Им открыли не сразу. Пока Крон колотил по массивной двери, заваленной ящиками, корзинами и просто кучами мусора, Ламия с замиранием сердца прислушивалась к звукам переулка. Они ей не нравились. Повсюду мерещились странные шепотки, скрипы, писки, смешки, кряхтенья. Со всех сторон разило тленом, разложением и плесенью. Замшелые стены домов уходили в высоту, почти смыкаясь над головой на уровне крыш. Редкие окна были заколочены либо плотно закрыты ставнями. Где-то надрывно орала кошка, и ее крики только усиливали тревогу, поселившуюся в душе Ламии.
— Нет там никого, зачем в пустой дом ломиться? — нервно сказала она Крону, оглядываясь по сторонам. — Мы же за костями сюда прибыли, верно? Так пошли на кладбище. Только давай сначала в булочную заглянем.
Ламия договорить не успела, так как за дверью вдруг загремело, потом заскрипело и в образовавшуюся щель выглянуло пухлое старческое лицо с подбородком, плавно переходящим в шею. Глаза человека почти полностью спрятались за набрякшими веками, а маленький нос терялся в объемных щеках. Высокий лоб покрывали мясистые складки, а бугристый череп был лыс, как ее коленка. Если Крон был образцом тощего, недокормленного деда, то незнакомец являлся его полной противоположностью. В деревне Ламии люди к старости обычно усыхали, становились ниже, тоньше, меньше, поэтому она с неприкрытым любопытством уставилась на жирного старика, который, в свою очередь, уставился на них — только с неприязнью.
— Я закрыт, — буркнул дед и попытался оттолкнуть ногу Крона, которую тот просунул в дверной проем. — Поищи другого лекаря для своей девки. Я больше с брюхатыми не работаю.
— Мы вообще-то не за абортом, — неожиданно мягко сказал маг и протолкнул в дверную щель еще и колено. У тощего Крона не было никаких шансов против увесистого старика, поэтому Ламия схватила дверь, не позволяя ее закрыть. Слово, которое использовал маг, было ей незнакомо, но интуитивно она догадалась, что речь шла о чем-то нехорошем, да еще и применительно к ней. Щеки вспыхнули, и Ламия, не рассчитав сил, неожиданно распахнула дверь на себя. Не ожидал такого поворота и пухлый дед, который, несмотря на массивное тело, не смог удержать дверь и вывалился на улицу, едва не сбив мага с ног.
— Как вы смеете? Да старый Миза сейчас вас в такое превратит...
Старик запыхался, облокотился о стену и схватился другой рукой за сердце.
— Тащим его в дом, — скомандовал Крон и первым зашел в дверь.
Ламия злобно поглядела ему в след, потом посмотрела на толстяка, который набирал в грудь воздух, чтобы закричать, оценила ситуацию, и, схватив его за руку, с силой дернула на себя, вталкивая в дом. Крон тут же закрыл дверь на засов и придержал зашатавшуюся свечу на столе. Ее тусклого света было недостаточно, чтобы осветить всю комнату, но Ламии хватило, чтобы понять — такой норы не было даже у самых бедных жителей Яникова Светоча.
Массивный шкаф с ящиками занимал почти всю комнату, рядом громоздился такой же стол — большой и нелепый. Остальное пространство заполняла кровать с кучей грязного тряпья, потухший камин и лавка с чаном мутной воды. Почти все стены и потолок были покрыты размашистыми знаками, буквами и символами, начертанными краской, процарапанными в штукатурке, а то и изготовленными из разных материй — веток, жгутов, глины, скрепленных камней и чего-то совсем уж неузнаваемого и на вид омерзительного. Из-за занавески, отгораживающей угол комнаты, выплывали волны смрада. Вероятно, там находился нужник. А ведь Ламия втайне мечтала, что Крон приведет их в место, где можно будет отдохнуть и поесть. В доме жирного старика им грозила смерть от одного зловонного воздуха. А то, что здесь можно есть или спать, вообще представлялось с трудом.
— Пошли вон! — хозяин комнаты сумел взять себя в руки и, без труда оттолкнув Крона, попытался открыть дверь. Ламия бросилась на помощь, но маг остановил ее жестом и, сложив руки на груди, спокойно произнес:
— Гляжу, ты совсем сдал, Миза. Одряхлел, разжирел, обнищал. Или тебя зовут не Миза? Сдается мне, когда-то у тебя было другое имя.
Тон Крона старику не понравился.
— Если ты от церковников, то закона я не нарушал, — буркнул он. — А чтобы в дом вламываться, бумагу надо иметь, градоначальником подписанную. Есть у вас такая бумага? Сомневаюсь. Чего пожаловали? Говорю, не практикую я, давно уже. В порту склад по ночам охраняю, днем отсыпаюсь. Не стыдно вам старика беспокоить?
— Да что ты говоришь? — ехидно спросил Крон. — Прямо-таки и не практикуешь? А котел тебе зачем?
С этими словами он отдернул занавеску, за которой обнаружился не нужник, а объемный чугунный котел, висевший в воздухе. Ламия вытаращила глаза. Под котлом кроме грязи ничего не было, но похлебка в нем булькала так, словно он висел над открытым огнем. С края котла свешивались пальцы. Вернее, часть кисти с еще не обварившимся мясом. Ламия порадовалась, что ничего не ела. А еще ей отчаянно захотелось оказаться очень далеко отсюда — и от мерзкого жирного деда, и от котла с человеческой рукой, и от всего Хартума в целом. А еще от Крона — особенно от него.
— Тебя зовут не Миза, — произнес первый маг с довольной ухмылкой. — Твое имя — Анонга Пикша Тул, колдун четырнадцатого уровня, отказавшийся получать лицензию, из-за чего и прозябающий в этой дыре. Твоя мать была угериткой, а отец — цертусским шаманом. Ты незаконно проник в Альцирон, живешь в доме старьевщика, которого сам же и убил, лечишь шлюх, варишь яды для местного ворья и платишь стражникам района пятьдесят золотых в месяц, чтобы не загреметь в Седьмую Башню Силы. А теперь главный вопрос. Кто я?
Если минуту назад жирный старик был похож на разъяренную крысу, которую выселили из облюбованного мусорного ящика, то после слов Крона он как-то сдулся и даже уменьшился в размерах. Подойдя к кровати, старый колдун тяжело опустился на тряпье.
— В Башню не пойду, — обреченно сказал он. — Я уже надкусил яд в зубе и сейчас сдохну, а ты сдохнешь от моего дыхания, потому что это яд белокожей ящерицы, а уж в чем я хорош, так это в ядах, ты сам только что сказал.
Ламия дернулась, поспешно закрывая нос и рот рукой, но Крон даже не шелохнулся. По-прежнему ехидно улыбаясь, он уселся на единственный стул и придвинул его к столу.
— Ой, Анонга, может, в ядах ты и силен, но врать никогда не умел, — фыркнул он. — Ты слишком себя любишь, чтобы отравиться. Но пора представиться. Меня зовут Гарет Норк и в отличие от тебя я обычный старик с той разницей, что меня послал Крон.
При упоминании Крона жирный дед вдруг закашлялся, от чего его подбородок будто зажил собственной жизнью, а бугры на черепе задвигались, словно под кожей у старика ползали черви.
— Врешь! Крон в Цертуссе, слава Кормаку! И говорят, сгинул там с концами!
— Правильно говорят. Крон сам эти слухи и распустил. Но сейчас он возвращается и по всему Альцирону разослал таких, как я. Нас много. Мы являемся к каждому колдуну, чтобы убедиться в его лояльности. Теперь настала твоя очередь.
Старый Анонга вдруг побледнел.
— Так это вы по всему Хартуму животы магам вспарываете?
— Лично мы с Ламией используем другие методы, — уклончиво ответил Крон. — Но некоторые наши коллеги весьма агрессивны. Среди Сияющих заговор, и предателей ждет суровое наказание.
— Я без лицензии, Крон это знает, но обет Сияющих никогда не предавал, — быстро заговорил Анонга, и Ламия поняла, что дед им поверил. — Что вам от меня нужно? Кто вы вообще такие?
— Мы не маги, — уклончиво ответил главный маг Альцирона. — Крон специально готовил нас, чтобы Сияющие не смогли увидеть в нас соперников. К тем, в чьем предательстве мы уверены, мы приходим совсем иначе. Тебя, Анонга, еще ни в чем не обвиняют. Наоборот. Крон признает твое право на свободу и никогда не потребует от тебя лицензии, если ты поможешь нам, не спрашивая, что мы делаем и зачем. Договорились?
Анонга вздохнул, посмотрел по сторонам и как-то жалко протянул:
— А если вы все-таки от церковников? Котел с варевом еще не доказывает моей причастности к нелегалам. Вдруг хотите взять меня с поличным? Я вам тут наколдую, а вы меня и повяжите. Не знаю, правда, как. На вид вы не сильно-то крепкие ребята.
— Ты лучше не проверяй, — вдруг посерьезнел Крон. — Я дважды повторять не люблю. Жена твоя, Камлин, не была такой тугодумкой. Кстати, я видел ее там, в Цертуссе. Она вернется вместе с Кроном.
— Не верю, — произнес старик, и по его щекам вдруг покатились крупные слезы. — Крон вернет ее мне? Мою крошку?
— Да, — не моргнув глазом, ответил Крон. — Он излечил ее, и теперь она вернется в Альцирон вместе с другими колдунами, которые доказали первому магу свою преданность. Ну что, готов нам помочь?
— Да! — решительно произнес старик и поднялся с кровати, словно помолодел лет на десять. — Все, что угодно просите. Но сначала давайте поедим и выпьем. Надо выпить. Моя Камлин! Слава Кормаку Черному! Она вернется! А я ведь думал, что она отправилась туда умирать. Но нет, только не моя Камлин! Теперь понятно, почему она выбрала Цертуссу. Она искала Крона и не ошиблась. Все изменится, уж теперь точно все будет только хорошо!
Ламия посмотрела на непроницаемое лицо Крона и почувствовала дурноту. Каким бы мерзавцем ни был Анонга, но играть на чувствах людей было пошло, скверно, плохо. Даже не зная истории старика, Ламия понимала, что Крон блефовал и делал это блестяще. И он получил, что хотел — как всегда. Кажется, в ее ненависти к первому магу открылись новые грани.
Она не успела выдохнуть, как комната преобразилась. Исчезли грязные тряпки, неприятные знаки на стенах, мусор на полу и котел с человеческой рукой, унесший основную долю зловония. Зато явился массивный подсвечник с новыми свечами, пара стульев с подушками, белая скатерка, пузатый графин, тарелки, кружки, ножи и несколько блюд, накрытых крышками. В комнате сразу стало светлее и как будто уютнее. Прежняя стариковская вонь еще слабо ощущалось, но с каждой секундой ее вытесняло благоухание розовой воды, которая появилась в тазу посреди стола.
— Моем руки и налетаем! — гостеприимно предложил Анонга, который преобразился и сам. Льняная шапочка скрыла уродливую лысину, а просторный сюртук — излишнюю полноту. Шея угеритского колдуна утонула в пышном воротнике белой рубахи, а начищенные до блеска сапоги с вышивкой смотрелись нелепо с домашним вязаным жилетом, выглядывающим из-под сюртука. Весь колдун сиял, как монета, которую Крон так безответственно подарил босоногому оборванцу.
Маги, неприязненно подумала Ламия. Живут на всем готовом. Захотят есть — наколдуют еду, подумают о свете — вот тебе и свечи, захотят прибраться — и снова щелчок пальцами. Все это было неправильно, слишком легко, слишком быстро. Может, где-то в глубине нее и говорила зависть, но вряд ли она смогла выдержать такую жизнь долго. Умерла бы от скуки и безделья.
Впрочем, мрачные мысли сразу испарились, как только Анонга открыл блюда, добавив к благовонию роз ароматы горячей, только что приготовленной пищи. Еда была обильной, простой и весьма соленой. Ламия с жадностью набросилась на тушеное мясо с горохом, зачерпнула ложку вареного лука из глиняного горшочка, обожгла пальцы, отламывая кусок свежеиспеченного хлеба. Поспешно запила все это пивом и сморщилась от горького вкуса. И лишь потом вспомнила, что за столом не одна.
Анонга и Крон к еде не притронулись. Крон где-то раздобыл листки бумаги и строчил на них мелким, неразборчивым почерком, с трудом держа перо скрюченными пальцами. Анонга же ударился в воспоминания о жене, не умолкая ни на секунду. Он часто путался в словах, как человек, привыкший больше молчать, но Ламия суть уловила: его жена Камлин в старости тяжело заболела и отправилась умирать в Цертуссу согласно традициям своего рода. Анонга не хотел отпускать ее, и она ушла, не попрощавшись. Это было десять лет назад, и старик до сих пор верил, что Камлин жива, просто долго ищет лекарство от недуга. Он отправился бы на ее поиски в Цертуссу, да только ему туда путь закрыт из-за каких-то прегрешений перед шаманами. Слушая старика, Ламия постепенно теряла аппетит. В конце концов, у нее застрял ком в горле, и, отставив миску с похлебкой, она принялась за пиво, надеясь, что горький напиток смоет чужую боль, поселившуюся в ее сердце.
— Отправишь эти письма по указанным адресам, — прервал колдуна Крон, указывая на пачку бумаги перед собой. — На каждое поставишь Заклятие Северного Ветра и убери следы, чтобы тебя не узнали.
Анонга со вздохом придвинул к себе стопку и хотел было что-то сказать, вероятно, снова про Камлин, но промолчал и кивнул.
— Еще Крона волнуют угериты, — сказал Крон. — Выясни, не было ли случаев дезертирства из Башен Силы.
— Из всех? — выпучил глаза Анонга, став похожим на огромную сову.
— Да. Подключи знакомых, ворье поспрашивай. Стоит лишь одному магу покинуть Башню, и цепь ослабеет. Угериты пройдутся с косами по всему Альцирону и тогда возвращение Крона, а с ним и Камлин, задержится на неопределенное время. А теперь о главном. Отведи нас к самому старому кладбищу Хартума.
— Ну, это можно, — сказал старик, терзаясь от плохо скрытого любопытства. — У нас, правда, молодые захоронения, лет двести не больше.
— Знаю, — отрезал Крон. — Выбери из них самые старые погребения.
— Ладно, — кивнул старик. — Завтра с утра пойдем или ночью?
— Сейчас она доест и пойдем, — ответил первый маг и так сурово глянул на Ламию, что она едва не подавилась пивом. — А теперь расскажи мне о церковниках. Говорят, ждут самого Леонарда. Когда это началось?
Анонга принялся путано рассказывать о политике, королеве и Единой Церкви, а Ламия, сгорая от злости на всех магов Альцирона, с шумом отодвинула стул и отошла в угол, чтобы успокоиться. Ее ухода из-за стола даже не заметили. Выдохнув, она уперла руки в бока и принялась изучать стенку перед собой, когда вдруг поняла, что смотрит на тяжелую драпировку, напоминающую занавеси. Потянув ткань в сторону, она обнаружила окно, соответствующее новому виду колдовской комнаты — с чистыми стеклами и горшком фиалок на подоконнике. Но куда больше ей понравилось то, что она увидела за мутными стеклами. Оказывается, вид из комнаты старого Анонги открывался, как раз, на каменный мост Каэла. И сейчас был виден не только мост, но и замок, в который тот упирался.
Крепость Каэла мрачно возвышалась над главной ратушей, контрастируя теплыми стенами цвета спелой ржи с черным небом и мраморной плиткой на административном здании. Все башни замка были квадратными, а главный донжон — треугольным, словно пирамида. Все сооружение тяжело зависло в воздухе, и Ламия поняла тревогу горожан. Глядя на крепость, создавалось впечатление, что она вот-вот рухнет. Основание замка скрывалось в клубах тумана, который стремительно поднимался, грозя скрыть все башни. Зрелище было красивым, и Ламия прильнула к окну носом, стараясь разглядеть крепость в подробностях. Когда еще доведется увидеть замок, парящий в небесах?
— А это что? — пробормотала она вслух и вздрогнула, когда рядом с ее лицом оказалось морщинистое лицо Крона. Ламия и не заметила, как маг подкрался и тоже стал смотреть на замок Каэла.
Она поскорее отодвинулась от старика и указала пальцем на сияющий шпиль, который разглядела среди квадратных башен.
— Вон тот шпиль, — сказала девушка. — Красивый. Знаешь, что в нем?
В следующую минуту Ламия глубоко пожалела, что не осталась за столом допивать пиво. Потому что Крон вдруг схватил ее за плечи и, развернув к себе, — откуда только силы взялись — восторженно произнес:
— Ты, действительно, ангел, Мия! Потому что это самый старый склеп города! А я ведь о нем даже и не подумал. Это башня, где захоронены предки семьи Каэла Великолепного! Все — древние колдуны без исключения!
Анонга не понял ликования Крона, но, на всякий случай, заметил:
— Там только кости остались, никаких сокровищ. Один мой знакомый вор все пытается туда проникнуть, надеясь отыскать что-нибудь редкое и драгоценное, да только я Каэла знаю. Он свои денюжки мертвым не доверит, при себе хранить будет. А что на кладбищах-то искать будем?
— Нам больше не нужны кладбища, — хитро улыбнулся Крон и с довольным видом потер руки. — Мы найдем то, что ищем, в гробнице Каэла. Поможешь нам проникнуть внутрь, и я гарантирую, что Крон не только твою жену приведет, но и про угеритскую кровь забудет, и о тридцати лет безлицензионной практики тоже.
Старик посмотрел на Крона с несчастным видом. Нехорошо покосилась на мага и Ламия. Идея искать кости древних колдунов в гробнице отца Криста ей совсем не понравилась.
— Вряд ли это возможно, — протянул Анонга. — Может, лучше на кладбище?
— Нет, пойдем к Великолепному, — решительно сказал Крон. — Есть у тебя знакомые воры, которые у него дома были? Не поверю, чтобы такой богатый замок, и никто ни разу не пытался ограбить.
— Вот именно, что пытались! — всколыхнулся Анонга. — Но все без толку. Слыхал про Безликого? Его все колдуны Хартума боятся, потому что никакой управы на него нет. Грабит исключительно магов, ломает любую защиту, да вот только с Каэлом у него никак не выходит. Постоянно мне жалуется, просит что-нибудь наколдовать, но я с Великолепным не связываюсь. Да и что я могу наколдовать? Волшебный ключ? Смешно даже. Каэл сейчас вообще никого не пускает, может, только сыну родному дверь и откроет. Даже с администрацией через помощника общается. Тот посылки и письма у входа принимает, проверяет на подвохи разные, а потом Каэлу передает. Посторонних не пускают, обозы с провиантом осматривают тщательно, не проберешься. Безликий как-то зашил себя в брюхе огромной рыбины, да только не успел доехать до кухни, как его обнаружили. Еле ноги унес.
— А кто это такой, Безликий? — с интересом спросила Ламия, которая вдруг почувствовала волшебное действие пива — напряжение стало проходить.
— У, детка, — протянул Анонга, — как же так, Безликого не знать? Да он даже в столице известен, а в Хартуме так вообще местная знаменитость. Говорят, он один из магов, которые устроили заговор против самого Крона. Бунтовали из-за Башен Силы, обязательных лицензий на практику, налогов на магию, да много из-за чего. Признаться, я тоже хотел, да Камлин отговорила. Болтают, что, когда бунтарей повязали, Крон лично пытал всю семью Безликого, а парню тогда лет десять было. На его глазах от пыток погибли мать, отец, младшая сестра. В общем, у него от всего этого крыша и поехала. Никто не знает, как он выжил, но через десять лет на престол взошла Селена и в честь коронации устроила амнистию. Безликого помиловали, хотя Крон был против. Теперь Безликий — гордость воровского мира Хартума. Парень от рождения имел сильный магический дар, но по слухам, Крон что-то там в тюрьме с ним сделал, и в результате, магия у того пропала. Но Черный Кормак своих не забывает. У Безликого другие способности появились. Сам он колдовать не может, но любую магию рядом уничтожает одним своим присутствием. Парень магические ловушки ломает, как тростинки — двумя пальцами, оттого его все колдуны боятся. Однако Каэл Великолепный не зря зовется первым магом Хартума. Его домину не только магия охраняет. Там целая армия профессиональных наемников. И еще сотня разных ловушек и хитростей, специально против воров придуманных. Тридцать четыре человека погибло, пытаясь замок Каэла ограбить. Так-то. Сейчас один Безликий все успокоиться не может, остальные воры обходят крепость Великолепного стороной.
— А почему его Безликим зовут? — не удержалась Ламия от вопроса, хотя чувствовала, что задавать его не стоит.
— Потому что у парня лица нет, — отрезал Крон, глядя на замок Каэла. — И это не врожденное уродство, а урок, приобретенный жизненным опытом. На твоем месте, Анонга Пикша Тул, я бы болтал поменьше про Заговор Четырнадцати, а о своей причастности к нему вообще молчал. События-то еще свежи.
— Да не участвовал я в нем! — горячо возразил старик. — Камлин подтвердит. Кстати, Крону бы лучше в Хартуме не показываться. Безликий давно о мести мечтает. Даже в замок на Маро Озере пытался пробираться, но у Крона защита, как и у Каэла, — на одну магию не полагается.
— Думаю, Крону все это известно, — сказал первый маг Альцирона, и как-то нехорошо посмотрел на Ламию. — Я знаю, как проникнуть в замок Каэла. Но для этого мне нужно кое-что обсудить со своей помощницей. Выйди, старик. Я хочу поговорить с ней наедине. Вернешься через полчаса.
И хотя Ламия была уверена, что Анонга возмутится тем, что его выпроваживают из собственного дома, угеритский колдун вышел за дверь, даже не сказав ни слова. То ли его надежда на возвращение Камлин была настолько сильна, то ли Крон умел подавлять волю людей, даже не имея магических способностей. Впрочем, оно было и к лучшему, что старик ушел. У нее тоже имелось, что сказать Крону наедине.
— Во-первых, впредь ты будешь советоваться со мной, куда мы идем и к кому, — заявила она, ткнув мага в старческую грудь. — Сомневаюсь, что из всех колдунов Хартума, этот старик — единственный, кто может нам помочь. Уверена, у тебя есть подход к каждому. Я не хочу, чтобы этот дед участвовал в наших поисках. Уйдем отсюда, найдем другого. А история про Камлин вообще ужасна! Ведь нет никакой жены, верно? Ты используешь грязные методы, и мне противно даже стоять с тобой рядом.
— Жены нет, — пожал плечами Крон. Он прислонился спиной к двери и разглядывал Ламию с каким-то нехорошим заинтересованным видом. — Камлин была предательницей, шпионила на угеритов, и мои люди ее отравили. Она поняла это и уползла умирать в Цертуссу к папочке, разумеется, не сказав Анонге ни слова. Любовь порой толкает людей на странные поступки. Общаясь с тобой, Мия, я чувствую себя родителем, который вынужден объяснять ребенку простые истины. А мне никогда не нравилось кого-то учить. Так вот, мы пришли к этому дряхлому, никчемному колдуну, потому что по нашему следу идут демоны Кормака. Они знают, что я в Хартуме и что мне понадобится магическая помощь. Но этот дед настолько глубоко заполз в свою нору, что о нем вспомнят в последнюю очередь. А когда найдут, мы будем уже далеко. Не надо на меня так смотреть. Анонга обречен с той минуты, когда открыл нам дверь. Демоны сразу учуют нас в нем, стоит ему выйти в публичное место. И нет, мы не можем его предупредить. Потому что это разрушит заклинание. Ну как, ты получила ответ на свой вопрос? Чтобы впредь не было недоразумений, повторю еще раз. Мы пришли к Анонге, потому что это старый, выживший из ума колдун, который работает без лицензии уже тридцать лет, а значит, является нарушителем закона. Его колдовские способности невысокие, а значит, лучше пожертвовать им, чем другим магом Хартума, который может пригодиться Альцирону в трудные времена.
— Да ты чудовище! — выдохнула Ламия. — Сначала я решила, что дед солгал насчет пыток и Безликого, но сейчас, думаю, вся эта история — правда!
— Более или менее, — уклончиво ответил Крон. — Тебе надо знать одно: она тебя не касается. Не забывай, кто ты.
Ламия никогда это не забывала. Вздохнув, она выпустила из рук тяжелый черпак, который неизвестно, как в них оказался. Крон прав. Это не ее жизнь и не ее преступления. То, что она являлась свидетельницей мерзких поступков первого мага Альцирона, на самом деле, не значило ничего. Они останутся на его совести. Если, конечно, она у него есть.
— Ты хотел мне что-то сказать? — пробурчала Ламия и потянулась было к пиву, но Крон хлопнул ее по руке.
— Да, — кивнул он и отодвинул кувшин подальше. — У меня есть план, как проникнуть в замок Каэла. Сразу предупреждаю — он тебе не понравится. Но у тебя нет выбора. Потому что выбора нет у меня. Пиво больше не пей. Некоторые заклинания плохо действуют на пьяных, к тому же я не вполне уверен, что Анонга справится с такой сложной задачей. Однако, как я уже говорил, выбора у нас нет. Готовься, детка. Твой выход на сцену.
