"Попаданцы" в стране царя Петра

Город в опасности, словно мантру настойчиво вдалбливал в головы митингующих человек в кузове. Соловьев член партии жуликов и воров и сейчас грабит народ, а после Переноса его никто по-новому не выбирал, поэтому он не имеет права руководить городом. И если мы не выгоним его он погубит и город и нас всех. Вместе мы сила! Так победим! Людское море вспыхнуло, на площади заштормило. Толпа под руководством нового оратора вновь начала громко и дружно скандировать:

— Соловей — разбойник — уходи!

— Уходи, уходи, уходи, — тревожно отозвалось эхо, новые стаи голубей взлетели в чистое, безоблачное небо и закружились над переполненной площадью.

Федор Владиславович внезапно почувствовал себя страшно одиноким. Жаль, что нельзя подписать под переворот военных или ментов, не пришлось бы ломать комедию с народными протестами. Отношения с военными уволенного с позором в звании капитана Романова не сложились, многих из силовиков он подставлял перед начальством, а память у людей в погонах хорошая. С милиционерами отношения тоже не сложились. Скользкого как налим Романова, не чуравшегося в девяностые откровенного криминала, они на дух не переносили, но считались с ним, как с одним из крупнейших предпринимателей города.

Дверь администрации распахнулась, на оцепленный гвардейцами тротуар в сопровождении телохранителя вышел глава города. Вначале протестующие не заметили мэра. Лишь когда усиленный громкоговорителями хорошо узнаваемый голос Соловьева раздался над площадью, толпа замерла. Первым опомнился оратор в кузове автомобиля.

— Бей тирана! — истошно заорал он в мегафон, откликаясь, толпа остервенело, подобно грозовому морю, взревела. В мэра, национальных гвардейцев частым градом полетели предусмотрительно прихваченные демонстрантами тухлые яйца, камни, все что попалось под руку. Телохранитель выскочил вперед, но недостаточно проворно, желто-склизкие пятна успели расплыться на белоснежно-белой рубашке и лице градоначальника. Мелькнуло растерянное лицо Соловьева. Прикрывая собственным телом градоначальника, телохранитель затащил его в дверь, в нее немедленно застучал град увесистых камней. Словно приливная волна грозно и неумолимо накатывающаяся на обреченный берег, демонстранты ринулись на тонкую цепочку оцепления и в один миг прорвали ее, разбросав гвардейцев, словно мелкие брызги по сторонам. Дверь толи не закрыли, толи штурмующие сумели с ходу ее выбить, но уже через десяток секунд разгневанная толпа ворвалась внутрь здания. Через минуту оттуда часто забухали звуки выстрелов.

С торжествующей улыбкой Романов ударил кулаком в раскрытую ладонь. Пипец тебе Соловьев, самодовольно подумал он, продолжая прищуренными глазами наблюдать за бушующим на площади людским морем.

— Внимание! Ваша демонстрация незаконна, — донесся от входа на площадь усиленный мегафоном голос, — Немедленно разойдитесь и прекратите нарушать общественный порядок! В противном случае мы будем вынуждены преминить силу. Повторяю, немедленно разойдитесь!

Из открытых дверей автобусов непрерывно вываливались полицейские в черных шлемах, с большими, блестящими на солнце металлическими щитами и резиновыми дубинками в руках. Пробегая мимо стоявшего с мегафоном полицейского чина, они торопливо выстраивалась в длинную и тонкую шеренгу. Короткая линия солдат — контрактников с автоматами в руках, встала позади них. Обе пожарные машины подъехали к границе площади, из открытого люка за кабиной, показались одетые в боевую одежду бойцы, короткие лафетные стволы в их руках угрожающе зашевелились, обещая холодный душ излишне разгоряченной толпе.

Все-таки решились прийти на помощь Соловьеву, Романов почувствовал, как у него похолодели ноги, а спина покрылась противным, липким потом. Это крах надежд на захват власти. Слишком резким оказался переход от победного торжества к сокрушительному поражению. Всё кончено, перед глазами замаячило лицо Равиля с ехидной улыбкой, он словно говорил, ну что получил власть? На секунду мысли в голове исчезли, как-будто там осталась только вата. Он до боли сцепил зубы.

Толпа по-разному прореагировала на действия силовиков. Большая часть буйных успела исчезнуть в здании администрации. Оставшиеся на площади, более вменяемые, затихли, многие начали поспешно пробираться к выходу, не желая связываться с решительно настроенными силовиками.

— Долой, — дал петуха стоявший на кузове машины оратор, — мэра в отставку!

— Долой, — отозвалась толпа, но уже не так дружно, как до этого.

Несколько камней по большой дуге полетели в направлении тонкой шеренги полицейских. Большая часть из них, не долетев пары метров, безвредно упала на асфальт, лишь несколько с металлическим грохотов врезалась в вовремя подставленные щиты. Это стало последней каплей.

Полицейские, по неслышной команде дружно ударили дубинками по металлическим щитам, одновременно шагнули на испуганно отшатнувшуюся толпу. Первые, тяжелые струи с пожарных машин с размаху вонзились в плотную массу людей, растворяя и размывая ее, как горячая вода размывает кусок сахара Первые демонстранты, беспомощно покатились по асфальту, сбитые с ног тяжелыми струями из брандспойтов. Строй полицейских с резиновыми дубинами и стальными щитами бьют по чему попало, сметая мятежников. Большая часть толпы с криком ринулась на второй выход, стоявшие там полицейские не препятствовали людям или кинулись в переулки между домов, окружавших площадь. Только малая часть слишком злых или глупых попыталась оказать сопротивление.

Звуки стрельбы в здании администрации прекратились, с тем или иным результатом бой внутри закончился. А на площади шел настоящий бой, достойный кисти великого баталиста Верещагина — 'Апофеоз войны'. Каменно-крепкие струи воды, сбивающей с ног даже крепких мужчин, битые стекла бутылок на асфальте, окровавленные лица. Давка, какофония криков, сочные звуки ударов резины по мясу. Мат и кровь и вылетающие зубы. Оратор, стоявший в кузове машины, исчез. Запоздалые крики в мегафон 'Прекратить или применим силу!'. Вот мужик с железной палкой в руке с утробным криком, какие испускают мясники при рубке туши, бьет полицейского по голове, дубина отскакивает от вовремя подставленного щита, в ответ получает 'демократизатором' по плечу, падает вниз, вот бестолково мечущаяся девица с криком налетает на полицейского, от толчка щитом навстречу ее отбрасывает назад, она с окровавленным лицом пропадает в толпе. Вот кирпич врезается в закрытое забрало шлема, боец падает как подрубленный, стена щитов смыкается над провалом, шеренга неумолимо продвигается вперед.

Кусая тонкие губы, Романов неотрывно смотрел на разворачивающуюся перед ним картину никогда не виданного в городе события — разгона демонстрации. Слишком нежные и не способные держать удар среди бизнесменов вымерли еще в девяностые. Он успокоился и начал привычно прикидывать как перевернуть ситуацию в собственную пользу. Еще немного и шеренга полицейских, за ней неторопливо передвигались пожарные машины и шли вооруженные солдаты — контрактники, достигнет противоположного края площади. Огонек недокуренной сигареты метеором вылетел из салона автомобиля на асфальт. Романов торопливо вытащил телефон, найдя знакомый номер, нажал кнопку, поднял мобилу к уху.

— Это я, узнал? — спросил он невидимого абонента, — как он?

Последовала короткая пауза, потом раздался изумленный возглас, и следом растерянный голос Романова: — Жив?!

После короткой паузы, он произнес хриплым от волнения голосом:

— До связи, — и положил трубку.

Романов с размаху ударил кулаком в раскрытую ладонь:

— Черт! Он выжил, выжил! — вслух, вновь и вновь восклицал он, горящими от адреналина глазами рассматривая последствия разгона демонстрации. На покрытой лужами площади, под палящим солнцем слабо шевелились окровавленные демонстранты, на асфальте валяются обрывки одежды, осколки стекла, камни, а посреди площади одинокий грузовик, с которого выступали ораторы. Из здания администрации национальные гвардейцы выволакивают первых арестованных мятежников, а шеренга полицейских по команде поворачивает назад. Пора сматываться, но еще не вечер! — мелькнула у Романова мысль, — Не получилось так, получится по-другому! Но дома лучше не появляться, а то загребут. Почти беззвучно автомобиль завелся и сдал задом, выезжая на улицу Приречную.

Это же время, но несколькими сотнями километров северо-восточнее, в родовой резиденции Строгановых в Орел — городке. Старший приказчик Пахомов запалено дыша, пронесся по безлюдным, сумрачным переходам. Торопливо поднялся наверх, на второй этаж по скрипучей, неистребимо пахнущей мышами, деревянной лестнице. У низенькой дверцы он остановился, переводя дух, хозяйский зов застал его далеко от резиденции Строгановых, на пристани, так что сюда пришлось бежать. Ждать старший хозяин не любил, едва отдышавшись, Пахомов осторожно постучался. Дверь открыл сам старший Строганов — Григорий Дмитриевич. Пристально, без улыбки оглядев, молча кивнул — заходи, посторонившись, ввел гостя в жаркую спаленку с одним слюдяным окошком, едва пропускавшим туманный свет. Пышная кровать расстелена, но на ней еще никто не лежал, по углам сундуки, лавки, в красном углу перед иконами горят лампады. Оттуда лики святых, сложив пальцы символом истинной веры — двуперстием, кротко смотрят в полутьму спаленки, на живых. Вид у Строганова болезненный и неприветливый — нос заострился, седая борода лопатой, глаза маленькие, но живые и проницательные. В лице нечто напоминающее одновременно и лису и волка.

Торопливо обмахнувшись крестом на красный угол, приказчик остановился посреди небольшого помещения. Повернувшись к старшему хозяину, усердно поклонился сверкнув обширной лысиной, обрамленной вокруг остатками волос.

— Звал, батюшка? — спросил он, с затаенной тревогой зыркая на Григория Дмитриевича. К себе в спаленку старший Строганов вызывал редко. Если вместо традиционного московского послеобеденного сна он позвал к себе, это означало что предстоит важный разговор по делам тайным, боящимся огласки.

— Звал, звал, — ворчливым голосом произнес хозяин и опустился на стоявшую у стены покрытую ковром скамью.

— Ох грехи мои тяжкие, — охнул он и принялся массировать занывшие колени и тут-же обмахнул себя крестом, бросив опасливый взгляд на древние, почерневшие иконы. Даже дорогой немецкий дохтур, ежедневно пользующий старшего Строганова мало помогал в лечении болезни ноющих суставов.

Пользовать — книжн., устар. лечить

— Что опять колени ноют, батюшка? А как же немец — дохтур? Что не помогает?

Строганов криво ухмыльнулся и с досадой махнул рукой:

— Да что там тот немец, от старости лечить кто сумеет? То только господь наш Вседержатель может, — он опять обмахнулся крестом, — а смертным сие сделать, — Строганов поднял палец к потолку и продолжил наставительно, — невозможно!

— Истинно, истинно, — как китайский болванчик закивал головой старший приказчик.

— Ладно, про колени мои будем потом разговорить, — взгляд хозяина стал настороженным и строгим, — что с подготовкой торгового каравана к гостям нашим незваным, прилетевшим к нам на летучем корабле?

— Так, все готово, батюшка, — развел руками приказчик, — ладьи товаром добрым нагружены, людишки собраны, завтра, как ты велел отправимся.

— То хорошо, — задумчиво произнес Григорий Дмитриевич, — будет тебе еще урок. Приплывете на торг в город пришельцев, примечай там все. Чем вооружены стрельцы их? Довольно ли припасов в войсках? Не терпят ли какой нужды? Велико ли войско и много ли у них летучих кораблей и скорострельных пищалей? Я все должен знать.

Урок — Устар. работа, заданная на определенный срок.

Приказчик непроизвольно моргнул и потеребил куцую бороденку:

— Не изволь беспокоиться, Григорий Дмитриевич, все вызнаю, все узнаю.

Строганов строго посмотрел на приказчика. Тот уже не раз выполнял для хозяина 'деликатные' задания, но лишний раз построжить подчиненного по мнению Григория Дмитриевича, будет ему лишь на пользу. Город изрядно заинтересовал Строганова. Купеческий род его был богатейшим, пожалуй, лишь царский превосходил именитых купчин по накопленным богатствам. Все было, и собственные крепости и, наемное войско, не раз приходившее при нужде на помощь царским воеводам, вот только власть купцов ограничивалась Камой — рекой и уральскими владениями. А чем Строгановы хуже царей — никониан, предавших древнее благочестие? Чем хуже Строгановы, ведущие происхождение от татарских ханов выскочек, родом из Пруссии? Вот и надо поглядеть что там у пришельцев, может хватит злата — серебра подкупить лучших людей города, чтобы крикнули себе в правители Строгановых, а если не получиться добром, то и дружины изрядные найдутся уговорить непонятливых...

Согласно родовому преданию, предки Романовых выехали на Русь 'из Пруссии' в начале XIV века.

— Все примечай, есть ли в городе недовольные, что хотят? Много ли искусных мастеров, как они хвастаются и как там относятся к истинной вере? Много ли никониан? Согласны ли принять к себе и защитить от гонений приверженцев истинной веры?

— Все исполню в наилучшем виде, не извольте беспокоиться! — поклонился приказчик.

— Иди, — слабым движением руки Строганов отправил подчиненного прочь, мечтательная улыбка промелькнула по губам. Если явил Господь чудо, перенеся город из другого мира в наш, то, может оно и к добру. Поможет воцарению на русском престоле государей истинной, древней веры!

В ходе мятежа пострадало шестеро сотрудников национальной гвардии, погибло трое мятежников, тридцать восемь гражданских обратились за медицинской помощью. Город, подавленный и капитально шокированный произошедшими на площади кровавыми событиями, затих, притаился, словно пойманная мышь под веником. Редкий прохожий рисковал выскочить на улицу и то по большой нужде, лишь патрульные автомобили полиции до глубокой ночи с пронзительным воем сирен мчались по затаившимся городским улицам. Арестовали всех заговорщиков, за исключением бывшего приятеля мэра — татарина Равиля. После неудачного для Романова заседания Собрания депутатов, он вовремя сориентировался и рассказал градоначальнику о заговоре, сдав подельников. Каких-либо карательных мер к нему, следствие по ходатайству мэра предпринимать не стало. Испуганным и подавленным задержанным в прокуратуре предъявили обвинение по тяжкой статье 279. Уголовного кодекса — вооруженный мятеж, за что им как минимум грозил весьма большой срок. Лишь одного предводителя неудавшегося переворота — Романова так и не задержали, под вечер полицейские обнаружили его автомобиль, брошенный на окраинной улице у реки. Прохожие видели его, выходящим из машины, но дальнейший путь главаря мятежа терялся во мраке. Пущенная по следам собака довела полицейских до реки, но на пляже потеряла его, поэтому полиция с ФСБ в поисках главаря мятежа продолжали переворачивать город.

К вечеру площадь, спешно очищенная от мусора работниками ЖКХ, сверкала словно новенькая. Лишь подсыхающие лужи, оставшиеся после работы пожарных машин, вместе с блестящими в закатных лучах солнца свежевставленными стеклами в здании администрации, да смешенный караул вооруженных автоматами гвардейцев и полицейских у входа в администрацию, напоминали о произошедшей днем попытке вооруженного мятежа. Гораздо позже обычного, в десять вечера, машина градоначальника в сопровождении патрульного автомобиля полиции выехала со двора администрации и направилась домой.