Койка равномерно покачивалась и вздрагивала, глухой стук шарниров и хлопки крыльев навевали сладкий утренний сон, сквозь который назойливо прорывалось прерывистое верещание дудки квартирмейстера... "Все наверх!" 24-й пост ходовой вахты, возле опорного шарнира третьего крыла, в ходовой галерее правого борта... Алёша вскинулся, привычным жестом нащупывая веревочные петли над раскачивающимся гамаком, чтобы, подтянувшись, ловко выбросить тело на решетчатый настил кубрика и, сломя голову, бежать на свой пост. Однако вместо колючей петли, пальцы скользнули по полированной латуни поручня. И сразу в голове прояснилось — нет никакого гамака, а опорный шарнир третьей штирбортной маховой перепонки остался где-то далеко, вместе с учебным судном Воздухоплавательного Кадетского Корпуса "Вестник". Но как, однако, устойчивы корпусные привычки! Будто не всего три недели назад поднялся гардемарин Веденякин на первый в своей жизни боевой (ну хорошо, учебный, но ведь когда-то и он был боевым!) корабль, для прохождения воздушной практики. Как будто уже лет пять, каждое утро, просыпается он по боцманской дудке. И не рассуждая, инстинктивно, безошибочно, определяет, куда следует бежать: куда по такелажной тревоге, куда по пожарной, куда по боевой.
В пассажирской каюте второго класса явственно ощущалась мелкая вибрация ходовых перепонкок. Ближайшая почти что зхакрывала вид из иллминатора — её задняя кромка мелко, почти незаметно для глаза дрожала, создавая тягу на крейсерском режиме — пассажирский лайнер "Династия " выполнял рейс "Дигорье — Туманная Гавань". Яркое солнце заливеткаюту, игриво расцвечивая зеленый бархат и темное дерево — компания "Западные Пассажирские Воздушные Линии" не экономит на интерьерах. Отпуск! Целых четыре дня свободы!
Алёша сел на койке, мгновенно стряхнув с себя дремоту. Судя по всему, уже скоро девять — да, давненько ему не приходилось просыпаться так поздно. Виноват был, безусловно, вчерашний загул в столице, в "Золотом облаке", устроенная однокашниками по поводу окончания первого в их флотской карьере настоящего похода. Позвольте, так это же час до прибытия, даже меньше?
— Доброе утро, господин гардемарин! Как спалось?
Сосед по каюте видимо, уже давно встал и успел закончить утренний туалет. Попутчик казался года на три-четыре старше Алёши. Он сидел на койке, слегка откинувшись, что не скрывало высокого роста, хотя молодой человек и сутулился слегка — обычное дело для студентов. Лацканы сюртука попутчика украшены золотыми "песочными часами" Училища Технологического и Прикладного Искусства.
— Спасибо, давно уже не случалось так хорошо выспаться... Простите, мы ведь скоро пребываем? Уже давали колокол к завтраку?
Попутчик извлек из жилетного кармана изящные серебряные часы и щелкнул крышкой. Часы отозвались мелодичной фразой на инрийском. "Конечно, — вспомнил Алёша, — у искусников это модно... и небось, не носит при себе никакого металла, кроме серебра..."
— Восемь сорок шесть. Прибытие через час пятнадцать, завтрак подадут через 10 минут, господин гардемарин. Надо сказать, здешняя кухня выше всяких похвал....
Алёша мысленно выругался — он СОВЕРШЕННО не помнил имени учтивого искусника. Помнится, вчера, после посадки на лайнер, они обменялись парой любезностей.... кадет смутно припоминал, что попутчик кажется, сказал, что направляется в коммерческие доки Туманной Гавани... вроде, получил туда назначение после выпуска. Или у гражданских не бывает назначений? И все же... как он там представился? Глимко... Слимко... Дмитрий Слимко, кажется? Нет, так звали двоюродного брата Алёшиного сокурсника, молодого театрального обозревателя крупного столичного еженедельника, который вместе с кадетами гулял вчера в "Золотом Облаке"... вроде, что-то похожее. Фу, как неудобно получилось, никак не вспомнить. Ну да ладно, за завтраком можно будет ненавязчиво выяснить имя соседа, как будто ничего вовсе и не забывал. А то право же, невежливо, еще сочтет неучем... Однако незнакомец вовремя пришел на помощь терпящему бедствие гардемарину:
— Простите, мне кажется, вчера я забыл представиться. Дмитрий Флимкин, выпускник Технологического. Меня семь лет учили строить ваши летающие игрушки. Вот, если позволите... — с этими словами маг протянул Алёше визитную карточку, отпечатанную по последней столичной моде на прямоугольном кусочке дорогого, тисненого пергамента. Одна кромка карточки была выполнена неровной и как бы обожженной — ну да, студенты-искусники обожают такие штучки...
— Гардемарин Его Императорского величества Воздухоплавательного Корпуса Алексей Веденякин! — на одном дыхании выпалил Алёша и с трудом удержал себя от порыва вскочить и щелкнуть каблуками.
Правильно говорил наставник группы, лейтенант Чирков: "не знаешь, что делать — действуй по уставу". Хорош был бы он, навытяжку, в кальсонах и босиком. О черт, да искусник же назвал его гардемарином. Ну, положим, он мог увидеть нашивки на мундире,... сейчас поймет, что собеседник глупейшим образом все забыл. Спайк внутренне аж скривился от неловкости...
— Рад знакомству, господин гардемарин. Приятно встретить... в определенном смысле коллегу. Вы ведь выпускаетесь по классу дирижаблей? — и он, слегка кивнув на висящий в углу Алёшин мундир.
На рукаве форменного сюртука красовалась заветная нашивка: сигара воздушного корабля на фоне имперского двуглавого орла и четыре витых полукруглых шеврона — по числу курсов.
— Да, господин Флимкин, только я на них летаю, а вы строите. Правда, до выпуска мне еще один курс. Кстати... вы, кажется, упоминали, что собираетесь работать на верфях "Западных линий"?
— Разве? Наверное, это по растерянности, господин гардемарин. Нет, меня ждёт место в службе наземного контроля. Они, знаете ли, вводят сейчас новую процедуру поиска повреждений маховых перепонок, а это как раз тема моего диплома... — и искусник принялся подробно описывать свои будущие обязанности.
Алёша слегка перевел дух. Кажется, пронесло — попутчик не заметил возникшей, было, заминки. Или заметил? Искусник говорил учтиво и совершенно серьезно, но в уголках глаз вроде бы притаилось нечто такое... как и большинство людей, обделенных соответствующими способностями, кадет относился к искусникам с опасливым недоверием. Однако тот оставался лицом сугубо гражданским, а честь мундира требовала, в любой обстановке, вести себя с гражданскими элегантно, непринужденно и с легким налетом высокомерия — как это и пристало будущему блестящему офицеру-воздухоплавателю. Так-то оно так, только вот демонстрировать непринужденность и высокомерие и уж тем более элегантность, щеголяя в одном, пусть и самом лучшем, батистовом белье, все же было затруднительно...
Извинившись перед спутником, Алёша наскоро оделся (попутчик деликатно отвернулся, изобразив, что крайне заинтересован видом из иллюминатора) и протянул руку к бронзовой ручке звонка, чтобы вызвать стюарда и потребовать принести бриться. Не то что это было очень уж необходимо — усы и щетина у гардемариня Веденякина возмутительно не желали расти, но утреннее бритье входило в обязательный утренний ритуал флотского офицера-воздухоплавателя, каковым Алёше очень хотелось выглядеть.
Расстегивая дорожный несессер (отличная сафьяновая кожа, серебряные уголки, 12 рублей в лучшей столичной галантерейной лавке!) юноша мельком, не нарочно как бы, бросил взгляд в квадратный иллюминатор — не пристало ему, будущему воздушному волку, таращиться на проплывающий внизу пейзаж, подобно гражданским пассажирам, впервые вступившим на палубу дирижабля. А посмотреть, признаться, весьма тянуло — по правому борту "Династии " раскинулась во всем великолепии Туманная Гавань — второй по величине город Империи и база ее гордости и опоры — Второго Воздушного флота. Сколько раз Алёша в самых смелых мечтах видел себя на командном мостике флагманского корабля, ведущим гордую воздушную эскадру над этим чудесным городом! Перепонка вот только мещает....
Хорошо различимый с высоты город имел довольно замысловатую планировку, ни чем не напоминающую остальные города Империи. Старый Город расположился на узкой полоске сравнительно ровной земли между гаванью и охватывающей ее подковой, и невысокой цепочкой холмов — несколько хаотичный, террасами взбегающий от портовых причалов к подножию холмов, утопающий в фруктовых садах, способный кого угодно запутать в лабиринтах кривых улочек. Нависающие над Старым Городом холмы надежно прикрывали столицу Приморской провинции от сухих ветродуев со стороны Травяного моря. Отличная роза ветров, удобнейшая, просторная площадка — что еще нужно для постройки крупнейшего в Империи воздушного порта, предназначенного для приема небесных гигантов?
Новый Город уже вырастал в иллюминаторе — сразу за цепочкой холмов. Он был выстроен в строгой геометрической манере; правильная, линейная планировка казалось, говорила о том, что предназначен город для людей точных, строгих профессий: для искусников, воздухоплавателей, фабричных рабочих и техников, обслуживающих воздушные корабли на земле. От огромного поля воздушного порта жилые кварталы отделяла полоса промышленных предприятий — мастерские по сборке летательных аппаратов, коммерческие и военные доки, мета-газовые заводы. Ближе к Новому городу теснились пакгаузы коммерческого порта, а восточнее, милях в трех, громоздились снежно-белые ангары, катапульты и причальные мачты базы Второго Имперского Воздушного Флота. В Старый Город, к морю, через холмы, можно было попасть петляющим по склонам дорогам, а всего 5 лет назад под холмами был прорыто два тоннеля, и добираться сразу стало куда быстрее. Сами же холмы превратились в Холмы — так теперь называли район, где, по преимуществу, обита городская знать и её краса и гордость — офицеры флота, и морского и воздушного. Здесь селились те, кто хотел наслаждаться свежим океанским бризом, изысканным обществом, верховыми прогулками и великолепными видами на океан и раскинувшиеся к востоку равнины.
В дверь деликатно постучали: стюард, уже наготове, с нагретыми полотенцами и серебряным тазиком, полным благоухающей, белоснежной пены. Алёша получил, наконец, возможность перевести дух, закрывшись в крошечной кабинке уборной. Приводя себя в порядок, он в который раз уже повторил про себя — Малая Сиреневая улица, дом 34. По этому адресу снимал квартиру его брат, служивший на скоростном дирижабле-разведчике "Иноходец", который, вместе с остальными воздушными кораблями Второго Флота, стоял в Облачной Гавани. Узнав о выпавшем брату отпуске, Савелий пригласил Алёшу провести у него несколько дней.
Молодому человеку не приходилось бывать в Туманной Гавани, он знал город только по рассказам. И сейчас, соскабливая со щек существующую только в его воображении щетину, Алёша прикидывал, как половчее добраться до Малой Сиреневой. Надо будет взять извозчика... то есть лучше, конечно, парокат, но тут имелось одно пренеприятное затруднение. Дело в том, что финансы его находились в весьма удручающем состоянии. Как известно, есть две стадии отсутствия денег — "денег нет" и "денег нет вообще". Пока что гардемарин Веденякин пребывал на первой стадии, но на горизонте уже отчетливо маячила вторая.
Так что придется, как это ни грустно, обойтись обыкновенным экипажем. Конечно, куда приличнее было бы блестящему воспитаннику Императорского Воздухоплавательного проехаться по городу на самоходе, но на этот раз лучше быть поскромнее. Братец, конечно, и без напоминания подкинет монет, он всегда так делал — перед самым отъездом младшего брата обратно в Корпус. Просить же денег сразу по приезде, Алёше ужасно не хотелось. Оставшиеся в кармане семнадцать рублей предстояло растянуть на 2 дня прогулок по городу, а если учесть, что извозчик от причального поля "Западных Линий" стоит полтинник, а парокат — рубля полтора ... кроме того, он наверняка застанет у брата Ирину, его невесту, значит, приходить без букета вроде и неудобно, а это еще рубля два, не меньше...
Размышления эти были прерваны — звук, издаваемый маховыми перепонками изменился. Шмелиное гудение на бакборте стало гуще, а жужжание вибрирующих перепонок штирборта смешилось мягким "ффурх — огромные полотнища ожили, перейдя в маховый режим с минимальной тягой. Алёша, выглянув в иллюминатор, увидел, как "кости" перепонок часто заходили туда-сюда, загребая воздух — "Династия" поворачивалась, описывая над городом широкую дугу. Одновременно дирижабль заметно пошёл вниз. "Ага, — глубокомысленно подумал Алёша, вовремя вспомнивший, что он, собственно, без пяти минут воздухоплаватель, — сбрасываем высоту за счёт тяги, и штирбортные перепонки, работая на "самой малой" не давая громаде "Династии" перекоситься направо. Ну ещё бы, мета-гелий всё же не так дёшев как мета-водород, что используется до сих пор на захолустных почтовых линиях. Просто так стравливать его в атмосферу накладно, а нагнетать воздух в баллонеты, чтобы сжать мета-гелиевые ёмкости и уменьшить тем самым подъёмную силу корабля — дело небыстрое. Вот шкип и напрягает "кости", сбрасывая высоту. Кстати, чувствуется рука военного — во время боевого маневрирования большие корабли для резкой смены высоты пользуются именно перепонками. Игры с балластом и объёмами мета-газовых баллонов требуют времени — а его в схватке дирижаблей, столь неторопливой со стороны, обычно и не хватает...
— Что-то случилось, господин гардемарин? — раздался из-за двери уборной голос попутчика. — По моему, звук изменился как-то необычно... да и крен образовался, не находите? —
Алёша нахмурился. Вот и пойми, всерьёз спрашивает попутчик, или же утончённо издевается, предлагая желторотому спутнику распушить хвост и начать фонтанировать знаниями? Чтобы когда тот разойдётся вовсю и примется откровенно токовать, не замечая ничего вокруг себя, разом поставить сопляка на место вежливо-ядовитым замечанием? Искусники, особенно технологи, славились подобными штучками — да и как, скажите на милость, поверить, что человек, заканчивающий Училище по дирижаблестроению, не разбирается в основах маневрирования? Уловил ведь он крохотное изменение нагрузки на правую и левую ступни, ясный признак пусть лёгкого, но крена? Обычная сухопутная крыса такого нюанса не заметит, пока кружки со столика в каюте не попадают...
Стакан с помазком с шуршанием пополз к краю столика. В каюте что-то шумно упало — похоже, попутчик всё-таки не удержался на ногах. "Ага, — злорадно подумал Алёша, — будешь знать, как умничать, крыса наземная! — и тут же сообразил, что язвительная беседа состоялась исключительно в его воспалённом воображении. Гардемарин выскочил из туалетной комнаты, спешно вытирая полотенцем остатки пены. Искусник нелепо повис, ухватившись за обшитую бархатом петлю из каната, пристроенную на стене, возле входной двери, как раз на подобный случай. "Династия" резко заваливалась на борт — Алёша тем не менее, устоял, и тут же кинулся к висящему над койкой кителю. Странно — такие резкие манёвры далеко выходили за рамки дозволенного пассажирским кораблям... да ещё и в небе над самым крупным городом провинции!
Гадать пришлось недолго. По палубам лайнера прокатился гул колоколов громкого боя — тревога, тревога, тревога! Гардемарин, пытаясь на бегу попасть в рукава, выскочил из каюты и кинулся к панорамному окну на прогулочной палубе. Открывшееся ему зрелище, более всего напоминало кадры учебных фильмов или хроники времен прошлой войны: на фоне ярко-голубого неба, широким виражом, прямо в борт беззащитной махине четко, как на учениях, заходил боевой клин ударных инрийских "стрекоз".
* * *
А вот в штаб-квартире Второго Императорского Воздушного Флота, тревогу поднять было некому — даже если бы там кто-то и заподозрил неладное. Да и с чего бы, если вдуматься — лето, жара, воскресный день. Все кто мог, и кому позволяло это служебное положение, либо наслаждались свежим бризом дома, в Холмах, либо отправились за город, к морю. Над Холмами и над Старым Городом то тут, то там, вперемешку с радужными пузырями прогулочных воздушных шаров, парили разноцветные лепестки легких одноместных воздушных змеев и гоночных крыланов — обитатели Облачной гавани, кто побогаче, были буквально помешаны на воздушных видах спорта, а команда Второго Флота уже пять лет подряд не расставалась с Сапфировым кубком, призом Большой воздушной регаты....
Так что в штаб-квартире уныло отбывали свои номера дежурные офицеры, да торчали возле переговорных раструбов пневмопочты и телетайпов полусонные связисты. Ни контр-адмирала Перфильева, ни его заместителя, ни флаг-капитанов эскадр на месте не было. Начальник штаба Второго флота посвятил этот летний день подготовке плановых общефлотских соревнований по воздушной вольтижировке, шеф службы разведки второго флота еще вчера отбыл в столицу с корветом фельдсвязи. С его отъездом штаб-квартира окончательно превратилась в сонное царство.
В двух сотнях миль к югу от Туманной Гавани, прикрывшись невысоким горным хребтом от редких воздушных патрулей, ударная армада Конфедерации начинала боевое развертывание. Южное направление давало агрессорам немалое преимущество в плане скрытности, а именно этого они сейчас и добивались больше всего — почти все коммерческие или почтовые воздушные маршруты проходили севернее, так что небо за южным хребтом обычно пустовало.
Облачники вышли на позицию в предрассветных сумерках, тихо, на максимальной высоте, пересекли береговую черту, и только оказавшись над почти безлюдными лесами юга, начали постепенно снижаться. К назначенному месту они шли поодиночке, чтобы не встревожить случайного свидетеля видом стройной группы чужих военных кораблей, неизвестно откуда появившихся в мирном небе Империи. Конечно, вероятность того, что в этих чащобах именно сейчас окажется опытный наблюдатель, да еще и имеющий под рукой телеграфный аппарат или хотя бы переносной гелиограф крайне мала, но... армад-лидер не собирался рисковать даже и в самой малой степени.
Все 11 кораблей вовремя вышли к точке рандеву, и теперь висели на высоте девятисот футов, почти ровной линией, фронтом на север, с интервалами в четверть мили. Легкий южный ветер заставлял воздушных гигантов лениво трепетать маховыми мембранами, чтобы удержаться на своем месте в строю. На полетном мостике корабля-гнездовья корабля "Белое пламя" вовсю кипела работа — обслуга суетилась вокруг креплений подвешенных под облачниками летателей — ударных "стрекоз" и инрийских "виверн". Палубные рабы крепили на машины гроздья "капель" с зажигательной смолой, прилаживали пучки труб-огнеметов, наполняли магазины метателей режущих дисков. Наездники "стрекоз" — невысокие, краснокожие южане, лучшие летуны Конфедерации, и закутанные в длинные, до пят, плащи, наездники "виверн" стояли пока в стороне, не желая мешать прислуги. Инри как всегда, держались особняком, тщательно следя, чтобы ни один из пробегавших мимо рабов, не коснулся даже краешка их ниспадающих одеяний. Да те и сами давно привыкли к манерам обитателей Заповедного края, и, приблизившись случайно к инри, почтительно огибали его, выдерживая положенную дистанцию — примерно три фута.
Раб в тунике старшего прислужника, копавшийся возле крайней в ряду "виверны", отскочил, что-то выкрикнув своим коллегам, и вскинул над головой клетчатый, серебряно-черный флажок. От группки стоящих в стороне пилотов отделился высокий, даже по меркам своего народа, инри. Повернувшись к своим соплеменникам, он вскинул правую руку, сделал какой-то сложное движение и замер. Те в ответ, вытянулись в струнку и одновременно хлопнули правыми ладонями по висящим на перевязях ритуальным топорикам. Высокий инри повторил этот жест, повернулся и направился к своей "виверне". Вслед за ним, выполнив тот же самый ритуал, к аппарату отправился еще один инри — и, хотя фигуру его скрывал точно такой же непроницаемый плащ, особенности походки не оставляли сомнений, что второй наездник "виверны", — левая самка, инрийка. Мудреный серебряный узор, струящийся по краю накидки, указывал на принадлежность к одному из самых авторитетных во всей Конфедерации инрийских семейных союзов. Подавший сигнал готовности раб перегнулся через леер и уставился на боевую подвеску "виверны" — две белые "капли" с горючей смолой, шесть грозовых труб, в двух связках по три штуки, и встроенный в носовой обтекатель "Инрийский скорпион" — классическая конфигурация вооружения для удара по крупной воздушной цели. Занявший место в глубоком, вырезанном из кожаного дерева седле, высокий инри-наездник прикрикнул на излишне бдительного прислужника. Тот в ответ часто-часто закивал и попятился прочь от леера, на предписанное уставом место — возле рычага сброса.
Один за другим рабы, обслуживавшие летатели, вскидывали флажки, сигнализируя о готовности. Вскоре наездники пилоты заняли места — 15 "стрекоз" и 9 двухместных "виверн", с полной боевой подвеской, замерли на замках под полетным мостиком "Белого Пламени", ожидая только команды на сброс. Еще 6 "стрекоз" со сложенными крыльями ждали своей очереди на мостике, нетерпеливо вздрагивая кольчатыми сегментами фюзеляжей. Как только стартуют летатели первая волны, палубные рабы поспешно подцепят на клещи резервные летатели, чтобы те были готовы в любое мгновение сняться на перехват имперских крыланов — если, конечно, те успеют взлететь навстречу атакующей армаде ....
Остальные шесть кораблей-гнездовий также закончили подготовку к выпуску летателей, и сигналили теперь веерами зеленых искр.
На флагмане, "Высоком Замке", засверкало зеркало гелиографа , передавая распоряжения армад-лидера на остальные корабли армады. Предводитель не собирался рисковать тщательно разработанным планом, так что все разговоры между воздушными кораблями велись исключительно с помощью этих примитивных механических аппаратов, раздажающе неудобных в обращении. Клетки же с посыльными жуками были опечатаны и к ним, для верности, были приставлены часовые. Предстоящая операция в буквальном смысле решала судьбу большой войны, на которую, после стольких лет мира, наконец-то отважилась Конфедерация.
Приняв сигнал флагмана, корабли армады медленно тронулись на север, туда, где за покрытыми лесом вершинами Южного Хребта, на равнине, у моря, раскинулась Туманная Гавань. Один из крупнейших городов враждебной Империи и, что самое важное, постоянный пункт базирования ее самого мощного воздухоплавательного соединения — Второго Воздушного Флота. Кроме того, в Туманной гавани стояли и боевые корабли — то есть обычные, морские суда, тихоходные плоскодонные утюги прибрежной обороны и отряд клиперов под командованием Великого князя Григория. Но вовсе не они интересовали сейчас армад-лидера, выводящего свои воздушные гиганты на заветную цель. Морской порт Туманной Гавани, по правде говоря, особого стратегического значения не имел — его рейд, мелководный и слишком уж открытый океанским ветрам, не позволял принимать по настоящему крупные боевые корабли. Отряд же клиперов играла роль то блестящей игрушки наследника, то учебной парты для отпрысков имперской аристократии. Нет, мысли армад-лидера занимали сейчас длинные, серебристые эллинги боевых дирижаблей Второго Флота, ангары и катапульты для крыланов, а так же причальные мачты и газгольдеры с мета-гелием, усеивавшие просторное — пять миль от края до края! — поле самого крупного воздушного порта Империи. Так же в списке первоочередных целей значились крупный химзавод на южной окраине Туманной Гавани и сборочные мастерские крупнейшего производителя аппаратов тяжелее воздуха "Глюк и братья". В перечне вторичных целей были коммерческие воздухоплавательные доки, здание гражданского воздушного порта и сухой док порта морского. Нашлось место в этом списке и для четверки клиперов наследника, но скорее, так, для порядка. Все понимали, что как ни сложились бы боевые действия грядущей войны, погоды эти роскошные, дорогостоящие игрушки не сделают при любом повороте событий.
Над Южным хребтом летающие махины армады крались низко, подчас не соблюдая строя и строго выдерживая предписанную приказом высоту в девятьсот футов. Через гребень хребта облачники переваливали, и вовсе прижимаясь, почти что к каменистым россыпям и верхушкам деревьев — маневр опаснейший, и несомненно, добавивший седых волос магам-навигаторам. Это от их умения угадать направления воздушных потоков зависела сейчас безопасность воздушных громадин. Но навигаторы все же не зря ели свой хлеб — перевалив через хребет, армада восстановила сломанную линию боевого строя и двинулась к Туманной Гавани. Томительно тянулись минуты, и каждый, на бортах облачников, от армад-лидера, до последнего трюмного раба, сейчас замер в тревожном ожидании — в любую минуту на фоне голубого неба могли мелькнуть маховые перепонки крылана или вытянутая капля патрульного корвета. И тогда прощай внезапность — корабли армады вполне могут украсить своими истерзанными оболочками южные подступы к цели.
Но время шло, а незваные гости все не появлялись. Флагманский навигатор подал знак и гондолу "Высокого замка" огласил тревожный звонок — до цели оставалось немногим более 30 миль. Армад-лидер, до сего момента вроде бы безучастно стоявший у одного из боковых иллюминаторов перевел дух и вышел на середину салона. Армад-паладины выстроились у левого борта гондолы, лицом к своему командиру. Все понимали — вот он, момент истины. То, ради чего долгими неделями строились планы, готовились боевые корабли... момент, который должен определить судьбу и враждебной Империи и самой Конфедерации.. да и судьбу каждого из них.
Все слова были сказаны заранее. Армад-лидер лишь коротко кивнул на подвешенную к потолку прозрачную пленку "живой" карты, и сухо откашлялся.
— Мессиры! Я жду от каждого, что он исполнит свой долг так, как это подобает храброму воину и верному паладину Договора!
Армад-паладины слитно щелкнули каблуками и вскинули правые ладони в приветственном салюте. Армад-лидер, чуть помедлив, ответил на салют и, выдержав показавшуюся всем нескончаемо долгой, паузу, негромко объявил:
— Приготовиться к сбросу! Всплываем!
На кораблях слитно ударили боевые горны, палубы огласились дробным топотом сотен босях ног — низшему персоналу облачников обуви не полагалось. Следуя заранее разработанному плану, воздушные корабли пошли вверх— несущие баллоны разбухли от дополнительных порций газа, поступающих из газогенераторных желёз огромных плоских слизней, сотнями фунтов полгощавшиз вонючую питательную пасту. Когда строй армады набрал положенные 3000 футов, на полетных мостиках материнских кораблей часто заквакал сигнал сброса. Десятки рук одновременно надавили на рычаги, и соскочившие с клещей-захватов летатели, клюнув носом, сорвались в крутое пике. Набрав скорость, пилоты подали нагрузку на маршевые перепонки. Вспомогательные, маневровые, приподнялись, как полагается, и теперь торчали вверх под углом в сорок пять градусов, почти скрывая скорчившиеся ме;lу ними в сёдла[ фигурки наеppников. Небесный простор огласился густым, тяжелым шмелиным гудением — "стрекозы" и "виверны" стали выстраиваться клиньями по 3 машины, формируя из этих троек предписанную уставом многоуровневую этажерку. Выровняв строй, ударные тройки обогнали неторопливо плывущие облачники, и пошли к раскинувшемуся где-то за горизонтом городу...
