тихо прошептал старый маг, позволяя себе тяжелый вздох. Он боялся показывать страх перед Лимой и Тамиром, но теперь позволил чувствам взять верх и понял, что же не смирился со своей судьбой. Сунару было страшно не за себя, а за ученика и промэю. Теперь, когда им нужна его защита больше всего, маг должен оставить Лиму и Тамира. И за это он ненавидел Синюю ведьму, словно именно она была тому виной.

— Они заплатят, если хоть один из наших детей погибнет из-за тебя или преследующих тебя магов, — ответил ему другой голос. — Они топчут наши травы, ломают наши ветви.

— Вы только портите все вокруг, мерзкие люди, — вскрикнул первый голос, и вновь хлестнули ветки, будто узари отвесила Сунару пощечину.

— Где он? — спросил маг.

— Оставил лошадей на опушке и идет за тобой, — засмеялся снова лес. — Тихо пробирается, хитрец, прислушивается. Неужели ты думал обмануть Черша? Неразумный старик. Он чувствует тебя, твою магию. Он хочет ее и получит. Иди же, глупец, отдай Чершу свою силу.

Сунар промолчал, не желая больше давать повод узари смеяться над собой и, склонившись к Огненной, что-то тихо зашептал, лиса выглядела испуганной, хвост был прижат. Когда он уж громче спросил, согласна ли Огненная, лисица вновь ткнулась ему в ладонь носом, а после лизнула.

— Ну где же ты, Черш?

Враг не заставил себя ждать. Возник будто бы из ниоткуда и, без слов, выпустил черное плетение заклятья.

Сунар не сразу решил, что должен делать, быть может, просто не препятствовать. Ведь от смерти все равно не убежишь. Напророченная улыбка преследовала старого мага во снах, а это означало, что смерть уже не выпустит его из своих когтей. И если Сунар будет сопротивляться, соберет только больше жертв, и вина будет в этом только его.

Но все же в последний миг старик взмахнул посохом. Страх за Лиму и Тамира, что не имели возможности далеко уйти, преодолел слабость и бессилие.

Ловушка из сплетения знаков земли и неба, смогла отвести магию Черша, но следом он выпустил новое заклятие. А на помощь главному магу Тад-Лакара уже подоспели остальные, и Черш вовсе не собирался проявлять великодушие и останавливать их, уже творивших магию.

— Семеро на одного, — усмехнулся Сунар, одновременно выставляя защитные сети. — Неужели ты так не веришь в себя?

— Я не глуп, вольный маг, — хохотнул Красный Черш. — И к благородству никогда не стремился. Мне нужна сила и только. А ты благородно умирай и не думай, что я твоих детенышей не найду. От меня никто не уйдет.

Старый маг не показал, что эти слова его напугали, хотя сердце сжалось. Тамир не сможет защитить Лиму, а старик не смел надеяться на лес, узари легко выведут Черша к ученику и промэе, если пожелают.

Лисица, взвыв, бросилась вперед, и, минуя паутину одного из магов Черша, прыгнула ему на грудь и сбила с ног. Резкий взмах лапы и вот уж кровавая рана прочертила горло молодого мужчины. Хрип, булькающий вздох и после вечное молчание.

Сунар не узнавал Огненную, это будто была она и в то же время грозный зверь. Более жестокий, быстрый, решительный. Она легко уворачивалась от заклинаний, танцуюче и шутя, хотя маги прикладывали все силы и умения.

Следя за Огненной, Сунар не забывал отбивать заклинания Черша и его магов, посылаемые старику. Он боролся самозабвенно, не отводя взгляда от напряженного лица главного мага Тад-Лакара, внутренне читая чары подельников последнего, давая полную волю своим чувствам. Потому, когда луч молнии ударил его в грудь, не сразу осознал, что произошло. Упав же в груду сухих листьев, позволил себе тихий стон, который приглушил чужие насмешливые слова, прозвучавшие в голове:

— Не противься, упрямец, — шептал ловец в его голове, вызывая в Сунаре страх. — Когда судьба оборвала твою нить, смешно бороться за жизнь.

Старик качнул посохом, отводя новую магию Черша, и голос в нем рассвирепел:

— Я ведь и сам могу придти. Готов ли ты нести ответ?

Словно продолжая и доказывая это предупреждение, лисица ошиблась в очередном своем броске и лишь немного задела лицо магистра, отплатившись глубокой раной в боку.

— Забирай, забирай, — прохрипел Сунар, услышав совсем рядышком крик Лимы. Сердце сжалось от ужаса, когда он увидел довольную ухмылку Красного Черша и услышал его слова:

— А вот и наши голубки, — развеселился, пуская в старика черную сеть, которая будто ядом наполнила его тело.

— Забирай, — вновь повторил Сунар уже не зная, кого зовя — Огненную, либо все же своего главного преследователя. — Тамир, уходи, глупый мальчишка. Защити Лиму...

Больше сил не осталось, да и взор едва видел, будто размытый водой. Но все же он сумел разглядеть яркое рыжее пятно, промелькнувшее перед глазами. Огненная схватила посох и, повизгивая от боли, кинулась вперед.

— За ней, олухи! — закричал Черш, первым устремляясь вслед за лисой. — Эрнис и Тор, вы за голубками. Остальные со мной!


* * *

Услышав голос Черша, Тамир и Лима, устремились на помощь Сунару, когда на их пути появились двое магов. Девушка вскрикнула, но тут же взяла себя в руки и вслед за юношей, что уже творил заклятье, вскинула огненный лук. Больше она не боялась. Теперь, когда жизнь старого мага была в опасности, Лима не чувствовала страха. Только решимость. Она не хотела терять старика, который с недавнего времени так много значил для нее.

Потому, вслед за Тамиром, выпустила стрелу и тут же следующую.

— Не пытайся, куколка, — усмехнулся белобрысый маг со шрамом под правым глазом, но, когда он попытался отвести стрелу, магия лишь немного замедлила ее ход.

Белобрысый зарычал и создал еще одну защиту, разрушившую первую стрелу и ослабившую, но не остановившую вторую, за что поплатился левым глазом.

— Что бессильны без своего хозяина? — посмеялся Тамир под крики страдальца. Но Лима слышала дрожь в его голосе и видела, как побледнел юноша, когда его первую сеть развеял другой маг: черный, длинноволосый, в замену бросив коротким знаком, усиленным волчьей лентой.

Белобрысый прочертил посохом несколько символов, и Лима, пустившая новый поток стрел, успела отразить мысленной защитой лишь несколько заклинаний, когда почувствовала сильный удар под дых, а после больно стукнулась затылком о ствол дерева и едва не потеряла сознание. Она не могла использовать всей своей силы, ведь тогда пришлось бы открыться Солнцу. Крикнув ученику Сунара, что с ней все хорошо, взмахнула руками, вызывая на волю магию лучей. Они были слабыми, Лима знала, но не для того, чтобы убить человека.

Магия длинноволосого сбила Тамира с ног. Последний не мог быть столь же сильным, но защитная паутина все же умерила мощь заклятья, и оно лишь оставило глубокие борозды на груди юноши, да порвало рубашку. Прежде, чем вскочить на ноги, Тамир призвал свои прежние творения, что готовил в ловушку Чершу и, вооружившись, как щитами, кинулся на черного, не забыв бросить магией в одноглазого.

Повалив черноволосого, едва не напоролся на кинжал, но успел выставить магический блок, а после выбил оружие посохом. Противник пытался стряхнуть его с себя, Тамир не давал ему использовать посох в полную силу, но юноша ударил его концом своего, отплатившись болью в раненном плече, когда маг впился в него пальцами.

Неожиданно их обоих накрыло огненным потоком, что обессиливал, давил жаром, грозя смертью. Оглянувшись, Тамир увидел Лиму и охнул. Она светилась, будто настоящее солнце. Маленькое, но могущественное. И вся сила этого солнца была направлена против белобрысого мага. Тот стонал, бился, надеясь избавиться от убивающего жара, но посох его уже пылал, бросая искрами, а огонь бежал по рукам к хозяину.

Это было страшное зрелище, Тамир почти чувствовал боль мага. Но еще больший ужас приносили мучения посоха, чья сила горела, бесславно погибая в пламени Лимы.

А после случилось неожиданное. Лучи промэи потухли и она, вскрикнув, рухнула на землю.

Противник Тамира использовал подходящий момент и, оттолкнув юношу, попытался пронзить острым концом посоха. Молодой маг успел среагировать, сам не осознавая, что делает, но открыл силу своему посоху, и, увидев бездыханное тело черноволосого, испуганно сглотнул. Заклинание Сунара, то, которое совершенно не хотело прежде даваться Тамиру, было исполнено столь легко, что ученик не мог избавиться от ужаса. Это было хорошо, но почему-то все-таки страшило, даже больше убитого.

Бросившись к промэе, он помог ей подняться и прижал к себе.

— Что случилось?

— Это Талиса. Она пьет мою силу. Очень много, Тамир. На мгновение она даже перешагнула грань, захватив край моей жизни.

— А сейчас? Лима, она продолжает пить?

— Да. Но понемногу отпускает. Ей страшно, Тамир. Очень страшно.

Юноша обернулся, чтобы увидеть, как, хрипя и слепо цепляясь за ветви деревьев, бежал от них белобрысый. Часть лица его была обезображена, как и грудь. И Тамир прижал Лиму еще сильнее, чтобы она не видела этого уродства.

— Сунар, — прошептала она, разлепив сухие губы.

— Можешь идти?

— Да, — с готовностью кивнула девушка, и в тот же миг покачнулась, едва не упав. Но когда ученик мага попытался помочь ей, оттолкнула руку. — Я сама. Помоги ему.

...Они опоздали.

Успели лишь увидеть, как умирал тот, кого любили удивительно сильно и которому теперь не могли помочь.

Глупые, безответственные. Зачем только послушались Сунара? Его жизнь была не менее значимой, нельзя было рисковать ею. Нельзя!

Лима возненавидела и себя, и Тамира в тот миг, когда увидела зияющую рану на груди старого мага, и, не удержи ее юноша, бросилась бы к Чершу. Хотелось изуродовать его довольное лицо, чтобы он больше никогда не мог улыбаться.

— Отпусти! — билась она в руках Тамира. — Отпусти!

— Нельзя, — только и мог ответить юноша. — Ты важнее. Так он говорил.

— Отпусти, — слезы бежали по щекам, скапывая на его рубашку.

— Нужно уходить, — твердо проговорил он, предупреждая момент, когда за ними пошлют погоню.

— Нет.

Но Тамир совсем не желал слушать Лиму, решительно ступая, и заставляя девушку следовать за собой.

— Скорее, — просил он, и промэя пыталась переставлять ноги быстрее, но они путались и совершенно отказывались слушаться.

— Там Огненная...

— Она справится, Лим, обязательно.

Когда Черш отправил им вдогонку двух своих магов, Тамир и Лима бежали уже со всех ног, а после земля провалилась под ними и они рухнули в кроличью яму.

— Тихо! — шепнул юноша, привлекая девушку к себе и отползая поглубже, где ход становился совсем узким. — Может они не найдут нас здесь.

— Тихо, — послушно повторила Лима и, прижав лицо к его груди, дала волю глухим рыданиям.

— Все будет хорошо, — успокаивал ее юноша, кусая губы, чтобы не позволить своему ужасу вырваться наружу. — Верь мне. Все хорошо. Сунар всегда будет с нами.


* * *

Магистр Эрнис не терял ни мгновения, когда Черш с остальными магами ордена скрылся во тьме леса, и тут же выпустил заклятье Тору в спину. Еще совсем юный маг упал навзничь тихо и легко, словно кукла. Глаза удивленно распахнуты, на губах немой вопрос.

Магистр знал, что это окажется тяжело, ведь почти сам растил мальчишку, как и остальных учеников академии, разыскивая среди потока наделенных древним даром тех, кто станет воином тайного ордена Вольных Магов. Чтобы не ошибиться и не выдать себя, нужно было быть до крайности осторожным, ведь от Магистра зависело много жизней. Эрнис ошибался лишь дважды, и тем магам за его ошибку пришлось платить своими судьбами.

Но Тор с самого первого дня был в списке врагов, он впитывал учения Черша, словно неземное лакомство, и ждал того дня, когда сможет использовать их не только на уроках.

Так почему теперь Магистр ощущал вину? Он уже много раз пытался избавиться от этого глупого чувства, но не мог. Столько времени борясь за свободу и жизнь, Эрнису все же приходилось отбирать их у врагов. Иначе нельзя. Да, эти дети тоже были его врагами. И потому вера в свою цель уже не была, как прежде безупречной, ее омрачали кровь и смерти, но маг знал, что иначе нельзя. Будучи таким же молодым, как Тор, он свято верил, что можно добиться победы, не предав своих идеалов, теперь же знал — победа столь же грязна, как и убийство, пусть и во имя жизни и добра.

Эрнис услышал стон старого мага и кинулся к нему.

— Все хорошо, — лгал он умирающему. — Мы спасем вас.

— Нет... нет... — пытался сказать... кажется, Сунар. Да, так его называл Черш. — Их спаси... они не смогут выстоять...

— С ними будет все хорошо. Я не позволю причинить им вреда.

— Защити.

— Война уже началась, Сунар, скоро мы будем свободны!


* * *

Старый маг пытался бороться, пусть боль и уносила остатки его жизни. Он не мог уйти, пока не знал, что с Тамиром, Лимой и Огненной все будет хорошо. Сунар уже жалел, что обрек лисицу на такую опасность. Черш очень силен, он сумеет побороть магию Огненной.

Магия, все она проклятая. Ради нее убивают, разрушают. И еще власть — слишком сладкая, бороться с желанием ею обладать так сложно, разве остановит раба чья-то маленькая, хрупкая жизнь.

Кто-то шептал Сунару глупые слова успокоения, а старик лишь мог просить неизвестного мага защитить детей.

Прежде, чем его жизнь сорвалась в пропасть, Сунар позвал узари и, понимая всю бессмысленность своих надежд, умолял их спасти Огненную, Лиму и Тамира. Их жизни только начинались, нельзя, чтобы проклятье ловца обрекло и их на смерть.

А после Сунар уже не мог бороться. Мир стал изменяться, как при обряде обманной смерти, но теперь уже навсегда. Кто-то своей незримой рукой стирал все живое и на его месте возникал иной мир — духов. Шейли плавно покачивались от касания мягкого ветра, небо расцветало чудной яркостью синего, что звала к себе, порождая в Сунаре всплеск радости.

— Мы ждали тебя, — прошелестели шейли, склоняясь перед ним в поклонах. — Не бойся, маг. Отпусти живых. Не держись за потерянные нити, храни связь в своем сердце.

Старик нахмурился, на мгновения почувствовав страх, но неожиданно удивительное спокойствие и понимание накрыли его, смывая тени жизни.

Впереди промелькнул силуэт и вновь, как уже однажды, Сунар ощутил в себе странное чувство напоминающее любовь и восхищение. Далрис улыбался ласково, протягивал к нему ладони и старик, изумив себя, потянулся к нему в ответ.

— Не бойся, Сунар, — прошептал далрис. — Не бойся. Их время еще не пришло. Но их жизни полны опасностей, это правда, и даже мне неведомо какие Судьба сплетет нити. Можно уповать лишь на ее милосердие.

Ловец повел старика вперед, легко скользя над колышущейся, такой же синей, как и небо, травой, задевая белые цветы своими длинными юбками и задумчиво отводя руками дымные ветви шейли.

— Судьба, — повторил Сунар, представляя эту бесчувственную древнюю богиню. — Разве бывает Судьба милосердна?

Хозяин мира духов улыбнулся, но больше его улыбка не пугала старика. Синяя ведьма была права. Она прекрасна. Прекрасней всего на свете.

— Тот, кто заслуживает, кто чтит законы жизни, несомненно, может верить в ее милосердие.


* * *

Огненная летела, словно быстрая птица. Она уже едва дышала, начинала сбиваться, но все равно не останавливалась. Не могла себе позволить остановиться. Это была последняя воля Сунара и лиса должна была выполнить ее.

Посох бил по ногам, мешая бегу, и несколько раз Огненная падала, но в тот же миг вскакивала. Даже Верткая устала, древняя лисья магия истлевала, покидая Огненную. Но обе лисицы пытались удержать ее, они не могли отпустить магию, зная, что тогда Огненная останется одна против врагов. И поэтому молодая лиса отчаянно искала глазами во тьме спасение и не могла поверить, что узари так и не откликнулись на ее мольбу, позволили умереть старому магу.

Преследователи не собирались сдаваться. Уже их фантомы гнались за лисой, но пока ей удавалось быть проворнее.

Отчаявшись, она устремилась к реке, что быстрой лентой мелькнула вдали. Спасибо, Луна, что хоть ты не бросаешь. И, увидев водяную дарину, не поверила своему счастью. Узари... они спасут ее!

Надежда дала новые силы и Огненная, сильно оттолкнувшись лапами, взлетела над землей, чтобы вскоре оказаться в прохладных ладонях дарины.

Деревья зашумели, а затем взвыли волки и сердце Огненной дрогнуло от счастья. Не удержавшись, лиса взвыла в ответ, и увидела серые тени, которые будто неземные создания возникали во тьме леса, спеша навстречу Чершу и его магам.

Река ожила в этот миг и понесла Огненную, подпевая тихому голосу дарины. Ладони последней заживляли раны лисы, излечивая и наполняя силой. Лисица даже зажмурилась, почувствовав себя в безопасности, и позволила дарине отобрать посох.

Последняя качала ее в объятьях, и Огненная сквозь полуприкрытые веки наблюдала, как дочь водной богини передала посох Сунара в руки хранительницы деревьев, дарины земной богини. Лисица не боялась, она верила, что узари ее не обманут. Сунар мог не переживать, Огненная сохранит его магию.

Земная дарина что-то прошептала наклоняясь к посоху, и сосновые иголки его затрепетали, отзываясь.

— Новая жизнь, — улыбнулась зеленовласая дарина и несколько листочков, скользнув с ее волос, закружились в воздухе.

Дочь богини взмахнула рукой, травы расступились, и, приласкав посох, словно свое дитя, она опустила острый конец в землю. Травы тут же обволокли посох, принимая в свой лес, а дарина заплясала вокруг, река же плеснула воды, даруя магии Сунара жизнь.

— Старая жизнь — новая жизнь, — печально улыбнулась дочь богини водной стихии. — На смену прошлому всегда приходит будущее, потому мы никогда не умираем, лисица.

Посох вздрогнул, отвечая на зов двух дарин, и потянувшись кверху, выпустил тонкую веточку, укрытую молодыми, нежно-зелеными иголками.

— Живем вечно, — тихо добавила дочь водной богини.

Глава 15

Наследницы Богинь

Талисе казалось, что уже не может быть страшней. Но она ошибалась, ведь еще никогда такой ужас не сковывал ее сердце.

Вода... Холодная, всемогущая, извечный враг Солнца, она резво наполняла темницу, заставляя девушку отступать все дальше и дальше к стене.

Промэя боялась мгновения, когда столкнется с каменной стеной, ведь именно тогда наступит конец ее мучениям. Быть может это даже лучше. Но Талиса не могла так легко сдаться. Её семья, Нарис, они того не заслуживали.

Девушка осматривала каждый сантиметр темницы, пытаясь найти спасение, но единственным выходом были ржавые решетки. Даже если бы Талиса смогла преодолеть воду, она не пролезла бы между прутьев.

Промэя ощупывала камни, сама не осознавая, что делает и как ей это может помочь, а после кричала, потеряв надежду, и била кулачками по стене, обдирая кожу.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она, потеряв надежду, и взобралась на старую скрипучую койку, что на металлических ножках возвышалась над полом. Тихо поскуливая и, из последних сил, сдерживая рыдания, девушка наблюдала, как вода мягко обволакивает ножки лежбища, и тешилась лишними минутами жизни.

— Ненавижу тебя! — бросила Талиса, понимая, что Властелин Тьмы вряд ли услышит ее, но все повторяла и повторяла эти слова, словно они могли защитить. — Будь проклят своим мраком!

— Ну-ну, малышка, — засмеялся Коршун, и его неясная тень возникла рядом. Протянув к ней свою руку, слуга Алитара попытался коснуться щеки промэи, но Талиса увернулась, вызвав хохот у Коршуна.

— Ненавижу, — только и могла ответить девушка.

— Умирать не страшно... по-крайней, мере так говорят. Что скажешь?

Он исчез, не дождавшись ответа, и только тогда Талиса увидела, что вода уже почти достигла старенького соломенного матраса и испуганно отпрянула, бессильно прижавшись к стене.

— Прости, Лима. Пожалуйста, прости, — световые слезы опадали и искрами таяли в воздухе.

Девушка попыталась хоть на мгновение возродить связь с сестрой, предупредить, чтобы она была осторожна, чтобы защитила отца. Но магия даже не отозвалась, будто той никогда и не было. Вместо знакомого тепла, внутри разливалась пустота. И это уже было для Талисы небольшой смертью, знаком, что нужно смириться, не надеяться напрасно, не мучить Лиму, что, несомненно, теперь чувствовала страх сестры.

Талиса готова была сделать последний шаг к своей смерти, когда увидела что-то удивительное. По воде плыл цветок. Он светился, позволяя рассмотреть себя в темноте, и что-то в сердце девушки дрогнуло. Рискуя упасть, она потянулась к цветку и опалила руку, когда брызги попали на кожу. Мерещилось, что вода чувствовала и пыталась дотянуться до своей жертвы. Разозлившись на слабость и оттого почти не чувствуя боли, Талиса уцепилась одной рукой за спинку койки и, зависнув над смертельной жидкостью, потянулась в последней отчаянной попытке.

Цветок скользнул в ладонь, опалив ее влажными лепестками, но девушка не выпустила прекрасное творение. Прижав его к груди, она прикрыла глаза, боясь видеть как вода пробирается к ней, оставляя мокрые разводы на рваной ткани матраса.

Почему-то в голове возник образ Лимы, хотя промэя совершенно не звала сестру. Не хотела сейчас видеть родных, чувствовать вину.

Талиса знала наверняка, что Лима не повторила бы ее судьбы, она, смелая и удивительно сильная, нашла бы выход из темницы. Она бы не смирилась, не позволила растоптать себя.

Талиса не знала почему, но мысли о сестре возрождали в ней, казалось бы, утраченную веру. Девушка почувствовала тепло в ладонях, знакомое, но уже давно покинувшее промэю. Взглянув на свои руки, увидела, что они слабо светились, словно в них вновь жила магия.

Лима!

Девушка знала, что это магия сестры, но ухватилась за надежду всеми своими силами и, неожиданно, почувствовала Лиму, будто она находилась совсем рядышком.

— Прости, — прошептала Талиса, зная, что причинит Лиме ужасную боль. Но также она знала, что не может не попытаться. Сестра не простит, возненавидит ее за это. — Прости.

Спрятав цветок в карман, Талиса дернула нить сестринской магии и почувствовала, что ее слишком мало. Она едва теплилась в сестре, будто Лима истратила магию. Но Талиса не могла остановиться, она уже сорвала оковы силы и та, смиренно отпущенная сестрой, ворвалась в тело девушки, словно вихрь: необычайно покорный, родной и полный жизни.

Талиса и забыла, как это быть лучом: легким, быстрым, потому, когда магия подняла ее в воздух, даже сперва испугалась, боясь упасть, но после позволила силе вести себя. Миновав прутья клетки, лучом скользнула по старому коридору, когда ощутила, как дрогнула магия, а затем перед глазами промелькнуло испуганное лицо Лимы, и девушка почувствовала, как сжалось, даже застыло на мгновение сердце сестры.

Талиса тут же отпустила силу Лимы и на миг потеряла сознание, столь резким было возвращение в тело, очнувшись лишь от сильного удара затылком о каменный пол.

Девушка не дала себе и секунды на отдых, ведь вода уже спешила за ней, не позволяя вырваться из своей ловушки. Талиса торопливо продвигалась вперед, не зная, что может ожидать ее за поворотом. Внезапно по правую руку промелькнуло что-то совершенно нежданное для нее в этой бесконечно темноте. Ухватившись за прутья, Талиса вгляделась в темницу и высмотрела в уголке светлую тень.

— Кто вы? — спросила она осторожно, готовая к чему-то ужасному. — Вы слышите меня?

Фигура пошевелилась, издав какой-то неопределенный звук: не то стон, не то вздох удивления.

— Пожалуйста, послушайте! — страх Талисы отразился в голосе, но девушка не могла усмирить себя, особенно слыша тихое журчание воды.

Фигура в балахоне закашлялась и тяжело поднялась. Медленно, часто спотыкаясь и опираясь на стену, она все же сумела добраться до решетки и когда подняла голову, то заставила Талису вздрогнуть в ужасе. Это была старая женщина, худая до измождения, глаза которой укрывала желтоватая пелена, лишая их зрения.

— Вы слышите меня? — вновь повторила Талиса, нерешительно коснувшись высохшей кисти.

— Да, — прошептала та, с трудом разлепив сухие губы, и вновь закашлялась.

— Кто вы?

— Я? — женщина была изумлена, будто Лима спросила что-то совершенно ей неизвестное. — Я... я...

— Простите, но вода... Она подступает. Нужно бежать.

— Подступает? — вновь удивленно повторила незнакомка и взмахнула рукой.

Услышав, как взбурлила вода, ускорив свой темп, Талиса вскрикнула и оступилась:

— Что вы делаете?

— Вода, — будто не слыша последних слов промэи, пробормотала пленница, и стихия отозвалась на ее оклик, стремительным потоком ворвавшись в коридор.

— Нет! — Талиса будто вросла в камень и не могла сдвинуться с места, хотя все внутри вопило о том, что нужно спасаться. — Она же убьет меня!

— Убьет, — повторила женщина и улыбнулась, обнажив полусгнившие зубы, и промэе показалось, что узница Алитара сумасшедшая.

Но вот вода замерла перед девушкой, как если бы на ее пути возникло препятствие, и, обогнув промэю, припала к ногам пленницы, будто зверёк, давно не видевший своего хозяина.

— Кто вы? — промэя боялась пошевелиться, словно вода могла изменить свое решение.

— Я... — женщина склонила голову набок и вновь улыбнулась. — Я?.. Я вижу так много цветов... а он... он не позволяет мне... будь он проклят!

Талиса даже перестала дышать, когда осознала смысл слов узницы и хорошо, что успела ухватиться за стену, иначе бы упала навзничь.

— Вы... вы, — голос срывался и дрожал. — Вы Зрячая?

Женщина довольно хохотнула:

— Зрячая? Да. Агнешка. Когда-то меня звали Агнешкой.

Талиса не знала, что делать. Бежать она не могла, ведь Зрячая легко бы убила девушку, достаточно пошевелить пальцами, как вода откликнется. Оттого девушка проклинала себя, что остановилась и потревожила своего... врага. Да, женщина была ее врагом, древним, как и противостояние богинь и Солнца с Луной. Зрячие были последним проклятьем и пророчеством богинь перед уходом из этого мира.

'Наше наследие останется здесь, — усмехнулась огненная богиня Шиалла, склонившись в поклоне перед Солнцем. — Дарины будут беречь наши силы и раз в несколько столетий передавать их человеку — Зрячему. Человек станет повелевать стихиями, он будет нашим преемником и нашей тебе местью. И однажды ты падешь от Зрячего, от человека, которого сейчас защищаешь, от своей беспечной любви к этим негодным созданиям'.

— Куда же ты, милая? — женщина протянула руку, пытаясь коснуться промэи, и вода волной повторила ее движение, однако и каплей не затронула Талису. — Я помогу тебе, если ты в ответ поможешь мне. Выпусти меня.

Талиса не знала, как должна поступить. Освободить врага будет великой глупостью, но и отказать она уже не в состоянии. Агнешка уничтожит ее в одно мгновение, не дав и шагу ступить.

— Но как? Я не знаю, как открыть замок, а сил моих почти не осталось, — девушка сказала прежде, чем поняла, что именно и едва не отвесила себе затрещину. Зрячая же только весело улыбнулась ее словам:

— Дай мне свою силу, я не могу создать огонь из ничего, мне нужна стихия.

Талиса, проклиная себя, раскрыла ладони, и на них вспыхнул слабый огонек. Агнешка встрепенулась и жадно потянулась к огню, который, отпущенный промэей, легко поддался ее воле. Пламя, ярко вспыхнув, обрушило свою силу на огромный ржавый замок, и тот, всплеснув водой, звякнул о каменный пол.

Зрячая же выбралась на волю и схватила Талису за руку:

— Ты чувствуешь его стихию? — прошипела она. — Мрак не дремлет. Он уже направляет своих слуг по нашим следам.

— И что тогда? Как нам выбраться?

Агнешка на миг задумалась, слишком сильно сжав кисть промэи, что та и вскрикнула бы, не будь страха перед Властелином Тьмы.

— Нам нельзя сейчас наверх. Они буду искать нас там, — нарушила молчание женщина.

— Во тьму? — Талиса не смогла скрыть свой страх.

Зрячая же весело хмыкнула:

— Вход на нижний уровень близко, я чувствую. Идем, девчонка.

— А? — Талиса оглянулась, почувствовав, что вода стелется за ними, почти касаясь ног девушки.

— Вода останется со мной. Во тьме это единственная защита для меня. Да и для тебя, промэя, тоже.

— Талиса, — с дрожью подсказала девушка.

— Не дрожи, Талиса. Я свое слово сдержу, не трону тебя. Зачем мне твоя мелкая жизнь?

— И правда, — прошептала промэя, но от этого не стало легче, особенно, когда они ступили в ход, ведущий в тягучий мрак Алитара.


* * *

Мэйрут быстро шагал по коридору, не обращая внимания на притихших слуг и промэй, и едва сдерживал свой порыв обрушить злость на кого-либо. Чувствуя это, валсы отступали в тень, глупо надеясь остаться незамеченными.

У двери своего кабинета Солнце на миг замер, и стражи застыли неживыми изваяниями, боясь навлечь на себя гнев правителя.

— Торинса ко мне! — коротко бросил промэй и шагнул через порог.

Когда за ним мягко прикрылись двери, мужчина позволил себе тяжелый вздох и даже сбросил на мгновение суровую маску.

Уже столько долгих дней минуло, а дочери все так и не нашлись. Даже самые мерзкие языки замка все шептались об исчезновении двух промэй, хотя прежде бурно злословили о бесшабашной Лиме, которая в очередной раз выдумала какую-нибудь шутку, и ведомой Талисе, всегда следовавшей за бойкой сестрой. Теперь же и они судачили о том, что могло произойти с двумя валсами, которых даже не могла отыскать связь с Солнцем, чего прежде никогда не случалось.

За одним из таких бурных обсуждений, Мэйрут случайно и застал двух своих жен и нескольких дочерей, в окружении любознательных ветреных валс. Теперь же они все сидели по своим комнатам, без права выходить даже на короткие, предписанные этикетом, прогулки. Мэйрут не собирался терпеть больше женских распрей в своем замке и, надоевшей до головной боли, бездумной болтовни завистливых валс.

Взглянув на стол, где были аккуратно разложены свертки пергамента с отчетами небесных и земных сыскных, Мэйрут поморщился. Все его мысли были о дочерях, пусть этого и не мог понять мир, часть которого с каждым мгновением все больше приближалась к войне.

Солнце долго не вмешивался в происходящее на земле, давая волю людям самим править, но Богини были правы, эти создания совершенно не умели распоряжаться как своими жизнями, так и чужими. Даже некоторые маги, одаренные природой и Судьбой сверх меры, долго не решались на противостояние и позволяли повелевать собой никчемному человеку, за это получая в уплату золотые либо жизнь.

Но последнее десятилетие тучи над Савитой меняли свой рисунок, даруя надежду на то, что, быть может, Мэйрут поспешил разочароваться в людях.

Солнце с интересом следил за тем, как крепла гордость в сердцах отчаявшихся магов, как страх и острое чувство поклонения воле короля перерождались в совершенно иное — желание противостоять несправедливость, желание изменить удушливые законы жадного правителя.

Все началось с небольшой жизни: пустой и бледной, бессмысленной даже. Жизнь, пропащая, окутанная винными парами и звоном монет, принадлежала жестокому магу, который был ослеплен жадностью и лживой свободой, но верным псом служил Зарлиту. Маг стал первым ключом к будущему, вернее его случайная, но не оплакиваемая никем смерть от рук молодой ученицы, которая всего лишь защищалась от незнающего меры наглеца. Тогда эта девушка и не подозревала в кого превратит ее тот ужаснейший в жизни день, но именно с Олании, введенной убитым в мир короля, зародились первые крохи противостояния. Теперь же они разрослись большим деревом, листья которого были агентами ордена, а ветви — связными, коих можно было отыскать и в самом маленьком городке, даже среди простых людей.

Олания вошла в историю, как одна из самых беспощадных магинь, известная своим вспыльчивым нравом и долгой историей любовных отношений с Зарлитом. И лишь избранные знали, сколько секретов она вила за спиной короля, и какие сети создавала для будущей войны. Мэйрут был по-настоящему восхищен ее хитрой натурой и великим умом, что сотворили тайный орден Вольных магов. Она умерла, но оставила после себя целую паутину, по нитям которой теперь находили свои пути ее последователи.

Солнце не вмешивался в происходящее, что и запрещал своим валсам. Те любили играть с людьми, путая их либо помогая, и часто оказывали большую роль на происходящее в мире. Теперь же наступило время людей, потому Мэйрут пытался уменьшить свое влияние, дать им свободу. Это был урок, и они обязаны выучить его, чтобы впредь не повторить.

Но последние события совершенно изменили все планы валса, перечеркнув черной лентой прошлые дни и принеся страх. Кто-то решил возобновить извечную войну за власть, используя дочерей Мэйрута. Тому доказательством была и Луна, его сестра, которая слышала Лиму в ту ночь. Но из-за необычного тумана, она не могла найти племянницу. Гайэлли слышала лишь ее голос. Единственное, что она ощущала ярко — сильный зов шейли, но это было слишком малой помощью для Солнца. Нитью к дочерям оставался туман, и Мэйрут крепко уцепился за нее.

В небесном царстве никогда не прекращалось противостояние, пусть чаще оно было тайным. У Мэйрута имелось много врагов, но он не мог идти по слепому пути, ведь от Солнца зависели не только жизни дочерей, но и целый мир, как земля, так и небо. Наследие Богинь не теряло своей силы, потому Мэйрут всегда знал, что нельзя верить всем валсам, некоторые из них еще лелеяли надежду вернуть к власти прародительниц.

Несколько дней назад судьбу Лимы и Талисы повторил один из приближенных к повелителю Поземных Туманов, кого в особенности подозревал Мэйрут. Солнце пошел на риск, зная, что промедление может стоить жизни кому-то из его дочерей. Но долгие разговоры, а после и сила, не дали результатов. Сэл, сподвижник Поземного Тумана, клялся, что ни он, ни его правитель не причастны к исчезновению. Более не имея надежд, что из Сэла удастся вытянуть хоть что-нибудь, Мэйрут приказал развеять его. Смерть не была мучительной, но теперь крупицам тумана предстоял долгий путь, прежде чем они вновь обретут тело.

Лазутчики Торинса, главы сыскной службы Мэйрута, бесконечно следили за туманами, как и за остальными валсами, не упуская из вида ни малейшего их шага. Но враг был осторожен, а Солнце не решался отдать приказ на более решительные действия. Пропажа Сэла и так взбудоражила верхнее царство, а древний уговор уже сиял огнями, грозя Мэйруту войной.

За дверью прозвучал недовольный голос, переходящий в крик и Солнце тяжело вздохнул. Бросив короткий приказ, впустить наследника Западного Ветра, прошел к окну и взглянул на вечернюю землю, что была озарена мягкими лучами Салии-Лирсы.

Любимая супруга пыталась казаться спокойной, не показывать своего ужаса, но Мэйруту было достаточно одного взгляда, чтобы понять все ее мысли. И потому Солнце не мог не чувствовать себя виноватым, и едва сдерживался от того, чтобы вновь поступить необдуманно. Останавливала от этого шага его сама же астрия, знавшая, что поступи так супруг, все жадные до власти тут же развяжут бой на еще одном древнем условии мира: слабый правитель не имеет прав на власть.

Двери хлопнули, и Мэйрут взглянул на осунувшееся, бледное лицо Нариса. Указав на кресло перед столом, он принялся пристально разглядывать молодого валса.

Последний не обратил внимание на хмурое приглашение Солнца и тут же пошел в наступление:

— Повелитель, так больше не может продолжаться! — рявкнул он, даже не пытаясь скрывать своей злости и разочарования.

— И что ты предлагаешь, мальчишка? — вспылил Мэйрут, но тут же усмирил свои чувства. Никто не хотел понимать, что значит быть правителем и одновременно отцом. Начать войну не сложно, только вот кто будет в ответе за ошибку? Хранитель мира — именно таково предназначение Солнца, что перешло к нему от предков. Хранитель жизней и равновесия. Мэйрут прекрасно знал, что случится, если одна чаша весов перевесит другую: разрыв в линии мира, зияющая рана в балансе, а после реки крови, безумие валс и людей. Однажды такое уже случилось и предок Мэйрута, Савой, лишь отдав свою жизнь и души сыновей, остановил рвущийся в бездну мир.

Нарис не знал, что ответить, потому потупился, правда решительность не исчезла с его лица и твердая линия губ не разгладилась. Он был уверен в своей правоте, и Мэйрут глубоко в сердце был согласен с валсом.

— Ни единого следа, Нарис, — проговорил Мэйрут. — Ни один из моих сыскных не сумел принести ни малейшей весточки о Лиме и Талисе. Я не могу действовать слепо, не имею право на глупость.

— Как бы ни стало слишком поздно! — высказал наследник действенный довод и сбросил стопку книг с края стола, пытаясь хоть на чем-то выместить свою злость.

Мэйрут ничего не сказал, но Нарис оступился на месте, когда волна гнева Солнца ударила того в грудь. Ветреный валс на миг склонил голову, признавая свою вину, но больше ничем не выдал раскаяния, да и не было его вовсе.

— Будущему Западному Ветру следует проявлять больше осторожности, иначе и валсы, и люди могут поплатиться жизнями за вашу несдержанность, коур Нарис.

В двери постучали, и вскоре на пороге показался Торинс. Постаревший лазутчик казался уверенным в себе, но его выдавали покрасневшие глаза, следствие бессонных ночей, и легкая дрожь ладоней, что является к Солнцу вновь без новостей.

— Повелитель, — склонился он в поклоне, и лишь затем кинул взгляд на Нариса: — Наследник.

— Торинс, — начал было Мэйрут, едва сдерживая злость, клокочущую в горле, когда в комнату, сопровождаемый криками стражи, ворвался гонец и, едва не снеся с ног главного сыскаря, бросился к Солнцу:

— Повелитель! — задыхаясь, выкрикнул он, опускаясь на одно колено. — Срочное донесение!

Мэйрут, под взволнованными взглядами Нариса и Торинса, выхватил письмо из рук гонца и, спешно разорвав скрепленный магической печатью конверт, развернул письмо. На листе значилось лишь несколько слов, но и этого было достаточно, чтобы его сердце ускорило бег.

— Что там? — вновь забывшись, требовательно воззвал наследник Западного Ветра, но вместо того, чтобы остудить пыл молодого валса, Солнце задумчиво проговорил:

— След Лимы.


* * *

Минуло только несколько минут, как три фигуры в темных длинных плащах, за которыми следовали шесть стражников в таких же неприметных одеждах, шагали через лес. Еще недавно засыпающий, теперь он полнился звуками: взволнованным щебетом птиц, воем волков и шелестом листьев. А после, будто из ниоткуда возникла орлица и, кинувшись к земле, обернулась женщиной.

— Повелитель, — голос узари дрогнул, выдавая страх.

— Орлица, — коротко кивнул Солнце, когда за спиной узари появилось несколько промэй, передавших письмо с гонцом.

— Простите, — вновь нарушила тишину хранительница леса, — я не могла предположить, что вам не известно...

Мэйрут взмахнул рукой, не желая слушать объяснения, и узари замолчала, прикусив губу.

— Зная свою дочь, уверен, что она с легкостью бы убедила вас молчать, — выступил он вперед. — Лучше расскажите все, что знаете.

Орлица поведала об учителе магии Сунаре и его ученике Тамире, которые обитали в пещере на краю леса. Сунар жил в лесу узари уже более десяти лет, а ученика привел около трех назад. Старший маг был вольным, хотя до этого много отдал службе королю. Орлица говорила о Сунаре с уважением, и Солнце усмирил свое беспокойство, ведь его пугала мысль, что Лима могла оказаться во власти одного из приспешников Зарлита.

— Шейли направили вашу дочь к Сунару, зная, что он может помочь. Мне очень мало известно, но они ушли на восток. Я отправила с ними Огненную, дочь моей лисы Быстрой, но моя лиса не может ее почувствовать, они, верно, скрыты силой Сунара. Он великий маг.

Мэйрут, не теряя времени даром, отправил промэй Торинса по восточной дороге, а сам в сопровождении Орлицы, посетил пещеру Сунара. Сестра Луна освещала их путь, шепча о том, что ее звезды тоже следуют на восток.

В пещере не нашлось ничего примечательного: скудная обстановка отшельника, да обветшалые книги. Просмотрев некоторые записи старого мага, Мэйрут отметил ум Сунара и его важные сведения о Зарлите. А после, когда уже собирался покинуть обитель, Нарис позвал Солнце и указал на темный знак над изголовьем койки.

— Что это?

Мэйрут и Торинс внимательно пригляделись к сплетениям паучьих нитей символа. Последний побледнел, а Солнце зло поджал губы:

— Жертва далриса, — объяснил он наследнику. — Сунар мертв.


* * *

Следующий вечер был также полон событий, и подарил Мэйруту очередную встречу с узари. Олениха поведала многое, но главным было упоминание о Синей ведьме, которую намеревались посетить старый маг, ученик и Лима.

Немногим позже, когда ночь уже вступила в свои права, шепча проклятья на голову почившего, Мэйрут переступил линию леса Синей ведьмы. Нарис, Торинс и стражи безмолвно последовали за ним. Проводник не смог спрятать страха, когда увидел, кто стал очередным посетителем хозяйки и, сбиваясь на каждом слове, пытался втолковать Мэйруту, что ведьма не может принять гостей. Вместо ответа, Солнце рассеял его слабым огненным лучом, и поспешил к пещере, вход в которую окружали статуи криштов.

Твари ведьмы не посмели преградить Мэйруту дорогу, хотя не пытались скрыть того, что следят за каждым его шагом.

Синяя ведьма встретила их презрительной усмешкой, восседая на голове буйвола, что прожигал Солнце темными глазами.

— Какие гости! — воскликнула ведьма, хлопнув в ладоши. — Право, я даже в самых смелых мечтах не могла представить, что меня в такие короткие сроки посетят сначала промэя, а после сам Солнце. Мэйрут, за что такая честь? В самом деле, я не достойна подобного.

— Где моя дочь, ведьма? — бросил Солнце, приблизившись к буйволу и его хозяйке.

— А что я получу взамен, дорогой? — обнажила зубы в ехидной улыбке она.

Мэйрут не раздумывая ни на миг, схватил ее за горло и, сдернув с головы буйвола, бросил себе под ноги.

— Не шути со мной, ведьма!

Буйвол взревел, и Мэйрут взмахнул рукой, обжигая его глаза, отчего рев перешел в болезненный стон.

Нарис хотел поспешить на помощь Солнцу, но Торинс удержал его за рукав:

— Не стоит. Это дело повелителя. Ведьма не имеет против него силы. Да и не посмеет применить ее.

Синяя ведьма вскрикнула, закрывая свои глаза, будто это её глаза затронул огонь, но быстро успокоилась, правда больше не смеялась, уже не скрывая ярости.

— Что, Мэйрут, решил нарушить древний уговор? Убьешь наследницу Богинь? Ты, действительно, готов на это? Пока я не затронула твою семью, не нарушила равновесие, ты не имеешь права причинить мне вред.

— Ты уже давно нарушила этот уговор, Слепая, — выдохнул Мэйрут и по его руке пробежали языки пламени. — Когда убила свою сестру-узари.

Ведьма вскрикнула и отстранилась:

— Это ничего не меняет, повелитель, — прошипела, протягивая ладони и тяжело поднимаясь. — В этом меня будут судить только создательницы-богини.

— Где моя дочь?

— Милейшая девушка, скажу тебе. Красавица! Не будь магия юнца так сладка, непременно, забрала бы молодость твоей дочурки.

Мэйрут, не раздумывая, хлестнул ее по бледной щеке, что ведьма не устояла и упала на колени.

— Хочешь поиграть? — облизала она губы, на которых выступила кровь. — Мне терять нечего, а тебе есть.

— Что с Лимой? — не удержался Нарис. — И где Талиса?

— Как печально, — хохотнула ведьма. — Такая короткая любовь. Ты даже не успел насладиться ею, а крошку уже умыкнули... Нет! — отпрянула ведьма, увидев, как зажигаются пламенем глаза Мэйрута. — Только попробуй убить меня, и она тоже умрет! Лима во владениях моих сестер и им доставит радость разделаться с дочерью врага, жестоко и мучительно.

— Если ты думаешь, что я позволю играть со мной, — прошипел Солнце, — ты ошибаешься. Случись с Лимой хоть что-нибудь, даже древний уговор тебя не спасет.

— Они помогут ей, — поспешно пообещала Слепая, отползая к стене.

— Где она?

— Я не могу ответить, мои сестры не позволяют. Если хочешь, чтобы Лима была жива, просто поверь, — Синяя ведьма уже не шутила, ее голос был серьезен.

— Талиса? — вновь отозвался наследник Западного ветра, выступая вперед.

— Ты знаешь, Мэйрут, — подмигнула Солнцу ведьма, хмыкнув. — Туман во тьме. Твои враги больше не одиноки.

— Кто?

— Друзья, Солнце, им нельзя верить, уж я по себе знаю, — фыркнула ведьма. — Поземный Туман еще тот мерзавец, это да, но чувства могут и обманывать. Мэйрут не забывай о разуме! Старик трус, он никогда бы не решился на подобное.

Солнце почувствовал, как его накрывает ужас:

— Но туман подобной силы...

— Вот-вот, — хихикнула старая карга. — Я же говорю друзья...

Глава 16

Узари восточных лесов

Ни Лима, ни Тамир не знали сколько прошло времени, минуты тянулись медленно, словно тягучая смола катилась по округлому боку латаной бочки. Промэя дрожала и даже уговоры молодого мага не могли усмирить ее дрожь и тот ужас, что постоянно накатывал с новой силой.

Лиса не откликалась на зов Лимы, хотя девушка прикладывала все свои силы, сплетая их с крохами магии. Но зов осыпался, даже не находя отголоска.

Ждать Огненную не имело смысла. Тамир решил, что им нельзя больше находиться в этом опасном месте. Казалось, что лес успокоился, притих, но глупо уповать на надежду.

Попросив Лиму подождать, маг выбрался из кроличьей норы. Оглядевшись и не обнаружив ничего вызывающего подозрение, он подал руку девушке, и, когда та застыла подле него, вновь прислушался.

Лес будто застыл, только легкий ветер нарушал спокойствие, но это вместо уверенности приносило страх. Мерещилось, даже небольшое движение выдаст их, как будто это было ловушкой, ловко расставленной врагами.

— Идем, — наконец-то осмелился нарушить тишину Тамир.

Лима, сглотнув, кивнула:

— Д...да... Только куда?

Из груди юноши вырвался не то смешок, не то стон:

— Карта... Я потерял ее во время боя.

— Она стоила Сунару жизни, — сердито прошептала девушка, глянув на Тамира так, будто это он был всему виной, — и даже не послужит нам. Глупо все.

Молодой маг сжал ее руку и повел за собой:

— Ступай тихо и не переживай. Мы найдем выход. Сунар научил меня.

Тамир изучал деревья и запоминал каждое, чтобы не свернуть с правильного пути, не доверял ласковому шелесту тополей, что обещали помочь, и следил за полетом птиц. Они с Лимой еще не раз пытались призвать Огненную, но она не отзывалась, как если бы была закрыта другой силой. Благодаря собранным первым лучам рассветного солнца, промэя смогла хоть немного, но восстановить силы, даже бледные щеки слегка порозовели. Но печаль и ужас в глазах остались, их нельзя было так же легко излечить.

— Если она тоже погибла, я не вынесу, — неожиданно обронила девушка. — Я не прощу этого ни себе, ни тебе, Тамир. Это наша вина, мы виновны в смерти Сунара. А, возможно, и в смерти Огненной.

Юноша не мог опротестовать эти слова, знал, что Лима все равно не послушает, да и сам понимал, что она права. Единственное, виновен был лишь он один. Его шутки и беспечность стали всему причиной, а после слабость привела к тому, что Тамир не смог защитить учителя. Молодой маг должен был остаться со стариком и помочь ему, но как мальчишка, не посмел ослушаться приказа Сунара, хотя уже тогда предчувствовал беду.

Вспомнив загадочное предсказание Синей ведьмы, Тамир горько усмехнулся. И как он раньше не догадался? Ведь знал же чью улыбку опасаются увидеть в мире живых, но о чьей улыбке говорят с восторгом и трепетом. Далрис являлся творением иного мира, где грани размывались, а магия была свободной и вечной. Далрис назывался ее творением, а может и творцом, никто не знал, где правда. Некоторые мудрецы даже предполагали, что далрис брат Судьбы, и он продолжает вышивать нитью после смерти ее обладателя, только это уже иная нить и полотно принадлежит миру духов. Именно далрис, по древним легендам, привел в мир живых Солнце, когда сестра вывела новый узор на своем полотне, в котором уже не оставалось места для богинь древности.

-А ведь это далрис, — обронил Тамир, и Лима непонимающе свела брови:

— Что ты имеешь в виду?

— Синяя ведьма предсказывала его улыбку.

Промэя замерла на месте, не находя сил сделать новый шаг. Потупившись, она что-то обдумывала, будто и не дыша, а потом заглянула молодому магу в глаза, ища поддержки:

— Это из-за меня, да? — неожиданно взвизгнула она. — Из-за меня и Талисы? — пнула она носком грязной туфли старый облезлый пень и взвыла от боли. — Далрис преследовал его из-за нас?

Юноша обнял девушку, заглушая ее рыдания своим плечом:

— Нет, разумеется, нет. Ты не виновата, даже не смей думать об этом.

Лима ничего не ответила, просто не понимая, что чувствует в данную минуту, но это не мешало осознавать свою вину и никакие слова Тамира не могли изменить того, что случилось. Не обратись промэя к ним за помощью, никто бы не пострадал, Огненная не пострадала бы, а Сунар был бы жив и все так же шипел бы на ученика за то, что тот не может справиться с простым заклинанием. Слова проводника вновь звенели в ее ушах, будто он, и правда, проклял Лиму тогда.

Тяжелые думы девушки разрушил едва заметный шелест и Лима с Тамиром вздрогнули, расцепив объятия. Шелест прекратился, но почему-то было страшно сделать даже небольшой шаг. Мерещилось, что за ними кто-то следит, кто-то готовый напасть в любую минуту.

— Что это? — голос девушки звучал хрипло.

Позади кто-то зарычал, и промэя с магом медленно обернулись. Перед ними, припав к земле, будто готовясь к прыжку, застыла рысь. Она была старой и невозможно худой, ребра торчали под тонкой кожей. Но ее видимая слабость не могла обмануть Тамира, голодное животное самый опасный противник.

— Тише, — осторожно прошептал юноша, медленно поднимая руки, чтобы рысь не приняла это за агрессию, и одновременно пытаясь прикрыть собой Лиму.

Рысь обнажила полусгнившие клыки и подступила на шаг. С языка стекали хлопья слюны, а облезлая шерсть на загривке встопорщилась.

— Тише, — облизнув пересохшие губы, повторил молодой маг, пытаясь незаметно вытянуть посох из заплечной сумки.

Зверю это совсем не понравилось. Он рыкнула еще громче, а затем сделал неожиданный бросок. Юноша не успел отреагировать, и короткие лапы ударили его в грудь, легко сбивая с ног.

— Мерзкие людишки! — и вот над Тамиром уже стояла не рысь, а старая женщина, облаченная во что-то напоминающее отрез трухлявой серой ткани, с длинными седыми волосами, в которых терялись осенние листья и полоски меха. На плечах лежала шкура рыси и ее высушенная голова безжизненно покоилась на правой руке.

— Кто вы? — выкрикнула Лима, но затем, видимо, и сама поняла глупость своего вопроса, потому тут же нахмурилась: — Весело, наверное. Это именно то, чего вы и хотели, да?

Узари сверкнула серым взглядом, но ничего не ответила, только губы искривила в брезгливой усмешке.

— Вы ведь рады его смерти, не так ли? — вновь не смолчала промэя. — Забавное было зрелище?

Женщина зарычала и на миг ее зубы вновь обратились клыками. Прежде, чем Тамир успел даже осознать случившееся, она бросилась на Лиму и вцепилась ей в горло когтями.

— Глупая девчонка! Будешь продолжать в том же духе, отдам вас в руки Чершу, — узари оттолкнула промэю, и та, не удержавшись на ногах, распласталась на спине.

— Лима, — кинулся к ней Тамир, помогая подняться, и прошептал на ухо: — Не нужно, не делай этого. Здешние узари могут и убить.

— Легко, — кивнула женщина в подтверждение слов юноши, заставив промэю и мага побледнеть. — Никто не просил вас нарушать покой моего леса, вы сами шагнули на путь опасности, и должны отвечать за свои поступки, кто жизнью, кто уроком.

— О каком уроке вы можете говорить? — еще больше разошлась девушка, позабыв о совете молодого мага. — Вы ведь могли спасти его, а вместо этого дали умереть!

— Спасти? — прошипела, женщина, вновь оскалившись. — На нем был знак далриса! Он нес с собой смерть! Я никогда не буду рисковать своими детьми ради человека, да еще столь глупого.

— Не смейте говорить так о нем!

— Что, девчонка, пытаешься перекинуть свою вину на меня? — хохотнула узари, резко меняя свое настроение. — Твоя вина тебя к земле скоро путами прикует, но твои обвинения ничего не изменят, сама ведь знаешь.

Промэя на миг застыла, невольно признавая правоту хранительницы леса, но быстро опомнилась, не желая давать узари шанса. Но Тамир ее опередил.

— Прекратите — встал он между Лимой и Рысью, вновь закрывая собой промэю от возможного гнева. — Мы и не надеялись на вашу помощь. Только дайте нам уйти. Большего нам не нужно.

Хранительница ответила не сразу, лишний раз заставляя их нервничать.

— Именно потому я здесь. Идите за мной и не смейте перечить, если желаете избежать смерти. Мои детки часто голодны, деревьям, травам, земле тоже нужна сила.

Лима судорожно сглотнула и вцепилась в руку Тамира, в то время как старуха обогнула их и побрела вперед между деревьев.

— Да, ваша лиса цела, дарины защитили ее, — донесся сухой голос. — Она уже ждет вас в моей обители.

Девушка не проронила ни слова, только сильнее сжала руку молодого мага, а глаза загорелись надеждой.

— Все будет хорошо, — шепнул Тамир и на миг коснулся ее щеки. — Я обещаю.

Промэя тяжело сглотнула и попыталась улыбнуться, но вышла лишь гримаса печали:

— Так, как было, уже все равно не будет. Он унес с собой частичку меня.

— И мою, — опустил глаза юноша. — Но с нами осталась и его часть. Нужно только верить, и ты почувствуешь его рядом. Думаю, сейчас бы он нахмурил брови и отругал бы нас, что мы ведем себя, как дети. Уверен, мне бы за двоих досталось.

— Чувствую, — усмехнулась она и коснулась того места, где под кожей гулко билось сердца. — Но все равно холодно без него. Очень.


* * *

Чем дальше они заходили в лес, тем более древним и могущественным тот становился. Сильный, будто крепкие стволы тысячелетних дубов, раскидистый, как их кроны, и такой же гордый, себялюбивый, мудрый. Лес давил, пугал, восхищал и отдавался дрожью в ладонях. Казалось, что очень легко вызвать его недовольство, лишь глянуть не так или хрустнуть веточкой под ногами.

Рысь была под стать своему лесу. Она чувствовала его и будто жила в каждой клеточке, каждом листочке, даже в сухой, мертвой травинке. Это было странно и страшно. Прежние узари были частью своих лесов, но такого единения еще никогда путникам не приходилось видеть. Иногда мерещилось, что Рысь даже сливалась с ним, будто ее очертания перетекали в рисунки леса, тесно вплетаясь в его мрачную канву. И тогда Лиму и Тамира охватывал ужас, узари словно игралась с ними, ведь однажды она могла и не вернуться, оставить их в одиночестве среди враждебного леса.

Обитель хранительницы скрывалась в тени старейшего тополя, в сплетении малинника. Казалось, тоненькие веточки перевиты так крепко и густо, что и через месяц не распутать, но как только к ним приблизилась узари, дикий малинник расступился, образовав небольшую арку.

Старая женщина, ничего не сказав, махнула рукой, и маг с промэей нерешительно забрались под полог обители.

— Огненная! — вскрикнула Лима, увидев лису, что примостилась у насыпи из сухой травы. Видимо, узари предпочитала ночевать в зверином обличье.

Огненная тяжко поднялась и тут же рухнула вновь.

— Она совсем слабенькая, — недовольно пробормотала позади узари. — Истратила все свои силы. Ей нужен отдых. И лишь потому я позволю вам дождаться следующего рассвета. Но с первыми лучами Солнца вы должны покинуть мой лес.

— Спасибо, — кивнул молодой маг, а Лима сердито поджала губы, но разумно промолчала.

— Что будем делать дальше? — спросила девушка, когда узари скрылась в предрассветном тумане. — Думаешь, мы сможем найти ритару? Только сейчас я начинаю понимать насколько важен был Сунар, лишь благодаря ему — мы смогли добраться так далеко... а теперь его нет.

Тамир неопределенно повел головой, а после приобнял ее за плечи и прижал к себе:

— У нас все получится. Но сейчас нам лучше всего поспать.

Промэя возмущенно дернула плечом.

— Нужно, Лим. Нам необходимы силы, если хотим исполнить задуманное.

— Хорошо, — как-то неожиданно потерянно и пусто ответила девушка. — Ты прав.

— Бери Огненную и устраивайтесь на лежаке...

— Но... ладно, — резко переменилась Лима, увидев раздражение в глазах юноши. Он и так держался из последних сил, пытался играть в игру, что 'все хорошо', но промэя ведь прекрасно понимала истину. И знала, что должна дать ему время побыть наедине, время для его горя.

Свернувшись клубочком и приобняв лису, Лима притворилась спящей и сквозь прикрытые веки следила за Тамиром.

Юноша долгое время сидел недвижимо, прижав колени к груди и обхватив их руками. Казалось, что он находился рядом и одновременно где-то далеко. Девушка едва сдерживала себя от того, чтобы окликнуть его, только не могла отвести взгляд от напряженно-мрачного лица. Наконец, линия губ разгладилась, и Лима почувствовала, как отлегло от ее сердца. Стало легче. Она поняла, что с Тамиром будет все хорошо.

Лишь немногим позже, промэя позволила себе уснуть.


* * *

Молодой маг подождал еще некоторое время и, удостоверившись, что Лима все-таки уснула, укрыл ее своей мантией и вышел из обители.

Он был уверен, что Рысь сейчас не тронет их с Огненной. Узари никогда не нарушали свои обещания, и не позволят другим, поэтому маг мог быть спокоен.

Тамиру хотелось побыть одному. Он не желал, чтобы промэя чувствовала его слабость и страх. Ему нужно было разобраться в себе, понять, что делать дальше.

Юноша всегда осознавал свою зависимость от учителя и понимал, что не готов идти своей жизнью. Маг никогда не задумывался над тем, что будет, когда он останется один, будто такое было невозможным. Но, как оказалось, все иначе. Теперь в руках Тамира находилась не только его судьба, но и Лимы, Огненной, а возможно и Талисы. Разумеется, он понимал, что вряд ли ему удастся заменить Сунара, но должен был попытаться. Иначе для чего все это, для чего умер учитель?

Узкая тропка вывела юношу к шумному ручью и, напившись вдоволь ледяной воды, Тамир уселся под низкими ветвями клена. Они тихо шелестели, будто напевая песенку, и юноша позволил себе расслабиться. Было удивительно спокойно, словно ничего и не случилось в последние дни, и пустота не обитала теперь в его сердце.

Журчание ручья и шелест листвы успокаивали, и юноша прикрыл глаза. Спать не хотелось, просто немного побыть в этом удивительно-тихом мире. Мерещилось, что лес может защитить от любых опасностей, словно не он сейчас становил наибольшую из них.

Непроизвольно ему вспомнился один из уроков учителя. Тогда Тамир изучал древние символы магии, а именно руны первичной силы. Сунар хмурился, когда мальчик не мог прочитать знак с первого раза, а Тамиру было обидно до злости. Он не понимал, почему учитель так требователен к нему, отчего тогда не отпустит его, раз 'толку от такого мага, как от старой крюки, вместо посоха'. Мальчику было все это скучно, да и не хотелось истратить полжизни на изучение магии. Зачем нужна сила, если из-за нее теряешь свою молодость? Вряд ли, в старости так уж важны эти заклинания, скорей бальзам от ревматизма.

— Глупый и ленивый мальчишка, — бормотал Сунар, наблюдая за растерянным учеником. — Ведь все так просто. Слушай себя, хватит думать о всякой чепухе.

Ученик сердито поджал губы и уткнулся в переплетение рун, которые старый маг разложил перед ним.

— Читай, мальчишка, читай, — пристукнул он посохом, так что искры полетели.

— Орьен в знаке солнечного глаза.

— Ну и ну, — присвистнул Сунар.

— И что тут такого?

— Не понимает ничего! За что мне эта мука?

Тамир сложил руки на груди и надулся:

— Вот и я думаю, зачем?

— Ты еще и думать умеешь?! Читай, я сказал! Друзья они всегда близко.

— Друзья?

В ответ старик только и мог, что вздохнуть:

— Орьен — это друг-змей. Они скользкие гаденыши.

Тамир воззвал к небу, моля его усмирить этого не ясно о чем толкующего старика. Юный маг ничего не мог понять: друзья, солнечный глаза, змей... и зачем ему это?

— Читай! — напомнил о себе Сунар. — Когда тебе будет это нужно, все поймешь!

— А мне будет оно нужно? — усомнился Тамир.

— Мне уж лучше знать! Это не шутки! Уже и закат скоро. Не мешкай! Думаешь, Богини часто бываю столь слабы, что позволяют проникнуть в свои тайны?

Тамир мог только фыркнуть, совершенно не желая знать тайны давно покинувших мир Богинь.

— Две женщины, — брякнул он, увидев знакомую руну. — Обе старые. С глазами у них что-то. Не понятные какие-то... Сильные, правда. Очень. Связывает их что-то, пусть они и далеки друг от друга. И древней силой они переплетены. Глаза одной из них горят золотом.

— А мальчишка не так уж и плох, — улыбнулся Сунар.

Ученик гордо расправил плечи.

— К сожалению, не столь уж и умен, — добавил учитель и хлопнул ученика концом посоха по плечу. — Что возгордился? Столько знаков упустил. Столько секретов. Даже себя не видишь! Плохая история. Правда, кто бы сомневался, что ты всегда найдешь проблем на глупую голову. И меня рядом нет... Странно...


* * *

Лима проснулась спустя несколько часов, отец светил уже в полную силу, но еще не вошел в зенит. Не обнаружив в обители Тамира, промэя насупилась, почувствовав тревогу. Лиса все так же крепко спала рядом и девушка, поднявшись, не потревожила ее.

Промэя не сразу решила, правильно ли искать Тамира, но затем махнула на осторожность.

Найти оказалось легко — ее тоже привлек голосок ручья. Пусть его сила и отдавалась холодом в Лиме, но возвращала к жизни и приводила в чувство.

Заметил ли Тамир ее приближение, девушка не смогла понять, да и маг ничем этого не выдал. Промэя не знала, как правильно себя вести, даже зачем пришла. Она не была способна изменить случившегося, но думала, что, возможно, нужна Тамиру, как он был нужен ей прежде.

Некоторое время, постояв рядом с ним в нерешительности, девушка тихо кашлянула, привлекая внимание, но Тамир никак не отреагировал, даже не пошевелился. Лима обхватила себя руками, не понимая, как должна поступить. Не мешает ли она ему, не разозлит ли?

Но после все же осторожно присела рядом и, когда юноша не возразил, опустила голову ему на плечо. Она просто побудет с ним, вдруг Тамиру станет легче.


* * *

Узари изгнала их из своего леса даже раньше срока. Огненная к вечеру вновь начала ходить, пусть и припадала на переднюю ногу, и старая Рысь тут же сообщила, что троице пора покинуть ее владения. Когда Тамир спросил о Черше, узари только фыркнула в ответ, но все же после добавила:

— Он слишком слаб, чтобы тягаться с моим лесом.

Лима непонимающе глянула на Тамира, видимо, желая спросить, значит ли это, что маг покинул лес и не последует за ними, но юноша только и смог, что пожать плечами. Расспрашивать дальше узари не имело смысла, разве что, разгневать ее.

На улице стояла ночь. Густая и черная. Казалось, кто-то разлил смолу в воздухе, ее вязкий аромат оседал на горле, вызывая кашель. Луны не было видно, словно она даже не взошла этой ночью на небосклон. Лима расстроено понурила голову, со светом тетушки ей было легче, всегда оставалась надежда, что она защитит, пусть промэя и скрывала себя силой, не позволяя почувствовать.

— Он проведет, — нарушила мысли девушки Рысь и, подняв глаза, Лима увидела мерзкую усмешку старухи. — А иначе моя сестра может и убить вас на месте, лишь только переступите грань ее леса. Да и заблудиться вам, безмозглым, ничего не стоит.

Промэя с трудом подавила порыв гнева, и то только благодаря ладони Тамира, которую тот вовремя опустил на ее плечо. Когда случилось так, что молодой маг стал благоразумным, а она все так и не умела сдерживать свои эмоции?

Филин, громко ухнув, взмахнул крыльями над ними и уселся на ближнюю ветку. В темных глазах отражались лесные тени и, искажаясь, напоминали неземных духов. Лиме почему-то было тяжело смотреть в глаза птицы, и она поспешно отвернулась.

Великая сила жила в лесу, промэя это чувствовала каждой своей клеточкой. И давняя обида, которая поражала все вокруг, будто опухоль. Обида на Лиму, отца, их предков, которые изгнали Богинь из мира. И сейчас лес чувствовал жажду мести. Как, верно, сложно теперь ему бороться со своим желанием, когда обидчица так близко.

— Бойся, девчонка, — хохотнула узари, прочитав ее мысли. — Знай, что я едва сдерживаю себя. Твоя жизнь стала бы малой ценой, но все же сладкой местью.

— Прекратите! — разозлился Тамир, сжимая свой посох так, что побелели костяшки пальцев.

— Глупый, глупый мальчишка, — обнажила зубы Рысь. — Неужели, и правда, думаешь, что справишься со мной? Древней силой моего леса?

Злость и решимость не исчезли с лица молодого мага, но он промолчал, пусть и продолжая сжимать посох, готовый в любой момент воспользоваться им. Лима, не зная, что делать, подхватила Огненную на руки, чтобы в случае, попытаться защитить.

— Довольно! — взвыла узари, да так что листья посыпались с деревьев, а промэя и молодой маг едва удержались на ногах. Огненная на руках Лимы прижала ушки в испуге.

— Не играй со мной, мальчишка, — предупредила старуха. — Для меня ничего не стоит убить вас, не рискуй жизнью своей девчонки.

Тамир вновь ничего не ответил, оставаясь все в той же напряженной позе, но на миг склонил голову, соглашаясь со словами Рыси.

Узари фыркнула:

— А ты смелый. Слабый, но смелый. Бессмысленно это все и опасно. Когда-то твоя глупость может стоить жизни.


* * *

Филин плавно скользил по воздуху, нырял в оконца между ветками и изредка громко ухал, не позволяя лесу погрузиться в крепкий сон. Огненная ковыляла впереди, следя за птицей. Тамир пытался взять ее на руки, но лиса вырвалась и упорно брела, несмотря на слабость.

— Я сварю настой для нее, — шепнула Лима, наблюдая за лисой.

— Нужно только выбраться отсюда, — мрачно ответил юноша, с опаской оглядываясь.

— Поскорее бы, — кивнула Лима, инстинктивно хватая его за руку. — Это место пугает. Хотя оно прекрасно, должна признать. Прежде я не видела такого удивительного леса.

— Это истинное творение Богинь. Неразбавленное силой... хм...

— Солнца, — закончила за него девушка. — Оказывается и Солнце может испортить что-то... мир...

— Он не испортил мир, просто изменил его, перевернул, если можно так сказать, дал силу людям.

— Только для природы это губительно. Почему эти два мира не могут быть совместимы?

— Кто-то всегда сильнее, — пожал плечами юноша. — К сожалению, одинаково сильных никогда не бывает. Власть она более заманчива, чем уважение и справедливость. Неизменно кто-то победивший, другой — проигравший, и последний обязан мириться с этим обстоятельством, отдавать часть себя либо пытаться бороться.

Лима прерывисто вздохнула:

— Это меня и страшит. Однажды все может вновь измениться, вернуться к прежнему. И, возможно, так будет честно... кто знает, где правда.

— Правда там, где счастье — так учитель говорил, — задумчиво произнес Тамир. — Искреннее, чистое и открытое.

— Тогда ее очень мало в обоих наших мирах, — добавила девушка, когда снова ухнул филин. — Они оба лживы и, в целом, несчастны.

Молодой маг долго не отвечал, что-то обдумывая, а после тихо проговорил:

— Счастье в крупицах.

— Это тоже Сунар говорил? — хмыкнула промэя.

— Это я и сам знаю, — щелкнул ее по носу Тамир. — Крупицах жизни. Как в этом, так и в другом мирах создания радуются своей жизни, воздуху... теплу, любви, силе.

— Пусть тогда эти крупицы и решают судьбу мира.


* * *

Границы двух лесов мягко перетекали друг в друга, но все же были заметны. Лес второй узари оказался более холодным и непокорным. Лима даже не сразу решилась переступить невидимую грань, ощутив ледяное дыхание.

— Холодно, — шепнула, коснувшись руки Тамира. — Я почти чувствую узари, она очень злится. Ненавидит... меня...

— Не бойся. Если ее сестра дала обещание, она не нарушит его, — попытался заверить ее юноша, но голос прозвучал неуверенно, и промэя нахмурилась:

— Меня успокаиваешь, хотя и сам не веришь, — она попыталась улыбнуться, но губы дрожали.

— Что еще остается.

Филин ухнул и пронесся над ними, недовольно хлопнув крыльями, заставляя следовать за собой.

Лес сестры Рыси встретил их яростным шепотом, несмотря на то, что даже недавний легкий ветер утих. Деревья взбунтовались и били ветвями, где-то вдали послышался вой.

— Нам рады, — угрюмо улыбнулся Тамир. — Ну что ж, гостеприимство видимо никогда не было сильной стороной для здешних узари.

— Очень смешно, — вздохнула Лима, а Огненная потерлась о ее ногу, будто почувствовав, что девушка нуждается в поддержке.

Филин в очередной раз напомнил о себе и путники, не скрывая беспокойства, поспешили за птицей Рыси.

Лес открыто выказывал свою злость. Ветви деревьев не теряли возможности хлестнуть по лицу, а шейли не скрывали своих голосов, их слова смешивались с криками птиц и редкими животных. Кое-где в тенях леса мерещились мелькающие фигуры, будто духи леса вышли встретить нежеланных путников.

Немного погодя лес все же притих, быть может, успокоился, но это не означало, что смирился. Нет, теперь он следил за каждым шагом своих гостей, выжидая удобной минуты дабы напасть. И это ледяными мурашками отдавалось по спинам, мысли путались.

— Как же мне это не нравится, — кусая губы, прошептала промэя, обдумывая, как выбраться из леса, если на них все же нападут.

Завидев впереди неясную фигуру какого-то зверя, что стоял прямо на их пути, Лима и Тамир замерли, не зная, как себя вести, Огненная же припала к земле и принюхалась. Тихо заскулив, она стала медленно продвигаться вперед, распушив шерсть, будто пытаясь казаться больше и сильнее.

Девушка хотела окликнуть лису, не желая рисковать ею, но молодой маг остановил ее:

— Доверься Огненной.

Промэя недовольно повела головой, не отрывая взгляда от рыжего силуэта зверька.

— Мы должны быть осторожны, — напомнил Тамир. — Не позволяй чувствам превысить рассудок.

— И когда это ты стал таким мудрым? — брякнула промэя, прежде чем успела остановить себя. Осознав же сказанное, в испуге закрыла губы ладонями. — Прости, я не хотела.

— Хотела. И я не стал. Это Сунар, он был мудрым.

— Ты думаешь, она не нарушит обещание Рыси? — спросила Лима, вновь начиная злиться на всю эту ситуацию, и одновременно пытаясь увести Тамира от мыслей о ее обидных словах.

— В любом случае, я защищу тебя. Обещаю, — сжал молодой маг ее руку, показывая, что не сердится.

Девушка вздохнула, опасаясь, что Тамиру все же придется исполнить свое обещание. Промэя боялась потерять еще кого-то из своих близких.

Зверь был огромным. Его передние сильные ноги нетерпеливо переступали, взрыхливая землю большими копытами. Голову венчали загнутые, короткие рога. Он хрипел, изредка мотая большой мордой.

Филин ухнул и опустился зверю на спину. Последнему это не понравилось, и он тряхнул туловищем, отчего птице пришлось слететь. Сердито ухнув, филин пронесся над головами промэи и мага, хлопнул крыльями, и скрылся в ночи.

— Он оставил нас? — облизав сухие губы, спросила девушка.

— Тише, — шепнул Тамир и, знаком показав ей оставаться на месте, выступил вперед.

Медленно, следуя за Огненной, он приблизился к зверю и только вблизи разобрал в нем зубра. Круглые глаза под тяжелыми веками недобро блестели. Лиса преклонила голову, выставив лапку вперед, и Тамир последовал ее примеру, склонившись в низком поклоне.

У юноши даже не было сомнений, что ему не устоять, если зверь задумал что недоброе. Но он не нарушит обещание данное Сунару, Тамир будет до последнего оберегать Лиму. Именно потому, даже в поклоне он был напряжен, готовый ответить на неожиданный бросок зубра.

Деревья вновь ожили, зашумели листьями, будто подгоняя зверя. Тот мотнул головой и рявкнул, от этого Огненная дрогнула и отступила. Тамир почувствовал, сколько сил ей потребовалось, чтобы не убежать, но лисица выстояла, лишь шажком выдав свой страх. Осторожно приподняв головку, она глянула на зубра и тихо пискнула, пытаясь что-то сказать. Зверь вновь взревел, но лиса на этот раз не сдвинулась с места, терпеливо выжидая. Только когда зубр дважды стукнул копытом по земле, поднимая пыль, Огненная сошла с тропинки, открывая дорогу к молодому магу.

Зубр приблизился к юноше настолько, что маг мог слышать с каким свистом втягивает он воздух через темные, влажные ноздри. Они смотрели друг другу в глаза и Тамир понимал, что не может отвести свои, как бы ни было страшно. Зверь должен знать, что он не боится его, что они с хозяйкой не могут нарушить обещание ее сестры.

Деревья неистово вопили, часто сквозь шелест слышались резкие крики птиц. Они требовали зверя не отступать, наказать непрошенных гостей, показать через них всем людям, что значит нарушать границы Восточных лесов врагам богинь.

Но вот зубр с тяжелым хрипом взбил пыль и листья, ударив передними копытами по земле, будто из последних сил сдерживая ярость, а после едва заметно мотнул головой так, что юноша не сразу принял этот жест за согласие.


* * *

Почти у самой границы леса неожиданно на спине зубра, который, разумеется, сопровождал их, возникла угловатая фигура, увешанная рваной медвежьей шкурой. Узари была такой же старой, как и ее сестра, и все же, не смотря на седые, словно пожухлые косы, рассыпанные по спине, красивой. Но ее красота не была притягательной, скорее отталкивающей и пугающей. Неизменное выражение отвращения на лице навечно изогнуло брови и прочертило тонкие морщинки вокруг глаз, которые не разглаживались даже при ледяной улыбке дарины.

— Не обольщайтесь, дорогие, — глубоким голосом произнесла она, погладив толстую шею зубра. — Я не отпускаю вас, просто не хочу мешать сестрам. Им вы намного нужнее.

Тамир и Лима обменялись встревоженными взглядами.

— Собственно говоря, какова разница, когда это случится. Важней лишь, как сильна будет месть. Потому я и сдерживаю своих деток из последних сил.

— О чем вы? — вырвалось у промэи.

Узари хохотнула:

— Знаешь, я никогда не забуду вкус солнечной силы, — она облизнула резко очерченные губы. — Удивительная сила.

Лима споткнулась, и Тамир поспешил поддержать ее. Но девушка вырвала свою руку, сдерживая крик возмущения.

— Солнечной?

— Лучи с опаской заглядывают в наши леса... и правильно. Моим детям сложно удержать свой голод. А мы всегда голодны, с тех пор, как вы украли наш мир и изгнали Богинь.

— Дэсэй? — в страхе застыла Лима, вспомнив молодого промэя, которого видела на большом портрете в семейной галерее. Он был слишком светлым, слишком любил жизнь и слишком доверял. А после однажды исчез где-то на северо-востоке. Дэсэя долго искали лазутчики деда Лимы, Ута-Керра либо просто Льва, как его называли за грозный нрав, но так и не нашли. След утратил свою силу еще в небе.

— Золотой мальчик, — повела головой узари. — Сладкий мальчик.

— Да как вы смеете?! — глаза промэи метали молнии, огонь опалил ладони, и сила едва не сорвалась, лишь шепот молодого мага остановил девушку в последний миг.

— Хочешь поиграть? — легко спрыгнула седовласая на землю и приблизилась к девушке.

Тамир держался позади промэи, чтобы при опасности закрыть ее собой. Он старался не злиться на Лиму, но теперь это оказалось невозможно. Девушка ведь должна осознавать последствия своего поведения, помнить об осторожности. Помнить к чему в свое время привела неосмотрительность молодого мага.

— Поиграть? — прошипела Лима. — Вы считаете это игрой?

Узари хмыкнула, блеснув карими глазами.

— Веселой игрой.

Она очертила круг на щеке промэи и тот мигнул слабым зеленым свечением.

— Знаешь, как это больно медленно гибнуть, скованной корнями моих деревьев, когда из тебя понемногу пьют силу, капля за каплей, вдох за вдохом?

— Я видела творение одной из тебе подобных. Иссушенное, слабое тело, которое испивал лес, — с вызовом вскинула промэя подбородок.

ПРОДА!!!


Старая женщина довольно кивнула:

— Долгие годы мучений... я умею быть осторожной, не буду отнимать твою силу слишком быстро, буду плавно наслаждаться ею, чтобы вкусить каждый глоточек. Сомнительно, что сил твоего дружка хватит надолго, потому его смерть будет быстрой, листья окрасятся кровью, я же возьму воспоминания. Люблю читать память людей, она смешная, странная, волнующая.

Тамир все же выхватил свой посох, понимая, что больше медлить нельзя. Сережки дрожали от наполнившей их магии, как и ладони юноши.

Узари оскалилась на это, но глаз от Лимы не отвела. Маг же прекрасно видел несколько десятков светящихся точек, что появились в ночном мраке. Звери подступали медленно, тихо порыкивая и иногда даже переходя на вой, только совсем не печальный, а пьянящий... вой зверя, что долго изнывал от голода и, наконец, нашел свою добычу.

Огненная выступила вперед, готовая броситься на любого, кто посмеет приблизиться. Она обнажила мелкие клыки и искоса наблюдала за узари, напряженная до кончика хвоста.

— Лима, отойди, — приказал Тамир, пытаясь встать между девушкой и хозяйкой леса. — Держись Огненной, она защитит.

— Интересно будет увидеть, — вновь хохотнула узари, и хотела было пнуть лису ногой, но та вовремя отскочила в сторону и, по взгляду было заметно, что едва удержалась от желания вцепиться в ногу дарины.

Волк выскочил неожиданно, серой лентой пронесся в прыжке и бросился на Огненную. Она оказалась более ловкой и, извернувшись, сумела впиться клыками в шею зверя. Последний упал на нее, привалив своим весом, что вызвало визг у лисы, а после они кубарем покатились по траве.

Тамир мог представить что угодно, но только не то, как поступила Лима в следующий миг. Промэя виновато склонила голову и опустилась на колени перед узари, моля о прощении. Последняя же рассмеялась и толкнула ее ногой, отчего девушка упала на бок.

— Ты просишь, глупышка? Дочь Солнца просит меня? — фыркнула хозяйка леса. — Позор для своего отца.

Подняв Лиму на ноги, узари отвесила ей пощечину, что алая кровь выступила на губах, а молодой маг едва успел подхватить девушку, не давай вновь упасть. Еще никогда он не чувствовал себя таким слабым, даже ничтожеством, ведь не мог решиться начать бой, но и одновременно не имея сил терпеть то, как унижала промэю дарина. Что важней: вымолить жизнь и свободу или отстоять свою гордость в смерти?

ВНИМАНИЕ!!! Больше выкладки не будет, последние три главы отправляются на мейл. Пишите вашу электронку и я вышлю. ТОЛЬКО ДЛЯ ЛИЧНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ, ВЫКЛАДЫВАТЬ В СЕТЬ ЗАПРЕЩЕНО! Надеюсь на вашу честность) Рассылка концовки будет осуществляться только месяц, то есть до 16.11.17!


У книги будет продолжение, но на этом сайте выкладывать его не буду, не вижу смысла, когда нет никакого отклика. Если вам интересно, то ищите меня на ПРОДАМАНЕ, ссылка на главной странице.

Стоит упомянуть, что последние три главы "Легенды о Солнце" на Продамане будут более полнымы, сейчас расписываю концовку! Плюс там можно найти мои новые произведения! Спасибо за внимание!

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх