"Японца" увидели только когда прояснилось окончательно... увидели дымом на юго-западных румбах. Догнать его шансы были, что "Рион" и пытался делать, превосходя оппонента минимум узлов на пять, навёрстывая упущенное время и восемь миль подаренной противнику форы.
— Упустили? — На мостике флагмана Рожественский, как сыч восседал в кресле, принимая сообщения и доклады. Казалось — закипал, сверкая глазами, однако вопреки своему обыкновению на брань не переходил, лишь в голосе скребло железом, — выражаю своё глубокое неудовольствие, господа.
— Может это действительно был "американец"? — Всё ещё надеялся Коломейцев, впрочем, не особо настаивая, — но тогда с чего бы ему столь поспешно бежать?
А потом поступил доклад от "маркони", что они фиксируют передачу шифрованной морзянкой. И уже не было никаких оснований сомневаться — почерк японский.
— Забить эфир! — Флаг-офицер вопросительно смотрел на адмирала, решительно готовый отдать необходимый приказ.
А Рожественский почему-то медлил. Адмирал думал. Думал и колебался:
— Предупреждение уже ушло. Забей мы его сигнал беспорядочной морзянкой, это станет ещё одним предупреждением. Не надо думать, что японцы глупы — поймут, с чего вдруг такая чехарда в эфире.
Он встал, склонился над картой:
— Так говорите мы вот здесь? Едва прошли траверз Урупа?
И не дожидаясь ответа, выпрямился:
— Тем более надо поспешать. Прикажите судам обеспечения становиться к нам в кильватер. Эскадра следует намеченным курсом, согласно плана. Передайте Трояну: сильно не увлекаться погоней. Не думаю, что его ждёт засада, но по правому борту у него острова и не исключено — множество подводных рифов. Как бы не наскочил.
УКВ-радиостанция уже не добивала, о чём сообщил мичман — оператор радиостанции.
— Отстучите беспроводным, — отмахнулся адмирал, — всё одно уже нашумели.
— Позвольте, Зиновий Петрович, — удивился Коломейцев, — так мы отпустим его, этого японского соглядатая?
— Соглядатая? — Всё так же задумчиво переспросил Рожественский, — а что он видел?
Заданный вопрос повис в воздухе, так как штабные офицеры не особо понимали, что именно хотел услышать командующий.
Тогда адмирал сам ответил:
— "Ослябю" и транспорты, судя по заверениям Бэра. Ровно то, что ждут наши противники с результатов дезинформационной игры Петербурга.
К сожалению все наши красивые планы... планы, что нам прочили из Петербурга, сменились вынужденным следованием за обстоятельствами — порт-артурская эскадра оказалась под угрозой обстрела осадной артиллерии, и нам необходимо не отвлекаясь на иные боевые столкновения, спешить на усиление и выручку.
Теперь же представьте, что произойдёт, узнай японцы о появлении "Осляби" близ Сангарского пролива?
Рожественский снова замолчал, давая возможность ответить штабистам.
— Вероятней всего Камимура бросит на перехват два-три броненосных крейсера, — сразу же нашёлся Коломейцев. И тут же сделал вывод, — что облегчит задачу Владивостокского отряда.
— Совершенно верно.
— Но Зиновий Петрович, это определённо положительный, но косвенный эффект, — в расстроенных чувствах продолжил офицер, — разыграть бы эту неожиданную карту и обрушится на Камимуру всеми тремя броненосцами....
— Увидев всех наших трёх, убегут-с узкоглазые — ход у них бо́льший, — внёс свою поправку Рожественский, — и тогда уж точно приход "бородинцев" под Артур не станет неожиданностью.
— Телеграмма с "Риона"! Сообщает: "Вынужден замедлить ход из-за риска налететь на рифы. Открыл огонь по противнику на дальней дистанции".
А Рожественский продолжал задумчиво теребить пуговицу на кителе:
— Предположим... хм... хм.... А ну-ка, прикажите Трояну оставить в покое этого несчастного японца, он нам ещё пригодится. Кое-что попробовать всё же сто́ит.
Офицеры почтительно замерли с планшетами в руках, сверля начальство глазами, не смея спросить, что же задумал командующий.
— Японцы конечно перестраховщики, — взгляд адмирала блуждал по разложенной штурманской карте, — но это работает в обе стороны. Не станет Камимура сильно оголять блокаду Владивостока, сочтёт, что против одного "Осляби" ("Рион" в расчёт можно не брать) достаточно двух элсвикских броненосных крейсеров.
А как там говорят азиаты — война искусство обмана? Вызовите боцмана, нам надо сделать некоторые приготовления.
Японцы будут ждать нас, а мы будем ждать их.
* * *
За светлое время суток, к неторопливым сумеркам, неторопливые русские вышли на параллель Хоккайдо, находясь от острова в пятидесяти милях к востоку.
Всё это время капитан "Кагава-Мару" неотступно следовал у них на правой раковине. Однако удерживая приличную дистанцию, так как, однажды набравши смелости, едва попробовав подойти ближе, был немедленно изгнан быстроходным русским клипером, что ранее преследовал его у островов и даже обстрелял, добившись двух попаданий в ютовую часть.
Почему крейсер тогда так легко от него отстал у Эторофу и ныне не пытается настичь, явно имея лучшие ходовые качества, шкипер "Кагава-Мару" не знал, списывая это на нерешительность русских и на благоволение богов.
Ведя наблюдение в зрительную трубу, он регулярно отсылал сообщения по беспроводному телеграфу в Нэмуро, подтверждая, что это, несомненно, предсказанный командованием трёхтрубный броненосец и быстроходный вспомогательный крейсер.
Увиденных в рассветном тумане транспортов с ними уже не было.
"Типичные угольщики — отгрузились и убрались, — логично умозаключил шкипер. И в который раз, поднимая подзорную трубу, — а вот боевые суда...".
Вот тут совсем не кадровый морской офицер, а некогда рядовой шкипер рыболовного флота по достоинству оценил хитрую покраску противника.
"Мерцающая" — так бы он её обозначил.
Возраст сентиментален и на языке завертелась хоку о текущих, сливающихся с волнами кораблях, но излагать поэзией о варварах и врагах старый японец счёл недостойным.
"Судя по их курсу, русские целенаправленно идут Тихим океаном в обход всего японского архипелага. Без намёков на уклонение мористее, оставляя пролив Цугару далеко побоку. Если их намерения не изменятся, и за ночь не изменится курс, то...".
Простого капитана вспомогательного судна командование не посвящало в свои высокие планы и замыслы, но не трудно было догадаться, что русским готовят встречу.
Оставалось только молить богов, чтобы утром они оказались....
* * *
Утром они оказались там, где их ждали.
К исходу ночи эстафета телеграфной переклички "Кагава-Мару" с Нэмуро перешла уже́ непосредственно на крейсер "Ивате".
Спешащий от Хакодате младший флагман второй эскадры контр-адмирал Сотаро Мису был лаконичен и требовал обстоятельности.
Но пока ночь выедала глаза, а "Кагава-Мару" слепо шёл привязанный к компасной линии курса противника, можно было лишь уповать на беспечную прямолинейность адмирала Рожественского. Перекладкой руля всего на румб влево, за тёмное время суток он легко мог затеряться на тихоокеанских просторах, но....
Когда засветлел восток с "Кагава-Мару" пришло радостное сообщение: "Враг обнаружен"! Отклонился к западу на незаметную пару миль, но эта маленькая фора лишь незначительно отсрочивала выход японского ударного отряда на дистанцию огня.
А когда утренний туман, наконец, рассеялся и прорезался горизонт, сто́я на мостике, слившись с биноклем, контр-адмирал Сотаро Мису, наконец, тоже увидел. И не сдержал торжествующей улыбки, просто представив, как должно быть шокирован противник, обнаружив у себя на правой скуле даже не дымы, а вполне угадываемые абрисы его крейсеров.
Для контр-адмирала Мису нетерпеливое предвкушение безупречного перехвата и завязки боя... боя, в идеальных условиях обеспеченно выигрышного, делало время "медленным" — тягучим в этом дрожащем ожидании.
Казалось медленно, перемалывая винтами океан, режет воду крейсер, чья палуба дрожит под ногами.
И слишком медленно растёт в глазах серый, то расплывающийся, то очерчивающийся силуэт — несомненно это он, теперь уже обречённый броненосец "Ослябя".
Время ещё оставалось "медленным", даже когда "быстроногий" клипер, что объявлен российским морским ведомством, как вспомогательный крейсер "Рион", нежданно следовавший много позади — на раковине своего броненосного мателота, а потому не сразу замеченный, налетел на бедолагу "Кагава-Мару", обрушившись залпами.
Однако не стал задерживаться у полыхнувшего пожаром, потерявшего ход судна, а нагло стал приближаться к его крейсерам, подбираясь с левого борта.
Контр-адмирала Мису понял, в чём тут необходимость и мог поклясться, что русский капитан сейчас смотрит, считает — какими силами пожаловал противник.
Однако не стал размениваться — отдавать приказ "отогнать стрельбой наглого русского". Броненосные "Ивате" и "Адзума" шли молча, не обращая внимание на всякую мелочь.
Но теперь можно было "показать зубы" и контр-адмирал коротко бросил:
— Ход "самый полный"!
И разрешающе кивнул старшему артофицеру.
По "Риону" отстрелялись бронепалубники "Такачихо" и "Нанива", следовавшие второй колонной левым уступом, и "русский" не став искушать судьбу, выписав циркуляцию, пустился в бега.
Тем не менее, не преминув на отходе осыпать новыми залпами "Кагава-Мару", доводя его положение до обречённого.
"Это корыто потеряно для Японии, — без сожаления резюмировал контр-адмирал, — но его экипаж достойно выполнил свой долг и задачу".
Отвлечь силы на спасение людей он не мог.
"По логике, сейчас, получив с "Риона" паническую телеграмму, — Мису усмехнулся, — Рожественский должен отвернуть в безнадежной попытке разорвать дистанцию...".
Однако "Ослябя" продолжил следовать прежним курсом, и показалось ли — нет, но броненосец вроде бы даже отклонился к "весту". А поваливший из его труб дым говорил, что там, в его котельных знатно подкинули в топки.
А потом он, вдруг резко повернув, пошёл на сближение!
Это был подарок (враг сам шёл в ловушку) и не очень — в японском Императорском флоте не любили бой на контркурсах.
Безумец?
Храбрец?
Что ж, тем достойней будет победа!
Японские крейсера открыли огонь с дистанции 70 кабельтов, разнобойно осыпая всплесками вражеский корабль.
"Такачихо" и "Нанива" оттянулись, отставая, занимая безопасную позицию на правой раковине концевого "Адзумы".
"Русский" начал стрелять с 50 кабельтов. При общей скорости сближения примерно в 35 узлов это произошло спустя четыре минуты.
Вот именно тогда время из состояния "медленно" перешло в пульсацию "быстро".
Старший артиллерийский офицер "Ивате", руководя огнем, ранее уже получал доклады, что наводчики не могут сфокусироваться и поймать дистанцию. За всё время добились лишь одного попадания, на которое "русский" даже не "дрогнул". Остальное всё мимо, мимо... едва обрадовав парой накрытий.
Орудия броненосца тоже пока никак не отметили "Ивате", но оказалось, что они били исключительно по идущему следом мателоту.
— Попадание в "Адзума"!
Сотаро Мису оставил на мгновенье наблюдение за противником, чтобы оглянуться назад.
Как раз в кильватерной полосе кучно встали два высоченных всплеска, полностью закрыв крейсер. Опав, они показали неприятную картину — носовая башня "Адзумы" нелепо топорщила стволы, один вверх, другой в сторону, на баке медленно тлел пожар. Неожиданно точно прилетел ещё один снаряд, выметнув пламя и дым откуда-то из спардека перед задней трубой. Крейсер плавно вывалился из строя и стал отставать.
Ещё четыре минуты и дистанция дошла до метки 30 кабельтов.
"Близко! Слишком близко"!
Сотаро Мису, сжав кулаки, уступил, приказав отворачивать вправо, помня, зная, что русских комендоров обучали именно на "тридцать".
Теперь противники сходились контргалсами. Броненосец открывал свой борт и сектор для кормовой башни.
Вот тут контр-адмирал и заметил то, о чем, оказывается, настойчиво пытались сообщить с бронепалубников, с которых каким-то образом раньше сумели увидеть некоторое несоответствие.
Ещё при наблюдении за вспомогательным крейсером противника контр-адмирал обратил внимание на его словно резаную кусками раскраску. Несомненно, и "Ослябя" был расписан подобным образом, что делало его невообразимо неузнаваемым.
К тому же сближаясь, броненосец шёл под острым углом, показывая по большей части свою носовую проекцию.
И как теперь понял контр-адмирал, хитрая черепаха Рожественский поставил на свой корабль фальшивую трубу.
Как теперь (о боги!) с запозданием понял контр-адмирал — перед ним не "Ослябя", которого первоклассные броненосные крейсера, да ещё в придачу с бронепалубниками гарантированно били... уничтожали.
Перед ним был хорошо забронированный и главное что с 305-мм орудиями главного калибра....
— Это "Суворов"! — Вымолвил, оторвавшийся от бинокля побелевший лицом старший офицер.
