Глава девятая
Вечер оказался наполнен суматохой до самой ночи.
За тетрадями бегать не пришлось. Едва успели отужинать, как начались звонки родителей "деток". Андрей Ефимович, как и обещал, оповестил их о новом пристанище Веры и Пашки. В результате Анюте пришлось пережить ещё одно нашествие. Приехали старшие "деток", привезли уйму пакетов и сумок с одеждой, с продуктами на первый случай и даже деньги: "Неужели вы думаете, что наши будут за ваш счёт жить?!" А отец Пашки, благо своя машина есть, привёз раскладушку для сына. Её поставили напротив кровати, которая предназначалась Вере, но ближе к окну. Девушка было скорчила гримаску, когда поняла, что будет жить в одной комнате с мальчишкой, но покорилась неизбежному, поскольку проходная комната ей тоже претила. Приглядевшись к обоим, Анюта сообразила, что больших войн между "детками" не будет.
Потом как-то так получилось, что родители засели в этой комнате, возбуждённо разговаривая со своими чадами: выяснить, что дети оказались будущими колдунами, — это ещё пережить надо! А Анюта быстро сбежала на кухню. Опаздывала звонить матери и Лёльке, из-за чего здорово психовала.
— Мам, добрый вечер!
— Добрый, — проворчала мать. — Что так поздно?
— Лёлька уже уснула? — с тревогой спросила Анюта.
— Конечно! А ты думала!.. Совсем о дочери забыла! Обещала звонить, а звонка от не дождёшься от тебя.
— Мам, не ругайся. У меня... — Она прикусила губу, чтобы нервно не засмеяться. — Это всё из-за моей новой профессии. В общем, у меня с сегодняшнего дня два постояльца. Подкидыши. — Она чуть не ойкнула, ляпнув такое и тут же ос смешком оглянувшись на кухонную дверь: не услышал бы кто из поздних гостей.
— Что-о? — поразилась мать.
— Завтра расскажу подробней, ладно?
Они перекинулись ещё парой слов и распрощались.
Вовремя. Родителям захотелось кое-что узнать от хозяйки дома, и вышло так, что Анюте пришлось отвечать на посыпавшиеся вопросы, которые задавались так стремительно, что, не успела она сообразить, как проговорилась насчёт яблок, и отец Пашки тут же вызвался завезти их назавтра, ближе к вечеру.
А потом пошла провожать взволнованную толпу из четырёх родителей, которые, несмотря на короткий путь от прихожей квартиры до выхода из подъезда, успели сговориться поехать вместе на машине Пашкиного отца. Сообразив, что две семьи, по сути, уже подружились, Анюта вышла на улицу и чуть не споткнулась. На скамье сидел Викентий. Он так изумился галдящим взрослым людям, которых сопровождала Анюта, что даже откинулся на спинку скамьи, будто боясь, как бы они, разгорячённые событиями, его не задели, размахивая руками.
Наконец все уселись в машину, громко сообщая друг другу, куда им и по какой дороге, одновременно благодаря Анюту. И уехали... Анюта выдохнула. "Детки" в комнате наверняка разбирают привезённые для них вещи, так что время на беседу с бывшим есть. Если, конечно, он захочет говорить, наверняка заметив мелькающие тени в окне комнаты, выходящей на двор. Видимо, и сам не зашёл потому, что услышал шум-гам в квартире.
Возле других подъездов пусто. Может, и получится поговорить.
Она села рядом, отметив, что та же спортивная сумка лежит по другую сторону от Викентия. Значит, приехал в надежде, что она пустит его переночевать. И внутренне хмыкнула: а если пустить? Пусть заплатит за постой, как обычный квартирант! Денег у неё пока маловато, а он из богатеньких!
Викентий, словно услышав её мысли, откинулся на спинку скамьи.
— Это твои родственники приезжали? — неожиданно спросил он.
Опять — хм. Хотя... Почему бы и нет? Чем ей не родичи Вера и Пашка? Как родные теперь, если судить по переданной им её личной силе.
Не дождавшись ответа, он задумчиво продолжил:
— В общем-то, можно было догадаться, что с такой большой квартирой ты не будешь одна. Гости, другие... Только почему Лёлька не с собой?
— А что это ты вдруг решил о дочери забеспокоиться? — огрызнулась Анюта, вмиг обозлённая: столько лет на Лёльку не обращал внимания, а тут — бац, затревожился!
Он, не глядя на неё, неохотно поднял руку в успокаивающем жесте.
— Не кричи. Прости — сболтнул. Больше не буду.
Зато она теперь, после этих слов, резко развернулась к нему.
— Викентий, а ты не мог бы мне чётко объяснить, зачем ты здесь?
Он опять не взглянул на неё — предпочёл поднять глаза к этажам дома, в котором неровно чередовались тёмные и сияющие светом окна.
— Тебе хочется, чтобы мы обсудили свои проблемы на виду у всех?
— А ты бы хотел войти в дом? — пренебрежительно спросила Анюта, с трудом удерживаясь от крика ему в лицо, едва только вспомнив его самодовольное: "Захочу — на коленях ко мне приползёт!"
Он промолчал немного, а потом кивнул — но не отвечая, а явно чему-то из своих мыслей. Потом помялся и спокойно сказал:
— Да ты не бойся. Я посижу ещё немного и уйду. Что-то не получается у нас поговорить.
— А нам есть, о чём говорить? — враждебно спросила Анюта. — Мне казалось, мы ещё раньше выяснили всё, что нам мешало жить семьёй. Чего ж ты сейчас-то явился?
И оцепенела, когда услышала тоскливое:
— Сам не знаю...
Растерявшись, она и сама не нашлась, что ответить на это. Он по-прежнему не смотрел на неё, но Анюта вдруг сдвинула брови, всматриваясь тёмное в сумерках лицо бывшего. Ей кажется? Игра, как говорится, света и теней? Викентий похудел, будто заболел!.. Уже озадаченная, благо что он так и не повернулся к ней, Анюта, стараясь использовать темноту, осторожно подняла руку и чуть сбоку раскрыла ладонь напротив сердца бывшего... Нет, всё нормально у него со здоровьем. Так в чём дело-то? Попробовать "прощупать" его на чувства, которые он испытывает? Анюта умела и такое, но для искренности отклика надо было, чтобы "клиент" знал, что с ним делают. С бывшим такое не пройдёт. Она ведь ему даже не рассказала, кто она теперь. И не считала нужным рассказывать. Не поверит. Рационалист чёртов...
Он вдруг усмехнулся. Не ей в лицо, а в тёмную пустоту перед собой.
— Я уже забыл, как хорошо было молчать рядом с тобой.
Да что с ним такое?!
— Викентий, ты не мог бы без загадок? Ты соскучился по моему молчанию? — попыталась понасмешничать и она. — Приехал ко мне только ради этого?
Внезапно он встал и так же внезапно взял её руку, чтобы поцеловать ладонь.
— Да, именно ради этого! — с отчётливым сарказмом сказал он. — И благодарен, что ты подарила мне эти минуты. Аня...
— Что? — чуть не вскрикнула она, выведенная из себя его странным поведением.
Он кивнул.
— До свидания.
Развернулся и ушёл к дороге перед домом, а потом свернул за угол, в темноту. Она вскочила, шагнула было за ним и опомнилась. Дико захотелось раздражённо плюнуть себе под ноги. Но Анюта сжала кулаки, подышала немного в режиме глубокого дыхания и поспешила домой. "Ну и катись ко всем чертям! Благодарен он!"
Пока входила в подъезд, вдруг ни с того ни с сего вспомнила: "А ведь он в отпуск должен выйти в только июле! Сейчас июнь, пусть и подходит к концу... Что он здесь делает? Отец его никогда не отпускал надолго в командировки! Тем более — в наш город! Ведь он всегда мог сразу вернуться в родительский дом!.. Вот мне ещё не хватало за него теперь беспокоиться!"
Но если она думала, что её зацепило странное душевное состояние бывшего и придётся на нём надолго зациклиться, то в доме её немедленно переключили на другое. Ещё закрывая дверь на ключ и с досадой вспоминая, что не потребовала назад у Викентия стащенный им запасной ключ, она неожиданно услышала странные звуки. С грохотом бросив ключи на комод старенького трюмо, она чуть не бегом бросилась в комнату, занятую нежданными-негаданными постояльцами. Посреди комнаты, захламленной разбросанными вещами, которые "детки" не успели разобрать, громко рыдала Вера, обняв Пашку. А перепуганный мальчишка, поневоле тоже обняв её, еле стоял на ногах, покачиваясь от её напора. Хоть и был Пашка выше девушки, но ведь до сих пор почти измождённый! — так что стоять ему приходилось, широко расставив ноги.
— Что случилось? — выкрикнула Анюта.
Вера, с лицом, мокрым от слёз, хлюпая носом, обернулась к хозяйке квартиры... и бросилась к ней на шею с новым рёвом. Освобождённый Пашка тут же метнулся в уголок, где стояло старенькое кресло с дырявой кое-где кожей сиденья, и забился в него, словно боясь, что Вера вновь вспомнит о нём.
— Вера, что произошло?!
— Неужели всё кончилось?! — зарыдала девушка, обнимая Анюту так, что она чуть не задохнулась. — Неужели этот старик больше не будет над нами?! Он такой сильный! А вдруг он придёт сюда?! За нами?!
— Вера, Верочка, милая! — бормотала Анюта, сама обнимая её и гладя по голове. — Успокойся, милая... Кто теперь захочет к вам вообще подойти из этих злыдней?! Сама посуди: этот старик знал, что о вас никто не знает, и воспользовался этим. А теперь про вас знают колдовские и магические дома нашего города! О вас знает Андрей Ефимович, о вас знают Алексис и Агния, а ведь они очень сильные! Нил теперь побоится даже приближаться к вам!
Вера чуть обмякла, но продолжала судорожно обнимать Анюту. И хозяйка дома бережно, в два шага, заставила её приблизиться к кровати, на которую и усадила девушку. И, пока Вера не перестала вздрагивать, так и сидели молча, а Пашка испуганными глазами смотрел на них из угла, съёжившись в кресле... Спустя минуты Вера подняла голову и тоненьким голосом удивлённо сказала — совсем как ребёнок:
— Киса!
Барся сидел на пороге и строго разглядывал незнакомые лица.
Пашка неловко встал и подошёл к коту. Нисколько не сомневаясь, он взял его на руки и унёс в присвоенное кресло. Кот не сопротивлялся, а с комфортом расположился на его коленях, как на кровати, и густо и бархатно замурчал. Анюта объяснила:
— Это Барся.
Благодаря умиротворяющему кошачьему мурлыканью, где-то заполночь все успокоились, заставили себя подняться и впихнуть вещи в те же сумки — с надеждой утром развесить их в шкафу, на полках которого до сих пор пылились некоторые старые вещи (курительная трубка, старинное пресс-папье и другая всячина) и книги прадеда Николая, а в отделении с вешалками висели пальто и две куртки Анюты. Выключив свет, Анюта присела на край Вериной кровати и, подмечая поблёскивающие глаза Пашки, над ухом которого старательно продолжал мурлыкать Барся, тихо рассказала "деткам", как сама стала ведьмой-колдуньей, как видела их на кладбище и как бегала за ними, почуяв странное с фотографией Веры. Когда она заколебалась, говорить ли, что на кладбище она была не одна, нечаянно взглянула на Пашку. Чуть не фыркнула от неожиданности. Тот, натянув на ухо тонкое одеяло, сладко посапывал. Барся всё ещё лежал на его плече, но уже помалкивал, будто понимая ситуацию... Вера тоже спала, и даже запавшее от плача лицо казалось успокоенным. Анюта осторожно встала и вышла.
Всё. Пора спать и ей. Про себя она знала: как бы поздно ни легла — встанет в привычные шесть утра. Так что — быстро в ванную умыться перед сном, а потом — спать... Но взбудораженная множеством тревожных событий душа продолжала волноваться. Не помогли даже тетрадки деда Николая, которые Анюта привычно принялась перечитывать перед сном. Более того... Не глядя взяв тетрадь из стопки, она обнаружила, что читает заметки прадеда о любовных приворотах. А потом и вовсе наткнулась на странное — такое, что убрала все тетради и напряжённо принялась размышлять. По мнению прадеда, ни один маг не сумеет приворожить человека, если привораживаемый любит.
Некоторое время Анюта лежала на спине, глядя в потолок, по которому то и дело проползали неясные огни от ночных машин с дальней дороги, а пару раз яркие — мимо окна проехали... Ветреный маг огня Алексис легко вызвал в Вере любовный отклик к себе. Но, глядя на Анюту, этого отклика не сумел вызвать. Она ничего не почувствовала. Разве что просто восхищалась красивым человеком — красивыми людьми, если учесть ещё и Агнию. Если говорить напрямую... Она, Анюта, до сих пор любит... Викентия? Поэтому на неё не произвёл впечатления обожающий взгляд влюбчивого Алексиса?
Она села на постели, ссутулилась.
— Предположим... — прошептала она. — И что мне с этого? Он-то меня не любит! Как вспомню его "сама приползёт"...
Только взгляд на настенные часы заставил вспомнить о молитве на сон грядущий...
Ночь душная... Наверное, ближе к утру гроза будет... Анюта спала вполуха, вполглаза. Видела сны, но отмечала проехавшие машины, шаги запоздалых прохожих мимо окна, увлечённое потрескивание сверчка, засевшего неподалёку в кустах...
Говорят, если во сне снится определённый человек, значит, он думает о тебе.
Анюте снились два Викентия. Один сидел за рулём внутри тёмной машины, безучастно глядя вперёд, в ветровое стекло. Второй разговаривал с ней в каком-то тёмном и тесном помещении. Оба пространства наслаивались друг на друга. Молчаливого Викентия Анюта всегда видела рядом с тем, который говорил. Этот второй... Она не узнавала его. Он был каким-то странным. Как будто двойник — альтер эго, второе "я" её бывшего, которого Анюта неплохо изучила, пока была его женой. Всегда сдержанный, всегда немногословный, всегда почти равнодушный, во сне он что-то страстно объяснял Анюте. Он размахивал руками, говорил громко и бессвязно, широким шагом ходил перед ней из угла в угол и, будто не мог подобрать нужных слов, морщился от того, что говорил, и начинал говорить заново, пытаясь убедить её в чём-то. А она тихонько сидела перед ним и ничего не понимала. Но боялась ему сказать об этом, потому что не хотела, чтобы он назвал её тупой дурой. Первый на неё не смотрел. Но не потому, что не замечал. Он смотрел в никуда с такой безнадёгой, словно заранее был уверен, что тот, второй, не сумеет убедить её... Замелькали кадры сегодняшнего дня: посетители, которые все говорили почему-то кукольным голосом первой гостьи; потом Андрей Ефимович, который снова внимательно оглядывал её квартиру; где-то на периферии уверенно прошли Алексис и Агния, а "детки" с завистью смотрели им вслед... Снова появился бывший. Он, первый, сидел за рулём. Будто и не двигался вовсе. Если бы время от времени не опускал глаза, чтобы снова вскинуть их на ветровое стекло, она бы решила, что видит фотографию. Второй Викентий стоял перед ней и молчал, больше не стараясь что-то доказать ей...
И вдруг поняла. Так отчётливо, что резко села на кровати.
Когда начались ссоры со свекровью, Анюта пыталась поговорить с мужем, добиться от него, чтобы он защитил её. А он молчал. И тогда она, пока его дома не было, за домашней работой, за заботой за дочерью беседовала с ним, пытаясь найти лучшие аргументы, чем те, что приводила в настоящем разговоре с Викентием. Мысленно говорить всегда было легче. Откуда-то появлялись твёрдые доводы в свою защиту и обоснованные объяснения, что права она, Анюта, а не свекровь, которая хотела выжить нелюбимую невестку из дома.
Но Викентий приходил, и Анюта снова заикалась, плохо подбирая нужные слова и с ужасом понимая, что не может быть убедительной. Хуже, что она от обиды, настроенная свекровью, сразу срывалась на крик. А это самый беспомощный аргумент...
Вот что сейчас делает Викентий. Он мысленно разговаривает с ней. Наяву разговор для него, не привычного к бытовым объяснениям, слишком тяжёл. Он тоже не может объяснить того, что с ними происходит. Не может объяснить своих чувств по отношению к бывшей жене, к дочери, к тому, что случилось в доме родителей.
Она накинула поверх ночнушки халат и вышла из комнаты. Несколько шагов к гостевой. Прислушалась. Крепко спят "детки". Не помешают. Она на цыпочках дошла до гадательного столика, по дороге взглянув на часы. Полтретьего.
Затеплила свечу, мельком заметив, что пора её сменить: огарок очень уж мал.
Разложила карты, отчётливо держа перед внутренним взглядом того Викентия, что сидит за рулём машины. И через минуту чувствительно таращилась на полученный расклад, не веря глазам: он ушёл из дома! Отец уволил Викентия и закрыл его счета в собственном банке, оставив сыну лишь машину! Все его вещи — та самая спортивная сумка. И всему виной — та девушка, которую ему прочили в жёны! Скандал в благородном семействе! Вот откуда та фраза, возмутившая Анюту! Отец бросил, что сын долго не протянет без работы, без его протекции, без дома, что Викентию будет негде даже ночевать. А тот взял и ответил, что есть место, где его примут. А когда отец ухмыльнулся на это самоуверенное предложение, Викентий и огрызнулся, что он уверен в чувствах Анюты настолько, что, позовёт только, — она на коленях к нему приползёт!
Анюта, потушим свечу, лихорадочно натянула платье и выбежала на улицу. Быстро и уверенно пробежала к магазину, где, как Ленка сказала, стояла его машина. Темно и тихо. Шаги вроде и лёгкие, а отдаются ночным эхом в спящем городе. Пока добежала, пару раз проехали по дороге другие машины, но Анюта ничего не боялась. Подстёгивала мысль, что он голодный, усталый из-за отсутствия элементарных удобств, плохо спит... И грела мысль что вот она сейчас добежит, стукнет в стекло и позовёт его выспаться дома... И третья мысль ужасала: сколько же дней он здесь, ведь врал, когда говорил, что семья наняла человека проследить за бывшей женой! Его родители уж точно ни сном ни духом о том, что Анюта стала владелицей трёхкомнатной квартиры. Что эта квартира им — живущим в роскошном двухэтажном коттедже? Мелочь!..
Ветер, по-ночному прохладный, швырнул горсть мусора по ногам.
Анюта остановилась. Машину узнавать не пришлось. Чутьё ведьмы привело к ней. Осторожно склонилась к окну. Пусто на водительском месте. Напрягая зрение, вгляделась в салон. Спит. На заднем сиденье. Рука будто сама поднялась стукнуть по стеклу.
И опустилась. А Анюта медленно отошла от машины.
Нет. Он сильный. Пусть выберется из этой пустоты и нищеты, в которую внезапно попал. Пусть найдёт работу и устроится хотя бы временно где-нибудь, квартирантом. И пусть придёт к ней победителем, а не несчастненьким, который нуждается в утешении и помощи. Если будет приходить к ней ещё, она накормит его, не подавая виду, что всё знает. Но оставлять на ночь не будет. И ключ потребует назад... Нет, не потребует. Ему надо оставить шанс для возвращения. Чтобы Викентий пришёл победителем и сам решил, что делать с ключом.
К тому же есть ещё одна закавыка.
Он любит. Теперь она в этом уверена. Но сумеет ли принять, что она... ведьма?
... Она медленно пошла от магазина к дому, не замечая, как бесшумно проследовала за ней высокая тень... Тень проводила её до подъезда, после чего, постояв перед окнами Анютиной квартиры и убедившись, что ночных прогулок больше не будет, ушла в соседний подъезд.
А Анюта легла спать и уснула крепко-крепко.
Утром встала в обычное время, выспавшаяся, и почти сразу, умывшись только, пошла на кухню. Каша уже шкворчала в кастрюле, а Анюта помешивала в сковороде тушёные с луком помидоры, когда в кухню заглянул Пашка.
— Здрасьте, — сказал он. Подумал и добавил: — Доброе утро.
— Доброе, Павел, — откликнулась она. — Вера встала?
— Неа. Она с котом играет, — доложил Пашка. — А мы сейчас будем завтракать?
— Будем, — улыбнулась Анюта.
Через десять минут её подопечные наворачивали кашу с приправой и с интересом поглядывали на вазу с печеньем для утреннего чая.
— А мы как будем учиться? — спросила Вера, тщательно подтирая кусочком хлеба остатки приправы. — Выбудете нам читать, а мы — записывать? Как Андрей Ефимович сказал? Только так?
— Нет, сегодняшнее обучение мы начнём с того, что поедем в лес. Есть у меня одно интересное местечко. Вы поможете мне со сбором трав, а заодно научитесь, какие трав для чего нужны. Приедем домой — поможете с переработкой трав, научитесь этому уже для себя. — Она вспомнила о землянике и улыбнулась. — Ну и про себя в лесу не забудем. Соберём кое-чего.
— Грибы? — обрадовался Пашка. — А я в прошлом году с двоюродным братом ходил опята собирать! Но, кроме опят, ничего не знаю.
— Я подберёзовики знаю, — подумав, сказала Вера.
— В лесу разберёмся, что вы знаете, а что — нет.
— А что такое Харон?
За сборами в лес Анюта объяснила, как сама понимала, специализацию Андрея Ефимовича, и Пашка уважительно посмотрел на Веру, на что она дёрнула плечами и сказала:
— Мне бы больше понравилось быть, как эта Агния. Ты же, Пашка, как раз и будешь огневиком. Разве плохо?
— Да зачем мне это? — пробурчал мальчишка. — Я и без такой магии одной вон зажигалкой обойдусь. Мне хватает.
Вскоре вся команда ("дистрофиков" — хихикнула про себя Анюта, глядя на отощалых двоих) была готова к походу в лес. Про себя Анюта подумала, что свободолюбивые "детки" сегодня после этого похода гулять точно не захотят. Во-первых, лесной воздух так насытит их силами, что они слегка ослабеют. Во-вторых, в комнате они вещи свои пока ещё не разобрали, да ещё умудрились смешать в одну кучу. Будут до вечера разбираться. Она усмехнулась и кивнула:
— Ну что? Выходим?
И Барся впереди всех поскакал по ступеньках из подъезда, пропав сразу за дверью.
Выйдя из подъезда, Анюта осторожно огляделась. Бывшего нигде не видно. Но на скамье у соседнего подъезда сидел Диман с какой-то женщиной — наверное, матерью. Пока "детки" спорили, кто что понесёт, она заметила, как Диман оглянулся на них, но со скамьи не встал. И в очередной раз задумалась: а должен ли человек, которое все считают растением, оглядываться на шум? Нет, что-то странное с этим парнем. Очень странное.
Анюта немного просчиталась, вытащив "деток" в лес в первый же день обучения. Они-то пошли с оптимизмом, но потом... Нет, до заветной полянки они доплелись-таки, но тут же свалились, едва она велела отдохнуть.
— Сейчас вам будет совсем плохо, — зловеще улыбаясь, предрекла она.
— Почему? — лениво спросила Вера. Она уже выдрала стебелёк пырея и покусывала его нижнюю, нежно-сладкую часть.
— Урок первый, — уже деловым тоном объяснила Анюта. — Вы лежите под тополем. А это дерево вытягивает из человека отрицательные, больные силы. А поскольку у вас смесь этих сил и они идут на поддержку вообще вашего состояния, то, естественно, будете слабеть. Всё поняли?
— Ничего не понял, — проворчал Пашка.
— А я поняла. У нас с тобой и плохие силы, и хорошие. Все нам помогают по-своему. Но лучше избавиться от плохих и набрать хороших. Анна Сергеевна, а какие деревья помогают силы набирать?
— Знаете, детки (слово у неё вырвалось, потому что она про себя их так называла, но Пашка почему-то не среагировал), называйте меня Аней, лады? И запоминаем: берёза и даёт, и отнимает, а вот дуб — он наполняет чистой силой.
— А почему сразу к нему не пошли?
— Дурак! — отрезала Вера. — Сначала почиститься надо, а потом уже набирать.
— Сама дура! Ань, а здесь спать можно? Ну, прямо на полянке?
— Спите-спите, — ласково разрешила Анюта. — А я пока земляничку поем.
— Где?!
Через минуту "детки" азартно ползали по полянке, охая и ахая от вкусноты, а Анюта снисходительно думала, что подкрепиться натуральным витамином C им тоже полезно. Затем она направила их ползанье в сторону громадного дуба, где "детки" на полном серьёзе принялись обниматься с древесным богатырём и даже не заметили, что больше им не хочется спать. Так что спустя минуты Анюта уже показывала, какие травы надо набрать, как они называются и для чего нужны.
Но на обратном пути пришлось-таки вызвать такси. "Детки" шли, спотыкаясь на каждом шагу, хоть и блаженно улыбаясь при воспоминании о землянике. Из такси у дома их помогал вытаскивать водитель, хохочущий при виде сонных мордах. Анюта уже думала, что обедать "детки" не будут. Ан нет — мгновенно пришли в себя, а уж потом завалились спать. Ничего. Анюта оставила букеты трав на подоконнике. Вечером они все вместе обработают принесённые травы. А пока надо готовиться к приёму посетителей.
... Два подноса с чашками были готовы, когда Анюта вдруг обнаружила, что готовит третий — причём готовит она его очень странно: в заварной чайничек она бездумно, но весьма целеустремлённо запихивает стебли цикуты и коробочки дурмана, которые уже были дома, а к ним добавляет прихваченные из леса ягоды ландыша. Поймав себя на довольно страшном занятии, ошарашенная, она сосредоточилась: кого это ей так сильно хочется отравить?!
От греха подальше она сунула ядовитый сбор в полиэтиленовый пакетик, который тщательно перевязала и выбросила в мусорное ведёрко, смяв его на самое дно и прикопав сверху очистками от вчерашней картошки. Разогнулась от ведёрка. Ничего себе, какие могут быть гости... Любопытство, конечно, горит, но... Надо ли как-то ещё приготовиться к приходу опасного гостя?.. Встревоженная, Анюта поспешила в свою комнату и надела браслеты-обереги. Они неплохо дополняют образ ведьмы, а несведущий не поймёт, какую функцию они выполняют...
И принялась ждать первых посетителей, одновременно размышляя, как там Викентий. Сумеет ли "выжить" без опеки родителей? Или вернётся к ним, покорно принимая ту жизнь, которую они ему предназначают?
Следующая глава в среду.
