Игра со смертью, или Приключения девочек-волшебниц

— Ярослава Степановна, я не Ксюша. Я Полина, — терпеливо, без удивления отозвалась блондинка. — И Мурзика вашего я давно домой забрала. Я вам ещё тогда говорила, что он не Мурзиком оказался, а Муркой.

Старушка говорила почти бессвязно, то и дело запинаясь и спрашивая о чём-то непонятном. Несложно было догадаться, что с возрастом у неё совсем плохо стало с памятью и рассудком. Рядом с кроватью и тумбочкой на полу лежали пустая тарелка и две кружки, одна из которых, видимо, была наполнена чаем или соком — теперь по клеёнке, постеленной поверх ковра, расплывалась целая лужа. Несмотря на приоткрытое окно, в комнате ощущался прелый запах гнили и разложения, исходивший, видимо, от кровати.

Чуть запоздало, но Чижова поняла, что старушку она уже видела в прошлом. Ещё пару лет назад она, выглядевшая тогда благообразной бабушкой, часто сидела здесь под окнами и с удовольствием возилась с окрестными детьми. Нике раньше не приходила в голову мысль узнать, что с ней. В конце концов, они ведь даже не общались ни разу.

Сейчас от прежнего облика не оставалось почти ничего. Лицо осунулось, сморщенная кожа свисала по сторонам щёк, глаза навыкате с лихорадочным блеском осматривали комнату.

— Ярослава Степановна, вам лучше лечь обратно, — сказала Полина. — Я ненадолго зашла, но вечером обязательно снова заскочу.

— Ксюша, а Мурзик? — требовательно прохрипела старушка. — Я же его покормить должна... Я же сегодня ещё не могла его покормить. И, Ксюша... — она попыталась говорить тихо, но Чижова всё равно расслышала, что Ярослава Степановна просилась в туалет. Сама она дойти, судя по всему, уже не могла.

— Ника, пожалуйста, помоги здесь убрать, — Полина показала на упавшую посуду и снова обратилась к пенсионерке. — Пойдёмте, Ярослава Степановна, хорошо. А Мурзика кормить не нужно, я же говорила вам...

Вероника подобрала тарелку, две кружки и ложки и, на секунду притормозив, отошла в коридор. Лишняя дверь, как она и предположила, вела на кухню. Помыв посуду, девушка вытерла клеёнку на полу стоявшей рядом шваброй.

Со стороны коридора по-прежнему доносились голоса Полины и Ярославы Степановны. Чижова неторопливо рассматривала комнату, размышляя над увиденным.

"Это о ней говорила Поля, когда утверждала, что и без всяких демонов людям приходится хуже, чем нам?" — Ника тоскливо вздохнула, рассматривая фотографии в застеклённом шкафу рядом с телевизором. На одной из них Ярослава была запечатлена с детьми — двумя мальчиками и девочкой, и, видимо, мужем. — "Жуткая судьба. По-настоящему жуткая. И Полина думала, что это мне поможет?"

На чёрно-белой фотографии было видно, что девочка, в отличие от матери, родилась светловолосой — в отца. Возможно, она и была той Ксюшей, именем которой старушка звала Полину.

Вероника перевела взгляд на другую фотографию. Там тоже была Ярослава Степановна, молодая, в военной форме, опиравшаяся на снайперскую винтовку. Рядом с ней стоял всё тот же мужчина в похожей форме, и он вскидывал к небу что-то вроде ручного пулемёта. Они счастливо улыбались, глядя в камеру. На заднем плане виднелся сгоревший броневик с немецкими крестами, табличка с надписью "Pillau" и руины каких-то зданий.

Девушка приоткрыла шкаф и достала фотокарточку. На обороте было коротко написано: "После штурма Пиллау. Двадцать восьмого апреля сорок пятого". До конца войны оставалось меньше двух недель...

Она потянулась поставить фото обратно и вздрогнула, заметив то, что ускользнуло при первом взгляде. Из открытого люка броневика свешивалось горелое человеческое тело — должно быть, немецкий солдат, не успевший выбраться. Улыбавшиеся с фотографии лица не обращали на него внимания, как на что-то привычное и безвредное.

Чижова вновь осмотрела фотографии, теперь подолгу задерживая на них взгляд. Среди множества изображений обыденной мирной жизни было только несколько фотокарточек с Ярославой в военной форме. Того мужчины на остальных таких фотографиях не нашлось.

"А ведь ей, наверное, пришлось в то время не лучше, чем нам", — с лёгким трепетом подумала Ника. Она бережно достала самую старую по виду фотографию. Истрёпанную, даже слегка подпаленную. На ней с невероятно серьёзным выражением лиц сидели подростки в школьной форме и с пионерскими галстуками. Две девушки напоминали Ярославу с предыдущей фотографии и выглядели, пожалуй, не старше самой Вероники.

"Девятый класс. 19 мая, 1941. Одесса", — было подписано сзади.

"Через что ей пришлось пройти?" — Чижова осторожно поставила фотокарточку обратно. — "Ей... И многим другим, наверное, действительно было тяжелее, чем нам — им никто не дал запасных жизней. Но она сумела. И... И — такая судьба? И такая старость — награда за всё, за все победы и поражения?"

Руки Вероники дрожали. Ей было страшно.

Розоволосая девушка жила, мало задумываясь о будущем. Посредственно училась в школе, смотрела аниме, читала книжки, общалась с подругами. Всегда, если в жизни случалось что-то неприятное, если приходили на ум страшные мысли или неуверенность в завтрашнем дне, её защищала привычка — отвлечься на что-то хорошее. Что-то из мира грёз, где не будет тоски и бед. Тем более её не беспокоила столь бесконечно далёкая вещь, как старость.

Однако у Ники появилась беда, от которой нельзя просто отстраниться. Она уже успела решить, что обязана убить девятерых демонов, завершить эту жестокую игру и узнать, возможно ли воскресить подруг. Эта перспектива продолжала страшить Чижову, но... Сейчас у неё появился другой вопрос — что дальше? Если они смогут победить и снова будут все живы, то что дальше?

"Конечно, совсем несвоевременный вопрос..." — мрачно подумала Вероника. — "Но... Ярослава Степановна прошла, наверное, гораздо более страшный путь — и что с ней стало? А что будет с нами? Ч-чёрт возьми! Почему в мире столько страданий и несправедливости?! Почему с этим ничего нельзя поделать?"

Полина, поддерживая под руку старушку, ввела её в комнату. Старая и больная пенсионерка, в которой не оставалось и следа от красивой темноволосой женщины с фотографий, судорожно цеплялась за добровольную помощницу. Наконец, со скрипом пружин она уселась на кровать.

— Спасибо, Ксю... Полина, — неразборчиво пробормотала пенсионерка, трясущейся рукой ухватила пульт от телевизора. — Что бы я без тебя делала...

Старушка рассмеялась сухим, кашляющим смехом.

— И зачем ты только ко мне ходишь... Время впустую тратишь, на старую развалину, — она с протяжным стоном приподняла ноги, распрямилась и улеглась на кровать. — Мне... Только Мурзика отдай кому, я же его всё равно...

Глядя в глаза Ярославы Степановны, полные горькой самоиронии, Ника ощутила уже не страх — ужас.

"Она ведь уже смирилась", — подумала Чижова, пока её подруга уверяла пенсионерку, что помогать ей совсем не сложно, да и Мурку она давно забрала. — "С немощью, с бессилием. Она ведь, наверное, уже даже и не живёт. Это же... Просто существование".

Тихая, домашняя девочка Ника неделю назад расплакалась бы и постаралась побыстрее забыть. Не думать. Не вспоминать. Может, она бы даже не выдержала и просто убежала в слезах.

Сейчас ей тоже было тяжело. Но, по крайней мере, Вероника не старалась игнорировать, что с человеком, живущим в соседнем доме, творится самый жуткий кошмар, какой она только могла представить. И нет в этом ничего необычного. Полина оказалась права — в жизни бывают вещи страшнее демонов.

— Я бы и не узнала, что она живёт здесь, если бы не случайность, — негромко сказала Горонович, распахнув дверь подъезда. — Чуть больше месяца назад я впервые встретила Ярославу Степановну. Она тогда лежала здесь, возле дома, и не могла подняться. Я довела её до квартиры, а потом мы и начали помогать ей всей семьёй... Она ведь уже и ходить сама не может. Месяц назад кое-как могла, держась за стену, но сейчас ей становится всё хуже.

Ника тоскливо молчала. Посещение старушки вовсе не добавило ей душевного спокойствия, на что, видимо, рассчитывала Полина.

— У неё в квартире отключено электричество — огромные долги, — продолжила блондинка. — По-моему, она просто уже года полтора забывала оплачивать, и хорошо, что отключили только этой весной. Мы, конечно, не заплатили, но я придумала протянуть удлинитель через окно. Газ, к счастью, пока есть. Вот теперь ежедневно по паре раз захожу, готовлю поесть, помогаю, чем могу... Продукты покупаю. Пропустила один раз — когда.... Сама понимаешь, когда что было. А родители теперь часто ругаются — папа говорит, что Ярослава Степановна всё равно уже умирает, и деньги, которые мы на неё тратим, всё равно ей не помогут, а мы и так небогато живём. А ей только последние дни скрасит.

Казалось, Полине просто хотелось выговориться. Её последние слова звучали для Чижовой неприятно, горько и невероятно цинично, но ведь в чём-то мнение отца подруги выглядело правдивым. Близкая смерть делала в каком-то смысле бесполезной любую помощь. Да и сама пенсионерка ведь высказалась в таком духе.

— Но ведь нельзя же так! Знать, что есть человек, нуждающийся в помощи, и не где-то далеко, а прямо здесь, всего на этаж ниже, знать — и не помочь, — Горонович только махнула рукой. — И мама со мной согласна. Хотя всё же сама редко помогает... Но у неё работа, это понятно...

"А когда-нибудь и мои родители станут такими же стариками", — с грустной насмешкой подумала Ника. — "А потом — и Полина, и я сама, конечно. А потом неизбежно угаснет в нас жизнь. Впрочем, какая разница — это ещё когда будет, лучше не вспоминать о таком..."

Вдруг Чижову пробила нервная дрожь. Она остановилась, и подруга прошла несколько шагов вперёд. Школьницы уже как раз подошли к безлюдному пустырю — привычному месту для тренировок.

"Смерть? Неизбежная?" — она наконец-то вспомнила. — "А кто обещал нам вечную жизнь и молодость? Котёнок мог солгать, но ведь воскрешения реальны! А значит, и это возможно!"

— Ника? — Горонович обернулась, удивлённо уставившись на замершую без движения фигуру. — Что такое?

"А ведь это переворачивает всё..." — отстранённо подумала Вероника. — "Если есть в мире кто-то, кто умеет воскрешать людей, знает секрет бессмертия и может изменить жизнь к лучшему, но не делает этого..."

То это значит, что в мире существует Зло.

Не злоба, ложь или жадность. Всего лишь безразличие. Всего лишь...

— Знаешь, Поль, я вот что подумала, — Чижова слабо улыбнулась. — Давай я в следующий раз тоже пойду с тобой к Ярославе Степановне. Вдвоём ведь быстрее со всем справимся.

Полина удивлённо расширила глаза.

— Отлично! — она с радостью кивнула. — Тогда вечером...

А спустя мгновение лицо блондинки буквально посерело. Ещё миг — и она уставилась за спину подруги с обречённой решимостью.

У Вероники не было сомнений в том, кого она увидит, повернувшись, под ветвями кустов бузины.

— А где ваша подруга? Что-то я её не вижу, — звонким голоском высказался трёхцветный котёнок. — Признавайтесь, где её потеряли?

— Она не с нами, — Чижова с неприязнью уставилась на котёнка.

— Ой-ой, — зверушка мотнула хвостом. — Кажется, мне не рады. А я-то хотел сообщить хорошую новость...

— Хорошую? — с насмешкой спросила Полина. — Мы все свободны?

— Нет, но у вас есть отличный шанс! — зелёные глазищи восторженно сверкнули. — Ближе к северу города установлен необычайно сильный магический барьер, не больше десяти минут назад. По первоначальным прикидкам, число демонов — от четырёх до шести штук...

Перед мысленным взором Ники появились шесть демонов, танцевавших безумную пляску смерти и медленно приближавшихся к двум "девочкам-волшебницам" — раз они так похожи на образы из аниме, как их ещё называть? Шесть таких же страшных уродливых чудовищ, какое атаковало их неделю назад.

А затем в чудовищ полетели бутылки с горючей жидкостью. Добивание обгорелых туш, и шесть жизней в копилку.

"Может, это и в самом деле хорошая новость".

Вероника рывком стянула рюкзак. Стремительными, но неуклюжими движениями она перебирала звякнувшие бутылки — восемь штук, топор, только ломика не хватало — его Чижова припрятала здесь же, на пустыре.

— Вооружены и готовы к бою? — котёнок весело хихикнул. — Неплохо, неплохо. Мне понадобится время, чтобы создать проход в пространственном барьере, по крайней мере, минут пятнадцать. Как раз успеете подойти. Я в вашем городе толком не ориентируюсь, но улицу Гагарина вы, наверное, найдёте?

Пятнадцать минут до боя. До новой встречи с кровавым ужасом. И нет возможности убежать, скрыться, спрятаться и забыть, как это делала Ника всю жизнь, сталкиваясь с бедами вроде Жеки Чумы.

— Д-да, — Чижова резко кивнула. Надевая лямки рюкзака, она чувствовала, как дрожали руки.

— Вот там и встретимся, только к вашей подруге заскочу для начала, — котёнок замер на одном месте, его окружило лимонно-жёлтое свечение. Последовало мельтешение сияющих жгутов, и маленькое тельце пропало.

На пустыре повисло напряжённое молчание.

— Идём, — стиснув зубы, бросила Вероника. Она подошла к кустам и вытащила лом.

"Блин. Страшно. По-настоящему страшно. Не убегать. Не убегать!" — подумала розоволосая, махнув на пробу ломиком. — "Мне есть за что сражаться. Только бы не струсить!"

— Грозно выглядишь, — Полина нервно хихикнула.

Глубоко вздохнув, Ника спрятала лом под курткой и быстрым шагом направилась обратно к улице. Больше всего она боялась, что, если сейчас чуть задержится, постарается отсрочить бой, то не сможет решиться снова. Поэтому Чижова спешила так, что подруге пришлось догонять её бегом.

Девушки молчали, собираясь с силами для смертельной битвы. Мимо пролетел мебельный магазин возле их двора, стандартный для большинства российских городов проспект Ленина, забитый машинами, и, наконец, улица Гагарина. Вероника пошла медленнее, поворачивая голову вправо-влево, чтобы не пропустить цель.

Анжела прибыла раньше них. Она сидела на грязном бордюре, одетая в тот же наряд, что и в прошлый бой — или уже успела совершить "перевоплощение". Её глаза слегка покраснели от слёз.

Ника не знала, чего сказать бывшей уже подруге. Пока они с Полиной неделю готовились к схватке, что делала Корецкая? Спросить её? Как-то даже язык не поворачивается, чтобы заговорить. Пусть Веронике самой было страшно до дрожи, до потери сознания, она всё же ещё не могла простить, что Анжела укрылась за их спинами и выжила, когда более смелые Оля и Кристина погибли.

— Где он? — первая спросила Полина. — Где котёнок?

Анжела зябко поёжилась и опустила голову ниже.

— Там, — тихим, чуть свистящим голосом сказала Корецкая, махнув в сторону нового микрорайона. Сразу же она сложила руки на груди и ухватила себя за плечи, словно стараясь казаться меньше.

— Ань, ты боишься? — блондинка подошла ближе к Анжеле. — Мы все боимся. Я тебя понимаю... И не виню.

— Как раз у тебя причин бояться меньше всех, — не сдержавшись, бросила Чижова. — У нас нет жизней, а у тебя осталось две, как-никак.

Корецкая резко вскочила.

— Две?! Ты... Да ты... — она прикрыла лицо руками и всхлипнула. — Одна...