Озеро, в которое выкидывали отбросы, оказалось недалеко. Ламия едва успела набрать воздух в легкие, как погрузилась в теплую воду, камнем пойдя ко дну. В ту секунду в ее голове роились тысячи мыслей, но выделялась из них одна, ограненная нежностью и грустью к утерянному родному дому. Как же сильно ругалась тогда матушка, когда отец вдруг решил учить старшую дочь плавать. И не просто решил, а в тот же день привел малютку к недавно вскрывшейся ото льда реке, да и нырнул с ней в мерзлую воду. С тех пор Ламия воды не боялась, да и холод переносила лучше сверстниц из деревни. Но она и догадаться не могла, что умение, всегда представлявшееся забавой, когда-то спасет ей жизнь — сначала в реке под замком Крона, куда ее сбросила ревнивая Ева, дальше здесь — в летающей крепости, ставшей пределом ее способностей к выживанию.
Ламия, наконец, сосредоточилась и усиленно погребла к пузырящейся поверхности. Вынырнув, она захлебнулась брызгами от падающего недалеко водопада, и снова погрузилась в воду, чтобы отплыть подальше. Пещера, в которой плескалось озеро, была небольшой, и Ламия скоро уперлась в стену. Осторожно высунув голову, она уцепилась за выступ и позволила себе немного расслабиться, чтобы оглядеться.
Жива! Ламия и не думала, что когда-нибудь станет так радоваться этой мысли. Все мышцы в теле болели так, будто она с утра до ночи мотыгой копала целину. Но, к счастью, самая опасная боль — сзади, в области лопаток, — притихла, дожидаясь своего часа. То ли сладкая вода Золтана подействовала, то ли магия Анонги, но Ламия чувствовала, что ее предел еще не наступил.
Пещера тускло освещалась плесенью, густо облепившей покатые стены. С потолка подводного грота торчало штук десять труб с довольно широкими отверстиями. Из одной трубы оглушительной струей стекал водопад, из других то и дело что-то шлепалось и капало. Переведя взгляд на поверхность озера, Ламия крепче схватилась за скалу. Сразу стало понятно, зачем Каэлу понадобились такие широкие водостоки. В центре озера плавала окровавленная бесформенная туша, которая ни за что бы не пролезла в узкое отверстие. Кем раньше был этот кусок мяса — зверем, демоном или человеком — понять уже было нельзя. Туша мелко дрожала, отчего Ламия решила, что ее убили не полностью, однако потом она разглядела серебристую чешую, блестевшую в воде, и догадалась, что мясо терзали рыбы. Ей снова повезло. Если бы не туша, рвали бы на части вновь прилетевшее сверху тело, то есть, ее.
Стараясь не спугнуть и не приманить хищниц, Ламия медленно двинулась по направлению к темнеющему гроту, цепляясь за стену и почти не двигая ногами, чтобы не баламутить воду. Грот она заметила не сразу, и сейчас молилась, чтобы он не оказался тупиком. Карта в голове подсказывала, что из подземного озера есть ход к фамильному склепу. Возможность побыстрее убраться из воды с хищными рыбами, радовала, как и знание о том, что в тайном лазе имелась дверь.
Дверь оказалась на месте. Крепкая, из мореных досок, окованная по углам, с массивной замочной скважиной. Ламия посмотрела на свои исцарапанные босые ноги, едва видневшиеся в тусклом свете, и решила, что, если она сломает себе что-нибудь об эту дверь, хуже не будет. Ей все равно было некуда деваться. При всем желании обратно в темницу она не поднимется, так же как не сможет добраться до труб, торчащих из потолка.
Однажды она видела, как открывал дверь с ноги отец, когда у них загорелась баня, а внутри остались младшие сестры. Сначала мужчина пытался выдавить ее плечом, но потом разбежался и саданул дверь ногой, распахнув ее во внутрь. Ламия не обладала даже толикой отцовской силы и иллюзий не питала. Но человек, загнанный в угол, способен на безумные поступки, поэтому она разбежалась, морщась от колючих камней, впивающихся в босые пятки, и лягнула дверь со всех сил, на какие была способна.
И вылетела в темный проем, так как дверь с грохотом распахнулась, словно нога Ламии обладала магическими способностями. Пятку, а вместе с ней колени и локти, она зашибла, но боль была чувством привычным, поэтому Ламия, отойдя от шока, подняла голову с рук и обнаружила, что лежит на ровном каменном полу, хорошо освещенным факелом, воткнутым рядом с массивным надгробием неподалеку. Прямо под ее носом валялся замок и засов, сбитые кем-то с двери. Оказалось, что ее нога здесь была не причем — дверь открыли до нее.
Больше всего в помещении было гробов. Почти все из белого гладкого камня с золотыми и серебряными прожилками-молниями. Они стояли ровными рядами, каждый на собственном пьедестале, с живым цветком, лежащим на крышке. Если цветы и тонкий аромат, навевающий легкую грусть, относились к магии, то богатое убранство склепа было реальностью. Золотые статуи, канделябры и держатели для факелов, гигантские кубки с инкрустированными камнями в темных нишах, роскошный бархат, мягкими складками сползающий по стенам, изысканные курильницы и скамьи, целиком высеченные из красивого черного камня — все говорило о том, что за склепом тщательно присматривают и нередко навещают.
Что бросалось в глаза и явно не относилось к деятельности хозяина замка, так это сдвинутые крышки трех гробов у прохода, а также факел из пучка березовых веток, смердящих салом. Факел был пристроен к держателю, но явно отличался по размерам от тех, с которыми обычно приходили в склеп хозяева. На каменной лестнице, ведущей к парадному входу в гробницу, — как узнала Ламия из карты в своей голове, — валялся моток веревки и несколько мешков, наполовину чем-то заполненных. Сомнений, что они принадлежали тому же человеку, который взломал дверь из сточного озера, у нее не было. Желания с ним встретиться тоже. Несмотря на то что склеп хорошо освещался чадящим факелом и свечами в канделябрах, пока она была здесь единственным живым существом.
Прекрасно осознавая, что проиграет любому вору, где бы он ни прятался, Ламия пинком подняла себя с пола и, не обращая внимания на просыпающуюся боль в спине, наклонилась над одним из раскрытых гробов. Сама она никогда не смогла бы отодвинуть такую массивную крышку, но раз злой рок, или неудача, или недобрые духи привели ее в фамильный склеп с костями древних магов, то почему бы не облегчить мерзавцу Крону задачу. Заглянув внутрь гроба, Ламия запоздало подумала о заклинаниях, защищающих останки колдуна, но потом успокоила себя тем, что, вероятно, главный удар принял на себя тот, кто заглянул сюда до нее.
Труп был похож на труп — старый, с желтозубым оскалом, в ветхих тряпках, но, к ее радости, с относительно целыми костями. Обе руки у него были оторваны и небрежно брошены туда, где раньше находился живот. Пальцы на кистях были переломаны, и Ламия запоздало догадалась, что с них срывали драгоценные перстни. На древнем маге вообще не было никаких украшений, даже пряжка от ремня отсутствовала. Приглядевшись, она рассмотрела несколько пустот на верхней и нижней челюсти — вор не побрезговал и зубами.
Мертвецов ей приходилось видеть не впервые. Как-то выдался особенно неурожайный год, и отец устроился на временную работу к церковникам на погост — копать могилы. Кладбище было общее на несколько приходов, и там хоронили покойников не только с Яникова Светоча, но и соседних деревень. А потом пристроил и Ламию, которой к тому времени была уже шестнадцать. Девушка помогала украшать и рядить мертвецов и насмотрелась на всякое. Поэтому сейчас ей не составило труда подобрать один из отломанных пальцев — для Крона.
Запоздало вспомнив о собственной наготе, она оглянулась в поисках какой-нибудь накидки. Ничего кроме бархатной драпировки на стенах в глаза не бросилось, и Ламия, недолго думая, потянула на себя ткань. Оторвать кусок удалось не с первого раза, но она была в том состоянии, когда могла сделать, что угодно.
Замотавшись в ткань, Ламия огляделась, все еще теряясь в догадках, куда мог деться вор, а потом осторожно покралась к парадной двери. Разумеется, она была заперта.
— Я вот тут смотрю и голову ломаю — сразу тебя убить или повеселиться и дальше понаблюдать, — раздался голос с потолка. — Ты кто такая?
При первых звуках Ламию отнесло к дальнему гробу, за который она и спряталась, защемившись между тяжелым каменным боком и бархатной стеной. И лишь потом осторожно выглянула из убежища, ругая себя, что не догадалась посмотреть на потолок.
Человек сидел на одной из толстых балок, перекинутых от стен склепа. За балками потолка видно не было, пространство уходило в темноту, и на этом фоне черная одежда незнакомца никак не выделялась. Ламия бы вообще его не разглядела, если бы тот не держал в руках арбалет, нацеленный в угол, где она пряталась. Острый болт тускло поблескивал в темноте, не обещая ничего хорошего.
— Язык проглотила? — окликнул ее незнакомец. — К твоему сведению, я достану тебя за любым укрытием. Этот арбалет — магический, специально за ним сюда лез. Стреляет и по прямой траектории, и по кривой. Хочешь оценить?
Ламия не хотела. Вздохнув, она выбралась из-за гроба и встала перед человеком. Теперь было видно, что лицо у него было наполовину закрыто то ли платком, то ли просто куском ткани, и стало понятно, отчего он звучал приглушенно. Нехорошее предчувствие нахлынуло разом, потому что Ламия вспомнила о Безликом. Ведь именно этот вор, по словам Анонги, был единственный, который до сих пор пытался ограбить Великолепного. Не слишком ли много совпадений на ее голову? Сначала демон Кормака в обличье помощника, теперь вор без лица, у которого, черт знает, какие чувства к Крону.
— Я за костями сюда пришла, — честно призналась Ламия, у которой на вранье просто не было сил. — У нас разные дороги, извини, если помешала.
— А что в костях? — с интересом спросил человек и спрыгнул с балки с такой грацией, словно был циркачом. А может, и был. Прыгни Ламия с такой высоты, точно бы покалечилась. Подойдя, вор бесцеремонно выдернул у нее из рук палец трупа и принялся тщательно его рассматривать.
— Вряд ли я сюда второй раз сунусь, — задумчиво протянул он. — Поэтому заберу все, что имеет хоть какую-то ценность. Извини, подруга, но палец теперь мой.
С этими словами он подошел к мешкам и аккуратно засунул мертвый палец в один из коробов, которыми были набиты сумки. Человек двигался так, словно не ходил, а летал над землей. За его перемещениями было не уследить — только что он был у лестницы, а теперь снова стоял рядом и внимательно разглядывал бархат, в который была завернута девушка.
— Да забирай на здоровье, — махнула Ламия, стараясь дышать ровно и спокойно. — Я себе другой палец найду.
И подойдя к еще одному открытому гробу, она с треском оторвала кисть у покойника. Действительно, зачем мелочиться? Вдруг одного пальца мало?
— Положи сюда, — велел вор, оказываясь рядом с ней с открытым мешком. — А что за свойства у этой дохлятины? От прыщей лечит, если с тараканами растолочь?
Ламия в изумлении уставилась на него, решив, что ее разыгрывают, но глаза вора смотрели серьезно.
— Послушай, Безликий, — сказала она, нервно оглядываясь на распахнутую дверь, ведущую к сточному озеру. Оттуда снова слышался плеск и шлепанья по воде. — Этот склеп не твой, ясно? Я сюда проникла, рискуя шкурой так же, как и ты. И без костей не уйду. Мне всего одна нужна, любая.
— Знаешь мое имя? — заинтересованно спросил Безликий, отбирая у нее кисть. — А раз так, то должна знать, что я работаю один и добычей ни с кем не делюсь. Ты, кстати, из какого клана будешь? Я всех воровок в городе знаю, но тебя не помню.
— Я не из города, а из деревни, — отрезала Ламия. — Мне кость для больной сестры нужна, знахарь местный велел достать. Тебе она без надобности.
— Знаю я таких, — хмыкнул Безликий. — Для больной сестры, для больного дяди, для больной коровы. Сказал же, что не делюсь добычей. — С этими словами он вдруг подхватил ее на руки и закинул на гроб, который стоял на самом высоком пьедестале. — Сиди здесь и не двигайся. Иначе... — он кивнул, указывая себе на спину, где висел арбалет. — Я в женщин легко стреляю, без предрассудков.
Осторожнее с ним, велела себе Ламия, вспомнив рассказ Анонги о том, что Безликий не совсем здоров головой. Тут другая тактика нужна.
— Сделку предлагаю, — сказала она, наблюдая, как Безликий копается с отмычками у парадной двери склепа. — Ты, конечно, умеешь магические ловушки ломать, но у Каэла и обычных хитростей хватает. Например, сразу за этой дверью — западня. На вход в склеп не работает, но, вот, на выход — хана. Огненная стена длиной десять метров. Там коридор специальным камнем выложен, который копотью не покрывается. Дай мне кость, любую, какая тебе приглянется, мне без разницы, лишь бы из этих гробов была. А я тебя выведу. Ты ведь сюда через сливные трубы попал, верно? Обратно, конечно, тоже через них можешь попробовать, ты сильный и ловкий, что тебе стоит до них добраться, да вот только в озере хищные рыбы, а наверху — разгневанный Каэл меня ищет, и чудовища разные туда-сюда бегают. Сейчас, куда бы ты ни пошел, везде люди Великолепного, потому что я в отличие от тебя проникла в склеп не тихо, а оставила за собой кровавый след в виде мертвого помощника Каэла. Поэтому за этими дверями не только ловушки, но и разъяренная охрана.
— У тебя есть карта, — догадался Безликий, и она перевела дух. Был риск, что от ее слов он просто отмахнется. — Покажи.
Ламия ткнула себя пальцем в лоб.
— Тот, кто помог мне сюда проникнуть, запихал мне ее прямо в голову. Спроси про замок, что хочешь, все расскажу.
— Сколько башен на внутреннем крепостном валу? — с ходу спросил вор, похоже, заинтересовавшись ее предложением. Может, где-то с головой он и не дружил, но инстинкт самосохранения у него работал хорошо.
— Восемь, — отчеканила она. — Башня Скотных Ворот, Башня Святого Лукаса, Башня Скорпиона...
— Ладно, верю, — прервал ее Безликий. — Ну и каков твой план?
— Сначала сними меня отсюда и дай кость, потом покажу.
С гроба Ламию стащили не совсем ласково, но после рук Золтана прикосновения Безликого казались почти материнскими. Ламия одернула самодельную тунику и протянула руку. Еще пару секунд вор пристально глядел на нее, а потом подошел к ближайшему гробу и выломал у мертвеца ребро. Ламия предпочла бы что-нибудь поменьше и аккуратнее, но с вором решила не связываться. К тому же ей было до жути любопытно, как Крон станет грызть эту закаменелую кость.
Взяв ребро, она двинулась вдоль склепа, стуча костью по бархатным стенам. Вор наблюдал за ней, как за сумасшедшей, но память Крона ее не подвела.
— Здесь! — уверенно сказала Ламия и принялась срывать бархат со стены. — Да не стой истуканом, помоги.
За драпировкой оказалась небольшая затянутая паутиной дверца со старым замком и нехорошими знаками на притолоке.
— Это тайный ход отца Каэла, — кивнула Ламия, — ведет к алхимическим складам и Ремесленной Башне. Старик поклонялся Кормаку и, выжив из ума, повадился таскать трупы из фамильного склепа, чтобы сжигать их в честь Черного Колдуна как раз за Ремесленной Башней. Этот лаз — его рук дело. Когда Каэл, который к тому времени уже хозяйничал в замке, обнаружил проход, то велел его закрыть. Но, как уверяют мои источники, других ловушек, кроме магической охраны на замке, не поставил. У тебя отмычка есть? Я весь свой набор в лаборатории вместе с одеждой оставила.
На самом деле ей крупно повезло, что она встретила человека, умеющего ломать магические заклинания и просто вскрывать замки. Потому что иначе ей пришлось бы возвращаться к рыбам в озере. Однако Безликому это знать не стоило.
— Хорошо, — кивнул вор. — Но, когда выберемся, ты мне все расскажешь. Кто ты, откуда знаешь замок, а особенно — зачем сюда забралась. Не верю, что люди способны на такое безумство ради костей.
Ламия не питала иллюзий, что, когда они выберутся, кость останется при ней. Да и слова Безликого о том, что он умеет стрелять в женщин, запомнила хорошо.
— Договорились, — в свою очередь кивнула она. — Угостишь пивом, будет тебе веселая история. А сейчас нужно убираться отсюда. В лазе нет ловушек, но местами дед нарыл целый лабиринт, поэтому я пойду первой. Ну, а ты со своими мешками, смотри, не отставай.
Насчет лабиринта Ламия вора обманула. Ход разветвлялся только раз — одна ветка шла к Башне, другая к складам. Когда Ламия, еще лежа на крышке гроба, вспомнила о тайном проходе, то сразу поняла, что это ее единственный шанс к спасению. Ей нужно было как можно скорее встретиться с Кроном, потому что рисковать дальше, бродя по замку Каэла, она не собиралась. В конце концов, кем она была в его игре-заклинании? Всего лишь помощницей.
Дыра оказалась настоящей норой, какую роют крысы — только в увеличенном виде. Подпорки и крепи с трудом удерживали сползающую со всех сторон землю, но Ламия порадовалась, что ступать пришлось не по камням. После прибрежной гальки сточного озера и холодного мрамора склепа мягкая глина под ногами казалась нежным ковром. Сзади тяжело дышал Безликий, который нагрузился так, что едва поспевал. И куда только подевались летающая походка и грация движений. Ламия сама шла с трудом, чувствуя, как бархат, прикрывающий спину, начинает набухать кровью. Рана закровоточила, когда Безликий швырнул ее на гроб, но пока боль была тупой и незнакомой. Возможно, так болели очень плохие раны, и Ламия надеялась, что Крон знает не только, как лечить простуду.
Крон. При мысли о нем, вдруг открылось второе дыхание, и она не знала, что стало причиной — чувство мести, ненависть или просто желание скорее его увидеть. А еще Ламия с тоской и грустью поняла то, что уже было не изменить. Крон что-то сделал с ней, сотворил нечто неуловимое, словно добавил каплю яда в колодец. Глотнув такой воды, с первого раза не умрешь, но и прежним уже никогда не будешь.
Раньше Ламия и представить не могла, что сможет, если не убить, то хотя бы подвергнуть кого-то опасности. Сейчас же она с легкостью переступила через зияющий под ногами провал и, обернувшись к Безликому, закричала:
— Осторожно, сверху!
Вор задрал голову вверх, а Ламия отвела факел в сторону, загородив собой свет. Безликий ухнул в нору, пятясь от несуществующей опасности, застрял в ней сумками, которые висели у него за спиной и оказались шире лаза, но Ламия была рядом и ногой протолкнула воровскую поклажу вместе с привязанным к ней человеком через узкое место.
Вор кричал недолго. Крик вскоре заглох, и девушка, опустившись на колени, сунула в дыру факел, чтобы убедиться в том, что дело сделано, и ловкий Безликий не висит где-нибудь на стене. Запоздало она вспомнила о волшебном арбалете, который остался у вора, и, опасаясь получить болт в спину, принялась поспешно обсыпать края провала. Засыпать его весь не удалось. Услышал тяжелые вздохи и писки со стороны склепа, Ламия бросилась наутек, забыв про боль в спине и стоптанных пятках.
А вот Безликого она вряд ли когда-либо забудет.
Мысли Крона въелись в ее голову не только со схемой замка. Вор был препятствием, и его нужно было уничтожить. Провал под ногами, о котором она вспомнила уже внутри лаза, был следом от питомца старого Каэла — гигантского змея, который выползал через ту нору и сопровождал старика во время черных ритуалов. Крон считал, что змей давно мертв, но никто никогда не проверял, что стало со змеиным гнездом, откуда выползала тварь. Вероятно, эта честь теперь принадлежала Безликому при условии, что падение было мягким, и он выжил.
Когда Ламия выбралась к земляному валу, рядом с котором находились алхимические склады, по ее лицу текли слезы. Какое-то время она сидела в зарослях жасмина, мечтая отрастить глаза еще и на затылке, но снаружи замок выглядел таким же тихим и спокойным, как и до ее вторжения. Охрана — трое человек в черных сюртуках с арбалетами — прошла всего раз и вела себя так, словно это дежурный обход владений, а не поиск беглых преступников.
А еще из кустов отлично просматривалось единственное окно третьего алхимического склада. Ламия могла сколько угодно пялиться на него, но факт был в том, что рядом с ним никого не было. Ни Анонги, ни Крона. Она была одна в этом замке, зависшем над городом, и только что уничтожила единственного человека, который мог бы ей помочь. Наверное, так выглядела божья кара за грехи и преступления.
Просидев в кустах еще полчаса и не придумав ничего лучшего, Ламия медленно поползла к заветному окну, двигаясь по клумбам с пышно цветущими георгинами. Каэл Великолепный оказался любителем не только диковинных тварей, но и красивой природы, так как повсюду благоухали цветы и кустарники, составляя резкий контраст с тем, что хранили в себе стены замка. Только сейчас она взглянула на небо. Оно было голубым, правильным, а тяжелые клубы черного городского дыма стелились на уровне крепостных стен, смешиваясь с туманом и не в силах подняться выше.
До окна Ламия не добралась. В паре метров от башни земля под ее руками и коленями вдруг провалилась, и она смогла на себе испытать то, что почувствовал Безликий, падая в змеиную нору. Впрочем, Ламия летела недолго. Закрыв глаза от земляного крошева, она открыла их уже в кромешной тьме. Воздух резко стал сырым и вонючим, а падение закончилось на чем-то большом и мягком. Сообразив, что она приземлилась на человеческое тело, Ламия откатилась в сторону, заметив над головой светящиеся круги, похожие на те, что оставлял в лаборатории портал Каэла. Только она была не в лаборатории, а узкие замшелые стены, возвышающиеся по сторонам, принадлежали не замковым башням. Знакомое зловоние подсказало, что ее чудесным образом переместило в Тыквенный переулок.
Над городом висела тяжелая, безлунная ночь, но скудного отсвета из окон на верхних этажах хватило, чтобы Ламия увидела, на кого приземлилась. Посреди улицы, рядом со своим домом, лежал старый Анонга. Головы у него не было, а из груди торчали вывороченные ребра. Наверху распахнулось окно, и мимо пролетело содержимое ночного горшка. Света из распахнутых створок хватило, чтобы разглядеть труп угеритского колдуна в подробностях. Огромный живот Анонги придавил к вонючей мостовой того самого парня, который хотел попасть к ним на рыболовецкую баржу. Из глаза демона торчала какая-то палка. Еще несколько черных, покрытых копотью тел скрючились неподалеку. От них до сих пор несло гарью. Анонга продал свою старую жизнь отнюдь недешево.
— Паршивцы достали нас, — прохрипел Крон, выбираясь из мусорного ящика. — Напали, когда мы собирались перемещаться к замку. Анонга едва успел закинуть туда портал. Жаль, что ты использовала его, второй раз он уже не сработает. Видишь, и мои планы, бывают, срываются.
Ламия набрала в грудь воздуха, чтобы сказать Крону все, что думала и о его планах, и о нем самом, но лишь шумно выдохнула. Маг был жив. Наверное, сейчас это было главное. Наверное, понимал это и Анонга, защищая его ценой собственной жизни.
— Вы всех убили или кто-то ушел?
Вопрос был не праздный, так как Ламия понятия не имела, как станет защищать дряхлого Крона. Она сама была готова лечь рядом с Анонгой и приготовиться к смерти. Силы, которые подарил ей сладкий напиток Золтана, были на исходе.
— Никто не скрылся, — выдавил Крон, подползая к трупу старика. — Но это лишь вопрос времени. Придется искать нового колдуна, чтобы снова проникнуть к Каэлу. Или оставить его и поискать кости в другом месте? Что думаешь, Мия?
Крон впервые поинтересовался ее мнением, и Ламия не сразу нашлась с ответом. К тому же, ее мысли больше занимало то, что они будут делать в ближайшие минуты.
— Хорошо, что тебе удалось сбежать от Каэла, — прохрипел маг. — Пусть ты и испортила портал. Еще не все потеряно, раз у меня остался крылатый помощник.
Его пальцы нашли ее руку и слабо обхватили запястье. Наверное, это было выражением признательности по-кроновски. Сначала Ламия подумала, что он издевался, когда вспомнил о крыльях, но потом догадалась, что Крон не видел ее, ведь она сидела в темноте.
Ламия осторожно высвободила руку и вложила ему в пальцы ребро из гробницы Каэла.
— Не знаю, как ты будешь есть это, но второй раз в замок я не пойду, — сказала она. — Мне там не понравилось.
Девушка ожидала, что маг не поверит ей, и задумалась было над тем, как доказать, что кость взята из колдовского склепа, но едва пальцы Крона сжались вокруг ребра, как из его горла вырвался вздох облегчения.
— Первый шаг! — прохрипел он, а в следующую секунду Ламия едва успела отвернуться, потому что ее рассудок точно не выдержал бы такого зрелища. Крон широко открыл рот и принялся заглатывать ребро, даже не пытаясь его жевать. Он целиком проталкивал кость в горло, словно тот циркач, что глотает шпаги — однажды в детстве Ламия видела такого.
Мысль о том, что маг сошел с ума и сейчас медленно убивает себя, зародилась, но окрепнуть не успела. Потому что с Кроном определенно творились чудеса. Едва он закрыл рот, затолкав в себя конец кости, как его тело взлетело в воздух и принялось пропадать и исчезать, как будто бы Ламия смотрела на него, часто моргая. Воздух трещал и пах, словно перед грозой. А может, так оно и было, и над Хартумом, действительно, разыгралась гроза. Понять, что происходило там, над черным туманом, было сложно. Вот, в небе снова громыхнуло, и Крон "мигать" перестал.
Отняв пальцы от глаз, Ламия поняла, что по-настоящему поверила в заклинание мага только сейчас. Потому что перед ней лежал совсем другой Крон. Не тот властный черноглазый человек, которого она встретила в замке, но уже и не дряхлый старик, от одного вида которого веяло смертью и тленом. У мага отросли волосы, покрыв его голову черным ворохом с седыми прядями, подтянулась кожа на теле, появились зубы, исчез отвратительный запах. С земли на нее смотрел зрелый человек лет пятидесяти, который еще только приближался к порогу старости, но сохранял в себе достаточно сил и здоровья, чтобы считаться привлекательным.
— После каждого шага происходит регенерация, — сказал Крон и его голос звучал по-другому. Еще не как прежде, но уже без скрипучих ноток дремучей старости.
Он приподнялся на локтях и посмотрел на безголовое тело угеритского колдуна.
— Жаль старого Анонгу. Я почти полюбил этого жирного деда. Нам придется оставить его, но, если наша миссия закончится успешно, мы воздадим ему все почести.
У Ламии отчего-то застрял ком в горле. Ей тоже было жаль старика, но она ожидала, что первые слова Крона после преображения будут другими и хотя бы как-то относится к ней. Например, он мог не говорить, что полюбил ее за кость, которая вернула его к жизни, но "спасибо" было бы очень кстати. Или он до сих пор не забыл отрезанный палец, который не вырос, несмотря на "регенерацию"? Незнакомое слово резало слух, но его смысл она поняла.
Тем временем, Крон поднялся и с хрустом потянулся, оглядываясь вокруг.
— Как же хорошо, когда у тебя ничего не болит, — довольно произнес он и посмотрел на нее сверху вниз, так как Ламия все еще сидела на мостовой, не чувствуя в себе силы подняться.
— А где твои крылья, детка?
