День, когда с Санни слетело слово служить "Ястребам", запомнила вся Слободка, хоть и не знала истинных причин. Свобода от всех навешанных долгов ударила магу в голову, он двое суток не просыхал сам и поил каждого встречного. Разумеется, что самыми первыми встречными были "Валькирии", но и в барах он успел отметиться, угощая всех, кого знал и не знал. Фразочка на пяти языках: "Ты меня уважаешь?!" — в те дни стала его визитной карточкой. Даже если кто-то думал иначе, отказать ему в лицо смелости хватило только у двоих местных, которых неведомо каким ветром занесло в грозивший взорваться от алкогольных паров кабак.
Грустными на этом празднике жизни ходили только мы с Зиной — маг столько раз повторял, как ему за семь лет здесь осточертело, что мы с ней реально опасались, что он сорвется домой едва-едва проспавшись. Я же еще, помимо прочего, вынужден был контролировать побратима: пьян он был до изумления, и что мог колдануть в таком состоянии — лучше не думать. А смотреть два дня трезвым на чужой разгул удовольствия мало.
— Пить, полцарства за воду... — прохрипел Санни на третье утро со своей кровати. Тащить его накануне в Зинкину комнату я посчитал излишним: если действительно сразу уедет, пусть хоть подруга вспоминает его человеком, а не проспиртованным животным.
— Держи! — идти за минералкой было лень, но холодненький лимонад должен был сойти не хуже.
— Брат, спаситель!!!
Выхлестав почти весь кувшин, он, шатаясь, стал приводить себя в порядок.
— А ты чего такой насупленный? Не рад за меня? — после умывания вода капала с волос, на щеке и подбородке остались разводы от зубной пасты, побриться бы тоже не мешало. Найдя полотенце, маг стал размазывать белый след по щетине.
— Рад, конечно! — фальшиво улыбаясь, откликнулся я.
— Э-э-э, брат! Сдается мне, радость твоя с душком, — покончив с гигиеническими процедурами, он сел рядом и приобнял за плечи, изрядно встряхнув заодно, — Что, думаешь, так и уеду?
— А нет? — спросил, старательно придавая голосу безразличие.
— Во-первых, пару контрактов напоследок еще возьму, меня уже ждут. Королевские части вместе с нашими сейчас мятежников в хвост и в гриву гоняют, а я специально подгадывал со сроками, чтобы освободиться от ярма. Там такие суммы, что пятьдесят процентов отстегивать в казну несуществующего отряда слишком жирно. Пусть наследники теперь сами крутятся: хотят — возрождают "Ястребов", хотят — банкротят окончательно. Меня это больше не касается, я свои обязательства выполнил полностью. А во-вторых, слово у меня не только на отработку у "Ястребов" висело, других ограничений тоже хватало, в том числе и на заведомо преступную деятельность.
— А ты что?.. — ошеломленно отодвинулся от брата, пытаясь понять, шутит он или нет? Как-то с трудом верилось, что вечно правильный Санни до сих пор только обетом сдерживался, а теперь, сверкая пятками, рванет на большую дорогу грабить караваны. Но может я что-то не знаю?
— Документы тебе выправить, болван! — щелкнул он меня по носу, — Чтобы ты тоже мог со мной уехать! А ты что подумал?
— Да? — я уже с восторгом смотрел на наемника.
— Балда! — срифмовал Санни и снова отвесил щелбан, — Это со мной и с инвалидами ястребовскими просто было — мы все законно сюда въезжали, я после пожара обратился в посольство, там и восстановил всё. А с тобой, ни разу не пересекавшим границу, либо через неофициальные каналы, либо так. Но зеленый коридор и режим полного благоприятствования сейчас только у двух отрядов остался, правила последнее время здорово ужесточили, а я к ним обращаться не хочу. Оба они под армейской разведкой ходят, там каждый второй стучит, так что предпочту обойтись без них. Тем более, что человечка, рисующего паспорта лучше настоящих, я давно знаю, он мне малость должен, никуда не денется — поможет. Не мог просто раньше — слово давило.
— А он что, и русский сможет?
— Зачем? Сделает или подберет местный, со своей внешностью ты легко выедешь по нему. Если пересадок не делать, то точно сойдет, а дома уже свои документы предъявлять станешь.
— Санни, ты!.. — слова едва выговаривались — в горле перехватывало, а вид перед глазами стал подозрительно нечетким.
— Братишка! Кабан! Пустынный Ужас своих не бросает! — Он от души засветил мне меж лопаток. — Погостишь у меня, познакомишься с моими родными! Я им уже о тебе отписал, все давно ждут. У меня сестры, знаешь, какие классные! Я их последний раз три года назад видел, когда в отпуске был! Соскучился!.. А места у нас... Эх! Красота!
— Санни, спасибо! — перестало иметь значение всё: и мои вчерашние обиды на загулявшего брата, и перегар, плохо замаскированный запахом зубной пасты, и опухшее с перепоя лицо, краше Санни я в тот момент человека не знал!
— Завтра я ухожу на три недели, — брат встал с моего лежака, потянулся и озвучил программу на ближайшее время, — Вернусь — съездим на побережье, сделаем тебе паспорт, заодно отдохнем и искупаемся — давненько я на море не был! Потом еще один или два заказа — как получится, думаю, всё же два, если выгорит. И, прости-прощай, пустыня, здравствуй, родина! Так что, подбирай неспешно дела, сворачивай свою рунную лавочку. Ориентируйся на два, максимум три месяца.
— А... а Зина? — рискнул я спросить.
— А Зина, брат, — от его хорошего настроения не осталось следа, — А Зина остается. Я звал, — зачем-то стал он виновато передо мной оправдываться, — Она не хочет. Уперлась, как не знаю кто. Может быть... может так и надо: сразу и насовсем, а не рубить хвост по кусочкам... Ладно! Не бери в голову! План действий понял?
— Понял! Пасту только с бороды смой, а то враги с перепугу раньше разбегаться начнут! И это, полцарства должен остался!
От сердца отлегло — не то слово. Но нашел довольно забавным, что мы многое друг о друге знали, сдружились, сроднились, но до сих пор, следуя неписаному кодексу наемников, даже меж собой скрытничали на предмет самого главного. Сообщать хоть кому свои личные данные, а уж тем более, где живет семья, считалось плохой приметой. Истоки суеверия даже искать не надо — мало ли кто захочет отомстить, случались, прецеденты. Вот и Санни, приглашая в гости, ни словом не обмолвился ни об именах сестер, ни о собственной фамилии, ни даже куда мы в конечном итоге направимся.
Про себя я решил, что раз не выбрал момент поговорить, то и сейчас не стоит, ждал вопрос год с лишним, подождет еще пару месяцев. Почему не поговорил за целый год? Как ни странно, но не так уж часто мы с Санни наедине оставались, все время кто-то крутился рядом, да и у стен есть уши, здесь вообще каким-то образом любой секрет достоянием гласности за полдня становился. И если брату я верил, то давать хотя бы намеки другим? Я хорошо относился к валькириям, вот только сумма на кону стояла слишком соблазнительная, получив такую, легко можно было долгое время жить припеваючи. С зачитанной до дыр прессой с большой земли, хоть и в числе последних, но ознакомиться изредка удавалось, и о неослабевающем интересе "опекуна" к своей судьбе я был в курсе. Так же, как и о размере вознаграждения. В последнем попавшемся на глаза выпуске за представление моей живой тушки под ясные очи "родных и близких" предлагалось уже примерно полпроцента от отцовского состояния. Узнать меня по нечеткой газетной картинке казалось маловероятным, все же пересъемка с общей выпускной фотографии плюс само качество печати оставляли желать лучшего, к тому же снимок был отретуширован и вместе с прыщами замазали главную примету — родинку с щеки. Но не невозможным. Просто никому в голову не приходило сравнить примелькавшегося всем обветренного Кабана с напечатанным зализанным мальчиком в цивильном костюме. А я был главным заинтересованным лицом, чтобы так оно и оставалось.
Два-три месяца, казалось бы, долгий срок, но чемоданное настроение охватило меня с самого разговора. Пользуясь затишьем в Слободке — замес с повстанцами где-то на юге страны случился эпический, и почти все наемники перекочевали туда — вдумчиво разобрал скопившееся барахло, отсортировав на нужное и ненужное. Вроде не скопидом, но выходило, что приехав сюда налегке, уезжать буду с внушительной сумкой: ту же куфию и кое-что из местных шмоток решил оставить на память как сувенир, подарить или выкинуть не поднялась рука. "Звезду" Санни предлагал продать перед отъездом, покупатели на нее регулярно находились, но я по-прежнему не хотел расставаться с отцовским подарком, и Христ, помухлевав с бумагами, помогла оформить байк официально на мага, чтобы не поймать проблем с таможней. В обещании брата вернуть при первой же возможности я не сомневался. Так что в общем итоге багаж выходил нескромный.
Вести с полей сражений приходили разные: то "мы" их, то они "нас". Пустынный Ужас опять отличился, в одиночку сровняв с землей одну из крепостей мятежников. По словам очевидцев: два часа подготовки, кровь носом и обморок от перенапряга, зато была крепость и нету! Хороший у меня побратим, добрый. Пока что маг там же и остался разбирать завал, по слухам в древней цитадели хранилась львиная доля казны одного из восставших принцев. Если Санни еще и процент от сокровищ полагается, то вполне понимаю его желание дождаться окончания контракта с "Ястребами", чтобы ни с кем не делиться. Мелькнувшую зависть задавил усилием воли — всё же я в перспективе был очень богатеньким мальчиком, да и позавидовал по большому счету не привалившему богатству, а приключениям и недостижимому уровню владения магией.
Чтобы не суетиться в последний момент, озаботился прощальными подарками всем знакомым. Христ, Мадлен, Мальва, Зайка, Зина, Марина-Ками, Незабудка... внезапно оказалось, что список из хороших людей, которые так или иначе помогли, и к которым испытывал теплые чувства, занял целую страницу. А я, хоть и Кабан, но не свинья. Мадлен (которая, как я уже признавался, меня почти усыновила) отойдут все закупленные за год инструменты, а среди них хватало вполне себе дорогих. Ей же оставлял несколько наработок, с которыми она могла справиться. Для Христ и еще нескольких наемниц соорудил обереги. Гораздо проще отцовских — до его уровня мне еще расти и расти, да и оборудования подходящего для столь тонкой работы у меня не было, но одну-две пули от головы и груди заготовленные подвески отклонить должны, хочется верить, что этого будет достаточно. Остальным девчонкам наделал водных колец. Тоже не шедевры, но мне всё-таки семнадцать лет, а не восемьдесят.
Вся жизнь вошла в режим ожидания, и на фоне этих чувств совершенно скомканно пролетела поездка в Джедду, где жил спец по фальшивкам. К сожалению Василия поджимало время, обещанный отдых с купанием ужались в полдня, зато потертый паспорт на имя (?), утяжелил мой карман. По-арабски я, обжегшись на визите в столицу, говорил уже вполне сносно, а акцент можно было списать на местячковый диалект — местом рождения по новым документам было выбрано какое-то отдаленное и изолированное село.
Ворвавшаяся в комнату Мадлен споткнулась о заготовленную сумку, выругалась и сходу заявила:
— Срочно собирайся!
— Куда?
— Ты идешь с девчонками!
Совсем недавно прошел рамадан, приближалось время Зуль-хиджа — месяца хаджа, когда расписание отряда целиком и полностью перестраивалось на охрану паломниц. В Мекку допускали исключительно мусульман, но поди еще доберись до самой святыни! А местные правила строго оговаривали, что женщина может пуститься в путь только безопасно. При том, насколько почитаемым деянием являлся хадж в исламской среде, многие вдовы, особенно пожилые, несмотря на неспокойное время, сбивались в караваны и нанимали валькирий для охраны. Сегодня часть отряда собиралась отъехать в (?), где была назначена точка встречи. Не сказать, чтобы постоянно отслеживал перемещения наших "квартирных хозяек", но в этот поход отправлялась Незабудка, с которой я безнадежно пытался помириться уже долгое время. О случившейся ночи с Фирузой не сожалел, ощущения после нее — словно снова перестал быть девственником, но при виде прекрасной и теперь недоступной Незабудки сердце все еще ныло: "Эй, парень, а эту кралю ты потерял!"
— Кабаненок, золотце, очень тебя прошу: все вопросы по ходу, у нас в лучшем случае минуты! Это просто чудо, что Мальва, кошелка драная, с утра со скандалом в отказ пошла. Все давно решено, аванс получен, а она уперлась и ни в какую! Предчувствие, говорит, плохое, у всех маска смерти! Мы еще все удивлялись: рехнулась что ли на старости лет? А получается, что она своей бучей как на заказ до тебя отъезд задержала! Точно ведьмы в роду были, хоть и отпирается! — бормоча всю эту чушь, Мадлен суетливо выкидывала из сумки вещи, пока не добралась до отложенного в качестве памятного сувенира костюма наемника. — Одевайся! Машины уже заводят!
— Мадлен, а если по нормальному? — тревога наемницы меня заразила, да и не из тех она была людей, чтобы поднимать панику на ровном месте, поэтому сразу же начал, не стесняясь, переоблачаться, пока она спихивала разбросанные вещи обратно, — Хотелось бы конкретики.
— Ищут тебя, поросенок! Не знаю, что ты там натворил, но ищут военные. Один, говорят, по Слободке уже кружил неделю назад, вроде как отдыхал, сам же заешь, посидеть-выпить нормально только у нас можно. К девкам нашим тогда клеился, в общем, обычный солдафон в увольнении, наезжают периодически, тогда и внимания на него не обратили. А оно вон оно как! Куфию не наматывай! — скомандовала Мадлен, когда я взялся за платок, — Понеслись!
Она дала мне секунду оглядеться — все ли собрано, а потом схватила за локоть и потащила в ангар, продолжая тараторить на бегу:
— Капитанчик этот теперь с какими-то бумагами к Христ заявился. Расселся, как у себя дома, хвост распушил! Тьфу, тварь! Терпеть таких не могу! Знает, гаденыш, что наша лицензия от них не в последнюю очередь зависит, вот и пользуется властью! Христ отсемафорила убрать тебя с глаз долой. Ты извини, но ей жестами только самый минимум передать удалось "мальчик, опасность, убрать". Вроде бы так, я-то сама не видела, это Зайка прискакала вся взъерошенная. Поросенок, ты не обижайся, нам с армейцами ссориться не с руки, но и тебя в обиду давать не хочется! Родной ты нам стал!
Крепкими руками она притянула меня за плечи к себе, троекратно поцеловала и перекрестила, пока ожидавшие у машин наемницы лихо паковали меня в чадру.
— На обратном пути свяжетесь, передадим, что у нас творится! — Незабудка, оказавшаяся почему-то старшей в караване, сухо кивнула, — С богом, девоньки!
— Пока, Мадлен!
Нелепый маскарад оказался бесполезен — у ворот на выезде стоял Маньяк. Похудевший, обветренный, с выцветшими бровями, но в целом он за год изменился не сильно, да и рожу его я регулярно вспоминал, так что ошибиться не мог. На несколько секунд наши глаза встретились, и по мелькнувшей в глазах искре стало ясно, что танкист помнит меня не менее хорошо. Неудивительно, он и тогда, в придорожной кафешке, меня спустя три года после случайной встречи узнал, бывает же такая память на лица!
Сразу же кричать "держи его!" старший сержант почему-то не стал. Вместо этого он с демонстративно деловитым видом прошелся вдоль вереницы транспорта, заглянул в багажники и салоны, попросил приподнять кучу сумок в одном из багги. Затем все так же нарочито внимательно стал вглядываться в лица наемниц. Когда очередь дошла до меня, еле слышно шепнул: "Тебе идет!" и отправился дальше. Только чудовищным усилием воли я удержал на лице такую же как у остальных валькирий равнодушную маску.
— Чисто, нет его! — крикнул он стоящим у ворот солдатам, и наш караван выполз за пределы базы. Когда тень от перекладины поползла с капота на багажник, я не выдержал и оглянулся, разыскивая глазами невысокую фигуру. Словно почувствовав мой взгляд, он отвлекся от трепа с сослуживцами и подмигнул вслед.
— Давно хорошеньких женщин не видел! — пояснил Маньяк товарищу, — Гляди, какая красотуля! — я фыркнул, но удержался от неприличного жеста, только отвернулся, прекращая палиться, — О! С норовом еще!
Встретившиеся со стуком створки отрезали от меня взрыв смеха и ответ солдата. С этим же стуком закрылись все счеты между мной и бывшим байкером.
Интерлюдия.
Христ сидела и мысленно сравнивала меж собой двух не нравящихся ей мужчин. По всему выходило, что сходства не так много, но есть: оба чуть младше тридцати, примерно одинаковой комплекции, оба могли доставить неприятности. С маленькой поправочкой: сидящий перед ней капитан нагло врал ей в лицо, а второй... второй тоже врал, но столь тщательно мешал правду с ложью, и отделить одно от другого не представлялось возможным.
Кто же ты, Колокольчик, раз в ход пошли такие игры?
На самом деле дезертир, как утверждают подсунутые ей под нос бумаги? Как мальчишка появился в Слободке, Христ пропустила, впервые увидев у себя в кабинете вместе с рыжим наемником. И в тихом восторге наблюдала, как простой человек, а от сильных магов всегда исходило своеобразное подавляющее ощущение, надавал по морде зарвавшемуся колдуну. За одно это валькирия была готова простить парню многое, даже факт дезертирства, если бы он имел место быть. Только есть существенное "но": призывать в семнадцать в империи еще не додумались, а причин врать в подобной мелочи, практически оговорке, у Санни, хоть убей, не было! Ни на что бы это знание для женщины не повлияло! Разве что вот сейчас.
Брат-побратим Пустынного Ужаса? Версия с братом не выдерживала никакой критики, достаточно было хоть раз взглянуть на них обоих. Побратим? Друг? Ну... с натяжкой может быть. В Слободке хватало старожилов, помнящих, какие кровавые бани устраивал маг всего лишь в ответ на непонравившееся ему слово. Сама Христ этих срывов не видела (единственный раз в ее кабинете не в счет — никто не пострадал), но последствия — неоднократно. И хотя с ней наемник был неизменно подчеркнуто вежлив, при личных контактах она те картинки всегда держала в уме. Сейчас же с Пустынным Ужасом, если отвлечься от давящего эффекта присутствия (Христ частенько завидовала редким счастливчикам — "глухим" к этому эффекту людям!) вполне можно было общаться, не опасаясь за неосторожно вылетевшее слово, и даже находить удовольствие в беседах. Несмотря на репутацию, маг был начитанным, эрудированным и умным собеседником, а когда хотел — даже обаятельным. Подходящее объяснение, валькирия сама бы держалась за человека, способного не дать натворить непоправимого, но к этой версии тоже имелись контраргументы — наемник мог просто повзрослеть, а хамящие идиоты перевестись. И чуяла Христ нутром — не только этим забота Санни объяснялась, что-то еще в мотивах мага присутствовало (очень простой последний приказ командира "пацан на твоей ответственности", подкрепленный словом и личным расположением, но узнать о нем главе "Валькирий" было неоткуда).
— Так что вы мне скажете? — голос наглого капитана ворвался в размышления хозяйки кабинета.
— Что никогда не встречала человека, которого вы ищете. Я вам снова повторю — у нас жил мой племянник, которого все звали Кабан, но это не значит, что его фамилия Кабанов, как вы утверждаете. По вашей логике моя фамилия тогда должна быть Христова или Христина, а она у меня всего лишь Лебедева.
— Мы ведь обыщем вашу базу!
— Вы понимаете, что я в ответ пожалуюсь вашему командованию?
— Ирина Львовна! Если вы по незнанию укрывали дезертира, то это одно, а если продолжаете упорствовать, то это уже другое! Я сам лично видел, как он скрылся у вас в воротах!
— Что же тогда не взяли?
— Потому что я был здесь на отдыхе и естественно не имел предписания! Поймите, если его поймаем мы, ему почти ничего не будет — вышлем с оказией на родину, а вот если его возьмут в оборот особисты...
— Капитан, я от вас устала! Юноша, что жил у нас — сын моей сестры, зарабатывал на учебу, но он уже уехал. Второй мужчина, что жил и живет в нашем отряде — это Пустынный Ужас, но я надеюсь, что его вы не станете обвинять в дезертирстве? Если что, он здесь уже семь лет, вашему бегунку на момент его приезда только одиннадцать-двенадцать лет было! — Христ кивнула на старательно изготовленные фальшивки.
— Мальчик, племянник... А документы у вашего племянника имеются? Я ведь проверю, пересекал ли кто-то с фамилией Лебедев границу? — капитан Кожевин, уже понимая, что упустил мальчишку, а с ним все мечты о собственном домике, в последний раз попытался надавить на наемницу. Не на ту напал!
— Я вас снова удивлю, капитан, но женщины, выходя замуж, обычно меняют фамилию, это я живу с девичьей, а сестра моя давно носит другую. Так что можете до посинения искать Лебедева, может и найдете! А документы уехали вместе с мальчиком, я не имею привычки хранить у себя паспорта родственников! — злить капитана оказалось неимоверно приятно, потому что решение было принято еще до разговора.
Что бы ни имела армия предъявить Колокольчику, что бы ни финтил со своей непривычной ролью наседки один из сильнейших магов империи, одно было ясно с самого начала: дезертиром воспитанник Аглаи-Кошки, заслуживший в первый же день знакомства прозвище "Стальные Яйца", быть не мог.
— Обратите внимание на мою добрую волю: я разрешила вам и вашим людям осмотреть базу. Если хотите, я даже покажу вам комнату, где жил мой племянник. К слову, в этой же комнате останавливается обычно Пустынный Ужас, так что за возможный бардак все претензии к нему, последний раз он собирался в спешке. Но предъявить вам того, кого вы ищете, не в моей власти. Всего доброго, капитан!
Выбирая, какой из двух сил с неясными намерениями оказать услугу, Христ однозначно выбрала третью — мальчика. Хотел бы встретиться с армейцами — у него была куча времени и возможностей для этого. Хочет вырваться из-под опеки мага — вперед и с песней! Не дурак, разберется.
Глава 8.
— Не нравится мне этот поход! — заявила Незабудка, забираясь ко мне в спальник.
Оказавшись вместе в одном небольшом отряде, волей-неволей, но нам пришлось между собой общаться наравне с другими. Это на базе она могла запереться или скрыться где-то, а в пути куда бежать-то? Тем более командиру? Так несвоевременно для всех и вовремя для меня сбрендившая Мальва подарила не только возможность удрать с девушками, отправившимися на миссию, но и шанс помириться напоследок с Незабудкой, которым я воспользовался. Все же не стоило оставлять этот вопрос незакрытым. О чем-то сверх извинений я мечтал, но, помня, как наемница относится к навязчивому вниманию, не напрашивался. Как показало время — верная тактика.
— Из-за меня? — спросил, отодвигаясь, чтобы дать ей место.
— Колокольчик, да ты-то тут при чем?! — огрызнулась Незабудка, — Просто не нравится, и все!
— Серьезный аргумент! А ты в курсе, что среди паломниц сильная магиня обитает?
— Ты же "глухой", откуда?..
— Вижу "венец", — перебил я ее, — А чего глухой-то сразу?
— "Глухой" в данном случае — это не дефект слуха, так называют людей, не ощущающих всей шкурой присутствие сильных магов.
— В смысле?.. — впервые услышал данное определение.
— Ты замечал, как многие стремятся отодвинуться от Санни?
— Замечал, — чуть подумав, ответил утвердительно, — Но я считал это из-за его репутации, не?
— Из-за репутации — это само собой. Но ты точно так же знаешь о ней, и ничего!
— Да я даже как-то вытаскивал его из бара, где он с кем-то поцапался. Ты представляешь, оказывается, у него слово было на ограничение преступной деятельности! — по секрету поделился я с подругой, — Как это сочетается с его легендарными загулами — ума не приложу!
— Мне странно, что я-не маг, объясняю это тебе-магу: слово — оно не вокруг, а в голове дающего. Он просто не воспринимал эти бойни преступлением, вот и все. — Хотел было ее перебить, признавшись, что тоже попадал под пресс слова, но не стал, это ведь реально я сам считал, что должен вернуться домой. Знал, что дома нет, но окончательно осознал много позже! Почему бы и Санни не считать отряд действующим, пока жив он — последний ястреб? Незабудка, не уловив моих метаний, продолжила, — Но, знаешь, своим заявлением ты меня не успокоил, если сейчас он может и заведомые преступления творить, то страшновато жить становится! Одна радость, что скоро уберется отсюда!
— И я вместе с ним, — грустно признался. — Цветочек, а поехали с нами, а? Что ты здесь забыла? Песка я тебе и на родине найду. Поехали?
— Юля... — невпопад выдохнула наемница.
— Где?
— Здесь, балда! Зовут меня Юлия!
— Юля, Юленька, — попробовал имя на язык. Ей шло. — А меня Петр.
— Вот и познакомились! — констатировала Юля, и от нелепости происходящего мы оба рассмеялись. Знаем друг друга год, сколько раз дрались, задумывали сообща каверзы, успели сойтись, расстаться и снова (я надеюсь!) сойтись, а познакомились только что. Цирк!
— Эй, голубки, идите милуйтесь подальше от нормальных людей! — в наш спальник полетел ботинок от Зины — единственной девушки, которую почему-то звали все по имени. Подружка Санни даже позывного не имела, Зина и Зина! Мы переглянулись, и тихо прыснули, но оперативно последовали совету, перенеся наше лежбище за границу лагеря.
Ночь была прекрасна. Пустыня шуршала в такт нашему прерывистому дыханию, чей-то очень далекий вой прозвучал в унисон со стоном моей любимой, любопытные звезды наблюдали с высоты, а я, усталый и разморенный, смотрел на них в ответ.
— Выходи за меня? — и сам испугался своей смелости.
Мягкий смех, видимо, следовало воспринимать как "нет".
— Почему?
— Я тебя старше! — ласковая рука стала перебирать мои волосы, от удовольствия захотелось урчать. Захотелось — и заурчал, получив на это новую порцию веселья.
— А я умнее! И богаче! — на что вместо поглаживания получил щелбан.
— У меня есть дочь!
— Большая?
— Семь лет.
— Это прекрасно! — рука на миг замерла, а потом снова вернулась к ласке.
— И почему же?
— Ну смотри, я молод, маленьких детей боюсь. А тут раз — и уже ничего не надо! Пеленки-распашонки-какашки, — на этом месте я непроизвольно скривился, — уже пройденный этап, буду покупать ей кукол и платья. Вам обеим покупать! Гонять от вас ухажеров! Тебе нравятся мои планы на будущее?
— Нравятся, но ты забываешь, что ты маг, а я нет.
— А в чем прикол?
— Ты еще долго останешься молодым, а я буду стареть. Посмотри на Санни — ему почти тридцать, а выглядит он моим ровесником. Дальше будет только хуже. Тебе будет сорок, ты будешь молод, а я стану к тому времени старухой...
— Чушь! — истома прошла, как ни бывало, — Ты говоришь, что слово в голове дающего? Может быть, вполне тебе верю. Но и твои надуманные причины — тоже только в твоей голове. Ты еще не попробовала, а уже ищешь повод! Мой отец был старше матери почти на пятьдесят лет, выходя за него, она точно знала, что переживет его! И что?! Это ее не остановило! Более счастливой пары я не знал! Ты не представляешь, как я мстил отцу, когда ее не стало! Как он сам себе мстил! Вот-вот, ирония судьбы! Она погибла едва разменяв тридцать, а он дожил до восьмидесяти.
— Он... тоже?.. — голос Незабудки дрогнул.
— Был бы я здесь, будь он жив! Не случись... того, что случилось, он бы и сейчас возился со своими железками, а я бы честно прогуливал сейчас лекции в столичном университете.
— Сейчас лето, каникулы, — усмехнулась девушка.
— Значит, чах бы в дома лаборатории, костеря его на все лады. Я люблю тебя, — выдохнул я страшные в своей неотвратимости слова, — Хочу быть с тобой. Засыпать, просыпаться. Я стану хорошим отцом твоей дочери, обещаю! А насчет молодости — дай мне шанс! В конце концов, все женщины — ведьмы, выпьешь из меня все соки, делов-то? Будешь молодой красоткой, а я старой развалиной!
— Я... я не знаю! — с надрывом протянула она.
— У тебя не очень много времени — ровно до конца поездки. Если откажешься — дальше мы разойдемся. Вот, на! — я завозился с застежкой браслета, — Возьми! Это не кольцо и ни к чему тебя не обязывает! — поспешил заверить, видя ее колебания. — Нет — значит, останется на память, все равно делал для тебя! Да — будет кольцо и все, как полагается. Думай, решайся!
