Ключи ушедшего бога

КЛЮЧИ УШЕДШЕГО БОГА

ФИРСАНОВА ЮЛИЯ

Аннотация:

Если Смерть смотрит на тебя из зеркала и предлагает работу — это не беда, проблемы начнутся, если Смерть возьмется 'по блату' устроить твою жизнь.

Другой мир, другое тело, прежний талант видеть 'печать скорой кончины'. А в нагрузку пестрая компания спутников и пророчество пророка-алкоголика, толкающее на поиск странных артефактов ушедшего бога. Остается лишь гадать, чем все обернется. Пятеро пускаются в путь, и каждый лелеет свои мечты.

Фирсанова Ю.А.

Ключи ушедшего бога:

Фантастический роман / Рис. на переплете В.Успенской — М.:'Издательство АЛЬФА-КНИГА', 2019. — 282 с.:ил.

7Бц Формат 84х108/32 Тираж 3 000 экз.

ISBN 978-5-9922-2828-1: Фантастический роман

последний кусочек

ПРОЛОГ

Болело все, кажется, даже волосы в прическе. Или это шпильки впились в кожу? Пахло чем-то знакомым, сильно и тошнотворно сладко. Неужто кровью? Апатия, качавшая Кимею на волнах безразличия, резко схлынула, и стало жутко до одури. Мужества взглянуть и проверить девушка не находила. Память возвращалась яркими картинками и звуками.

— Немедленно! Я желаю прогуляться! — капризный пронзительный голосок принцессы Симелии перекрывает смущенное бормотание старшего конюха. — Я беру коляску! Живее! Ее вдовствующему величеству заложите другую! Ким, Кирт, Керт, живо, бездельники! Альт, ап!..

Ветер треплет волосы. 'Быстрее, еще быстрее, Тимас!' — командует Симелия парнишке-кучеру. Хриплым басом лает здоровенный пес. Принцесса заливисто смеется.

Она всегда так: настроение качели. То в крик, пунцовеет от гнева, то веселится. Младшей балованной красавице-дочке с золотым водопадом волос король Ламильяна прощает почти все, исполняет любой каприз.

— Еще быстрее! Быстрее! А-а-а-а!..

Колесо подскакивает на выбоине, мелкий камешек вылетает из-под копыт, отскакивает от соседнего и бьет лошадь в нос. Черный жеребец встает на дыбы, задевает другого вороного, постромки рвутся, как бумажные, упряжь рассыпается кусками, будто заколдованная, коляска с разгону устремляется с обрыва вниз.

Грохот, крики и темнота...

Теперь, кажется, посветлело. Только не было сил не то что пошевелиться, даже поднять ресницы. И болело... невыносимо болело все тело, сознание мутилось, уплывало. Старческое хихиканье над головой, в котором сквозили отчетливые нотки безумия, вновь вырвало девушку из полусна-полубреда. Боль с утроенной силой накинулась на израненное тело, терзая плоть алчным зверем.

— Умираешь, деточка, — без сочувствия, скорее оглашая вердикт, снова хихикнул старик. Рассмотреть ничего толком не получалось. Корка то ли слез, то ли крови крепко склеила ресницы. — И мальчики помирают. Остальные-то уже ушли за грань мира. А вы еще цепляетесь, крепенькие. Кровь-то я покуда затворил. Поиграть что ли? Не зря ж меня зов Ольрэна сюда кружным золотым путем приволок?!.. Может, в том его умысел сокрыт? Хочешь жить?

'Хочу ли? Не знаю, если все время будет так больно, то нет' — хотела ответить Кимея, но из горла вырвался лишь невнятный сип.

— Хочешь, — почему-то решил для себя безумный старик. — А вы, ребятки?

Клокочущие хрипы откуда-то слева стали ответом. Сумасшедший тоже услышал и довольно захихикал, шаркая и бормоча под нос:

— Согласие дано, тела еще теплы! Ха-ха-ха! Во славу Ольрэна! Тебе, Переменчивый! Тебе Ушедший, но не забытый! Из восьми три слепить, метаморфозам быть!..

Какие слова говорил старик дальше, Кимея не поняла, они вообще не походили на слова, скорее на вой ветра, грохот камней, клокотание бурлящей воды. Боль в теле нарастала. На саднящее лицо с размаху шлепнулась теплая тряпка, некая сила вздернула и закрутила девушку в пространстве. Дикая мука накатывала волна за волной, сознание уплывало, но за миг до блаженного небытия слепящей молнией всю суть девушки прошила новая молния страданий, такая резкая, что глаза резко распахнулись. Всего на миг, отпечатывая жуткое видение.

Хохочущий старый безумец в рваной грязной хламиде, воздевший вверх руки, молнии, срывающиеся с его пальцев и бьющие в саму Кимею, в пару мужских тел на высоких плитах поодаль и в окровавленную мертвую груду, единым комом сваленную посреди пещеры. Лошади, пес, парнишка-кучер, девичье изломанное тело с кровавой маской вместо лица и водопадом золотых кос... И еще более яркая вспышка, не молния даже, второе солнце, затопившая светом все вокруг и громовой веселый шепот, раздающийся отовсюду:

— Одобряю, изменяю! Искажаю! На свой лад меняю! Эта кукла скучна, сменим начинку, веселее станет она!

Потом тьма окончательно затопила сознание. Личная горничная принцессы приняла беспамятство, как благословение Первоотца и Первоматери, дающее долгожданную свободу от мук. Ее душа легким перышком вылетела из измученного тела и устремилась к манящему свету вечности.

Глава 1. Начало и конец, или Конец и начало

Еще классик утверждал, что тяжелые предметы ни с того ни с сего на голову не падают. Предопределение, судьба, рок — красивые слова, много пафоса. А толку-то? Рассчитываешь, планируешь, работаешь, а в один не прекрасный день — бац! — конечная, слезай. Приехали! Но бывает и по-другому. Случается, по воле одного шутника с большой буквы 'Ша' получаешь вместо места на облаке с арфой или сковороды (хотя, на место в горячем цеху я вроде нагрешить не успела) кое-что иное.

Впрочем, обо всем по порядку, чтобы не пришлось десять раз повторяться. Я вообще создание местами ленивое. Нет, была работа — делала, но сама себе занятие отродясь не искала. Даже к пыли дома спокойно относилась. Назначен день уборки — пятница, тогда и вытирала, а в другое время руководствовалась принципом 'пыль на своем месте лежит, и я полежу'.

То ли дело мать с сестрой. Нет, к родным я привязана, но все портила их прогрессирующая год от года мания чистоты. Умные люди с психологическим образованием называют это акцентуацией на педантизме, или вовсе застреванием. Родичей этот 'сдвиг по фазе' полностью устраивал. Мне же, как смогла заработать на съем жилья, пришлось ради сохранения нервных клеток линять из отчего дома, теряя тапки. Только на съемной квартире вздохнула спокойно. Всех тех, кого не устраивал порядок в скромной двушке, ласково посылала лесом на хутор ловить бабочек.

Сама-то я вообще повышенным человеколюбием никогда не страдала. Природу: воду текучую, небо, траву, горы — обожала с детства, любоваться могла до бесконечности, а людей — нет. Наверно, где-то подсознательно в душе жило предощущение собственного жребия. Потому что любить свою работу — это либо извращение, либо везение, выпадающее редкому счастливчику.

Принято считать, что плохая репутация у числа тринадцать. Как по мне, так шестнадцать оказалось похуже. С этой даты — шестнадцатого ноября, через недельку после того, как мне шестнадцать стукнуло, и полетел привычный мир вверх тормашками. Я научилась не только смотреть, но и по-особому видеть. Откуда взялся дар или проклятие, понятия не имею. Насколько знаю, в роду у меня ни одной самой захудалой ведьмы никогда не было. А тут засада!

Я стала видеть черные и серые следы на людях. Сначала думала, галлюцинации зрительные или книжек перечитала, переутомилась. Потом начала не только видеть, но и понимать смысл темных пятен. Понадобились мне для этого пара месяцев и несколько о-о-чень наглядных примеров. Одного парня, вздумавшего перебежать дорогу на красный свет с парой пива в руках, размазало парой шальных встречных джипов как раз в те самые пятна. Только теперь они стали красными. Спустя три недели соседа, у которого я видела черноту на груди, увезла скорая с инфарктом, на носилках, накрытого простыней с головой.

Вот тогда до меня и дошло: черные следы — это отпечатки смерти. Я не стала тогда истерить. Впрочем, воображать себя мессией и, перекраивая реальность, рваться спасать всех сирых и убогих тоже не ринулась. 'Пункт назначения' смотрела, прониклась. Если суждена тебе смерть, то не беги, умрешь уставшим.

Первым делом я, конечно, оглядела своих родных (мать, старшую сестру, папку) и, не найдя черных пятен, сосредоточилась на учебе. Средняя школа, химия, физика, математика — о чем поволноваться было и без отпечатков смерти.

Я жила, как живется, до тех пор, пока не увидела на Лешке, своем однокласснике, у которого собиралась списывать завтрашнюю контрольную, черные метки по всему телу. Тогда я жутко разозлилась на дурня, собирающегося погибнуть, на саму смерть, на глупую ситуацию и даже на саму себя. Взбесило осознание: вижу, а изменить ничего не могу.

Обогнала я Лешку, задержавшегося подымить с приятелями, и пробежала по мостку над котлованом стройки. Взгляд на бетонные блоки с железными штырями на дне заставил меня затормозить у ограждения. Эти штыри и пятна на Лешке и мостик, который сегодня лежал как-то слишком криво, часть земли с краю осыпалась. Тогда-то у меня в голове щелкнуло! А, была не была! Пойдем против законов, прописанных кинематографом. Я поднатужилась и столкнула мостки вниз. Грохот был, треск, парни-курильщики прибежали, матерились удивленно, а я стояла и смотрела, как исчезают темные пятна на однокласснике. Физику у него сдула на отлично. Тогда-то и поняла, что темные пятна — это не окончательный приговор, а лишь указание на вероятность конца. Тем же вечером случилась та странная встреча. ОН пришел ко мне, проявившись прямо в коридорном зеркале.

В преддверии выходных родители с сестрой подались на дачу, оставив меня в квартире одну. Я расчесывала на ночь волосы и думала об оценке за свою честно списанную контрольную. В какой-то миг поняла, что вижу в зеркале не лохматую брюнетку в халате с щеткой наперевес, а его. Невзрачного лысоватого мужичонку в потертом коричневом пиджачке с черными кожаными заплатками на локтях, несвежей белой рубашкой, вытянутыми на коленях брюками и стареньким рыжим портфелем без одной защелки.

Пугаться такого невозможно, потому я растерянно ляпнула, тыкнув щеткой в стекло:

— Ты кто?

— Смерть, — буднично признался мужичонка.

— Не похож, — выпалила я прежде, чем сообразила, что беседа с галлюцинацией не является признаком душевного здоровья. А уж если глюк тебе отвечает, то пора сдаваться в руки специалистов.

— Можно так, — скопировал тип из зеркала мое движение, тыкнув пальцем в зеркальную преграду. Изображение пошло волной. Лысый дядька на миг обернулся скелетом в импозантном черном плаще с капюшоном, застегнутом на серебряный череп-фибулу. В правой костистой руке лежала сакраментальная коса, зловеще отливающая черным серебром. — Теперь соответствую имиджу?

Я заворожено кивнула, а ОН снова стал внешне безобидным типчиком со стареньким портфелем.

— Гадаешь, зачем пришел?

— Если Смерть, то очевидно за мной. С другой стороны, если до сих пор жива, то, наверное, все-таки чего-то не понимаю.

— Я всегда прихожу познакомиться с заступающими последнюю дорогу, — ответил мужичок. Причем последние три слова сказал так, будто их следовало писать с большой буквы каждое и жирным шрифтом. 'Заступающими Последнюю Дорогу' — вот так!

— То есть лично устраняешь? — опасливо уточнила я.

Смерть же с портфелем стоически вздохнул, материализовал себе в зазеркалье кресло, снаружи нигде не проявившееся, уселся с комфортом и принялся объяснять.

Оказывается, большинство, да что большинство, практически все люди, изредка чувствуют дыхание Смерти за спиной. Но избежать гибели, если она почти предрешена, зачастую не способны. Своими метаниями они, как в старом анекдоте, наоборот, приближают конец, специально мостят дорогу к могиле. И лишь редкие зверушки-мутанты по прозванию 'заступающие последнюю дорогу' имеют возможность уйти сами и играючи спихнуть с последней дороги других. Они инстинктивно чувствуют, что нужно сделать, чтобы смерть осталась с носом.

Тут я не утерпела и вылезла с вопросом, зачем Смерти давать инструкции тому, кто у него или ее, можно сказать, хлеб отбивает. Оказалось, не все столь однозначно. Заступающие не в силах увидеть метку смерти на тех, чья жизнь без вариантов окончена. Именно такие, однозначно обреченные, самые удобные клиенты. Остальные же, кто мог жить, но все-таки умер, требуют от Смерти дополнительных телодвижений. А кому нужна лишняя работа? Понятное дело, никому, будь ты хоть обычный человечек, хоть персонифицированное явление. Так что во мне Смерть увидел средство облегчения собственного жребия. Потому и поторопился явиться с инструкциями, едва я единожды проявила умение.

Далее последовала лекция о том, как лучше видеть обреченных, сталкивать их с пути, ну и так далее. Так скучно нам даже физику не объясняли. Только потому я и поверила в происходящее. Снящаяся мистика и галлюцинации настолько занудными быть не способны по определению. Мозги мне лысый с портфелем полоскал больше часа. Под конец я озадачила работодателя личными соображениями.

— Стоило ли мне столько мозги полоскать? Многого все равно сделать не смогу. Мне сейчас вообще никто не поверит. 'Онижедети' звучит, как заклинание массового отупения. Позже, если о способностях трепаться стану, то или в психушке окажусь или под колпаком у спецслужб. Ни того ни другого не желаю. Нет, чисто теоретически людей мне жалко, но ломать себе жизнь ради высшего блага?! Это в Хогвартс к ДДД и Потному Гарику.

— Делай то, что можешь. Твой дар будет неосознанно притягивать тех, кто пожелает изменить свой путь. Кроме того, будущее заступающих последнюю дорогу изменчиво. Вместо закрытых путей обычно открываются многие другие... — впервые за все время беседы Смерть скупо улыбнулся, будто знал обо мне что-то такое, подпадающее под нехорошее словечко 'сюрприз'. Знал, но делиться не спешил.

— А какие-нибудь бонусы за работу полагаются? — практично уточнила я.

— Я похож на Деда Мороза? — удивился собеседник.

— Одно лицо, только без бороды и красного халата.

— Тогда и глупых вопросов не задавай. Кармой зачтется, — закрыл вопрос Смерть.

Очередная, на сей раз предвкушающая улыбка странного собеседника мне совсем не понравилась. Чего он имел в виду, уточнить не успела. Исчез чудак на заглавную букву 'С' из зеркала вместе с портфелем и креслом.

Насчет притяжения клиентов лысый не соврал. Утром, входя в лифт, увидела бледно-серые пятна на груди у старушки-соседки и ляпнула:

— Теть Тамара, вам бы сердце проверить. Пошаливает, небось! — и раньше, чем выслушала череду квохтающих жалоб на сердце, печень и другой ливер, увидела, как бледнеют пятнышки на груди старушки.

Стало быть, несвоевременной смертью бабушка теперь не помрет, только в положенный час. Наверное, после моей рекомендации в больницу отправится, и то хлеб. А то она одна живет, помрет невзначай, заселятся какие-нибудь буяны и будет музыка по полночи нервы трепать. Нет, такой хоккей нам не нужен, уж лучше тихая бабушка, никогда не включающая телевизор после девяти вечера и не водящая в дом чужих дедушек!

Так и повелось, пятнышки на людях стали привычны, как дождинки в ливень, и так же привычно я стала подбирать способы их устранения. Частенько получалось, порой нет, стопроцентную гарантию во вселенной дает лишь одна контора. Да-да, та самая, с представителем которой я через зеркало имела честь побеседовать.

Словом, шли годы, я закончила школу, поступила в финансово-экономический на бухгалтера. Причина выбора профессии была элементарной: с черными циферками спокойнее, они никогда не пестрят черными пятнышками — знаками смерти. По знакомству (а что и где у нас делается в стране иначе, если можно решить дело через родного человечка) устроилась бухгалтером в одно не слишком крупное ЗАО. Жила тихо в своей съемной квартирке, читала вечерами книжки, попивая чай, ликерчик или вино с вкусняшками. Мужчинки приходили и уходили, потому что я не желала подлаживаться под них, а они, те кто хоть что-нибудь из себя представлял, прогибаться под меня. Одной было удобно и спокойно. Уже подумывала завести ляльку от подходящего кандидата...

И тут случился он. Увы, не роковой тип, сногсшибательной наружности с миллиардами за душой, яхтой и личным самолетом, а тот самый 'кирпич'. Вернее, это был не кирпич, а ветка дерева. Большая.

Очередное штормовое предупреждение, привычно бомбанувшее мобильник, обернулось настоящей репетицией Армагеддона. Проливному дождю с сильнейшим ветром угораздило разразиться как раз в тот момент, когда я вылезла из маршрутки за два квартала до дома. Увы и ах, до подъезда у нас только такси возит. Но в такой час его все равно не дождешься, звони, не звони. Не ночевать же на работе!

Сильнейший ветер, при котором зонтик, если хотелось поберечь спицы, даже открывать бесполезно, оказался 'приятным' бонусом к жесткому массажному душу сверху. Вернее, при таком ветре, душ стал душем Шарко. Лил, по-моему, даже снизу, а не только справа, слева, спереди и сзади. Мокрый и замерзший до нитки человек — проверено на себе — враз утрачивает способность к критической оценке происходящего. В голове остается одна мысль: скорее домой, скинуть мокрую одежду и в горячую ванну, а внутрь чаю с коньячком. Или даже просто коньячка!

В чавкающих мокасинах я катером на воздушной подушке рассекала громадную лужу, в которую превратился двор. Говорят, что простота хуже воровства, а сейчас убедилась, что заасфальтированный двор хуже нуждающегося в ремонте. Обычно основная вода скапливалась в выбоинах, оставляя пространство для маневра опытному горожанину. Сейчас же аш два о была везде, как первичный океан в первые миллионы лет зарождения жизни на земле. Зато перед горожанами не стояла проблема выбора пути. Какая разница, где идти, если везде воды выше щиколотки?

Пока я философствовала на бегу, дверь подъезда пиликнула и из сухого его нутра к газону бросились Макс и Миша. Максу было шесть, Мише семь лет. Первый являлся здоровенным черным терьером выставочного экстерьера. Второй — мелкий и юркий — дружелюбным до безобразия и страшно общительным соседом первоклассником.

Кажется, мальчишке в безразмерном дождевике и сапогах по колено оказаться под дождем было в кайф. Завидя меня, пацан разулыбался от уха до уха, замахал свободной от поводка рукой и звонко заорал:

— Привет, теть Кать! А у Макса понос! Съел какую-то дрянь на помойке! Мы уже три раза выбегали!

Враз вымокший Макс, принимая подобающую случаю позу горного орла, обтекал молча и сосредоточенно, как подобает занятому важным делом уважающему себя созданию.

Я неопределенно пристукнула зубами в ответ на радостный возглас Мишани и невольно втянула голову в плечи — прямо над нашими головами полыхнуло и почти сразу грохнуло небо. Очередной резкий порыв ветра заставил громадный тополь во дворе затрещать. Потом я увидела резко выступившие черные пятна на пацане, собаке и, вот дура, дальше действовала рефлекторно, бросилась вперед и снесла хлипкое тельце ребенка с газона, собака инстинктивно дернулась следом за мелким хозяином. А я уже не успела. Большая ветка — она тот же кирпич, только тяжелее и другой формы. Зачем я это сделала? Наверное, слишком замерзла и мозг отключился. Дура? Дура! Ой, дура...

Мир померк, где-то в отдалении раздался задумчивый и очень знакомый голос:

— Я ж говорил, кармой зачтется...

Пришла в себя я резко, от дикой вони. Кровь, потроха (точно как в деревне у бабки, когда курам по осени головы рубили), жженая кость и еще что-то невообразимо противное составляли аромат, шибающий в нос почище нашатыря. Было темно. Лишь чадящий свет пары догорающих факелов размазывал мрак до насыщенно серого. Справа отчетливо тянуло сыростью. Слева и впереди едва различались предметы, идентификации не поддающиеся. Я улавливала лишь контуры неровного громадного шара и пары сооружений (ящики? бетонные блоки? саркофаги?) с прямыми линиями, поверх которых валялись какие-то длинные мешки.

Во всем организме ощущалась удивительная... нет, блин, не легкость. Тяжесть и онемение! Как в отлежанной за ночь руке. Только я вся была рукой. Мысленно прикинула, двигаться вроде как могу, но с трудом. Тело воспринималось странно, словно засунули меня в грубый скафандр, а перемещаться в нем не научили. Попытавшись пошевелиться, я лишь едва заметно дернулась и зашипела сквозь зубы от возмущения.

Спустя несколько секунд послышался мужской хриплый голос слева, со стороны 'ящиков и мешков':

— Ким, лапуля, ты никак жива?

В ответ хрипуну никто не отозвался. Я снова злобно запыхтела, пытаясь заставить тело если не сесть, то хотя бы поднять руку. Вместо этого дернулась, будто ей засадил молотком по колену садист-невропатолог, правая нога. По всему телу волной прошлись колкие, очень неприятные мурашки. Я умерила запросы и еще раз попыталась шевельнуть уже не рукой, хотя бы большим пальцем на левой руке. Вместо него сжалась в кулак и стукнула по чему-то твердому правая ладонь. Новая волна мурашек-льдинок протопала сквозь тело. Они поселились не только на коже, но и под ней, в нервах, сухожилиях, даже костях. Боли не было, лишь общее неприятное ощущение, дополняемое сознанием полного бессилия. Я словно оказалась участницей шоу 'Почувствуй себя перевернутой черепашкой, сто процентов реалистичности погружения в среду гарантировано'.

Снова постаралась пошевелить тем же пальцем левой. На сей раз приливная волна мурашек оказалась скромнее и нужный палец дрогнул, а потом беспорядочно задергался. Будто мозг и организм никак не могли договориться между собой или последний запутался с расшифровкой поступающих сигналов.

От усилий на лбу выступил пот, но я все пробовала и пробовала, злясь от беспомощности, пока, наконец, сначала правая, а потом и левая руки поочередно не сжались в кулаки, а затем не разжались.

Сердце бухало в груди, как после забега на пять километров, перед глазами плясали стеклянистые червяки и черные точки, но у меня получилось! Я торжествовала: 'Ура, заработало! Сейчас полежу еще немного и займусь ногами!'

Пока боролась с собой, мужской голос не унимался. Он, видать, тоже собирался с силами, и теперь снова звал:

— Ки-и-м!

Теперь к нему присоединился еще один, хрипловатый басок, похожий на первый:

— Ки-и-м?

Пока я соображала, где, что, почему и зачем, сбоку заговорили сразу двое, между собой.

— Керт, чего лапуля-то молчит? Неужто язык прикусила?

— А я знаю, Кирт?

— Тут такое творилось, кобылу мне в жены, что как мы себе чего не откусили, а может и откусили — не разобрать, — прохрипел названный Киртом, почему-то приплетая в речь странные пожелания про лошадок. (Может, он так ругался?) — Голова гудит, словно гуляли в 'Веселом путнике', пропивая половину десятинного жалованья. Причем все потратили на горячивку, а не на закусь и девок.

Собеседник ответил ему согласным кашлем. Закашлялся и Кирт. То, что я приняла за длинные мешки на ящиках, подергивалось и трепалось, демонстрируя подобие интеллекта. Точно, там валялись два мужика! Один из них, тот самый Кирт, прочистив горло, снова заталдычил, вызывая, как радист базу:

— Эй, Ким, Кимея, жива? Отзовись, лапуля!

— Парни, не знаю, кого вы зовете, но по ходу дела, здесь только вы и я. Хотя понятия не имею, где это 'здесь' и кто вы, — промямлила я, с трудом ворочая тяжелым, как мокрая тряпка, и непослушным языком.

— Уф, живая! Будь, Ким! — облегченно выдохнул Керт странное пожелание бытия. Это у них вместо здравствуйте, что ли?

— Ага, будь! Напугала-то ты нас, Ким! А что память отшибло — не беда, отлежишься чуток, полегчает, — радостно выдал второй басок того самого трепача Кирта, только что вещавшего про выпивку, лошадок и девок.

— Лежи покамест, не вставай, — снова дельно посоветовал первый, прозываемый Кертом.

— Стало быть, мы с тобой, братец, и Ким тут. Осталось понять, где Тимас и Симелия с Альтом. Песьего бреха не слышно, кучера тоже не слыхать. Если ее высочество где-то визжит, требуя нас, то чем скорее мы найдемся, тем выше шанс не нарваться на штраф, — снова начал вещать разговорчивый Кирт.

— Может, я головой сильно шибанулся, только последнее, что помню, как коляска принцессы с обрыва летит. Дальше грохот, боль и темнота, — снова прокашлял Керт.

Пока они беседовали между собой, я гадала, почему эти деятели упрямо принимают меня за какую-то Ким или Кимею?

— Тогда мы с тобой, Керт, в одном месте головой бились, я тоже про обрыв помню, — озадаченно протянул Кирт. — Ким, лапуля, ты чего последнее помнишь?

— Грозу и ветку дерева, которой меня придавило. Кстати, мужики, меня Катерина, Катя зовут, так что по любому скорее Кэт, чем Ким, — сварливо буркнула я и попыталась поднести пальцы к вискам. Синхронно обеими руками разом я шевелить еще не пробовала. Этот подвиг отозвался очередным шествием ледяных колких мурашек, в строй к которым беспорядочно затесались их огненные подружки. Голову прошил такой чудовищный болевой разряд, что, кажется, я отключилась ненадолго или заснула. Разбудили меня шорох, буханье ног, скрежет по камням, стук и почти синхронные матюги. Странные матюги, через слово поминающие мечты о кобыле в жены, экскременты и половые органы некоего отца и чьей-то матери. Послышался ритмичный стук. Потом сразу стало светлее.

Запылали два факела в лапах — руками эти конечности назвать язык не поворачивался — двух здоровенных шатенов. Плечистых, высоких, похожих друг на друга, как отраженья в зеркале. Весьма потрепанные, пыльные, грязные и окровавленные отражения. Впрочем, при всей внешней обшарпанности безобидными мужчины не выглядели и на простецких Ванек из техникума не тянули. Слишком четкой лепки оказались черты лиц, губы не лепехами, брови ровные, да и носы не картошки, а вполне четкие. О, сообразила, эта парочка напоминала итальянцев, очень хорошо питавшихся в детстве растишкой, лишенных обычной кудрявости и чернявости.

Едва факел осветил меня, заставив зажмурить глаза, как 'двое из ларца' синхронно подались назад и сконфуженно поклонились.

— Ваше высочество Симелия! Будьте! Простите, мы ваш голос с Ким спутали. И платье с прической у вас чего-то сходны стали, вот и не признали сперва... — торопливо забормотал первый, кажется Кирт. Второй стоял молча.

— Уже сказала, что я не Ким и никак не Симелия, а Катя, — раздраженно огрызнулась я, прикрывая пятерней заслезившиеся от близости факелов глаза. Рука двигалась, как надо. Подбодренная прогрессом, я осторожно оперлась о ложе второй свободной ладонью и попыталась сесть. Медленно и со скрипом, но удалось.

Кстати, на чем таком твердом и холодном я валяюсь? Эдак и почки застудить недолго. Оказалось, на серой и очень холодной каменной плите, твердой, понятно, как камень. Как я тут очутилась? Пальцы привычно ринулись взъерошить шапку кудряшек и застряли в толстой косе. Так, стоп, косе? Откуда взялась коса? Перебросив ее через плечо, впилась взглядом, как в змею. Светлая, почти пепельная! Куда делись мои сейчас кудрявые черные волосы? И пальцы... Где мой маникюр со стразами? Тонкие пальчики с ровными розовыми ноготками без всякого лака нервически затеребили растрепанные блондинистые лохмы. На запястье красовалась татуировка в виде маленькой не то веточки, не то стебелька с мелкими голубенькими цветочками. Я оставила в покое волосы и поднесла запястье, с просвечивающими тонкими венками ближе, чтобы разглядеть картинку. Не мои волосы, не мои руки, не моя татушка. Какой вывод? Это вообще не мое тело!

Ничего удивительного, что оно меня слушаться не хочет. Куда я попала? Куда меня этот лысый хр.... хороший нечеловек с косой в зачет кармы засунул? Ответов в гудящей голове, если опустить мат, не было. Но я понимала четко одно: все эти 'подарочки' от 'не Дедушки Мороза' мне категорически не нравились. Только ему, как и сказочному новогоднему старику все равно не было смысла предъявлять претензии.

Пока я переваривала стрессовые новости, два крепких молодых мужика снова шагнули ближе, озадаченно переглянулись и уставились на меня в полном обалдении. Болтун Кирт потер шею сзади, молчун Керт почесал висок. Ага, стало быть, не только молчаливый, еще, возможно, и умный. Дураки, если верить любительскому мнению о жестах, обычно чешут в затылке.

— Лицо принцессы Симелии. А все остальное: голос, волос, знак выпускницы Кордесса на руке, тело и одежда — Кимеи, — методом перечисления выдал, наконец, причину общего замешательства Кирт.

Чтобы рассмотреть меня получше и еще разок во всем убедиться, он снова поднял факел выше. На ногах парочка стояла, покачиваясь, но хоть палками с огнем в меня не тыкала и спалить не пыталась.

То ли от света, то ли от резких движений, меня накрыло очередной, самой мощной волной боли. В ушах зазвенело, мучительный стон вырвался сам собой. Тяжесть в голове и теле словно взорвалась, выпуская наружу память. Информационный поток-биография юной Кимеи, личной горничной и наперсницы принцессы Симелии, едва не отправил бедную меня в очередной нокаут. Зато сразу стали понятны глумливые слова Смерти о карме.

Эта нехорошая мужеподобная персонификация старушки с косой каким-то образом ухитрилась вытащить и перебросить мое сознание в чужое тело чужого мира, именуемого Фальмир. Мира, где жили люди, но действовала магия, правили короли, а боги были куда более деятельны, чем полагается сданным в архив пыльным мифам далекого прошлого.

Что теперь? Можно, конечно, негодовать, бия себя пяткой в грудь, и требовать, все отыграть назад. Но вот вопрос, а осталось ли от меня там, на Земле, что-то целое и функционирующее, куда можно возвращаться? Судя по размерам той ветки, вряд ли. Будь я живой, Смерть банально не смог бы ничего сделать. Он только на покойниках специализируется.

Я поморщилась, анализируя последние минуты памяти Кимеи, образ сумасшедшего старика, творящего какой-то ритуал и отклик на творимое безобразие некой сущности по имени Ольрэн Ушедший. Кажется, в памяти наперсницы принцессы Симелии этот подозрительный тип проходил в качестве ушедшего и полузабытого бога коварных шуток, метаморфоз и почему-то дверей. Дескать, во власти злого шутника Ольрэна было не только извратить любое сущее, но и распахнуть или затворить какие угодно пути или двери. Если быть совсем точной, на здешнем едином языке Ушедший именовался богом не дверей и дорог, а скорее проходов. Это слово вбирало в себя значение 'дверь' и 'путь' одновременно.

Ха, для сгинувшего с концами Ольрэн оказался чересчур энергичен и деятелен. Хотя, если он отвечал за проходы, что ему стоило как уйти, так и вернуться, не считаясь ни с чьим мнением? И для меня, блин, организовал такой, то ли при содействии, то ли при попустительстве Смерти с Земли.

Вообще нежданные возвращения — обычное дело для высших сущностей, если судить по книжкам фэнтези. Их я прочла в изобилии, в тщетных попытках найти ответ на вопрос: 'Со мной ли одной творится разная потусторонняя фигня, или нас, 'счастливчиков', много?'. Ответ, конечно, не нашелся, но книжки понравились, увлеклась и почитывала под настроение регулярно. Уже не в поисках истины, а исключительно для развлечения и отвлечения от муторной миссии заступающей последнюю дорогу.

В книгах порой тоже встречались бедолаги, работающие на 'старушку с косой' или вообще ее подменяющие. Смеялась я тогда до колик. Когда знаешь, о чем речь, со стороны все так забавно выглядит, даже если автор не собирался читателей на 'ха-ха' пробивать. Досмеялась, ага, теперь можно и поплакать, когда на мне типичный рояльный метод решения проблемы главного героя — попаданство — использовали. Ну лысый, ну удружил...

От чужой памяти голова раскалывалась, как кокосовый орех под топориком аборигена с тропических пальмовых островов. Я с трудом присела и энергично помассировала виски. Вроде бы тело начало слушаться и уже не напоминало ощущениями древний скафандр водолаза для глубоководных работ. Теперь оно больше походило на новый костюм из грубого льна, не поддающегося глажке, которому еще предстоит обмяться и сесть по фигуре, то есть, по душе.

Рядом смирно отсвечивала факелами и неуверенно переминалась с ноги на ногу или пошатывалась парочка мужиков. Кирт и Керт — телохранители с отличными рекомендациями и из Серого Щита, специализирующиеся на охране и усмирении буйных порывов вздорной принцесски Симелии. Если сиротку Кимею из древнего нищего рода дрессировали в Кордессе, пансионе для камеристок, горничных и наперсниц высшей категории, то щитовики тоже числились элитой среди своих, телохранителей-наемников. Выпускников этого учебного заведения разбирали, как горячие пирожки, представители самых знатных фамилий Фальмира. Если же кто из щитовиков не хотел заключать постоянный контракт, то отлично зарабатывал на разовых. За десяток лет ударно-защитного труда сколачивалось небольшое состояние. Папочка-король Ламильяна покупал для своей балованной младшенькой дочурки самое лучшее из вещей и людей.

Собратья и сестра по присмотру за златовласым несчастьем, Кирт, Керт и Ким находились если не в дружеских, то в приятельских отношениях точно. Общие проблемы, знаете ли, сближают сильнее совместных попоек. Трое коллег по нелегкой миссии неплохо знали друг друга. Хорошо, что я врать мужчинам, притворяясь Кимеей или Симелией, не стала. Смену личности те почуяли бы сразу. Я решила и дальше от щитовиков ничего не скрывать. Не открутят же они мне голову только за то, что я, это я, жертва произвола всяких темных сущностей и богов? Никто из пары Кирт-Керт глупостью и жестокостью не отличался. В конце концов, мы в одной лодке, то есть на одном алтаре всяким извращенным экзекуциям подвергались.

Сейчас щитовики всего лишь хотели знать, кто я. Блин, да я, если уж говорить начистоту, и сама бы не отказалась. Судя по всему, старый маг-маразматик движимый прихотью, вдохновением или личной шизой, нацепил на покалеченную горничную лицо мертвой принцессы. А его не менее гениальный призванный бог добавил в этот кровавый коктейль душу попаданки. Ладно хоть на память отлетевшей души Кимеи кто-то (местный Ольрэн или мой знакомец Смерть) расщедрился. Не придется тыкаться на ощупь в местных реалиях, как слепой котенок в поисках мамкиной титьки.

— Керт, Кирт, повторяю, я не Симелия и не Кимея. На татушку и прочие приметы не смотрите. Когда коляска упала с обрыва, вы все угодили в руки безумного мага, — хрипло прошептала я. — Старик провел ритуал, призывая Ольрэна, ушедшего бога метаморфоз. Тот заглянул на огонек. Не знаю, что он сотворил с вами, но та девочка Ким, которую вы знали, нынче умерла в пещере. На ее искалеченное лицо прилепили физиономию принцессы Симелии. Ее тушка сзади в общей груде валяется, Ким видела. Мою же душу выдернули из умирающего тела в другом мире. Душа Кимеи хотела уйти от мучений и ушла, а память осталась. Такая вот окрошка.

Взгляды темных глаз, в полумраке пещеры казавшихся черными, снова скрестились на мне. Секунда, другая, третья, мужчины снова переглянулись, обернулись назад и подсветили получше указанный ком мертвой плоти. Меня затошнило. Окровавленное девичье тело без лица, изломанные лошади, здоровенный черный пес, похожий на Макса, хрупкий парнишка-кучер, выбранный принцесской за смазливую мордочку и знание лошадей — инсталляция вкупе с запахами вдохновляла лишь на прочистку желудка.

Помилосердствовав, телохранители описали факелами знак круга, перечеркнутого по косой в нижней трети, — символ Первоотца. Сотворив таким образом ритуал прощания с ушедшими, они снова вернулись ко мне, смещая факелы и скрадывая жуткую груду в тенях.

Глава 2. На дне, почти по классику. Рекогносцировка

— Как-то вечерком слышал в трактире 'У стены' старую песню-легенду. Очень пьяный бард пел о безумном жреце-маге, чьи преступления неисчислимы и смертный приговор которому подписан едва ли не в каждом уголке Фальмира. Служители Первоматери приговорили его к сожжению заживо, блюстители долга Первоотца к котлу с кипящим маслом, а жрецы-псы Дагонта Законника-Очистителя к четвертованию. Йорд — Седой Отступник, презревший богов нынешних, продавший душу Ольрэну за бессмертие и могущество — так называл бард того безумца, — припомнил Кирт.

'Надо же, — отметила я памятливость и наблюдательность щитовика. Небось, и сам тогда в дрова пьян был, по трезвяку такие песни не поют и не слушают, а запомнил. — Выходит, телохранитель не только языком треплет, но и других слушать умеет'.

— Вот, стало быть, в чьи лапы мы угодили к добру или к худу, — задумчиво крякнул Керт.

— К добру? — аж поперхнулся от возмущения Кирт.

— Не появись Отступник здесь, в ущелье лежали бы наши трупы, брат, — резонно пояснил разумник Керт.

— М-да, — крякнув, вынужденно согласился щитовик, и сумрачно продолжил мысль напарника. — Не только бедолаги Тимаса и Симелии, но и твой, мой и лапули Ким. А так, вот они мы, живехоньки и целы. Я это точно я, ты — это ты...

— А Ким? — невольно настороженный взгляд Керта метнулся в мою сторону. Я напряглась. Вдруг меня сейчас в четыре руки убивать станут, как того Йорда?

— Ким не повезло, — философски констатировал Кирт, не предпринимая никаких агрессивных телодвижений, и добавил, сделав еще один знак Первоотца факелом: — Жаль лапулю, пусть идет в светлые объятия Первоматери, как того и желала, но нам-то всем жить.

— Что предлагаешь? — справился о мнении брата Керт, начиная рассуждать вслух: — С одной стороны, тело ее высочества надо бы отцу доставить...

Я же, пользуясь данными из памяти горничной, его перебила:

— Надо драпать и поскорее!

— Согласен, кобылу мне в жены! — решительно выпалил Кирт со своим обычным ругательным присловьем. — Бежать и быстро. Смерти Симелии нам не простят, а уж если следы ритуала почуют и найдут, то гореть, плавать или на куски быть разорванными вместо Йорда, мне вовсе не мечтается. Никто разбираться не будет, как мы уцелели. Ты с нами, лирта с лицом принцессы, памятью Ким и душой незнакомки?

— Куда ж я с подводной лодки, лирты! Будьте!— согласилась я, припомнив, что бесконечные пожелания бытия — здешний аналог приветствия, а лирт и лирта — обычное обращение к мужчинам и женщинам Фальмира. — Тикать, так тикать, только с этого каменного одра слезть помогите, пока совсем не простыла. Апчхи! Меня шатает, как пьяную, и голова болит.

Вопрос присоединения к компании телохранителей, или по-здешнему щитовиков, для меня вовсе не стоял. Куда я одна, тощая недомога, с неотсортированной грудой чужих воспоминаний о чужом мире подамся? Плохо мне, защитить себя не способна, одна надежда на парней. Подлости от них Кимея не видела, лишь помощь. Доверюсь! Другого выхода все равно нет.

Кирт легонько сдернул меня с плиты и небрежно подержал, давая ногам привыкнуть к тяжести чужого-своего тела. Кимея, в отличие от моего прежнего тела с приятными округлостями, оказалась тушкой с цыплячьим весом и формой стиральной доски. Кажется, всех достоинств у девчонки, заморенной пансионом и нервной работенкой, и были, что светлая, почти пепельная, коса толщиной в руку да серо-голубые глазки с длинными ресничками. Нет, покойница Симелия садистскими наклонностями не страдала, ни разу не подняла руки на компаньонку или слуг, но ее капризы доставали людей почище изощренной пытки.

— Кстати, куда мы будем драпать — раз, и на какие шиши — два? — переадресовала я паре спутников актуальные практические вопросы. — У меня в карманах пусто, даже безделушек на продажу нет. И одежда у нас всех драная, испачканная в крови.

— Нам скрываться, а Симелии уже все равно, — резюмировал Кирт и, воткнув факел в трещину плиты, двинулся к трупам, не просто сваленным, как теперь виделось четче при новом ракурсе освещения, а словно скатанным в единый рыхлый ком каким-то маньяком. Будто некий великан за неимением снега вздумал поиграть в снежки из мяса. Бррр!

— Украшений не трогай, запалить могут, только монеты из кошеля на поясе, — дал профессиональный совет Керт. — Камень поострее подыщи и дыру сделай, все монеты не бери, пару-тройку оставь, будто просыпались.

Я только присвистнула мысленно: это же надо, какое разностороннее обучение у телохранителей в Сером Щите. Обобрать жертву, чтобы ограбление выглядело естественным образом, наверное, не каждый сможет. Я бы точно не додумалась. С другой стороны, я ни разу в жизни не воровала ничего, кроме яблок у бабкиного соседа в деревне, и трупы тоже обирать не приходилось. Не та эпоха и профессия не та. Бухгалтеры по-другому зарабатывают, если они профи. Правда, мне и на этой ниве до звания мастера еще было пахать и пахать. Видала я такие примеры, что от любой проверки отбиться играючи могли, все данные в голове держали и любой отчет у них цифра к цифре с первого раза сходился.

— Снаружи подожду, — торопливо пробормотала я под нос и, пока мужчины обирали трупы, я по стеночке по стеночке, сдерживая рвотные позывы, двинула вперед. В сторону свежего влажного ветерка, долетающего от входа в пещеру. Шла навстречу неумолчному шуму, который способна издавать только текучая вода.

Небольшой коридор выводил за нагромождение камней в ущелье, ловко скрывающих ход. Я присела на один плоский и, вытащив гребешок, принялась переплетать растрепавшиеся до состояния мочалки волосы. Руки двигались сами, ловко разбирая пряди, я осматривала окрестности.

По дну ущелья, метрах в трех от валунов входа, мчался резвый поток. Не ручеек, уже речушка, перейти вброд и перескочить с разбегу не получится. Чай, не кенгуру! Взбираться наверх по камням на высоту трехэтажного дома как-то тоже не хотелось. М-да, если это награда за карму, то какая-то очень похожая на наказание. Всей награды — летняя пора попаданства. От холода не загнусь в сугробе. Плюс пара мужиков рядом, которые не рвутся незваную вселенку придушить и с вопросами про другой мир не лезут. Чего лезть-то? К срочным вопрос не относится. А если историю Фальмира вспомнить, все здешние — потомки тех, кто когда-то откуда-то пришел или был приведен богами. О множественности миров тут знают, хотя, вроде как последние века про гостей снаружи ничего не слышно. Но это Ким не слышала, она вообще нелюбопытной девчонкой была...

А вот про 'не придушить' уже занятнее. Почему не рвутся? Вдруг я не обычная бедолага-гостья, а могущественный злобный дух, занявший бесхозное тело? Или щитовики это... агностики? А может даже демонопоклонники? Хоть Кимея ничего такого припомнить не могла. Вроде братья Первоотцу молились, при мне его символы выписывали. Что ж, если мужики по демонам, то их ждет большое разочарование. На суккубу я точно не тяну, особенно в этой заморенной тушке. И вообще бухгалтер обычно имеет клиенту только мозг!

Я доплела косу, вернула гребешок в сумочку, а шпильки в прическу, закрепляя косу корзиночкой сзади. Мысли перескочили на другое. Интересно, где коляска навернулась с обрыва? Там бы тоже пошарить неплохо. Жаль, обломков не видно. Старый безумец неслабым магом оказался, если смог нас всех до пещеры доволочь и следов не оставил.

Шаги сзади прервали размышления и созерцание воды. Увы, последнее никак не способствовало решению проблемы с переправой. Кирт и Керт выбрались наружу с неплохой добычей. Монеты из кошелька принцессы они честно разделили на троих. Я взяла только три серебряных кругляша на всякий случай и спрятала в махонькую сумочку на поясе, к гребешку и заколкам. (Кошелька Кимея постоянно при себе не таскала, лишь когда собиралась в лавку или на торг деньги брала.) Остальные монетки вернула Кирту-трепачу, но более домовитому, чем брат.

Хотя, какой брат! Они, пусть и похожи были внешне, как близнецы, а приходились друг другу не родными, двоюродными. В Сером Щите из парней специально пару одинаковых с лица и фигуры лепили в интересах заказчиков, преследуя две цели разом: услаждение взора клиента и приведение в замешательство потенциальных врагов.

— У вас целее денежки будут, — обосновала я передачу монет и вопросительно мотнула головой. Кажется, собратья по несчастью от меня чего-то ждали.

— Лирта Ким... или Кат... — запнулся и окончательно запутался с именами Кирт, принимаясь ожесточенно чесать шею сзади.

'Да уж, 'кат'. Палачом меня еще не называли, неприятные ассоциации возникают, если вспомнить о проклятом даре заступающей последнюю дорогу. Нет, зваться Кат категорически не желаю!

— Пусть будет не вашим и не нашим, Кит, лирты, — вздохнула я, смешивая имя ушедшей девушки и свое собственное, словно ставила его порогом новой жизни. Жили-были бухгалтер — раз и горничная — два, а потом пришла за ними Смерть, чуток пошутил ушедший бог, и получилась диковинная зверушка под номером три.

Щитовики кивнули (на Фальмире кивки больше походили на наклон головы вбок), принимая вводную на знакомство.

— Плюс давайте без особо вежливых расшаркиваний. Память Ким при мне, я вас, отлично помню, будто и впрямь дружила, — вздохнула я, почесав лоб, и остро жалея об отсутствии возможности поскрести мозги, закипающие от усваиваемой информации. — Чего хотели-то?

— Кровь мы с одежды и сами замоем, а вот подлатать... У Тимаса нитки с иглой нашлись. Справишься?

— Кто ж его знает? — честно призналась я. Швеей на всю компанию мне горбатиться совсем не улыбалось. Как-то я все больше головой, чем руками работать привыкла. С другой стороны, щитовики меня не заставляли трупы обыскивать. Там бы я точно не пригодилась. Бу-э-э! Потому честно постаралась объяснить причины замешательства: — В своем прежнем теле с иглой обращалась редко, но если мышечная память Ким сохранилась, а она вроде знала, с какого конца иглу держат, можно попробовать.

— Давай, у нас всяко хуже выйдет, попросил Кирт и, неожиданно резко поднял планку требований: — Сделай знак Первоматери.

— Эй-эй, запросы-то поумерьте! — Пришлось сразу уйти в отказ. — Вышивать быстро ни я, ни Ким совершенно точно не способны.

— Не иглой, рукой, — поправил брата Керт.

— Так? — я вытянула указательный палец и естественным для тела жестом изобразила в воздухе не то трезубец, не то вилку, символизирующую трехлепестковый цветок — символ богини.

Лепесточки привычно для Ким и совершенно дико для меня-Кати, не привыкшей к божественным спецэффектам, проблеснули по контуру нежно розовым. С задержкой пришло и запоздалое понимание: знак Великой матери, именуемой так же Первоматерью, светился только у женщин, то есть у всех, так сказать, лиц женского пола. У девочек он беленький, у девушек розовый, у женщин лиловый, у старых и бесплодных фиолетовый. Такая вот цветовая градация. Что интересно, Первоотец, он же Всеотец, в отличие от Великой матери, свой знак меч-щит (это его недавно парни над трупами рисовали) подсветкой при каждом применении обеспечить не сподобился. Верным приверженцам он, если верить жрецам и молве, даровал в качестве изъявления милости прилив сил. С другой стороны и моды на проверку мужской девственности я ни в одной книжке не встречала. Везде дискриминация!

Мужики после розового проблеска облегченно выдохнули. Часть сдерживаемого напряжения из тел ушла, так же как и шаловливые пальчики подальше от пояса с оружием убежали. Это как? Меня все-таки в чем-то подозревали и испытывали? Ну и ладно, доверяй, но проверяй — принцип хороший, выдержавший испытание временем и, как показывает практика, мирами.

Снова устроившись на нагретых за день, потому теплых и сухих камнях, подальше от воды, я принялась проверять координирование швейного навыка Ким с задаваемой новой хозяйкой программой действий. Волосы переплести смогла, значит и с иглой по идее должна совладать.

Кирт и Керт, как обещали, занялись стиркой окровавленных вещей. Студеная горная речка для такого подходила идеально, если бы не риск навернуться на мокрых камнях и заработать простуду от низкотемпературных ванн. Однако, парочка бывших телохранителей принцессы в себя пришла быстро и теперь скакала ловко, как парочка горных козлов, ничуть не смущаясь ледяной воды и крутизны камней.

Мне повезло — Ким поломало в полете с обрыва удачно, если к подобному вообще применимо слово 'удачно'. Кровь компаньонов по несчастью ее не замарала, а своя обильно натекла лишь с головы и вся оказалась на плаще. Его телохранители тоже отыскали в груде тел и теперь замывали наравне со своими вещами. Я же, разложив перед собой маленький походный набор кучера из пары игл и одной катушки с нитками трех цветов (белой, серой, черной), медитировала над композицией. Швейный школьный опыт на уровне четыре в дневник, три в уме заставил обратиться к моторной памяти Кимеи. У той с иголками в пансионе была полная гармония.

Одним глазом на текущую воду, вторым на влажную рубашку с полуоторванным рукавом, вдох-выдох. Тук-тук-тук! Ручки, давайте подключайтесь, вас ждет работа, а ты, не в меру умная голова, не мешай! Пальцы потянулись к серой нити, отмотали, продели, ап! Дальше я как жертва ОРЗ, которой дали средство от запора, замерла и боялась кашлянуть: худенькие пальчики Ким заработали ловчее швейной машинки. Минутка-другая и рукав снова стал частью рубахи без малейшего намека на заявление о миграции.

Я смерила первую за всю жизнь превосходную штопку — ну не из того места ручки росли, не из того — восхищенным взглядом! Во Кимея дает! Вернее, теперь я, за что доставшемуся телу и рефлексам большое человеческое спасибо. Что тощенькая, так ничего, были бы деньги, откормим! А средства-то есть, благодаря мародерке братьев-кроликов... Эм-н, нет! На кроликов они никак не тянут, на сусликов тоже. До медведей не доросли, козлы — оскорбительно, зато на звание волкодавов и черных терьеров вполне претендовать могут. У Макса соседского порой такой взгляд бывал. Опять же самая телохранительская ассоциация получается!

Я подняла взгляд на стирающую парочку и снова умиленно улыбнулась. Еще один повод для радости: не перевесили всю работу на мелкую девчонку, сами по камням карабкаются! И тут же вся радость пропала, осталась мрачная сосредоточенность, потому что я углядела черные пятна на Керте, и мне на миг даже показалось, что в тот же цвет окрасился камень в паре метров от прачек-любителей. Действовать следовало немедленно.

— Керт, Кирт, срочно подойдите по мне! — почти потребовала я. — Вопрос жизни и смерти!

Братья обменялись непонимающими взглядами, но просьбу исполнили без дополнительной дюжины уточняющих вопросов.

— Кит? — Сжал ладонь в кулак и резко раскрыл пальцы в мою сторону Керт, используя местный жест-просьбу объяснения.

— Я вам о том, откуда пришла, ничего рассказать не успела и вы не спрашивали, не до того нам пока, но одно сказать должна, это важно. У меня талант был там и здесь сохранился — я метки смерти вижу, которую отвести можно.

Мужчины слушали, не перебивая, хоть глаза от любопытства раскрылись посильнее, а говорливый Кирт чуть язык себе не прикусил, чтоб не перебить.

— Осторожнее на камнях. Ты, Керт, вот на том угловатом, — я ткнула пальцем в нужном направлении, — мог оскользнуться и очень неудачно упасть. Смертельно неудачно, — объяснила я, передавая мужчине зашитую рубаху.

— Выходит, мы с твоей помощью самого Последнего Гостя обхитрить можем, кобылу мне в жены? — выпалил пораженный Кирт, хлопнув ладонью по бедру.

— Нет, — опустила я мечтателя с небес на землю. — Лишние жертвы собирать ему самому лень, потому порой могу видеть, как избегнуть возможной гибели. Но если смерть за кем наверняка прийти собралась, то меток я не рассмотрю. Так что не расслабляйтесь!

— Спасибо, что сказала, — склонил голову набок в знаке признательности Керт.

— Ваше выживание — залог моего, — развела я руками, берясь за вторую рубашку и вновь пытаясь ввести себя в состояние рефлекторной штопки.

Черные пятна на Керте благополучно выцветали, возвращая крохи спокойствия.

Совсем спокойным в моих обстоятельствах смог бы быть, наверное, только йог со стажем или профи-психиатр. Этих товарищей после работы со специфическим контингентом вообще ничем не прошибешь!

В очередной раз оказав услугу Смерти, я продолжила штопку. Мужчины вновь принялись за экстремальную стирку. Через полчаса у нас уже имелись относительно целые и чистые (весьма относительно, потому что мыло, порошок и горячая вода в комплект попаданца не входили) вещи. Заодно из остатков плаща бедолаги Тимаса я сшила заплечную сумку. Ее тут же прибрал к рукам Кирт, чтобы упаковать весь наш нехитрый скарб.

Нацепив подсыхающую одежду (тоненький плащ Ким стирали первым, и он успел просушиться лучше других вещей), наша троица устроила маленькое совещание. Говорить под шум своенравной речушки даже на небольшом расстоянии друг от друга, перекрикивая ее, не слишком удобно. Но орать в ущелье? Не-е-е, выжить после падения, чтобы затем ненароком спровоцировать обвал, никому не хотелось. Потому присели кружком и склонили головы поближе.

Вопрос 'Куда и как идем?' снова встал на повестке дня ребром. Первым делом разобрались с 'куда'. Подтвердили, что возвращаться в благословенные земли ламильянского королевства никто не собирается. Во-первых, дохлую принцессу нам, выжившим, нипочем не простят, даже если мы тут совсем ни при чем. Виноваты уже тем, что выжили, а она умерла. Во-вторых, никто не знает, что именно и как сотворил с нами старый безумный колдун, и нет ли на нас отпечатка его забытого и ушедшего (ага, ушел он, как же!) бога Ольрэна. Если есть и его какой-нибудь бдительный служитель Первоматери обнаружит, то с гарантией устроит ритуал принудительного согревания. По той же самой причине двигать в сторону Радильяра, где правит венценосный дальний родственник нашего королька и царит культ Первоотца, не след.

Что остается? Вольные Пустоши, где сидит барон на бароне и никому нет дела до новых искателей удачи, или мирная Валисанта, где поклоняются любому из богов Фальмира. Их, конечно, поменьше, чем баронов на Пустошах, но жрецам все равно приходится быть терпимее друг к другу и прихожанам, чтобы не лишиться паствы.

Вопрос политической целесообразности тут же уравновесился проблемой географической доступности. Попросту: куда мы из этого ущелья сможем выкарабкаться? Два тренированных мужских тела избыточным самомнением, к счастью, не страдали. Какие-никакие, а головы на плечах имелись и откровенно нелепых предложений не выдвигали. Стены ущелья, пусть не вертикальные, вверх забирали чересчур круто даже, пожалуй, для опытных альпинистов без набора профессионального туристического снаряжения. Единственное местечко, внушающее осторожный оптимизм, нашлось метрах в пятнадцати левее скрытого зева пещеры.

— Попробуем? Если снять сбрую с лошадей и использовать как веревки... — с сомнением предложил Кирт, меня же передернуло при одной мысли о комке плоти, в котором придется копаться добытчикам. А потом я взглянула на болтуна, и меня передернуло еще разок. На его теле появились и начали наливаться острожной темнотой пятна. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, чем кончится попытка скалолазания для любителей.

— Нет, пятна проступают, — сразу ткнула я в очевидное-неблагоприятное компаньонов по несчастью. — И сбруя та... Уж больно легко она рвалась, не факт, что нас выдержит. Вы, парни, далеко не пушинки.

— Как тогда быть? — снова советуясь, разжал в мою и Киртову сторону пальцы Керт.

— У меня вопрос: как здесь оказался старикашка-колдун? — ответила я вопросом на вопрос.

— Ольрэн его знает, безумного мага, — передернул плечами щитовик, словно пытался закрыть тему возможностей ненормального живодера.

— Он умеет летать, живет в ущелье или где-то есть проход, о котором мы не знаем? — упрямо продолжила я нить рассуждений перечислением версий.

Братцы-псы переглянулись, синхронно нахмурились и почесали лоб у левого виска. Хорошо хоть говорить хором или через слово перехватывая слова один у другого они не пробовали. А не то б я, не взирая на ужасы грядущего одиночества, отыскала камешки побольше и пустила их в дело в старой как мир попытке братоубийства.

— Я не слышал о том, чтобы Йорд летал, как птица. Даже самые могущественные маги из Края Повелителей Стихий, если они с рождения не посвящены стихии воздуха на алтаре Вадера, летать не могут. Только прыгают и не на такую громадную высоту. А посвященные ветрам никакой иной магией не владеют, — затарахтел Кирт.

— Вряд ли старик живет в здешнем ущелье. Его порой видят то на одном краю мира, то на другом, как рассказывают бродяги-барды, — вставил пару слов Керт и резюмировал: — Значит, есть проход. Жаль, мы с братом не следопыты.

— Порыскать-то по округе все равно стоит, — загорелся трепач. — Вдруг тут впрямь тайный ход пещерами на поверхность и клад в придачу.

— Угу, золото, брильянты и груда старинных артефактов лежат, тоскуют и ждут нас. Такой рояль в кустах пришелся бы кстати, — не очень веря в столь меркантильное чудо, согласилась я себе под нос и посетовала, поежившись на ветерке: — Жаль, одни совершенно недрагоценные камни вокруг, и кустов вовсе нет, негде спрятаться даже детскому пианино, не то что пакету с нечаянно забытыми неизвестным благодетелем бутербродами.

Хотя, на фоне резкой смены тела, мира и вообще всего вытворенного Смертью, чокнутым жрецом и богом Ольрэном, любые мелкие житейские неурядицы кажутся ерундой. К тому же, в совершенно безвыходную ситуацию меня бы засовывать не стали. Значит, хороший шанс выбраться есть, главное его использовать. Огорчений на сегодня, пожалуй, достаточно. Пора реальности меня порадовать, желательно обнаружением выхода!

И вообще, какой глупец от лишней радости бы отказался? Радость она такая штука, что лишней никогда не бывает, в отличие от еды. Кстати, снова о ней, пище насущной. С момента раннего завтрака в животе Ким, ныне моем, не было ни крошки, и музыкальные рулады пузика, истомившегося в мечтах о супчике, на худой конец горбушке хлебушка, становились все громче. Мужчины пока держались стойко, с другой стороны, это тощей девчушке надо еды, как котенку, а вот когда проголодается эта пара шкафов с антресолями, придется хреново. Еды, как я уже намекнула, тут никто под камни не положил. Пусть в речке вроде как мелькали рыбьи спинки, но сетей и удочек у нас нет, медвежьей сноровкой для ловли голыми руками не обладаем, острогу сварганить не из чего, а значит, рыба остается лишь соблазнительным элементом пейзажа.

Похоже, аналогичные, в высшей степени здравые мысли пришли в голову не мне одной. Керт и Кирт развили бурную деятельность по поиску тайного лаза в ущелье. Увы, старый безумец почему-то не удосужился намалевать для своих выживших жертв табличку покрупнее с красной стрелкой и надписью: 'ВЫХОД ТУТ'. Скачки по камням с падениями и шипением сквозь зубы закончились ничем. Хода мы не нашли. Как были на дне ущелья и жизни, так и остались. Почти по классику с противной фамилией.

— Надо еще раз осмотреть пещеру, — вынес единственное здравое, пусть и очень неприятное предложение Керт.

Возвращаться к комку из трупов и каменным плитам-алтарям, на которых мы умирали в мучениях, не хотелось никому. Ну, на то и лидер, чтобы озвучивать непопулярные решения. На то и народ, чтобы этим решениям вынужденно (пока не сменилась ситуация, лидер или не истощилось терпение) следовать. Мысленно радуясь тому, что мы все равно ничего не ели, потому хвалиться обедом не придется, я двинула в пещеру вслед за мужчинами. Факелы, оставленные у входа, вновь запылали благодаря огниву из кисета Керта.

Между прочим, табак здесь знали. Как какую гадость, так люди моментально схватывают. От мира истина не зависящая. Вот только Симелия терпеть не могла запаха курева. Тонкий нюх капризницы чуял аромат даже сквозь сосновую жвачку с мятными листиками, которой щитовики пытались замаскировать грешок. Телохранителям с дурной привычкой пришлось распрощаться, чтобы не расстаться с работой. Ким им тогда немножко посочувствовала, но лишь немножко, потому как резкую вонь здешнего трубочного зелья тоже не жаловала.

Глава 3. Вход и выход?

При свете пары факелов мы вновь шли к проклятой пещере — началу и концу всего. Я торопливо забивала в ноздри по горошинке ароматических шариков, миниатюрный кожаный мешочек с которыми обнаружила в сумочке на поясе Ким.

Капризница Симелия при внешнем изяществе облика обладала лошадиным здоровьем, но любила разыгрывать из себя томно-хрупкую деву, склонную к обморокам. Особенно в присутствии приглянувшегося кавалера, к которому так приятно бывало плавно опуститься в объятия, чтобы как бы случайно насладиться ощущением крепости мужских рук. Потому крохотный мешочек с благовониями всегда был при верной горничной, готовой услужить принцессе, когда госпожа вдосталь натешится вниманием встревоженных поклонников. Впервые ценный запас пригодился по-настоящему!

Старательно пытаясь сосредоточиться на резком цветочном аромате вместо смертной вони, я вместе с щитовиками вступила под своды ритуальной пещеры. Стараясь даже случайно не смотреть в центр залы, занялись осмотром стен.

Отнорков, переходов, кабинок лифта, погребов, ниш, замаскированных дверей в камне не попадалось. Тут не было вообще ничего, кроме распространяющих амбре трупов и трех грубо вытесанных то ли лежаков, то ли алтарных плит, на которых прежде валялись наши тела. Чтобы взгляд не останавливался на комке тел, я буквально уперлась носом в стену и двинулась вдоль нее, пытаясь сосредоточиться на каждой трещинке, каждом выступе, каждой неровности. Смотреть именно туда и больше никуда. Да, тела погибших мне случалось видеть и раньше, но никогда в такой близости и в столь откровенно неприглядном виде. Становилось против воли страшновато и, да простят меня покойные бедолаги, очень неприятно.

Керт и Кирт в обследовании пещеры действовали схожим со мной образом пусть и по другим причинам. И этот большей частью мануальный метод принес плоды. В итоге именно Керт мрачно проронил:

— Здесь обратный треугольник. Знак Ольрэна. Почти не виден, но под пальцами чувствуется. И камень в этом месте кажется на ощупь теплее.

Мы тут же бросили осмотр своих безнадежно пустых участков и сгруппировались у находки щитовика. Керт указывал на стену, где лишь очень внимательный глаз, целенаправленно ищущий нужный узор, был способен обнаружить картинку. Или тот, кто очень голоден, изнывает от безысходности и ищет любой возможный выход.

— Лирты, а пояснить для тех, кто не в теме? — потребовала я, потому как посмурневшие физиономии спутников мне не понравились категорически. Щитовики были похожи на людей, которые готовятся вынужденно спрыгнуть с обрыва, еще не зная, поймают ли их и удастся ли приземлиться на что-нибудь мягкое, но все равно настроенных на прыжок потому, что камень утеса, на котором они застряли, плавится под ногами.

— Скорее всего, это лабиринт Ольрэна, лапуля. Именно им путешествовал сумасшедший Йорд, — кратко ответил Керт.

— Но ему-то уже давно все равно, безумнее, чем есть, не станет. А мы... — оборвал продолженное за напарника пояснение Кирт, тоже погружаясь в мрачное молчание.

— У-у-у! — Теперь в стане хмурых жертв божественного произвола прибыло. Я резко выдернула из памяти Кимеи все известное девчонке о путях ушедшего бога.

Если верить совсем дремучим легендам, весь Фальмир, как именовался этот мир, Ольрэн, покровитель шуток и метаморфоз, сотворил в качестве личной игровой площадки. Вроде как для своих забав бог и жрецов себе выбирал таких же, хм, чокнутых, и для них эти самые пути вроде широкополосных магистралей для избранных шизиков создавал. Другие боги, трудившиеся вместе с Ольрэном: Первоматерь, Первоотец, Дагонт и четыре бога-стихийника, считались более вменяемым контингентом. Якобы они не развлекались за чужой счет, а пеклись о людях.

Впрочем, думаю, здесь, как и на Земле, верно утверждение: историю пишет победитель. Потому кто из богов плох, кто хорош, чей вклад в общее дело был более весом и полезен, с высоты пролетевших веков не разобрать. Древняя история, ставшая обрывками легенд, слишком туманна. Особенного тумана добавляли последние столетия, прошедшие без непосредственного присутствия злополучного бога-изгоя.

Известно лишь, что у Ольрэна и прочих богов на местном Олимпе случился какой-то крупный конфликт, в результате которого и стал Ушедший Ушедшим. Его, самодура, то ли свергли, то ли прогнали, но не убили. Не смогли или не захотели — о том молчок.

Словом, ныне всем и каждому на Фальмире понятно, что древний ушедший бог — это истинная квинтэссенция безумия и с ним лучше не связываться, даже лучше ничего о нем не знать и ни в какие дела, хоть краешком связанные, не лезть. По тем же легендам, простые смертные, рискнувшие пройти путями Ольрэна или утащенные туда на забаву его жрецами или адептами, пачками сходили с ума, седели или вовсе пропадали навсегда.

Что случалось чаще — рассказчики во мнениях расходились. Местный аналог холмов фей выдавал непрогнозируемый и непросчитываемый статистически результат. Единственным общим в тех байках был факт: на каждой двери, ведущей в лабиринт Ольрэна, имелся его культовый знак: два треугольника: обратный и прямой, заходящие друг на друга вершинами. Кто-то видел в схематичной картинке изображение песочных часов, кто-то символ бесконечности, кто-то скрещенные в безумной битве клинки. Не суть важно. Главное, мы отыскали дверку с меткой и теперь переминались у входа, одолеваемые извечным русским вопросом.

— Что делать? — озвучила я его, нарушая затянувшееся тягостное молчание, и сама же расписала альтернативы: — Варианта три: идем в либиринт, будем дохнуть с голоду или жрать сырьем конину с собачатиной, пока мясо не стухло окончательно. Дров на готовку не найти.

Кажется, кто-то из мужчин, лишенных моей ароматической защиты, сглотнул и, маскируя приступ тошноты, закашлялся.

— Идем! Для остального мира мы все одно мертвы, — решил Керт и обернулся ко мне: — Как, Кит, на нас пятнышек сейчас не появилось?

— Не-а, но не считай это счастливым билетом. Напоминаю, если смерть гарантирована, то ее касания я не увижу, — повторно растолковала я суть собственного зрения, одним махом снижая градус оптимистичности общества с 'ура, пронесет' до 'один Ольрэн ведает, пронесет или нет'.

— Эх, Кит, не могла соврать? Кобылу мне в жены! — грустно хмыкнул Кирт.

— А смысл? — удивилась я.

— Помирать с верой в лучшее приятнее, — наставительно объяснил болтун.

— Это с какой стороны смотреть. С верой в лучшее или с обманутыми надеждами — все зависит от того, сколько времени окажется отведено на процесс умирания, — пожала я плечами, не желая нести дополнительный груз чужих надежд, тем паче надежд, вполне способных оказаться несбыточными.

— Чего ж ты такая добрая, лапуля?! — проворчал трепач.

— Не я такая, жизнь такая! А уж Смерть, можешь мне поверить, вообще такой добрый, что порой плакать хочется.

Снова передернув плечами при упоминании Последнего Гостя, Керт решительно приложил руку к камню с треугольниками, выбитыми едва заметными линиями. Кажется, щитовик торопился действовать, пока я не ляпнула еще что-нибудь 'жизнеутверждающее и оптимистичное'.

А я могу! Даже просить не надо! Оно само говорится. Вот такая вот зараза. Это все Смерть — и персонификация, и само событие, по совокупности они меня испортили окончательно. Нет, беленькой пушистенькой и раньше, конечно, не была, а теперь и вовсе цинично-практичный ужас на тонких ножках. М-да, кстати снова о насущном, с кормлением организма надо чего-то решать, пока по ошибке за тощего цыпленка не приняли и на диетический бульон не отправили.

Пока рассуждала о вреде нелечебного голодания для тельца Кимеи, на месте стены с треугольниками возникло темное завихрение, как водоворот в непогожий денек на реке. Кирт дернулся было рукой изобразить знак Первоотца, но вовремя опомнился. Кто его знает, как лабиринт Ольрэна на символ другого бога среагирует? А ну как молнией? Вместо символа щита с мечом, рука протянулась и сжала ладонь родича, тот до хруста стиснул мою вспотевшую и холодную, как лягушонок, ладошку. Свободной конечностью я, как-то само собой получилось, уцепилась за пояс Керта. Так, дружным детсадовским хороводом, мы шагнули в портал-водоворот. Подсознательно я ожидала непроглядного мрака и холода, но ничего подобного не случилось.

Мы перенеслись в просторный, высокий коридор. Камень казался монолитом и испускал рассеянный золотистый свет. Вокруг было совершенно пусто. Ни окон, ни дверей, ни предметов, ни живых существ, кроме нас троих. Даже пыли и мусора, хоть какого завалящего фантика, косточки или огрызка, не имелось. Впрочем, отсутствие косточек немножко обнадеживало. Почему немножко? Тут ведь варианта два: либо выход все-таки есть, либо здесь водится кто-то, съедающий гостей с костями.

Гладкий коридор уходил вдаль. Пространство впереди терялось в рассеянном свете, пространство позади поступало аналогичным образом, иллюстрируя наглядно словосочетание: путь из ниоткуда в никуда. Для полного соответствия когда-то услышанной печальной японской мудрости о смысле жизни, о том, что наша жизнь — это дорога под дождем из ниоткуда в никуда, не хватало только осадков. Их, по счастью, архитектор местного безобразия добавить не додумался. То ли не сообразил, как технически осуществить процесс с водоотведением, то ли не был поклонником философии страны Восходящего Солнца.

— Выхода не видать, — несколько напряженно констатировал очевидное Керт.

— Входа тоже, — поддакнула я, еще разок обернувшись.

Водоворот, возникший при нашем появлении прямо в стене коридора, бесследно исчез. Керт не поленился проверить реальность на ощупь. Потыкал в место входа, постучал кулаком. Звук вышел совершенно нормальный для сплошного камня.

Что дальше? Золотая кишка, хоть и поименованная гордо лабиринтом, была прямой, как извилина дурака, и никаких ответвлений не имела. Или мы их не видели, или пользоваться дорогой бога, сотворенной для своих чокнутых избранников, не умели. Может, дорога включалась лишь для безумных клиентов? Тогда у нас, как подбродим денек-другой, появится шанс свихнуться в достаточной мере для нахождения выхода. Нужен ли он нам тогда?

Я благоразумно прикусила язык и не стала озвучивать рассуждения спутникам, уже успевшим оценить мои оптимизм и позитивный взгляд на бытие.

— Идемте, братец, лапуля? — радостный уже от того, что жив, цел и ни с кем не сражается, заулыбался Кирт, прянув вперед с резвостью коня. Я аккуратно вытащила ароматические шарики из носа, спрятала их в мешочек, и без возражений припустила следом.

Спустя час-другой даже у щитовиков резвость движения и энтузиазм пошли на убыль. Ноги моего некормленого тельца начали заплетаться гораздо раньше. Хотелось сделать привал и посидеть хоть пяток минут. Нет дивана, стула, табуретки, согласна на голый пол. Ножки у Кимеи к долгим переходам были совершенно неприспособленны, мои родные, впрочем, тоже особой выносливостью прежде не отличались. А уж на голодный желудок и подавно!

То, что случилось в следующий миг, разом сменило настроение усталой апатии на куда более бодрое. Пасмурный Кирт, о чем-то размышляющий на ходу, в сердцах долбанул кулаком по стенке и мгновенно получил ответку. Стенка в месте удара на несколько мгновений стала окном, к которому повернулся, отвлекшись от пролистываемой книги, импозантный брюнет с редкой красоты льдисто-бирюзовыми глазами. Аристократ брезгливо выгнул бровь и едва уловимым движением запястья отправил в полет кинжал или стилет.

Кирт с шипением шатнулся от опасного окошка, и оно снова стало золотой стеной без окон, без дверей, как огурчик из загадки. Только стук металла о камень мы услышали и даже увидели торчащий из стены острый кончик. Впрочем, металл быстро втянуло обратно в монолитный камень, скрывая улики. Уж не знаю, назад к владельцу или в закрома хозяина лабиринта. А что, хороший метод пополнения коллекции холодного оружия — рыбалка с наживкой из гостей. Знай себе ловушку заряди жертвами, а потом за уловом раз в сто лет заходи, забирай.

Эх, ну какой красавец холодняком кидался, полюбоваться бы еще хоть разок издали. Нет, от близкого знакомства точно отказалась бы, а как картинку на стенку: хочу-хочу-хочу! Голодный желудок тоже согласно булькнул, напоминая о более насущных хотелках и опуская мечтательницу назад в реальность без пищи. Ладненько. Грезы прочь, вернемся к нашим проблемам, то бишь, их обсуждению с лиртами телохранителями.

— Стало быть, двери тут все-таки есть, — выдохнул Кирт, предусмотрительно держась подальше от стены, способной вероломно трансформироваться в окошко с опасными сюрпризами.

— Но не все они одинаково полезны, — согласилась я, воспользовавшись цитаткой из рекламы.

— Не касайтесь стен случайно, — посоветовал Керт. — Будем пробовать аккуратно, чтоб выйти куда нужно и уцелеть.

— Как? Тык пальчиком — отскок в сторону, падение плашмя на пол? Разведка по касательной? — озадачилась я.

Недолго думая, Кирт тут же ткнул и выругался. Палец, как и кулак, оказался с сюрпризом. Он материализовал большое окно в шумную разгульную таверну. Все бы ничего, да только в таверну не здешнего мира. На Фальмире отродясь не водилось типов с крыльями, щупальцами, рогами и фиолетовой кожей, даже в мифологических бестиариях. Нет, в таверне были и вполне нормальные с виду человекообразные типы. К примеру, один медно-рыжий, сверкающий бижутерией и бородатый, горланящий здравицу с парой полных кубков — по одному на каждую могучую руку. Он повернулся к нашему окошку, широко ухмыльнулся и всучил растерявшемуся Кирту кубок с багряной жидкостью:

— На, Рэну привет! — сочно расхохотался здоровяк.

Рефлекторно приняв кубок, экспериментатор отшатнулся, и окно снова стало золотым камнем.

Кирт понюхал жидкость и расплылся в улыбке:

— Доброе винишко! Будешь, лапуля?

— На голодный желудок? Нет, могу, конечно, и выпить, только потом вам меня придется тащить волоком или бросить отсыпаться на полу, — хмыкнула я, трезво оценивая личные способности к распитию спиртного.

Если я, Катя, легко могла водки махнуть с мороза да сальцем закусить, хотя коньячок по такому случаю больше уважала, то Кимея дурела и от трижды разбавленного водицей сладенького винца. И не пьяные песни петь начинала, или на мужиков вешаться, нет, девицу самым простецким образом срубало. Так что, как ни хотелось попробовать экзотического напитка, даже язык мочить не стала во избежание. Шить за Ким я смогла, а как с 'пить за нее' получится — неизвестно. Вдруг буянить начну, к щитовикам приставать или 'Шумел камыш' горланить? Мы, русские, особенно пьяные женщины в чужих телах, такой непредсказуемый народ! Лучше и не проверять. Проверяльщики целее будут. Это вам не цветочек Первоматери в воздухе рисовать.

Кирт пошевелил пальцами, изображая 'пожимание плеч по-фальмирски'. Дескать, не хочешь, как хочешь, и честно разделил выпивку с братом. Металлический кубок с простенькой чеканкой по ободу заботливо припрятал в сумку. Керт, выдув свою долю добычи, задумчиво потер висок и констатировал, озвучивая мои собственные мысли насчет окошка в чужой мир:

— Не туда двери открываются, куда нужно. За первым окном свое окошко было с двумя лунами, за вторым такие твари, которые и в кошмаре не явятся. Боюсь, правы легенды, лабиринт Ольрэна так закружить способен, что навсегда сгинешь. Ким, тьфу, Кит, ты раз уж из одного мира в другой переместиться смогла, может, чего посоветуешь?

Самый первый признак ума — это умение продуктивно пользоваться чужими советами там, где собственного соображения не хватает. Керт сейчас подтвердил мое мнение о своем интеллекте, но что сказать ему в ответ? Я ведь не сама шагала, меня доставили из точки 'А' в точку 'Б' методом мгновенного переноса через убиение.

Помереть мы, конечно, всегда успеем, а наугад по стенкам тыкаться — верный шанс не на очередную пьянку, а на новый кинжал напороться. Или стоит воспользоваться советом из старого доброго фильма про волшебство? Как там было: 'видеть цель, верить в себя, не замечать препятствий'?

— Может, нам не идти наугад, а четко вслух проговорить, куда именно хотим попасть и мысленно сосредоточиться на цели? — внесла я перефразированное навигационное предложение из 'Чародеев'.

— Пробуем, — от безысходности согласился Керт.

И мы начали усиленно думать о том, как желаем попасть в безопасное местечко где-нибудь рядом с тихой деревенькой или малым городком, подальше от тех мест, где будут искать коляску с Симелией и ее сгинувших пассажиров.

Брела, думала, мысли погружались в вату усталого безразличия. Мимолетно я подумала, как хочу хоть глоток хорошего кофе для прочистки мозга. Апатичное тельце от слабости шатнуло к стенке и прижало раньше, чем любой из спутников успел среагировать, перехватить и дернуть назад.

Рабочий кабинет с мирно жужжащим компьютером и стопа папок вырвала у меня из груди ностальгический всхлип: 'Цивилизация!' Молодой брюнет с бадейкой кофе — аромат защекотал нос — обернулся на шум. Зеленые глаза задумчиво блеснули, голова чуть склонилась влево, потом мужчина усмехнулся краешком рта и протянул мне черную бадейку с забавным рыжим котом на боку. Я машинально приняла угощение, ноздри хищно зашевелились от чумового аромата дорогущего кофе. Рот наполнился слюной, я сглотнула. А брюнет по-доброму улыбнулся, видя мой восторг, и сказал почти то же самое, что говорил Кирту рыжий весельчак:

— Угощайся, Рэну привет!

— Спасибо! — растроганно поблагодарила я и, не выпуская горячей кружки из пальцев, отступила назад. Вскинула взгляд в надежде продолжить беседу с милашкой-брюнетом и уперлась взглядом в золотистый камень стены. Окошко исчезло. С сожалением вздохнула. Перемещение в комфортные объятия цивилизации и знатока дивного напитка отменялось!

Я отхлебнула черный, несладкий кофе, отменно прочищающий мозг, и уверенно предположила:

— Кажется, нас приняли то ли за приятелей, то ли за жрецов Ольрэна. Рэн... Ольрэн... Готова спорить, это его имечко так по-свойски обкорнали.

— Пожалуй, — согласился Керт.

— Что дали? — нос любопытного Кирта дернулся от запаха из кружки.

— Кофе, напиток популярный в моем мире, хорошо бодрит, только горький.

Братья на слово верить не стали, кружка пошла по рукам, мужчины продегустировали и закономерно искривили физиономии от непривычного вкуса экзотики.

— Да, такая гадость точно голову прочищает, — согласился Керт, возвращая мне подаренную бадейку.

— Зато теперь мы легко сконцентрируемся на цели, — подбодрила я компаньонов, делая еще глоток для стимуляции нервных клеток.

Парочка телохранителей согласно скривилась и задумчиво покивала. Не то чтобы им думать было непривычно, скорее привычно было следовать за кем-то и корректировать движения охраняемого объекта, чем лезть вперед.

Еще, до меня, как до жирафа анекдот, через искажающую призму восприятия Ким дошло то, о чем следовало подумать в первую очередь: я неверно оценила возраст спутников. Керт и Кирт на деле были лишь чуть старше соплюшки Кимеи, по сути, парни лет двадцати с малым хвостиком. Да, тренированные, натасканные, как псы на добычу, мускулистые и заросшие темным волосом — что визуально накидывало им десятку к сроку, прожитому на Фальмире, — но по сути еще очень молодые. Потому полагаться на действия и суждения щитовиков не стоило. Во всяком случае, полагаться во всем и больше, чем на память самой погибшей служанки принцессы. Если, конечно, речь не шла о тех вещах, которым парней учили в Сером Щите.

Вообще удивительно легко мне дались первые часы попаданства из мира технического в эту мрачноватую фэнтезятину. Почему мрачноватую? Потому что, если обратиться к читательскому опыту, в веселой истории главный герой не приходит в себя на алтаре с горой свежих трупов по соседству! Или я ничего не понимаю в юморе, или это очень специфический юмор божественного и смертоносного свойства, непостижимый скудным бухгалтерским умом!

Словом, я вроде как адаптировалась, сама того не заметив. Сначала была сильно занята освоением управления телом, боролась с головной болью, потом сразу погрузилась в технические сложности скоростной штопки, следом озадачилась вопросами пропитания, затем поиском выхода из сложных обстоятельств жизни и ущелья.

Где-то на периферии хоровода мыслей я подспудно все ждала отходняка, шока, трясучки и приступов тоски по дому. Не дождалась. Во-первых, паниковать было банально некогда. Во-вторых, думаю, давнее знакомство со Смертью сдвинуло мне мозг набекрень в достаточной степени, чтобы все то, к чему привыкли люди на родной Земле, уже давно стало казаться лишь фрагментом одной большой головоломки. Потому перемещение на другой ее кусочек никак особенно на меня не повлияло. Другой мир, а пятна те же, миссии облегчения работы Последнего Гостя, как его тут именуют, никто не снимал.

Что дальше? Да, щитовики не Темные Властелины, не Гэндальфы и не супергерои, но спину должны прикрыть. С другой стороны и я не хоббит, ножки гладкие, темных артефактов за пазухой для ритуального купания в лаве не таскаю. Будь, что будет! Пока идем, выживаем и пытаемся обустроиться.

'Итак, куда нам там надо? Вроде сговорились: относительно спокойное местечко без фанатиков, где в цене будут наши денежки, и где мы не вызовем чрезмерного любопытства'. Проговаривая вслух желаемый результат, как мантру, мы чапали вперед, изредка я отхлебывала из быстро пустеющей кружки удивительно ароматный кофе и мысленно благодарила щедрого зеленоглазого мужчину. Пусть у него всегда будет столько кофе, сколько ему надо!

Первый блин следующего касания у Керта вышел комом. Луна светила местная, память Ким сразу признала, вот только сияло ночное светило над бесконечной водной гладью, мелкие соленые брызги долетали в золотой коридор, оседая на губах. Ни плота, ни корабля, ни земли на горизонте в окне не появилось. Кидаться и плыть? А в какой стороне берег и сколько до него? Может самый ближайший путь километр вниз? Птиц на горизонте-то не видать. С сожалением забраковав живописную марину, щитовик отошел от стены.

Я допила остатки кофе и передала кружку на сохранение запасливому Кирту. Пока тот прятал посудину, Керт решил испытать счастье еще разок и решительно впечатал пятерню в левую сторону коридора.

На сей раз никакой большой воды не появилось. Кисея тумана лукаво скрывала время — утро или вечер, но не скрывала силуэты деревьев за 'окном' и шелеста листьев. Ближайшее растение легонько качнуло веткой с забавными серо-зелеными листочками-сердечками, мелкими, как рябиновые. Сталица! Такие деревца повсеместно росли в лесах Фальмира. Протяжным не то стоном, не то уханьем разразилась птица, ей ответила другая, слева послышалось очередное 'куру-у-у-ру'.

— Место незнакомо, но мир наш, сталицей все поросло. И слышно, как куркуруша кричит. Выходим? — поставил вопрос на голосование Керт, глядя, как постепенно разрастается окно. По мере того, как мы в него вглядывались, небольшой овал трансформировался в дверь.

— Пока в нас чего похуже кинжала не бросили, выходим! Вперед, лапуля! — согласился Кирт и, подхватив меня под локоток, фактически поволок за собой. Керт вцепился в другую руку.

Золотой свет коридора померк, пахнуло еще не развеявшейся утренней прохладой. Так бывает в лесных низинах даже летом, пока солнышко не проснется по-настоящему и не вжварит вовсю, доказывая свою власть над миром.

Мужчины замерли статуями по колено в траве, прислушиваясь, принюхиваясь и зыркая по сторонам. Я, зажатая двумя лапищами так, что не дернуться, ни вздохнуть, уж съязвить хотела насчет 'Чего стоим, кого ждем, трамвай тут не ходит!', когда Керт тихо выругался и буркнул:

— Отходим с поляны очень осторожно. Кирт, лучше возьми Кит на руки.

— Учуял что? — уточнил тот, подхватывая меня.

— Перезвон. Вся поляна им заросла.

— Уй-о-о, кобылу мне в жены, — прочувствованно ругнулся щитовик, перехватывая меня половчее. Я замерла в руках щитовика чутким сусликом.

Что такое перезвон Кимея знала. Так звались очень и очень симпатичные цветочки. С виду милые желтые колокольчики, внутри маленькая коробочка, как у мака, только очень хрупкая и без семян, с мельчайшей пыльцой. Чуть заденешь такую, и все: любой скунс тебе, счастливчику, обзавидуется. Ни на один постоялый двор не пустят, сколько ни сули. Пока двое суток благоухать будешь, спи хоть под кустом, если впечатленные ароматом звери из леса рогатинами не вытурят. Прикасаться-то всяко побрезгуют!

Об особенностях размножения этого милого внешне и ужасного на нюх растения не только люди, а и лесные обитатели превосходно знали и десятой дорогой невинные цветики обходили. А нас вот угораздило. Хотя, чего сетовать? Сами загадали — тихое и безопасное, укромное место. Получили точно в соответствии с заказом. Желающих прогуляться по такой полянке добровольно не сыщешь на всем Фальмире! Повезло, так повезло! Нет, чуть-чуть все-таки и в самом деле повезло. Коробочки еще не достигли той степени зрелости, когда вонючая пыль высыпается сама лишь под воздействием сколько-нибудь сильного порыва ветра.

На цыпочках, стараясь не потревожить ни один желтенький цветочек, Керт и Кирт, как пара воинов ниндзя, выходили с полянки. Мне даже показалось, что они местами воспаряли над травой. Эдак, вонять не захочешь, летать вмиг научишься и без посвящения Вадеру, исключительно в жажде спасения от неминучего смрада.

Мой носильщик к краю поляны стоял ближе, отступать, правда, оглядываясь и пытаясь не уронить меня, ему приходилось очень медленно и осторожно. Но вроде получалось, Керт же, не желая длить томительное ожидание, чреватое потенциально-сильным порывом ветра, двинул другим путем, левее.

Шаг-другой оставался нашему тандему щитовик-попаданка до кромки леса, когда слева послышалось забавное потрескивание, будто закоротило розетку. Кирт совершил прыжок с места вперед и вверх, сделавший честь любому рекордсмену. В полете меня еще умудрились одним броском закинуть на толстую ветку сталицы. Той самой с листочками-сердечками и крепкими гладкими ветвями. Рефлекторно, как кошка, я вцепилась в насест и замерла, лупая глазами.

Рассказывать долго, однако все происходящее заняло от силы четверть минуты. Потрескивание, прыжок Кирта и заброс меня на ветку совпал по времени с представлением, которое разыгрывал в одиночку Керт.

Он тоже попытался сигануть к краю поляны, но то ли навернулся, то ли оскользнулся и уже в падении превратился в здоровенного черного пса. Четыре лапы держат лучше двух. Восстановив равновесие, собака сиганула из царства перезвона к сталице и тоже оказалась на ветке соседнего дерева. Увы, в отличие от искусства прыжка, даром древолазанья черный пес не обладал. Он растерянно заскреб лапами и скатился к корням сталицы уже человекообразным, перепуганным Кертом.

Глава 4. Странные новости

— Это чего сейчас было, лирты? — цепляясь за ветку, хрипловато уточнила я, интересуясь разом смыслом прыжков и метаморфозами Керта.

— Трескучая погибель в траве пряталась, — промямлил щитовик-оборотень, вяло ворочая языком. Он с изумлением разглядывал пятипалые руки с гладкой кожей, минуту назад бывшие лапами, густо поросшими жесткой черной шерстью.

'Ага, значит, на змею напоролись, оттого и запрыгали кузнечиками. Тут не захочешь, Бубкой подпрыгнешь, чтобы избегнуть встречи с одной из самых ядовитых змей Фальмира', — сообразила я, порывшись в памяти Ким.

Трескучей погибелью звалась небольшая, с локоть длиной, зеленовато-бурая змейка, чьи очертания сложно заметить в траве. Если ее потревожить и не отреагировать немедленно на предупредительный треск, то змейка одаривала побеспокоившего ее растяпу порцией смертельного яда.

— Ты собакой был, — запоздало и хрипло поделился наблюдениями с братом Кирт. — Большой, черной, лохматой, точно Альт у Симелии.

— Не как! Он и был внешне Альтом, — запоздало отметила я, мысленно представляя себе падающего с ветки пса. — Ухо! На ухе шерсть выстрижена, где лекарь штопал кобеля после драки на псарне.

— Вы хотите сказать, я был не я, а черный улт принцессы? — привалившись к стволу дерева, потряс головой Керт. — Бред!

— Лицо Симелии безумный старик присобачил Ким, а душу в тело вообще Ольрэн Ушедший неизвестно откуда впихнул, чтобы лапуля Кит получилась. Что с нами сделано, про то покуда ничего толком мы не ведаем. В том комке плоти все были, кто в пропасть рухнул. И Альт тоже, — начал уныло припоминать Кирт. Кажется, молодого щитовика при этом потряхивало. Одно дело выжить в результате некоего жуткого ритуала, другое — стать после этого действа неизвестно кем. Перспективы после особаченного напарника ужасали. Мне в чем-то повезло, сразу понятно, из каких компонентов собирали, что сварганили и как перемешали. А телохранителям принцессы еще предстоит узнать о себе что-нибудь новенькое и, возможно, не шибко приятное. Хотя в качестве пса Керту удалось выкрутиться в той ситуации, где человек мог навсегда на полянке-вонючке остаться.

— Как узнать, кто мы теперь и что? — обхватив голову руками, простонал Керт в тему моих размышлений.

— Помолиться Ольрэну? — ляпнула я на свою беду и заработала в ответ пару негодующих взглядов истовых последователей Первоотца. Тот являлся покровителем мужчин в целом и воинов в частности. — Нет, так нет, может и впрямь не надо, а то кто из нынешних небожителей услышит про Ушедшего, проблем не оберешься.

Некстати мне вспомнился пещерный кошмар, отпечатавшийся в памяти Кимеи и загадочный возглас безумного старика-жреца: 'Из восьми три слепить, метаморфозам быть!'

Парни тогда без памяти валялись, ничего не слыхали. Но я им прямым текстом этот бред цитировать не буду. Лучше пусть сами великим методом научного тыка проверяют. А то у щитовиков и так шок на шоке сидит и шоком погоняет. Съедут еще ребята с катушек, на кого мне, хрупкой девушке, в этом жестоком мире полагаться останется? Они и так в своих догадках на верном пути. Я лишь чуть-чуть намекну о своих догадках.

— Думаю, насчет 'кто и что' нам все придется познавать на практике. Как с собакой сейчас вышло. Очень понадобилось и — бац! — Керт превратился, — оптимистично объявила я. — Исходя из того, что применение компонентов принцессы и собаки мы видели, остается проверить, есть ли в коллекции другие образы и как распределяли матрицы. Если, скажем, Керт у нас в собаку превращаться стал, значит ли это, что Кирту псом уж точно не быть?

От моих рассуждений вслух щитовиков явственно передернуло. А я задумалась о настоящем и днях минувших. Сейчас все разумные на Фальмире просто люди, но когда-то, если верить слухам, выросшим из законопаченных временем легенд, те, кто входил в мир, являлись представителями всевозможных рас. Мир сам перемешивал кровь до относительно однородного состояния. Почему? Ответ не сохранился, вернее уместился в три слова 'по воле богов'. Впрочем, изредка у кого-то кровь предков вспыхивала поярче, да и только. У парнишки Тимаса точно от эльфов что-то оставалось, уж больно смазлив был паренек, тонок в кости и с любой живностью от малой пичуги до лошади запросто ладил.

Никогда личная горничная ее высочества не мыслила о том, хорошо или плохо вышло, что все пришлые стали людьми, когда крови в одну смешались. Да и никто, наверное, в мире за давностью даже не лет, веков, не задумывался, если вообще о таком знал. Зато и расовых войн, о которых я в книжках фэнтези читала, на Фальмире никогда не случалось.

'Фарш невозможно провернуть назад, и мясо из котлет не восстановишь', как поется в шутливой песенке. Никого уже не волнует, удачным фарш получился или не особо, коль делался по принципу сборной солянки из холодильника: куда элитную ветчину могли загнать вместе с третьесортной колбасой из туалетной бумаги и осетриной второй свежести. А что колбаса, ветчина и рыба вместе не сочетаются — так это мелочи. Наверное, если рыбки добавлено чуть-чуть, а тухлой колбаски в котлетку не перепало, могут появиться такие, как Тим.

Пока щитовики ломали голову над своей тяжкой долей и опасливо переглядывались, опасаясь с минуты на минуту оказаться непарнокопытными, я, убедившись, что змеек вокруг не трещит, не ползает, осторожно сползла с удобного дерева. Сама-то по деревьям в детстве лазила, а вот тельце Ким, городской правильной девочки, ни разу такое не проделывало. Машинально (хорошие рефлексы по уходу остались) оправила задравшуюся юбку и пригладила вставшие одуванчиком волосы. Стоило косу переплетать, если опять на голове воронье гнездо?

— Эй, лирты, натурные эксперименты проводить будем или дорогу в ближайший населенный пункт поищем? — спросила у щитовиков, загруженных новостями по маковку.

Мой вопрос сработал, как переключатель, выводя спутников из состояния мучительных раздумий, обыкновенно им несвойственного.

— Там запах дыма был, жилья, — махнул за спину Керт, каким-то собачьим чудом успевший унюхать важное, пока спасался от змейки.

— Значит и нам туда, — подхватился Кирт. — Со сталиц в низине толком округи не разглядеть, если какое дерево повыше попадется, слазим, проверим. Не хотелось бы в лесу ночевать.

Керт без лишних слов поднялся на ноги. Понятно, что надо идти. А выходить к людям или нет прямо сейчас — будет зависеть от того, куда именно нас занесло лабиринтом Ольрэна. Жаль, ботиночки Ким не слишком для лесных переходов приспособлены. Для прогулки в коляске надевались. Кто ж знал, чем все обернется? Набор туриста в крохотной сумочке горничной не завалялся.

Запах жилья, учуянный нечаянным оборотнем, давал надежду на скорое завершение лесной эскапады. Потому двинулись бодро. Дороги или тропинки нам под ноги не подстелили, ломились напрямик. Ноги спотыкались на корнях, руки отводили ветки. Хорошо, не осень, начало летнего сезона на Фальмире, а то б еще в паутине напрочь запутались. Щитовики помогали, где через ствол упавший переносили, где руку поставляли, подхватывая под локоть, чтоб об корень не запнулась, ветки отводили. Без изощрения в галантерейных любезностях, просто потому, что так надо.

— Лошадь бы тут точно ноги переломала, а собакой, небось, было бы легче, — пропыхтел Кирт, уже с задумчивой завистью покосившись на напарника. Как быстро, однако, меняется общественное мнение под влиянием обстоятельств!

— Ага, а потом шерсть от репьев и клещей кто вычесывать стал бы? — скептически поинтересовалась я, не раз наблюдавшая лохматого пса, от души нагулявшегося на свободе в пампасах. Даже в городской черте, на пустыре за домом, Макс умудрялся собрать на себя столько сора, что Мишаня самоотверженно возился с железной щеткой не один десяток минут. Пока я пыталась примостить ногу так, чтобы она не угодила в капкан двух поросших мхом корней, щитовики задумчиво молчали, не до конца уяснив для себя суть проблемы. Выбравшись из корневой западни, я добила спутников информацией: — У нас расческа одна на троих, женский гребешок. Для густой собачьей шерсти не предназначена в принципе. Кто лохмы руками раздирать будет?..

Так, перебрасываясь отдельными фразами, пробирались мы на своих двоих с полчаса, пока не набрели на тропку, где кусты не стояли сплошняком, и сушняка стало ощутимо поменьше. Очевидно, здесь в лес частенько хаживали люди.

Высокое дерево выискивать для осмотра местности не понадобилось. Кромка леса обосновалась на холме, с которого открывался вполне пристойный вид на луговину и небольшую деревеньку, залитую солнечным светом позднего утра.

— Черепица красная, беленые стены домов, флюгеры на крышах. Скорее всего, мы в Валисанте или где-то близ ее границ, — наскоро прикинул Кирт. — Деревенька крошечная, если трактира нет, может, в гостевом доме примут? Жрать охота страсть!

Керт сдернул с плеч аккуратно подштопанный мной плащ и свернул из него подобие заплечного мешка. Хитрая конструкция одежды позволяла такой финт. Кирт, хмыкнул, одобряя действия брата. Ясно, с пустыми руками из леса только преступники и голытьба выходит, одной сумки на троих нам маловато для имиджа приличных людей. Придав себе вид небогатых странников, мы двинулись вниз по тропинке, ведущей к деревеньке.

На склоне паслось стадо рыжих коз. Паренек-пастушонок при виде нас и ухом не повел. Будто тут каждый день народ пачками из леса вылезает. Лишь метнул быстрый взгляд, закатил глаза и продолжил наигрывать на дудочке что-то занудно-меланхоличное. В такт этому музыкальному шедевру, кажется, даже козы двигали челюстями. Может, потому пацан и боялся отвлечься? Замолчит он, стадо решит, что концерт окончен, пора на променад до ближайшего леса. А там, как в поучительной песенке про 'рожки-ножки' выйдет. Взрослые же с пастушонка в итоге спустят шкуру!

Мы к музыканту лезть с вопросами не стали и тоже сделали вид, будто по десять раз на дню на экскурсии по деревням из леса выползаем. Благо, недолгая прогулка по чащобе и скачки по деревьям не успели привести нашу одежду в вид, полагающийся бездомным бродягам.

К счастью, трактир в деревеньке все-таки имелся, потому как западнее, за небольшой рощицей, пролегал торговый тракт, откуда порой сворачивали в Прилесную желающие передохнуть люди. Да-да, деревня звалась Прилесной без 'т' и с первым 'и'. Название свое она получила не за красоту, а за близость к лесу.

О трактире нам поведала первая же кучка босоногой ребятни, занимающейся прополкой общественных гряд с местным овощем. Насколько помнила Ким, по вкусу он напоминал картошку, только был оранжево-желтым и сладил, как морковка. Да еще не распадался на мелкие клубеньки, а так и рос одним большим целым неопределенно-амебистой конфигурации. Всплывшее в голове название заставило захихикать. Чудо-овощ звался 'репень'.

Обнесенный невысоким, по пояс, забором трактирный двор встретил нас заспанной девицей, выплескивающей помои в корыто поросячьего загона, запахом сбежавшего молока и ленивым вопросом хозяина. Почесывая объемистое брюшко через рубаху, плотный мужичок поздоровался и спросил:

— Будьте! Тоже принца ищете, лирты?

— Будь! А кто ж его не ищет? — находчиво ответил вопросом не вопрос Кирт.

— Так-то оно и есть. Золото лишним не бывает, — кивнул совершенно удовлетворенный владелец заведения общепита.

— И серебро тоже! Решили в исканиях маленький перерыв сделать, — подмигнул трепач, очень своевременно демонстрируя серебряную монетку в пальцах. — Комнат пару, помыться и завтрак-обед-ужин поосновательнее! Мы на денек остановимся. Спроворишь, хозяин?

— За пять серебряных, — сходу начал торговаться толстопузый.

— Три, — снизил ставку наш трепач и отсчитал уговоренное.

— Идет, — не стал наглеть трактирщик, сцапал монеты и посторонился, пропуская гостей в нутро трактира. Попутно принялся зычно раздавать распоряжения. Какому-то Фиту велено было топить мыльню, а некой Анис бросать свиней и принести завтрак для постояльцев.

Горячая вода в мыльне, еда, кровать — о, есть в жизни счастье! — примерно так я думала спустя пару часов, расслабленно валяясь на жестковатом, но чистом и без назойливых кусачих компаньонов, матрасе.

Гуляш с овощами, кружка местного напитка, похожего на квас, краюха хлеба — и мир снова заиграл красками. Я отдыхала. Пусть белый день на дворе, но утомленное тело настойчиво требовало покоя. Не хотелось даже шевелиться. Стук в дверь прервал медитацию на тему 'как хорошо на свете жить'. Явились щитовики и, бесцеремонно рассевшись на кровати, начали разговор.

— Значит так, лапуля, я тут с толстым Пакиром за кружкой посидел, — провозгласил Кирт.

— И чего у нас плохого? — Я лениво приоткрыла один глаз.

— Ольрэн с нами шутку знатную сыграл, — почесал макушку трепач. — Трактирщик, как случайно обмолвился, я сперва ему не поверил, а все ж выходит сейчас не цветовод года стрелка, а цветовод следующего года, копьеносца.

— То есть, нас по лабиринту целый год носило?

Керт угукнул, а Кирт в утешение прибавил:

— Зато все, как загадывали в дороге, сбылось. Нас здесь и сейчас искать никто не должен. К тому же у всей округи новое развлечение. Младший радильярский принц из дома сдернул. Его ищут!

— М-м-м, Фиилор? — удивленно припомнила я нечто тонкокостное и одухотворенное, комплекцией сходное с покойным парнишкой-конюхом. Ким видела высочество несколько раз, когда наследник Радильяра гостил в нашем королевстве. Кажется, его собирались со временем поженить с Симелией ради, как это официально говорится, 'укрепления добрососедских отношений'. А если неофициально, так 'надо же куда-то в теплое местечко кровиночку пристроить'. С принцессой младшее высочество близко общаться не рвался, лишь поглядывал издалека и передавал через слуг надушенные свитки с неплохими виршами про морковь-любовь и тучки-летучки. Принцесса эти 'шыдевры' в отдельной шкатулочке хранила и перечитывала под настроение. Льстило ей внимание и благоговение на расстоянии. Но в разговорах с подружками язычок насчет Фиилора она поточить никогда не забывала.

— Сбежал принц, поговаривают, когда папаша вознамерился сбагрить сына за младшую принцессу Валисанты — Марилию, кобылу мне в жены, сразу сбежал, — открыто заржал Кирт.

Эту особу благородных кровей, кстати, Ким тоже помнила по портретам, и даже лесть художника не могла спасти положение. Прекрасной во всех отношениях девы было по-настоящему много. Пяток Симелий в нее вполне поместилось бы вместе с парой-тройкой Фиилоров для комплекта.

— Я бы на его месте тоже в бега подалась, — сочувственно констатировала я. — Жизнь дороже политических выгод. Она ж, корова, его в первую брачную ночь задавила бы.

— Можно и сверху, — не понял проблемы ухмыляющийся Кирт, числящийся еще тем ходоком по женской части.

— Она бы и там задавила, — не согласилась я, отстаивая право худосочного беглеца на жизнь. — Одно неловкое движение, и жених остывает.

— Теперь папаша блудного сына ищет, даже награду за сведения о нем и доставку во дворец объявил в золоте. Все, кому легкие деньги глаза застят, на поиски ринулись. Но пока без толку. Парень как в воду канул. Может, тоже в лабиринт Ольрэна угодил?

— От такой невестушки куда угодно, хоть в омут с головой кинешься, — согласился Керт, посочувствовав беглому высочеству.

— Но как бы его побег нам боком не вышел. Слишком много ищущих могут случайно найти не только Фиилора, — озаботилась я правилами маскировки и провозгласила: — Значит, лирты, надо принять превентивные меры!

— Например? — склонил голову на бок разговорившийся молчун, сжав в кулак и разжав в мои сторону пальцы, испрашивая совета.

— Например, побрить вас налысо!

Это я не из садистских побуждений такое предложила. Ничто не меняет впечатление от внешности как прическа. А уж отсутствие оной вообще человека до неузнаваемости переделывает. К тому же на Фальмире бытовал старинный обычай брить голову в знак важного обета. Последователи старины, мужчины большей частью, им время от времени пользовались. Среди женского пола такой обычай, конечно, не прижился, а вот мужики его практиковали регулярно, убивая одним решением трех зайцев. Кроме публичной демонстрации принесения обета, избавляли себя от необходимости мыть голову и расчесывать космы. Милое дело для путешественника! Да и приставать с расспросами о смысле данного богам слова было непринято. Побрил и побрил, значит, так надо!

— Хорошая идея, — одобрил Керт. — Про обет всегда помянуть можно!

— А вот что мне делать? Физиономию Симелии даже с белесыми волосенками Кимеи опознать могут. Пока ее лицо под мою мимику другими морщинками не обомнется, риск есть. В рыжий что ли покраситься, как всякая уважающая себя попаданка?! — теперь уже я принялась советоваться с щитовиками.

— Не надо, — решительно отмел вариант кардинальной 'цветомаскировки' Керт. — Здесь не Край Повелителей Стихий, рыжих в Валисанте днем с фонарями не отыщешь.

— Может, хватит и того, что мы волосы сбреем? — неуверенно пошевелил пальцами Кирт. — Не тебе же, лапуля, их под корень кромсать.

— Как вариант, — я не особо расстроилась. В жизни надо попробовать все, если оно, конечно, не вредит здоровью. За свой тридцатник с копейками я успела побывать всякой от платиновой блондинки до жгучей брюнетки, с длиной волос тоже экспериментировала от стрижки каре до длинных локонов.

— Не стоит, — решительно вступился за мою прическу Керт.

— Не стоит, так не стоит, — миролюбиво согласилась я со вставшими на защиту моей девичьей прелести мужчинами. — Тогда просто волосы буду по-другому зачесывать, на пробор, это овал лица зрительно поменяет, и в одну высокую косу-колосок соберу. Уши открою. (Они у Ким в верхней части капельку топорщились, как у эльфа недоделанного). Что еще? О, точно, Симелия веснушек, как огня боялась, вечно под шляпкой лицо прятала. Стоило хоть лучику на мордашку упасть — пятнышки моментально высыпали яркие, как оранжевой краской нарисованные. Кимея их притираниями сводила в муках. После сегодняшней лесной прогулки конопушки и так должны выступить, но для подстраховки я на солнышке до вечера посижу.

Щитовики выслушали перечень маскировочных мероприятий и приняли их единогласно. Оставив меня у открытого окошка причесываться и ловить поцелуи светила, парни ушли кардинально менять имидж.

Приятно и легко иметь дело с мужчинами, не тронутыми вирусом метросексуальности. Телохранители принцессы себя вполне справедливо справными парнями считали, за особой красотой не гнались, потому и предложение по маскировке приняли на ура.

Так что местная мыльня после нашей серьезной беседы о методах изменения внешности подверглась вторичному нашествию парочки щитовников. И что вы думаете, эти сверкающие лысинами, как коленками, бугаи снова явились в комнату хвастаться новыми 'прическами'.

Когда солнышко ушло дальше, я снова принялась валяться, подремывая в полглаза. Утомленное физическими и душевными муками, а так же непривычной нагрузкой хилое тело настойчиво требовало отдыха. Противиться обоснованному желанию организма я смысла не видела, потому решила чуть-чуть себя побаловать. Так что парни вторично шлепнулись на кровать.

Все-таки к Ким телохранители относились с вопиющей фамильярностью, считая девушку кем-то средним между забавной зверушкой и младшей родственницей. Болтун Кирт как-то обмолвился наперснице принцессы, что она напоминает им троюродную сестренку, сгоревшую от водянки.

Эта редкая странная хворь начиналась как маленькие прыщики с бесцветным содержимым по всему телу, заразной не была, но и никакому лечению не поддавалась. Подхвативший ее был обречен. Сначала прыщи, потом высокая температура и смерть в бреду. Кажется, мужики пигалицу любили и всю нерастраченную заботу вкупе с подсознательной виной за глупую смерть девочки перенесли на опеку и привязанность к Кимее. Теперь эти чувства, как эстафетная палочка, достались мне. Заодно от Ким мне перешла и часть ее безоговорочного доверия щитовикам.

Разлепив очи, сонно ухмыльнулась, оценивая сверкание лысин, присела и звонко похлопала по ним ладошкой. Рассмеялась и похвалила визитеров:

— Красавцы! Ни в сказке сказать, ни пером описать!

Кстати, из-за разной формы черепа и ушей (Керт оказался несколько лопоух) щитовики окончательно перестали походить на близнецов. О чем я парням и сообщила.

— Это надо отметить! — провозгласил Кирт и, под мое ворчание: 'Что, опять нет повода не выпить?', практически поволок вниз, в трактирную залу. Там жертв, исстрадавшихся на просторах мистических лабиринтов, ждал обильный обед, после которого я вместе с щитовиками прогуливалась у трактира и по деревне ради принятия солнечных ванн. Увы, одежных лавок в Прилесной не было, так что проблема пополнения гардероба осталась нерешенной. А вечером нашу оголодавшую команду ждал обильный ужин.

После вынужденного поста и фактического воскрешения я ничего против лишнего кусочка мяса, жареного на ребрышках не имела. Тушку Ким надлежало откармливать, как рождественского гуся! А уж мужчины... Когда они отказывались от еды и, увы, не воды, а выпивки? Нет, беспардонно напиваться щитовики, конечно, не стали, но местное пиво дегустировали от души. Даже я соблазнилась на кружечку. Ничего так, хоть и горчит сильнее, чем малость. Все-таки красное вино и ликеры мне больше по вкусу.

Глава 5. Новые лица

Итак, сидели мы такие сытые, двумя третями команды лысые, одной третью веснушчатые. Старались не думать о будущем и потенциальных мутациях, щедро отсыпанных милостью Ольрэна, чтоб ему икалось от наших благодарностей. Короче, просто кушали, когда в трактир заявилась парочка поздних клиентов, ничуть не походящих на местных мужиков, зашедших пропустить кружечку-другую на сон грядущий.

На двор въехала карета, запряженная четверкой явно породистых лошадей. Оттуда, как нам отлично было видно в окно, практически вывалилась тощенькая, изящная девица, под вуалью, прикрепленной прямо к высокой прическе. Или к парику? Чтобы так уложить живые волосы и не растрепать их в дороге, надо вылить тонну лака. На Фальмире такого средства нет, только если пивом смачивать, но тогда вся пыль и мошкара тоже в волосах окажется. Ким прически Симелии делала, знала, насколько хватает самой крепко собранной на шпильки и ленты 'башенки'. Три часа тряски без подходящей шляпки — предел. На балу подольше можно. Значит, у путешественницы точно парик!

Черноволосая девица в парике выпала на руки типу в серой хламиде с широким черным поясом. Жрец Первоотца, а так на Фальмире одевались лишь служители его культа, шириной плеч лишь немного уступал моим приятелям Керту и Кирту. Тьфу, надоело повторять, буду звать их дабл Кей.

Жрец оказался крепким мужчиной с вполне благообразным лицом и бородкой, напомнившими мне шерифа Ноттингемского из старого фильма о Робин Гуде, где еще звучали песни Высоцкого. Он осторожно поймал и практически внес на себе деву под вуалью через порог. Быстро огляделся и сдержанно потребовал у трактирщика две комнаты, еду и бадью для мытья в номер к высокородной лирте, коей негоже общей мыльней пользоваться.

— Эти что, тоже принца ищут? — мимоходом пошутил Кирт, возвращаясь к выпивке и ужину.

Керт и вовсе промолчал, лишь дернул плечом. Кто знает, может и ищут. Принц — добыча хорошая. Пусть не женить на себе, так на приданое насобирать под присмотром жреца получится, если изловить и передать обратно в любящие руки отца и невесты.

Бедный Фиилор. Всем-то он нужен. Вернее, награда за него. А нужен ли кому сам тощий романтик, без своих политических дивидендов? Ой, вряд ли.

Симелия, вон, его тоже не слишком жаловала. Изысканные вирши принцессе льстили и трепетное внимание высокородного, а сам тонко-звонкий — дунь, переломится — жених, пожалуй, нет. Принимала, как неизбежность и, кажется, если я правильно толковала намеки, оброненные в беседах с наивной глупышкой Ким, всерьез намеревалась завести после замужества любовников. Да-да, именно во множественном числе. Кого-то из дворян уже на примете имела и чуть ли не списочек заблаговременно составляла.

Вот так подумаешь-подумаешь, и скажешь, что повезло принцу-романтику невесту до свадьбы схоронить. Огорчений море, зато в душу не плюнули, растоптав клумбу с возвышенными чувствами.

С такими философскими мыслями я спать укладывалась, а проснулась от грохота. Лунный свет от окна с незадернутыми занавесками (кто ж их в заштатном деревенском трактире вешать будет?) щедро заливал сцену. На пороге комнаты, которую я на ночь, между прочим, запирала на засов, стоял он. Предмет, вернее, объект моих вечерних раздумий, обряженный в девичьи шмотки: кружевную пижаму со штанишками, подвязанными на лодыжках кокетливыми розовыми бантиками, и пеньюар в изобилии таких же бантиков. На сей раз ни вуали, ни парика не было, потому тощая фигурка и лицо юного блондина в неподобающих полу и титулу шмотках, легко узнавались.

Вот так рояль — его самобеглое высочество лично явилось по мою душу и с порога, идя неровными пятнами яркого румянца, патетично завопило:

— Принцесса! Симелия! Суженная и судьба моя, сами Первоотец и Первомать привели меня к тебе! Наконец-то я отыскал тебя! Я был прав, я не верил в то, что жестокосердная судьба разлучила нас навеки! Пусть ты исхудала в странствиях и волосы твои лишились золотого солнечного блеска, но дивно-совершенные черты твоего лика я узнаю среди тысячи тысяч!

'Влипла, не успела веснушек побольше на морду посадить', — мелькнула в сонной голове единственная заполошная мысль.

— Мальчик мой, ты ошибся, эта девушка не твоя суженная, — вмешался, пусть и с запозданием, но все равно вовремя, участливый баритон.

На выручку переодетому принцу прискакала кавалерия в лице жреца Первоотца. Поскольку тишком вытащить из моей комнаты перевозбужденного парня возможным не представлялось, серохламидный вошел внутрь. Купируя разгорающийся скандал, он попытался затворить дверь. Ага, как же! Наконец-то почесались и мои дабл Кей. Примчались к шапочному разбору, полуголые (сверху), но зато при оружии.

— Я не мог ошибиться! — уперся всеми копытами переодетый принц. — Неужто не узнал бы я дивного лика своей суженной!

— Скажи правду несчастному, о исчадие Ольрэна, — приказал мне суровый жрец, осенив знаком кружка с черточкой. Ага, помню, щитом и мечом Первоотца.

В пыль, как вампир от кола я не рассыпалась, огнем не занялась, даже чихать или чесаться не начала. Лишь с готовностью повторила:

— Я не Симелия, меня Кит зовут. Ты обознался, лирт!

Обзываться жрецу не стоило. Будь он полюбезнее, я, может, все как есть и рассказала бы. А так — фигу! Знак Первоматери перед грудью в воздухе нарисовала, чтоб розовеньким подсветило (честная я девушка, ироды полуночные!), и роток на замок.

— Точно так! И мы Первоотцом поклянемся, лирты, что девица эта Симелией никак быть не может, — вставил Кирт, делая знак Всеотца. Керт отзеркалил движение напарника. Я присоединилась к щитовикам, вторично, лучше перебдеть, чем недобдеть, засветив перед грудью розовый контур цветочка непорочности Первоматери.

— От исчадий Ольрэновых клятвы, что зеркало кривое, но в этом не солгали вы, — уже менее враждебно нехотя подтвердил жрец специально для принца. Коллективная демонстрация символов местных богов, после которой не грянул гром и руки у нас не отсохли, благотворно подействовала на мрачного жреца. На шею он нам не кинулся, но настороженности во взглядах, бросаемых на наше трио, поубавилось.

Да уж, работенка служителю Первоотца еще та выпала: в ночи принца увещевать, у которого кукушечка макушечку изрядно продолбила. Вроде нормальные парни в баб не рядятся, если они, конечно, не актеры. Надо бы заранее щитовиков предупредить, чтоб спиной к нему не поворачивались, а то мало ли.

— Но я чувствую... — вконец растерялся Фиилор, зеленые глазки заблестели от навернувшихся слез.

— С чего ты нас всех исчадьями обзываешь, жрец? — встрял с озаботившим и меня вопросом возмущенный Кирт.

— Меткой Ушедшего вы клеймены, умеющий смотреть, да увидит. Пусть и не совсем пропащие вы люди, коль способны знаки Всеотца и Первоматери начертать, — мрачно бросил жрец, понимая патовость ситуации.

С одной стороны, мы находились на относительно свободных землях Валисанты, где поклонение любому богу, даже забытому и неодобряемому, могло вызвать лишь личное неприятия населения и не вело к встрече с душевными людьми при кипящем котле и костерке. С другой, деньги ценились везде и всюду, а беглый принц — это золото на ножках. Если его, конечно, по нужному адресу доставить. Зато в родном королевстве беглеца — Радильяре — поклонников Ольрэна с распростертыми объятиями никто не ждет.

Жрец вздохнул, сунул в карман хламиды круг тонкой колбасы, который сжимал аки меч карающий в правой руке (видно, дебош принца отвлек духовное лицо от позднего ужина) и предложил:

— Поговорим начистоту?

Дабл Кей переглянулись и синхронно сжали ладони в кулак, чтобы затем резко раскрыть пальцы в сторону жреца, демонстрируя готовность к диалогу и оставляя первое слово за служителем Первоотца.

Принц в смятенных чувствах был почти насильно усажен на единственный в комнате стул, щитовики плюхнулись на кровать по обе стороны от меня. Жрец остался стоять. Оглаживая аккуратную бородку, он начал разговор, осторожно избегая имен и титулов:

— Мой подопечный не самый сильный маг. Но если он заявляет, что ощущает в меченной Ольрэном частицу своей невесты, признанной погибшей, то движет им нечто большее, чем взгляд, затуманенный внешним сходством.

— Так ты маг, и дверь мою магией вскрывал?! — не зная возмущаться или восхищаться, выпалила я.

Фиилору хватило совести смутиться и поковырять пол тапочкой, расшитой бисером, но он тут же снова упрямо вскинул голову в ожидании объяснений.

'Консультация специалиста, а жрец, углядевший метку чужого бога, может считаться таковым, нам бы не повредила', — задумалась я, не зная, как быть. И хочется, и колется.

Вопрос решился просто: 'шериф Ноттингемский', вообще не вдаваясь в подробности, чего они на захолустном постоялом дворе соседней страны такие загадочные делают, от себя и принца поклялся. Дал слово хранить доверенные секреты, покуда мы трое блюдем их с принцем инкогнито и зла не умышляем. Клятва, конечно, в свидетели которой призывался Первоотец, оказалась куда как замысловатее, но общий смысл ее был именно таков.

Керт похмурился, почесал висок и первым, пока Кирт не наболтал лишнего, коротко признался:

— В тот день, когда прогулочная коляска рухнула в ущелье, мы очнулись на алтаре Ольрэна. Безумный его жрец Йорд возносил молитвы Ушедшему над нашими телами. Мы выжили, исцелились, но подняться из ущелья не смогли. Пришлось воспользоваться лабиринтом Ольрэна. Ушли в день катастрофы, вышли вчера днем в соседнем лесочке.

— Алтари Ольрэна, Лабиринт Ушедшего, безумный розыгрыш... — неодобрительно, но без ненависти фанатика, покачал головой 'шериф', огладив бородку. Из глаз его исчезла большая часть подозрительности и недоверия. Если раньше нас могли подозревать в самых коварных деяниях с неясными мотивами, то теперь просто поставили диагноз или клеймо: 'балбесы, невезучие жертвы обстоятельств'. Каким-то образом жрец точно определил правдивость слов Керта и уровень напряженности в комнате окончательно вернулся к норме.

— Значит, все-таки ты моя суженная! — довольно встрял нетерпеливый принц. В женской пижаме и пеньюаре на бантиках парень смотрелся уморительно. Особого комизма добавляла его пафосная мордаха.

— Это не она! — возмущенным хором объявили дабл Кей.

Истовый огонь с примесью безуминки в очах принца вопли щитовиков и увещевания жреца ничуть не притушили. Блин, пора срочно кое в чем признаться, пока меня без меня не женили, то есть замуж не забрали.

— Сумасшедший жрец лепил меня на алтаре. Искалеченному телу Кимеи досталось лицо Симелии. А Ольрэн вмешался и засунул вместо уходящей души служанки мою собственную, вам незнакомую. Я помню, что помнила Ким, но ничего не знаю о думах и чувствах Симелии, — настала моя очередь откровенничать в попытке достучаться до разума принца.

Все равно скрывать очевидное от жреца Первоотца мне показалось не то что бессмысленным, вредным. По слухам, порой их силы, призываемые молитвой покровителю, были немыслимыми. Кроме того, до зуда хотелось вывести бедолагу Фиилора из состояния влюбленной придури если не физической оплеухой, так хоть словесным пинком.

— Ах, вот откуда метка смерти рядом с клеймом Ольрэна, — глубокомысленно покивал 'шериф', занося в мою графу еще один небольшой плюсик.

— Возможно, частично, — осторожно согласилась я, не став освещать общую теорию попаданства, панибратские отношения с типом при портфеле вместо традиционной косы и поневоле принятую должность с невыносимо пафосным названием 'заступающая последнюю дорогу'.

— Раз уж встретились, была на то воля Первоотца. Потому, думаю, следует вам кое-что знать, — задумчиво промолвил жрец, и, не дожидаясь вопросов и уговоров, провел политинформацию.

Обломки коляски, рухнувшей в пропасть, и комок тел, в частице коего с трудом, а таки опознали по платью и волосам принцессу Симелию, нашли спустя несколько суток непрерывных поисков. Работали маги-поисковики со спешно выписанными из-за границы воздушниками Вадера на подхвате. Иным образом в отвесное ущелье проникнуть было невозможно. Маги определили, что в пещере призвали некую силу с неизвестными последствиями. Какую именно и кто, понять не смогли, к нашему счастью пришли поздно. Самые явные следы успели рассеяться. Обстукивать стены так, как это сделали мы в поисках выхода, дураков не нашлось, потому знак Ольрэна остался сокрыт от розыскной команды.

Нас, пару телохранителей и горничную-компаньонку, еще тогда официально признали мертвыми без эксгумации, потому как разбирать комок трупов, слежавшийся после чародейской выходки Йорда и скромного мародерства щитовиков до состояния камня, никто не стал. Смысл? Кто мы были? Пусть доверенные и с отличными рекомендациями, но всего-навсего слуги. Потому, коль поисковые заклинания показывали, что в пределах Фальмира никого из отправившихся на злополучную прогулку, в живых нет, то нас записали в покойники.

Уф, откровения жреца просто камень с сердца сняли. Дабл Кей тоже ощутимо расслабились. Одно дело жить, зная, что ты в розыске, и совсем иное, когда считают трупом. Можно и новую жизнь начинать, где-нибудь подальше от старой. Не зря головы брили! Впрочем, вернемся к монарху покинутой страны.

Его ламильянское величество, получивший окровавленные останки дочери, рвал, метал и искал виноватых. Хоть кого-то, на ком мог бы отыграться за свою невозвратную потерю и отцовское горе. Что удивительно, таковые нашлись.

Жизнь порой выкидывает еще более жестокие коленца, чем смерть. Отыскали нескольких заговорщиков, среди которых оказались ближайшие родственники самого короля: его отец, сестра и пара братьев. Нет, родственники венценосца не покушались на корону и возлюбленную деточку. Все оказалось гораздо проще, страшнее и глупее. Ее вдовствующее величество, королева Вилерия, до печенок достала всех своим сварливым нравом и привычкой гостить, читай, сживать со свету капризами родных, в их же собственных владениях.

Зная любовь старухи Вилерии к утренним прогулкам в коляске, заговорщики подкупили нужных людишек, чтобы подпортить упряжь. Кто ж ведал, что капризнице Симелии вздумается 'угнать' бабкину тачку для собственной прогулки? Словом, катастрофа случилась, да не с той особой королевских кровей, с какой полагалось. Кисмет, то бишь судьба, как говаривали мудрые люди Востока. В чужую ловушку вляпались и люди подневольные: кучер, дабл Кей и Кимея. А лошадки с песиком вообще ни за что ни про что пострадали.

Теперь-то все равно нет смысла переживать. Назад время не откатить. Надо пытаться устроить свои жизни здесь и сейчас. Всех проблем — с загадочными метаморфозами разобраться. А то собака она, конечно, друг человека, но остаться когда-нибудь навсегда псом самому Керту, уверена, ничуточки не хочется.

Парни поблагодарили рассказчика за информацию. Тот принял признание, как должное, и сдержанно кивнул. Только тогда вмешалась я с сакраментальным вопросом 'А что делает в бегах принц и почему его прикрывает жрец Первоотца?'

— Я духовник и наставник Фиилора. Знаю его с детства. Не будь он крови владык, возможно, сам бы по стезе служения богам пошел. Порой принц чувствует мир иначе, чем иные смертные. Дар его в дорогу погнал. Это пламя, а не малодушное желание утишить скорбь и избегнуть противного брака, разглядел я, потому и стал соучастником бегства, — серьезно объяснил 'шериф'.

— То есть, принц иной раз делает что-то, чего и сам не до конца понимает, но что оказывается нужным и важным? — переспросила я и, дождавшись согласного кивка (правда на Фальмире кивали не вперед, а как-то вбок, по-птичьи) ощутила неожиданное сродство с этим худеньким, нелепым юношей. Почти пацан, и такая нелегкая ноша. Как он до сих пор не свихнулся-то окончательно? Небось, только духовник и держит своей собственной силой и связью, потому как сам прочно стоит на земле, пусть и имеет выход на бога. В здешних краях жрец — не просто человек, исполняющий определенные ритуалы и берущий за это денежки. Жрецом, без благословения самого бога и права на обладание частицей его силы не стать.

— Теперь ты сделал, что должен был? — полюбопытствовала я у Фиилора.

Тот несчастно и немного неуверенно кивнул, вроде как на сто процентов не верил, или до конца разобраться не мог.

— Вы назад в Радильяр теперь возвращаться будете или? — уточнил Кирт диспозицию.

Принц печально пошевелил пальцами, выдавая местный аналог пожимания плеч. Жрец задумчиво согласился. С одной стороны, он, как лицо, приближенное к богу, мог не слишком опасаться королевского гнева, с другой, от такой стихии наверняка не застрахован никто. Вон хоть только что прозвучавший рассказ про заговор супротив вредной старушки припомнить. Думаю, тогда если не головы полетели, то состояния, а у Первоматери и Первоотца прибавилось подневольных монахов. У монастырей в наших краях стены высокие, так просто за них не выйдешь. Это не Воздушнику Вадеру служить, у того и стен-то возле обителей нет, ветер привольно гуляет.

— Поутру в путь, — решил за принца спутник.

А потом случилось то, что обыкновенно случается по закону подлости. На тощем высочестве и импозантном, невзирая на простоту серой хламиды, 'шерифе' проступили черные пятна.

Промолчать и концы в воду? Как тогда насчет устной договоренности, благодаря которой я не в земле разлагаюсь, а ножками просторы Фальмира топчу? Признает Смерть сделку расторгнутой, объявит 'незачет кармы' и капец котенку — очередное дерево приголубит. Вздохнув, я объявила, как в прорубь махом кинулась:

— Вам нельзя ехать, погибнете.

— Откуда знаешь, лирта? Будущее пред тобой врата распахивает? — огладил бородку жрец.

— Нет, я другое вижу, — сварливо пояснила я. — Как ты, лирт жрец, метку, так я знаки вероятной смерти. Вашей с принцем на избранной только что дороге.

— Тогда мы отправимся с вами, — просиял Фиилор, нахально делая выбор, который, вот зараза, заставил черные пятна на телах поблекнуть.

И что прикажете делать? Заявление хилого высочества донельзя 'обрадовало' участников импровизированного ночного совещания. 'В бешеном восторге' были все, кроме самого принца. Но подписать смертный приговор паре не самых плохих и местами не самых чужих людей своим отказом мы с дабл Кей тоже не могли. Подлостей и гадостей от Фиилора мы не видели.

Досада, конечно, берет. Никаких тайн насчет смены ипостаси Кирта от таких спутников не останется. Или так лучше будет? Жрец 'шериф' или не жрец? Пусть на имя Ольрэна плюется, но на фанатика не похож. Может, какой ценный совет или соображение выскажет, если выдавать нас ему не с руки? Смог же сообразить, что не по своей воле мы такие, какие есть. Вдруг чего дельного еще подскажет? Опять же, если он с нами, то никакие другие фанатики не страшны. При собственном жреце путешествуем, значит, благонадежны, невзирая на метки, которые еще поди разгляди. Вон и сам служитель Первоотца не сразу узрел. А кто к спутникам жреца будет настолько бдительно приглядываться?

Что-то вроде моих соображений посетило и парочку щитовиков, потому сходу возражать они не стали, лишь на 'шерифа' покосились. Тот задумчиво хмыкнул, видимо оценивая решение подопечного на каких-то своих весах.

— Может, с нами до границы, а дальше в Радильяр к папе? — все-таки без особой надежды на лучшее спросила я у восторженного тощего парня.

Хотя, нашла чью внешность хаять. У самой телосложение проходит по старой поговорке 'три кости и кружка крови'. А Фиилор в принципе милый на мордашку. Блондинчик с мягкими локонами, глазки светло-зеленые ясные, реснички длинные, лик одухотворенный. Если свои завывания о бессмертной любви оставит, так и вовсе лапочка. Будто из анимэ картинка ожившая. Но пока он на меня так жадно смотрит, мне слегка не по себе. Я же не Симелия, нельзя во мне ее черты искать, даже если сумасшедший жрец при попустительстве не менее чокнутого бога и присобачил на изувеченное лицо служанки мордаху вздорной принцессы. Если буду задумываться о том, что я это не я, так и сама крышей поеду. Буду считать себя прежней, сменившей костюм, и точка! И нечего, принц, меня так глазами кушать, подавишься!

— Нет, в Радильяр я не вернусь никогда. Поеду туда, куда вы, — упрямо повторил Фиилор, сверкнув светло-зелеными, как листья березы в начале мая, глазищами.

Что удивительно, отправится ли с ним жрец, его высочество даже не поинтересовался. Кажется, такого вопроса для него не стояло. И, что еще более занятно, такого вопроса не стояло и перед 'шерифом'. Во всяком случае, настаивать на своем и возражать он не стал. Смотрела я на них и все более убеждалась, что для жреца Первоотца его подопечный вроде живого миноискателя, ручку от которого надо крепко в руке сжимать и водить по сторонам, но не бросать, чтобы ненароком не прослушать нужное 'пи-пип' и не взорваться к чертям.

— Осталось выяснить, куда пойдем мы, — потер сзади шею Кирт.

— Предлагаю доспать ночь, позавтракать, а потом уж решать, — осторожно проронил Керт, беря паузу на раздумья.

Поскольку мне вообще ничего на Фальмире по собственному опыту, не заимствованному из памяти Ким, знакомо не было (ущелье и полянка с гадостями не в счет), я возражать не стала. Сон так сон, завтрак, так завтрак. Надеюсь, поутру у трактирщика можно попросить молока и хлеба? А то пиво с мясом с утра — моветон, а кофе тут точно не найдешь. Эх, где ты, мой зеленоглазый герой, щедро дарящий бадейки с напитком богов? Пусть у тебя никогда не виснет винда или иная операционка!

Жрец и принц с разумным предложением щитовика согласились и наконец-то оставили мою девичью комнату. Когда за ними закрылась дверь, Керт предостерег меня:

— Осторожней со жрецом Первоотца, Кит. Не из простых он. Ходили слухи, что бастард брата короля Радильярского. Рос, как наследник, покуда в браке у того сын зачат не был. Воспитание и обучение получил иному владыке на зависть. Но потом сплавили парня в монастырь Первоотца. Какая-то мутная история то ли с побегом, то ли со странствиями была. Однако ж не сгинул жрец, вернулся ко двору, уважением в королевском семействе пользуется. Не знаю уж, что его подвигло на помощь беглому принцу. Может, какие свои планы на него имеет или старые счеты сводит.

— Не думаю, — поморщилась я. 'Шериф' не выглядел ни подлецом, ни записным интриганом, способным сыграть Фиилора втемную. Скорее, действительно по-родственному, а не из далекоидущих политических интересов, пекся о родственнике. Если и были у него на принца свои планы, то к земной выгоде никакого отношения они не имели.

Жрец на меня положительное впечатление произвел. Не классический красавец, не располагающая к себе смазливая няша, вроде Фиилора, но зрелая импозантность, классическое благородство, воспитание и... да, именно одним словом порода проглядывала в его облике, посадке головы, развороте плеч, в каждом жесте. Этого не скрыть было скромному серому цвету и крою жреческой мантии.

Не зеленоглазый даритель кофе, однако ж... Пожалуй, не будь он жрецом, я не отказалась бы пригласить его на ночь в комнату, чтобы рассмотреть получше, пощупать, что прячется под серой хламидой с черным пояском. Другое дело, что к такой сушеной мойве, как Ким, вряд ли кто прийти согласится. Эх, где мои не девяносто-шестьдесят-девяносто, но все равно, весьма приятные на ощупь и взгляд родные размеры?

Глава 6. Не все песни одинаково полезны

Больше в дверь никто не ломился, потому выспаться удалось неплохо. К той поре, когда Кирт стукнул в дверь, громогласно приглашая завтракать, я уже привела себя в порядок. Волосы снова расчесала на пробор и косы заплела так, чтобы открыть топорщащиеся недоэльфийские ушки. Веснушки проступят поярче, и девушку в скромном платье никто с принцессой не спутает даже впотьмах и спьяну!

Внизу было шумно и людно. Вчерашних выпивох и след простыл, зато Филя со жрецом и Кертом уже сидели за большим столом. К числу присутствующих прибавилась компания наемников (может, тоже из принцеискателей?) и сизоносый патлатый старик с дутаром, мандолиной или иной музыкальной фигней. Короче, в проворных пальцах музыканта, взгромоздившегося на табурет у стойки, имелось овальное нечто с грифом и струнами. Это нечто сейчас усердно заставляли издавать звуки и выли под аккомпанемент. Наверное, зарабатывали завтрак или отпугивали посетителей. Вдруг в трактире больше нет мест, и таким нехитрым способом кабатчик решил проблему с приемом лишних гостей?

Старикан терзал струны, а я под шумок договорилась с теткой-подавальщицей о молоке и хлебе. Все-таки отличная у Кимеи мордашка. Мне-брюнетке так жалобно поморгать ресничками, накручивая прядку светлых волосиков, на Земле не светило. А здесь бабища сразу разжалобилась и взяла тощую девицу под крылышко. Притащила все, чего я попросила, хлебушек был еще теплый.

Я прихлебывала молоко и хрустела горбушкой, пока мужчины завтракали более основательно. Все! Даже Фиилор в девичьем обличье, при черном парике и кокетливом шарфике на шее, прикрывающем кадык, наворачивал кашу с мясом так, что за ушами трещало. Может, у парня глисты? Невозможно быть таким худым и столько жрать. Нет, конечно, трапезничал принц вполне интеллигентно, но с изрядной скоростью в его красиво очерченном рту исчезали вполне приличные объемы пищи. Или, тут я призадумалась, не в материальных глистах-паразитах дело, а в провидчески-магических талантах парня, которые его силы жрут, как не в себя. Неужели и мне с 'пятно-зрением смертей' потолстеть в ближайшем будущем не светит? Хм-м-м, надо будет проверить. И если оно так, утроить калорийность пищи. Я не я буду, а мясо на косточках Кимеи наращу, чтобы кавалеры не царапались.

Задумавшись, не сразу сообразила, что старый пропойца у стойки не только играет, а и поет. Причем не в скрипучем стиле несмазанного колеса, а вполне пристойным низким хрипловатым голосом. Это было что-то вроде баллады со слабыми рифмами. Но едва я уловила смысл, наплевала на художественную ценность и вся обратилась в слух. Да еще от души пихнула обоих щитовиков под столом ногой и кивнула в сторону сизоносого певца. Готова поставить свою годовую премию на кон, старикан пел об Ольрэне.

Он ушел по-хозяйски, наш насмешливый бог,

На врагов наплевал и противников с грязью смешал,

Хохоча, пошутил, как другой бы не смог:

Со стола и с раздачи все карты собрал.

Захотели победы, хлебнули отравленной браги

Горек путь победивших, лишенный веселой отваги.

Сами заперли мир, сами узникам стали подобны,

ОН отмычки оставил, да пленники взять не способны.

Все ключи разбросал Рэн, с усмешкою злобной,

Не собрать ни богам, ни жрецам целиком или дробно.

А ключи-метаморфы пропитаны силой странной,

Их чужой не возьмет, не увидевши образ за рамой.

Лишь тому они в руки пойдут, кто захочет вернуть

То, что некогда было утрачено, исказившими суть.

Коль решишься, иди без оглядки, собирайся же в путь,

Только веру в себя и друзей взять с собой не забудь.

Ради истинной сути своей ты ступай на дорогу,

Помни это, шагая вперед, и не жди ты особой подмоги!..

— Богохульник, — змеем прошипел рассерженный 'шериф', не поднимая, впрочем, бучи в трактире, чтобы не привлекать внимания к нашей компашке. Потребует кто сейчас из местной публики у принца знак Первоматери изобразить, что он-парень делать будет? Если ты в бегах, то первое правило безопасности за завтраком в чужой компании: жуй молча и не отсвечивай.

Увы, эту сакраментальную истину Фиилор попрал мгновенно. Едва хлебнув местного аналога кваса, принц, обряженный в девичье платье, закашлялся, его глаза закатились и с тихим стоном:

— Ключи! Они сияют, жгут, ждут! — его радильярское высочество стекло со скамьи. На пол он не прилег только потому, что жрец подхватил и, возведя очи горе, поволок свою проблемную ношу обратно в комнаты, старательно прижимая подопечного к себе и тайком придерживая норовящий свалиться с головы паренька парик. Аксессуар к такому варварскому варианту носки не предназначался!

Я торопливо дохлебала молоко и засунула за щеку последний кусочек горбушки. Война войной, а обед и завтрак с ужином пусть будут по расписанию! Я себя твердо решила кормить! Исподтишка огляделась. В трактире по-прежнему царил ровный шум, словно не откалывал коленца переодетый парень и менестрель-выпивоха не пел ничего еретического. Или его никто не слыхал, а обморочные девы тут не редкость?

— Эй, старик, хватит бренчать, спой чего-нибудь, — в доказательство моих невероятных предположений послышался из угла сиплый заказ от компашки наемников.

Сизоносый угодливо закивал и запел прежним дребезжащим тенорком какую-то песню на два притопа три прихлопа из жизни заказчиков. Дабл Кей терпеливо дождались окончания похабной песенки и сходили к старику. Разговор был тихим, но как отчаянно мотал головой старый хрыч, как крестился, то есть рисовал перед грудью круги с чертой — щит и меч Первоотца, я вполне уловила.

— Не помнит ничего о спетом пьянчуга, — хмуро пояснил Кирт.

— Не понимаю, — досадливо поморщившись на опасливый взгляд менестреля-склеротика, резюмировал Керт.

— Может, жрец знает больше? Спросим его. Заодно проверим, не окочурился ли после припадка принц, — предложила я новый оптимистичный план.

Мы вернулись наверх в комнаты. Постучали к высочеству. 'Шериф' открыл почти сразу, не мрачный, но какой-то задумчиво-насупленный. Фиилор виновато шмыгал носом. Он сидел на кровати, нахохлившись воробышком, и кутался в одеяло. Сдернутый черный парик косматой тряпкой валялся на полу.

— Ты как?

— Холодно, — пожаловался принц. — У меня бывает, как накатит, потом полдня знобит, никак согреться не могу.

— Тогда тебе горячего надо поесть, — отметил Кирт.

— Не могу, в горло не лезет ничего кроме воды, — еще разок шмыгнул носом Фиилор и спрятался в одеяле, отчаянно краснея. А кому приятно выглядеть кисейной барышней, если ты не девица, да еще перед девушкой с лицом собственной невесты?

Мы сели, где придется, то есть на лавку у окна и сундук. Парни доложили про провалы в памяти у менестреля. Жрец только фыркнул, не выказав ни малейшего удивления. Кажется, у него было, что сказать по поводу услышанной баллады. Вот только захочет ли? Ура, захотел!

Задумчиво поглаживая бородку, 'шериф' промолвил:

— Такое случалось и все еще случается на Фальмире. Ольрэн был могущественным богом.

— Разве он умер? — подала я голос, ерзая на жесткой лавке. Доказательством того, что этот коварный тип не знаю уж какой наружности живее всех живых, служили мы с щитовиками. — Почему был?

— Был, потому что покинул наш мир. Не зря его именуют Ушедшим, — нехотя уточнил диспозицию жрец. — Он ушел, но оставил некое наследство, которое порой всплывает вот так: казалось бы случайно, песней, древней книгой, сном, видением, если верить старым легендам об Указующих Путь. Именно так некогда именовались барды-пророки Ольрэна, странствующие по Фальмиру. Для пробуждения спящего дара барда-пророка должны сойтись в одной точке мира сам Указующий Путь и все вопрошающие, то есть те, для кого должно прозвучать пророчество-указание.

— Кто родился в день воскресный, получает клад чудесный? — сыронизировала я, цитируя старую сказку Гауфа.

— От времени и часа рождения сие не зависит. Умысел Ольрэна непостижим смертными, впрочем, как и замыслы любого бога. Ушедший оставил следы, метки, то, что можно назвать кладами. Их не найдешь случайно. К примеру, я слыхал, если встретятся Указующий Путь, в чьей крови течет кровь бардов Ольрэна, и те, на ком есть его метка, то кровь Указующего пробуждается, и появляется песня-указание. Певший ее не вспомнит, как ни проси, а тот, кому она предназначена, сразу поймет важность и запомнит от первого до последнего слова. Знаете, что самое скверное? — завершил краткий рассказ жрец неожиданным вопросом.

Мы синхронно помотали головами.

— Я, жрец Первоотца, и принц Радильяра ее помним.

Фиилор с готовностью закивал, подтверждая сказанное. Воробышек еще подрагивал, но теперь вдобавок почти выпрыгивал из одеяла-гнездышка, снедаемый любопытством.

— Так и мы помним, — не понял глубины трагедии Кирт.

— На вас метка Ушедшего, а я посвященный Первоотца, — сварливо огрызнулся 'шериф', расставляя акценты.

— То есть эта историческая баллада не информация из сферы общих знаний, а некое указание на нужный нам всем объект или вообще призыв к действию? — присвистнула я, вернее попыталась присвистнуть. Ким. Глупышка даже этого не умела. Потому получился какой-то шип проткнутого воздушного шарика. Буду тренироваться!

— Зачем нам какие-то ключи? Кобылу мне в жены! — выпалил Кирт. — Это богов касается, мы-то тут причем? Если этот Указующий должен был путь указать, не мог конкретнее выражаться? А сейчас тот менестрель, пьянь сизоносая, ни слова не помнит о том, что пел, пои его не пои.

— Он передал все, что должен, — мрачно проронил жрец и очень неохотно продолжил, словно выдавливал из себя слова против воли, или, напротив, не мог удержать их личной волею в себе. — Я читал в закрытых монастырских архивах обрывки легенды о Ключах Ушедшего. Дескать, это одна из шуток Ольрэна. Если ей верить, боги не желали великих отличий меж своей паствы, они смешали кровь всех живых так, чтобы не велика была разница меж ними как внешне, так и в талантах. Ольрэна, обожающего разнообразие, последнее особенно разозлило. Потому, уходя, мстительный бог Фальмира выкинул шутку. Он захлопнул дверь в наш мир, закрыв в нем не только людей, но и богов, и сотворил ключи, которые одновременно отворят врата нашего мира и силу разума живых. Если собрать несколько ключей из числа оставленных, то можно изменить самого себя так, как пожелаешь. Только отыскать ключи по замыслу Ушедшего способны лишь те, кому они нужны по-настоящему, но не для службы богам, а для самих себя. Условие изначально невыполнимое.

— Не сказал бы, — проронил Керт, уперев взгляд в собственную руку, которой вчера довелось побывать лапой.

Опыт получился пусть и спасительный, но уж больно шокирующий. Хорошо еще Альт был именно псом, а не псицей. А не то психике щитовика мог быть нанесен непоправимый урон!

— Вы поведали нам не все, — догадался жрец, прищурившись эдак по-инквизиторски. И тем самым разом повысил градус внешней зловещей эффектности, допросчик наш.

— Безумный жрец Ольрэна что-то сделал с нашими телами, воззвав к силе своего бога. Вчера я не своей волей принял обличье пса, убегая от ядовитой гадины. Пусть это спасло мне жизнь, гадать, не стану ли я снова собакой в любой момент, не желаю, — сумрачно отметил щитовик, пустившись в несвойственное ему почти детальное описание.

— Ага, там еще кучер и лошади были среди мертвяков. Не только пес, — вставил, припоминая нашу недавнюю беседу, неуемно-говорливый Кирт и передернул плечами.

— Стало быть, вы — не жрецы и, конечно, не боги — заинтересованы в сборе ключей, — сходу просек фишку 'шериф', снова принимаясь оглаживать бородку.

— Надо проверить. Я сейчас, — Керт поднялся с кровати и исчез за дверью.

О причинах его отсутствия — как можно быстренько проверить себя на божественность и жреческую принадлежность — основательно задуматься никто не успел. Я вообще-то предположила, что мужик до ветру вышел. Пища она такая коварная штука, не только входа, но и выхода требует! Сама сколько раз видела! Но не угадал никто! Вернулся Керт не с выражением тихого облегчения на лице, а с сизоносым музыкантом подмышкой, фактически внеся старика в комнату.

Тот все продолжал лопотать не то жалобно, не то возмущенно (наверное, сам пока не определился с линией и гадал, бить будут или чего из клиентов выжать можно):

— Лирт, я же уже уверял вас в том, что никаких песен о старинных временах нынче не пел, вам послышалось. Хоть Первоотцом, хоть Первоматерью поклянусь, могу даже гончими Дагонта Очистителя и Законника или всеми четырьмя богами-стихийниками.

— Да хоть богами, хоть своими старыми подштанниками клянись, старик, нам просто надо, чтобы ты нам про ключи-метаморфы рассказал.

— Что про них рассказывать? — шмыгнул носом старый пропойца, чей голос снова просел, обретая богатую глубину. — Я все не в силах разглядеть отсель. Одни маячит рядом, иные далече, третьи и вовсе в невообразимых далях. Ближайший в стенке Кретаграта, второй на площади Ральин, в тюремных стенах Ламильяна ждет третий, трон монарха Валисанты хранит четвертый, пятый венчает жезл Дагонтова Псаря, шестой на кладбище Либара искать придется, а седьмой в дозорной башне Пиковых Окраин. Все, не вижу дальше, хватит и того, коль в путь решишься ты пуститься, и не бросят одного...

Не договорив, старик повалился ничком на койку, с которой едва успел прыснуть Фиилор. Бродяга-бард захрапел, точно был мертвецки пьян. Впрочем, свою роль пророк-алкоголик сыграл: едва мы собрались в полном составе и начали спрашивать, раскололся, как орех под щипцами. И пусть он опять ничего помнить не будет, так даже лучше. Мы-то рассеянным склерозом не страдаем, даже не наслаждаемся. Захотим, не забудем. Жрец вызвал трактирного служку покрепче, приплатил, и храпящее вместилище откровений вытащили из номера. За пару монет чаевых даже оттранспортировали в собственную каморку баяна, а не свалили в коридоре подальше от дверей.

— Я иду с вами, — снова вылез Фиилор, когда в комнате не осталось посторонних. — Так надо!

Жрец, оказавшийся в компании почти законченных еретиков, чуть ли не беспомощно глянул на своего подопечного и испустил тягостный вздох. Я припомнила недавний пассаж высочества про ключи, спровоцированный песней и озадачилась:

— Эй, а принц у нас часом не Указующий Путь?

— Не в том смысле, как у бардов Ушедшего, — отмазал парня от дурной профессии 'шериф'. — В роду королей Радильяра иногда рождались подобные его высочеству. Это не наследие Ольрэна, Фиилор лишь видит нужную ему дорогу и на избранном пути порой способен на чудо. Он открывает двери и идет к цели. Попутные люди, вещи, артефакты видятся принцем слабо и не всегда. Такой у его высочества дар. Принц выбирает путь, которому желает следовать его сердце, и тем счастлив.

— Это все замечательно, но давайте к сути. Если мы каким-то образом сможем раздобыть несколько ключей Ольрэна, из тех, о которых говорил старик, то они смогут повернуть вспять ненужные изменения тел, так? — вернула я беседу в конструктивное практическое русло.

— Возможно, — развел руками 'шериф', не берясь судить о замыслах богов. — Вас смущает обращение в пса или страшат перспективы иных, пока не известных метаморфоз?

— Все, — честно и хором ответили дабл Кей.

— И особенно неуютно от туманных перспектив, — вслух принялась рассуждать я, снова ерзая на лавке. Ходила бы, да комната в трактире не была рассчитана на пятерых и свободу передвижений по совокупности. — У этого Ольрэна чувство юмора уж больно странное, как мне кажется, было и есть. С него тот ритуал, который безумный Йорд проводил, сталось бы вывернуть наизнанку. Если уж он мою душу в чужое тело сунул и чужое лицо к телу приляпал, что ему стоило смешать лошадей с кучером? Да как нечего делать! И будут у нас не телохранители щитовики, а при новом переключении в критической ситуации — какие-нибудь кентавры. Часть от коней, часть от кучера, и не факт, что первое сзади, а второе спереди. С Ушедшего станется и наоборот начудить.

По мере того, как дабл Кей слушали мои гадания на кофейной гуще, они становились все бледнее и бледнее. При общей легкой смуглости загорелой кожи, с которой только-только начала равняться свежевыбритая лысина, это стало очень заметно.

Потом настал черед жреца с его скрупулезными расспросами о превращениях. Керт честно описал процесс оборота в пса и еще разок прибавил: хоть этот трюк его и выручил, но по мозгам дал неслабо. Оказывается, мужик еще полдня потом пытался определиться: пес он или человек, ладно хоть лаять, задирать лапу и грызть косточку не полез, а то мы бы с Киртом заработали пакет незабываемых впечатлений.

Мои рассуждения и описание переживаний жертвы метаморфизма произвели впечатление и на служителя Первоотца. От натурных экспериментов он отказался. Наверное решил, коль они с Фиилором в отряд вливаются, наблюдать за щитовиками, так сказать, в естественных условиях.

Глава 7. Первые препятствия

Собирались в путь, раз решили ехать вместе, недолго. Даже записывать откровения пьяного менестреля не стали. Зачем, если все его слова отпечатались в памяти типографским шрифтом кегля двадцатого, как минимум, да еще и красным цветом?

Играла я когда-то давно в 'Дьябло', там таким цветом адские порталы полыхали. Словом, забыть откровения про ключи Ольрэна нам не светило. А потому и маршрут сразу определился. Городок Кретаграт на окраине Вольных Пустошей стал первой целью предстоящего путешествия, в которое каждый из нас стремился за своим 'надом'.

Бывшие телохранители ее покойного высочества однозначно хотели снова быть людьми без всяких превращательных фокусов, Фиилор и жрец Первоотца личных мотивов не раскрывали, а я... Дура, наверное, размышляла о том, а не удастся ли этими ключами Ольрэна отпереть дорогу домой. Кимея любила Фальмир, спору нет, но я, вооруженная ее памятью, ничего особенно примечательного в нем не видела. Слишком много условностей, но маловато комфорта, да и от фанатиков огрести можно. Если не домой, на Землю, то в какой-нибудь другой мир, более приспособленный для жизни слабых девушек с редким даром, я не отказалась бы переместиться. Можно даже к тому зеленоглазому красавчику. Вдруг ему личный бухгалтер нужен? Видела кофедарителя сегодня во сне, и так тепло на душе было от одной мысли о нем! Сама проснулась, как наивная малолетка с бьющимся сердечком и чуть не треснувшей напополам от улыбки физиономией. Эх, что ж вы, красивые мужики, с девками делаете! Или не в зеленоглазом незнакомце причина, а в доставшемся мне худеньком тельце горничной? У которой, возможно, впервые за всю жизнь начали просыпаться, стимулируемые мозгом попаданки, не романтические, а плотские интересы.

Нищему собраться — только подпоясаться! Лавки одежной, как уже говорила, в деревеньке не имелось, следовательно, нормальной хотя бы по местным меркам одежды прикупить тоже было негде и не у кого. Мужики еще как-то выкрутились, перетерли с трактирщиком и на смену по паре рубах и штаны получили. Под ширину плеч щитовиков пришлись почти впору вещи, шитые из расчета на жирок Пакира, с нижней частью гардероба совладать помогли ремни и ловкие пальчики Ким, ушившие портки в талии.

Для фитюльки моих выдающихся статей не нашлось ничего, не считая местного аналога сарафана с плеча дочки сердобольной подавальщицы. Вышитые по горловине и рукавам ярко-оранжевые птицы произвели столь неизгладимое впечатление, что я торопливо объявила о невозможности лишить ребенка такой красоты и от покупки отказалась.

Хвала худющему Фиилору. Проведав о моих затруднениях, добрый парнишка недолго думая, предоставил в мое распоряжение свой гардероб. Оказывается, не такой уж не от мира сего, как пытался убедить нас жрец, принц в Радильяре вырос. Странноватый, конечно, зато эта его странность нас очень выручила. Высочество не только делами духовными интересовался, а и вполне мирским развлекательным — театром. Он даже с успехом играл в дворцовых постановках. Причем, играл лиц любого пола. При бегстве, замаскированном под ознакомительную поездку к невесте, Фиилор смог утянуть из дворца не только походный гардероб, прилагающийся к каждому лицу королевских кровей, вздумавшему отдалиться от родного дома на полет стрелы, но и изрядную часть театрального. При смене карет, заметающий следы принц от одежды не избавился, а комплекцией мы с высочеством оказались схожи. Потому в приличное светло-серое платье из неколючей ткани, представлявшей как раз костюм скромной наперсницы, я переодеться смогла.

Садились мы в карету втроем: я, жрец и Фиилор-'брюнетка под вуалью'. Одному из братьев предстояло сменить получившего расчет кучера. Нанятый в соседнем городке, он ничего об истинном облике принца не знал, а если и подозревал, то, довольный расчетом и премией, предпочел оставить подозрения при себе. Второй щитовик собирался составлять компанию напарнику в привычной роли охранителя.

Потому дабл Кей остались снаружи, разместившись на скамье-облучке. И правильно! Пусть карета особенной теснотой не отличалась, но добавь в самую просторную коробку на четырех колесах мускулистую орясину, и сразу тесноту почувствуешь. Идти по пути, проторенному анекдотом о еврейской семье, ютящейся в однокомнатной квартирке, и следовать методу 'продай козла', я не собиралась.

К массе груза прибавилось и несколько объемных корзин с припасами в короб на заду кареты. Тронулись в путь еще до обеда вполне благополучно, невзирая на настороженные взгляды, каковыми Кирт с Кертом поглядывали на четверку пятнистых, будто они собрались маскироваться на местности осенью, кобыл. Скорее всего, телохранители опасались возможности превращения при контакте с животными. Но нет, ничего не произошло. Лошадки спокойно позволили себя запрячь и на людей смотрели совершенно равнодушно до тех пор, пока у тех в руках не появились морковки. Схрупав лакомство, кобылки вернулись к прежнему безразличному состоянию. Телохранители проверки на 'братство по разуму' не прошли.

Дорога, тот самый тракт, шедший вдоль деревеньки и далее к Вольным Пустошам, на асфальтированное шоссе, и тем паче на платную трассу никоим образом не походил. Счастье, что на Фальмире уже были изобретены рессоры. И с ними-то комфорт был минимален, а уж без них я бы и вовсе пешком двинула. Пересесть на лошадь верхом не смогла бы. Кимею немного учили держаться в седле в рамках общего девичьего образования, но скакать быстро она нипочем бы не смогла.

Ехали часа три, не меньше, когда мне срочно потребовалось сойти. Высунув нос из окна, я громко попросила:

— Лирты, зеленая остановка!

— Чего? — натягивая вожжи, озадаченно отозвался Кирт. Мельком отметила, что и в глазах шерифа и в больших очах принца понимания не было ни на грош.

Я не из особо стеснительных, потому, раз уж обойтись без подробностей не удалось, повторила более прозаически:

— В кустики мне надо. Это у вас, мужчин, пару раз в сутки позыв бывает, женщинам нужно прогуливаться до зеленых насаждений чаще.

— А-а-а, — закашлялся телохранитель, до которого дошел смысл просьбы, Фиилор же потупился и покраснел, как помидорка. Такой сорт еще розовым называют. Уй, лапка! Так бы и затискала, да боюсь, от моего ми-ми-мишного порыва у него опять романтик-клинч приключится. Не, не буду!

Карета окончательно затормозила, я удалилась за деревья и возвращалась вполне довольная жизнью, пока не разглядела Кирта. На лбу его чернело очень характерное пятно. У Керта пятен было побольше, но серого цвета. Вероятности судьбы еще играли с ним в пятнашки.

— Едем? — на всякий случай уточнил Керт, чуть занервничав от моего пристального взгляда. Он первым почуял недоброе.

— Нет, надо разбираться. Опять пятна. У Кирта черное на лбу, у тебя серые, но много. Может, засада поблизости? — Я распахнула дверь кареты и бегло изучила спутников. 'Шериф' и принц пятнистыми не были, потому резюмировала: — Жрец и его высочество не прокрашены. Скорее всего, пока вас будут кончать, успеют среагировать.

— Я на разведку сгоняю, — решительно спрыгнул на дорогу Кирт, и я деловито поощрила добровольца:

— Так держать! Метки смерти бледнеют! Ты только не шуми сильно!

— Я буду светлой тенью в неровном сплетенье ветвей, — неожиданно поэтично пообещал болтливый телохранитель без обычного трепа про кобылу-невесту. И прежде, чем ему успел возразить брат или жрец с принцем, скользнул в лес, да так тихо, что я рот разинула. И куда делся тот медведь, который вчера ветками трещал? Нет, я и сама на индейскую пластику и сродство с природой не претендовала, но щитовиков в лесовики не готовили, а тут чисто разведчик или эльф, слился с природой и пропал. Пожалуй, такой действительно на разведку сгоняет без проблем: одна нога здесь, вторая там.

Керт тоже глядел вслед брату, приоткрыв рот, потом почесал затылок:

— Когда навостриться успел?

— Не факт, но может ему дар от Тимаса достался? Тот как-то про свои прогулки рассказывал, хвастался, что его среди деревьев никто найти не мог, к зверям подходил, гладил, — выудила я из памяти Кимеи нужные данные.

Щитовик мрачно засопел, но хаять ценную метаморфозу не стал. Талант незаметно бродить по лесу куда безобиднее цельного превращения в пса. Смирившись с неизбежным, Керт остался приглядывать за обстановкой. Жрец же тихо отметил, приглядываясь ко мне уже не как к нечаянному исчадью Ольрэна, но как к потенциально выгодному ресурсу:

— Очень полезный у тебя дар, помогает прозревать опасности.

— Очень проблемный, — скривившись, поправила я 'шерифа'. — Реагировать постоянно нужно и извилинами шевелить, или не шевелить и считать трупы. Кроме того, на себе я пятен не вижу...

— Сложный, но полезный, — поправился в свою очередь жрец, оставшись при своем мнении. Он тоже вышел из кареты и сейчас прохаживался, разминая ноги. Фиилор вылез, но бегать вокруг не спешил. Только пожаловался жалобно:

— Дорожные туфли мозоль натерли.

— Бывает, — философски согласилась я, давненько перешедшая на балетки и мокасины, чтобы не мучить ноги. Высокие каблуки только в качестве средства охмурения использовала под настроение. Оглядевшись, приметила и сорвала вездесущий подорожник у обочины. — На, разотри в ладонях и на мозоль шлепни. Все лучше, чем ничего.

Пытаясь залепить пятку прямо поверх чулка, Фиилор тихо прокомментировал:

— У вас, женщин, большей частью очень неудобная одежда и обувь. Даже дорожная.

— Точно, согласна с тобой на все сто процентов, — я не стала спорить с очевидным. И дома-то подобрать одежду так, чтобы она была красивой и удобной, стоило немалого труда, а уж здесь на Фальмире и подавно! — Выживем, давай собственный модельный дом откроем и будем такую одежду делать, чтоб ее в удовольствие носить было!

— Давай! — загорелся принц.

И я, сделавшая подобное предложение по приколу, не нашла в циничной душе сил сказать, что всего-навсего пошутила. Кажется, здесь и сейчас, на захолустной дороге, у принца Радильяра родились цель и смысл жизни. Ну а что? Не всем же на роду написано стремиться к великим воинским подвигам или стезе жреца, кому-то и поскромнее деяния суждены. Кто я такая, чтобы хаять мечту? Попаданка — подручная Смерти? Так это не дает права топтать грязными сапогами чужие планы. Главное, чтобы эти планы действительно были настоящей мечтой, а не глупейшим действием из разряда 'все равно куда, что и как, лишь бы с любимой'.

Ждали разведчика мы объективно недолго. Хотя, когда ждешь, вместо того, чтобы действовать, каждая секунда кажется минутой, и вообще время резиной тянется. Вернулся Кирт довольный, будто кот, схарчивший трехлитровую банку сметаны да палку колбасы в одну усатую морду и за это дело от хозяйки веником не получивший. Доложился, расплываясь в улыбке:

— Была засада.

— Была? — схватил самое главное в докладе — прошедшее время — жрец, пока я улыбалась ассоциации тона с сакраментальным 'стреляли'.

— Была. Четверо разбойничков. Деревце подрубили, луки приготовили, ждали-скучали, — пошевелил пальцами Кирт, забираясь на козлы и перекладывая прихваченное с разбойников добро в свою дорожную сумку. Уверена, щитовик забрал с них все, что счел хоть сколько-нибудь полезным.

— Всего-то, чего так мало? — фыркнул Керт, имея в виду вовсе не объем и сам факт мародерки. Принцип 'что с боя взято, то свято' на Фальмире соблюдался.

— Ты вызвал их на бой и убил!? — восхищенно выпалил Фиилор, хвостом следуя за разведчиком и, сдается мне, вдобавок диверсантом. Шума битвы и криков мы не слыхали!

— Убил, на бой не вызвал, — отчитался с недоброй усмешкой Кирт и даже сподобился пояснить несмышленышу-аристократу: — Тому, кто готовился убивать и грабить тишком, незачем рассчитывать на честную дуэль.

— Логично, — поддержала я нашего разведчика, исполнившего главную задачу — защитить нас. К чему придирки 'каким образом'. От моральных терзаний о ценности жизни мне, ежедневно сталкивавшейся с метками смерти, избавляться пришлось очень рано. Иначе точно рехнулась бы от невозможности быть везде и всюду, чтобы помочь каждому. Я не красный крест, всего-навсего попаданка с редким талантом, а потому склонна в первую очередь беречь жизнь собственную и, пожалуй, спутников, от которых эта самая жизнь и мое личное благополучие зависит. Зовите меня эгоисткой, плевать. Как говаривала моя прабабка, не солнышко, всех не обогреешь. А терзаться от невозможности невозможного — прямой путь в психушку. Хотя сомневаюсь, что на Фальмире есть такие медицинские заведения. Тут ведь как, либо молитвами лечат, либо, если случай тяжелый и божественному исцелению словом не поддается, помещают жертву в местечко, мало отличающееся от тюрьмы. Вспомнить хоть наши древние дурдомы и их печальную историю. С другой стороны, оставлять опасного безумца на свободе — тоже не лучший выход. Словом, я вычеркнула проблему из списка и между делом уточнила, хоть и не видела больше пятен: — Дерево-то на дорогу не рухнет?

Я на предметах — невольных орудиях смерти — метки кончины редко когда замечаю, они очень-очень слабо видны. Вдруг нашему кадиллаку на лошадиной тяге суждена скорая гибель? Тогда мы, хоть и не помрем, но покалечиться стопроцентно сможем.

— Не-а, оно уже рухнуло, в другую сторону и на других, — хмыкнул Кирт.

— А мы ничего не слышали, — удивился Фиилор.

— Я старался потише и нужное местечко дереву указал, — небрежно ляпнул щитовик и застыл с открытым ртом, до него только сейчас дошла абсурдность сказанного и, самое главное, сделанного. Они с братом умели драться, но тому, что и как сделал Кирт сейчас, его точно не учили.

— Как понимаю, мы сейчас услышали об одном из проявлений дара метаморфизма, изменившего не внешность, а часть истинной сути живого. И снова ради выживания, — серьезно отметил жрец Первоотца, ничуть не шокированный фокусами спутника, или слишком хорошо скрывающий собственное состояние. А может быть, 'шериф' рассуждал с практической точки зрения: если чудеса творятся, пусть и с вмешательством Ольрэна, но ради выживания его самого и драгоценного принца, то пусть творятся. Не самая плохая позиция, если вспомнить то же сакраментальное, оставшееся в веках с Альбигойского похода 'бейте всех, бог узнает своих'. Если поначалу 'шериф' на нас с тщательно скрываемой недоверчивой враждебностью поглядывал, то нынче оставался лишь насторожен. Все-таки репутация Ушедшего бога и его адептов обязывала к подозрительности! Шутки у обычных-то людей случаются злые, а если за дело возьмется кто-то отмеченный богом, чье своеобразное чувство юмора осталось в веках, — не знаешь, чего ждать и заранее ждешь худшего.

Наша-то троица лицезрением метаморфоз уже, можно сказать, насладилась. Способностью открывать для меченых оригинальные проходы (это я про лабиринт Ольрэна, если кто не понял) тоже. А уж жестокие шутки бога на своих шкурах на алтарях полной мерой испытали. Не сказать, чтобы понравилось, хотя сказать, что оно нам во вред пошло — тоже соврать. Лекарство часто горьким бывает. Однако, желать пробовать его снова и снова никто заставить нас не может. Все-таки от подобного лучше держаться подальше. Но как с этим 'подальше' быть теперь, когда мы, взяв в компанию жреца Первоотца и беглого принца, собрались, следуя пророчеству менестреля-алкаша искать ключи Ушедшего? Наверное, никак и это пугает не только меня.

— Я не помню, чтобы у Тимаса способности к магии были. Ничего он подобного не выкидывал, — нахмурился Кирт, начиная вдаваться в детали.

— Возможно, способности были спящими, такое случается с магическими дарами, и проведенный сумасшедшим жрецом Ольрэна ритуал их при передаче разбудил, — вслух рассудил 'шериф' и вернулся к проблеме насущной: — Ты смог узнать, на нас засада была, или любой поживы ждали?

— Карету или повозку без охраны ждали, чтоб пощипать в легкую. Ребятки из Свободных Пустошей откочевали, подальше от конкурентов, да сразу нарвались смертельно, — хмыкнул Кирт. — Путь чист. Поехали, что ли?

И мы снова поехали по ставшей безопасной дороге. А грабители, которые должны были погубить щитовиков, остались в лесу насовсем в качестве наглядно-неприглядной иллюстрации старого постулата: 'Кто к нам с чем, тот от того и того'. До Кретаграта было еще дня полтора пути.

Больше нас никто ограбить не пытался, если не считать случай со счетом от трактирщика на следующем постоялом дворе. Но красноречие щитовиков и блестящие острые штуковины в их руках, вернее увещеваний жреца, заставили хапугу сделать скидку. Фиилор хоть и ныл на неудобство женских шмоток, но в мужскую одежду переодеваться не спешил, только надоевший парик снял. Слишком хотелось юноше сорваться с крючка папаши и послать к Ольрэну его матримониальные планы...

Почему туда? Так чертей на Фальмире не водилось, и если хотели послать далеко и надолго, говорили просто: 'вали к Ушедшему'. Компанией этот экстравагантный бог считался, мягко говоря, не слишком желательной, все равно что повелитель Ада для набожной монашки.

Дорога, конечно, надоела до зеленых чертиков. Я и на авто на большие расстояния не любила путешествовать. Ногам слишком часто хотелось размяться и сидушка уставала. Никакие красивые пейзажи не радовали. Если что и выручало, так аудиокниги. Едешь, слушаешь, терпишь. Если хорошая история попалась да в стоящей озвучке, еще и удовольствие получаешь.

На Фальмире на подобные развлечения рассчитывать не приходилось, не пьяницу ж пророка с собой тащить? А тревожить задумчивого 'шерифа' капризным нытьем: 'Расскажи, дяденька, сказку, развлеки, мне скучно!' не комильфо. Все-таки служитель Первоотца, и хоть терпимо отнесся к меткам Ольрэна в наших с щитовиками аурах, да кто ж его знает. Чужая душа потемки. Вдруг это все до первого большого города, где можно устроить показательное фаэр-шоу? Хотя нет, он пусть и немногословный, но вроде не гад, хоть и обаятельный. Фиилору помогает, нас сходу проклинать не начал, речи сизоносого менестреля слыхал наравне со всеми. Значит, замешан в ключевой миссии по самое не балуйся, и случись чего, гореть жрецу с нами на соседних кострах или плавать в кипятке по соседству. Кажется, мне недавно щитовики что-то про котлы с горячим маслом втирали.

Глава 8. Вольные Пустоши: ключ к ключу

На территорию Вольных Пустошей мы въехали без шума и помпы. Никакого пограничного поста или таможенного терминала не наблюдалось. Межевых столбов тоже не обнаруживалось. То ли рухнули в непогоду, то ли украли на дрова, то ли страны вообще не считали нужным отмечать границу в мире материальном, им хватало меток на картах.

Лишь в какой-то момент вполне себе ухабистый тракт окончательно превратился в трассу для экстремальных гонок по бездорожью, и карета ощутимо сбавила ход. Будь иначе, наши макушки познакомились бы с крышей транспортного средства, а языки с крепостью зубов. Словом, лучше всякой разделительной метки сработало качество дороги, вернее, отсутствие присутствия этого самого качества.

Покосившийся указатель на Кретаграт мы таки смогли углядеть на одном из перекрестков спустя несколько часов тряски. А там дорога стала чуток получше и народу на ней прибавилось.

Сам город со столь эффектным именем, порождавшим у меня звуковые ассоциации с творением Пети Первого на Неве, не впечатлял от слова совсем. 'Грат' на 'град' не тянул нисколечко. Крепостная стена полуразвалившаяся, одно название, ров вокруг города заплыл ряской и стух, пока ехали до моста, видели пару бревен, перекинутых через него, вместо мостиков для умеренных экстремалов. Кому лень до ворот топать, мог воспользоваться и пробраться в здешний 'мегаполис' через любой из проломов-обвалов в стене.

М-да, и в этом убожестве нам предстоит разыскать первый ключ? Фу-у, скорее лично я сдохну раньше. О гигиене, канализации и других страшных словах здешние обыватели знать не знали, ведать не ведали.

— Вольные? То есть свободные и, полагаю, в первую очередь свободные от понятий о чистоте? — зажимая нос первым попавшимся надушенным платком, торопливо экспроприированным у Фиилора, прогундосила я, высунувшись из кареты.

— И от законов. Здесь нет последователей Дагонта Законника-Очистителя и товар их ценный на Пустоши только если тишком кто протащит. Только в землях, где бога не почитают, нет особой силы и вещам, сотворенным с его помощью. Теряют силу быстро, — хмыкнул Кирт с облучка.

— И-и-и? — не поняла я прямой связи.

— Вспомни, лапуля, как порой очистителей украдкой кличут — навозники. Дагонт не только о законах людских, но и о чистоте телесной печется. А без его клейма не только шкаф одежный просто коробка с вещами, а и любая ночная ваза всего лишь горшок с нечистотами, которые надо куда-нибудь выплеснуть. И хорошо если не на голову соседу, — пояснил словоохотливый щитовик.

Я порылась в памяти Ким и припомнила, нет, не кличку 'навозник' — для Ким, выросшей в закрытой среде, это было бы неслыханной дерзостью. Вспомнились мне чистенькие нарядные горшочки под мягонькими ободками-сидушками в пансионе и во дворце, в которых содержимое исчезало, не задерживаясь. Вспомнила я сооружения попроще в трактирах, где нам останавливаться пришлось, и присвистнула. Это ж как церковь Законника-Очистителя на теме экскрементов нагрелась! Если последователи бога могут обеспечить чистоту без канализации, то это золотое дно. Хотя, конечно, репутация... Но если есть деньги, которые, как со времен Рима известно, не пахнут, репутацию можно купить. А уж понюхав свободный город Кретаграт, я сама Очистителю истово помолиться готова и, судя по интенсивности запаха, молиться буду о глобальном очищении напалмом.

— Меня тоже тошнит, — нашел в себе силы мужественного признать слабость зелененький Фиилор. Мы с принцем обменялись соболезнующими взглядами.

— Но ключ-то там, — растерянно крякнул Кирт.

— Ключ в стене, если верить словам сизоносого, но не факт, что он внутри, а не снаружи города, — осенила меня поистине спасительная мысль. — Вечер скоро, давайте сделаем вид, что карета сломалась, отъедем с дороги и дождемся ночи. Вдруг впотьмах легче будет не только в ров с нечистотами навернуться, а и с ключом разобраться?

— Я хорошо вижу в темноте, — осторожно вставил принц. — Если бы знать, как выглядит ключ, что нужно искать...

— Судя по своеобразному чувству юмора Ольрэна, — побарабанила я по стенке кареты, — вид у ключа может быть любой: от камня, неотличимого от других, до натурально ржавого ключа, вмурованного в кладку так, чтоб выдрать его только с куском стены можно.

— Как тогда искать? — Задал актуальный вопрос Керт.

— Вместе, — вмешался 'шериф'. — Если речь барда — Указующего Путь слышали все, то и поиск, думаю, вести поодиночке не получится. Указание, как правило, оказывается тесно связано с целью и героями поиска.

— М-да, — протянула я, представляя идиотскую пародию на летку-енку в ночи. Как мы ковыляем, сцепившись в потемках, спотыкаясь и нащупывая пахучие мины дорожными ботинками. Если так воняет из города, сомневаюсь, что под стенами будет чистый проспект. Жаль, что жрец под Первоотцом ходит, воздушник бы нам больше пригодился, а уж законник Дагонта и подавно. Вдруг строгое божество, вняв отчаянным молитвам вляпавшегося в нечистоты жреца, снизошло бы до разового полного очищения окрестностей?

Увы, мы имеем то, что имеем. Надо с этим работать. Если у местных нет никаких идей по поиску, даже Фиилор-взломщик беспомощно хлопает ресницами, придется напрячь опыт предков. Как у нас издревле искали потерянное? Ничего кроме рогульки в голову не приходило. Ну, попробовать недолго, надо только раздобыть пять пар высоких, желательно рыбацких сапог. В ботинках я под стены не пойду, и не уговаривайте!

Еще чуток побарабанила пальцами и выдвинула единственную пришедшую на ум версию насчет рогульки и спецобуви. На что получила резонный ответ:

— Примут за лиходеев и со стены застрелят.

— А мы рогульку чем-нибудь замаскируем и сделаем вид, что пьяные! — внесла я корректировку в условия поиска.

Вот теперь мое предложение приняли за рабочую версию, хоть и крепко претило жрецу втягивать с подобное шоу принца и впрягаться самому. Но лучшей идеи никто не предложил. Фиилор, храбро зажмурившись, объявил, что он на все согласен. Жрец неодобрительно похмурился, посетовал на тяжкий жребий и позор седин, помолчал. Кажется, даже помолился мысленно, ожидая нечаянного божественного вдохновения. Не дождался. Филя парой жалобных протяжных вздохов его дожал. 'Шериф' сдался, и мы крепко задумались над реализацией моего гениального предложения. Спустя час примерный план действий был выработан. Мы отъехали от города и остановились в рощице неподалеку. Загадить ее еще не успели, потому как на ночь город не запирался и примыкающих к стенам деревень-курятников не имел. Все это добро с успехом содержалось и размещалось в городской черте. Б-р-р-р!

В загашнике у 'шерифа' нашелся небольшой шатер (а я-то гадала, что это за нелепая скатка на крыше кареты, похожая на надувную лодку, сварганенную из ковра). Устанавливался он быстро, щитовики знали, как обращаться с рулонищем. Наверное, в перечень обязательных навыков телохранителей это умение входило.

В шатре мы с принцем и разместились. Жрец нацепил на себя светскую одежду, став еще больше походить на шерифа Ноттингемского и заставил меня прятать руки за спину. Очень захотелось пощупать располагающий вид сзади пониже талии. Телохранитель Керт ограничился сменой выражения лица. Превратил вполне приятную физиономию в тупую морду 'моя твоя охранять, ничего не понимать', особо гармонирующую с лысиной. Кирт остался приглядывать за нами. Пусть по рощицам у города никто не шарится, но мало ли...

'Шериф' и щитовик отбыли в город с важной миссией, включающей в себя встречу с местным начальством с целью подкупа и посещение обувщика. Доработка идеи принадлежала жрецу и основывалась на одном из забавных обычаев Вольных Пустошей. Тут считалось, вполне, кстати, справедливо, что пока парень не переделает всех глупостей, мужчиной ему не быть. Потому пусть делает, только под приглядом взрослых, а те ему еще и чудить помогут, чтоб накушался чуди до отвала.

Именно такой здешний обряд мы якобы и должны были провести близ Кретаграта, а чтоб нас не подстрелили ненароком по ошибке или от скуки, нужны были переговоры и некоторая умеренная (дашь мало — обидишь, дашь много — разбудишь жадность) сумма для покрытия возможных убытков.

Поскольку молодежь тут выделывалась по всякому, наши поиски под прикрытием точно не должны были показаться чем-то выдающимся. Выпендривается малец, и взрослые его опекуны выделываются. Пусть, тем паче, за все уплачено!

Вольные Пустоши вообще земли странные. Тут не то чтобы богам в лицо плюют или плевали, но веры им здесь изначально особой не имелось, еще когда сильна власть Ольрэна была, а после, как Ушедший сгинул, местные небожители заполнить сходу пустоту не смогли. Слишком пропитаны земли были духом Ольрэна, потому даже лучшие из жрецов оказались не способны сотворить нечто значительное, а уж у богов и вовсе снизойти до Пустошей то ли не получалось, то ли желания не возникло. Может, на них чужой дух как аромат скотомогильника действовал. Вот и остались земли пустыми. Ушедший ушел, Пустоши не заполнились. Поначалу местные, может, и переживали, а потом привыкли. Верить во что угодно, никто им не запрещал, а что чудес нема — так на Земле без немедленных и ежечасных чудес масса религий процветает. Нам эта пустота Вольных Пустошей даже выгодна, внимания не привлечем.

Фиилор, наконец-то переодевшийся в мужское, умиротворенно вздыхал и нетерпеливо метался у кареты, то и дело поглаживая рогульку. Молодой гладкоствольный вяз на опушке расстался с небольшой высохшей веткой без возражений. (Покажите мне дерево, умеющее возмущаться, и я скажу, что либо вы много выпили или нюхнули не того, либо забрели к Толкиеновским энтам). Теперь принц привыкал к инструменту, принюхивался к нему и едва не пробовал на зуб.

Кирт чистил оставшуюся пару лошадок. Я вязами, дубами и осинами не интересовалась, зато обнаружила рядом малинник, вернее местный аналог этого растения, отличающийся от земного ранним созреванием и необычной сладостью. С наслаждением принялась я опустошать заросли. Проклятая длинная юбка, конечно, здорово мешалась, но я кое-как справилась, доверившись рефлексам Ким. Поглазев на мою блаженную физиономию, измазанную в красном соке, принц осторожно заткнул рогульку за пояс и тоже стал лакомиться ягодами. Руки, конечно, немного поцарапал, зато быстро наловчился избегать колючек на побегах. После нескольких съеденных горстей принц удивленно отметил:

— Вкусно, я такие ягоды во дворце ел, они куда кислее были. Их всегда со сладкими сливками подавали.

— Малина — ягода хитрая, ее надо есть с куста, если сладкой хочешь. Полежит сорванная, кислить начнет даже самая сладкая, а уж если на леднике побывает, то такая кислая станет, скулы сведет! — наставительно пояснила я принцу, приобщающемуся к правильному ягодному вкушению.

Закончив с лошадками, Кирт тоже пошел к нам в кусты. Задумчиво забрасывая в рот ягоды, чавкнул:

— Странно, город рядом, а ягод море.

— Нет веганов? — вяло пожала я плечами, дублируя привычный для себя жест фальмирским шевелением пальцев. — Или тут местный лакомка нескромных размеров обитает, с которым связываться не хотят. В Пустошах крупные звери водятся?

— Не знаю, нападет, проверим, — рассудил Кирт почти беспечно, а когда я указала на вопиющую безответственность телохранителя, ткнул в лошадей, спокойно жевавших траву. Дескать, если коники врага не чуют, значит и нам опасаться нечего. Успокоил настолько, что я пошла в обход кустов к ягодкам покрупнее, а Фиилор вовсе побрел куда-то почти в недра рощи, туда, где редколесье начинало походить на лесок. Окрик Кирта высочество оставил без ответа, а когда щитовик догнал парня, беглец что-то шепнул на ухо преследователю. Телохранитель мгновенно отстал, даже вернулся ко мне и пояснил четко, наверное, боялся, что я тоже пойду выяснять причину прогулки:

— Это... как ты сказала, зеленая остановка парню нужна.

— М-да, в решении таких интимных вопросов свидетели и помощники не требуются, — хмыкнула я, возвращаясь к ягодному истреблению. Я вообще до свежих ягод жадная, без фруктов всегда легко обходилась, но ягоды — моя слабость, поесть вдоволь и на халяву можно лишь летом, а уж если только сорванных хочешь — и подавно. Потому, как вижу — удержу не знаю, особенно со сладкими!

Пока лакомилась, раздались панический крик, треск, и юный принц, отлучившийся по важным делам, вернулся назад со скоростью бумеранга к австралийскому аборигену.

— Та-та-та-а-ам! ОН! — выдохнул Фиилор, по-плебейски тыча рогаткой пальцев на запад.

В здешних краях невежливым считалось указывать направление к цели широко расставленными указательным и средним пальцами одновременно, эдакая горизонтальная виктория получалась. Забавно, что допустимый вариант выглядел почти так же, как на Земле, стандартно простертая ладонь, только тыльной стороной вниз.

— Кто он-то? — заинтересовалась я, не прекращая объедать куст. Лошади спокойны, я тоже. Донт ворри, би хеппи, чего и всем желаю.

— Ме-ме-дведь, — промямлил принц.

— И что делает эта помесь овцы и хищного зверя в 'та-там'? — продолжила я допрос.

— Лежит в овражке в грязи, спит или дохлый, воняет, — почти не заикаясь, выдал бледный от пережитого ужаса юноша.

— Да, чувствуется, — потянула я носом. Почему-то ранее неощутимая вонь разливалась в воздухе могучей струей.

Миг, и от Фиилора стало возможно не только прикуривать, а и заправлять огнеметы. Он сменил цвет не на мило-розовый и даже не на красный. Парень стал багряным, как сентябрьский георгин.

— Это не медведь, кобылу мне в жены, — первым догадался Кирт, крякнул, подхватил виновника аромата под локоток и увлек к карете переодеваться и подмываться.

Я запоздало покашляла от легкого чувства неловкости. М-да, не сразу сообразила, откуда волна аромата пошла, и юношу запозорила. А может к лучшему? Перестанет всякие романтические взгляды в мою сторону кидать. Задолбал малость. Ничего не говорит, но вздыхает! Так бы и врезала, если бы таким мимишным не был. И когда сообразит, что не Симелия я и никогда ей не стану, хоть обвздыхайся?!

Спустя четверть часа мы отправились проверять случайно обнаруженного Фиилором зверя. О досадном недоразумении по молчаливой договоренности никто не заикался. Правда, его высочество продолжил краснеть сильнее обычного и избегал встречаться со мной взглядом. Кирт посмеивался в несуществующие усы, но открыто над оконфузившимся беднягой не ржал.

Оказалось, что под кабинет задумчивости скромняга принц выбрал самую густую часть рощицы. Вроде и небольшая в диаметре, здесь она становилась почти похожа на дебри. Промоина, полная неизвестно откуда взявшейся полужидкой грязи — довольно узкая, метра полтора в ширину, но глубокая, — скрывалась под роскошными зарослями местного шедевра из царства флоры. Непроизносимое название его мне-землянке ничего не говорило, зато глаза видели обыкновенный лопух, вымахавший от радиации до размеров дерева.

Под его широкими листьями в грязевой яме нашел свой последний приют здоровущий медведь. Зверь был очень и очень стар, бурая шерсть давно уже стала клочковатой и седой. В тех местах, где его не заляпала грязь, это просматривалось четко. Следов крови и ран заметно не было. Очевидно, здешний патриарх, прежде нещадно распугивавший любителей малины, банально скончался от старости, а грязь сыграла роль плохонького консерванта, не дав вони распространиться дальше места погребения.

Поглазев на немаленькую причину большого недержания его высочества, мы вернулись обратно. Вытаскивать медведя, разумеется, даже не пытались. Старый, вонючий и грязный — пусть покоится с миром. Мы за его путь в страну вечной охоты еще малинки поедим.

Часа через полтора прибыли из города Керт и жрец в штатском, вооруженные мешком самой разной, в том числе и побулькивающей, продукции. Что отрадно, не забыли про высокие сапоги, которым городская грязь не страшна.

С нужными людьми они перетерли, о запланированном буйстве молодого, да раннего, возжелавшего вокруг города ночью протанцевать с девицей, кого нужно предупредили. В число нужных вошел и тип, гоняющий городскую стражу. Так что стрелять без предупреждения или даже после предупреждения в нас не должны, а потому осталось только распределить роли, не забыть реквизит и поскакать в закат. То есть начать представление под стенами Кретаграта.

'Маскарадные костюмы' были заранее спрыснуты дешевым вином, рот прополоскан для соответствующего имиджу пьяной компании выхлопа. Теперь от каждого из нас за милю разило местной сивухой. Фиилор остался при своем костюмчике и рогульке, мне предложили наряд пофривольнее, как спутнице героя весьма зыбких моральных правил. Принц стеснялся отчаянно, для меня же все виделось обычным спектаклем, в котором роли не всегда выпадают по душе. Что средневековая ночная бабочка! В школе, как сейчас помню, мне не только белочкой, зайкой, снежинкой или грибочком, даже Ильей Муромцем и верблюдом бывать доводилось. Так что основной трудностью стали не моральные терзания, а приведение хрупкого обличья Кимеи в соответствие с запросами образа.

Примерила одежду. Вырез у рубашки оказался настолько глубоким, что пришлось долго соображать, чем и как набить корсет, чтобы придать отсутствующим формам скромницы горничной хотя бы видимость присутствия. Единичка с половиной — все, чем обладала наперсница Симелии, — устроить наших дотошных режиссеров и меня саму не могли. По таким размерам может вздыхать только извращенец-педофил или совсем уж сопливый юнец, для которого пьянка и разврат развлечениями не станут. К сожалению, воздушных шариков на Фальмире еще не изобрели. Ничего, кое-как прелести героини я, вспомнив опыт одиозного Данилко, увеличила до соблазнительного третьего, пустив на набивочное дело несколько чулок потолще из актерского гардероба Фиилора. Потом мы еще раз обговорили все детали, дождались, пока начнет смеркаться, и понеслось!

Карета о четырех конях лихо затормозила не у моста, а у мосточка в три доски, перекинутого через вонючий ров. Из недр экипажа вывалились покачивающиеся и горланящие непристойные куплеты пассажиры: три мужика, один юноша и разбитная девица.

У моей подружки

Груди как подушки,

Бедра, как перина,

Хороша дивчина!..

Примерно такую историю, в подробностях расписывающую выдающиеся достоинства женского пола во весь голос, громко и с чувством, чтоб точно услышали на стенах Кретаграта и за ними, выдал Кирт. Керт и жрец подтянули. Мы с Фиилором тоже заработали на подпевках.

Пританцовывая, все наша компания двинула к мостку, у самого края рва приостановилась, перешла на другую сторону, а потом с громким хохотом, построившись цепочкой, мы схватились за бока друг друга и... Отплясывая летку-енку — танец, какого еще не знал Фальмир, и каковой пришлось для начала немного отрепетировать в роще, — поскакали мимо мостков, выбивая дробь. Под гогот и похабные комментарии стражников, подтянувшихся на звуки концерта и приглядывающихся к чудакам со стены. Мужики громко и с чувством советовали непременно пропустить девицу вперед и держать ее не только руками. Дурацкая шутка началась!

Мы скакали, чавкая по грязи вдоль стены, телохранители периодически издавали гогочущие звуки потревоженных гусей и звенели бутылками в руках. Фиилор размахивал рогулькой с нацепленными на нее ленточками и регулярно взвизгивал. Все оттого, что хорошенько схватиться за его тощие бока у меня никак не получалось, выходило, будто я не держусь за парня, а щекочу его. Поначалу я пробовала найти более удобную позицию, не беспокоящую принца, после решила, что выдаваемые жертвой крики как нельзя более соответствуют имиджу веселящегося пьяного сопляка под контролем трех матерых олухов-опекунов, и прекратила попытки.

Кроме того, Фиилор смог приспособиться к ощущению непрекращающейся легкой щекотки довольно быстро и сосредоточился на собственном таланте, помогающем ему чувствовать цель поиска. Таланте слабеньком, но нашел же он меня в захолустной таверне! Горя желанием разыскать возлюбленную невесту, как-то почуял ее частицу во мне! А до этого, руководствуясь толчками подсознания, улизнул из дома и преодолел несколько границ. Понятно, не без помощи жреца, но смог!

Сейчас далеко идти не требовалось, правда, и размер ключа был поменьше пропавшей принцессы. Ну да попытка не пытка. Юный искатель скакал, вздевая или выбрасывая вперед замаскированную рогульку, и пытался включить интуицию. Мы скакали следом для поддержания имиджа. Городская вонь кружила голову вернее хмеля и любовной горячки.

В итоге на первой четверти часа чуткий нос его высочества, покрасневший так, что фонариком сверкал в подступающих сумерках, не выдержал. Фиилор принялся чихать, да так отчаянно, что сбился с танца, споткнулся и стал неловко заваливаться. Мы все едва не рухнули в подсыхающую грязищу под стены Кретаграта.

Фиилор же на очередном 'А-А-АПЧХИ!' мотнул головой так, что ткнулся лбом в стену, заскулил от боли и рухнул на карачки в грязь, где и остался, отчаянно чихая и кашляя. Рогулька при падении вонзилась рядом.

Когда же мы попытались оказать бедолаге первую помощь, он принялся отбиваться, как безумный. Отстали мы от принца только после того, как высочество смогло в перерывах между чихом и кашлем проскулить:

— Он где-то тут! Рогулька не зря воткнулась! Мне ладонь как углем жжет!!!

— Кострища не видать, — резюмировал Кирт.

— Бери его, — скомандовал жрец.

— Не могу, — растерянно пожаловался Фиилор, — когда мы расцепились, я чувствовать перестал, даже когда за рогульку берусь, не помогает.

— Так цепляемся обратно, — оперативно предложила я, хлопая принца по бокам, тот снова тоненько взвизгнул.

'Шериф' и дабл Кей восстановили цепь, и принц, не подбирая рогульки, зашарил по земле ладонями, радостно пыхтя:

— Щиплется, где-то щиплется совсем рядом... Вот он!

Радильярское чудо снова радостно пискнуло и, не щадя маникюра, выковырнуло из земли небольшой, с половину моего кулака, камень.

— Булыжник мелкий. Это ключ? А почему не в кладке, как обещано? — не поверил Кирт.

— Небось, высочество только что его лбом выбил, — хихикнула я, — или кто-то столь же ловкий до него поработал!

— Только этот камешек жегся и до сих пор пощипывает руку, — растерянно пролепетал принц. От ликования, секунду назад клокотавшего в душе, не осталось следа. Камешек и впрямь был совсем невзрачный. В груде щебня закопай, не отличишь.

— Давайте круг закончим для проверки, — предложила я, и мы снова поскакали, уже через силу буяня и фальшиво веселясь и размахивая рогулькой. Правда, камешек выбрасывать не стали, его Филя припрятал в свой кошель на поясе.

К той поре, как круг, или вернее, амеба почета (кто бы стену ровным циркульным кругом строить стал?) вдоль стен Кретаграта завершилась, ноги ощутимо гудели. Вдобавок я еще сапогами стерла пятку на одной ноге и натерла большой палец на другой. Из-за запаха сивухи и амбре городских стен откровенно подташнивало. От глупых вопросов случайных городских зевак, упражняющихся в остроумии, хотелось материться. Но все оказалось напрасно. Ни в какую сторону Фиилора больше не потянуло.

До кареты мы уже скорее доковыляли, чем доскакали. Стража, хоть и глумилась над буянящими неуделками, за транспортом, похоже, присмотрела. Во всяком случае, экипаж не угнали и лошадей не выпрягли. Так что мы добрались благополучно и, сбросив грязнущие вонючие сапоги прямо на землю, хотели их тут оставить. Не тут-то было! Домовитый Кирт сгреб грязное добро в мешок из рогожи и сзади кареты пристроил. Ну и по фиг, только, чур, пусть сам обувь моет, я к этой дряни не прикоснусь. Хочет 'енот-полоскун' лишнюю работу — его проблемы. Мы загрузились в экипаж и покатили к медвежьей роще. Лучше один почти не воняющий дохлый медведь и ночлег на природе, чем такой город.

Камень впотьмах решили не рассматривать, все отложили на завтра. К тому же его высочество опять отличился. Его начало тошнить, едва карета тронулась по ухабистой дороге. (Где прикажете взяться шоссейному покрытию на Вольных Пустошах в частности и Фальмире в целом?). Мутило юнца качественно, а потом начало выворачивать так, что он едва успел высунуть голову из окошка кареты, чтобы порадовать местность видом всего съеденного на ужин и, как оказалось, выпитого.

Сивухой этот непризнанный гений театра не только полоскал рот для запаха, а еще и сделал несколько глотков для пущей достоверности. Цыплячий вес, тряска и много ли надо худенькой родовитой тушке, вкушавшей лишь тонкие вина? Вот и уболтало болезного.

М-да, счастье Фиилора, что рядом находилась не Симелия. Если б его обожаемая капризуля-принцесса понаблюдала и понюхала жениха в последние деньки, точно нашла бы немало поводов вдоволь поиздеваться над бедолагой. Мы же, хоть и посмеивались украдкой, ему еще и сочувствовали от души. Мелкий, тощий, полный нелепо-возвышенных идеалов и уже успевший столкнуться с их частичным крушением! Радильярского носителя голубых кровей и странных талантов было жаль. Дождавшись, пока его кончит полоскать, дали напиться водички, обтерли и снова тронулись в путь.

Фиилор вымотался настолько, что заснул прямо в карете, используя жреца как подушку, матрац и одеяло одновременно. Я даже позавидовала. Кто бы меня так бережно обнял такими руками.

Принц дрых, как сурок. Он не проснулся даже тогда, когда его выгружали в свежеустановленный шатер. Я тут же решила последовать его примеру. Все равно в таком тельце и с такими навыками никто в ночной караул меня не поставит, проси не проси. Если и спугну кого, то лишь ударной порцией визга. Но не факт, что начну вопить раньше, чем меня придушат, потому на хрен такую сигнализацию, лучше спать.

Глава 9. Об именах, талантах и скверных советах, или в Ральин

Утро встретило меня дружелюбным потрескиванием костерка (не зря вчера дровишки таскала вместо зарядки в перерыве между потрошением малинника!), запахом дымка и вполне приличным ароматом каши. Что втройне удивительно, кашеварил 'шериф'. Заметив мой заспанно-удивленный вид, усмехнулся краем рта и пояснил:

— Я не с пеленок посвящение Первоотцу принял, довелось всякое испытать.

— Э-э, — приподняла я в удивлении брови и недипломатично ляпнула прежде, чем хорошо подумала, — так ты вроде наследником одно время считался.

— Как считался, так и обсчитался, — без горечи, философски признал жрец. — На дороге к Первоотцу всякое пришлось испытать. Одно время с наемным отрядом по Фальмиру бродил, там и готовить научился. Не всегда маркитантки с нами были или трактир на дороге. Животу все равно, есть что рядом, или нет, он свое требует.

— То, что умеешь, навсегда с тобой, в отличие от того, чем обладаешь, — философски согласилась я, оставляя тему прошлого, и прибавила: — Всегда уважала мужчин, умеющих готовить. Пахнет вкусно!

— Мудреное ли дело, кашу сварить? — чуть заметно смутился 'шериф'.

— У меня бы и того не вышло, на костре не умею еду готовить, и, судя по тому, что нашим завтраком занимаешься именно ты, два 'К' тоже в кулинарии ноль без палочки.

— Они колбасой, сыром и хлебом довольствоваться хотели, — без зазрения совести сдал отсутствующих жрец.

— М-да, не диетпитание! Принцу после вчерашнего для желудка понежнее пищу надо, — хмыкнула я, припоминая нервическую медвежью диарею и стандартный сивушный перепел его мимишного высочества. — Остальные, думаю, от горячего вместо бутербродного голодания тоже не откажутся.

Кашевар коротко усмехнулся, показывая, что оценил шутку, и помешал в котелке еду.

После завтрака мы собрались вокруг Фиилора, чтобы хорошенько осмотреть сокровище, добытое вчера ценою унизительного представления. Разочарование внешним видом артефакта оказалось полным. Серый, угловатый, не блестит, не летает, искры не высекает, не гудит, не звенит... Короче, самый обычный мелкий камень. Именно невзрачным представителем семейства щебневых, как был вчера, так и остался добытый ценный предмет.

— Камень, как камень, — с явственным сомнением озвучил общее мнение Кирт, взвесив странное сокровище на ладони.

— Боги видят и думают иначе, — огладив бородку, задумчиво промолвил жрец. Он в ценности находки, вернее в том, что мы нашли именно то, что искали, а не подобрали случайный предмет, не сомневался. Видимо, доверял поисковым талантам принца.

— Вопрос, куда его вставлять, пока все равно не актуален, будем ломать голову ближе к теме, — согласилась я под дружный гогот дабл Кей, оценивших, как оказалось, межмировую шутку.

Улыбнулся и 'шериф', а Фиилор юмора не понял. Зеленые глазки похлопали наивно и чисто. Как такое чудо умудрилось в королевской семье родиться и в грязи властной не изваляться? Неужели его 'шериф' хранил? Вполне возможно. Иного варианта не вижу. Пусть самый младший, но ведь при дворе рос. Сейчас, кстати, перебирая картинки из памяти Ким, вижу, как во время визита Фиилора в Ламильян ненавязчиво мелькал на периферии тип в сером балахоне, на которого особого внимания никто не обращал. Положенное почтительное отношение к служителю Первоотца и никакого любопытства к личности самого служителя — это надо было себя так хитро поставить!

Что ж, какой-никакой, а ключ мы добыли мирно, бескровно и без особого напряжения. Птичка перепил, посетившая юного принца, и наше личное унижение вкупе с обонятельными муками не в счет. Все сгладится, из памяти сотрется, а артефакт-то останется!

Дабл Кей, кстати, с явным сожалением приняли возвращение Кимеи в прежний, бесчулочно-корсетный, вид. Мне осталось только хмыкнуть. Ничего, были бы кости, мясо нарастет, девушка, то есть я, сейчас будет хорошо питаться мясом и сдобой, а дергаться станет на порядок меньше, чем в бытность свою наперсницей вздорной принцесски. Значит, округлится непременно. Главное среди скопления людей жмуриться почаще, чтоб пятнышек не разглядывать и не нервничать, сжигая калории, предназначенные для откладывания в стратегических местах. Цель пусть не девяносто-шестьдесят-девяносто, но хотя бы до восьмидесяти сверху и снизу откормить тельце, тогда и мерзнуть постоянно перестану.

Ральин — заштатный городок Вольных Пустошей лежал южнее Кретаграта. Никто из нас в нем прежде не бывал, но щитовики немного о городе слыхали от одного из собратьев по учебе в Серых Щитах. Папаша того дернул из Пустошей, потеряв голову от любви к проезжей девице. Что удивительно, история закончилась благополучно. Девица его ухаживания приняла, папаша ее, которого прыткий влюбленный ухитрился героически отбить от тройки грабителей, махнул рукой на тощий кошель ухажера и благословил молодых. Я бы, конечно, поставила на то, что несчастный влюбленный сам нанял грабителей для инсценировки героического спасения потенциального тестя, но Кирт и Керт подробностей не ведали. Зато со слов паренька, наслушавшегося от папаши историй о Вольных Пустошах, щитовики знали о родном городе пришлого достаточно.

Ничем особенным из массы городков, разбросанных по Пустошам, он не выделялся бы, если бы не одно но, ставшее причиной моего сдержанного ликования. В городе имелась канализация!!! Была она причудой кого-то из предков нынешнего барончика, сотворившего ее по старинным чертежам, обнаруженным в библиотеке. Да, без благословения Законника исполнителям причуды пришлось тяжело, но канализация работала, и в городе можно было спокойно жить не только обладателям хронического насморка.

Вообще, тут у меня с семантикой и предрассудками из головки Кимеи несколько географических непоняток накопилось, которые пришлось выяснять окольными путями методом наводящих вопросов и невинного похлопывания ресничками.

Оказалось, Пустоши именовались так не в силу малонаселенности, а по двум объективным причинам. Во-первых, пространства там воистину были немалыми и, в сравнении с прочими относительно небольшими соседними королевствами, почти пустыми. Во-вторых, существовали и вовсе необитаемые специфические участки, куда людям и крупным животным ходу не было. Возможно, как раз из-за того, что когда-то давным-давно там здорово похозяйничал Ушедший. Симптомы пребывания на нехороших землях Ольрэна включали звон в ушах, тошноту и головокружение. Волосы, правда, потом не выпадали, зубы не вываливались, и тело язвами не покрывалось, значит, не радиация. Но все равно жить даже в самом распрекрасно живописном местечке, мучаясь таким набором симптомов, никто не желал. Дороги и те старались не прокладывать по проблемным землям. Животные не люди, их в дурной край глупыми посулами и тройной оплатой не заманишь. А жрать лакомства, когда тошнит, ни один зверь не станет.

Короче, Пустоши стали пустошами не по причине дефицита растительности и населения, а по прочим объективным причинам. Баронами здесь именовали всех тех, кто смог подгрести под свою руку и удержать хотя бы один город и замок. Одно без другого не котировалось. Воевали ли здесь? А как же, люди везде воюют. Но период бешеного передела собственности тут миновал в стародавние постольрэновские времена, и теперь народ не столько грызся насмерть, сколько вяло перебрехивался. Когда против тебя дружат все, кому не лень, периодически пытаясь устроить чистки силами воинствующих фанатиков и пограбить награбленное, резко становится не до глобальных противостояний. А там уж и дочки-сыновья-тетки-дядьки-племянники попереженились и оказалось, что куда ни плюнь, всюду родня. Своих же резать как-то не комильфо. Хочешь доброй драчки, всегда можно с соседями сцепиться или очередной партией фанатиков.

Словом, по Пустошам мы ехали, если и опасаясь разбойников, то не больше, чем в той же условно благополучной Валисанте, где Кирт так удачно сходил на разведку. Даже 'шерифу' дорога казалась в достаточной степени безопасной, чтобы он разрешал засидевшемуся Фиилору проехаться на лошади. Хитрая система упряжи позволяла выпрягать одного или даже пару коней чуть ли не на ходу. А седла в багаже имелись.

Мне никогда не понять, чем путешествие в карете с рессорами хуже, чем отбивание седалища на коне, с которого можно легко свалиться, но если мальчику хочется, то флаг ему в зубы и билет на елку.

Когда принц поскакал вперед, весело смеясь, только головой покачала. Ребенок до игрушки дорвался. Я усмехнулась — каждый имеет не только право на лево, но и сходить с ума, как ему заблагорассудится, то есть иметь хобби. Верховая езда — вполне безобидное. Кстати, впервые за наше совместное путешествие мы остались со жрецом один на один в замкнутом пространстве без посторонних ушей. Я не преминула воспользоваться ситуацией и задать давно зудящий на подкорке вопрос, ответа на который в скудном умишке Кимеи не нашлось.

— Прости, а как твое имя, лирт?

— Принимая посвящение Первоотцу, мы оставляем прежние имена, лирта, — коротко, без превосходства или раздражающего поучительного тона, проинформировал собеседник.

— Так что, лирт жрец и все?

— Зови как тебе удобно. Часть моих собратьев принимает новые прозвания, но я не из таких, — коротко улыбнулся мужчина.

— Тогда, если не возражаешь, я буду звать тебя Шериф, — ляпнула я давно крутившееся в голове прозвище, впервые нарекая так собеседника вслух, а не мысленно.

— Шериф? — покатал на языке незнакомое слово жрец, слегка удивившись.

— В том мире, откуда дернули мою душу, в древние времена шерифы являлись в одних странах представителями власти короля, в других занимались борьбой с преступниками, были законом и судьей в одном лице...

— Хм-м, — явственно поразился столь оригинальному прозвищу мужчина. Пожалуй, оно ему несколько польстило.

— Ты очень похож внешне на шерифа, героя одной популярной истории, таким, как его представляли у меня на родине, — постаралась объяснить я свою причудливую ассоциацию.

— Интересный персонаж? — уточнил не без иронии знакомец.

— Вот именно, какой правильный подход! — обрадовалась я, хлопнув ладонями по коленям. — Не хороший, не плохой, именно интересный, мне он порой побольше главного положительного героя нравился.

— Я же не мальчик Фиилор, чтобы слагать возвышенные стихи и стремиться к великим подвигам во имя прекрасного личика. Да и ты робкую девочку Кимею, какой я ее помню, не слишком напоминаешь.

— Знак Первоматери рисовала, проверку прошла, могу повторить в любой момент. Уже говорено и не секрет, — пошевелила я пальцами, — лицо принцессы, тело Ким, часть ее памяти, как библиотека с книгами на полках и набором картинок в рамках, а душа моя, которую ваш Ольрэн из моего собственного, почти наверняка умирающего, тела засунул.

— Расскажешь? — пытливо уточнил жрец, все-таки едва заметно поморщившись при упоминании Ушедшего, являвшегося идейным противником его собственного божественного шефа.

Что-то в голосе, участливом взгляде было такое, что я, наивная дунька, взяла и рассказала практически все о пятнах, лысом типе с портфельчиком, грозе и злополучной ветке.

— То есть ты умерла, спасая ребенка, и получила это тело в награду? — подвел итог жрец.

— Какой-то сомнительный, честно говоря, приз, — фыркнула я, смерив обретенное задумчивым взглядом от ботиночек и до отсутствующей груди. — Но лучше такой, чем гибель и новая жизнь с пеленок. Тот, на кого я работаю, счел это бонусом. Я пока до конца не определилась. Все равно претензии направлять некуда. Они таким, как Ушедший и Смерть с Земли, по-вашему, Последний Гость, до фонаря. Буду жить, как есть, хотя, если ключи Ольрэна и правда способны метаморфозы контролировать, я бы не отказалась хотя бы от прежнего облика. Лицо принцессы в Ламильяне, скажем, слишком приметно — раз, маскироваться замучаешься, а тело Кимеи слишком худое — два, я в нем все время мерзну!

Жрец по-хорошему рассмеялся, выслушав мои рассуждения вкупе с претензиями, и щедро разрешил:

— Можешь звать Шерифом, мне нравится, как звучит.

— Здорово, — улыбнулась я и еще некоторое время, пока Фиилор не накатался на лошадке, отвечала на неспешные вопросы, мне даже показалось, задаваемые больше из желания прощупать меня, нежели действительно собрать информацию о далеком мире. Шериф спрашивал о богах Земли, работе с пятнами и обо всяких пустяках, привычных мне и совершенно чуждых фальмирцу.

В хорошей компании и дорога кажется недолгой и простой для тех, кто едет. Для тех же, кто везет, все может обстоять с точностью до наоборот. Где-то три четверти дня мы ехали ровно, изредка слушая озадаченное бормотание Кирта и Керта, изучавшего редкие столбы-указатели, разбросанные в здешних краях без всякой видимой системы или напротив, с далекоидущими целями: максимально запутать всякого чужака.

Но конец-то невдалеке замаячила деревенька. Дорога шла мимо, очевидно проезжающие не видели толку в визите к крестьянам, но на обочине нам попался медленно бредущий дед в нехитрой запыленной одежонке.

Кирт притормозил, чуток запылив прохожего, и выпалил:

— Будь, дед. Какая дорога на Ральин? И сколько ехать?

Старик поднял на кучера сумрачный взгляд и махнул рукой прямо:

— Дня полтора пути, ежели на ночь надолго не останавливаться, — прошамкал дедок.

— А чтоб покороче, пути случайно не знаешь? — крякнул щитовик.

— Вон за леском дорога для безумцев, — хекнул дед, раздраженно ткнув клюкой в нужном направлении, и сплюнул.

Чем-то старикану вопрос не понравился. Может, какие воспоминания неприятные навеял, а может, он пыль не любил, а мы ее в избытке подняли? Карета, конечно, не танк, но и здешние дороги — не образец широкополосной магистрали. В общем, дедка мы малость запачкали.

Кирт допытываться или звать крестьянина в проводники не стал, счел информацию достаточной. Да и куда советчика девать? В карету к принцу не пригласишь, на запятках не пристроишь, еще свалится, на облучке тоже не посадишь, самим с напарником тесновато. Потому экономный щитовик бросил деду мелкую монетку и прищелкнул языком, подгоняя лошадок.

Старик не соврал. За лесочком, вытянувшимся тонкой полоской, будто щетина дешевой зубной щетки, отделялась от относительно наезженного тракта едва заметная в разнотравье старая дорога. Если ей и пользовались, то крайне нерегулярно и давно. Но соблазненный манящим словом 'короче' Кирт направил карету именно туда, громогласно поясняя всей компании:

— Ничего, карета не тряская, колеса высокие, проедем и так! Дождей давно не было, на небе ни облачка, не завязнем!

Я личного опыта каретовождения не имела, потому встревать с советами не стала. Остальным, похоже, тоже было все равно где и как, лишь бы поскорее в Ральин. Кажется, мы заразились редким фальмирским аналогом золотой лихорадки — ключевой. Нам не терпелось добраться до города с канализацией, оказаться на его площади и попытать счастья с розысками второго ключа.

Интересно, он тоже окажется булыжником и его из мостовой выковыривать придется или из стенки ближайшего здания? Я представила себе наши разрушительные потуги, стражу, пытающуюся арестовать компанию за вандализм, и тихо захихикала. Да уж, веселый парень был, то бишь, где-то там есть и периодически возникает еще и тут, этот Ольрэн частично Ушедший. Устроил знатное развлечение всем охотникам за ключами: квест из серии 'ходилка-бродилка-добывалка'. Ладно бы в итоге ничего составлять из имеющихся деталей не пришлось. Мы ни разу не ремесленники и по части паззлов не специалисты. Сделать щитовики могут только больно, Фиилор стишок или истерику, а я лишь баланс. Жрец-Шериф у нас, правда, еще по каше специалист, но вряд ли на финальной стадии процесса предполагается варка каши из топора. Впрочем, имея за пазухой лишь один нефигуральный камень, рассуждать о результате рановато.

Я вздохнула и обратила внимание на то, что карету стало как-то слишком сильно и беспорядочно потряхивать, даже скорее поматывать, как недоработанную бетономешалку или сломанный аттракцион старинной марки иллюзион. Мы с Шерифом схватились за сидения и ручки на дверцах, а Фиилор, отчаявшись добраться до окна, за кожаный мешок, привычным жестом выхваченный из-под сидения. Прежде, чем я успела задать вопрос о причинах, карету снова тряхнуло так, будто дабл Кей решили поиграть в шоферов КАМАЗА с дровами, а юный принц склонился над мешочком и издал очень характерный звук.

— Эй, мужики, что там творится? За нами погоня? Фиилор уже завтраком хвалится! — выкрикнула я и сама едва удержалась на сидении, настолько резко заболела голова, зазвенело в ушах и замутило. На лбу Шерифа выступил пот, и смугловатый оттенок кожи ощутимо посветлел. Кажется, жрецу приходилось настолько несладко, что он даже возмущаться был не в силах, тем паче задавать внятные вопросы.

Щитовики ответили не сразу, зато нервно заржали, всхрапывая, лошади. Наконец раздался сдавленный голос Керта:

— Кони почти обезумели или ослепли, словно дорогу не видят!

— Ага! Хоть самим впрягайся, кобылу мне в жены, — прохрипел голос Кирта, а потом раздалось какое-то громыхание, присоединившееся к общей какофонии звуков, и сердитое ржание. Карета замедлила ход.

Голос Керта торопливо рявкнул:

— Жрец, быстрее, за кучера садись, иль опять разобьемся, да так, что ни один бог по кускам не соберет! У нас Йорда-безумца, чтоб Ольрэна выкликать, под рукой нет!

Шериф, как бы скверно себя ни ощущал, взметнулся над сидением. Воля у служителя Первоотца оказалась сильнее личного недомогания. Я вывернула голову в сторону окна и обомлела — рядом с каретой гарцевали два новых, точь-в-точь похожих на пару свалившихся вместе с коляской с обрыва, вороных коня. Щитовиков видно не было.

Жрец ринулся к упряжке. Запряженные лошади бушевали, но каким-то чудом двум новым коням без упряжи удавалось сдерживать нервных кобыл, то ли личным примером, то ли гневным ржанием, то ли покусыванием. Наконец, Шериф занял место кучера, и карета снова тронулась. Да, ухабы и тряска никуда не исчезли, но теперь кони без упряжи направляли бег испуганных животных в нужном направлении и немного успокаивали их.

Наблюдать, высовывая голову, было слишком рискованно, да и тошнило изрядно, пусть не настолько, чтобы, как Фиилор, за мешочком прятаться. Парень же, из бледного и синеватого стал зеленым, выкинул отработанный кулек в окно слабым взмахом, сполз на пол и просто отключился. К лучшему! Главное теперь присматривать, чтоб его снова рвать не начало. А то захлебнется. Кое-как, при очередном потряхивании кареты, я тычком ноги повернула его на бок и сочла долг частично исполненным.

Трясло, мутило, звенело, и вообще было хреново, как после отравления, еще вечность, объективной длиною где-то с час. Потом карета пошла ровнее. Вскоре и вовсе остановилась.

Привалившись к кожаной спинке диванчика, я ждала. Любопытство взяло отгул вместе с жаждой познания. Вылезать и разбираться, что к чему и как, ни сил, ни желания не было. Я просто ловила сладкие мгновения блаженства: перестало мутить, ушла головная боль, в распахнутое оконце вливался запах разнотравья и пыли, заглушающий запашок от злосчастного принца.

Окно заслонила тень, дверь кареты распахнулась. В проеме показался Шериф.

— Как вы? Что с Фиилором?

— Его тошнило сильно, чуть не наизнанку выворачивало. Сейчас, кажется, спит. Дышит вроде ровно. А я познаю счастье, приближенное к состоянию 'значит, вы умерли'.

Шериф шутки не понял, пришлось расщедриться на вялый пересказ старого анекдота:

— Если вы проснулись, и у вас ничего не болит, значит, вы умерли.

— Мы-то точно живы, — хмыкнул жрец, потерев висок и болезненно поморщившись.

— А щитовики?

— И они. Снова в людей обернулись и повалились, где конями стояли.

— Значит, мне не примерещилось и они действительно в жеребцов превращались, — уже почти ничему не удивляясь, пробормотала я, пока жрец за подмышки играючи вытаскивал на свежий воздух спящего принца. Особо он не осторожничал и бережностью также не отличался, пожалуй, иной крестьянин мешок с картошкой заботливее тягает.

А-а-а, ясно, я с собственным приступом дурноты и не углядела, как извазюкалось высочество. Хорошо, где-то задорное журчание слышно. Речка или ручеек имеется, отмоем. Вернее, кто-нибудь отмоет, не мне же с ним цацкаться, да и не дастся, со стыдухи скорее помрет. Бедный Фиилор! Вот так и рушатся девичьи мечты о дивных принцах на белых конях! Хорошо, что у меня таковых отродясь не водилось. Ни о принцах, ни о лошадках не грезила. Несчастному юному высочеству, когда он не донимал всю округу печальными вздохами и проникновенно-робкими взглядами, я даже немножко симпатизировала и сочувствовала. Забавный он паренек, даром что принц.

Лошади шумно дышали, бока у бедных тварей так и ходили. Хлопья пены вроде не висели, но утомились кобылки изрядно. Их, наверное, распрячь надо и поводить, чтоб остыли после гонки, а то еще падут или нахлебаются с дури ледяной водицы и болеть будут. Кажется, читала, что им такого нельзя.

Кряхтя, как столетние старцы, начали ворочаться на травке дабл Кей. Перекатившись на бок, Керт выплюнул вместе с клоком травы, каким-то чудом оказавшимся во рту, фразу:

— Тьфу, ну старик, сволочь, дал совет!

— Если бы той же дорогой не возвращаться, я бы не поленился его кнутом протянуть! — выплюнул свою порцию угрозы и шмат газона исстрадавшийся Кирт.

— Вы ж просили короткую дорогу, а насколько она проходима и переносима — не заикнулись, — ради справедливости резонно возразила я. У меня, как лучше-то стало, так и чувство справедливости проснулось. А до той поры, я, пожалуй, с обоими щитовиками всеми конечностями соглашалась. Логика тогда хорошо работает, когда тело в порядке, а коль тебе хреново, то желание прекратить муки и найти их виновника становится неодолимым. Я сочувственно оглядела оборотней и прибавила: — Дед же честно сказал, дорога для безумцев.

— Я ж ему монету кинул, — еще раз сплюнул с вязкой зеленой слюной травинки Кирт и таки поднялся, чтобы побрести к пережившим испуг лошадям.

— А он дедушка Западло, — находчиво предположила я, ведя беседу, пока выбиралась из кареты и разминала ноги рядом с нашим транспортным средством, лучше всех перенесшим опасный для живых путь.

— О-о-о, — простонал Керт, полоща рот из фляги, и объявил с высоты своего опыта: — Лучше десять раз псом, чем один конем. Эти твари вообще думать по-человечески не приучены...

— После них голова, как после десятины дядькиных именин, кобылу мне в жены, — поддакнул Кирт, отбирая у брата открытую флягу, чтобы к ней присосаться.

Заинтересовавшись рассказом, я подошла ближе к упряжке и едва успела отскочить. Ближайшая кобыла чуть не съездила меня копытом по бедру. Ну их, скотин неблагодарных! У нас тут два телохранителя-метаморфа объявились, они с копытными теперь на ты. Вот пусть и выясняют, братья по разуму, 'ху из ху' или 'ху из иппо', да заботятся о своих, хм, сестрах!

Почему-то меня лошади явственно побаивались, оттого и бесились. Это меня-то, такую мелкую и ни одним копытом или пастью с клыками не вооруженную. Хотя... порой у нас в сказках встречались оговорки, будто животные могут смерть видеть. Может, в этом причина? Лошади каким-то образом чуют, что я тесное знакомство с лысым типом при портфеле водила, оттого и шарахаются и копытами стучат в качестве самозащиты? За и.о. Последнего Гостя меня принимают? Пусть, не очень-то и хотелось. Ногами ходить буду или в карете ездить, а не в седле попу отбивать.

Мое дело в отряде маленькое: приглядеть, чтобы черных пятнышек ни на ком не проступало. Сейчас, кстати, меток смерти не просматривалось. Их не было и тогда, когда карета съезжала на дорогу в космонавты. Почему туда? А как иначе обозвать эти мучения для вестибулярного аппарата? Теперь-то задним умом понимаю, что никто нас в космос запускать не собирался и все страдания вышли исключительно добровольно-идиотскими, потому что срезать путь мы решили через одну из особых зон, тех самых, оставленных Ольрэном то ли нечаянно, то ли как напоминание и назидание потомкам. Участков, прозванных Пустошами, из-за которых местность и получила свое не особо поэтичное название.

До моих компаньонов финт моего восприятия тоже дошел в ближайшие полчаса. Кирт мне попытался было высказать претензии насчет непрозвучавших предупреждений. Дескать, чего не предостерегла? На что я огрызнулась: мучения смертельными не являлись, потому никаких знаков я не видела и предупредить никого не могла. Я ж детектор смерти, а не тошноты. И вообще, страдала заодно со всеми и даже больше, потому что они здоровенные мужики, а я девушка хрупкая. Но если его чего не устраивает, он может снова туда-обратно пешком походить, и как только пятнышки появятся, я сразу покричу.

Больше, чем мне, разве что Фиилору досталось. Он вообще, кажется, по жизни, играет роль козлика отпущения. Вечно все шишки на себя собирает. То ли до сих пор к существованию вне стен дворца приспособиться не может, то ли сам в таких вышних эмпиреях витает, что его все невзгоды (кроме жмущих женских туфелек) не касаются. Беды стараются, стараются, из шкуры вон лезут, донимают принца, а он встряхнется, родниковой водицей умоется и дальше идет, сочиняет, мечтает, прожектерствует...

Так что пусть лирты щитовики варежки захлопнут! Клиент жив, претензии не принимаются! Кляня все, всех и дурацкие шутки Ушедшего в особенности, телохранители заставили себя вплотную заняться лошадьми. Меня после нежданной атаки копытом присоединиться к почетному обществу животноводов благоразумно не позвали.

Фиилор, наскоро отмытый жрецом в ближайшем ручье, отлеживался, а я Шерифу с костром стала помогать. Мы запалили огонек и согрели водички. Крепкий чай хорошо давление поднимает. Тут хоть обычного чайного куста и не водилось, но сбор из трав, напоминавший по вкусу зеленый чай, имелся. Пришлось давиться им, чтобы поскорее оклематься, ладно хоть кусок пастилы выдали. Медку охота или шоколадку молочную с орехами и изюмом! На Фальмире же, вот непруха, даже какао-деревьев не растет и кофе нет! У-у-у!

Позаботившись о лошадках, Кирт и Керт тоже приземлились у костерка в ложбинке и перекусили. Вернее, сожрали как минимум трехдневный запас продовольствия. Видать, на операцию укрощения обезумевшей упряжки и смену обличья мужики прорву энергии вбухали, и никакой травой, какую отплевывали после возвращения к внешности хомо сапиенс, дефицит возместить не получилось.

— Зато теперь у нас есть информация! — нарочито бодро объявила я мрачным после нечаянных метаморфоз людям.

— То есть, мы не только люди, собака, а еще и кони? — кисло хмыкнул Кирт.

— То есть, превращение активируется не с бухты-барахты, а в критическую для носителя дара минуту, когда или так, или вообще никак! — прихлебывая чай, ткнула я щитовика носом в очевидное. — Вы же себя и нас спасали! Пусть не жизнь, но здоровье точно сохранили! Будете избегать подобных ситуаций, не будет и спонтанных превращений.

— Каково оно — себя лошадью ощущать? — вкрадчиво полюбопытствовал Шериф.

— Конем, — скрупулезно поправил Керт и перевел впечатления на почти литературный язык, пока Кирт, косясь на меня и милягу Фиилора, сдерживался давясь здешним вариантом ненормативной лексики. — Странно сейчас. А когда случилось, словно только так и надо. Память о цели есть, но ощущаешь себя не человеком в шкуре жеребца, а конем с ошметками памяти человека. Больше память о конкретной цели, чем человеческие мысли, ведут.

— Удобно, — рассудил Шериф, меряя щитовиков задумчивым взглядом.

Надеюсь, при этом он не прикидывал, сколько кубометров дров надобно для сожжения пары оскверненных касанием Ольрэна людей или сколько литров кипящего масла понадобится для 'водных' очистительных процедур?

Вроде, как уже раньше говорила, на фанатика жрец не походил, и его неприязнь к Ушедшему, в чем я убеждалась, чем дальше, тем больше, носила сугубо идеологический характер. Выражать явную симпатию противнику своего бога, от которого черпаешь силу, не полагается, так же как поощрять еретиков. Но кормить их можно и даже нужно, а то помрут раньше, чем убедятся, что Первоотец — лучший из богов.

— И вообще, вам повезло! — хихикнула я, причмокнув пастилой.

— В чем, лапуля? — поостыв, стал практично прикидывать Кирт. — Не будь мы конями, не смогли бы карету дорогой безумцев провести?

— Не-а, это-то само собой, — прыснула я. — В том, что среди лошадок ни одной течной не было. Как бы вы себя после ощущали, а, если б инстинктам волю дали? Любимая присказка Кирта реальностью бы стала!

Щитовик заржал, похмыкали и Шериф с Кертом. Фиилор спал, потому смутиться не мог.

Глава 10. Ральин: поиск по площади

Когда принц очнулся, день уже клонился к закату. Своим желанием сократить путь мы его существенно удлинили. Не критично, конечно, но неприятно. Пусть нам график никто не чертил и сроков путешествия не закладывал, но получилось забавно. Практикой проверили присказку 'Самая длинная дорога начинается с фразы 'Я знаю короткий путь'. Озвучила ее компании и все вместе еще разок посмеялись. Теперь-то, после, можно, это в пути не до смеха было.

Зато из-за срезания дороги устроились мы в таком условно неподходящем месте, что никто из мимоезжих компанию нам составить не пожелал. Или дело было не в расстоянии между пунктами, а собственно в точке стоянки? Может, мы, пока по Пустоши колтыхались, успели малость адаптироваться к тошнотворной невыносимости бытия и сейчас не замечали ее привкуса, как не замечает бензинового запашка человек, чей дом стоит рядом с широкополосной дорогой? Не суть важно.

Принц проснулся уже не голубым и не зеленым, а чуть розовым со сна на свежем воздухе. Кирт первым заметил и заботливо уточнил:

— Ты как, высочество, очухался? Не мутит больше?

Высочество смущенно улыбнулось и бочком, бочком поползло в сторону кустиков. Кирт крякнул и пошел проводить немощного. Надеюсь, до 'подержать' у них не дойдет, а то принца так шатает, будто он во сне половину вчерашней сивухи в одно горло выхлестал.

— Из-за меня вы задержались, — по возвращении виновато засопел Фиилор, продолжая разговор, начатый в лесочке.

— Не бери в голову, все равно упряжь проверить надо было и отдохнуть толком. Не одному тебе дурно в дороге стало, — утешил Кирт беднягу, кивнув в мою сторону.

Да уж, здоровый румянец вообще никогда не числился в достоинствах внешности принцессы. Она его и не стремилась добиться. Симелию вполне устраивала благородная бледность. Она ее загадочной и романтичной считала, а не признаком анемии, как медики на Земле.

Мою школьную приятельницу из-за подобного аристократичного оттенка кожи регулярно гонял на сдачу крови каждый врач, которому бедолаге доводилось попасться на глаза. Это ее настолько задолбало, что Верка перед посещением кабинета любого специалиста, даже окулиста, щипала себя за щеки.

Фиилор кинул на благородно бледную меня взгляд побитой собаки, я отмахнулась — дескать, было бы из-за чего страдать. А этот чудик вдруг подорвался с места и кинулся назад в лес со всхлипами.

Бежать следом? В платье с длинным подолом по кустам? Щазз! Нашли идиотку! Это ведь не городской парк! Здесь кто угодно водиться может. Конечно, я осталась сидеть, где сидела, давая радильярцу возможность пострадать вволю, остальные тоже не мешали принцу заниматься ерундой. Как говорится, почему бы благородному дону... и т.д. и т.п. Жрец, правда, кинул на меня какой-то почти укоризненный — или все-таки вопросительный — взгляд, но приставать с глупыми предложениями не стал. Молодец! Все равно бы не уговорил. Может, мимишное высочество опять там рвет или несет, а я вляпаюсь. Мальчик-то он милый, никто не спорит, творческие планы лелеет, но его отходы не розами благоухают, факт. В одной карете посидеть довелось, точно знаю!

Кирт, чудак, привстал было, глядя вслед пареньку, но не помчался с утешениями. Как там про малышей говорится: побольше поплачет, поменьше пописает?! Пусть юноша проревется, сбросит напряжение, лучше спать будет ночью.

Ага! Как же! Размечталась одноглазая! Ночью меня снова разбудили завывания, раздающие вблизи нашего шатра-палатки. Были то вовсе не хищные звери, жаждущие свежатины, а очередная дурь, вступившая в голову Фиилору. Жрец и Керт дрыхли без задних ног, я проснулась от всхлипываний и жалоб. Кирт, изображавший нашу бдительную охрану, оказался единственным бодрствующим обладателем ушей, готовым проявить сочувствие и выслушать страдающее высочество. Ей богу, даже Симелия так часто не истерила, хотя тоже королевских кровей и вообще девица, которой природой положено быть изнеженной и капризной. С другой стороны, покойница по дорогам не бродила, ища приключения на свою хм, скажем, голову. Она только до ущелья разок догуляла и с концами. М-да...

Лежала я под одеялом, невольно прислушиваясь к стенаниям Фиилора. Если прикрыть глаза и представить, что за стеной телевизор с каким-нибудь нудно-мыльным сериалом идет, может, получится снова уснуть?

Принц же гастролировал, накручивая себя и других, истерика набирала обороты. Все претензии парня к мирозданию сводились к недостатку личного мужества, физической формы и тому позору, каковой он ощущает, представ в столь неблаговидном облике перед девой с лицом покойной невесты.

М-да, засранец переживает, что он засранец. Встать что ли, пойти и сказать проникновенно, что физиологические проблемы это фигня, а вот разбуженные в неурочный час и рассерженные девушки — это действительно неприятно, особенно если под рукой окажется тот котелок, в котором варили кашу на ужин? И по фиг, полный он еще или уже пустой!

Нет, лениво, да и без толку. Заикаться еще начнет высочество или с перепуга дар наводчика утратит. Ох уж эти чувствительные вьюноши со взором горящим. Им разборки с девами строго противопоказаны. Ладно, пока вместе путешествуем, у парня есть шанс убедиться, что я не Симелия и не фея, которая благоухает фиалками и не волшебная пони, радугой справляющая нужду. Поглядит, поглядит, авось восторженность на нет сойдет, и сам себя по-другому воспринимать начнет. Надо как-то показать, что ничего дурного в том, что происходит, нет, и проблемы случаются с каждым. Пукнуть что ли напоказ? Или рыгнуть для начала? Решено, с завтрашнего утра начну операцию по деромантизации светлого образа Симелии. Главное аккуратно действовать, а то высочество возьмет, да и наложит на себя лапки от разочарования в высоких идеалах. Убиться, конечно, не убьется, но синяков точно наставит или порежется. Лечи его потом. А у нас врача в команде нет.

Тихо загудел рядом со всхлипывающим Фиилором голос Кирта. Наш трепач кому угодно лапши навешает и незабудками декорирует, дай ему только волю. О... вроде действует! Всхлипывания стали реже, а потом и вовсе затихли. Послышался короткий всхлип, сопровождаемый тихим дружеским похлопыванием. Силу щитовик дозировал, а не то сломал бы радильярскому потомку славной фамилии хребет к такой-то матери.

Потом едва слышно звякнуло, стукнуло и булькнуло. Кажется, принца чем-то поили. Ага, судя по сипу и сдавленному кашлю, не водой. Спустя пяток минут хлопнула тяжелая ткань шатра, и Кирт почти внес пошатывающегося принца, чтобы устроить на ночлег. Укрыл его заботливо, чуть ли не краешек одеяльца подоткнул.

Запах, донесшийся до меня, чутко подсказал, что если щитовик поил высочество чаем из фляги, то процент собственно чая в этом растворе выпивки был минимален. С другой стороны, много выхлебать принц точно не смог бы, и пахнуло на меня не сивухой, а чем-то благородным, вроде крепкого коньяка. Неужто ради Фиилора Кирт свою личную заначку растряс? Не знай я, какой щитовик по девкам ходок, точно решила бы, что за другую команду играет. Эх, циничный мир меня испортил! Один взрослый человек о другом позаботился, а я уже пошлостями сыплю. М-да, меня-то доброй давно никто не считает. Язвительность — неплохой щит, не дающий подходить чужакам ближе и забираться в душу. Широкая улыбка тоже порой помогает, но это для любителей компании, мне же с циферками спокойнее, пятнышек не видно.

Как бы то ни было, после беседы по душам и чайку с добавками отрубился принц быстро и даже не орал и не дергался во сне, мешая отсыпаться другим. А если и дергался, то никто не заметил. Все-таки в шатре, которым обеспечил беглое высочество Шериф, впритык, но хватало места с кусочком личного пространства всем. А летнее тепло не позволяло мерзнуть.

Я тут прикинула по временам года, географии, всему тому, что смогла выкопать из небогатой на информацию головки молоденькой горничной, и вот что сообразила.

На Фальмире имелся всего один относительно большой материк, очертаниями смутно напоминающий сплющенную Австралию, и россыпь малозаселенных островов, слишком мелких, чтобы на них могло разместиться что-то крупнее глухой рыбацкой деревеньки. На материке, расположившемся весьма удачно — или это его так расположили местные боги, не суть важно, — погода ужасными потрясениями не грозила. Лютой стужи и иссушающего зноя не воцарялось, зато весь условно зимний сезон, месяца три, если на привычный календарь переводить, шли такие проливенные дожди, что все, кроме камня, превращалось в грязь разной степени густоты. Народ тогда предпочитал отсиживаться по домам и созерцать буйство стихии из окон. Никакие плащи и зонты не спасали.

Не знаю, сколько времени отнимет наше путешествие, но если в треть года не уложимся, придется где-то подыскивать жилье и пережидать непогоду. Тащить в дорогу хилого принца и тощую тушку Кимеи чревато. Простудятся, как пить дать. И никаким коньяком из Киртовой заначки в отличие от легкой формы истерики, этого не вылечишь. Мы с Фиилором столько не выпьем или сопьемся на фиг.

После ночной побудки я заспалась. Спутники меня великодушно не будили. Принца-пьянчужку, кстати, тоже. Шериф с щитовиками варганили завтрак и тихо беседовали о вчерашнем инциденте. Это я так про превращение в лошадей выразилась.

Шериф предполагал, что теперь мы имеем на руках если не всю, то большую часть палитры последствий ритуала от Йорда Безумного. Милостью, шуткой или проклятьем Ольрэна (у Ушедшего одно от другого порой не отличить, хоть под микроскопом разглядывай) наши тела подверглись изменениям. Если со мной все ясно: такое завернули, что ум за разум заходит: душу, тело и память смешали, — то у дабл Кей куда занятнее вышло. Их преобразовали не одинаково. Керт получил возможность превращаться в большого пса и лошадь, а Кирт к ипостаси жеребца добавил часть талантов, которыми обладал конюх принцессы, но не его обличье. Наверное, какой-то закон обратного сохранения массы работал и на Фальмире, потому щитовик оказался не способен обращаться в настолько меньшую тушку одной с собой расы. Тимас-то был пареньком отрицательной комплекции. Как так? Да в сравнении с ним Фиилор казался высоченным жирдяем!

Словом, жрец порасспрашивал подопытных кро... эм, нет, пусть будут кобелька и жеребчиков, и окончательно выяснил, что полного замещения сознания при метаморфозе не происходит. В любом случае щитовики оставались сами собой, менялись лишь частично восприятие, умения и/или облик.

Информация оказалась не то чтобы сверхценная, но смысл имела. Значит, к коням-оборотням и псу-Керту я по любому смогу подходить спокойно, не боясь, что меня стукнут копытом или цапнут пастью на рефлексах.

Шериф осторожными расспросами этот момент уточнил дополнительно. То есть до меня ему особого дела не было, а вот дрыхнущее подопечное высочество предполагало необходимость заботы, ибо само по себе вне сферы опеки существовать не могло. Неудобно, ну так за рыбками в аквариуме или домашними котиками тоже присматривать полагается, а толку от них куда меньше: лишь релаксация и эстетическое удовольствие. Хотя убытки и проблемы тоже несопоставимы. Что может котик? Поцарапать мебель и сделать лужу в неположенном месте! Всего-то! Что может Фиилор? Да вообще что угодно. Этот мимишный мальчик за время нашего совместного путешествия уже успел один раз напиться в зюзю, один обгадиться, а уж сколько раз его тошнило... Хорошо еще гардероб у принца изрядный и на постоялом дворе ему вещички простирнули, измазанное позднее в отдельном (почти герметичном) мешке ждало очередной стирки, не моими, разумеется, руками. Зато высочество явило и пользу: нашло ключ и было готово к дальнейшим эффективным поискам. Потому его нытье и скверное самочувствие можно терпеть. И вообще, он пушистый и миленький, как сибирский котейка, на крайняк для релаксации и его погладить можно.

Ей богу, мне кажется, что из нас двоих носить штаны полагается мне. С другой стороны, Фиилор вон и в женском тряпье себя чувствовал неплохо, если не считать трущей обуви. Когда я вчера мимоходом похвалила его талант к маскировке, запросто признался, что у папы в королевском театре частенько девиц играл. Театрал, блин, дизайнер и актер!

А тут тело вроде к шмоткам женским жестким привычно, но их дизайн... Душа другого требует. Где, где мои любимые джинсы со стрейчем, лифчик и блузочки? Не-ту-ти! Хлюп! И взять неоткуда. Пойду съем каши с копченым мясом, и в дорогу. Вряд ли в Ральине найдется приличный магазин женской одежды, но портные-то, небось, имеются? Достали корсеты! Хочу лифчик на заказ и трусы, а не панталоны в стиле кружевные бермуды с завязочками. У мужиков, кстати, та же конструкция, только без кружев. Нет, я в дизайнеры, в отличие от Фильки не рвусь, мне бы сугубо для личных нужд.

И тут меня осенило: чего я торможу, про портных рассуждаю?! Это у Катьки на Земле руки кривые всегда были, а Кимея-то шить умела. Надо лишь подходящей ткани раздобыть и инструмент. Все сделаю сама! Опять же идеи сливать не придется. Если только вон Фиило... ай, надоело язык ломать, пусть, как сейчас брякнула, будет Филькой. Вот ему секреты поведаю. Когда совместное, хи-хи, дело открывать соберемся!

Итак, хочу в Ральин! Только, чур, по нормальной дороге, ухабы можно, но без тошнотворных пустошей.

На сей раз дорогу мы выспрашивали скрупулезно, чтобы не влипнуть в ту же ловушку. Впрочем, чем ближе к городу — очередной цели нашего назначения, тем люднее становилось. Стадность, конечно, плохое чувство, но в данном случае именно массовость путешественников и наше следование за большинством служили гарантией наезженности и безопасности дороги. Так что, не считая клубов пыли, вздымаемых парой-тройкой встречных и попутных групп, никаких особенных неприятностей не случилось. Разбойники и те здесь не попадались. Судя по суровым лицам нескольких отрядов вояк, составляющих разъезды, не зря лихие люди предпочитали держаться подальше от Ральина. Может, те самые, в чью засаду мы едва не вляпались, отсюда и откочевали на свою беду в поисках лучшей доли.

Ральин с виду на картинку из рекламного буклета не походил. Обычные серые стены, кое-где видны следы ремонта кладки, рва вокруг нет, но и нечистотами не несет нестерпимо — так, обычная вонь населенного города. Если в моем мире бензином и резиной тянуло, то тут навозом и немытым телом. Лошадь-то основной вид транспорта, а городская канализация не является залогом индивидуальной гигиены, коль Дагонт не в почете.

Впрочем, у нас в транспорте порой и не такого нюхнешь, даром, что вроде как развитая цивилизация. Если бы за запах штрафовали, может, кто и почесался, а так ответ один: не нравится, не нюхай.

Хотя, я общественный транспорт не любила особенной нелюбовью, проистекающей из восприятия мира через пятна. Там-то потенциальных смертников можно навидаться с избытком, а за пятнадцать минут езды до нужной точки попробуй обработай так, чтобы сбить объект с пути, ведущего к скорому финалу. А? Вот то-то и оно! Сложно. Хотя, выкручиваться я привыкла, чтобы успокоить собственную окончательно не зачерствевшую совесть.

Одним из излюбленных приемов стала имитация громкого телефонного разговора. Кнопочку нажму, смартфон брямкнет, я трубку к уху и разоряюсь на нужную тему. Если какое заболевание вижу, то прямым текстом шпарю, якобы подругу просвещаю, как кто помер совсем не геройски, недуг по-глупому запустив. А если чего непонятное, то уже диверсии у меня в ход шли. Могла, если смерть от травмы физическую видела, втихую толкануть смертника на поручень или на выходе со ступенек. Лучше россыпь синяков или даже перелом, чем деревянная квартирка. Первое пройдет, второе — насовсем. Часто помогало.

В небольшой очереди на въезд в город карета наша стояла считанные минуты. Основной поток жаждущих посетить Ральин схлынул утром, а для вечернего время еще не пришло.

Лошади, реагируя на жару, недовольно пофыркивали, мы стоически терпели. Хотя карету через крышу успело пропечь изрядно. Пирожок в духовке в сравнении с потной мной чувствовал бы себя мороженкой на леднике. Но вылезать и пересаживаться на козлы к щитовикам я не стала. Парни, уже привычные к моим странностям, конечно, уступили бы. Но девка за кучера — это на Фальмире нонсенс, да и лошадей лишний раз пугать ни к чему. Понесут еще, ворота попортим, компенсацию выплачивать городу придется, а Филя точно себе что-нибудь ушибет...

Когда в наше оконце заглянула небритая физиономия и, дыша перегаром, окинула въезжающих в Ральин равнодушным взглядом, я приободрилась. Ура, сейчас поедем! На рефлексах вяло просканировала дядю на предмет пятнистости и почти не удивилась. Везет мне, первая же морда и черное пятно на груди. На бандитов что ли нарвется? Нет, тогда пятно бы другой формы было, а тут явно все сердце очерчено. Что ж так душно-то... Черноволосый одышливый страж, проявив формальную бдительность, махнул рукой, не сочтя нас социально-опасными.

О, анализ картинки закончился и меня осенило! Подавшись к окошку, я торопливо выпалила, заморгав глазками так, как у подавальщицы молочка выпрашивала:

— Будь! Лирт страж, надел бы ты хоть капюшон от куртки и холодненького выпил, духота такая, что и быка свалит!

— И то верно, лирта, — грубоватая, равнодушно-вялая физиономия мужика расплылась в неожиданно доброй улыбке, и он натянул на голову светло-серый колпак от форменной куртки на темную макушку.

Пятно на груди исчезло. Мы еще не успели проехать, потому в отместку за совет наша компания получила список местных заведений общепита, в которых приличным девушкам (Фиилор еще на последней стоянке на всякий случай снова был обряжен в женское платье, потому его посчитали за вторую даму) можно остановиться.

Жрец спросил, какое из перечня поближе к нужной нам центральной площади города. Страж, растроганный не иначе как с похмелья, нежданной заботой, любезно подсказал. Карета затряслась по булыжной мостовой.

Что сказать, может, с канализацией в Ральине все налажено, речку-то не видела. (Небось, подземная, или вообще по древним чертежам где-то тайные отстойники нарыли и каналы проложили.) Но вот с фантазией тут явная беда! Трактир так и назывался 'На площади', хоть и выходил на нужную нам площадь лишь левым боком. С другой стороны, логической ошибки в названии не имелось. Часть заведения точно там, где написано на вывеске. Как вещал великий комбинатор, 'кто скажет, что это девочка, пусть бросит в меня камень'.

Места в заведении с названием без фантазии нашлись. За мыльню же непосредственно в здании, а не где-то в пристройке на территории, я простила владельцам отсутствие воображения. Практичность и предусмотрительность тоже полезные качества, особенно в гостиничном бизнесе.

Комната нам с Филькой досталась одна на двоих, ибо свободных помещений имелось аккурат два. И объяснить, почему мы — две девицы — не хотим селиться в чудесный номер с парой превосходных кроватей, чьи матрацы, набитые конским волосом, особо расхваливала хозяйка, возможности не представлялось. Мне-то что, кровати все равно разные. Фиилор же, пока мы распаковывались, стал больше походить на Помидор. Пока я свой скромный скарб в сундуке размещала, все жалобно попискивал о приличиях. Достал! Плюхнувшись на разрекламированную кровать, я всплеснула руками и заговорила:

— Твое высочество, прекрати маяться дурью! Ты благороден достаточно, чтобы любая девица чувствовала себя в безопасности рядом с тобой, даже деля одну постель. За мои чувства не волнуйся. Там, откуда я родом, одна комната в недорогом гостевом доме с двумя кроватями может перепасть совершенно незнакомым между собой людям разного пола. И никого это не смущает. Переодеваться будем по очереди, выйти в коридор погулять пять минут нетрудно. Не усложняй там, где можно решить просто!

Филя еще немножко покраснел, посопел и смирился. Остальных же членов компании охрана моей потенциальной девственности и возможное покушение на оную радильярского принца вообще не заботила. Их куда больше душевных переживаний принца интересовал предварительный осмотр площади, где предстояло искать ключ.

Да кстати, пришлось покопаться в памяти и с удивлением констатировать: девица Кимея — до сих пор совсем девица. Розовый цветочек — символ Первоматери означал ведь не только возраст, а еще и физиологический статус. М-да... Не то чтобы на Фальмире, как когда-то на Земле, было строжайше принято хранить целомудрие до свадьбы, тут как раз сначала предпочитали попробовать друг друга, так сказать, на практике, а потом уже на серьезные отношения решаться. А чтоб нежеланных последствий проб не возникло — на то произрастала в мире несколько замечательных, знакомых каждому жителю, будь то мужчина или женщина, травок.

Нет, для целомудрия Кимеи имелись даже целых две старых, как вселенная, причины: не с кем и негде. Первая была субъективной. Девушка ждала большой и чистой любви. Вторая — объективной. Отсутствие личного уединенного пространства для развлечений у горничной. То есть, все вполне ожидаемо.

В пансионе девиц держали в строгости, у Симелии в услужении особенно тоже расслабиться и ощутить себя вольной пташкой не получалось. Грубоватые заигрывания дворцовой ламильянской прислуги Кимею не вдохновляли на утверждение кандидатуры воздыхателя.

Был, правда, у нее один объект, романтический и очень тайный. Ага, уже догадались? Нет, не принц Радильяра, а портрет в какой-то унылой книге про древние замки Фальмира. Эту пыльную хреновину Симелия порой заставляла Ким читать ей на ночь. То ли принцессе и впрямь подобное нравилось (о вкусах не спорят), то ли под такое чтиво засыпалось быстрее.

К каждому замку в книге прилагались не только легенды, овевавшие их создание, но и вклеенные цветные иллюстрации. На одной такой, к древнему замку Ламильяна, был изображен — хотя, скорее, ударение в этом слове стоило поставить на буковку 'а' — некий худощавый гладковыбритый светлый шатен с тонким профилем, лукавыми глазами и необычайно обаятельной насмешливой улыбкой. Так не улыбаются придурки, полагающие, что любят весь мир. Такие улыбки должны доставаться лишь девушкам, к которым мужчина чувствует интерес. Не знаю уж, как такое получилось у иллюстратора с кривыми руками, наверное, случайно, но Ким готова была зависать над картинкой часами. Удивляюсь, как не выдрала портретик из книги, чтобы хранить под подушкой и целовать на ночь. Так лишь украдкой и стыдливо чмокала предмет воздыхания в щеку.

Кстати, кто именно нарисован на картинке — первый владелец недвижимости, кто-то из его родни, архитектор или вообще случайный прохожий — книга стыдливо умалчивала. Лишь скупо поясняла, что портрет перерисован с изображения в центральном холле замка, доступ в который утрачен столетия назад. Люди видели прекрасное строение издали, но добраться до него и войти не могли. Карета, всадник или пешеход, двигаясь по дороге, рано или поздно неизменно оказывался в той точке, где начинал путь или, что еще более забавно, совсем в другой точке Фальмира, вплоть до другого королевства материка или даже на островах. Загадочно, романтично, жутковато и прекрасно. Все как раз так, как нужно юной глупышке. Такая вот бумажно-картинная была у Кимеи любовь. Почти по классику, но без графа Калиостро для оживления предмета воздыханий.

Понятно, становиться преемницей нелепого увлечения я не стремилась. Нет, конечно, нимфоманкой я себя не числила, потому сугубо ради эксперимента бросаться на все, что шевелится, не спешила. Дабл Кей мной вообще как нечаянно обретенные братишки воспринимались. Жаль, Шериф был жрецом, а так-то, может, что и выгорело бы. К таким уверенным и невозмутимым меня тянуло еще дома. Филька же, Фиилор, на создание, способное доставить партнерше удовольствие, и вовсе не походил. Потому решила я пока не спешить и присматриваться. Вдруг не сегодня-завтра встречу подходящего кандидата в мужчины своей мечты? Исходя из моих скачков между мирами и прочих несуразиц, случившихся за последнее время, чудеса действительно случаются. Так почему бы им не случиться на любовном фронте?

Трактирщица при размещении с понимающей улыбочкой намекнула мужикам, что в мыльне вечером можно не только помыться, и удалилась, не одарив нас, 'девиц', столь же приятным обещанием. Не то чтобы я собиралась снимать себе мальчика, но что за дискриминация?

Впрочем, нам было не до интимных развлечений! Всем следовало отдохнуть с дороги, помыться, покушать и пойти на... площадь прогуляться. Вдруг ключик номер два на глаза попадется?

Мыльню мы (хм, 'дамы') сняли на часок и от служанок наотрез отказались. В большом строении нашлись, как я и надеялась, 'предбанники': гардеробная и комнатка отдыха со столом и лавочками, где утомленные мытьем клиенты могли выпить прохладительного и куснуть булочку-другую.

Эти комнатки сыграли для нас с принцем роль раздевалок под литерами 'М' и 'Ж'. Мне Филя благородно уступил первую очередь, терпеливо обождав в раздевалке. Вторым, когда я поплескалась, помылся сам, пока я вытиралась безразмерным полотенцем и обсыхала.

Худо-бедно за время бродяжничества парень наловчился с водными процедурами управляться самостоятельно. Зато расчесать волосы бедолаге пришлось помочь. Сам он, одевшись в свежее и чистое, влажные локоны свои не столько чесал, сколько выдирал гребешком, тихонько ойкая и поскуливая от боли. Не стерпев чужих мучений, я решительно отобрала орудие пытки и сделала принцу прическу ручками Ким, привычными к такой работе. Парень сидел на лавке, довольно жмурился и улыбался улыбкой блаженного.

Так что на вечерний променад после ужина вышли трое мужчин и две хорошо причесанные девушки, с любопытством крутящие головками и щебечущие, щебечущие, щебечущие. Словом, мы старались, чтобы у любого вольного и невольного наблюдателя не осталось ни единого сомнения в тупости идиоток и ни тени желания присоединиться к прогулке.

У Фиилора в дамском обличье даже зонтик-тросточка с пышными цветными ленточками имелся. Куда, вы думаете, мы рогульку должны были прятать? Нет, принц тощий, туда точно бы не влезло! К тому же искать при таком расположении поискового предмета было бы затруднительно, а уж доставать... А так у зонтика ручка приобрела большую игривость и декоративность.

Мы медленно курсировали по площади. Местное 'отделение правопорядка' и 'правление' находились на другой площади, побольше, но фонтана не имеющей, зато здесь чего только не было! Миновали еще один постоялый двор, несколько крупных лавок, где торговали всем, от продуктов до украшений, потом прошли мимо не то кафе, не то ресторана. На городском пятачке наличествовало все для умеренного развлечения и неумеренного облегчения кошеля!

Я, конечно, не преминула протащить компанию в местечко, где торговали тканями, фурнитурой и прочей швейной мелочью и крупностью. Итогом осмотра лавки стала почти оптовая закупка. На пошив нижнего белья я выбрала отрез в меру тонкой и нежной, но без меры дорогой ткани — раз, всякие тесемки, пуговички, за неимением резинок, — два. И в довершение соблазнилась целым... ларчиком, не ларчиком, шкатулкой не шкатулкой, в общем, ящичком, вобравшим в себя готовый набор с ножничками разного вида, иголками и прочей полезной дребеденью, без которой сшить даже самые элементарные трусики не представлялось возможным. Покупку, проделавшую изрядную брешь в моем личном мародерском (денежки-то с трупов сняты и поделены были) бюджете, отправили с мальчиком-посыльным в трактир.

Со свободными руками, чистой совестью и унявшимся покупательским зудом мы продолжили променад-осмотр, не привлекая особенного внимания. Приехали несколько человек, гуляют, покупают, и пусть себе. Нас, таких гостей города, небось, немало. Не буяним, прохожих не задираем, выручку местным торговцам делаем. Словом, не приезжие, мечта! Погуляв по брусчатке туда, обратно и вокруг, мы, наконец, присели якобы передохнуть на широкий и почти чистый бортик фонтана.

О последнем следует рассказать особо. Тонкая струйка воды выплескивалась из раскрытого клюва птицы, формами нипочем не отличимой от гигантской курицы, сидящей в каком-то тазу, который гордо поддерживало три мужика. Какого рожна и куда они волокут плюющуюся птицу, не только для нас, но и для местных обывателей оказалось тайной, покрытой мраком. Вроде как изначально скульптура предполагалась в виде трех мужественных воинов, защитников города, которых осеняет благословением Первоматерь. Каким образом все это переродилось в трех мужиков с тазиком и наседкой, никто объяснить не мог. Я предположила было, что статую по дешевке привезли откуда-то издалека и выдали за выполненный заказ, но исходя из местных накладных расходов, идея жизнеспособной не выглядела. Да уж, неисповедимы пути творческой мысли, не укрощенной приемочной комиссией и актами сдачи-приемки работ.

Примостившись в тени гнездотазика, мы украдкой взялись за руки и, замыкая контакты, составили поисковую цепь. Вокруг галдел народ, а мы ждали резолюции Фиилора. Тот пыхтел, сопел, потел, морщил лоб, нервно крутил зонтик и наконец прошипел:

— Кажется, чую.

— Где? — коротко бросил Керт.

— Там, — обреченно вздохнул радильярский принц, указав мыском туфли и зонтиком одновременно на решетку слива, притулившуюся в паре шагов от фонтана.

Кто-то другой, может, и удивился бы, но не мы. 'Экскрементальное' везение Фиилора под сомнение даже не ставилось.

Лезть в канализацию прямо сейчас не было не только желания, но и возможности. Мы вернулись в трактир 'На площади', чтобы дождаться подходящего времени суток. Самым подходящим был признан вечер, в тот период, когда он балансирует на грани перехода в ночь. То есть ту пору, когда почти все прогуливающиеся, торгующие и слоняющиеся бездельники уже разбрелись или начинают разбредаться по домам, а ночные работники ножа и топора выжидают, не спеша выбраться в бархатные сумерки.

Заодно, пока часики тикали, сели за выработку плана-перехвата ключа. Как достать ключ из коллектора на виду не успевшего разбрестись по домам народа и не вызвать ненужных подозрений? Ха, каких только нелепых идей не выдвигали дабл Кей, в том числе предлагали даже организовать шуточную потасовку, сдвинуть решетку и невзначай спихнуть кого-нибудь одного вниз.

Я молча слушала, занятая раскройкой-обметкой нижнего белья. (Славьтесь ловкие пальчики Ким, на действия которых широко раскрытыми восхищенными глазищами смотрел Филька) А потом внесла предложение, основанное на личных воспоминаниях.

— У меня как-то в детстве за подобную решетку ключи от дома упали. Отец орал, как придавленный, а сосед, дядя Миша, быстренько сделал палку с проволочным крючком и достал пропажу. Может, нам тоже что-нибудь уронить для вида?

Идея пришлась ко двору. Но что ронять? Ключи, драгоценности и прочие мелкие ценные предметы отмели сразу. Уронить легко, достать — не факт, что получится. Перешли на предметы гардероба. Перчатки, туфли и шарфы забраковали, а вот шляпки... Да, к ним решили присмотреться внимательнее. У меня-то шляпки вовсе не осталось после падения в ущелье, зато у Фиилора их имелось целых шесть штук. Причем три из шести как раз женские, из актерского багажа юного принца. Эти туалеты наряду с мужскими ухитрился вывезти из дворца жрец-духовник Фильки при отбытии высочества с визитом к невесте. Хитроумный Шериф, как восхищенно поведал принц, еще и организовал пожар в гардеробной, после которого определить, что увезли, а что сгорело, вряд ли кто смог бы.

Первая шляпка из коллекции походила на клумбу с россыпью ярких цветов и была забракована — не пролезет между прутьями, слишком высокая, вторая обладала полями, способными оставить конкуренцию сомбреро, и тоже ушла в отбой. Зато третья, у которой поля оказались средними, высота умеренной, а из украшений лишь широкая лента-завязка и скромный розовый цветочек на тулье, пришлась ко двору. Такую сплюснуть в блинчик, годный для неловкого падения между прутьями, можно!

Неприметная шляпка досталась мне, а в эффектный экземпляр номер один мы собрались обрядить Фиилора, то бишь, Илору, как обзывали на людях женскую ипостась нашего спутника. Кстати, вариант имени Фиилора, точно так же как Александра или Евгения на Земле, на просторах Фальмира существовал. Однако привлекать ненужное внимание общественности точным совпадением звучания мы не решились.

По поводу исследования коллектора выдумывать тоже ничего особенного не стали. Решили, пусть пара глупых девиц вздумает поменяться шляпками прямо над водостоком, оттого и случится беда. Для ее ликвидации доблестные кавалеры вознамерятся свернуть горы, но ограничатся подъемом решетки. Самый отважный полезет доставать пропажу, а все остальные будут его горячо поддерживать, чтобы создать цепочку поиска. Замыкающим Фиилора сделать не получалось. Где это видано, чтоб девка в длинной юбке вместо мужиков по грязным водостокам лазала? Но мы дружно понадеялись, что близость нужного объекта, присутствие зонтика и наличие принца в общем контуре поиска помогут.

'Ну что тебе сказать про Гондурас?' — мы предусмотрительные идиоты. Было бы не так обидно, будь мы идиотами непредусмотрительными, а так... Ха! Сели в лужу. Впрочем, сейчас расскажу по порядку.

Для позднего ужина мы спустились в трактирную залу. Конечно, старались на всякий случай сильно не наедаться, но такую свинину в горшочках проигнорировать было бы преступлением, причем подозрительным преступлением. Наелись изрядно, и барышни (то есть мы с Филькой) тут же устроили концерт на тему: 'Лирты, нам необходимо прогуляться перед сном!'

— После плотной трапезы ложиться вредно! — демонстративно капризничала я, тишком ослабляя поясок на платье.

Откармливать тельце Кимеи, так откармливать! Мяса было съедено много, жаль, сладких булочек в трактире не подавали, но я рассчитывала наверстать упущенное на площади, сделав суточную выручку какому-нибудь припозднившемуся торговцу. Булочки на ночь — что может быть полезнее для уплотнения тощей фигуры? Правда, оставались небольшие сомнения насчет того, а не обзаведется ли тело горничной прыщами на личике раньше, чем прыщи, заменяющие ей грудь, начнут хоть сколько-нибудь увеличиваться. Но я решила рискнуть! Во всяком случае, надежды на эффективность сдобы у меня были большие, чем на листья капусты. У зайцев вообще грудь не растет, а они ее трескают, будь здоров!

Фиилор предложение о прогулке с готовностью поддержал. Мужчины для вида посопротивлялись и сдались. Пока дамы выбирали подходящие наряды, сгустились сумерки. Женщины ведь неспособны одеваться быстро, правда? Так что время мы потянули с толком.

Выходили в сумерки при полном параде, слабо видном в тусклом свете местной голубой луны и золотистых фонариков, подвешенных по периметру площади на домах. Столбы на ней никто не размещал. Нам же лучше! Темнота друг не только молодежи и преступников, а еще и авантюристов всех мастей.

Весело щебеча (вошедший в роль принц-актер совершенно перестал меня стесняться и чирикал едва ли не более профессионально, чем я) мы плавно сместились к темновато-несуразной глыбе фонтана, приобретшего милостью сумерек сюрреалистические очертания. Булочек, кстати, уже не продавали, обидно, да!

Как бы невзначай, хотя до нас никому вроде дела не было, мы замерли рядом с решеткой и завели разговор про шляпки и примерку. Пышную шляпу-клумбу Филька стащил со своей головы легко, а вот я замешкалась. Эта зараза лишь с виду казалась гладенькой и легонькой, плетение внутри вцепилось в волосы так, что зафиксировала головной убор почище шпилек. Отчаявшись, я дернула раз-другой, заодно уминая на совесть, а потом эта нехорошая конструкция на букву 'з' (вовсе не замечательный головной убор, а натуральная зараза!) выскользнула из рук. И нет бы, спланировать, как положено — между прутьями, плюхнулась на них плашмя.

Филька торопливо присел, чтобы поднять шляпку, то же самое, чтобы оказать любезность 'даме', поспешили сделать наши кавалеры и я. Головы столкнулись, руки перепутались, зонтик простучал кончиком по решетке. Словом, пусть и не так, как планировалось изначально, а цепь поиска мы замкнули. Наш штатный радар и детектор в одном аристократичном лице ойкнул, пискнул и растерянно ляпнул, комкая одной рукой шляпу, за которую схватились мы все:

— Нашел! Щиплет! Это он!

Голова принца склонилась, а подбородок указал на ржавый прут решетки, в которую парень вцепился второй рукой, отбросив зонт.

'Было время, слышала, воровали у нас люки канализации, чтоб на металлолом сдать, но никогда не думала, что сама чем-то подобным займусь', — мысленно хихикнула я, пытаясь сообразить, как мы упрем прямоугольник решетки, в который был намертво вклепан нужный прут-ключ. Да уж, новое слово в науке извращений: клептоманы-металлисты-мазохисты. Эту штуковину без напряга и не поднять, а уж тащить — пупки развяжутся. И как назло в Ральине нет ни одного резака по металлу. Что там в Ральине! Подобного инструмента на всем Фальмире не сыскать. А значит, что? А значит, нам придется следующей ночью воровать прут вместе с решеткой, предварительно подогнав карету? Такое, боюсь, втихомолку не осуществить. Сделают нас в чистом городе персонами нон грата. М-да, стоило стать попаданкой, чтобы тырить решетки с канализации — карьера та еще: от бухгалтера до вора-тяжеловеса. Я снова нервически хихикнула. Лица товарищей по несчастью счастливыми не выглядели. Тоже, небось, ломали голову, как спереть решетку. Губы Шерифа едва слышно шепнули что-то вроде 'какой стыд'. Да уж, жрецу, наверное, приходилось тяжелее всех.

И тут Фиилор, все никак не способный оторвать испачканную ладошку от железки, тихонько вякнул:

— Ой!

В пальцах принца остался ржавый прут, над добычей которого мы только что ломали голову. Первым среагировал Керт. Миг, он сдернул с себя плащ и быстро намотал на руку. Как и когда щитовик успел в ткань завернуть прут, я вообще не уследила. Но он это сделал!

Подхватив зонт, шляпки и юбки мы с достоинством Штирлица, бегущего за машиной и делающего вид, что он никуда не торопится, отступили в трактир. Снова закрывшись в комнате у мужчин, бывшей на порядок просторнее нашей, осмотрели добычу.

То ли артефакты-ключи ушедшего бога искусно мимикрировали, приспосабливаясь к окружению, то ли Ольрэну было совершенно чуждо людское чувство прекрасного. А может, он просто издевался! К невзрачному серому камню нашей коллекции добавился тронутый ржавчиной металлический прут с локоть длиной и толщиной в три моих больших пальца.

Кирт почесал макушку, смерил взглядом прут, покосился на худенькие ручки Фиилора и озвучил общий вопрос:

— Как ты его выдрать ухитрился, кобылу мне в жены?

— Не знаю, — растерянно заморгал принц. — Я только взял, подумал, что этот прут ключ и он нам нужен, а он взял и оторвался. Сам.

— Может, твой дар открывать замки приложился? Филь, скажи, камень из Кретаграта у тебя в это время с собой был? — уточнила я.

— Да, я его в кармашке ношу, — согласился принц, положив руку на кармашек в юбке, и серьезно объяснил. — Мне кажется, так правильно. А почему Филя?

— На моей родине твое имя для простоты в общении с друзьями обязательно сократили бы так. Но если тебе неприятно, больше не буду.

— Нет, мне нравится, — покраснел принц и тихо прибавил: — Ласково звучит.

— Значит, будешь Филей, — постановила я.

Послышались добродушные, снисходительно-понимающие смешки мужчин, а сметливый Керт констатировал, продолжая идею получения прута из решетки:

— Если камень был в кармане, гадать не о чем, подобное к подобному притянулось.

— Только не представляю, как нам коллекцию маскировать, если Филе ее все время при себе носить придется, как ориентир и средство поиска, — выпалила я. — Сумочку ему что ли завести повышенной прочности?

— Придется, — признал жрец, оглаживая бородку. Вот уж кто выходкам и талантам подопечного ничуть не удивился. Вероятно в бытность свою его единственным, сколько-нибудь смыслящим в талантах высочества надзирателем насмотрелся.

— Вся надежда, что следующий ключ из Ламильянской тюрьмы не окажется кандальной цепью с ядром. Наш искатель свою сумочку с таким грузом от пола не оторвет и с места не сдвинет, придется и его с добычей вместе таскать, — присовокупила я и сладко зевнула.

За окнами окончательно стемнело, всякое желание строить грандиозные планы и немедленно отправляться на подвиги во имя любой из целей, даже ради себя любимой, вместе с уходом дневного света сошло на нет. Потому я жалобно попросила:

— Давайте по кроваткам. Завтра соображать будем, куда поедем и как искать-добывать будем.

— Да уж, у нас в королевстве тюрьма не одна, — крякнул Кирт, потирая шею. — Способов угодить в любую достаточно, а вот с 'выйти' так же легко, как вошел, проблема. Особенно с нашими рожами. Знакомцев-то везде хватало... Такое на ночь глядя не решить.

Фиилор согласился с мнением большинства широким зевком, торопливо прикрытым ладошкой, и на этом прения завершились. Нервное напряжение, сопровождавшее поиск ключа, спало, на смену ему пришла общая сонливость.

Глава 11. У нас есть план? У нас есть план!

Утром мы завтракали в трактире под набор местных сплетен, которыми щедро делилась довольная трактирщица. Судя по переглядкам с Киртом и Кертом, причины довольства лирты именно сейчас наворачивали толстые куски мяса, втрое превосходящие габаритами немаленького собрата, возлежавшего на тарелке Шерифа.

Среди пестрого вороха сведений о том, кто с кем подрался, напился, женился, сверкающим бриллиантом выделялась главная новость. Какие-то пьяные дураки (а кто трезвый на такое сподобится?) разломали решетку стока на площади у фонтана! Трактирщица грешила на свадьбу кузнеца, гулявшую третий день в соседнем квартале. Понятно, никто из гостей, тех, кто если не стоял к утру на ногах, то хотя бы ворочал языком, ответственность за варварское деяние на себя не взял. Но переглядывались мужики так гордо, что их вина стала очевидна для всех, пусть пропажу и не вернули. Нам оставалось только порадоваться удачно подвернувшемуся алиби и тоже промолчать с гордостью тайной и переглядом украдкой.

Дольше оставаться в заведении 'На площади' мы не стали, так же как и совещаться поутру в номерах. Слишком выжидающе поглядывала на щитовиков хозяйка и явно не собиралась давать им возможность побездельничать. Большое сердце лирты жаждало продолжения ночи любви.

Пришлось нам имитировать спешку и отправляться в путь сразу, чтобы устроить остановку-совещание недалеко от города. Дабл Кей пару-тройку раз опасливо покосились в сторону Ральина. Но, видать, решили, что их ночной бабочке-бочечке не по силам организация масштабной погони за героями постельного сражения, и спокойно присоединились к беседе.

Самой главной проблемой для нашей компании являлась геополитическая. Не в том глобальном смысле, который вкладывают в это слово ученые экономисты, а все же, все же. К расположению географическому нужного нам региона поиска и к политическим раскладам наши затруднения имели самое прямое отношение. Мы ведь оправлялись в Ламильян, где, объективно, год назад пропали при катастрофе служанка принцессы и два ее охранника, кое-кто все еще мог случайно вспомнить своих героев и опознать их даже теперь, когда мужчины сверкали лысинами, а Кимея обзавелась личиком Симелии и замаскировалась.

Правда, глядя на отражение в тазике, я поутру констатировала, что теперь на принцессу не очень-то и похожа, вернее, похожа как дальняя родственница или жертва случая. Другая прическа изменила овал лица, веснушки россыпью солнышко подарило, ушки умилительно топырятся. Да и вообще... Лицо не маска, замершая в неподвижности, тут большую роль мимика играет. А она у нас с капризницей-принцессой разнилась.

Кстати, о наших радильярских спутниках. Фиилора и Шерифа в Ламильяне тоже знали. Не столь хорошо, но знали. Как быть? Как маскироваться, если традиции закрывать лица паранджой, венецианскими масками или полями сомбреро на Фальмире нет и аналогов Венецианского карнавала ждать не приходится?

Если нас по случаю опознают, самой светлой перспективой, коль не выбирать из котла и костра, — пожизненная должность монашки Первоматери или Первоотца. Все-таки в Ламильяне даже с подозрением на ересь все сурово, как в Челябинске. Это в Радильяре полегче будет. Может, потому Шериф терпим ко всему творящемуся безобразию и даже худо-бедно его покрывает. У них там более всего Первоотец почитается, чей лик днем милостив, а в ночи жесток. То есть, бог один, а сферы покровительства по времени суток варьируются, оттуда и большая толерантность проистекает.

Между прочим, не зря о Шерифе нашем я так хорошо думала. Выход нашел именно он, послушав наши охи-вздохи о маскировке и мой вопрос ребром. Я четко спросила общество: 'Кто и при каких условиях может на законных основаниях ходить с закрытым лицом, не вызывая подозрений и немедленного желания лицо рассмотреть?'. После этого наш жрец поскрипел зубами и выдал на-гора ценное предложение:

— Странники Первоотца, пускающиеся в паломничество к любой из обителей. Идти придется пешком, но одежда странников — коричневый плащ с глубоким капюшоном — убережет от досужего любопытства. Нас пятеро — один жрец, четверо паломников — достаточно для малого путешествия-покаяния. И путь мимо нужной тюрьмы проложить можно.

— А нас твой покровитель молнией не шарахнет за кощунство? — выпалила я тот вопрос, который, кажется, завертелся на языке у всех.

Жрец пошевелил пальцами, то есть пожал плечами по-местному, и ответил:

— Здесь, в Пустошах, я не могу воззвать к Первоотцу, молитвы не достигнут его слуха. Пространство между миром вещей и духовной сферой искажено так же, как дороги, отмеченные Ушедшим. Когда покинем проклятый край, буду молиться и испрашивать совета и помощи. Другого пути не вижу.

— Ты, когда молиться соберешься, предупреди, отойдем подальше, а то молнии с небес не всегда точечно бьют, — брякнул непосредственный Кирт.

— Обязательно, — хмыкнул Шериф, огладил бородку и подмигнул испуганно взирающему на духовника Фиилору.

'Если в сборе ключей боги, как они ни хорохорятся, тоже заинтересованы, то может выгореть. Помогать, вряд ли будут, унизительно для них пойти на сделку с нае..., то есть, говоря литературно, оставившим их в дураках шутником, но мешать не должны. Лишь бы степень кощунственности нашей задумки не показалась Первоотцу выше перспективной выгоды от результата, — подумалось мне. Озвучивать выводы я не стала. Все-таки спутники с рождения воспитаны в почитании к здешним божествам. Им мои циничные выкладки вряд ли по вкусу придутся. Меня же, после бесед по зеркалу с персонификацией смерти напугать было сложновато. Сейчас, признаться честно, больше всего заботил физический аспект пешего путешествия. Ноги-то не казенные и выносливость у девицы Кимеи никакущая, да и Филя ни разу не турист. Не приспособлены мы к такого рода нагрузке.

Решив самый насущный вопрос маскировки, мы озадачились новым: откуда и как будем двигаться. Тут уж степень моей выносливости и физическую форму принца адекватно оценили все более тренированные и физически крепкие члены команды.

Паломничество наше планировали начать из Дильяры, самого восточного города Ламильяна, от которого в равной степени близко, а как по мне, одинаково далеко до всех тюремных достопримечательностей страны, которых насчитывалось ровным счетом три. Нет, Ламильян, к счастью, просторами России 'с южных гор до северных морей' похвастаться не мог, но пешком — это всегда пешком, а не на поезде или, на худой конец, в карете. Даже если по шоссе. А их тут нет и отродясь не было! К тому же встала остро проблема хранения нажитого непосильным трудом имущества. Куда девать наше средство передвижения и вместилище немалого багажа, который обязательно понадобится в пути?

Команда принялась мучительно соображать, как и на елку влезть (паломничество маскировочное совершить), и поверхностных травм нижней части тела избежать. Соображалось плохо, пока я не уточнила у Шерифа, как поступают с теми, кому до зарезу надо, а ноги не ходят: перелом или другая инвалидность.

Жрец посветлел лицом и оглядел собрание столь хищным взглядом, в котором явственно читался вопрос 'Кому сломать ногу?', что компания невольно отпрянула назад. Оказалось, что в любом правиле, в том числе и 'ножками, ножками, молитвенным пехом, и никак иначе', есть исключения.

Они делались для глубоких старцев и, нет, не угадали, не для инвалидов — тем не можешь ходить, ползи и будешь в итоге исцелен, или не будешь, если вера твоя и желание бога помочь именно тебе (не нравишься ты мне и точка!) недостаточно крепки.

Второй категорией льготников оказались беременные женщины, которым вздумалось поклониться не только Первоматери, но и Первоотцу. Надо же, даже боги сражаются за клиентуру, не брезгуя акционными предложениями! Словом, кареты разрешались, но с тем условием, что двигаться они должны были не быстрее бегущего человека. Уже неплохо! Бегать можно по-разному. Дабл Кей, скажем, умеют это делать очень быстро и очень долго!

На старцев мы с Филькой не походили никак, даже с большой натяжкой. Зато в экипаже имелись подходящие просторные одежды и подушки для придания фигурам нужных очертаний глубоко беременных особ. А уж что там и как на самом деле никого не касалось. Заглядывать под чужой плащ считалось омерзительно дурным тоном, все равно что на Земле девчонке юбку задрать. За нехорошее любопытство и побить не возбранялось.

Таким образом, бесценную карету удалось отстоять. Шериф погрузился в глубокие раздумья, даже вытащил из глубин серой хламиды невиданные прежде обществом черно-белые четки и принялся постукивать камешками. Наверное, подбирал аргументы и готовил оправдания перед Первоотцом за маскарад. Остальные, рьяные противники пешего туризма, воспрянули духом.

Фиилор тоскливо вздыхал, но против пузатой роли возражать не спешил. Помог по моему предложению элементарный эксперимент под лозунгом: 'Хочешь пешком — иди!' Первый же пяток демонстрационных километров, который он начинал с апломбом: 'Я смогу, я пройду, как настоящий паломник! Никакие подкладные подушки мне не нужны!', закончился виноватыми тоскливыми вздохами. Филя хромал на обе ноги разом и жалобно охал. Мы 'героя' демонстративно не жалели, подвезли не предлагали и советов не давали, позволяя принцу в полной мере прочувствовать все прелести пешего перехода. Потом Шериф, как владелец местного аналога аптечки первой помощи, врачевал стертые в очередной раз и на совесть, до кровавых пузырей, ноги уныло-счастливого (унылого из-за неудачи, счастливого из-за окончания мытарств) Фильки. Нотаций и риторических сентенций 'А мы тебе говорили....' избежали. Все и так понятно, зачем парня лишний раз макать в это самое, если он и так себе и в себя не очень верит после очередного облома?

В захудалом городке Дильяре на границе с Вольными Пустошами, никакой стражи или пропускного пункта не было отродясь. Просто потому, что тамошний бесплодный кусок отвратительной земли никому и никогда не приходило в голову назвать своим и побороться за это право. Мы ненадолго задержались здесь лишь для того, чтобы купить коричневые плащи паломников. Светиться своими покойницкими и разыскиваемыми физиономиями никто из нас не стремился. За обновками ходил лично Шериф. Его-то лицо под картинкой 'взять живым или мертвым' точно нигде не висело. Он же приобрел в продуктовой лавке еды в дорогу. Все прочие сидели в карете, пока жрец занимался шопингом. К тому же, если кому и доверять покупку продуктов, то именно Шерифу, потому что только у него выходило приготовить не просто 'съем и не отравлюсь', а 'вкусно и даже очень вкусно'. Потому, по общему соглашению, от некулинарных обязанностей нашего повара уже давно отстранили и наслаждались нормальной пищей тогда, когда остановиться в трактире не было возможности.

Я, освобожденная от готовки и присмотра за живностью, шарахающейся от 'запаха Смерти, тоже не бездельничала. Освоила активацию швейных умений Кимеи и починила все вещи компании, нуждавшиеся в мелком и крупном ремонте. Да так мастерски, что отыскать следы этого ремонта без очень внимательного изучения не смогла бы и сама. Золотые руки были у девчонки, а что голова с ветерком и массой шаблонов, сквозь которые приходилось продираться новой владелице тела, чтобы составить собственное представление о происходящем, — издержки возраста, воспитания и мира. И нечего мне было возмущаться. Жить здоровой все равно лучше, чем валяться под аппаратом где-нибудь в больнице или, пуще того, в деревянном ящике под землей. Между прочим, я, наконец, сделала себе три комплекта нижнего белья и почувствовала себя человеком! Филя изучал комплектики и выпытывал подробности с такими горящими глазками, что я поверила: в парне дремлет будущий гениальный модельер, способный встряхнуть бельевую сферу всего Фальмира.

Итак, на территорию Ламильяна, граничившую с Вольными Пустошами, из Дильяра мы выехали во всеоружии, то есть при плащах. Жрец сидел на козлах, дабл Кей спокойно вышагивали рядом с каретой. Мужики выносливые, могли бы и побежать, но мы не настолько торопились, чтобы выбиваться из обывательских представлений о паломничестве.

Я заблаговременно подшила к платьям мелкие пуговички изнутри в районе груди, чтобы крепить мешки с подушками, а к самим мешочкам приметала лямочки. Хорошо, что образ моделей перед мысленным взором имелся: пара моих коллег за прошедший год под стоны главбуха дружно отправилась в декрет. Как и что должно выглядеть, я превосходно помнила. Фиилор украдкой вздыхал, но больше в бой, то есть пешком и по-мужски, не рвался. Стертые ноги окончательно утвердили его в здравом решении — вернуться на стезю актерствования. Умный мальчик. Вот только его благоговейный взгляд, порой устремляемый на меня, был откровенно не в кассу.

Припомнив свой план действий по деромантизации, я поднатужилась и от души рыгнула. Взгляд принца стал умиленным. А пускать ветры как назло по заказу я еще не научилась. Придется попросить Шерифа приготовить что-нибудь из гороха или бобов. А пока я звучно шмыгнула носом. Градус умиления во взгляде Фильки не понизился. Рр-р-р! Он вообще меня, небось, не слышал, пребывая в своей стране грез, где исполняются мечты. Может, надо было сговориться с дабл Кей и прошлой ночью попытаться подсунуть принца любвеобильной трактирщице? Хотя, парня жаль, не заслужил он ничем, сбежав от одной крупногабаритной дамы, пасть жертвой другой. Эх, Филя, Филя... Что с тобой делать, ума не приложу!

На ночлег мы снова останавливались в чистом поле, то есть у какого-то хилого лесочка, и вовсе не из нашего желания не встречаться с людьми. Просто дорога к Пустошам была на редкость пустынной и сервисом похвастаться не могла. Зато, пользуясь безлюдностью, откинули с лиц опостылевшие капюшоны. Правила паломничества дозволяли находящимся в одной группе людям не таить лиц друг от друга. Иначе кушать-то как? Все через трубочку?

Кстати об ужине. Его приготовление в этот раз отправлявшийся молиться Шериф скинул на наши плечи, руки и... что там еще планировали использовать дабл Кей в искусстве готовки. Голову точно не собирались. Это я уяснила в ту минуту, когда Кирт собрался подсолить воду в котелке, вооружившись ложкой — кузиной черпака и бойко засунув ее в кисет-солонку. После столь вопиющего проступка умелец был отправлен строгать к ужину колбасу, сыр и хлеб, чем и занялся с удовольствием. Обращаться с ножом, в отличие от половника, щитовики умели превосходно.

Тушенки в банках на Фальмире не водилось, макарон тоже пока не придумали. Зато зерно, похожее на гречку, имелось. Эту кашку я и замутила, добавив для запаха и вкуса копченого мяса. Вроде неплохо получилось. У Шерифа, конечно, получше бы вышло, но наш главный великий кашевар нынче весь в молитвенном экстазе где-то в лесочке бился. Оставил нас поститься без хорошего ужина, потому как дождаться ближайшего храма не смог. А вообще-то правильно, лучше заранее о крыше позаботиться. Не отзовется Первоотец, сам виноват, абонента набирали. Правда, меня терзали смутные сомнения, что такая отмазка с богом не прокатит, но лучше иметь хоть какое-то оправдание, чем не иметь.

Кашка прела, компашка наша глотала слюнки, ложкой по лбу я еще никому не врезала, потому как грабки к котелку под крышкой мужчины не тянули, только Филя жалобно моргал. Шерифа все не было. С другой стороны, молнии в той стороне, куда он удалился, тоже не били и раскаты грома не слышались. Шанс на то, что жрец мирно перетрет с Первоотцом нашу проблему, повышались. Они повышались, время текло, у меня в животе раздалось недовольное ворчание, потому я сдалась:

— Ужинаем! Только жрецу тройную порцию оставим!

— Чего это ему тройную? — удивился Кирт, ловко опрокидывая крышку на траву без всякой прихватки и разваливая по мискам кашу.

— Если ты его заменишь в молитвенной беседе с Первоотцом, клади тройную порцию себе, — хмыкнул Керт.

— Не, я столько не выпью, — честно отозвался щитовик и ойкнул. Прямо в лоб ему прилетел желудь.

Все бы ничего, но мы расположились под фальмирскими тетушками берез со светло-серыми стволами, потому желудю взяться было неоткуда. По веткам даже белки с бурундуками не скакали, задрав хвосты.

— Понял, сколько надо, столько и буду пить, — забрав голову вверх, исправился Кирт и получил в лоб уже шишкой.

— Молчи, убогий, — прошипела я, дергая трепача за рукав, — а то третьим будет кокос, и ты этого не переживешь!

Кирт открыл рот, покосился на 'не березы', на меня, на безоблачное небо, сурово хмурящегося брата, вздрогнул и захлопнулся. Даже не стал уточнять, что это за фигня такая — кокос. Вот и правильно, не стоит провоцировать приступов магической шизофрении. Это к тому, что когда ты говоришь с богом — это молитва, а вот если он тебе отвечает, то это уже она самая. Причем в мире магическом еще и в самой опасной для жизни форме — реальной!

Мне кажется, Кирт вообще не сразу понял, что ему знаки посылаются, или он от шока языком молоть начал, отгораживаясь от чудесной реальности привычной стеной из слов?

Пока шипела наставления, мне на голову спланировал лепесток синего цветка крельта в качестве поощрения и, кажется, намека. На языке растений, изучаемом каждой девицей прилежнее каллиграфии, цветочек являлся символом скромности и тишины.

— Мы будем тихи, как мышки под веником, — клятвенно пообещала я небесам, за что получила еще один цветок — алую гвоздику, считавшуюся символом Первоотца так же, как белая хризантема являлась знаком Первоматери.

Вот так вместо прозаичной миски каши в руках оказались возвышенные лепесток и цветок. Дабл Кей и Филя смотрели на меня так, будто не компаньонку по квесту на добычу странных ключей из совершенно неподходящих мест увидели, а что-то незнакомое, шагнувшее на полянку прямиком из древних легенд. Б-р-р! Вот чего бы всем так на Кирта не пялиться? Он, между прочим, высшее внимание тоже дважды привлек! А если в граммах вешать, то его знаки от Первоотца потяжелее моих будут.

К счастью, разрушая противоестественную тишину, треснула ветка под ногой жреца, и он показался нам на опушке. Вид Шериф, перебирающий четки, как иной султан в задумчивости небрежно ласкал бы гурий гарема, имел скорее погруженный в размышления, чем мрачный или благоговейный. Для него, похоже, воззвание к богу-шефу тоже было работой, сложной ли, по призванию ли, но именно работой, а не таинством. Не дожидаясь наших вопросов, жрец сказал:

— Чувствую, слышал меня Первоотец, но знака не подал.

— Скорее всего осторожничает. Не положено ему знамения своим служителям являть, чтобы не спалить перед коллегами участия своего человека в эскападе Ушедшего, — догадливо предположила я, сходу найдя причину желуде-шишко-цветопадов. — Потому все знаки пришлись на нашу, условно незаинтересованную и непричастно-непосвященную по правилам, долю.

И, не сходя с места, прямо до ужина Шериф получил занимательную историю о вреде лишних слов и пользе условных знаков. Дополнительным наглядным подтверждением истинности моих слов послужили желудь и шишка, предъявленные Киртом, а так же части цветущей флоры.

Поразмыслив, жрец пришел к тем же выводам, что и я: Первоотец ничего против нашей затеи не имеет, только просит действовать очень осторожно. Да мы и сами пыли подымать не собирались! Может, среди богов, как в той упряжке из басни Крылова, тоже нет согласия, и если кто чего ненужное пронюхает, то нам мешать примется? Не хотелось бы, ключи — наша единственная надежда на приведение себя в божеский, то есть изначальный, вид...

Обсуждение возвышенно-божественного закончилось. Раздумчиво помешивая кашу и вяло отправляя в рот ложку за ложкой, я думала не о богах и знамениях, а в очередной раз о кулинарии и несправедливости. Вот как так у Шерифа получается? С готовкой впятеро меньше моего возится, а в итоге вкуснятина у него, а у меня — не более, чем съедобно. Мужики, конечно, еду похвалили, и, наверное, если сравнивать со спартанским меню из крупы с кровью, каша с копченостями могла сойти за ресторанное блюдо. Однако я помнила то, чем нас потчевал вчера жрец, и слегка злилась на несправедливость мироустройства. Когда внизу живота неприятно потянуло, причины моего недовольства миром стали очевидны. Как некстати! Хотя... Когда 'это' бывает кстати? Никогда! Мысленно застонав, я нахмурилась. Одно дело дискомфорт, другое дискомфорт, способный разнести в прах всю нашу маскировку. Я на запахи чувствительная, всегда могла точно определить, у кого из сокурсниц или коллег лунные дни нагрянули. И где гарантия, что нам на пути не попадется столь же остроносая особа, которая поднимет панику на тему: 'У беременной паломницы кровь!'?

Глубоко задумавшись, я отставила кашу и машинально сорвала травинку. Повертела в пальцах так же, как мысль в голове, и едва не подпрыгнула! Выход есть! Ким этому учили в пансионате. От злоупотребления, правда, строго-настрого предостерегали, но в жизни каждой служанки случаются дни, когда кровь из носу надо быть в форме. На этот случай имелся особый сбор трав. Вот только с собой у девушки его не было, так же как не было в здешнем лесочке лавки с порошками.

— Ты чем-то озадачена? — осторожно спросил Шериф, присаживаясь рядом, когда Кирт повел Фильку мыть миску к ближайшему ручейку. Да, оставлять наше горе луковое без присмотра, давая ему возможность свалиться в воду и ненароком потонуть, щитовик не желал.

— Мне нужны травы. Как выглядят сухие, я знаю, пропорции составить смогу, но в свежем виде никогда и половины не видела, — раскрыла я причину раздумий. — Но травы нужны сегодня, край завтра с утра. Позже уже будет бесполезно. Или мы их найдем, или все наше паломничество придется отложить на пять дней и отсиживаться здесь в роще.

— Тебе понадобился путевой сбор?! — мигом сложив дважды два, догадался прислушивающийся к беседе Керт. Телохранитель был немного осведомлен об особенностях службы смежников. Или, смутно вспоминалось, в их заведении готовили еще и телохранительниц, а им такой сбор тоже требовался?

— Он самый. Литрица, крестовка, капельник, симеграш и ульпава, — перечислила я составляющие. Крестовку у ручья видела, но другие травы, пока меня в них носом не ткнут, не узнаю, а если и ткнут, тоже не уверена, что сходу признаю.

— Не совсем понял, для чего нужны эти травы, но литрицу и ульпаву я видел, — вставил чуть нахмурившийся жрец.

— Гхм, — смутился Керт, не зная, как при девушке объяснить так, чтобы не обидеть и не смутить.

— Пойду посуду помою, — пришла я на помощь бедняге. Вот уж не думала, что Керт такой стеснительный. Меня-то уже ничем не прошибешь, а щитовики, оказывается, натуры чувствительные. Одно дело в морду съездить или вовсе убить, другое про женскую физиологию при даме рассуждать. Чтобы не смущать чуткую душу профессионального телохранителя, я ушла от костра.

Пока полоскала миску и терла ее клочком травы, мужчины успели уяснить суть щекотливого вопроса и даже изобрели путь его решения. Когда вернулась, меня ждали две охапки вырванной с корнями травы: литрицы и ульпавы. Крестовки, мелких голубых цветочков в форме крестика, я на всякий случай нащипала у воды сама. Пусть и не представляла, где искать симеграш, выглядевший в сушеном виде как плеть садового вьюнка-недоростка, и капельник, от которого в сборе использовался лишь порошок корня. Растение это, насколько помню, получило имя из-за интересной формы корневища и запаха, который давала растертая в ладонях листва.

Как выглядят вживую пока ненайденные растения, мужчины знали. Но где их искать и растут ли они в лесочке Ламильяна близ нашей стоянки? Ответить на этот вопрос предстояло Керту. Нет, козлом отпущения методом считалочки бедолагу никто назначать не думал, просто вспомнили о том, что наш щитовик не только двуногий телохранитель, но и большая собака в прямом смысле слова. Собачий нюх для розыска растений, одного мелкого и второго, источающего своеобразный аромат, пришелся бы как нельзя кстати.

Потому Шериф и Кирт предложили щитовику превратиться в пса и заняться поисками. Керт на это только вздохнул и потер висок. Собакой он оборачивался только раз и в минуту смертельной угрозы. На инстинктах! Как сделать это на заказ, не знал, в чем честно признался.

— Вспомни, как ты себя ощущал, будучи псом, что слышал, обонял, — мягко предложил жрец, а Фиилор уставился на щитовика таким восхищенно-выжидательным взглядом, словно здесь и сейчас готовился получить подарки от Дедушки Мороза за десять недоданных лет.

— Принц обожает крупных зверей и собак в особенности, — снисходительно пояснил причины такого поведения Шериф. — И, что удивительно, любые псы его привечают, даже самые свирепые.

'Не такой уж и редкий дар, — с нежданно-негаданно взявшейся печалью по незнакомому юнцу, подумала я, впрочем, не став озвучивать мысли вслух. — Наш Тимас тоже был тот еще собачник. Ни один пес его в жизни не куснул, да только не спас его талант от падения в ущелье. Клыки скал оказались острее...'

Не знаю, что помогло Керту больше: совет жреца или восхищенное терпеливое ожидание Фильки, а только промучившись с час, который я потратила на приготовление из охапок сена ингредиентов, щитовик сделал это. Превратился!

Пока я мелко-мелко резала в малый котелок стебли литрицы и обирала туда же миниатюрные листья купавки, Керт сменил форму. Сидел себе, сидел мужчина, лоб хмурил, рот кривил, вздыхал на все лады, носом сопел, и вот уже вместо человека пес на траве развалился. Принц восторженно взвизгнул, однако ж к животинке стремглав не бросился, вовремя вспомнил, ради чего превращение затевалось.

Коротко гавкнув, Альт-Керт поднялся на лапы и потрусил в лес, осторожно поводя носом и ушами.

— Какой он красивый! — выдохнул принц вслед псу, заставив того на миг обернуться.

— Породистый, — гордо подтвердила я. — Черный ламильянский улт лучших кровей.

Хотела добавить рацпредложение: если будем нуждаться в деньгах, сдавать песика на вязку, но снова промолчала. Мои циничные шутки здесь вряд ли кто поймет, а если поймет — непременно обидится. Да и некрасиво язвить над тем, кто помогать взялся. А уж торговать друзьями, даже если они порой бывают собаками, и вовсе гнусно!

С собственным цинизмом, привитым с отрочества бесконечной чередой черных пятнышек, я уже ничего поделать не могла. Он стал моей броней, не дающей неудачам слишком сильно ранить душу. Но мне вполне было по силам удержаться и не портить настроение компаньонам. Зачем зря выводить из себя людей? Не все приучены к тому, что все фигня и все можно исправить, кроме несмытых вовремя черных пятен — меток смерти.

Когда стебельков и листиков нащипалось с тройным запасом, я отложила остатки травы. Шериф здраво справился:

— Сезон сбора не важен?

— Важен, конечно, — вздохнула я, разведя руками, — нужная пора силу большую травам дает, как нам говорили. Но когда и какую рвать, я все равно не знаю или не помню. И лишней машины времени в кармане не завалялось. Так что толку рассуждать? Одна надежда, что растения совсем свежие, потому обойдемся тем, что имеем.

— Рваф, — поддакнул Керт, выбираясь из кустов с чем-то зеленым в пасти. Подойдя ко мне, пес разжал челюсти, и лопух, составлявший импровизированную сумку, развернулся, являя несколько плетей вьюнка и выдранный с корнем куст капельника. Запах не врал! Трава пахла талой водой.

— Спасибо! — от души сказала я псу и чмокнула его в мокрый и влажный, а значит здоровый, нос.

Керт чихнул, отступил и, вернув себе человеческий облик, тяжело осел на траву, задумчиво бормоча под нос:

— Земля танцует, деревья кружатся, какие птицы большие полетели, нет, это рыба летит большая, цветами плюется, хвостом виляет...

— Бредит бедняга или решил стихосложением заняться: белые рифмы, абстракция, символизм?! — озадачилась я, разбирая добычу.

— В Радильяре из симергаша готовят сонное зелье, снимающее боль и навевающее грезы, — кстати припомнил жрец, озабоченно приглядываясь с Керту.

— Кажется, если погрызть стебель, результат тот же будет, — справедливо оценил Кирт. Он подхватил не стоящего на ногах брата подмышки и под несмолкающее бормотание о летающих зверях, распускающихся в воздухе радужных цветах и волшебных пузырьках поволок в шатер. Пусть отлежится!

'Хороший у вас план, товарищ Жуков', — проводила я щитовиков фразой старого анекдота и вернулась к разделке новой части растительной добычи. Пока все свежее, надо сделать отвар и выпить. Если бурда, кроме нужного эффекта, какую-нибудь галлюциногенную побочку выдаст, как таблеточка диазолина, принятая от аллергии, то пусть уж видения на ночь придутся и со сном смешаются. На летающих рыб и цветы лучше на подушке смотреть! Хотя, про такие последствия наставница Ким ничего не говорила. Возможно, другие компоненты сбора нейтрализовали глюк-эффект? Или у Керта оказалась повышенная чувствительность к препарату?

Глава 12. Превратности выбора

Утром Керт встал бодрым и трезвым. Ни о каких летающих цветах, рыбках, земноводных и иных представителях мира флоры и фауны не заикался. Он, кажется, вообще о своих глюках и бредовых речах не помнил.

Я, откушавшая горькой бурды для корректировки женского цикла, на видения вовсе не жаловалась. Вышло, как в старом анекдоте. 'Мучают ли вас эротические сны? Почему мучают? Я ими наслаждаюсь'.

Не знаю, какая из травок дала такой дивный эффект, однако всю ночь мне снился тот самый любимый Ким шатен из книжки, периодически превращающийся в Шерифа. Был этот оборотень весьма жив и активен. Описывать дальнейшее, пожалуй, излишне.

Пока потягивалась, разминая залежавшееся тело, ни на что внимания не обращала. А как глазки продрала, заметила на бревне у разгорающегося костерка Филю. Юный радильярец смотрел вовсе не на огонь, в пику расхожему постулату о заманчивости бесконечного созерцания трех процессов, а на меня. Причем с таким блаженным видом, что для признания высочества сбрендившим не хватало самой малости: сочащейся из уголка рта ниточки слюны.

— Чего? — Я свела брови и грозно нахмурилась. Дескать, 'на мне узоров нет и цветы не растут'. Ну ладно, грозно со светлыми бровками не получалось, но хоть какой-то эффект должен быть?

— Ты прекрасна, — протянул Фиилор и снова впал с оцепенение.

'Вот придурочный романтик!' — рассердилась я и, чтобы не наговорить мальчику много грубых непечатных слов, полезла к ручью умываться.

Жрец был уже у воды и плескался, скинув серую рясу и рубашку. Помня, насколько в быстром ручейке прохладная водица, я с уважением хмыкнула и чуть ли не причмокнула, оценивая поджарое ладное тело. Сон в руку оказался, не соврал. Хорош жрец, когда не прячет достоинства под серым балахоном.

После обмена приветствиями в местном стиле 'будь', я решила спросить у Шерифа, как лица опекающего радильярское чудо природы об актуально доставшем. Доколе Филя будет строить из себя придурка и возносить комплименты не по адресу? Пора бы уж твердо запомнить, что я и покойница Симелия — разные девушки, и перенести свою симпатию на более подходящий объект.

— Ты прекрасна! — передразнила я клокотание загнанного воробья, ака Филя Радильярский, и всплеснула руками. — Чем он смотрит-то, чудак? Ладно, мордаха миленькая, ну так ведь все прочее просто суповой набор, способный вызвать интерес разве что у собак. Не его обоже, а он все вздыхает. Сколько можно-то?

— У любви другие глаза, — мягко проронил Шериф, взяв меня за руку и бережно погладив для успокоения, чем вызвал эффект вовсе не успокоительный, а скорее схожий с видениями нынешней ночи. — Ты яркая, непохожая на всех, с кем принцу доводилось встречаться.

— Одинаковых людей вообще не бывает, даже близняшки внутри разные, — несколько нервно, будто прикосновение жреца разом из меня пар выпустило и запустило совсем другую программу, проворчала я. — И не надо о других взглядах на очевидное. Голову сломала, как его от себя отвадить: отрыжка не помогает. Филька словно не слышит и не чует ничего, упрямый. Уже думала, может, щитовиков попросить за мной приударить, так с нашего заморыша станется пойти топиться или сильнее влюбиться из чистого мазохизма.

— Потерпи, — снова мягко попросил меня Шериф, вероятно, натренированный закидонами принца. — Фиилор был слишком разбалован во дворце. Сейчас он похож на птенца, выбравшегося из скорлупы или слетевшего из гнезда. Мало что понимает, растерян, пусть и старается держаться с достоинством. Думаю, он ухватился за твой лик, как за единственно знакомый, придававший смысл его побегу.

'Вот оно что', — призадумалась я, отпуская злость и досаду на пацана. Когда Шериф открыл мне глаза на состояние принца, разом ушло все возмущение. В самом деле, что я на парня взъелась? Сама же в аналогичной ситуации. Он сменил обстановку и изо всех сил пытается быть полезным и вписаться в жизнь других людей. Я делаю примерно то же, только еще и сама в чужой шкурке обживаюсь, нервничаю, а из-за этого настроение скачет. Никогда исключительно приятной в общении личностью не была, а это попаданство меня еще и подпортило.

— Ты прав, — согласилась я с Шерифом. — Парень молодец. Выдует ему лишнее из головы, как с нами пошляется. Спасибо за объяснение.

— Спасибо, что нашла в себе силы понять и принять, — коротко улыбнулся в ответ жрец, и я в очередной раз пожалела, что он именно жрец. Такая неприятная профессия. В сравнении со служением богу никакое другое увлечение, в том числе девушкой, не котируется. Не конкурентка я Первоотцу. И дело вовсе не в поле, разные у нас весовые категории.

Оставив умного человека закаляться и дальше, я храбро вернулась к костру и даже нашла в себе моральные силы улыбнуться мечтателю королевских кровей, кутающемуся в коричневое нечто. Плащ принцу был явно не по размеру, причем Шериф купил одежду такого фасона нарочно и перешивать запретил. Филю предполагалось маскировать. Вот и приходилось бедняге тонуть в метрах коричневого, утешаясь, что оно всего лишь плащ, а не что-нибудь жидкое и неприятно пахнущее.

В путь мы тронулись после завтрака, как и было уговорено: я и Фиилор в карете, Шериф на козлах, Кирт и Керт по обе стороны от упряжки, чуть впереди, чтобы не глотать пыль. Щитовики народ тренированный, потому поначалу они и вовсе бежали ровной рысью, отмахивая километр за километром. Эх, мне бы хоть треть той скорости и выносливости на институтских кроссах, я б отличницей была! Но не дано!

Мы ехали-рысили часа три, не меньше. Путники, встречавшиеся на дороге, провожали нас-паломников уважительными взглядами и осеняли знаками щита. Шериф милостиво дарил им ответные благословения.

А ближе к обеду случился он — перекресток дорог. Вернее, такая развилка по русским былинам должна была бы называться распутьем. Одна дорога делилась на три веточки. Так куда пойти-податься бедным паломникам?

Ответ пришлось искать в кювете. О нет, карета не сломалась и дабл Кей все еще были полны сил. Зато в полный рост встала извечная проблема выбора. Нужные исторические, то есть религиозные места поклонения Первоотцу разной степени древности без особого труда можно было отыскать в любом уголке королевства. В Ламильяне Первоотца почитали, пожалуй, лишь чуть меньше, чем Первоматерь, и значительно больше богов-стихийников, властителей тверди, ветров и вод. Лишь Дагонт Очиститель стоял особняком, ему как бы это подипломатичнее выразиться, не то чтобы поклонялись, скорее, восхищенно признавали несомненную пользу и немного опасались авторитета бога, как Законника, искореняющего грязь в душах. Но нам-то нужна не абы какая достопримечательность! Предстояло определить нужный путь паломника, ведущий в тюрьму. И не абы какую, а в ту, где Ушедший ухитрился запрятать очередной ключ. Третий по нашему счету.

Пришлось тормозить, высаживаться и снова торжественно вручать Фиилору зонтик с замаскированной рогулькой. И вот уже принц в безразмерном коричневом мешке, торжественно именуемом плащом паломника, встал на захолустном перекрестке Ламильянской земли.

Вооружен и очень опасен (взглянешь, от смеха помрешь с гарантией) был наш искатель в грязновато-коричневом, из которого выглядывали лишь прядки золотистых волос, тонкий носик и поблескивали напряженной готовностью зеленые глазки. Умилительный зонтик, изукрашенный цветными ленточками, дополнял картину, повышая градус общего абсурда.

Решено было для начала не хватать принца за конечности и прочие угловатые части тощего тела, которое сперва еще в складках плаща следовало нашарить. Водить хороводы никого не тянуло. Танцев у стен Кретаграта хватило компании по уши, чтобы накушаться вольными импровизациями на алкогольно-загульную тему.

Мы банально намеревались постоять в непосредственной близости. Вдруг телесный контакт больше не обязателен, и два ключа, подвешенные в мешочек на поясе, помогут Филе с определением направления больше, чем дружеские пожатия и коллективные обнимашки?

Мы расположились рядом, и все вместе, включая лошадок, с интересом наблюдали за процессом. Фиилор нервно покрутил зонтик в ручонках, покачал его в руках, как младенца, что при подкладной подушке смотрелось жутковато. Будто свихнувшаяся девица, принимающая аксессуар за новорожденного ребенка. К счастью, сеанс кошмара быстро завершился. Принц, ухватив ручку зонтика-рогульки обеими лапками, храбро зажмурился для лучшей настройки на телепатические волны. Постоял, явно ничего не улавливая, вдохнул, шмыгнул носом и робко спросил:

— Может, мне того напитка глотнуть, как у Кретаграта?

— Сопьешься, если каждый раз за сивуху хвататься будешь, — посочувствовала я принцу. — Ключей много!

Мужчины задумчиво переглянулись. Шериф не хотел поить воспитанника, дабл Кей особо вреда от пары глотков не видели, ежели для пользы дела.

— Давайте для начала ему понюхать дадим. Может, не алкоголь в крови, а мерзкий запах режим поиска принцу врубил? Филе настолько захотелось, найти нужное, чтобы больше ничего противного не нюхать, что он взял и сразу нашел? — начала рассуждать я.

— У тех стен много чем воняло, — хмыкнул Кирт. — Нам такого амбре нипочем не воссоздать.

Шериф вздохнул и разрешил понюхать сивуху. Керт вытащил из нычки под днищем кареты фляжку, извлек пробку и ткнул принцу прямо в нос. Филя честно вдохнул полной грудью, закашлялся, покачнулся, вцепился в зонтик, как утопающий в соломинку и снова зажмурился. Поднял зонтик вверх, вытянул перед собой и поводил влево-вправо, вправо-влево.

Да, такого представления здесь не случалось отродясь! На столб-указатель приземлилась непуганая крупная серая птица и глумливо хохотнула-каркнула. Зажмуренный Фиилор вздрогнул, покачнулся и ткнулся кончиком зонтика вправо. Птица, сделав черное дело, шумно снялась с места. Принц распахнул глаза и неуверенно протянул:

— Кажется, потянуло в ту сторону, и словно огонек теплый в животе на мгновение зажегся.

— Сейчас тянет? — справился Шериф, а я прикусила язык, проглатывая вопрос про необходимость посещения сортира из-за причудливых ощущений в животе.

Филя снова перехватил покрепче зонтик, поводил им из стороны в сторону, и почти уверенно признал:

— Да, туда тянет. Первый раз едва-едва чувствовалось, а сейчас, как еще разок попробовал, сильнее потянуло. Как если бы ко мне волосок тонкий привязали и туда на нем повели.

— Значит, нам в Исперскую кандальню, — покумекав, определился Керт.

— Там страшные преступники? — с неожиданным азартом переспросил Фиилор. Вполне возможно, он, как многие слабые нервами чудики, обожал слушать жуткие истории, после которых и со здоровыми-то нервами заснуть проблема.

— Не особо, — моментально разочаровал принца Кирт. — Больше те, кто познатнее, там срок коротают. Убийцы, конечно, тоже встречаются, но не такие, кому виселицу вечным заключением заменили. Больше знатные, из тех, кого удавить политические интересы не позволяют.

— Рядом с кандальней Собор Кающихся, — припомнил Шериф, порывшись в памяти на достопримечательности сопредельной страны. — Но беременным в таком храме не место, лучше выбрать целью паломничества Обитель Первоотца Милосердного. Она несколько дальше, но тоже в нужном нам направлении.

— Как скажешь. Значит, для всех чрезмерно интересующихся мы следуем в Обитель, — пошевелил пальцами трепач-щитовик.

— Ты не понял, наша дорога в любом случае ляжет через Обитель, — укорил охранника жрец. — Нельзя надеть плащ паломника и пренебречь молитвой в храме. Первоотец такого глумления над ритуалом не простит.

— Значит, совместим: поищем и помолимся, — снова подтвердил Кирт и получил на свою болтливую голову очередную шишку, прилетевшую с абсолютно чистого (ни облачка рядом не было, ни деревца) неба.

— Судя по всему, нас услышали и одобряют, но в очередной раз предупреждают о пользе молчания, — перевела я суть знамения под одобрительную усмешку Шерифа.

Шишку он, между прочим, как и первую из леска и желудь, свалившиеся на лысую маковку щитовика, он с дороги поднял и припрятал где-то в коричневых складках плаща. Правильно, нечего знамениями разбрасываться. Вдруг пригодится? Скажем, самовар растопить или музей имени Первоотца открыть?

Выпивку в очередной раз спрятали куда-то под днище кареты, не дав Фильке ни понюхать вторично, ни лизнуть. Нечего молодежь спаивать, она и так живет как во сне романтическом, ладно хоть не страшном. Я и под дулом пистолета сивуху лакать не буду, вот если бы ликерчика предложили кофейного или хорошего красного винца... Эх, где ты, мой маленький бар, кому достался в наследство?

Но оставим мысли о вкусном и грустно-недостижимом. Мы, получив ориентиры, снова пустились в дорогу. Кто бегом, вот же выносливые, как жеребцы, мужики! Или даже более, чем жеребцы, и точно куда как неприхотливее. Их после пробежки точно ни скребками чистить, ни поить аккуратно не нужно, и всякое такое, для меня, по счастью, запретное (а то получу за доброту копытом промеж глаз!) делать не требуется.

На ночь пришлось остановиться в придорожном трактире, где, слава Дагонту, ни насекомых в кроватях, ни мерзких запахов нечистот не было. Кимея, глупышка, не понимала, а я уже давно сообразила, что здешний бог, несмотря на возвышенное прозвище и вершащуюся его именем непримиримую борьбу со всякими отступниками, в большей степени главный по СЭС. Очень, очень полезный бог! Практически повелитель всех Мойдодыров и сортиров Фальмира! Кстати, очень политически верный ход: пока Первоматерь и Первоотец сражаются за души людей, Дагонт давно прибрал к себе их тела. Приучил к гигиене, чистоте и относительному, для меня — жительницы изнеженного технического мира, комфорту. Вроде бы бог не на первых ролях, но он везде и без него людям, привыкшим к лучшему, враз хреново становится.

Ужинали мы, понятно, в комнатах. Паломникам светить капюшонами в общем зале не полагалось, что помогало против лишнего любопытства. И все было у нас замечательно, то есть спокойно, мирно, тихо и просто лепота, до тех пор, пока ночью — ну а когда же еще — в коридоре не раздался грохот. Ну... грохот и грохот, мало ли кто и чем гремит, может, ударник-любитель потренироваться решил и сейчас получит от поклонников по барабану. Так нет, грохот сопровождался характерно-знакомым паническим воплем. Сразу захлопали двери рядом, раздались встревоженные голоса, и очень быстро дверь в комнату, которую я уже традиционно делила с принцем, распахнулась без предварительно-вежливого стука. Вошли Шериф и Кирт, внесли Фильку.

Толстая свечка-ночник, которую пришлось оставить у дверей, потому как Филя боялся полной темноты, а ночи царили безлунные, выхватила кусок бледного, искаженного страданием лица, а потом, как Кирт повернулся, еще и неестественно вывернутую и опухающую прямо на глазах лодыжку высочества.

— Упал с лестницы, — крякнул Кирт, сгружая тушку в маскировочном плаще, который Фиилор не снимал даже ночью, на свободную кровать.

Вопроса 'как' у меня даже не возникло, зато на языке вертелся другой: 'Какого черта?', который я заменила на несколько более вежливое:

— За каким х... лядом его высочество понесло из комнаты?

Филя в ответ стал немного розовым и засмущался.

'Сортир искал, а нашел проблемы, как обычно, — однозначно истолковала я красочное молчание. — А все потому, что ночной вазой в одном помещении с девушкой пользоваться постеснялся. Воспитание не пропьешь, а проблемы наживешь'.

Шериф между тем ощупал лодыжку подопечного и бесцеремонно дернул, возвращая ноге нужный вид. Филя вскрикнул подстреленной птичкой и опал в обморок.

Кирт досадливо крякнул, намочил в кувшине для умывания чистую тряпицу, оставленную тут за полотенце, и шлепнул на пострадавшую лапку парня. Жалел он Фильку. Если я ему сестренку напоминала, то кого радильярский принц — ума не приложу. Может, любимого щенка или котенка? С такими-то глазищами!

— Теперь все равно отек будет, даже если забинтовать, — я досадливо цокнула языком. — Интересная методика самострела.

Жрец только согласно вздохнул и полез в вещи принца, чтобы вытащить скатку бинта — местного аналога, конечно. Обычная узкая и длинная тряпица без всякой эластичности. Где ж тут найти современный материал? Дагонт больше по гигиене, к медицине прямого касательства не имеет и резину даже по очень большому блату не производит. Сняв нагревшуюся мокрую тряпку, Шериф привычно (наличие бинта в вещах говорило о частоте всевозможных травм, требующих фиксации) забинтовал ногу принца.

— Чего вы парня самострельщиком обозвали? — удивился Кирт. — Каждый может на лестнице споткнуться. Я, если выпимши, не раз падал и чего-нибудь ломал, не себе, конечно.

— Просто так, без мотива и повода, на Фальмире ничего не случается, друг мой, — покачал головой жрец, включая режим мудрого проповедника. — Боюсь, юный принц так мучился необходимостью, как ему подспудно казалось, нелицеприятного обмана бога, что невольно послужил причиной собственного падения.

— Это ты к тому, что парень ногу поранил, чтоб в карете честно ехать, потому что ходить теперь не сможет? Кобылу мне в жены! — изумился щитовик, в сердцах стукнув кулаком по бедру. А когда Шериф кивнул, признавая нелепость мотива, еще разок с неподдельной жалостью глянул на принца.

Да уж, повезло нам с живым ключеискателем! Прямо скажем, очень условно повезло. Нет, работать-то он работает, но чинить, как и любой прибор, его приходится регулярно. Даром, что приборчик живой, на двух ножках бегает, вернее, бегал. Теперь отбегался, лишь хромать или ползать будет.

Посетовав на Филю и посочувствовав ему же, народ разошелся досыпать, а утром... Конечно, выздороветь враз, встать и побежать принц не смог. Сопел виновато и кидал полные раскаяния взгляды на нас из-под золотистой завесы волос. Может, боялся, что мы ему к вывихнутой ноге еще и перелом второй организуем или сразу свернутую шею добавим для комплектности?

Калечить принца больше, чем он себя изувечил, разумеется, никто не стал. И ругать не начал. Жаль только, вмиг вылечить его возможности не имелось. Наверное, моментальное исцеление боги считали непедагогичным, потому скоростное целительство травм, магическое или жреческое, на Фальмире особого распространения не получило.

Вернее, дело обстояло примерно так: некоторая сила у жрецов все-таки имелась, они могли поспособствовать выздоровлению пациентов, но не враз и за минуту, как в книжках или компьютерных играх, а постепенно. Серьезно поранившихся, бывало, вообще относили в обители Первоотца или Первоматери, где за ними (не бесплатно, конечно) ухаживали, и больные на ноги поднимались быстрее, чем если бы валялись дома без жреческого пригляда, пусть и с лучшими сиделками или лекарями под боком. Молитвами ли недужных поднимали или каким-то иным методом — Кимея не интересовалась. Ее догадки о неустанных молениях усердных служителей богов я на веру принимать не спешила.

После завтрака в комнатах, Кирт посильнее натянул на глаза принцу и себе коричневые капюшоны маскировочных плащей, затем подхватил смущенного Фиилора на руки. Не служителю же бога 'паломницу на сносях' транспортировать? Шериф поправил съехавшую набок подушечку в районе живота калеки, и мы двинулись на выход.

Какой-то не в меру религиозный, то ли просто излишне деятельный юноша подскочил к лестнице и, тишком пытаясь заглянуть под капюшон Фильки, принялся настойчиво предлагать помощь паломникам.

— Помолись об успехе нашего пути, — великодушно дозволил Шериф под тихое рычание пытающегося пройти с ношей Кирта. — И о своей скромности помолись, лирт, пусть отсыплет тебе ее малую горсточку Первоотец в неизбывном милосердии своем и прозорливости.

Смазливый повеса, чьи помыслы раскусил жрец, отвел глаза от нарядного ботиночка Фиилора, выглядывающего из-под убогого рубища, и покраснел, отступив. Больше никто ни мешать, ни помогать, создавая помехи, не рвался. Керт заплатил за постой (кстати, паломникам полагалась приличная скидка!), и мы продолжили путь.

Глава 13. Хочу в тюрьму!

Дорога наша, как уже было оговорено, лежала в Исперскую кандальню со специфическим родовитым контингентом. В тот же день до обители мы не добежали — не доехали. Стало совестно беспардонно гонять щитовиков. Потому они порой бежали, порой переходили на быстрый шаг, и карета катила по дорогам Ликладика неспешно. Узнавания под развесистой маскировкой безразмерных плащей мы не боялись и двигались спокойно.

По прикидкам мужчин и указателям, до тюрьмы оставалось несколько часов езды в нашем темпе. На ночь остановились в очередном трактире с очередным поэтичным названием 'Придорожный'. Я поймала себя на мысли, что эдакая безыскусная простота начинает не столько надоедать, сколько вызывать подозрения. Особенно если сравнивать с пестрым ассортиментом земных вывесок, от креативности которых порой рябило в глазах и перемыкало в голове.

Тут у народа фантазия вообще не работает? Порылась в памяти Ким и с ужасом констатировала: и впрямь не работает. Как ушел Ольрэн, эффектно хлопнув дверью, так и стал угасать творческий пыл людей. Фальмир выцветал, становясь серой посредственностью.

Да-а-а, интересно, и чья в том вина? Божественный дар творить был тесно связан с приколистом Ольрэном и покинул мир вместе с изменчивым богом? Или же Ушедший таким образом отомстил всем оставшимся, обрекая их в конечном итоге на вечную (для бессмертных-то богов) и оттого стократ более страшную скуку?

Я не стала пока делиться своими соображениями со спутниками. Кимея слишком мало знала сама. Возможно, творчество отнюдь не в загоне или загон ему создан искусственно служителями богов при попустительстве или с подначки небожителей? Вдруг у них есть великая мысль и они ее думают? Пожалуй, стоит с Шерифом для начала поболтать, а пока отложить общий разговор о вдохновении.

Филю под оханье молодой и тоже пребывающей в интересном положении хозяйки трактира вынесли из кареты, я выбралась сама. Ее деловитый муж вместе с парнишкой-конюхом торопливо занялся лошадьми и вещами. На сей раз нашлось аж четыре свободных комнаты, чтобы всем разместиться с комфортом. Щитовики привычно расположились на пару.

Ужин в отдельный малый зал, где сидели лишь мы, паломники, вместе с парой служанок принесла сама хозяйка на трех больших подносах. Квохтала и суетилась так, будто мы были ее потерянными в младенчестве детками, помирающими от голода. Даже чуть-чуть неудобно за нашу мистификацию стало.

Я отхлебнула местного чая и чуть не подавилась. Горячим или мерзким на вкус напиток не был, зато в очередной раз со мной в западло решил сыграть дар. На хозяйке 'Придорожного' прямо у меня на глазах проступали черные пятна. Одно как раз на животе, где зрела новая жизнь, и еще два поменьше на ногах.

Когда гостеприимная хозяюшка весело спросила, не нужно ли лиртам паломникам еще чего, я с тяжким вздохом отставила кружку и сказала:

— Нужно. Знать. Скажи, лирта, ты сейчас куда-то лезть или спускаться собралась?

— В погребе надо колбасы пересчитать, — растерянно отозвалась симпатичная пухлая молодка, распахнув в изумлении блекло-голубые глазки.

— Не ходи, сегодня-завтра не ходи, а лучше попроси кого-нибудь из мужчин проверить, все ли там со ступеньками в порядке, — посоветовала я и облегченно перевела дух.

Чернота выцветала. Люблю работать с доверчивыми и поддающимися стороннему влиянию объектами. Как с ними просто! Даже давить, что-то выдумывать и призывать на помощь авторитет Шерифа не понадобилось.

— Ла-ла-ладно, — растерянно пробормотала хозяюшка и бочком-бочком, колобком выкатилась из залы.

— Пятна? — односложно уточнил Керт.

— Были, — кивнула я, принимаясь с вернувшимся аппетитом за тушеное с овощами мясо. Не картошка, репень, но ничего, пойдет. Ким к нему привычна была, да и я уже ко вкусу притерпелась.

— Ты достойно несешь тяжкое бремя, — в очередной раз поощрительно констатировал жрец.

'Хоть ты, Исаич, не подкалывай', — мрачно засопела я, не зная, как объяснить Шерифу свои отношения с даром. Наверное, больше всего подходило 'чемодан без ручки: нести неудобно, а выбросить жалко'. Привыкла, что ли? Или лестно было хоть такую особенность, выделяющую из толпы, иметь? Детально никогда не анализировала собственных ощущений, а потом новое стало настолько привычно-досадным старым, что и желание разбираться сгинуло в круговерти бесконечных забот.

А сейчас... Не знаю. Поставь меня снова перед тем зеркалом и скажи: заглянешь — встретишь Смерть при портфеле, зажмуришься — дар мимо пройдет. Обычную жизнь проживешь. Самой интересно, что бы я выбрала теперь, находясь в мире, где есть место волшебству? Думаю, лишиться дара и стать совсем обычной не захотела бы.

Ужин почти закончился. Я специально выжидала, чтобы серьезными темами не портить людям нагулянный, то есть набеганный и наезженный, аппетит. Дабл Кей, понятно, ничто не смутило бы, ибо еда для щитовиков — это святое, но Шерифа я пожалела. Человеку и так в последнее время досталось изрядно. С еретиками бок о бок путешествует, в руках себя держит, не шпыняет никого, проповедей не читает и покаяться не призывает. Филя, опять же, натура утонченно-проблемная, неустанного внимания требует.

Шум за тяжелой дверью послышался такой, будто к нам прорывался с боем отряд наемников. Мужчины насторожились, руки щитовиков скользнули под плащи к спрятанным клинкам.

Паломников вовсе не обязывали следовать по городам и весям Фальмира безоружными, в пути всякое порой случается, и не божеское это дело за каждым шагом верующего наблюдать, опекая. Не одобрялось лишь открытое ношение и обнажение железа в пустых сварах. Потому под плащами у дабл Кей был их обычный арсенал.

В залу ворвалась не штурмовая группа короля Ламильяна, жаждущего возмездия за злодейски погубленную дочь. Бешено вращая глазами, из двери выпал трактирщик и сходу, плюхнувшись на колени, пополз к столу, захлебываясь бормотанием:

— Сам Первоотец вас к нам послал! Ступенька сгнила! Моченое яблоко упало! Не заметили!..

Пока мужчина пытался подергать каждого из нас за плащи, мы уясняли: в погребе в самом деле могла случиться трагедия, потому что 'Аннушка уже пролила подсолнечное масло'. Одна из ступенек прогнила достаточно, чтобы подломиться под весом раздобревшей хозяюшки, а стоило бы ей ступить на следующую, так и вовсе могла оскользнуться на оброненном неловкой служанкой моченом фрукте.

Но поскольку в подвальчик после панического лопотания жены о советах паломницы отправился сам трактирщик с хорошим фонарем, то все эти дефекты-ловушки смог обнаружить без членовредительства. О чем теперь в красках и состоянии крайнего возбуждения норовил нам поведать три раза кряду. Жрец пошевелил пальцами, встал и, подхватив взволнованного мужика, повел прочь. Вот так обломалась я с разговором. Зато поужинали без докучных изъявлений благодарности. Не знаю, что уж там Шериф втирал трактирщику, но к нам лобызать плащи тот больше не прорвался. Зато Филя благоговейно-восхищенными взорами достал. Будь я более восприимчива, давно бы от такого подавилась куском.

Какое же счастье, что у нас нынче отдельные комнаты с щеколдой! Я скинула надоевший плащ и еще более надоевшее платье с подушкой и, накинув халатик, выделенный Фиилором в мою личную собственность, с наслаждением плюхнулась на кровать. Эх, еще бы книжку хорошую! Да кто ж даст-то? И взять самой негде. Здешние высокопарные словеса в прозе или, что хуже, вирши ничего кроме зевоты у меня не вызывали.

Стук с одновременным голосом Шерифа раздался минут через десять блаженного лежачего одиночного безделья в позе морской звезды:

— Лирта Кит, мне показалось или ты искала беседы?

— Искала, — согласись я, даже без стона сожаления слезла с кровати и впустила гостя.

Шериф не Филя, играть в стесняшки не стал. Прошел и сел спокойно на стул, улыбнулся краешком рта, огладил бородку и чуть подался вперед, демонстрируя интерес к беседе.

— Мне мысль одна неприятная в голову пришла. О Фальмире и Ушедшем. Я помню все, что помнит Ким, но через призму ее восприятия анализировать сложно. Скажи, — я вздохнула и спросила в лоб, без иносказаний: — Мне кажется, или вместе с Ушедшим из мира сбежало само истинное вдохновенье? Как ушел Ольрэн, так постепенно стала угасать жажда творчества людей. Ким, к примеру, не помнила ни одной по-настоящему новой песни или стихотворения. Да что искусство, я как названия трактиров вижу, меня на нервический смех пробивает. 'На площади', 'На перекрестке', 'Придорожный'... Ха!

— И как ты бы ты назвала этот трактир? — аккуратно уточнил Шериф.

— Да как угодно! После сегодняшнего, его вообще можно переименовать в 'Ступенька и яблоко', 'Четыре плаща и жрец', 'Место для чуда' или 'Предсказанному верь!'. Интригует, и все спрашивать будут 'Почему так?', глядишь, на постой встанут, лишнюю монетку за рассказ заплатят. Развлечение тоже денег стоит! — всплеснула я руками.

— Я понял, что ты имела в виду, пусть и не замечал очевидного сам, — медленно прикрыл веки жрец. — Боюсь, ты права. Мы не умеем думать иначе. Возможно, разучились с уходом Ольрэна.

— Тогда понятно, почему так злятся на Ушедшего здешние боги. Они же наверняка привыкли развлекаться, наблюдая за людьми, а теперь никакого веселья нет, одна сплошная скука с рутиной остались... — озвучила я свои недавние мысли умному человеку.

Шериф задумчиво промолчал. Соглашаться со мной вслух означало критику того, кому служишь. С другой стороны, возражать жрец тоже не спешил. Аргументы говорили не в пользу Первоотца и Компании. Пожалуй, молчание было воистину не только золотом, но и лучшей дипломатической тактикой. Шишки, желуди и прочие более тяжелые предметы на голову, как последний аргумент в споре, вызывать никому не хотелось.

После чудесного спасения хозяйки за постой с нас категорически отказались взять даже символическую плату. Еще и продуктов в дорогу напихали, как в голодный год на армейский обоз. Перед отъездом я выглянула из кареты и увидела, как торопливо снимают массивную трактирную вывеску работники.

Вопросительно покосилась на проверяющего крепления дверец, чтоб не распахнулись при движении, жреца. Неужто он подсказал идею о замене? Шериф усмехнулся краешком рта, подтверждая предположение, и я не выдержала:

— Какая?

— Они пока сами не определились. Увлеклись, спорят, — ответил этот коварный тип гражданской наружности, подбросивший парочке владельцев идею о переименовании и варианты в несвойственном миру ассортименте.

Наши спутники мгновенно заинтересовались сутью вопроса. На этот раз я уже не стеснялась и озвучила во всеуслышание обкатанную на Шерифе мысль об угнетении творческой мысли на Фальмире. Заставила компанию призадуматься, удивиться и неохотно согласиться с идеей проклятия. Легко ли записать себя и всех вокруг в проклятые волей одного своенравного божества? Да еще так хитроумно, чтобы не замечать собственной ущербности!

Но ничего прямо здесь и сейчас для развеивания 'эффекта тупицы' мы предпринять не могли, пришлось тему вынужденно оставить. Зато еще минут двадцать дабл Кей и Филя развлекали нас громкоголосым спором на тему: какое из названий лучше.

Практичным щитовикам нравились конкретные версии 'Ступенька и яблоко' и 'Четыре плаща и жрец', а Фиилор склонялся душой к волшебным вариантам. Но, и это я отметила, как должное, никто не предложил нового варианта названия, пусть даже совсем неудачного. Этот факт лег в копилку еще одним доказательством божественного проклятия.

— А как мы в тюрьму попадем? — озвучил на обеденном привале наивный вопрос Фиилор, аккуратно обкусывая жареную птичью ножку.

— Подкупим охрану, — пошевелил пальцами Кирт с откровенной беспечностью. — Ухо в заклад положу, в кандальню частенько родственнички заключенных наезжают. Если хорошо заплатить, можно устроиться неплохо везде, даже там. Еду, вещи, девочек заказать. Разве что выйти нельзя. За этим точно следят бдительно. Стоит хоть слуху о побеге проскользнуть, охрана скопом тепленькое место потеряет, как бы ни вместе с головой. Помнишь, Кирт, у нас Лирс учился? Он к дядьке-махинатору, что за фальшивую чеканку сюда угодил, ездил, проведывал. Надеялся, тот его в завещании черканет. Несколько золотых извел, а только зря, все короне отошло. Не простил величество посягательства на свое право. Если бы дядька ее величество того-этого на кровати повалял, может, и простил бы, а чеканку — нет. Это ж все равно, что его самого...

Филя смущенно закашлялся от откровенно-пошлой шуточки щитовика.

— К кому будем проситься с визитом мы? Есть идеи? — уточнила я у дабл Кей, как самых больших знатоков контингента и обычаев кандальни. — Или на месте будем определяться, когда вы за бутылкой чего-нибудь вдохновляющего с местными стражами перетрете? Тюрьма же не в чистом поле стоит? Там какая-нибудь деревенька по соседству есть?

— Есть, — хохотнул Кирт и в ответ на мой недоуменный взгляд пояснил: — Она так и называется — Прикандальная.

— Не удивлена, — хмуро констатировала я и попросила: — Порази меня, скажи, что трактир называется не 'Прикандальный'!

— Не удивлю, — сожалея, цокнул языком трепач.

— А как иначе-то? — наивно вопросил обделенный искрой творения Фиилор, не увидев ничего странного ни в одном из названия.

— Как угодно. 'Не тюрьма', 'Кружка для стражника', 'Предпоследний приют'... — начала я выдавать пулеметной очередью версии под изумленно распахивающимися глазищами принца. — Ай, да как угодно!

Я отмахнулась и замолчала, откинувшись на подушки. Странное дело, пока не обращала внимания на здешнюю ограниченность, привычно глядя на все глазками Ким, меня ничто и не царапало. А как своими взглянула, словно пелена маскировочная упала и шаблонная узость начала бесить.

— А почему предпоследний? — заинтересованно подал голос с козел Шериф.

— Возможны варианты, — хмыкнула я. — Последняя остановка перед кандальней, перед кладбищем, перед возвращением домой под око поигрывающей сковородой жены.

Щитовики дружно грохнули, оценивая последний вариант. Так могут смеяться лишь свободные, не примеряющие на себя неприятную ситуацию люди. Им вообще по контракту запрещено было жениться, пока состояли в охране принцессы. Чем парни с успехом и пользовались, развешивая лапшу на ушах всех готовых к знакомству особ, склонных слушать сказки про 'поднакоплю деньжат, выйду в отставку и добрую девицу, какую уж сейчас себе присматриваю, хозяйкой в дом возьму'.

Деревенька Прикандальная медленно вырастала слева от дороги, справа показалась Исперская кандальня. Она больше походила на волшебный замок, чем на тюрьму. Удивительно белые толстые стены кандальни были сложенны из больших блоков. И верно, зачем рубить мелкие кирпичи, если недалеко горы, а в них когда-то был каменный карьер? Белый камень, не мрамор и не ракушечник, наверное, а что-то больше напоминал мне известняк. Хотя я не припомню, чтобы на Земле он встречался в настолько белом виде, скорее отливал в серый или желтый. С другой стороны, много ли я повидать успела? В геологии и минералогии не разбиралась.

Трактирная вывеска с очередным обезличенным названием вызвала у дабл Кей очередной приступ веселья. Местная прислуга озадаченно косилась на весело похрюкивающие коричневые плащи и понять не могла, над чем таким угорают паркующиеся паломники. Но, наверное, решили, что веселье как-то связано с благородным путем к Первоотцу, и с вопросами не полезли.

Очень любезный трактирщик обрадовал нас наличием свободных комнат и едва не довел до греха смертоубийства кучей уточняющих вопросов о дополнительных услугах. Интересно, когда его убьют за настойчивость? Я даже специально пригляделась, но черных пятен — меток смерти не заметила. А жаль! Сейчас бы промолчала и даже совестью не мучилась. Всегда терпеть не могла навязчивый сервис!

В зале двухэтажного трактира, тоже, кстати, сложенного из белого камня, как и почти все домики аккуратной деревушки, было темновато. Окна имелись, но нарочно задергивались какими-то тяжелыми занавесками. Зачем? В темноте не так заметны мухи в подливке и мошкара в пиве? Или стражникам с клиентами кандальни в такой атмосфере встречаться удобнее? Темнота не только друг молодежи, но и посредник между клиентами, жаждущими свидания с заключенными, и стражей?

А что? Вполне может быть. В левом углу, как раз там, где темнее всего, парочка мужчин в серо-коричневой форме цедила пиво и с аппетитом употребляла что-то сочащееся жиром и мясное. Длинное, как сосиски, и толстое, как сардельки. А-а-а, не угадала, это оказалась чесночная колбаса. Ударивший в нос 'аромат' успешно подтвердил версию.

— Я на переговоры с этими ароматными однозначно не пойду. Филю тоже пускать нельзя, его же сразу стошнит и все наши договоренности пойдут прахом, — прошипела я из-под капюшона, усаживаясь за свободный стол, рядом с Кертом. Шериф, Филя и Кирт сели с другой стороны стола.

Еда появилась на столе едва ли не быстрее, чем мы заняли места.

— Не торопись, найдем, как договориться, — прочавкал Кирт, легко сходившийся с людьми. — Поставим ребятам кружку-другую-третью, порасспросим, о каких грешниках Первоотцу помолиться особенно следует, может, попросим на этих самых грешников глянуть, чтоб, значит, точно знать, о ком перед Первоотцом словечко замолвить.

Или я ничего не понимаю, или наш щитовик только что на коленке придумал весьма подходящий план. Повисшее за столом после его слов молчание подсказало, что я не брежу, и остальные тоже поражены дельным предложением.

— Говоришь, мы творить и выдумывать разучились? — подколол меня Керт, живо одобрив поданную напарником версию.

— Говорю, оттого и удивляюсь. Разве что нашего друга так на приступ вдохновения пробило, потому что рядом с Филей сидит, а оба ключа неотлучно при нашем добывайке болтаются? — Озадаченно качнула я головой, разве что в затылке чесать не стала.

Шериф задумчиво огладил бородку и кивнул, признавая за версией о помощи божественных артефактов-вдохновителей шанс на существование. Не Первоотец же щитовику на ухо идею нашептал? Во-первых, он больше по шишкам специализируется, во-вторых, если уж шептать гениальные идеи на уши, то своему жрецу, вот же он, совсем рядом, а не болтливому бойцу.

— А я-то думал, чего мне в бок упирается? — озадаченно пробормотал Кирт, наморщив высокий, как и у каждого лысого типа, лоб. Я снова прикусила язык, чтобы не выдвинуть самую ходовую версию, где фигурировал бы созревший и заглядевшийся на подавальщиц принц, соседствующий с щитовиком.

— План хорош, — одобрил жрец, — думаю, стоит заняться им сразу после ужина.

— Ага, пока те стражи еще способны языком ворочать, — хохотнул словоохотливый Кирт, важно расправив плечи. По части раскрутить любого мужика на треп за кружкой спиртного, он всегда был докой. А если к этому умению теперь еще и искорка божественно вдохновения приплюсовалась, то никто не устоит!

Глава 14. Вожделенная экскурсия

Щитовики поели споро и отправили нас с Филей, как пол слабый и в литрболе сражаться не способный, по комнатам. Ходить, пусть не бегать, зато не сильно прихрамывая, принц уже мог. Отек с ноги спал еще утром, вправленный вывих заживал, и если ногу много не трудить, потихоньку передвигаться самострельщик мог сам. Но осторожничал, за стеночку держался, за перила лестницы хватался. Из-за широченного плаща птичья подпрыгивающая манера его передвижения не бросалась сильно в глаза. Хотя, кому какое дело? Может Первоотцу поклониться не только беременная, а и нервическая особа едет, чтоб сразу оптом блага общего оздоровления у божества испросить?

Спровадив нас, щитовики с религиозно-интеллектуальной поддержкой в лице Шерифа отправились знакомиться со стражниками.

Фиилор, сбросив в пустом полутемном коридоре надоевший капюшон, тишком спросил у меня, как думаю, пойдем ли мы завтра в кандальню. На что я честно, прикинув возможности организмов наших спутников и их собеседников, ответила: пойти-то пойдем, но завтра — вряд ли, во всяком случае, не с утра. Стражам местным проспаться надо, с тем главным, кто разрешение на экскурсию дает, потолковать, аванс поделить так, чтоб ни самих себя, ни начальство не обидеть...

— Поскорей бы, — мечтательно вздохнул принц, топчась перед дверью в свою комнату.

— Не терпится оказаться в тюрьме? — шутливо изумилась я.

Радильярское высочество хихикнуло и шепотком поделилось:

— Очень хочется посмотреть, какой третий ключ будет. Любопытно!

— Почувствовал вкус к приключениям, Филя? — снова удивилась я.

— Я... мне нравится, что могу сделать нечто такое, что никому другому не под силу. Я больше не парадная статуя, которую отцу так удобно выставлять, предъявляя всех сыновей толпе. Может, я и слабый и не храбрый, но я принадлежу самому себе и собой являюсь. Когда смотрят на меня, теперь видят именно меня, а не младшего неудачного принца Радильяра. Мне еще поэтому так нравится новое имя. Оно на старое, избитое и высокопарное, не похоже.

Вывалив на меня весь этот сумбур, Фиилор прижмурился, наверное, ожидая вала негодования. Как это ты, никудышное высочество, посмел усомниться в своем предназначении — следовать воле короля Радильяра ради процветания родины? Или, быть может, парень жаждал одобрения? Дескать, правильно, Филька, шли всех лесом и решай сам за себя, как взрослый пацан! Но я не оправдала никаких надежд, только сказала:

— Как бы жизнь ни повернулась и куда бы тебя ни забросила, для нас ты точно навсегда будешь Филей.

— Спасибо, — заулыбался принц, словно получил самый нужный в жизни ответ, и таки ухромал спать.

Я тоже ушла, не дожидаясь результатов попойки. Утром расскажут, если проспаться успеют. Или днем.

Рассказали. Ближе к обеду, потому как проникновенная беседа паломников и стражей, сдобренная пивом, а затем и другими, более горячительными напитками, длилась пусть не до утра, но до глубокой ночи точно.

Но стражникам врученный задаток вкупе с намеком на его утроение жег карман больше горения труб при похмельном синдроме. Они заявились в трактир уже поутру и, не став будить дрыхнущих щитовиков, пригласили к кандальне почти трезвого Шерифа. Нашего жреца в переговорщики выбрали, как самого представительного и располагающего к беседе со власть предержащими.

Комендант тюрьмы любил поспать. Решать с ним дела следовало не раньше завтрака. Потому наш жрец, провожаемый предупредительными, как только могут быть предупредительны жаждущие благодарностей в звонкой монете люди, стражами, был доставлен к лирту Бегмору часиков в одиннадцать. Первое лицо кандальни как раз успевало утолить голод к той поре и пребывало в благодушном настроении.

Шериф озвучил коменданту нашу легенду о благой идее, которая втемяшилась в головки двум молодым паломницам, находящимся на его попечении. Вместе с лиртом Бегмором повздыхал о странностях женской логики и предложил скромную плату за помощь в организации экскурсии по кандальне. Даже не обязательно с посещением какого-нибудь не очень опасного заключенного. Это уж как левая пятка паломниц пожелает. То есть, конечно, речь шла не о пятках, а о душевных порывах беременных глупышек, но комендант все понял верно. Пузатый мешочек легко примирил его с необходимостью немножко нарушить правила. Впрочем, они и так частенько нарушались ради самой благой из целей: увеличения благосостояния самого коменданта и его семьи. Сейчас же не требовалось ничего передавать заключенным, а на наличие нескольких гостей в кандальне лирт Бегмор был готов привычно закрыть глаза. И вообще, молитвы Первоотцу — дело богоугодное, ему за помощь может, зачтется где-нибудь когда-нибудь там... наверху.

У кого другого порыв парочки дам, возможно, и вызвал бы смутные подозрения, но лирт Бегмор являлся счастливым обладателем пятерых разновозрастных отпрысков, младшему из которых едва стукнул год. Потому, что такое причуды беременной женщины, знал не понаслышке. Нам в очередной раз немножко повезло.

Вернувшийся Шериф порадовал нас разрешением на экскурсию. Паломниц ждали в тюрьме, как я и прикидывала, исходя из скоростей Фальмира, не раньше, чем ближе к полудню. И это еще все торопились! Комендант планировал лично провести двух лирт с сопровождающей охраной по коридорам тюрьмы.

Карета с жаждущими острых ощущений паломницами, сопровождаемая двумя выносливыми молодыми и лысыми, как коленка, охранниками, поневоле разделяющими с подопечными путь к Первоотцу, подкатила к белокаменной тюрьме.

Подъемного моста и рва в заградительных мерах строения не числилось. Ворота охранялись из часовой башенки, снаружи никто не топтался, нарушая эстетический вид. Разве что клумб или газонов не хватало вокруг, но их с успехом заменяла привольно зеленеющая дикая травка. Все-таки этой кандальне, как я еще раз подумала, куда больше подошло бы звание дворца. Но, увы, при выборе профиля сооружения со мной никто не посоветовался.

Ворота открылись, стоило Кирту в них немножко подолбить могучим кулаком и громко поорать о договоренности с лиртом Бегмором. Что ж, не мы первые, не мы последние, кому добрым словом, кулаком и звонкой монетой (тем, другим, или комплексным приложением) отпираются любые двери любого мира.

Мы с Филькой не успели выйти, как во дворе появился мужчина в том кургузом нечто, которое ламильянцы считали парадным военным мундиром. Забавный момент: ширина отложного воротника этакого чуда портняжной мысли грозилась переплюнуть длину одеяния. Синий цвет с красным кантом совершенно не шел полноватому мужчине с по-женски пухлыми и чуть изогнутыми губами. Однако темные глазки под тяжелыми веками поблескивали внимательно. Пожалуй, несмотря на полноту, я назвала бы лирта Бегмора симпатичным, если бы не особо выдающаяся часть его облика — нос, напоминающий о сорокалетнем туристическом походе в поисках места без нефти.

— Будьте! Приветствую вас в стенах вверенной моему попечению Исперской кандальни, паломники, — скромно поздоровался главный по тюрьме.

— Будь! Пусть Первоотец благословит тебя, лирт, за доброту и чуткость, — прощебетала я. — Не каждый был бы столь снисходителен к женской просьбе!

Филя молча закивал. Его тенорок хоть и был звонок, но мы решили не рисковать и попросили принца говорить поменьше, чтобы не навевать лишних подозрений. Лирт Бегмор расплылся в довольной улыбке и предложил нам поведать об ужасных и не очень ужасных преступниках, заключенных в стенах крепости, за чашкой чая с пирожными. Именно так лирт запланировал отработать частично проплаченный заказ. Не тут-то было! Мы уперлись рожками, затопали копытцами и стали настаивать на прогулке по тюрьме.

Причем наш детектор нашептал на ушко жрецу кое-что очень любопытное. Фиилор, пока мы переминались с ноги на ногу во дворе, успел почувствовать тягу.

Все-таки я оказалась права в своих предположениях о притяжении подобного к подобному. Это, наверное, как со слабыми магнитами. По одному было почти незаметно, а как два в кармане (то есть под юбкой и плащом в сумке у Фильки) оказалось, так все заработало! Принц почуял, куда его тянет без хороводов, живых цепочек и занюхивания вдохновляющей сивухой. Разумеется, потянуло парня не как всякого непорядочного джентльмена налево, а направо и вниз. Принц, что у него взять?

Потому шериф и Кирт остались развлекать болтовней Бегмора. А мы с Филей и Кертом, к великой, пусть и тщательно скрываемой радости коменданта, не потребовав его лично в сопровождающие, отправились проникаться духом места и настраиваться на будущую молитву Первоотцу за души преступников.

Темный-темный коридор, перемежающийся нерегулярными пятнами света от светильников, подходящим местом для прогулок не выглядел, но раз щедро уплачено... Любой каприз за наши деньги! Четверка стражников: два впереди, два позади — шлепала вперед, мы шествовали между. Двери в камеры закрывались специальными ставенками, открывавшимися снаружи. Потому усладить свой взор созерцанием камер и жестоких злодеев по пути не получалось.

Фиилор сосредоточенно пыхтел, почти не хромая, вперед. Парня, словно по натянутой незримой веревочке, тянуло к спрятанному в стенах исправительного учреждения ключу. Я уже начала гадать, что делать, когда и если принц достигнет точки 'Х' и окажется перед дверью камеры, где таится ОН, наш ключ. Удастся ли нам уболтать стражу на свидание с узником? А если, с нашим причудливым везением, Ольреновой милостью буйный сумасшедший или особо опасный маньяк попадется? Или все-таки повезет, и искомое найдется в коридоре?

Что вы думаете? Закон Мерфи вечен! Западло случилось-таки. Филя за очередным поворотом коридора второго подземного этажа кандальни свернул направо и чуть не врезался лбом в закрытую дверь камеры. Оглянулся быстро на нас с Кертом и лихорадочно прошептал одними губами:

— ТАМ!

— Эй, лирты, — мгновенно среагировал щитовик, становясь развязано-бодрой интонацией похож на своего родственника-трепача. — Чего это у одних камер ключ рядом висит, а у других нет?

— Так... это, — красноречиво ответил левый задний стражник — кажется, один из тех двух, с которыми вчера душевно буха... э-э, договаривались наши щитовики. Правильно, чем ближе к заказчику, тем вероятней окончательный расчет и бонусы. — Ключи от дверей только у лирта Бегмора в кабинете хранятся, ежели в камере постоялец сидит. Отпираем, только если его выселяют.

— Как в таком случае кормить заключенных? — подал наивный голосок Филя.

— На то дверца внизу имеется, лирта. А все прочее в камере есть. Прогулки же тем, кто на нижних этажах обретаются, не положены.

— То есть, сейчас в камере никого? — уловила я главное.

— Никого, лирта, — бодро подтвердил стражник.

— А можно нам туда на чуть-чуть зайти? — с придыханием попросил принц, Керт как бы невзначай брякнул монеткой о монетку в кармане, многозначительно прибавив:

— Лиртам паломницам надо настроиться для молитвы Первоотцу.

Стражники поскребли в затылках и согласились. Никаких инструкций по поводу того, что гостей нельзя запускать в пустые камеры, не существовало. Люди вообще как-то чаще пытались покинуть стены кандальни, нежели настойчиво стремились в них угодить и задержаться.

Потому с двумя придурошными беременными паломницами, которым что-то желтое и жидкое вступило в голову, спорить мужики благоразумно не стали. Дверь со скрипом, помучавшись минуту-другую с заедающим замком, отперли и широким жестом пригласили располагаться и чувствовать себя как дома. Даже аккуратно створку за нами прикрыли для пущего антуража.

Мы бочком-бочком вошли и огляделись. Факел, опять же магический, как и все его собратья в кандальне, света давал ровно столько, чтобы не натыкаться на стенки впотьмах и не нырнуть в канализацию — скромную дырку в полу. Грязи внутри полутемной коробки не имелось. Дагонта в Ламильяне чтили! В помещении имелась четыре стены и... и все. Присесть, или тем паче прилечь, было негде. Матрас и прочие аксессуары в камеру, по всей видимости, поставлялись одновременно с очередным ее обитателем в комплекте и выселялись с ним же.

'Где тут наш ключ?' — задала я мысленно сакраментальный вопрос и еще разок огляделась. Нет, ничего не упустила. В камере было пусто. Неужели Филя ошибся? Я глянула на принца. А тот ни на кого не смотрел, он медленно, как сомнамбула по карнизу высотки, шел к факелу. Тоже мне мотылек нашелся. Ну и пусть себе идет, все равно сгореть не сможет. Здешний светильник не обогреватель, заключенных центральным отоплением никто баловать не собирался.

Филя лунатиком дошкандыбал до стены. Глаза принца был широко распахнуты, но казались слепыми. Принц смотрел не вперед или вбок, а куда-то вглубь себя. Так, созерцая неведомые дали или близи, юноша взялся рукой за один из двух вмурованных в стену держателей светильника, представлявшего собой немного приплюснутый конус, закрепленный на штырях. Ухватившись хорошенько, Филя дернул железку.

С легким хрустом нижний держатель вышел из стены и остался в пальцах хрупкого юноши. Светильник не рухнул — ему для равновесия хватило второй опоры. Несколько цементных крошек рассыпалось по полу и все. Переведя дух, высокородный вандал торжествующе улыбнулся, задрал на себе плащ, юбку и сунул скобу от факела в мешочек, подвязанный к поясу. Скоба, соприкоснувшись с камнем от стен Кретаграта и железным штырем решетки с площади Ральина, бумкнула с глухим торжеством.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, дружно запели гимн Первоотцу. Как-то вот вдруг захотелось, да и миссии надо соответствовать. Пусть люди за дверью слышат, как мы надрываемся, и проникаются религиозными чувствами!

Голос у Ким оказался тихим, но приятным, мелодию вел ровно, фальшивых нот не выдавал. Филя, устремив взгляд в потолок, тоже распевал гимн звонко и чисто. Заслушаться можно! Так мы, в качестве компенсации богу за то, что совершили, прикрываясь его именем, допели славящую песню и вежливо постучали в прикрытую дверь.

Нам охотно открыли и не без облегчения выпустили. Все-таки немного опасаются здешние стражи беременных женщин. Небось, ученые (или пуганные) на жене коменданта, потому и обращаются, как с гранатами, у которых выдернули чеку. У супруги лирта Бегмора, по словам щитовиков, сейчас шестой на подходе, последнего она прямо во дворе едва не родила, потому стражи знают, чего опасаться.

Мы опасений не оправдали. Вели себя жуть до чего прилично: не буянили, в обморок не падали, демонстраций в защиту безвинно посаженных узников не устраивали, да и рожать вот прямо сейчас в темном коридоре на полу сомнительной чистоты не рвались. В общем, как и обещали Первоотцу, были тихи, точно мышки, затихарившиеся под веником. Пришли, сломали и буквально на цыпочках прочь!

Великая миссия вызволения ключа из застенков увенчалась неожиданно скорым и подозрительно мирным успехом. Филя не упал, не покалечился, не вляпался в экскременты и не пережил тяжкую душевную травму из-за срочной необходимости тесно пообщаться с кровожадным преступником.

Может, судьба, или кто там над нами из высших сил, мельком глянул на все мучения юного принца и сделал пометку в кармическом блокнотике напротив его ФИО: лимит гадостей на одну человеко-единицу временно исчерпан?

Нам даже Кирта и Шерифа, развлекающих своим обществом скучающего коменданта, пришлось чуток обождать. Бегмор так стосковался по цивилизованному обществу не преступников и не заискивающих взяточников-просителей за облегчение участи преступников, что никак не хотел расставаться с собу... собеседниками.

Шериф еще ничего, а вот Кирт и сам комендант, вышедший проводить нашу карету и выслушать порцию благодарностей, покачивались заметно. У щитовика, видать, на старые дрожжи попало. Расчувствовавшийся лирт все норовил облобызать жреца и раз за разом приглашал его в гости, дескать, 'Будете у нас на Колыме, заходите!'. Собеседник ловко выворачивался, избегая конкретных обещаний, и в ответ советовал посетить с супругой храм Первоотца.

Наконец, мы выехали с тюремного двора, и Филька нетерпеливо задрал юбку, чтобы выпростать из-под нее мешочек. И ничего такого! У него, между прочим, под юбкой были вполне приличные штанишки, вроде лосин, потому никому поведение парня нескромным не показалось бы. Если, разумеется, кого-то беспокоили в данный момент приличия, а не тайна третьего ключа.

Принц распустил завязки мешочка и достал металлический, то ли вырванный, то ли выпавший из каменной стены держатель. Третий ключ более всего походил на согнутую буквой 'С' металлическую пластину, шириной в палец, длиной с ладонь. К нему прилагались два толстых штырька, что болтались в креплениях. Как уж тощему принцу удалось вывернуть добычу из стены, не знаю. Если только с божьей помощью, или его дар открывать, читай отдирать, все, что на пути к цели встречается, сработал?

Мы с принцем покрутили в руках очередной ключ, опять на ключ ничуточки не похожий и, переглянувшись, синхронно пожали плечами, то есть пошевелили пальцами по-местному.

Да, эстетической стороной ключетворения Ольрэн пренебрегал слишком нарочито. Маскировал артефакты или откровенно издевался над сборщиками — теперь уже не угадать. Может, то и другое одновременно! Вряд ли где-то в архивах сохранились рабочие записки бога на этот счет. Зато такие, похожие на откровенный мусор, предметы прятать, как сокровища, не надо. Если только от уборщицы восьмидесятого уровня, чтоб на помойку не отправили. Положил, где придется, и забыл.

Мы совсем не удивились, когда в окне кареты замаячила любопытная физиономия Кирта, изнывающего от нетерпения.

— Где? Покажи! — потребовал щитовик. Оглядел скобу, присвистнул и со смешком констатировал:

— Ха, кобылу мне в жены, ну и хлам! Одно хорошо, в краже такой ерунды нас подозревать никто не станет!

— Точно, — поддакнул Керт.

Жрец на облучке промолчал, потому как артефакт пока не рассматривал. Я же в очередной раз задумалась над причудливостью мышления Ушедшего. Кем надо быть, чтобы вытворить артефакты в виде эдакого безобразия? Разве что именно им, Ольрэном, жестоким шутником, покровителем метаморфоз. Если он и в обычной жизни вел себя с собратьями-богами столь причудливо, то я ничуть не удивляюсь их желанию от эдакого оригинала избавиться при первой же возможности.

Порой те, кто не похож на нас, раздражают невыразимо своей непохожестью, а уж если они не конченные тупицы, то раздражают втройне. За таким и хотелось бы подняться, а не получится никак, потому возникает завистливая злость. Или у богов все по-другому? Не знаю, если на Земле люди 'по образу и подобию' творились, то и здесь вряд ли случилось иначе. А значит, верна как прямая, так и обратная закономерность.

ГЛАВА 15. Религиозная

И что вы думаете? После добычи третьего ключа мы сразу развернулись на триста шестьдесят или сколько там полагается градусов, и поехали за четвертым артефактом, спрятанным где-то у трона? Ха! Не угадали. Жрец такой жрец! Он не забыл недавнего разговора-договора. Мы все отправились завершать паломничество как полагается. Обитель Первоотца Милосердного, отстоящая от Прикандальной деревни на день пути, стала новой целью путешествия. Хорошо еще, что именно от Обители лежала неплохая дорога на Валисанту.

Ладно, Шериф велел, мы поехали. В конце концов, Первоотцу мы и в самом деле немного задолжали. Или не немного? В пункт назначения прибыли под вечер и вместо немедленных молитв получили ночлег. Удивительное дело, жрецы Обители Первоотца Милосердного оказались совсем не настолько истовыми фанатиками, чтобы пинками, приказами или укоризненно-фанатичными взорами гнать паломников в храм. Нас, особенно меня и Филю, развели по каме..., нет по кель..., и снова нет, скорее по комнатам спать. Причем кроватка 'в номере' оказалась именно умеренно мягкой кроваткой, а не лавкой или жесткой аскетичной подстилкой в уголке на полу. Интересно, всем такая радость выпала, или для будущих мам даже суровый бог дозволял размещение с удобством?

Я не успела додумать ценную мысль. Тело, растрясенное дорогой и умилостивленное плотным ужином — каша, но каша с мясом и густой подливой, — запросило баиньки. Умывшись и не снимая плаща (кто знает, может, тут камеры, то есть глазки наблюдений понатыканы?) я хлопнулась на кровать и отключилась. Все, нет меня, встретимся завтра утром.

Вроде напитка с галлюциногенным плющом я не пила, однако во сне видела издалека какого-то сурового чернобородого дядю богатырских статей, задумчиво разглядывающего меня и хмурящего чело. Хмурился дядя не зло, больше отвечая своим мыслям, потом покачал головой, едва заметно улыбнулся и одобрительно кивнул.

Утром мне пощекотал нос мягкий лепесток и запах гвоздики. На подушке лежал цветок, как ответ на намек на личность того, кого я разглядывала ночью. И суровость Первоотца я тут же для себя оправдала: попробуй с людьми помягче, тут же осмелеют, сядут на шею и свесят ноги. Мы такие, мы наглые и ленивые. Нам только покажи слабину, замучаем бесконечными 'дай'.

Мчаться сию секунду на поиски Шерифа и рассказывать о своем видении я не стала. Мне же ничего передавать не велели. Так, просто приснились в качестве то ли намека, то ли стимула. Дескать, я знаю, слежу, жду.

Интересно, а Шерифу тоже сегодня Первоотец снился? Он же вроде бог, а значит может всякое сотворить волшебное! Ему раз плюнуть хоть ко всему населению Фальмира в сновидения заглянуть и с каждым побеседовать о чем-то своем, божественном, или всем разом одну и ту же волю явить. Покачать головой и поулыбаться многозначительно можно по любому поводу. Толкуй, как хочешь, по собственному разумению. То ли одобрил Первоотец нашу деятельность по сбору ключей Ольрэна, то ли понравилось, как я Кирта на путь истинный наставляла, то ли еще чего. Ладно, цветочки — не шишки, однозначно в плюс идут!

Я умылась, поправила плащ и вышла из кельи. Завтрак пока не несли, в трапезную не звали, но и над душой конвоем не стояли. Потому я решила немного прогуляться. Гулким коридором, где факелы в держателях встречались лишь чуть чаще, чем в кандальне (и правильно, тут-то за гостями следить так, как за заключенными нет нужды), я прошла до массивных приоткрытых дверей, изукрашенных растительным барельефом. Скользнула внутрь и замерла в тени у порога, зачарованная, пораженная и придавленная завистью.

Шериф был здесь, и он молился в молчании. Губы беззвучно шевелились, шепча известные слова, умиротворенное лицо буквально светилось таким искренним светом истинной веры, что становилось больно и чуть-чуть обидно, что так никогда никто не будет сиять для меня.

Громадный храм-зал с лесом колонн оказался столь велик, что в нем заблудилось бы и эхо. Икон в привычном землянину понимании тут не имелось — все стены были расписаны сценами жизни Фальмира: бытовыми, военными, семейными, праздничными и скорбными. Нарисованных людей было множество, и каждый из них, занятых своими делами, устремлял свой взгляд вверх. Туда же смотрел творящий молитву Шериф. Невольно задрала голову и я, уставившись на уже знакомое по сновидению бородатое лицо.

'Как же в тебя и тебе искренне верят, Первоотец, — подумала я, — мне даже завидно. Когда сталкиваешься с такой искренней и беззаветной верой, поневоле проникаешься'. Но самое восхитительно-страшное и странное, что я почувствовала в этот миг: не только человек, жрец, верит в своего бога и своему богу. Еще и он, Первоотец, платит Шерифу той же монетой. Может, поэтому и не спешит раздавать знамения, которые мне, чужачке, столь необходимы в качестве материального доказательства нематериального.

Их в храме всегда было двое: жрец и бог — вне зависимости то того, сколько народу толпилось под сводами и искало милости Первоотца. И в других местах ничего не менялось: всегда он, бог, был рядом со жрецом. Расстояние не имело значения. Исключением стали лишь Пустоши, где слишком сильно потоптался Ушедший, но и они не смогли поколебать веры Шерифа.

Снова пришли на ум слышанные когда-то и не понятые до конца слова: храм в сердце. Да... для Шерифа все было так. Он полагался на Первоотца, и Первоотец тоже рассчитывал на своего жреца. Мы, множество людей, всегда нуждались и будем нуждаться в подтверждении: знамениях, наставлениях, правилах, Шерифу же оно обыкновенно не требовалось. Потому он так задумчив и почти растерян был недавно в лесу, запрашивая прямые указания к действию.

'Хорош', — в очередной раз подумала я, отступая за колонну в тень, откуда можно было еще полюбоваться молитвенным свечением Шерифа и четким профилем его лица так, чтобы он не заметил меня. Вмешиваться было невместно!

Чуть слышно скрипнула дверь, в храм вошел Кирт, повертел головой и двинулся к жрецу. Тот пока ничего не замечал. Полуприкрыв глаза, витал в эмпиреях и довитался. Прямо из воздуха над пегой от белых волосков в каштановых прядках головой мужчины возникло свечение, и упали два лепестка насыщенно-золотого цвета. Упали и запутались в волосах мужчины. Он не заметил, зато увидел Кирт и тихо поздоровался:

— Будь! Жрец, а ведь тебя только что благословили.

Шериф удивленно повел плечами и повернулся к щитовику:

— Будь!

При движении золотые лепестки слетели с головы и закружились в воздухе, очень неохотно приближаясь к полу. Жрец протянул руку и спокойно забрал цветочные знаки.

— О, брачное благословение. Ничего, что ты жрец? У вас вроде нечасты союзы, — удивленно присвистнул Кирт.

— По собственной прихоти — никогда, по воле Первоотца, соединенной с зовом сердца, — да, — загадочно ответил Шериф, словно что-то цитируя.

— Когда ты лапуле скажешь? — не удержался от любопытства щитовик, почему-то даже не усомнившись в выборе.

— Зачем? — мягко улыбнулся жрец, полуприкрыв глаза. — Золотые лепестки хизаля не приказ, а лишь дозволение. Я не чувствую в лирте сердечной склонности, спит ее сердце, спрятанное за высокими стенами душевного льда. Ни к чему сейчас лишние тревоги. Главное у нас — общее дело.

— Ну-ну, — хмыкнул Кирт. — Смотри, уведут!

— Если моя — вернется, нет — пусть будет счастлива с избранником, — по-прежнему мягко, но уже с прохладцей, ответил Шериф, пусть и признавая право на увод, однако четко показывая, насколько ему не по вкусу придется такой поворот событий.

— Эк у тебя просто, кобылу мне... — осекся Кирт, проглатывая любимое присловье, вылетевшее не к месту.

— Все действительно просто. Порой больно, но просто.

— Не всегда так бывает, — думая о чем-то своем, мрачно возразил щитовик, однако развивать спор не стал. Оставил жреца в покое и пошел бродить по храму в одиночестве, не нарушаемом присутствием местных жрецов. Те, как нам объяснили, стекались в храм после обеда, чтобы дать с утра паломникам возможность побыть наедине с богом. Те носители коричневых плащей, которым требовался посредник или консультация, могли явиться в храм позднее. Мы трое, независимо друг от друга, оказались единственными ранними пташками. Другие паломники в обители были, но утром изволили почивать. Наверное, придерживались старого правила: кто рано встанет, тот весь день зевает.

Я еще постояла, прокручивая в голове нечаянно услышанный разговор. Симпатия ко мне Шерифа, конечно, радовала. Покажите мне ту женщину, которой будет неприятно знать, что она привлекательна? Даже если не любим сами, знать, что любят нас — всегда отрадно. Карябало другое. Горения неистовой страсти в жреце не чувствовалось. Задевало сознание того, что мне, даже если жрец и сподобится сделать признание, а я на него отвечу, суждено всегда быть второй после служению Первоотцу. Оно мне надо? И зачем это надо Первоотцу? Надо настолько, чтобы кивки, цветочки и улыбки во снах раздавать. Чтобы пригрести под себя девицу, видящую печати смерти? Ответа на вопросы пока не находилось. Может, прав жрец, ледышка я, отмороженная смертью и черными пятнами, потому и идет все так, а не иначе...

Из храма я вышла лишь через десяток минут после того, как его покинули жрец и щитовик. Показываться им на глаза не хотелось. Ненужные подозрения, вопросы, выяснения... Зачем, если можно тихонько уйти. Мало ли, где я ходила. Может, вообще заблудилась, пока искала кухню или трапезную. Обитель — местечко простое, тут блюда поутру в номера не разносят, все сами, ножками, ножками и ложками, ложками.

Поскольку в компании имелся собственный жрец, донимать нас душеспасительными беседами местная братия не стремилась. Все прелести общения с коллегами выпали на долю Шерифа. Он как ушел после завтрака общаться, так его продержали или сам продержался аж до позднего обеда.

За это время мы обошли храм, все храмовые постройки, постояли на невысокой, метра в два, стене, окружавшей обитель, даже понаблюдали за повседневными трудами жрецов и всех тех паломников, которые решили пожить в Обители долее дня или здесь свое паломничество завершали. Такие должны были своим трудом или звонкой монетой, а лучше и тем и другим, потрудиться ради процветания Обители Первоотца Милосердного. Мы работать не рвались и отбыли сразу после 'обзорной экскурсии'.

ГЛАВА 16. Ах, какие ножки!

Отбыв обязательную туристическо-божественную повинность, наша компания взяла курс на Валисанту. Плащи паломников на всякий случай не снимали до самой границы, чтобы не давать пищи слухам. Конечно, нас могли и не опознать спустя год, да и внешне мы теперь не очень походили на служанку принцессы, саму принцессу и ее щитовиков, но береженого бог бережет. Таиться мы перестали, лишь миновав таможенный пост Валисанты. Там Шериф совершенно честно объяснил скучающим стражам, что мы возвращаемся из паломничества, скромно умолчав о том, что к коренным жителям страны мы никакого отношения не имеем. Все-таки здорово, когда нет засилья бюрократии. Паспортов, подорожных и прочей макулатуры для того, чтобы проехать из одной точки Фальмира в другую, никто не требовал. У жреца документами были 'усы, лапы и хвост' — то есть его хламида с пояском и четки, у щитовиков медальоны телохранителей, у Фили родовой перстень, которым, конечно, юный принц светить не собирался. У Кимеи знаком служебного соответствия являлась татуировка на запястье какого-то магического толка, которая за время нахождения моей души в чужом теле выцвела до едва различимого состояния. Наверное, мне объявили служебное несоответствие или признали вышедшей в отставку по болезни. И то правда, какая из меня служанка? Не приучена я перед кем-то прогибаться, никому бы собой так, как лапуля Ким, помыкать не позволила.

Хорошо, что для пропуска через пост хватило пары слов жреца и наших плащей. Никто не разглядел в нас великих злодеев, злоумышляющих против короны Валисанты. И правильно, мы ничего против короны не имели, нашей целью был, если помните, — трон и только трон. Причем в самом буквальном смысле этого слова, ни одно седалище, его занимающее, не должно было пострадать. Это по идее. Пьянчуга-менестрель сказал о том, что ключ хранился в троне. Вряд ли Ольрэн превратил в нужную нам вещь весь царственный предмет мебели. Слишком извращенная шутка юмора даже для него. Негабарит, опять же, к массовому коллекционированию плохо приспособлен. Но чтобы понять, какая часть трона нам нужна, следовало для начала на него поглядеть, а лучше пощупать. Вернее, поглядеть и потрогать Фиилору. Остальным же, и мне в особенности, оставалось надеяться, что нам не придется, как Остапу Бендеру с Кисой Воробьяниновым, варварски потрошить ценный царственный стул или кресло. Вот такая шутка юмора уже была бы в духе Ушедшего.

Найти свободную комнату в столичной гостинице в канун государственного праздника нечего было и мечтать, будь ты хоть три раза принц Радильярский инкогнито и девица с лицом ее высочества Симелии Ламильянской. Потому пришлось довольствоваться двумя комнатушками 'Пригородной'. Эти-то с трудом, едва ли не со скандалом, выцарапали у хозяина харчевни, стоящей в получасе езды от столицы. Трех комнат, бия себя пяткой в грудь, мужчина дать не смог. Не помогли ни глазки Фили, ни грозно хмурящиеся щитовики, ни увещевания Шерифа. Комнат просто не имелось в наличии. Дороги были забиты, страна бурлила. Нет, ожидалась тут не революция любого оттенка, а, как я уже сказала, ежегодный большой праздник. День Цветов отмечался в честь Первоматери по всем городам и весям Валисанты.

В этот день каждый житель страны старался превратить свой двор, дом и самого себя в цветник. Живые цветы в горшочках, вазонах, на клумбах, на коврах газонов, на плащах, шляпах и одежде дарили повсеместное ощущение буйного яркого праздника.

Сия флористическая феерия была нам на руку. Столица Валисанты, носящая одноименное название, тоже праздновала с размахом, купаясь в цветах. Шляпы и плащи, превращенные в передвижные клумбы, будто нарочно создавались для сокрытия любых лиц и прятали оные не хуже коричневых плащей паломников или специальных масок. А уж если присовокупить к этому манеру валисантцев и гостей праздника расписывать физиономии красками в цвет букетов на одежде, то узнать друг друга без труда не смогли бы и родственники. Этот бедламный антураж идеально подходил для поиска ключа. Оставался сущий пустяк — подобраться к трону так, чтобы не оказаться потом в тюрьме, и найти нужный артефакт. Пустячо-о-к-с...

Именно над тем, как добраться до царственного стула, произвести столярные работы и не угодить в лапы стражи, мы и ломали головы до вечера. Особых идей не было, поскольку катастрофически не хватало информации. Проникнуть во дворец под видом слуг или торговцев? Пробраться под покровом тьмы тайком? Подкупить стражу? Перспективы и обстоятельства были туманны. Раскрывать инкогнито и просить содействия — невозможно, в этом случает придется выдавать и Филю на руки заждавшейся невесте. Жалко парня!

В тяжких раздумьях спустились мы к ужину. Стоило занять место за столом, как к нам, о чем-то перетерев с замученным наплывом клиентов трактирщиком, нахально присел какой-то прыщавый юнец в довольно дорогой путевой одежде.

— Будьте, лирты! Прошу, выслушайте и помогите! Я готов выкупить ваши комнаты в трактире по цене вдесятеро большей, чем вы заплатили! — набросился на нас Прыщик с выгодным коммерческим предложением.

— Нет, — хмуро проронил Шериф.

— Вы не понимаете, лирт, я готов заплатить свою цену немедля, мою сестру снедает тоска, лишь надежда на то, что радость святого праздника Первоматери пробудит в ней радость жизни, привела меня сюда! — продолжил горячиться юнец, косясь на бледную девушку, жавшуюся уголке за столиком у окна.

— Вы ей лучше вместо веселья грамотную травницу организуйте или уж сразу о повитухах позаботьтесь, — вставила я свои пять копеек в беседу, пока щитовики не ринулись бить морду лица нахалу. — Тогда и с весельем проблем не будет.

— Ч-ч-чш-то-о-о? — взревел раненным ослом Прыщик.

— Я подробностей не знаю, с кем из ваших друзей она настолько хм, подружилась, чтоб сейчас печалиться, — пошевелила я пальцами, чувствуя себя в полной безопасности под прикрытием дабл Кей и жреца. Филька ойкнул испуганным зайчиком, когда до него дошел смысл моих слов. Прыщик покраснел, следом побледнел так, что россыпь алых гнойничков на лице стала еще более яркой. Он открывал и закрывал рот, на несколько мгновений утратив дар речи. Из горла после ослиного рева вырвалось лишь:

— Хр-р-р.

— Не ярись, лирт, прежде побеседуй с сестрой, — мягко посоветовал Шериф, опуская руку на плечо нахала. Рука с тонким запястьем придавила рвущегося в бой юнца чугунной тяжестью.

— Вот-вот, вы б этот вопрос поскорей решили, пока сестричка сама скинуть ребеночка не решилась да не померла по глупости, — завершила я раздачу добрых советов и ткнула двузубой вилкой в рубленую котлету, ставя точку в беседе. Или, все-таки восклицательный знак?

Дабл Кей переглянулись, слаженно встали, зафиксировав с двух сторон Прыщика, и вежливо отнесли за столик к сестре, где Кирт начал беседу жизнерадостным:

— Будь! Ты, лирта, не бойся, брат про ребеночка знает, поможет!

Лирта открыла рот и выронила кружку, которую держала в пальчиках, пытаясь отыскать в глубинах напитка ответ на извечный и, наверное, межмировой вопрос: 'Что делать?' Издав облегченный всхлип, девушка кинулась брату на шею. Тот пошатнулся под весом вестей и родственницы, но устоял на ногах, даже не продолжил скандала.

— Судя по всему, больше на наши комнаты никто не претендует, — умиротворенно констатировала я, чуть помолчала, присматриваясь, и добавила: — И девица целее будет.

Черные пятна на той исчезли. Других резких-дерзких клиентов, претендующих на наши комнаты и готовых переплатить вдесятеро за исполнение мечты, до самого праздника более не объявлялось.

А мы интенсивно готовились! Для начала решили попытаться провести разведку боем на местности. Пробраться ко дворцу, а может и во дворец под маскировочным прикрытием праздника.

Порылись в безразмерном гардеробе Фиилора. Там, в актерской его части, отыскались не только цветные ленты, а и искусственные цветы, упакованные так хитро, чтобы поделки распушались, стоило их несколько раз встряхнуть. Еще нашлась коробочка с гримом.

Праздник наша компания встречала во всеоружии при боевом макияже. Неожиданно таланты к нательной живописи обнаружились у Керта. Заложил его Кирт, пришлось братцу-рисовальщику поставить творческий дар на службу коллективу. Никто иной приложить руку к коробке с гримом и сотворить не мечту Хичкока, а эффектную маскарадную раскраску, оказался не способен.

Таким образом в день 'Х' Филя стал маргариткой, я белой розой, Керт васильком, Кирт колокольчиком, а Шериф, понятное дело, гвоздикой. У случайного разносчика еще цветных лент прикупили вдобавок к имеющимся у принца. Ловкие пальчики Кимеи, вооруженные иголочкой, накрутили на шляпах и плащах такого, что нас, не раздев и не отмыв, теперь не узнала бы и родная мама.

В День Цветов мы получили холодный завтрак, потому что из трактира в столицу уже успели сбежать почти все слуги. Настолько не терпелось народу начать бух..., эх, пусть будет праздновать.

Карету и лошадей волочь в город, где и яблоку вскоре негде будет упасть, никакого смысла не было. Выход нашелся быстро! Мы нахально воспользовались щедрым предложением хозяина 'Пригородной'. Толстячок чувствовал легкий призрак вины за приставучего Прыщика, домогавшегося наших комнат и возжелал реабилитироваться методом извоза. А может, побаивался, как бы щитовики ему темную не устроили?.

Потому мы с комфортом (относительным) разместились и подъехали до столицы на жестком возке трактирщика. Свой 'лимузин' в две лошадиные силы хозяин планировал оставить у шурина.

Болтливый мужик и его племянник не закрывали ртов, расписывая нам все прелести праздника. Стоило лишь этой парочке узнать, что мы никогда не бывали на Дне Цветов, и понеслось...

Тарахтели они без умолку. И, о чудо, в водовороте чепухи нам удалось выловить самое важное слово — ТРОН.

— Эй, погоди! — встряхнулся Кирт, будто пытался выбросить из головы чудовищное нагромождение лишних слов (А-а-а, теперь-то поймет, как себя другие чувствуют под ливнем его речей!). — Ты хочешь сказать, на площадь перед дворцом настоящий трон выносят?!

— А как же, праздник-то какой великий, благословенный Первоматерью! — энергично закивал, сворачивая голову набок, племянник. — Трон весь в цветах стоит на помосте, ее величество вместе с народом гуляет!

— А принцесса? — дернувшись, насторожился Филя, проясняя шансы на случайное столкновение с невестой.

— Не, то нет, Марилия не любительница танцев! Принцесса в храме поутру поет в общем хоре гимн во славу Первоматери! Я в прошлом годе слыхал, — похвастался трактирщик под тайный вздох облегчения принца и то ли похвалил, то ли покритиковал наследницу трона Валисанты: — Голосище аж до печенок пробирает! Королева же наша та больше танцевать любительница! Не юница уже, трех девчонок родила, а талия — как тростинка, своими глазами видел. Чашу с вином подымает, празднует! К вечеру даже в общем хороводе танцует и поет!

'Какая демократичность! Или к вечеру после пары-тройки чаш ее величество доходит до такой кондиции, что ей уже все равно, с кем петь и танцевать. Впрочем, нам это только на руку!' — цокнула я языком с умиленной улыбкой, испытывая приступ несказанного облегчения. Тайное вторжение во дворец отменялось, плавно переходя в явное изучение объекта на площади.

— Ее что, не охраняют?! — профессионально заинтересовался Керт, пока Кирт выпытывал у племянника трактирщика технические подробности дислокации трона на площади.

— Так стражи-щитовики вместе с королевой в общем хороводе идут, — добродушно усмехнулся в усы трактирщик, понукая заинтересовавшуюся кустом у дороги кобылу. — И это же кем надо быть, чтоб в День Цветов, Первоматери посвященный, злое замыслить? Кому ж охота проклятье на себя взять?

'Это смотря сколько заплатят', — проскользнула в голове очередная циничная мысль, которой я, разумеется, ни к кем делиться не стала. Вдруг и впрямь чего стрясется нехорошее, а тут я со своей ляпнутой версией — готовая кандидатура в соучастники-покусители на святое.

Словом, нас довезли до столицы и даже пообещали забрать, если мы сподобимся добраться до трактира 'Столичного', где оставят повозку, не позднее полуночи. Сразу ощутила себя Золушкой и испытала неодолимое желание проверить, нет ли на ногах хрустальных туфелек. Нет, мои обычные ботиночки, значит, это другая сказка, или я не главная героиня. Слава местным богам и шутнику Ушедшему, на Филе тоже были его ботики, а то столкнуться со слеш-версией сказки мне совсем не улыбалось.

Посмеиваясь про себя и опираясь на крепкую руку Шерифа, в звенящей, галдящей, поющей, смеющейся и цветочно-благоухающей яркой толпе из антропоморфных роз, гвоздик, маргариток, ромашек, подсолнухов... я шла к дворцовой площади. Рядом пробирались щитовики с Филей, присмотр за которым добровольно взвалил себе на плечи Кирт. Как-то само вышло, что трепач оттеснил жреца от опеки принца, добровольно взявшись присматривать за нашим недоразумением. И кажется, Шериф совсем не возражал против рокировки.

Шли не более получаса, но за это время нас один раз попытались обокрасть, пять напоить, трижды утащить танцевать, пару раз — спеть и бессчетное число раз поцеловать и одарить цветочками. Город воистину бурлил! И мы в этом котле были не привлекающей внимания мелочевкой вроде крупинок каши.

На площади у дворца, по иронии судьбы удивительно напоминавшего Исперскую кандальню со снесенной крепостной стеной и расширенными оконными проемами (у них что, один архитектор или один проект на весь Фальмир?), был возведен довольно высокий помост. Его устилал ковер живых цветов. На оном, как и описывали наши попутчики, высился трон. Царственное кресло с высокой спинкой и массивными подлокотниками едва просматривалось из-под слоя флоры и какого-то расшитого цветами праздничного чехла. Королевы на сидении не было — величество уже пошла, вернее, потанцевала в народ. Задорная музыка властвовала над площадью, люди пели и даже пытались танцевать в толпе всей толпой.

— Нам нужно доставить Фиилора к помосту, — озвучил очевидное Кирт.

— Дайте ему охапку цветов и зашвырните на помост украшать или побросать в толпу, — предложила я щитовикам.

— Точно! — просияли телохранители и выдрали из рук ближайшей цветочницы здоровенную корзину. Получив серебряную монету, тетка передумала включать сирену. А Филя жалобно крякнул, попытавшись удержать всученную покупку на весу.

Недолго думая, Кирт схватил парня вместе с корзинкой, подсадил к себе на плечи и ледоколом двинулся к цели. Керт осчастливил вторую цветочницу освобождением от ноши, и двинулся следом той же дорогой. Я крикнула в спину наставления:

— Бросай цветочки! Бросай и не забывай орать поздравления, а сам вперед, вверх и ищи! Ищи!

С моим цыплячьим весом пробраться следом в одиночку не было никакой возможности. Выручил Шериф. Подхватил, на шею сажать не стал, но прикрыл от толпы, проталкиваясь за остальными. До высокого помоста, напоминающего гору, сотворенную из цветов, мы добрались без потерь, не считая нескольких сорванных лент и растрепавшихся цветочков. Натуральные бы такого давления не выдержали, но, по счастью, такими украшали только шляпы, а искусственные творения из лент, благодаря сноровке Ким, мастерски скручивавшей и нашивавшей их на одежду, героически пережили давку.

У помоста было людно, но ни один участник праздника почему-то даже не пробовал взобраться наверх. То ли запрет какой негласный существовал, то ли обычай препятствовал, но у нас имелся важный повод их нарушить. Надо!

Кирт буквально закинул Фиилора на помост вместе с двумя корзинками цветов. Паренек сориентировался быстро — выбросив несколько охапок цветов из самой большой корзины, он ухватил ту, что поменьше и, продолжая эффектное вбрасывание флоры в толпу, с воплями 'Слава Первоматери! Слава!' пополз медленно вверх. Народ на площади цветочный дождь оценил. Дурной пример оказался заразителен. Сразу с пяток инициативных любителей пошвыряться цветочками в собратьев обзавелись корзинами и, взяв штурмом помост, принялись осыпать толпу цветами, перетягивая внимание на себя. Орали они погромче нашего принца.

Под шумок Филя полез все выше и выше, пока вместе с корзиной не оказался с тыльной стороны цветущего трона. Неловко оступился, шлепнувшись в радужное изобилие, нарочито нелепо засучил руками, охлопывая цель. Широкие рукава одеяния трепетали лентами, как бабочки, частично заслоняя действия принца от возможных наблюдателей. С первого раза встать у нашего актера не получилось, он падал еще пару раз, вызывая в толпе смешки, пока на несколько мгновений и вовсе не занырнул под вышитое покрывало, скрывавшее ножки трона. Может, мне послышалось, но, кажется, я различила очень тихий треск. Спустя несколько мгновений взъерошенный герой в образе героини (под юбкой прятать ключи проще!) вынырнул из-под тяжелого покрова и запулил вниз всем содержимым своей корзинки, полной мелких цветочков. Саму корзинку никому на голову швырять не стал! Под этот растительный дождь торопливо спустился вниз сам. Торжествующая улыбка принца-маргаритки, заметная даже сквозь грим, служила достаточным основанием для уверенности: Фиилор нашел-таки четвертый ключ.

Подтверждая догадку, парень восторженно выпалил:

— Он у меня!

— Тогда ходу! — посоветовала я, впрочем, мужчины и без меня во всем разобрались.

Кирт подхватил и поволок Фиилора от помоста, где силами почти десятка инициативных дураков продолжался настоящий цветочный ливень.

На улицах, в сравнении с дворцовой площадью, было почти тихо. Но мы не спешили расспрашивать принца. Лишь после того, как миновали несколько улочек, Кирт приостановился и спустил живую ношу на мостовую. Дальше снова двинулись так: щитовики с обеих сторон прикрывали наше добычливое сокровище, сзади, за широкими спинами телохранителей, следовали мы с Шерифом.

— Легко, кобылу мне в жены, будто сами боги путь прокладывают, — коснулся моих ушей довольный треп нашего болтуна.

'Почему будто? — мысленно захихикала я. — Небось, думают, мы для них стараемся, вот и подыгрывают. Ха! С другой стороны, у них другого выхода и нет. Или так, или никак с подлянкой Ушедшего самим не справиться. А Ушедший Ольрэн сидит где-нибудь 'на облаке' и ржет над дурацким квестом и потугами своих коллег подтасовать результаты. Самое главное, чтобы в итоге не подгадил для пущего смеха'.

— Так какой у нас ключ-то? — не утерпел с вопросом Кирт.

— Задняя ножка трона, — немножко нервно хихикнул радильярский принц.

— Остается надеяться, что трон, лишенный одной из четырех опор, не завалится в толпу, — рассудила я со смешком.

— Ничего, там еще три осталось, — небрежно хмыкнул щитовик. — И пропажу под покрывалом до утра точно не заметят.

— Хорошо, — оценил совершенный акт вандализма жрец, окончательно испортившийся в нашем бесчинном обществе.

Я повернулась на голос и охнула. На голове Шерифа появилось черное пятно. Как же не вовремя. А когда оно ко времени? Такая-то пакость? Брр!

Ухватив за руку Шерифа, я встревожено протараторила:

— Голову береги! Темнеет!

Жрец глупцом не был, про темноту все понял правильно и приостановился, прикидывая варианты. Я ничего прикидывать не стала, некогда! Вдруг счет на минуты идет? Один удар судьбы, и не будет рядом со мной этого спокойного типа? Кто кашу на привалах готовить будет, смотреть эдак загадочно теплым взором? Не хочу! Я схватила с ближайшего богатого крылечка подвешенную на тонких цепочках корзинку, выкованную в форме шлема, поросшего сейчас живыми цветами и, вытряхнув лишнее, нахлобучила на голову жреца. Пятна исчезли, будто с доски тряпкой стерли.

— Вот теперь можно и дальше идти, — с широкой улыбкой оценила я красоту спутника, выглядевшего, как персонификация престарелого Мая с неказистой иллюстрации к детской сказке.

Щитовики, не стесняясь, заржали, Филя тоже хихикнул, я же мстительно прокомментировала:

— На вашем месте я бы не смеялась — кто знает, чем и как понадобится прикрыть вас, чтобы отвести беду. Под рукой может оказаться и бочка с помоями.

— Молчу-молчу, лапуля, только не макай меня в дерьмо и в навозные кучи не кидай, — заухал от смеха Кирт.

— Ради спасения друга я готова на любые жертвы с его стороны, — многозначительно намекнула я, заботливо поправляя корзинку-шлем на голове спасенного.

Гадать, что именно должно было приключиться с Шерифом, долго не пришлось. Сумасшедшая пьяная столица, отмечающая на широкую ногу самый важный в году праздник, — вот что произошло. Людская поспешность и желание перещеголять соседей в украшательстве дома стала вполне заурядным оправданием случившегося. Когда мы уже приближались к тому местечку, где должен был ждать возок трактирщика, раздался треск над головами. Декоративный балкон, соединяющий два стоящих напротив дома на высоте третьего этажа, сломался, не снеся бремени цветочных кашпо и горшков. Негромкий хруст и нарастающий треск, сопровождаемый стуком нескольких камешков по мостовой, стал началом натурального светопреставления.

Балкон переломился, его части накренились над улицей, и вниз, как снаряды, посыпались горшки, разбиваясь о мостовую и оказавшихся внизу бедолаг. Один особенно крупный глиняный обломок с поразительной ловкостью срикошетил от стены дома и звучно бамкнул о 'шлем' Шерифа, прикрывающего меня от катастрофы.

Крики празднующей толпы из ликующих одномоментно стали матерными и испуганными, перемежающимися воплями боли. Насмерть никого не приложило, но посеченных мелкими осколками и ушибленных крупными хватало. Щитовики, прикрывшие Филю своими телами, матерились особенно выразительно, пытаясь выяснить, не пострадал ли принц. Тот попискивал тихо и растерянно, выкарабкиваясь из-под тяжелых туш охранников. Фиилор не убился и не порезался, но в мостовую его, защищая, впечатали быстро и жестко. А мешочек с ключами, оказавшийся начинкой в бутерброде между тощим принцем и громоздкими компаньонами, понаставил синяков всем троим.

Из эпицентра катастрофы мы осторожно отступили на боковую улицу. К раненым уже спешили люди из близлежащих домов. То ли надеялись так загладить вину, то ли и впрямь проявляли человеколюбие.

— Спасибо, лирта, — поблагодарил Шериф, снимая с головы выручивший его 'шлем' и помещая на первое же попавшееся крылечко. Признательное пожатие пальцев было мне минимальной наградой. На что-то большее я не претендовала: народу многовато, да и, могу поспорить, голова после удара по шлему у жреца гудела. Не до особенных благодарностей ему. Тут легонько-то треснешься, так выть белугой хочется.

— Эх, если б ты еще видела не только пятна, а как и где они появляются, — досадливо пожалел Кирт.

— Если бы бабушка была дедушкой, у нее был бы... — я замолчала, давая возможность щитовику закончить мысль, а потом пояснила: — Таковы условия дара. Смерти можно избежать, но четкой инструкции никто не даст. Очень редко добавка-подсказка проявляется. Не положено! В основе этой игры лежит право выбора: выбора жизни, выбора смерти...

ГЛАВА 17. А в Дагонтаре, а в Дагонтаре...

(ПРОПУЩЕНО ОПИСАНИЕ ПУТИ И ИНЫЕ ПОДРОБНОСТИ)

...Располагался безымянный трактир, к которому направил карету Керт, в пяти минутах ходьбы от главного городского храма Дагонта. Именно там хранились и даже порой выставлялись на обозрение паствы божественные реликвии, дарованные богом своим жрецам для несения надлежащей службы. В их число входили — нет, не мочалка, мыло и гребешок, а кнут гнева, посох с нужным нам кристаллом чистоты и щит разума. Были ли предметы эти исключительно декоративно-божественного толка или и впрямь обладали великим могуществом, сведущие служители Очистителя открыто не распространялись. Предпочитали пелену тумана откровенным спецэффектам.

Понятно, слухи бродили самые разные. К примеру, один из них гласил: стоит преступнику, отрицающему Дагонта, оказаться в храме, как посох чистоты в руках Псаря исторгнет ярчайший луч. Тот немедленно поразит нечестивца и обратит в прах. Бывало ли такое взаправду, сказать сложно. Во всяком случае, никаких совочков с мусором ежедневно из дверей храма не выносили. Кнут, кстати, по тем же бредовым предположениям, рассекал любой объект, несущий скверну, будь оно живым или неживым, не трогая при этом ничего иного. Я сразу задумалась о практической демонстрации артефакта. Кнут щелкает, еретик распадается на две половинки, а его одежда остается целой? Так что ли? Фу-у-у! О достоинствах щита особо не болтали. Закрывает он кого-то от чего-то, и пусть себе. Особой зрелищности в том нет.

Зато точно было известно следующее: все реликвии выставлялись в храмовом пределе на постаменте (не путать с алтарем) для всеобщего обозрения раз в десять дней. Именно это число почиталось Дагонтом священным и являлось максимально одобряемым интервалом между полными омовениями.

При этом постамент торжественно охраняли девять лучших псарей со своими песиками, а сам главный Псарь, если не находился в отъезде, одаривал желающих беседой и благословением.

Словом, подобраться запросто, как к королевскому трону на Празднике Цветов, когда народ весел, пьян и замаскирован по самое не могу теми же цветами, не получалось. Следовало искать другой выход заодно со входом, чтобы заполучить кристалл и слинять.

В недра храма, где проживают его служители о двух и четырех ногах, ломиться смысла тоже не имелось. Быстро ориентироваться в незнакомом пространстве, заполненном недружелюбно настроенными обитателями, мы не сумеем, а лезть в нахалку — не лучший способ жить долго и счастливо. Куда ни кинь, всюду за... хм, клин, короче.

От нечего делать мы пошли проводить рекогносцировку под видом не молящихся, а просто глазеющих. В храме Дагонта хватало всякого люда. Истовой преданности от людей Очиститель не требовал: правила гигиены соблюдаешь, Ольрэну Ушедшему не поклоняешься — молодец, возьми с полочки пирожок, только большой не бери, а маленького там нет.

Входом в святилище служила огромная арка, которую охраняли две статуи псов-стражей. Громадные остроухие псы из черного камня с зелеными огоньками в глазницах смотрелись внушительно. Они не скалили клыков, но сила, запечатленная неизвестным мастером, внушала.

Внутри не оказалось росписи, которую я подсознательно ожидала увидеть после посещения храма Первоотца. Имелись лишь скульптуры, резьба по камню и статуя самого Дагонта. Ким то ли подзабыла, то ли совершенно не заостряла на этом внимания, потому в ее сознании зрительный образ бога, в отличие от благообразных мужчины и женщины — Первоотца с Первоматерью, — отсутствовал. Громадная статуя рядом со свободным пока от реликвий постаментом заставила меня аж икнуть от неожиданности.

Дагонт оказался собакой страшной. То есть антропоморфная его фигура в полотенце, ничуть не скрывающем недурственных форм, заканчивалась головой здоровенного пса, похожего на псов-привратников. Только уши 'собачки' были более острыми, а шерсть не черной, а благородного шоколадного отлива с золотистой искрой. Не знаю уж, какой минерал давал такой эффект. В глазницах сверкали черные камни, переливаясь радугой в глубине зрачков. Рот скалился острыми белыми клыками. Интересно, почему Первоотец, Первоматерь — человекоподобны, Дагонт — собака, а боги стихий вообще тел в религиозной традиции не имеют, лишь символы? Воздух — птички, вода — рыбки, земля — плимт (местный родич крота), огонь — сарха (это племянница саламандры, выглядит как огненная бабочка). Такое впечатление, что в пантеон Фальмира сгребли богов отовсюду понемногу, где кого нашли, и так же ворохом забросили разделять и властвовать, не отрихтовав толком до единообразия и не засунув в команду психолога для создания комфортного микроклимата в коллективе.

Но Дагонт, право слово, оказался шикарен! Начинаю понимать древних египтян с их зверо-птицепантеоном. Что-то в этом притягательное есть. Или я латентная созерцательная зоофилка? Вон, Кирт все кобылу в жены просит, а я буду пса Дагонта требовать в мужья. Хи-хи! Вообще-то щитовик ничуть не зоофил, а присловье про брачные претензии к лошадке подхватил от дядьки-кузнеца, которому сызмальства помогал. Тому, наверное, эта ругань помогала капризных лошадей подковывать. Как рявкнет, лошадь испугается, замрет, а пока прочухается, изготовится возражать — поздно, подковали.

Размышляя о шикарности образа Очистителя, я любовалась изваянием, игрой радуг в каменных зрачках, способных гипнотизировать паству. А этот коварный тип собачьей наружности... Он взял и мне подмигнул! Ой! Рядом слаженно охнули другие члены команды, а Филя закашлялся, подавившись воздухом. Значит, или галлюцинация массовая, или это был не глюк и Дагонт в собственный храм к нам на огонек заглянул.

— Он мне подмигнул, — промямлило самое слабое и одновременно жутко полезное звено в нашей команде — принц Фиилор, он же просто Филя.

— Все тоже это видели? — осторожно уточнила я, и кивки от дабл Кей и Шерифа стали подтверждением.

— Значит, Очиститель не против нашей затеи, — бодро, с искренним облегчением объявил Кирт.

Становиться на путь религиозных преступлений никому из нашего коллектива не хотелось, и намек бога снял здоровенный камень с души и совести, заодно, кажется, обещая прикрыть грешок кражи из храма.

— Если от большого взять немножко, это не грабеж, а только дележка, — процитировала я старую детскую присказку. — Предлагаю считать, что Дагонт перетер о наших делах, путях и целях с Первоотцом и бучу поднимать не станет. Теперь Очиститель согласен помочь или хотя бы не вмешиваться.

— Он мне снова подмигивает и вон на тот проход кивает, — медленно выдохнул Керт, тыча в сторону скромного коридорчика, замаскированного статуями тройки псов. Да уж, не привык щитовик к столь эффектным жестам богов. Не смотрел, бедолага, голливудских блокбастеров, 'Мумии' ни единой не видел, а то был бы спокойнее удава с пятью кроликами в животе.

— Думаю, это неспроста, — тихо промолвил Шериф.

— Исходя из того, что среди нас только один потенциальный пес, согласна, нам показали, куда надо идти, точнее одному из нас на четырех лапах, — резюмировала я, потирая руки. Идея о прихватизации ценного кристалла из храма начала обретать очертания.

Подмигивать в ответ Дагонту мы не стали, но поклонились уважительно, обрисовав на груди ритуальную форму клыка — банальный треугольник, вершиной вниз, и осторожно сместились в сторону статуи песиков с задранными, будто старательно нюхают воздух, мордами. Между прочим, живые копии этих песиков — собачки Дагонта свободно шастали по храму, беззастенчиво приставая к отдельным посетителям с требованием глажки, ласки и подачки. Жрецы-псари этому не препятствовали.

У нас с собой съестного не имелось, потому пришлось, едва бог перестал семафорить нам глазками статуи, компенсировать отсутствие деликатесов масштабным почесыванием и поглаживанием. Ой, нет, соврала! У Кирта, любящего пожевать в пути, в карманах и сумке на поясе оказались соленые сухари и полоски вяленого мяса. Пришлось щитовику раскулачиваться, угощать зверей. Все! Больше ни на что постороннее храмовые собаки внимания не обращали, мимо могло без помех протопотать и стадо динозавров-еретиков с трубными воплями.

Такая вокруг Кирта поднялась толкотня, толчея, счастливые взвизги, тявканье и мельтешение лап, хвостов, ушей и прочих частей разномастных собачьих тел, что появление еще одного пса среди пестрой когорты собратьев прошло совершенно незамеченным. Так же, как и его отделение от коллектива и проскальзывание в проход за статуями.

Наших усердных ласк и еды из нычки запасливого щитовика оказалось достаточно, чтобы занять песиков минут на семь. Псы ловили кайф и чавкали, метеля воздух хвостами.

Так же незаметно, как исчез, под шумок из коридорчика потихоньку вернулся песик-перевертыш и присоединился к стае. Потолкавшись в общей куче, он снова отделился от коллектива и под прикрытием колонн стал человеком. Керт не сказал ничего, лишь показал на пальцах знак удачи, выглядевший на Фальмире как раскрывшая крылья птичка, составленная из двух ладоней.

Мы покинули храм Дагонта лишь после того, как псы опустошили заначку Кирта и переключились на других посетителей. В дверях нас догнали пятеро псарей. Если бы не благостно-расслабленные лица, впору было насторожиться и нащупать оружие. Но нет, нас всего лишь одарили на прощанье 'сувенирами Дагонта', религиозными знаками его милости без всякой магической начинки. То есть повесили на шеи медальоны с изображением в профиль морды лица бога, к которым колечком цеплялся клык — символ Дагонта. Подарочек принял даже Шериф.

В трактир мы не бежали лишь потому, что не стоило навлекать на себя лишних подозрений. Фиилор от нетерпения едва не выпрыгивал из сапожек и смотрел на Керта такими жадными глазами, что, не знай мы причин, много чего нехорошего могли бы подумать.

В комнатах за закрытыми дверями щитовик не стал томить общество неизвестностью. Сразу вытащил из кошеля на поясе крупный, с мизинец длиной и габаритами с кулачок младенца, черный камень с искрами, очень напоминающий вставленные в глазницы статуи Дагонта в храме.

— Других кристаллов в жезле не было, — предупреждая вопросы, объявил Керт. — А этот сам из креплений в руку выпал.

— Он, он, — восхищенно согласился Филя, чьи пальчики рефлекторно потянулись тяпнуть ключ и спрятать его к другим предметам в мешок.

Мне на миг даже жалко стало: среди такого хлама драгоценный камень держать придется. Ладно хоть твердость у таких сверкающих штучек повышенная, не обдерется и не расколется наша новая прелесть.

Да уж, воистину Ольрэн шутник не из последних, но с эстетикой явные проблемы наблюдаются. С другой стороны, мой шеф, тот, который из сверхъестественной когорты, тоже на вид лысый хлыщ с портфелем. Никак не тянет на импозантного костяка в черном плаще с блестящим опасным аксессуаром условно сельскохозяйственного назначения.

Возможно, спустя век-другой-третий быть патетичным и внешне многозначительным в целом и мелочах начинает надоедать, хочется поиграть в простоту. Не знаю, мне всяко до такого не дожить. Для начала хотя бы тощую фигурку служанки до нужной кондиции довести, а то пойду Шерифа соблазнять, а он поцарапается и решит: нафиг ему такое угловатое 'счастье', лучше еще помолиться. Эх, какой мужчина под боком и никаких условий для романтики, сплошной экшн с фэнтези-пародией в придачу. Тьфу!

Пока мы любовались черным блескучим камешком, Фиилор снял с пояса мешок с добытыми ключами и бережно разложил содержимое на столе. Серый камень, отмытый от грязи Кретаграта, металлический прут из решетки, закрывающей 'шахты канализации', держатель с двумя гвоздями или болтами (с идентификацией местной фурнитуры я затруднилась) и толстая круглая в сечении ножка от трона монархов Валисанты, выточенная из темного дерева с цветочной резьбой по периметру. Да уж, кому скажешь, что здесь собраны ценные артефакты — не поверит. Одна радость, на Фальмире психических больных от общества изолируют редко, чаще лечат молитвами Первоматери и Первоотцу. Так что заведение с мягкими стенами нам не грозит. И воры, кстати, тоже. Такое добро никому и не продашь.

Кстати, занятная лингвистика: Первоматерь только Первоматерью именуют, а Первоотца еще иной раз и Всеотцом. Я вовремя прикусила язык и не стала кощунственно озвучивать предположения насчет тайного гарема у Всеотца из Второматери и Третьематери. Обидятся еще спутники, а мне с ними путешествовать и стряпню есть. Гадать, не плюнул ли кто мне в суп-кашу, и получать с небес шишкопад или даже камнепад неохота. К тому же, от Первоотца зависит благословение Шерифа на ухаживание за мной. Так что молчу-молчу.

Все подержали кристалл в руках, и принц быстренько, будто боялся, как бы не отняли, присоединил ключ к четырем его собратьям в мешочке. Финита! Больше нам в трактире, городе и даже стране делать было нечего.

....

ГЛАВА 21. Пиковая Окраина

Ехали-шагали мы долго, и солнце своим оранжевым заревом однозначно намекало на неумолимо надвигающийся вечер. Когда дорога окончательно перевалила на другую сторону гор и пошла под уклон, при очередной аварийной высадке я взобралась на камень покрупнее и вгляделась в простирающуюся внизу холмистую равнину.

Местность купалась в закатных красках. Впереди и слева виднелась небольшая пастушья деревушка, справа — еще более скромный замок не замок, крепость не крепость, так, крепостица. Дорога к деревеньке выглядела куда как более наезженной или, скорее, натоптанной.

— И где тут пики? — не поняла я, созерцая карликовый замок.

— Какие пики? — удивился Кирт.

— Мы вроде как в Пиковые Окраины направляемся, — напомнила я забывчивому щитовику, укоризненно тыча горизонтальной викторией по адресу. — А никаких пиков нет.

— Пик Окра — так барона, владельца этого местечка, звали, пока крепость стражам границы в ведение не отошла. Барон ее продал короне, — блеснул Керт случайно забравшейся в голову информацией.

— А-а-а, — протянула я. — Чего только не бывает. А переночевать-то нас, с той стороны добравшихся, в крепости пустят или лучше в деревне место для постоя искать?

— Почему нет? Они ж с Краем не воюют, — брякнул Кирт.

— Думаю, местные стражи окажут любезность двум благородным особам из сопредельной страны, путешествующим с сопровождением, — вставил Шериф и расширил границы легенды: — Вы, Фиилор и Кит, оба светловолосы и лицом благородны, в чертах есть сходство. Потому можно представить вас как родственников с достойной охраной и духовником.

— Чего ж раньше не представлял? — заинтересовался Кирт, когда мы с Филькой кивками одобрили предложение жреца.

— Раньше его высочество не смог бы достоверно сыграть братские чувства, — невозмутимо заметил Шериф, и Фиилор ответил нам всем чуть смущенной, но спокойной улыбкой.

Ура! Значит, мне не показалось, Филя исправился и перестал сохнуть по мертвой принцессе, даже графика систематического рыгания и производства ветров составлять не пришлось. Все как-то само собой получилось.

Когда в очередной раз с Филей обходили кусок дорожного бездорожья, цепко держась за руки и внимательно изучая камни под ногами, принц тихонько заговорил:

— Кит, ты не сердишься, что я себя так по-глупому вел раньше?

— Нет, радуюсь, что больше не ведешь, — поразмыслив, честно ответила я. — Ты милый парень, но влюбиться в такого, чтобы оценить по достоинству, должна какая-нибудь утонченная принцесса. Чтобы музыка, театр, стихи, любования закатами и так далее. Я же лучше дома с книжкой посижу у камина, уговорю бокальчик сладкого винца и слопаю пирожное.

— Я тоже хочу пирожные, — насупился Филя. — Нет, музыку, стихи, закаты и театр я тоже вроде люблю, только раньше очень любил и самым главным считал, а сейчас...

— Сейчас нюхнул настоящей жизни, и запах свободы вскружил голову, — хмыкнула я. — Любования, стихосложение и прочие возвышенные штучки остались там и кажутся тебе приметами прошлой, опостылевшей дворцовой клетки.

— Да, — удивленно согласился принц, хлопнув опахалами ресниц. — Как ты догадалась? Я и сам только сейчас понял...

— Шериф подсказал. Он мудрый тип. Сразу сказал, что ты за старое перестанешь цепляться, как только привыкнешь к новой жизни. Симелия, какой бы она ни была, со всеми своими достоинствами и недостатками, осталась там же, где изнеженное радильярское высочество Фиилор, пописывающий надушенные свитки с признаниями. С нами же путешествует Филя!

— Я теперь не знаю, любил ли когда-нибудь, или только хотел думать, что люблю. Ты мне гораздо больше нравишься. Нет, не как любимая, — встрепенулся парень. — Я смотрю на лицо, чертами схожее с принцессой, но совсем другое. Оно чужое тебе, но ты выглядишь гораздо более живой и настоящей, чем Симелия. Твоя улыбка, если и бывает насмешливой, не таит ехидной издевки, ты никого не унижаешь лишь из желания позабавиться. Я чувствовал, поначалу ты тяготилась нашим присутствием, но никогда не позволяла себе высмеять меня или щитовиков. Знаешь, я почти уверен, никто из тех, кто знал принцессу, не признает ее в тебе. Теперь, когда я вижу, какой могла бы быть Симелия, я все отчетливее понимаю, что увлекся парадным портретом в Радильярской галерее, не дав себе труда узнать настоящую девушку, а может, боялся разочарования, потому и не желал узнавать...

— Не переживай, Филя, будет и в твоей жизни настоящая любовь, — подмигнула я собеседнику.

— Наверное, — тихонько и отчего-то печально вздохнул принц.

— Ты чего нос повесил?

— Я не уверен, что мне сможет понравиться какая-нибудь девушка, — задумчиво поделился Фиилор. — Скольких красавиц видел в наших странствиях, и ни одна не заставила трепетать сердце.

— Какие твои годы, мы пока добычей ключиков слишком заняты, чтобы на что-то иное отвлекаться. Тут главное, чтобы если не находится подходящая красавица, не начал нравиться первый попавшийся красавчик. Вот тогда уже стоит насторожиться! — пошутила я. Не очень удачно, потому что бедолага Филя поперхнулся чистым горным воздухом так, будто ему в лицо шоссейный выхлоп прилетел, отчаянно раскашлялся и покраснел. М-да, не привыкли фальмирцы к циничному земному юмору.

Я оставила щекотливую тему и, заботливо похлопав спутника по спине, перевела разговор на нейтральную тему — цветочки. Я-то их названия не знала, а Фиилор определил — перед нами золотой гребешок. Нет, в травах высочество не очень-то и разбиралось, зато едва ли не наизусть вызубрило старинный толкователь значений цветов.

В том огромном талмуде радильярской библиотеки имелись красивые вклейки-иллюстрации с очень точными рисунками. В букетиках золотой гребешок означал искреннюю симпатию и предложение дружбы. Принц тут же сорвал шесть цветиков и предложил мне. М-да, четное число, как на похороны, впрочем, чего мне, заступающей последнюю дорогу, могли еще подарить? Я с улыбкой приняла букетик и разделила его напополам. Вот теперь нечет! Одну половину протянула Филе, вторую заложила за ухо. Принц, глянув на меня, просиял и повторил жест.

— О, теперь точно родственники! — справившись с буксировкой кареты по неудобному отрезку дороги, громко одобрил нашу цветомаскировку Кирт, сделав руками птичку-удачу.

С гор мы спускались, как бык из анекдота, не торопясь, потому что путь лучше не стал, наоборот, сложилось такое впечатление, что местный люд принял дорогу за источник дармового плоского камня и где мог понатырил его себе в хозяйство.

Словом... не веди лошадок щитовики под уздцы, вряд ли мы осилили бы этот спуск с относительной легкостью. Бить ноги, конечно, пришлось, но сердце грела мысль: обратно за вещами или по какой другой причине нам ехать не надо. А уж в один конец путь мы как-нибудь одолеем.

Безымянная деревенька с пасущимся недалече скотом и полным отсутствием всякого присутствия официально выделенного под постоялый двор дома окончательно убедила нас в правильности выбранного маршрута: крепость и только крепость.

Денек, явно намекающий на то, что не прочь превратиться в вечерок, подстегивал нас не хуже, чем лошадок вожжи. Да и сами животинки, утомленные переходом, побежали быстрее по дороге к Пиковой Окраине, где в дозорной башне нам советовали поискать ... ключ.

Поскольку башня в крепостице имелась всего одна, она же, методом исключения, и должна была считаться дозорной. Рассматривать вариант давнего сноса нужной постройки и необходимость поиска вожделенного артефакта среди россыпи камней категорически не хотелось. Да и вообще, до этого дня все наводки сизоносого пророка оказывались точными. Пусть мы не всегда их понимали, но по итогам становилось ясно: нам ни разу не соврали.

'Бум!' — гулко прозвенел Кирт колотушкой о металлический лист у приоткрытых ворот.

Почти сразу заскрипела дверка будочки, пристроенной за воротами, и оттуда выглянул заспанный сторож в слишком мятой, чтобы это можно было счесть формой, одежонке.

— Чего долбишь? — почти миролюбиво поинтересовался абориген.

— Заночевать в крепости хотели, — объяснил Кирт.

— А долбишь чего? — не понял местный житель. — Ворота-то открыты.

— Так разрешения бы спросить хотели, — растерялся от такой простоты щитовик.

— А-а-а, культурный, — сообразил и окончательно подобрел страж ворот.

— Комендант сейчас в деревне у... э... по делам. Позже будет, — исправился собеседник, чуть-чуть смутившись, потому что заметил наши с Филей юные лица в окнах кареты.

— Тогда с его помощником побеседовать не худо, — предложил вариант Керт.

— Так он того, в подвалах с утра ква... э-э, инспектирует запасы, — вывернулся с ответом страж.

М-да, обороноспособность рубежей, чувствуется, на таком уровне, что приди враг, замается искать хоть какое-нибудь войско противника, плюнет, развернется и уйдет обратно. Может, в этом и есть великая стратегическая задумка?

Щитовики сдались и спросили:

— Так чего, просто ворота открывать и заезжать?

— Ага, — расплылся в улыбке привратник. — А где на ночь разместиться, я сейчас ключника кликну, он подыщет. Только эта... у нас жра... то есть еды много, но без причуд. Каша с мясом.

Ты не поверишь, после почти дня пешего хода по здешней дороге, я ее родимую и без мяса сожру, — проникновенно, приобняв привратника за плечи, поведал Кирт. — А уж если найдется кружка, куда это добро налить, и подходящая компания, — щитовик булькнул пристегнутой к пояску фляжкой, — то и добавки попрошу.

Привратник облизнулся и, расплывшись в улыбке, кинулся помогать открывать ворота. Вот так, безо всяких троянских коней, силой одного разгильдяйства и простого мужского обаяния наших щитовиков пала крепость Пиковая Окраина.

Нет, комендант, его помощник, ключник и сторож не составляли весь штат захолустной крепости. Просто был применен старый как мир прием: если коменданту срочно надо в деревню, а помощнику проинспектировать бут... подвал, то остальных, чтоб не заскучали, требовалось занять всерьез и надолго. Секрет Полишинеля, конечно, но видимость приличий соблюдена, а на остальное здешней верхушке начхать. Потому-то практически все служивые обитатели крепостицы сейчас потели на местном аналоге марш-броска до ближайшей рощи и обратно.

Впрочем, не думаю, что на задании хоть кто-то из шкуры вон полезет. А то явишься вот так досрочно и новую установку получишь: катить квадратное, таскать круглое и так далее.

Итак, славься фантазия коменданта-казановы, мы получили возможность спокойно поставить карету в один из пустующих сараев при крепости и отвести лошадей в стойла. Здешний конюх и его подопечные на месте имелись, их к марш-броску привлекать не стали. Конюха, вероятно, по причине одноногости, а лошадей из-за обладания четырьмя конечностями сразу. В общую двуногую композицию они не вписывались!

Ключник, которого кликнул страж ворот, оказался еще одним инвалидом. Нет, все две ноги у него были в наличии, зато на одной из рук не хватало трех пальцев. И староват был дедок для забегов по пересеченной местности. Если только в сортир и обратно. В таком-то возрасте главное не добежать, а донести. Но свою работу ключник знал, как семь пальцев обеих рук. Комнаты нам отвел свободные в — аллилуйя! — башне, едва ли не под крышей. Так-то помещения оказались просторные, мебель простенькая имелась, а что на самом верху и никем не занятые — так по эдаким крутым ступеням поищите дурака каждый день ноги бить. Гостей же не жалко! Они побегают, чай, молодые и ненадолго прибыли. Пусть солдатской экзотики хлебнут!

Умывшись и переодевшись с дороги, мы решили лошадей не гнать и поиски ключа отложить до ночи. В крепость к ужину вот-вот должны были вернуться ее обитатели. Как раз к тому времени, как мы обустроились в трех комнатах, связанных между собой внутренними дверями-переходами, день по праву принял титул вечера. Снаружи из распахнутых для проветривания окон послышался людской гомон, стук, лязг и прочие звуки, характерные для людей, собравшихся в количестве большем, чем трое.

Я выглянула. Так и есть. Человек тридцать-сорок (никогда не умела считать людей в толпе по головам) входили в ворота, на ходу болтая, переругиваясь и похохатывая. То есть, утомленными солнцем-ветром и прочими невзгодами доблестные воины не выглядели. Думаю, они и в рощице себя не слишком упражнениями утруждали. Не бывает у утружденных таких округлившихся щек и выпирающей из-под ремня 'груди'.

Отлично! Если тут солдат так кормят, то и мы голодными не останемся. Столовались все, как нам сообщил ключник, в зале на первом этаже крепости. Лишь здешнее нынче отсутствующее начальство в своих апартаментах вкушать изволило.

Зато, как охотно поведал тот же старикан со связкой ключей на поясе, гостям крепости полагался отдельный стол в столовой, на который стряпухи таскали тарелки с содержимым из общего котла. Впрочем, оттуда питались вообще все в крепостице. Демократичненько!

Вниз мы спускались хоть и голодные, но преисполненные нервного напряжения. Оттого ели с аппетитом лишь дабл Кей. Филя вяло ковырялся в тарелке, мы с Шерифом честно работали ложками, но больше для порядка, нежели с истинным энтузиазмом.

Все думали об одном: найдем или нет, а если найдем, что и как будет дальше с семью ключами и со всеми нами. Пророчество менестреля деталей финала не раскрывало, потому каждый мог мучиться своими собственными домыслами, сомнениями и надеждами. Последние такая страшная штука, что порой треплют нервы сильнее всего остального.

Щитовики умеренно квасили с привратником, остальная военная братия, нам не представленная, задумчиво косилась на емкость, но в компанию не набивалась. Им хватало выставленного на столы пива.

Между первой и седьмой разговор тек о философских превратностях бытия, заодно выяснилось, что крепостного начальства сегодня точно ждать не стоит. Ежели самый главный до сих пор не явился, то в деревне и будет ночевать, а инспектирующий подвалы помощник, скорее всего, падет в неравной борьбе с превосходящими силами стеклянного, глиняного или бочкового противника и будет спать прямо в подвалах. Там у него и тюфяк на всяких случай припасен.

Поскольку мы не стремились быть представленными здешним властям, то волосы на себе от досады рвать не стали. Доужинали, допили, да и ушли от греха подальше в комнаты наверх. А то отдохнувшие вояки уже начали коситься на щитовиков со спортивным интересом. Еще пара-тройка кружек пива и мужчины начнут предлагать приезжим померяться, хм, силой, или сами решат эту силу продемонстрировать девушке. Пока спасала слишком аристократичная мордаха Симелии, к которой подкатить с неприличными предложениями можно лишь после -дцатой кружки.

В комнатах мы просидели примерно до полуночи. Уже стихла крепость, раздавался лишь богатырский храп часового на посту, доносящийся даже сквозь закрытые окна. Щитовики перебрасывались здешним аналогом костей, представлявшим собой девятигранник, я бы с удовольствием потрепалась с Шерифом, но тот о чем-то сдержанно молился, потому пришлось чинно сидеть в кресле, положив руки на колени.

Фиилор нежно, как любимого плюшевого мишку, тискал мешок с артефактами Ольрэна, в кои-то веки пристегнутый к ремню поверх штанов, а не спрятанный под маскировочной юбкой. С этой кочевой жизнью под маской смазливой девицы вообще удивительно, как принц не утратил половую идентификацию. Хотя, я покосилась на Филю, сидит гордый и прямой, брови темные свел, и видно, пусть черты лица изящные, но не девчоночьи. Исчезла за дни скитания ребячья припухлость и какая-то безвольная расплывчатость черт. Теперь, пожалуй, для того, чтобы придать радильярцу вид женщины, его придется гримировать посильнее. И как сегодня вдумчиво рассуждал на дороге. Мальчик подрос, а мы и не заметили. Я мысленно смахнула слезинку, 'Как быстро, однако, растут чужие детки!'

Ночь окончательно обосновалась в горной долине, и мы, давя все нарастающее возбуждение, отправились на поиски. Дозорная башня не была отдельно стоящим помещением. На первом и последнем этажах крепости они соединялась с основным зданием коридорами. Добравшись до узкой лестницы, каковую при желании легко смог бы блокировать и одиночка, мы решительно изготовились к последнему броску на вершину.

Тихий предупредительный шепот принца Фили прозвучал громче разорвавшейся гранаты:

— Не туда. Меня вниз тянет!

Растерянные слова юноша сопроводил явственным наклоном зонтика с рогулькой, каковым теперь он с успехом пользовался в одиночку, без составления единой цепи со всей компанией.

— Э-э, ладно, — мудро отозвался Кирт, успевший подняться на три ступени вверх.

Мы развернулись и чуть ли не на цыпочках двинули вниз по лестнице до самого первого этажа и далее, все вниз и вниз в подвал. Туда, где, если верить стражу ворот, спал помощник коменданта. Дверь в подвал оказалась столь же массивной и широкой, как та, которая преграждала дорогу в склеп Захаля. Зато была сделала из досок и замка не имела. Вернее, засов наличествовал снаружи и не задвигался.

Мы осторожно ее приоткрыли и вышли на новую полутемную лестницу. На эту часть крепости магических факелов то ли не хватило, то ли не сочли нужным сильно тратиться. Снова спустились еще на один пролет и застыли, прислушиваясь к раскатистым звукам.

Ага, слева имелась каморка с топчаном, где в окружении нескольких пустых бутылей, распространяя мощную волну перегарного амбре, звучно задавал храпака некто. Лица, из-за позы спящего и наброшенного поверх одеяла, было не разглядеть. Но нас это не особенно заботило. Спит и пусть себе, черных пятен не видать, стало быть, не захлебнется чем не надо. Хорошо, выпито много, значит, и дальше спать будет, а мы потихоньку за Филей пойдем.

Куда там его тянет? О, налево! Точно, настоящий мужчина вырос! Формально пророк-алкаш не ошибся, та часть подвала, куда свернул принц, действительно относилась к башне. А что являлась ее подземной частью, так никто нам звезды, луну и ветер в комплекте при нахождении последнего артефакта не обещал. Думать же мы могли любую чушь. Людям вообще свойственно заблуждаться.

Фиилор притащил нас в помещение, представлявшее собой нечто среднее между кладовкой и мусорной свалкой. Чувствуется, сюда со всей крепости стаскивали хлам под плюшкинским девизом: 'Уже не нужно, но выбросить жалко!'. Наверное, потом собирались поступить, как Дядя Федор и К, то есть, 'продать что-нибудь ненужное'.

Света коридорных факелов хватило лишь на самое смутное освещение 'сокровищ'. Чего тут только не было: от битой посуды и порванной амуниции до колченогих лавок, столов и погнутых светильников. От такого изобилия глаза разбегались. Хорошо еще перебирать вручную каждый нелепый осколок прошлого быта в надежде узреть в нем артефакт Ольрэна, нам не пришлось. Филя, навострившийся в деле поиска, целенаправленно свернул направо, затем резко прыгнул и забился куда-то под стоявшую на честном слове и одной ножке лавку. Вылезал принц обратно, как большой червяк, пыхтя, извиваясь и упрямо волоча за собой обеими руками какую-то здоровенную бандуру. При более пристальном осмотре добыча Фиилора оказалась котлом на трех ножках. Сильно битым жизнью, закопченным до состояния хронической нераспознаваемости металла, с ручкой, выгнутой так, будто ею какой-то вандал долго и упорно пытался забивать гвозди. Участь гвоздей оптимизма не внушала.

— Гхм-м-м, — озадаченно переглянулись щитовики, огладил бородку Шериф, а я озвучила общий вопрос:

— Как нам эту махину упереть завтра из крепости, чтоб лишних разговоров не пошло?

— Придется засунуть его в карету сегодня, — предложил самый простой вариант жрец.

— Логично, в темноте точно не разглядишь, с чем это мы бродим и почему. А если застигнут на месте преступления, обвиним Филю в клептомании и предложим уладить дело разумной денежной компенсацией.

— Отнесу котел, давай сюда, высочество, — перехватив добычу у принца и закутав ее в собственный плащ, как горячо любимое дитятко, принял решение Кирт.

Кому еще было бы доверить столь важную миссию, как не щитовику, обретшему способность к почти неслышному и незаметному передвижению.

Кирт исчез, а Керт задумчиво хмыкнул:

— Снова ты права, лапуля.

— В чем? — заинтересовалась я комплиментам собственной непогрешимости. Нет, оно, конечно, и так понятно: женщина всегда права, тем более я, но все-таки.

— Тимас так ловко двигаться не мог. Нет, парнишка талантливым был, но дара, как в Кирте проснулся — не-е. Видать, и впрямь близость ключей поспособствовала пробуждению.

— В Кирте не только это изменилось, — я подхватила нить рассуждений. — Он, к примеру, всегда потрепать языком охотник был, но чтоб не только трепать, а и мигом раскручивать тех, с кем словечком перемолвиться сел, на информацию и услуги — такого прежде не водилось. В последнее время потрясающе выходит! И ты говорливее стал, на пару удачно работаете.

— Пожалуй, — задумчиво согласился Шериф, уже иным взглядом окидывая наши перспективные человеческие ресурсы.

— А что такое клептомания? — опасливо и не в тему осведомился Филя, почему-то изучая пряжку на поясе.

— Страсть к заимствованию чужих вещей, чаще всего весьма сомнительной ценности. Правда, обычно больные люди всякую мелочевку тырят, но ты у нас парень уникальный, потому клептомания у тебя только в особо крупных размерах проявляется. Но редко!

— А-а-а, — хихикнул, ничуть не обидевшись, принц. — Здорово придумано!

Мы тихонько, столь же осторожно, но без прежней опаски, выбрались из подвалов башни и вернулись к себе в комнаты. Срочно запрягать коней и сваливать в ночь, едва седьмой артефакт Ольрэна оказался в наших руках, показалось не слишком разумным. Да и для здоровья вредны систематические нарушения ночного сна. Потому, как ни хотелось нам обсудить результат, однако ж, красноречивые зевки, исполняемые дуэтом 'я и Филя', подвигли остальных членов команды к соблюдению режима.

Чего там красит или не красит утро, мы, милостью Шерифа, дожидаться не стали, так же, как и горячего завтрака. Оставив свои устные благодарности так и не прибывшему в крепость коменданту (дрыхнущему помощнику ничего оставлять не стали), мы душевно попрощались с неизменным стражем у ворот. Оказывается, бедолага проиграл спор друзьям, оттого и загремел в бессменные стражи на пять дней кряду. Кирт вручил вояке одну из чудом сохранившихся бутылей той жуткой Кретагратской самогонки. Не знаю уж, поить страж ею или травить кого собрался, но нюхал он бутыль с задумчиво-мечтательным видом. Потому выпустили нас так же, как и запустили, без лишних расспросов. ....

ЭПИЛОГ

Что вы хотите прочесть? Жили они долго и счастливо? Жили, живем и будем жить. И преображенный Фальмир, люди которого снова ощутили в себе способность к творческому созиданию, тоже будет. Только работы над испорченным за два века имиджем Ольрэна и разрухой в головах отдельных фанатиков нам хватит надолго. Но ничего, мы справимся, благо, частичку своей силы, способной творить чудеса, предок Шерифу оставил. Молниями кидаться муж не может, но подсветить глаза, голосом громыхнуть, благословить созидателей или проклясть особо упорных идиотов чем-нибудь заковыристым, таким, чтобы сразу все заблуждения из головы вымело, — всегда пожалуйста. Это он удивительно быстро освоил. К тому же замок наш, во избежание наплыва нежелательных посетителей, не стоит на одном месте или виден не всем. Зато с явкой в новые храмы для работы у меня проблем нет. Куда надо — туда и доставят!

А собственное ателье мы с Филей все-таки открыли. Она теперь там хозяйка и вдохновительница, слава гремит по всему Фальмиру. Словом, на скуку никто не жалуется. Дел много, некогда!

Дорогие мои читатели. роман выложен с сокращениями, нет нескольких глав, часть глав сокращена. (Книга издана, потому и т.п. и т.д.)

Новую книгу — когда и если будет — очень не люблю трубить о проектах заранее — обязательно проанансирую предварительно. Но. Ориентировочно, не раньше лета, а то и осени. Очень много работы в реале, времени на творчество, соответственно, крайне мало. Увы!

Дорогие читатели, в ЛАБИРИНТЕ открыт заказ на книгу. Уже в продаже.

Электронная версия на ПМ с ворохом авторских опечаток (куда ж я от них?) на ПМ