— А хороши галушки в сметане, — Пацюк пригладил оселедец и ткнул длинной спичкой в галушку. Облитая глазурью миска наклонилась, и галушка заскользила по сметанному ложу, уворачиваясь от протянутой спички.
— Как есть хороши, батюшка, — человек в странной черной одежде быстро поклонился, преданно глядя в осоловевшие от еды глаза запорожца.
— И что ж ты хочешь? — Пацюк сыто рыгнул и отодвинул миску с последней галушкой. — Зачем пришел?
— Ах, батюшка, — заерзал человек в черном, потирая небольшие рожки, выступающие из густой гривы волос, и кося блестящим птичьим глазом на необъятные алые шаровары запорожца. — Помощи прошу, помощи. Сделай милость, батюшка, не откажи!
— Да в чем же тебе не отказать, дурак?
— Вакула вон Оксану получил, ты ему насоветовал, как быть, — всхлипнул черный, сгибаясь еще униженней. Кисточка длинного гибкого хвоста подметала пол, тощий зад подрагивал. — Посоветуй и мне, как бабу завоевать.
Пацюк хмыкнул и так воткнул спичку в галушку, что тонкая деревяшка переломилась, неожиданно громко хрустнув.
— Ладно, болезный, помогу. Слушай сюда…
* * *
Она была красива. Ну, это, как водится. Он любил ее. Это тоже не представляет из себя ничего необычного. Он был невзрачен, худощав, носил очки и никак не мог отрастить бороду — получалось что-то жидкое, напоминающее одновременно о попах-расстригах и жвачных животных. Это тоже было нормальным во все времена. Красавица и чудовище. Ну, в общем-то, не совсем чудовище, даже совсем не чудовище, просто молодой человек без особых талантов, зато с многочисленными комплексами. Не спортсмен, не активист, не комсомолец.
Он любил ее, а она даже не смотрела в его сторону. Если бы не это, то не о чем было бы рассказывать. Ну что интересного может быть в том, что двое любили друг друга без всяких проблем, потом, как это бывает, свадьба, дети, ну и так далее. Но она его не любила, поэтому все и произошло.
Он ходил за ней тенью еще со смутных времен детского садика. Однажды он даже набрался храбрости и подарил ей червяка. Большого, красного, усыпанного блестящими песчинками, еще влажного, свежевытащенного из песочницы. Она завизжала и зажмурилась. Что интересно, она даже не запомнила дарителя, только лишь задержался в сознании образ огромного багрового удава, раскрывающего жуткую пасть. Потом была школа, институт, НИИ… Он все время плелся за ней следом. А она отмечала его существование где-то на задворках своей жизни, но особенно об этом не задумывалась. Никто ведь не задумывается о почтовом ящике, висящем на стене, или о рябине, прислонившейся к углу дома.
Как-то он сидел в своей лаборатории и пил мутное пиво, казавшееся горьким в расплывающихся от окна жарких солнечных волнах.
— Нет, ну так жить нельзя! — заявил он, вспоминая, что она в очередной раз прошла мимо, мазнув равнодушным взглядом, и только кивнула небрежно в ответ на его робкий поклон. — Что я за тряпка такая? Неужто не могу сделать так, чтобы она меня полюбила?
Бутылка с пивом качнулась, задетая рукавом пятнистого лабораторного халата, и желтоватая пена выплеснулась на стол, растекшись причудливым узором. Он потянулся за тряпкой и замер, недоуменно уставившись на тонкие струйки дыма, поднимающиеся от пивной лужицы.
— А ты хочешь что-то сделать? — с насмешкой поинтересовался гулкий голос, смешивающийся с вьющимися полосками дыма.
— Х-хоч-чу… — сказал он, заикаясь.
А кто бы не заикался, если бы ни с того ни с сего пивная пена задымилась и заговорила.
— Ну хорошо, Алекс, — дым уплотнился, став человеком в черной тройке и столь же черных очках. — Значит, будем учиться?
— Откуда вы знаете мое имя? — удивился он. Странно, конечно, ведь удивиться можно было многому, но почему-то именно знание имени произвело наибольшее впечатление в тот момент.
— Ну, это просто, — человек махнул узкой рукой, и пивная лужица вспыхнула синими огнями пентаграммы. — Называй меня Учителем.
Алекс кивнул с готовностью. Учитель — это звучало солидно. Он нуждался в Учителе.
— Только учти, — Учитель пошевелил пальцами, и холодный свет ламп отразился в завитушке фиолетового когтя. — Ничего бесплатным не бывает. Для обучения есть мелкое условие. Надеюсь, ты найдешь его приемлемым.
— Нет проблем! — Алекс был готов к любым условиям, лишь бы только получить свою вожделенную любовь. Он даже соглашался подписаться под контрактом кровью и схватил скальпель, занеся его над дрожащей ладонью.
— Да ну, — Учитель поморщился. — Что за средневековые методы? Конечно, кровь обладает многими прелюбопытнейшими свойствами, но зачем же ножом? И без наркоза, к тому же. Да и подпись мне не требуется. Достаточно устного согласия.
Алекс приметил небольшие рожки в густых волосах Учителя и забеспокоился. Отсутствие контракта тревожило, в лаборатории явственно запахло смесью пива и страха.
— А какое условие? — все же уточнил Алекс.
— О русалочке читал? Вот примерно то же самое. Правда никакого голоса я у тебя отбирать не буду. Руки-ноги тоже можешь не пересчитывать, мне твои запчасти без надобности, своих хватает, — в качестве доказательства Учитель покачал ногой, из-под хрустяще-отглаженной штанины мелькнуло заостренное копыто.
— Но я точно знаю, что ей нужно, — жарко зашептал Алекс. — Понимаете? Точно знаю! Вы только научите, как ей это дать!
— Хе… Говоришь, точно знаешь? Тем лучше. Я тебя всему научу. Но учти, если через год она тебя не полюбит и не поцелует, то будет с тобой то же, что и с русалочкой. В сказках, неофит, не все врут.
Пивная пентаграмма вспыхнула еще раз, и Учитель исчез. Алекс радостно засмеялся и ударил кулаком по осциллографу. Зеленая извивистая линия рванулась по экрану и съежилась в жалкую точку.
Алекс начал учиться. Он забросил все: работу, знакомых, даже своей ненаглядной кланялся с небрежностью, проскальзывая вдоль коридорной стены мимо. Он научился слышать далекий Космос, нашептывающий в уши странные слова. Он научился понимать эти слова и зажигал на лесных полянах костры, составляя магический круг. Он выучил заклинания, открывающие Миры, и часто заглядывал за Грань, любопытствуя — что же там находится. Белый балахон неофита сменился черным одеянием посвященного, и Алекс сам нашил серую кайму по подолу, показывая всем, что интересуется магией любви.
Учитель навещал его часто, принося тонкие, обтрепанные по краям брошюры, и каждый раз спрашивал:
— Ну что, Ученик, готов ли ты?
— Еще нет, — отвечал Алекс и с новым рвением набрасывался на учебу, зачитывая принесенные книжицы до расползающихся по страницам дыр.
— Но ты же говорил, что знаешь, чего она хочет, — удивлялся Учитель и подмигивал черным птичьим глазом.
— Я начал сомневаться, — говорил Алекс.
— Сомнения — начало познания, — глубокомысленно сообщал Учитель, смахивая шерстинки с черного пиджака. — В чем же твои сомнения?
— Сначала я думал, что она хочет чего-то материального, — объяснял Алекс. — Ну, квартира-машина-дача-вилла-на-Канарах и все такое прочее.
Учитель смеялся:
— А теперь?
— Теперь я хочу принести цветок.
— И только-то?
— Цветок из-за Грани.
Алекс продолжал учиться. Когда он встречал свою мечту в тусклых институтских коридорах, то сжимался и старался как можно быстрее пройти мимо. Он не знал, что ей сказать, а просто "Привет!" казалось банальным и скучным, как прежняя мечта о квартире-машине-даче. Она недоуменно смотрела ему вслед и пожимала хрупкими плечами, тут же забывая о его существовании. Вокруг нее было множество других — красивых молодых людей спортивного типа.
Наконец, настал тот день, когда Алекс почувствовал себя готовым шагнуть за Грань, чтобы принести оттуда вожделенный цветок, который должен был открыть ему дорогу к той самой неземной единственной любви. Он зарезал черного петушка и разлил его кровь вокруг костров магического круга. И ветви деревьев, окружающих поляну, высыхали, отдавая свою силу этому кругу, и тянулись к магу, потревожившему Границу Миров, пытаясь вцепиться в черный балахон, отделанный серой каймой. Слова заклятий раскатывались по лесу, вытягивали вверх пламя, замораживая его неподвижными свечами, и Граница дрогнула, открывая Дверь. Алекс шагнул вперед, протягивая руки. Его ждали Цветы из-за Грани, предназначенные в подарок любимой.
Он вернулся, и лицо его было обожжено чужим темным солнцем, а руки — полны блекло-фиолетовых цветков, напоминающих обычные лесные колокольчики.
— Ну что? — Учитель в нетерпении переступал копытами у границы магического круга.
— Еще не знаю, — Алекс пожал плечами, гордясь новым знанием, полученным за Гранью. — Сейчас будем пробовать.
Он схватил Учителя за мохнатую лапу, щелкнул пальцами, и они оказались в коридорах НИИ. Его мечта шла навстречу, тихонько напевая какую-то легкую мелодию и небрежно размахивая белой лакированной сумочкой. Острые каблучки белых туфель вызванивали аккомпанемент на плитах пола.
— Я люблю тебя! — сказал Алекс, делая шаг вперед и протягивая чудесные цветы, принесенные из-за Грани. Цветы, напоминающие обычные невзрачные колокольчики.
Она недоуменно посмотрела на него, пожимая плечами. Сумочка ее выпала, и по полу раскатились всякие мелочи, которые каждая женщина таскает с собой, воображая, что не может без них обойтись, а на самом деле вспоминает о них не чаще раза в год, когда перекладывает в другую сумочку. Блестящий патрончик с помадой подкатился под копыта Учителя и жалко хрустнул, раздавленный.
— А чтоб тебя! — сердито воскликнула она, сгребая в сумочку свою мелкую собственность. Она отбросила Цветы из-за Грани, даже не взглянув на них. И вообще, она опаздывала на свидание, а эта странная парочка задержала ее таким дурацким образом.
Алекс стоял, понурившись, а Цветы из-за Грани тихо увядали на каменном институтском полу. Где-то далеко рассмеялся усатый запорожец, накалывая на длинную спичку очередную галушку.
— И что теперь? — растерянно спросил Учитель.
— Не знаю, — ответил Алекс. — Теперь — хоть умереть.
— А… Я не тебе, — отмахнулся Учитель, вглядываясь в запыленный плафон на потолке.
Где-то далеко хрустнула сломанная спичка и покачнулась облитая глазурью миска, наполненная сметаной и галушками.
— Попробуй найти другого идиота, — посоветовал Пацюк, доставая очередную спичку и отправляя в рот очередную галушку.
