Слез не было. Как, впрочем, и радости. Только странное чувство опустошения.
Сухие комья земли гулко бились о крышку гроба. Будто мертвец рвался наружу, до мяса сдирая ногти.
Ты умел красиво ухаживать. Помню твои серенады под балконом московской квартиры. На утро приходили злые соседи. А ты с улыбкой извинялся. Но на следующую ночь все повторялось вновь. Однажды алкаш Вася с третьего этажа запустил в тебя пустой бутылкой. Не попал.
Через сутки его нашли выпотрошенным на пустыре. Тогда я не придала значения этому совпадению. Зря.
Нашу свадьбу отмечали всем двором — шумно и дружно. А через месяц, когда ты возвращался из магазина с тяжелыми сумками, тебе на лестнице повстречался соседский мальчишка. Родители недавно подарили ему щенка. Тот подковылял на неуклюжих лапах к тебе, дружелюбно гавкнул и нечаянно обмочил штанину. Мальчуган начал извиняться, а ты пожал плечами, взял щенка за задние лапы и размозжил ему голову об угол.
Эта история наделала много шума. Родители мальчика обратились в милицию. Я обрадовалась, что теперь тебе не выкрутится. Ошибалась.
Через неделю пострадавшая семья забрала заявление и срочно съехала, невыгодно обменявшись на тесную двушку где-то на окраине. У главы семейства правая рука была неловко замотана в бинт. Говорят, в результате несчастного случая накануне он лишился трех пальцев.
Ты ни разу меня не ударил. Зачем? У тебя были игры позабавнее. Каждое мое неповиновение приводило к суровой каре. Помню, как однажды ты бросил меня в заснеженном лесу при тридцатиградусном морозе. Раздетую. Я час бежала босиком по колючему снегу. А потом ты заботливо отпаивал меня обжигающе горячим чаем с малиновым варением, опасаясь простуды.
Я сотни раз пыталась уйти. Сбегала в другие города. У родных, правда, не пряталась. Боялась за них.
Ты всегда меня находил. Каким-то шестым чувством отыскивал. И я безропотно возвращалась. Слишком велика была твоя власть надо мной. А потом еще и вымаливала на коленях прощение.
Ты просчитался в одном. Страх может стать таким сильным, что родит ненависть. А ненависть дает силы.
Боже, как я ненавидела тебя! Я даже не смерти тебе желала. Хуже. Я хотела, чтобы ты вечность страдал. Вечность умирал и возрождался, чтобы вновь погибнуть в страшных муках.
Я лелеяла свою ненависть, заботливо выращивала ее, словно заботилась о долгожданном ребенке. Кстати, помнишь мой аборт? Боялся, наверное, что с появлением в нашей семье нового человечка, мое внимание больше не будет безраздельно принадлежать тебе. А может быть, просто не хотел рисковать и играть с материнским инстинктом? Кто знает, на что бы я была способна, если бы ты поднял руку на мое дитя.
Как я ждала беременности! Ты сам высчитывал безопасные дни для секса, а я нагло врала тебе. Втихую тонкой иголкой прокалывала презервативы, приготовленные на всякий случай. Каждый месяц надеялась, а потом горько рыдала в туалете.
И вот. Сначала долгожданная задержка, потом две полосочки на тесте. Я не хотела говорить тебе. Знала, чем все закончится. Даже имитировала женское недомогание. Пустое. Ты говорил на удивление правильные слова. Не угрожал. Сначала. Потом, когда понял, что я непреклонна, подмешал в чай какую-то дрянь. Ты ведь всегда отлично разбирался в лекарствах.
Очнулась я уже в палате. Доктор долго меня утешал. Говорил, что так будет лучше, что я поступила в больницу с сильным жаром и бредом. Что такая высокая температура не могла не отразиться пагубно на ребенке. Я пыталась устроить скандал. Мне пригрозили психушкой. Я даже обрадовалась. Думала, что хоть в ней я избавлюсь от твоего неусыпного контроля. Ты быстро вправил мне мозги.
Наверное, именно тогда я впервые поняла, что хочу убить тебя.
Скажи, каково это — очнуться в полной темноте. Нельзя повернуться, вздохнуть полной грудью.
Не беспокойся, я не поскупилась на гроб. Не спрашивай, чего это мне стоило. Деньги ведь не главное в жизни. И сейчас, глядя, как тебя зарывают заживо, я счастлива.
А потом я приду домой, налью себе стакан самого дешевого пойла — чтобы напиться, до рвоты, до жуткого похмелья на утро. И постараюсь убедить себя, что шаги за порогом комнаты — галлюцинация, рожденная парами алкоголя. И стук в дверь — лишь отзвук пульса в ушах.
"Мы будем неразлучны", — твои слова. Но знаешь, я постараюсь найти в себе силы, чтобы не открыть дверь. Хотя, в твоем гробу хватит места на двоих.
