Потом, конечно, маг отругал ее за поспешность, но Ламии было плевать. Им повезло встретить рыболовецкую баржу, и такую удачу упускать было нельзя.
Их подняли на борт не сразу, потому что дряхлый старик с девушкой в потрепанном платье были странной компанией. Помогло красноречие Крона, который, наверное, мог уговорить мертвого.
— Меня зовут Гарет Норк, — представился маг капитану, поклонившись так изящно, что Ламия даже заподозрила, будто все это время старик искусно имитировал немощь, а на самом деле, всегда был полон сил и энергии. — Я королевский картограф, путешествую с дочерью по восточным землям по поручению Первого королевского географического общества. Сегодня утром случилась ужасная трагедия — на наши лодки напал огромный ящер с золотой чешуей, выжили только мы с Ламией. Пожалуйста, доставьте нас в Хартум, и мы в долгу не останемся.
При слове "ящер" на барже зашумели и засуетились, видно было, что к народным легендам эти люди относятся серьезно. Ламия кинула на Крона сердитый взгляд, так как ей не понравилось, что себе он придумал другое имя, а для нее поленился. Но потом им бросили трап, и все эмоции растворились в предвкушении долгожданного отдыха.
Капитан оказался хорошим человеком. Накормил, напоил и предоставил угол в трюме, велев загородить его одеялом от любопытных глаз команды. Трюм был забит бочками с соленой рыбой, и дышать там можно было разве что ртом, но к тому времени Ламии было все равно, что попадало в ее легкие. Она даже не осилила похлебку, которую принес с камбуза Крон. Забравшись в отведенный им угол, она скорчилась на груде одеял, щедро выделенных капитаном, и собралась не двигаться до самого утра, пока баржа не подойдет к Хартуму. Сон навалился тяжело и внезапно, обещая кошмары и бред наяву. Ламия провалилась в него с полной уверенностью, что тонет в темных водах Маро Озера.
Она очнулась от того, что ее трогали. Собравшись закричать, Ламия с трудом разлепила глаза и поняла, что не может двинуть ни рукой, ни ногой. Даже рот не открывался, чтобы возмутиться. Силы закончились там — на Маро Озере. Все тело горело, и еще не открыв глаз, она поняла, что обнажена. Это было хорошо, потому что от жара, терзавшего ее тело, могла сгореть любая одежда. Она все-таки разлепила глаза и молча уставилась на Крона, который методично обмакивал губку в миску с холодной водой и опускал ее на разгоряченную кожу Ламии. Иногда грубая ладонь старика неприятно задевала тело, но сами движения были нежными и даже заботливыми. Вот Крон провел влажной губкой по ее груди, опустился к животу и принялся за бедра, а Ламия подумала, что ей стоило сказать хоть что-нибудь, чтобы сохранить честь и гордость, но прикосновения холодной губки были настолько приятными, что она промолчала.
Сам Крон изменился. Маг по-прежнему выглядел дряхлым, но он умылся и переоделся, став хоть немного похожим на обычного человеческого деда, прожившего слишком долго. Крон расстался с пусть изорванным, но слишком богатым камзолом хозяина замка, сменив его на простую одежду рыбака. Ламия покосилась на груду тряпья у ее изголовья, в которой угадывались рубашка, жилет и штаны. Похоже, он решил переодеть и ее. Ходить в мужской одежде в родной деревне считалось дурной приметой, но что могло быть хуже того, что с ней уже случилось.
Встретившись глазами с Кроном, девушка отчаянно покраснела и попыталась закрыться руками, но маг, не обращая внимания на ее попытки, поднял голову Ламии и поднес к ее губам чашку, воняющую сырой рыбой.
— Выпей, — ласково произнес он. — Это лекарство. Нельзя, чтобы помощник умирал до первого шага.
"А после можно?", — подумала Ламия, но тут в горло скользнула похлебка Крона, и она надолго закашлялась, пытаясь восстановить дыхание и не исторгнуть "лекарство" из желудка немедленно.
— Это что? Рыбьи потроха?
— Запас чудодейственных снадобий на простой рыболовецкой барже, сама понимаешь, ограничен, — философски заметил Крон. — Но обладая некоторыми знаниями можно сотворить лекарство из обычного хариуса, смешанного со смолой, тиной и...
Маг сидел близко, поэтому Ламия смогла вовремя дотянуться до его лица и закрыть ему рот рукой — иначе ее бы тут же вырвало. Какое-то время она смаковала собственную смелость. Еще сутки назад Ламия и представить не могла, что сможет заткнуть рот главному магу Альцирона. А потом она провалилась в сон и спала на этот раз долго и без сновидений.
К утру ей стало легче. Девушка проснулась до рассвета и долго приглядывалась к сумеркам трюма, оценивая себя и окружающий мир. С ней на удивление все было неплохо. Боль в горле и жар прошли, а в теле просыпалась еще робкая, но уже сила. Она была одета в ту самую одежду, которую приметила накануне у изголовья, и укутана в одеяло. Что касается мира, то в нем по-прежнему было темно. В борту баржи имелось подобие окна, и сквозь неплотно прикрытые круглые створки виднелась темная, неприветливая вода Маро Озера да полоска светлеющего горизонта. Догорающая свеча теплилась рядом с Кроном, который сидел рядом и с увлечением разглядывал тряпицу на своих коленях. Подняв глаза, он кивнул ей:
— Спи, я тебя разбужу. До прибытия еще три часа.
Как не похоже это было на того Крона, с которым она бежала из замка и плыла на лодке по Маро Озеру. Заботливо и даже по-отечески. Но вспомнив, как он "лечил" ее, обтирая губкой, Ламия не смогла удержаться от смущения. Наверное, эта процедура теперь всегда будет висеть между ними. И хотя она чувствовала себя хорошо и должна была сказать магу спасибо, на Крона по-прежнему хотелось злиться.
— Что это? — спросила она, кивнув на тряпицу. Молчать было тягостно, а спать не хотелось. Чего Ламии сейчас было нужно больше всего, так это оказаться дома, в их большой на пять человек кровати, где она обычно делила ночлег с другими сестрами. Выбраться бы до рассвета из теплой постели, прошлепать босыми ногами на кухню, встретить там мать, которая уже завела тесто на оладушки, обняться, спросить, как спалось. Но она лежала здесь, в вонючем трюме рыболовецкой баржи и спросить о снах могла разве что у Крона. Однако судя по взбудораженному виду главного мага, ночью тот вообще не спал.
— Это наша карта, Мия, — заявил Крон и подмигнул ей. Фамильярное сокращение своего имени она не одобрила, но ругаться с магом не было ни сил, ни желания.
— Карта указывает первый шаг заклинания, — терпеливо пояснил он, поднося тряпицу ближе к ее лицу. В тусклом свете свечи Ламия с трудом разглядела полосы, штрихи и точки, хаотично разбросанные по всему полотну. Ей не приходилось видеть настоящих карт, но что-то подсказывало, что те выглядели иначе.
— Нам повезло, — продолжал, тем временем, Крон. — Иногда карте требуется до месяца, чтобы определить нахождение первого шага, но удача с нами. Видишь эту точку? — он ткнул скрюченным пальцем в бурое пятно посередине. — Это Хартум. Первый Шаг там. Надеюсь, что, когда мы причалим, карта покажет детали, потому что в том городе нет древних кладбищ, все захоронения сравнительно молодые — лет триста-четыреста. Впрочем, понятие "кости древнего мага" весьма относительно. Что значит "древнего"? Для тебя седая древность — это прошлый век, а для меня — не меньше тысячи лет назад. Кстати, ты была в Хартуме?
— Нет, — буркнула Ламия и отодвинула карту от своего лица. — А эти кости нужно взять обязательно у мертвого древнего мага? Хартум большой город, там, наверное, много разных колдунов, в том числе, древних. Тебе знать лучше.
Крон уставился на нее, словно у нее выросли рога.
— А ведь ты права, — признал он. — Вдруг заклинание требует убить мага? Хотя нет, не будем выдумывать. Подобные заклятия обычно не отличаются головоломками. Там все так, как есть. Если нужны кости — то это должны быть именно кости. Их не надо извлекать из человека, вываривать и тому подобное. Они должны быть сразу готовыми. А я на секунду даже напрягся. Понятия не имею, как мы бы с тобой убивали древнего мага в нашем состоянии.
Ламия равнодушно пожала плечами. Ей было все равно, какие там кости искал Крон. В отличие от него у нее не было выбора.
— Ну, а что с ними делать, с костьми этими? — подавив зевок, спросила она.
Крон увлекся разглядыванием карты и ответил не сразу.
— С костьми? Как что? Съесть. Все надо съесть, что в заклинании указано — кости древнего мага, глаза нечистой силы, сердце побежденного короля и кровь проклятой души. С последним я еще не определился. Имеется в виду живой проклятый человек или мертвый? Но на разгадку, к счастью, время есть. Как только найдем первый шаг, будет легче, сама увидишь.
— Меня сейчас вырвет.
— Голова кружится? — с необычной заботой спросил Крон и водрузил ей на колени вонючий таз. — Если надумаешь, давай сюда. Простуда — плохая болезнь, от нее быстро не поправляются.
Ламия в сердцах сбросила с себя таз, и тот с лязганьем покатился по деревянному полу. Крон лишь пожал плечами, а потом придвинул к себе свечу и вновь погрузился в изучение карты.
Надо же, как она влипла! До Ламии только сейчас дошла вся масштабность предстоящих задач. Если кости мага, действительно, можно было найти на кладбище, то как они будут доставать глаза нечистой силы, если Крон растерял все свои способности, а она панически боится всяких там ведьм, вампиров, оборотней и духов? А сердце побежденного короля? Опять некромантией попахивает. Про проклятую душу даже думать не хотелось.
Успокойся, велела она себе. Крон хоть и старый, но из ума не выжил. Лучше вспомни о Кормаке. А если одного чудовища для мотивации недостаточно, можно вспомнить глаза матери, которые смотрели и не узнавали. Насколько сильно ты хочешь вернуть свою семью? Не ной, просто делай то, что можешь. В конце концов, с Крона, действительно, можно будет потребовать вознаграждение. Правда, определиться с ним следует до этих самых первых костей. И Ламия пообещала себе тщательно подумать над сокровенными желаниями. В конце концов, Крон сам предлагал их исполнить, глупо упускать такую возможность.
— У меня будет три желания, — сказала она, собравшись с духом. — Нет, лучше пять. Ты все их исполнишь, когда мы найдем эти твои кости, глаза, сердце и кровь.
Крон отложил карту в сторону и взглянул на нее.
— Конечно, — серьезно ответил он. — Только не пять желаний, а столько, сколько захочешь. Деньги, власть, красота — все, что потребуется.
Слово "красота" неприятно резануло слух. Значило ли это, что он считал ее уродиной?
— Ты живешь так долго. Тебе не надоело? — спросила Ламия, решив сменить ставшую неприятной тему.
— Не смеши меня, детка, — Крон снисходительно похлопал ее по колену. — Это вы, обычные люди, живете слишком мало. Я бы хотел, чтобы каждый человек проживал, как минимум, лет двести-триста. Только тогда хватает времени, чтобы насладиться скороспелыми желаниями плоти и приблизиться к осмыслению мира, научиться его ценить и понимать его проявления. Я люблю жизнь. Даже слишком. И мне не хватило моего времени, чтобы насладиться ей в полной мере.
— Тогда почему бы вам, магам, не обучить нас, простых людей, бессмертию? — едко спросила Ламия и отодвинула ноги подальше от рук Крона. Его бесцеремонность бесила.
— Бессмертия не существует, — вздохнул маг, и Ламии показалось, что он собирался добавить "глупенькая", но в последний момент передумал. — Есть способы преодоления старости, борьбы с болезнями, которые известны Сияющим, но, увы, а может быть, к счастью, не все могут стать магами. Ведь за долгую жизнь надо платить, и часто — чужой кровью. В той пещере, где мы встретились, я ловил нимфу, чтобы извлечь из нее сердце и печень. Они необходимы для приготовления снадобья долгожительства. Таких рецептов много, но в основе каждого из них лежит чья-то смерть.
Крон говорил открыто, не скрываясь и не отворачиваясь от выражения омерзения на ее лице. Он привык к убийствам и смертям ради цели. Что ему смерть деревенского мальчишки Риналя? Вот и еще одна пропасть, которая тоже всегда будет между нами, подумала Ламия, а вслух спросила:
— Что я должна буду делать, как твоя помощница? Ты, кажется, назвал меня тогда "ангелом"? Сразу предупреждаю, летать я не умею, да и с Единым у меня не все в порядке.
Больше всего на свете Ламии хотелось, чтобы все это скорее закончилось.
— Ничего сложного, — улыбнулся Крон. — Делай то, что не могу я. Вчера я не смог грести, но это успешно сделала ты. Видишь, у тебя уже получается. Я не попрошу невозможного.
Стоить запомнить эти слова, подумала Ламия, испытав нехорошее предчувствие. Нужно будет все выяснить сейчас, пока Крон кажется таким добрым и понимающим.
— Ты говорил про эмоциональную связь между исполнителем заклинания и его помощником, — Ламия упорно избегала слово "ангел", которое ей не нравилось. — И сказал также, что я, мол, в тебя влюблена. А если вдруг любовь прекратится? Ты, действительно, понравился мне там, на башне, когда летал драконом под ночным небом, но все, что случилось потом... Боюсь, одного воспоминания о золотом драконе недостаточно для поддержания столь пылкого чувства. Потому что, как человек, ты, буду откровенной, настоящая скотина. И если быть совсем честной, то я тебя больше ненавижу, чем люблю. То есть, вообще не люблю.
— Для заклинания не требуется обязательно положительная связь, — равнодушно произнес Крон. — Если ты будешь меня ненавидеть, этого достаточно. Однако...
Он вдруг резко подался к ней и сжал ее руку.
— Ты обманываешь себя, — хмыкнул маг. — Я по-прежнему тебе нравлюсь. Такая любовь, какую я почувствовал, просто так не исчезает. Тебе хочется увидеть мое прежнее лицо, мое тело, которое ты разглядела во всех подробностях. Прежний я кажусь тебе очень красивым, и это еще одна причина, почему ты мне помогаешь. Я не удивлюсь, если ты попросишь меня о близости, когда я вновь обрету молодой облик.
— Все это неправда! — в сердцах воскликнула Ламия, сто раз жалея, что затеяла этот разговор. Да за кого он ее принимает? Все, что сказал Крон, было ложью!
Или нет?
Но заглянув в сердце, Ламия, по-прежнему встретила там лишь глухую злобу, неприязнь и обиду, а взглянув на дряблую кожу, слезящиеся глаза, лысый череп и слюнявый рот мага, добавила еще и отвращение. Не было это похоже на любовь. Никак.
Новая мысль озадачила.
— Послушай, а эмоциональная связь должна быть только со стороны помощника?
— Нет, — буркнул Крон, не отнимая глаз от карты. — С обеих сторон.
Следующий вопрос не стоило задавать, но сдержаться она не смогла.
— И что ты ко мне чувствуешь? Только ответь честно.
— Да, пожалуйста, — хмыкнул маг. — Во-первых, жалость, потому что ты слабая, да еще и больная. Во-вторых, раздражение. Ты своенравная, глупая, не видишь дальше своего носа, упрямая, глухая — я говорил тебе о забвении, но ты не услышала, отклонилась от маршрута, в результате мы потеряли время, да еще пришлось растревожить Спящего на Дне. Погибли люди, а ведь жертв можно было избежать. В-третьих, презрение. Я никогда не смогу уважать человека, который пришел удовлетворять похоть на моих книгах.
Ламия почувствовала, как с лица схлынула кровь, а во рту пересохло так, словно она проглотила ком соли. Все это было правдой, но правдой вывернутой, или, как сказала бы бабуля — с другого конца. По-хорошему, стоило немедленно рассказать Крону, как она оказалась в библиотеке, и девушка так бы и поступила, если бы не одно обстоятельство — Крист был мертв. Он умер, жертвуя собой, а ее предки верили: если человек ушел достойно, то какие бы мерзости он не творил при жизни, они остались там, за гранью. Смерть все окупила, и нельзя было просто так рассказать Крону о нехорошем поступке молодого ведьмака накануне его гибели. А еще ее глубоко поразили слова мага о том, что если бы она не поплыла в деревню, то Риналь и другие деревенские парни были бы сейчас живы.
Поэтому Ламия проглотила ком боли и обиды, застрявший в горле, и глухо спросила:
— А что-нибудь хорошее ты ко мне чувствуешь?
Она не знала, зачем задала этот вопрос, но он вдруг показался не менее важным, чем то, где именно они будут искать кости, кровь и другие потроха из заклинания. А может быть, даже важнее.
Крон окинул ее оценивающим взглядом и неожиданно улыбнулся. Лучше бы он презрительно скривился или сплюнул, потому что улыбка получилась нехорошей.
— Ты симпатичная. Можно сказать, даже красивая. Это необычно для девушек из деревни, особенно из такого приграничного поселения, как Яников Светоч. Вековые набеги угеритов оставили слишком яркий след в здешнем люде. Но в тебе нет ни капли угеритской крови, а я, знаешь ли, это ценю. У тебя хорошая фигура, высокая молодая грудь и красивые бедра. Кожа тоже ничего, если ее отмыть и почистить. А еще у тебя светлые волосы, а я питаю страсть к блондинкам. Мне по статусу приходится быть брюнетом, красить волосы, но я скучаю по тем временам, когда люди у власти могли быть самими собой. Увы, эти времена прошли лет двести назад. Поэтому, если отвечать на твой вопрос кратко, скажу так: твоя внешность вызывает во мне вожделение, поэтому, если ты находишь это чувство положительным, вот и ответ.
Больше они не разговаривали и сидели в тягостной тишине вплоть до того момента, когда с палубы донесся крик:
— Человек за бортом!
