Наступление русской армии в Маньчжурии, на которое так уповал великий князь Николай Николаевич, шло ни шатко, ни валко. Японцы дрались отчаянно, переходили в контратаки, и применили новую тактику — "выбивания" офицеров.
Бравые подпоручики, поручики, штаб-капитаны и капитаны, ведущие за собой взвода и роты, гибли десятками, пара сотен младших офицеров выбыли из строя и отправились по госпиталям, пострадав от сосредоточенного прицельного огня самураев только за первую неделю возобновившихся боевых действий. Линевич и Куропаткин запаниковали — их предположение, что одним молодецким ударом получится "сломать" японскую армию и гнать косоглазых до самого Порт-Артура, где они, обложенные со всех сторон, капитулируют, ну или устроят коллективное харакири, не оправдалось...
Напротив, в русских полках начали проходить тайные собрания нижних чинов, на которых неуловимые агитаторы доходчиво объясняли всю ненужность и глупость наступления. Дескать — флот стоит во Владивостоке, вот и пускай моряки нападают на Токио и вяжут микадо, отправившего всю армию в Китай и оставшегося без охраны. Тогда войне конец и без убийства сотни тысяч русских солдат. А идти в атаку за царя, расстрелявшего в январе рабочую манифестацию, — глупо. Офицерам, тем сам Бог велел бегать с сабелькой на врага за чинами да орденами, а солдатам незачем жизнь класть за "корейские дрова" да за Порт-Артур, сданный Стесселем япошкам, за пять миллионов рублей золотом...
Агитация имела успех, — если офицеров выбивали в первые минуты, то роты, даже батальоны "ложились" и отползали обратно в окопы, тут уж никакими пинками и угрозами поднять подразделения было невозможно. Накопленные запасы снарядов быстро таяли, видимых успехов, не было, продвижение вперёд на 10-20 вёрст кардинально ничего не меняло — японские войска отходили организованно, случаи сдачи в плен стали единичными. Пробные рейды кавалерии паники во вражеском тылу не вызывали, — похоже, что своих озверевших офицеров японские солдаты боялись куда больше чем страшных казаков. Разведчики рассказывали, что видели неоднократно трупы раздетых японцев, заколотых штыками, очевидно так лютые азиаты карали за проявленную трусость и нежелание воевать. Такие "разведданные" не прибавляли желания большинству солдат сходиться с бешеными япошками лицом к лицу.
Попытки начальства воззвать к героическим свершениям предков успеха также не имели. Ну, Наполеона расколошматили деды-прадеды, так он гад, на Россию напал, Москву сжёг. Болгар освобождали — так те братья-славяне, а японцы то на русскую землю не лезли, воевали себе китайцев да корейцев, так и чёрт с ними. Высокая геополитика, озвученная грамотеями офицерами Генштаба перед выстроенными полками, спасовала перед народной мудростью — "а на хрена мне клопы в чужом доме". Открытых случаев неповиновения пока не фиксировалось, но саботаж и нежелание идти на передовую — тревожный звонок для армии планирующей победоносное завершение войны. Генералы даже начали подумывать о создании "ударных" частей, в которые планировалось собрать всех "образцовых" солдат. Но проводить масштабную реорганизацию да в такое время — кто б им позволил.
Потому то, к командующему Тихоокеанским флотом полетели телеграммы с требованием уничтожить все неприятельские суда в Японском море — как военные, так и гражданские, чтоб ни патрона, ни горсточки риса не получил клятый Ояма.
Небогатов, вернувшись во Владивосток, много времени уделял формированию "Особой десантной морской дивизии", так поименованной самим императором. Николай не только "окрестил" новое соединение русской армии, но и озаботился изготовлением образцов формы для будущих морпехов, коим предстоит топтать землю Японских островов. Собственно говоря, пока дивизия существовала исключительно "на бумаге", а её командир, недавний начальник Офицерской кавалерийской школы и брат командира "Громобоя", генерал-майор Алексей Алексеевич Брусилов спешно формировал в Петербурге "офицерский костяк", преимущественно из знакомых по службе лихих кавалеристов и слушателей Офицерской стрелковой школы, умеющих обращаться с пулемётами. В середине июля несколькими литерными эшелонами офицерский и унтерский "материал" дивизии должен был отправиться на Дальний восток
Небогатов, сразу дал понять императору, что последнее слово в постановке задач морской пехоте будет за ним, и генерал Брусилов поступает в распоряжение комфлота, на что самодержец с лёгкостью согласился — авторитет адмирала после утопления в получасовом бою броненосного крейсера и двух эскадренных миноносцев был непререкаем.
Первые десанты планировались на сентябрь месяц. Причём Небогатов очень надеялся, что к тому времени японцы запросят мира и проблема овладения Хоккайдо перейдёт в область чистой теории и споров "салонных" стратегов...
Пока же Владивостокский особый морской пехотный батальон тренировался, перемещаясь повзводно по заливу Петра Великого на транспортах и миноносках. Морпехи высаживаясь на маяках и наблюдательных постах, куда доставлялись всевозможные грузы, имитировали наступление, а по окончании учения трудились грузчиками, отрабатывая таким вот образом свои "катания". Впрочем, кормили в батальоне по флотским нормам, муштры на плацу не было абсолютно, тут уж Небогатов категорически запретил тратить драгоценное время подготовки на маршировку, а изучение абсолютно всеми десантниками пулемёта "Максим" прибавляло самоуважения как добровольцам, так и "штрафникам", списанным с кораблей за лень и склонность к бунтам.
Рапорта офицеров батальона, где высказывались соображения по оснащению морских десантников, внимательно прочитывались командующим. Вывод, что классическая "мосинка" не годится, и должна быть заменена кавалерийским карабином, при обязательном револьвере у каждого бойца, адмирал тут же телеграфировал Брусилову-кавалеристу. Генерал обещал загрузить необходимым оружием отдельный эшелон, а Небогатов надолго забыл о морпехах, дел неотложных навалилось — невпроворот...
Командир броненосца "Николай 1" Смирнов, подал рапорт о списании на берег по болезни. Но, по факту, капитана первого ранга начали открыто травить офицеры крейсера "Владимир Мономах", считающие Смирнова трусом и предателем. Разбирая бой 20 июня (по сообщениям Клапье де Колонга) вице-адмирал не мог найти повод обвинить командира броненосца даже в некомпетентности.
"Мономах", "Николай" и "Кубань" имитировали прорыв проливом Лаперуза, дабы Камимура не перекинул крейсера на юг, для перехвата рейдеров Небогатова.
В 16.15 на русский отряд выскочили "Акицусима" и "Сума", вдалеке дымила на тот момент неопознанная "группа поддержки". "Кубань" и "Николай" сразу же развернулись и на полных оборотах побежали в океан. Командир "Мономаха" решил связать боем небольшие бронепалубные крейсера неприятеля и нанести им повреждения до подхода подкрепления. На "Мономахе" имитировали бегство и поломку машин, крейсер "захромал" на шести узлах, но когда выяснилось, — нагоняет "Токива", дали все пятнадцать. "Сума" неосторожно приблизился к ветерану российского флота на тридцать кабельтов, отжимая "Мономах" от Сахалина, от залива Анива. Орлы лейтенанта Нозикова, за пять минут пристрелялись и начали "ломать" лёгкий японский крейсер. "Акицусима" также получил несколько попаданий и запарил. Если вспомнить бой от 22 мая, то и тогда Нозиков успешно "дирижировал" стрельбой сразу по двум целям и заслужено получил орден святого Георгия. Не подкачали артиллеристы "Мономаха" и 20 июня. Подоспевший "Токива" спас своих "меньших братьев", и нанес существенные повреждения русскому "старичку" — три восьмидюймовых и восемь шестидюймовых снарядов "Мономах" выдержал с огромным напряжением. Тяжёлую контузию получил командир крейсера, капитан первого ранга Владимир Александрович Попов, неделю не приходивший в сознание. Из отчёта Нозикова о бое можно было предположить, что "Мономаху" удалось попасть в боевую рубку "Токива" и уничтожить командный состав, ибо стрельба и маневрирование японского крейсера оставляли желать лучшего. Грозный "Токива" рыскал по курсу, постоянно "рвал" дистанцию, мешая пристреляться своим артиллеристам, хотя видимых повреждений не получил — несколько попаданий шестидюймовых снарядов не могли нанести существенный урон боевой мощи броненосца второго класса...
Впоследствии так и оказалось — два снаряда с "Мономаха" за три минуты "выкосили" командира крейсера, старшего офицера и ведущих специалистов. Мичманам же, при всей их дерзости и отваге элементарно не хватило опыта. Хотя, говоря по правде — оторвавшийся не иначе как промыслом Божиим от превосходящего врага, "Мономах" всё-таки затонул, уже войдя в "Амурскую лужу". И это несмотря на то, что встретившие побитый крейсер "Терек" и "Кубань" тащили героического ветерана на буксире и послали на "Мономах" аварийные партии.
Но затонул "Мономах" на мелководье, в базе, даже палуба под водой не скрылась. Посему посчитали бой победой русского оружия, что, в общем-то, соответствовало действительности. Клапье де Колонг уже телеграфировал о заделке пробоин, откачке воды и поднятии крейсера. Комфлота одобрил план по превращению корабля в плавучую батарею. Ну а после войны, — на слом. Хотя, жители Николаевска на Амуре флот любят, взять да и подарить им "Мономах", превратить в плавучий музей...
Ну а "Николай 1" спешно вернулся в Николаевск на Амуре, а когда через двое суток туда завели тонущий "Мономах", только борьба за живучесть удержала офицеров крейсера от немедленного мордобоя каперанга Смирнова. Но пять вызовов на поединок — для воюющего флота это слишком!
Небогатов во избежание драк "стенка на стенку", ведь обвинений досталось не только Смирнову (спешно отправленному для поправки здоровья в длительный отпуск) но и всему экипажу броненосца, распорядился "мушкетёров-правдолюбцев" прямо с гауптвахты отправить по Амуру во Владивосток. Лейтенанта Нозикова командующий также решил "выдернуть" в главную базу флота, гениального артиллерийского офицера ждали главные калибры "бородинцев"...
Разбирая деятельность "Сахалинской эскадры" вице-адмирал обратил внимание на незаметную, но крайне полезную работу броненосцев береговой обороны — "Апраксин" и "Сенявин" прикрывали тральные партии и угрожали вырваться Татарским проливом во Владивосток. Камимура, после прорыва "Ушакова" отнёсся к демонстрации ББО крайне серьёзно и держал там "Адзума" и "Ивате", которых так не хватило для утопления "Мономаха" и "Николая 1"...
В общем, на начало июля русский Тихоокеанский флот становился как бы не сильнее Соединённого.
Ведь если посчитать, что "Асахи" лишился кормовой башни и наверняка встал в док, то против трёх броненосцев Того есть четыре бородинца с понюхавшими пороху экипажами.
Небогатову чертовски хотелось оставить во Владивостоке "Бородино", "Ослябю" "Ушакова" и "Донского" и рвануть всеми силами в пролив Лаперуза — громить Камимуру, и, заодно вытащить Татарским проливом два броненосца береговой обороны и "Николая" с "Навариным". Такая мощная эскадра, взаимодействуя по "дальнобойной" радиостанции с Владивостоком вполне могла захватить инициативу и уничтожать разделённый японский флот по частям. План был дерзкий, авантюрный, но красивый. Брусилов, 3 июля получил от царя поздравительную телеграмму и став кавалером ордена святого Георгия 4 степени и контр-адмиралом, упросил Небогатова оставить его на "Громобое".
— Николай Иванович, ну зачем я вам на берегу? — Брусилов изо всех сил отбивался от должности начальника Штаба Тихоокеанского флота, — Бухвостов хоть и стал адмиралом, так на своём "Александре" и остался, и ничего страшного, не ругаются с новым командиром. Я план операции составлю, но прошу, не гоните на берег, дайте повести крейсерский отряд на Камимуру.
— Умеете вы убеждать, ваше превосходительство, — протитуловал Небогатов собеседника, ещё не привыкшего к адмиральским погонам, — тогда ваш отряд будет состоять из "России", "Громобоя", "Изумруда" и "Авроры", неделя на ремонт и подготовку. И ни дня более!
Оставшись один в огромном кабинете командующий самым мощным флотом Российской империи, углубился в изучение отчётов по ремонту "Богатыря".
Несмотря на то, что "на бумаге" Тихоокеанский флот превосходил Черноморский и тем более Балтийский, количество вымпелов не было подкреплено инфраструктурой. Небогатов ни секунды не раздумывая "разменял" бы эскадру Клапье де Колонга на обустроенную базу Кронштадта. Ведь на день сегодняшний ограниченно боеспособны "Ослябя", "Олег", "Сисой", в доке "Богатырь", а "Мономах", по сути лишь "картинка", заслуженный крейсер поднят с мелководья Амурского лимана исключительно ради престижа.
Нет, помимо боевых кораблей, из Николаевска на Амуре во Владивосток кровь из носу нужно перевести "Камчатку". Плавучая мастерская по своей ремонтной мощи и квалификации рабочих мало чем уступала мощностям всей Владивостокской базы, да и транспорта, буксиры — их тоже надо в Золотой Рог. Оставить в утешение амурцам "Сисоя" и "Мономаха", пару подводных лодок им перевести, две-три миноноски.
А после войны флоту нужна база в заливе Анива, Корсаковский пост пора развивать в полноценный порт...
Стратегические мечтания адмирала о послевоенном развитии Тихоокеанского флота прервал адъютант.
— Ваше превосходительство, к вам капитан второго ранга Семёнов!
— Зови, — буркнул Небогатов.
Семёнова адмирал отрядил на неблагодарное и нервное дело, — кавторанг занимался перепиской с военным министерством, "пробивая" первоочередную доставку грузов для флота. Также Владимир Иванович занимался вопросом пополнения воюющего флота боевыми кораблями. После успешного отражения атаки Того на Владивосток и триумфального возвращения из рейда Небогатова в Санкт-Петербурге возобладало мнение, что имеющихся на Дальнем Востоке сил вполне достаточно и броненосец "Слава" необходим на Балтике...
"Последний русский француз" как раз сейчас проходил испытания и балтийские адмиралы страшно боялись лишиться "единственной большой игрушки" и остаться со старьём. Генерал-адмирал также возражал против отсылки "Славы" на войну, упирая на то, что броненосец придёт как раз к подписанию мирного договора, и потому нужнее в Кронштадте, чтобы царю можно было, не уронив престиж державы, принимать высоких гостей на современном корабле, а не на антикварной рухляди.
Николай Иванович, целую жизнь проживший за два последних месяца, из неприметного контр-адмирала ставший спасителем Отечества и гениальным флотоводцем, разъярился не на шутку и отправил императору подробную депешу. В рапорте Небогатов перечислял все флотские нужды, указал на злоупотребления интендантов, разворовавших половину грузов Второй Тихоокеанской эскадры, "прозрачно намекнул" на их высоких покровителей, и заявил, что немедленно подаст в отставку, если "умники с берегов Невы" будут решать — что нужно и без чего обойдётся флот Тихого океана.
Ответ пришёл необычайно быстро. Самодержец Всероссийский высоко оценил заслуги вице-адмирала, обещал сурово покарать всех и вся, мешающих усилению боеспособности Тихоокеанского флота, и просил Небогатова по всем вопросам обращаться напрямую, дабы миновать бюрократическую волокиту и некомпетентность высших флотских чинов.
Фактически царь в лучших иезуитских традициях сталкивал лбами дядю Алексея и самого популярного в России адмирала. Ранее Небогатов даже и не подумал бы "бодаться" с великим князем, но раз уж и так был зачислен Алексеем Александровичем во враги, коль начали с подачи генерал-адмирала "вставлять палки в колёса", потихоньку пакостить зазнавшемуся выскочке...
Так уж лучше сейчас, будучи во главе Тихоокеанского флота, громко и открыто заявить о злоупотреблениях, бросить вызов генерал-адмиральской камарилье. Тем более, император только порадуется, глядя как унижают дядюшку. Вопрос о создании полноценного Военно-Морского министерства с полномочным и ответственным министром, контролирующим бюджет флота назрел, дядя царя и его прихвостни давно как кость в горле у настоящих моряков. Что ж, если царь хочет драки и скандала, намекая о своей поддержке, — быть посему. Ну, а не выгорит дело, тоже неплохо — уйдёт вице-адмирал Небогатов в почётную отставку, вмиг станет любимцем либеральной публики. Информация, стекающая в штаб воюющего флота, в том числе и из МВД, о положении дел в стране, мягко говоря, оптимизма не внушала. Авторитет самодержавия если и не рухнул окончательно, но был на грани. Хотя царя батюшку ещё как-то чтили в широких народных массах, но его "родственничков", открыто, бесстыдно наживающихся на многомилионных казённых подрядах костерили все мало-мальски грамотные жители Российской империи...
— Здравствуйте, Владимир Иванович, чем порадуете?
— Только что был у Свенторжецкого, он через час подойдёт к вам с докладом. Информация по "Варягу" — японцам удалось подвести кессон, крейсер практически поставлен на ровный киль. На момент нахождения нашего разведчика в Чепульпо там очень опасались нападения "Громобоя" и "России", с целью утопить "Варяг", не позволить на трофее поднять флаг Страны Восходящего Солнца.
— Весело, выходит, мы должны были "повторить подвиг Руднева", вторично затопить крейсер?
— Думаю, Ваше превосходительство, такой приказ ещё поступит. От генерал-майора Брусилова пришла телеграмма — 120 кубанских пластунов выказали желание перейти на службу в дивизию морской пехоты, но с условием службы в отдельной "казачьей" роте. Алексей Алексеевич дал на то своё согласие, и просит его поддержать.
— Просит, поддержим. Но как-то вяло идёт набор в дивизию, а, Владимир Иванович?
— Я так не считаю, напротив, среди гарнизона Владивостока записалось около двухсот добровольцев, генерал Казбек даже выразил неудовольствие нашим "агитаторам", устроил разнос мичману Веселову, пришедшему в казармы.
— Так, интересно. Чем мотивировал Георгий Николаевич свой пламенный спич? Ведь он же в курсе, — формирование дивизии морской пехоты патронирует сам император.
— Это мне неизвестно, Ваше превосходительство, очевидно у генералов свои резоны...
Обговорив с Семёновым прочие вопросы, Небогатов отпустил кавторанга и приказал адъютанту связаться со штабом крепости и сообщить, что командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Небогатов ожидает у себя к 18 часам коменданта Владивостокской крепости генерал-лейтенанта Казбека.
Тот прибыл в 17.55 и по кивку адъютанта (командующий на месте, ожидает) прошёл в кабинет.
— Добрый вечер, Николай Иванович, рад видеть вас. Что за таинственность, — ваши архаровцы так и не объяснили о чём пойдёт разговор.
— Вечер добрый, Георгий Николаевич, хотите чаю? А разговор о земноводных морских пехотинцах. Жалуются на вас — чините препятствия солдатам-добровольцам переходить в новое, по высочайшей воле учреждённое соединение. Хотя объявления о наборе добровольцев расклеены по всему городу, во всех казармах должны висеть, или не так?
— Помилуйте, Николай Иванович, да разве в солдатах дело? Полтораста душ решили уйти в морскую пехоту, так из них половина унтер-офицеры! Я после ваших "рекрутских наборов" останусь со вчерашними каторжанами и малограмотной деревенщиной. Всё лучшее флот забирает!
— Георгий Николаевич, в гарнизоне за 50 000 штыков, японцы и не подумают сунуться на Владивосток, ну что вам две-три, или даже пять сотен?
— Вы не понимаете, не видите, что происходит в городе, в гарнизоне. Сидите на кораблях, красите их с утра до вечера, а в батальонах и батареях работают революционные агитаторы, разлагают нижних чинов. Даже прапорщики военного призыва настроены весьма критично по отношению к правящей династии. А вы хотите забрать опору офицеров — лучших унтеров и солдат гарнизона.
— Как агитаторы? Мне Свенторжецкий ничего не докладывал.
— Потому и не докладывал, что от флотских революционеры шарахаются как чёрт от ладана. Забили до смерти матросы покушавшихся на адмирала Бирилёва, начистили рожи всем студентам под руку подвернувшимся, так теперь для пропагандистов матросы хуже казаков.
— Интересные вещи рассказываете. Я, когда стреляли в Бирилёва, в море был. Конечно, доходили какие-то слухи, но не обращал внимания — думал раз в экипажах порядок, так и гарнизоне всё нормально.
— Если бы нормально, я б так не переживал. Николай Иванович, да вы хоть знаете, что вас за глаза владивостокский обыватель величает диктатором? Флотские патрули, прихватывающие "подозрительных" китайцев и корейцев, которые потом за похлёбку, как рабы работают на объектах Тихоокеанского флота, цензура на телеграфе, когда сухопутный офицер полдня объясняет жандармам кому и почему отправляет поздравительную телеграмму — разве это нормально?! Понимаю, вы в фаворе у императора, получили всю полноту власти в дальневосточных портах, почти как наместник. Но отвлекать по роте с батальона на прокладку железнодорожной ветки до Сучанского рудника — это, простите, ни в какие ворота! Солдаты защитники Отечества, а не каторжане при диктаторе Небогатове. Солдаты ропщут, возможен бунт! Понимаете — бунт!
— Уголь нужен флоту, крепости, городу, ускорение работ по строительству "чугунки" до Сучана вопрос первостепенной важности, поэтому привлекать солдат гарнизона будем, — помашут кайлом да лопатой, крепче спать будут, не до читки революционных прокламаций. И, Георгий Николаевич, вы неправильно к делу подходите, — намекните, что в каждом батальоне будет этакая "строительно-хозяйственная" рота и собирайте туда всех возрастных, семейных, всех кто право-лево путает. Но пусть знают — из таких рот в десант на Японию точно не возьмут, оставят при крепости. И чёрт с ним, если двойной комплект в роте наберётся, — поработают во славу Отечества, не переломятся. Не полезут япошки на Владивосток по суше, можно хоть три четверти гарнизона на работы вывести. С лопатой пользы больше принесут, нежели с винтовкой.
— Бунтовщики как раз и не сменят винтовку на лопату — будут ждать своего часа. Россия бурлит, Николай Иванович. Вы плаваете по морям да океанам, а нам в казармах страшно, того и гляди грянет бунт! Русский — беспощадный и бессмысленный.
— Тут вы неправы, на бунт солдат и матросов толкают вполне осмысленно. За деятельностью доморощенных революционеров торчат уши даже не японской — британской разведки. И потому я ни перед чем не остановлюсь для наведения порядка в войсках и на флоте. Вы говорите — диктатура. Да чёрт с ним. Когда я только озвучил план прорыва во Владивосток, никто на эскадре не думал, что получится, так и говорили — "авантюра Небогатова". Ради победы в войне, ради развития России без кровавых бунтов и революций я готов и на "диктатуру Небогатова". Так-то вот, любезнейший Георгий Николаевич!
Пишется вторая книга https://zelluloza.ru/books/4914-Diktatura_admirala_Nebogatova-Aleksey_Osadchiy/#book
