— Это ты... — прошептала она.
Только одна бабочка во всем Обществе душ могла исчезать и появляться. Специально созданная бабочка, которая была лишь у одного человека. И эта бабочка пропала вместе с ним...
Бабочка спокойно села ей на палец.
— Но как? — спросила Хебико. Она знала, что личные бабочки привязаны к синигами пожизненно и живут, пока живы хозяева. Они питаются реацу своего владельца, потому никто не удивился пропаже этой бабочки после смерти Караса.
Сама бабочка начала двигаться и топтаться, смотря в определенную сторону.
— Ты хочешь мне что-то показать? Веди!
Та подвигала своими усиками, а затем исчезла, чтобы появиться в стороне от нее, и будто бы звала за собой.
Сюнпо!
Ускорившись, она понеслась за ней, так как бабочка самого быстрого человека в Готее тоже была очень шустрой.
Вскоре она привела ее... в Академию.
Академия Духовных Искусств... лучшее время в ее жизни, время, когда они все были вместе, просто друзья, просто наивные подростки, которые еще не знали всех опасностей мира. Когда они могли быть вместе более открыто...
Но ее повели не в здание, а...
— Там... — поняла она. Дальше вести нет смысла, она уже и сама знает, где он.
Помчавшись к парку, она вошла под мрачные кроны деревьев. Луна вновь скрылась за облаками, и стало совсем темно, но Хебико не зажигала свет. У нее просто не было времени, да и помнила она дорогу туда практически идеально, а потому не споткнулась и не заблудилась по дороге.
Вот она выскочила на небольшую площадку у большого дерева...
В это время полумесяц выглянул из-за туч, и она увидела силуэт, сидящий перед надгробием...
Он сидел спиной к ней... а на его макушку приземлилась та самая бабочка...
Его дыхание было тихим и спокойным, а сам он не двигался. Его четыре костяных руки просто валялись на траве, словно они не часть его, а его серый мех и перья блестели в лунном свете...
— Ка...
— Нет! — резко сказал он. — Он мертв... умер... погиб... убит... Мертвецов лучше оставить в покое... Они не должны возвращаться и тревожить живых...
Она поджала губы...
Этот голос...
В нем есть искажения, в нем есть металлические нотки, но она все равно его узнавала.
— Карас... — прошептала она.
— Прошу... — дрогнул его голос. — Не надо... не смотри, чем я стал...
Она сделала шаг вперед — и его плечи вздрогнули от этого...
Он испугался... Он боялся...
Но не ее... а того, что может случиться... Того, что она может увидеть...
Еще шаг...
Ноги дрожали, сердце бешено колотилось в груди, но она все равно заставила себя подойти.
Глубокий капюшон скрывал голову, и маска закрывала лицо...
Трясущимися руками она откинула капюшон и увидела его угольно-черные волосы, которые длинными локонами свисали с головы, обрамляя маску. Волосы были довольно грязными, спутавшимися и явно давно не знали ухода, но все еще такими мягкими, какими она их запомнила.
Он поднял голову, и она посмотрела на спиральные прорези... Эти огни погасли, и лишь синеватое сияние было видно ей... синие, как небо, глаза...
Ее пальцы прикоснулись к шершавой маске...
Она закусила губу и замерла на секунду, боясь действовать дальше, а затем все же набралась смелости и положила на маску руки, и слегка потянула...
Та легко поддалась ей и отпустила лицо... Причем на маске было не видно никаких креплений, будто она просто была приклеена к лицу, но так легко отпустила... Словно сама хотела попасть к ней в руки и освободить лицо...
Она отвела в сторону маску и замерла...
Белая, словно снег, кожа... словно он выцвел просто. Белки глаз почернели, а радужка налилась синим сиянием.
Он отвел взгляд и не хотел смотреть на нее, но девушка уронила маску и... дрожащими пальцами прикоснулась к его холодной коже...
— Карас... — прошептала она, и слезы навернулись на ее глазах.
Это был он. Это его лицо, точно такое же, каким она запомнила его годы назад... Таким он был, когда оставил ее... когда его посчитали мертвым...
На ее пальцы легла черная кисть с маленькими коготками на ней. Это была не костяная рука, а настоящая, такая же слегка прохладная, но живая, и некоторое тепло в ней было...
Горячие слезы потекли по ее щекам и упали на траву...
— Прости... Хебико... — произнес он слегка вибрирующим голосом. — Я... стал пустым... Я...
Она не дала ему договорить, а просто закрыла его рот своим губами...
Ей было уже на все плевать...
* * *
Какая теплая...
Она такая теплая...
Как же давно я не ощущал этого тепла...
Ее нежные губы кажутся мне слаще меда и всего, что я пробовал когда-либо...
Никаких слов, никаких решений, никаких лишних действий, а просто один поцелуй... Всего лишь это и... Мир перестает для меня существовать...
Ее стройное тело такое теплое, я обнимаю ее талию и прижимаю ее к себе. Горячее дыхание обжигает кожу, ритм ее сердца отдается в моей груди, а ее нежные руки обхватывают мою шею.
Мы целовались, упав на траву, и реальность ушла куда-то очень далеко...
Сто лет... Сто лет без нее... Сто лет холода, одиночества и тоски, и вот она вновь в моих руках...
Моя Хебико... Моя...
Мы разорвали поцелуй...
Она плачет и улыбается, смотря на меня, а я не могу удержать своих чувств...
Ей все равно, кто я, ей все равно, чем я стал, ей плевать на все это, для нее есть только я... А для меня существует лишь она одна...
— Я скучал... — произношу я, а она вновь затыкает меня своими губами.
Крепко обнимаю ее и теряюсь в чувствах...
Напоследок луна, освещавшая эту полянку, скромно ушла за тучи, дабы не мешать нам...
Глава 33. Вновь вместе.
Мы лежали на расстеленной меховой накидке. Мы, я и она, вместе...
Ее горячее тело прижималось к моему, и мы просто отдыхали после бури чувств.
Одежда валяется где-то рядом, но нас это мало волновало...
После столь долгой разлуки мы вновь вместе... Сто лет, чертовых сто лет вдали друг от друга, и теперь все это закончилось.
Мой самый ужасный кошмар не сбылся...
Она не отвергла меня, она не испугалась меня и не оставила... Она приняла меня таким, какой я есть, она все еще любит меня и все эти годы хранила мне верность. И теперь она вновь со мной...
Камень с души упал...
Она положила свою голову мне на грудь и водит пальчиками по коже, прикасаясь к шрамам, оставшимся на мне после стольких лет выживания. Мы немного успокоились, чувства перестали ураганом носиться в груди, и сейчас мы просто отдыхали...
Небо над головами еще темное, но утро все ближе и ближе. На горизонте уже показался свет, но солнце пока еще не поднялось на небосвод.
— Что... случилось с тобой? — спросила она.
— Я так понимаю, мою смерть тут обосновали 'героическим самопожертвованием'? — фыркнул я. Подобное очевидно, будь все иначе, это могло бы привлечь слишком много внимания, а 'смерть героя' вполне в моем духе.
— Угу...
— Это ложь... — тяжело вздыхаю. Перед глазами вновь картина тех событий. — Меня предали... ранили и бросили умирать... Такеши пробил своим занпакто мне шею, Ячи ударила в грудь, пронзив легкое, а Юске все это спланировал... Они... и есть 'крот'... Они и были теми, кто предавал наших товарищей врагам, подставлял их и устраивал диверсии... Предатели...
Девушка плотнее прижалась ко мне и крепче обняла.
— Когда я очнулся... выбравшись из серого песка Хуэко Мундо, я и уже был таким... Как... почему... не знаю...
Она поднимает голову и смотрит на меня...
Ее темно-зеленые, почти черные глаза полны печали и грусти, но все же она не стала лить слезы... Я не люблю видеть ее плачущей... Это очаровательное лицо должно улыбаться и смеяться, а не грустить...
— Там ведь... время идет в четыре раза быстрее, да?
— Да...
Она уткнулась лицом мне в шею...
— Ты... был один сто лет... — прошептала любимая.
Мы некоторое время молчали...
Стало немного прохладно, потому я накинул на ее край плаща.
Для нее прошло четверть века, а для меня полностью столетие.
— Совсем уж один я не был, — слегка улыбнулся я. — Там... я нашел себе друзей...
— Хороших?
— Ты, думаю, видела пару гиперактивных котят и лохматый шар с кошачьей маской, — усмехнулся я.
— Ох, — вздохнула она. — А я так надеялась, что это был просто глюк.
— Да, они еще те ненормальные, но ребята хорошие. Така тоже считает их поехавшими...
— Значит, ты с ним тоже знаком.
— Да, когда я выбрался из Хуэко Мундо в Мир Живых, я решил найти Ран... Она была единственным человеком в Мире Живых, кого я знал... Мне захотелось просто увидеть ее и...
— Мне тоже было тяжело это принять... Потери... А потом ты столкнулся с Рангику и Кирой... Пусть Рангику приказали молчать, но эта болтушка не могла не посплетничать, а после и Кира раскололся. Ты неслабо их напугал...
— Да, надо было вытащить Котят из западни. Я бы не тронул их, но...
— Да уж... — хмыкнула девушка. — Это ведь ты учил Ичиго сражаться?
— Он сын капитана Иссина, так что должок я отдавал.
— Да ладно? — удивилась она.
— Ага, Шиба Иссин, а теперь уже Куросаки Иссин, живет себе в Мире Живых и растит детей...
— Вот Рангику 'обрадуется', когда узнает о своем капитане.
— Госпожу Куукаку я уже обрадовал этой новостью, так что желающих капитана прихлопнуть будет больше...
(В этот момент, в Мире Живых, один человек проснулся в холодном поту. Он уже начал жалеть, что попросил передать то письмо).
Мы оба посмеялись над печальной участью Иссина. Да, подставил я несчастного бывшего капитана, но тут он сам виноват, нечего было скрывать от всех такие вещи. Он ведь так и не ответил, почему он скрыл от собственных родных те важные сведения. Мог бы и написать раньше им, думаю, как-то через Урахару что-то передать мог. Вариантов можно целую кучу придумать.
— Что ты... будешь делать теперь? — почти шепотом спросила она.
— Месть... — короткий ответ на все. — Я — Сан Венганза... это имя с маской мне дал Король Пустых... А потому у меня нет ничего, кроме моей мести...
— А что потом?
— Не знаю, — признался я. — Даже если... я верну свой занпакто... даже если я вновь смогу вернуть свой облик... Я ведь не смогу перестать быть тем, кто я есть... — смотрю ей в глаза. — Я... пустой... я всегда им был... пусть частично, но Пустота всегда была во мне... Мне не позволят вернуться в Готей... Мне нет места среди синигами... Я разве что добыть Гигай и осесть в Мире Живых могу, да и то...
Она отвела взгляд и закусила губу.
Она тоже понимает, что... что ничего нельзя сделать.
Даже если я верну свои силы и благодаря Урахаре стану прежним, позволят ли мне вернуться? Дадут ли мне право быть собой, как был?
Вряд ли.
Даже если синигами и примут меня таким, какой я есть, то Совет никогда не позволит монстру войти в ряды Готей 13. Они будут против и потребует или моего заключения под стражу, или казни, или вообще в лабораторию к Куроцучи запихнут.
Доказать, что я не убивал синигами помимо предателей я не смогу. Таких возможностей в принципе не существует, так что доверять мне не будут никогда.
Быть может, в Мире Живых я смогу как-то обитать.
Регрессии у меня нет, голода тоже, потому для смертных я не опасен, а чтобы давать себе волю и поубивать кого-нибудь, я вполне могу перемещаться в Хуэко Мундо и обратно. Обосноваться у меня получится, а когда перестану скрываться, можно попытаться с Урахарой договориться.
Но, с другой стороны, я все равно останусь пустым. Моим друзьям из Хуэко Мундо там вряд ли найдется место, если, конечно, Урахара что-то и для них не придумает. Да и вообще, уповать на Шляпника я не хочу. Слишком этот тип мутный, и я ему не доверяю, потому быть ему чем-то обязанным не хочу. Кто знает, как он потом захочет использовать меня. Он уже творит какую-то не понятную муть через Йоруичи, а что будет потом, и предположить страшно.
— Тогда тебе нужно многое сделать, — сказала она, поднимаясь. Встала и начала подбирать свою одежду. Я же залюбовался ею, ее стройной фигурой с изяществом истинной змеи, ее нежной кожи, на которую падал свет уходящей луны, и весьма возбуждающие изгибы.
М-м-м-м, красота... Так бы и любовался...
Да, долго я был один.
Слишком долго.
Но нельзя.
Не сейчас.
Я вообще не уверен, не сделал ли я худо, поддавшись эмоциям, но Хебико и сама должна понимать, что такая связь не безопасна.
— Беда только в том, — продолжила она, одеваясь, — что до некоторых людей добраться будет невозможно.
— М?
— Ячи мертва...
Я застыл от этой новости.
— Ее нашли у себя в комнате с передозировкой наркотиков. Сделала себе 'золотой укол', предварительно написав покаянную записку, что сожалеет о том, что 'стала такой ничтожной и жалкой', — покачала она головой. — Ячи совсем расклеилась после твоей 'смерти'. Начала пить, поговаривают, влезла в еще большие долги и стала, как никогда близка к увольнению. В какой-то момент пристрастилась к наркотикам, попутно покрывая несколько барыг. А когда ее пришли арестовывать, нашли тело в ванной со льдом... Это случилось десять лет назад.
Не знаю, что и сказать...
С одной стороны, во мне кипит ярость... Я не успел, она умерла до того как я добрался до нее. Эта подлая предательница, которая вообще жива благодаря мне, ударила меня в спину. Я жаждал убить ее очень жестоким образом, расчленив на кучу кусков, а затем скормить их собакам. Раз на ее жизнь я потратил рисовую лепешку, так это она и вернет. Куски ее тела пойдут на прокорм животных, людям я такое давать не стал бы.
Но с другой стороны...
Кто такая Ячи?
Она лишь идиотка, которую подсадили на крючок и убедили сотрудничать. Отчасти тут и я сам виноват, ведь, как командир омницукидо, я должен был сразу же заметить неладное. Карточные долги — это рычаг давления, и, как только я узнал о них, мне стоило немедленно решать этот вопрос. Или же заставить Ячи завязать с играми, или уволить ее из взвода, а учитывая, что она обученная омницукидо, то ей еще пришлось бы пройти через сложную процедуру блокировки памяти, ведь секреты разведки не должны распространяться.
Так и стоило поступить.
Ведь тогда жизнь ее была бы не такой уж и плохой. Может знания и память у нее поправили бы, но она все равно осталась бы тренированным бойцом. Точно дали бы офицерское звание, причем не низкое, она вполне бы спокойно себе работала, как обычный синигами. А если учесть, что она весьма сильна, то быстро привлечет внимание какого-нибудь аристократа. Молодая и привлекательная офицер-синигами в любовницах — 'вещь' редкая и статусная, многие бы хотели себе такую приобрести. Мы бы, может, даже помогли Ячи, отогнав от нее стариков, уродов и маньяков, и жила бы она себе спокойно на обеспечении любовника.
Может, даже любовь бы свою нашла и вышла замуж.
Но, увы, ничего уже нельзя исправить. Слишком много 'бы'.
Я слишком сильно верил в нее, слишком мне было ее жалко и вот как итог, случилось ровно то, чего и следовало ожидать. Она стала предателем.
