Книга 3. Воздушный стрелок. Гранд

Антон Демченко

Воздушный Стрелок. Гранд

ПРОЛОГ

А ведь Прутнев в тот день, когда продемонстрировал мне памятную доску с именами Кирилловой мамы и ее отца, ни словом не соврал. Хотя и всей правды тоже не поведал. Только не по злому умыслу, а по незнанию. Никита Силыч Скуратов-Бельский, генерал и гранд, боярин и глава одного безымянного ведомства, действительно умер в срок, выбитый на каменной плите в церкви при малоизвестной эфирной школе... для мира. Иными словами, он принял постриг... непременным условием которого является отпевание. Уж не знаю, какие такие "игры" спецслужб подвигли его на этот шаг, но факт остается фактом: для всех и вся, друзей и врагов, Скуратов-Бельский умер, а в Аркажском монастыре появился монах Варфоломей. Надо думать, и сам монастырь этот мало похож на обитель православных монахов, но тут никакой конкретики я не услышал и... честно говоря, был этому только рад, поскольку есть у меня подозрение, что тайна — из разряда государственных. А зачем мне эта головная боль?

Но если отбросить лукавство, придется честно признать, что все это было лишь запоздалыми попытками отбрыкаться от участи секретоносителя. Я не люблю секретов еще с тех пор, когда служил Там. Каждая подписка — это лишний головняк, грозящий обернуться вычеркиванием из списка живых. Да о чем говорить, если я и здесь оказался только потому, что кое-кто из большезвездных генералов решил перестраховаться, уничтожив единственный более или менее доступный источник информации о "секретных методиках подготовки специалистов Центра-2".

Почему попытка была запоздалой? Да потому что я уже вляпался в гостайну. Вот как переступил порог монастыря, так и... А уж после встречи с дедом в лучшем стиле индийских кинолент — и вовсе впору ставить мне на лоб гриф секретности и упрятать куда-нибудь в сейф, чтобы, не дай бог, какая контра чего не прознала...

А Никита Силыч, кстати говоря, именно секретностью и оправдывал свой отказ от участия в жизни внука, после чего попросил рассказать ему "кратенько", как и чем я жил с восьми лет. За что и получил в торец второй раз, только уже Эфиром, от которого, правда, почти успел закрыться. Ничего, огреб не очень сильно, зато почти моментально протрезвел. А следом за ним и я, схлопотав в свою очередь эдакий "эфирный подзатыльник". Опытный, зар-раза.

— А о чем рассказывать-то, Никита Силыч? — поинтересовался я, когда очухался от оплеухи и, подождав, пока в глазах перестанут мельтешить цветные круги, сфокусировал взгляд на Скуратове. — Вам же Гдовицкой наверняка обо всем докладывал, по линии этого идиотского клуба...

— Если бы! — фыркнул Никита Силыч, тряхнув головой. Видать, тоже еще не совсем отошел от моего "подарка". — Молчал он, как партизан. До последнего. Клятва роду — не шутка. А Владимир Александрович не тот человек, что поступается своим словом. Да и потом, когда тебя уже познакомили с клубом, он был поразительно немногословен. "Не имею права, спрашивайте у него сами". Нет, если бы я мог сам перед ним засветиться, он бы, может, что-то и рассказал. А так... "дела рода" — и точка. Щепетилен господин Гдовицкой.

— М-да. Все-таки тащите вы меня в этот междусобойчик эфирников. За уши волочете, — вздохнул я. Старик в ответ деланно покачал головой вроде как с удивлением, заставив меня фыркнуть. — А что, не так? Если уж вы Гдовицкому не захотели сообщить о себе...

— Подожди-подожди, Кирилл! — Скуратов-Бельский поднял руки в защитном жесте, и показное удивление слезло с его лица, словно шелуха. — Владимир хоть и член клуба, но прежде всего он боярский сын Громовых, и абсолютного доверия к нему ни у меня, ни у моего ведомства быть не может. Равно как и к главе рода Громовых. Ты сам это должен понимать. Собственно, среди твоих нынешних знакомых лишь отец Илларион в курсе этой "игры в прятки"... Моя нынешняя работа совершенно не предполагает публичности, знаешь ли.

— Ага. Понимаю. А мне, значит, вы доверяете безусловно, да? — я скептически хмыкнул. — И предполагается, что от осознания этого факта мое эго надуется от гордости, а я сам расплывусь в счастливой улыбке и радостно, дружными рядами, но самое главное — молча пошагаю нога в ногу с эфирниками? Или, может быть, даже встану на довольствие в вашей нынешней организации? На фиг.

— Вот ведь ерш, а! — вздохнул мой собеседник. — Кирилл, тебе никто не говорил, что ты параноик?

— Так ведь не я такой, жизнь у меня такая... — Я развел руками, но после недолгого молчания, все-таки уточнил: — Ну ладно, не вся. Но сознательная половина — точно.

— Рассказывай.

— И с чего начинать? — спросил я.

— С самого начала. Я ведь о твоей жизни до эмансипации вообще ничего не знаю. Не было у меня возможности хоть как-то за тобой присматривать. Сначала "хвосты" подбирал, чтобы ни одна сволочь обо мне не пронюхала, а когда кризис миновал, ты уже под опекой Громовых оказался... а там моих людей нет. Как и в большинстве боярских родов, впрочем. Не моя епархия... — качнул головой Скуратов и, глянув на притаившегося серой мышкой в углу комнаты Ефимия, кивнул ему на дверь.

Монах молча поднялся и вышел вон. Вот дисциплина. Ни словом, ни жестом не показал, как ему интересно. Встал и ушел... старательно, но топорно прикрывая эмоциональный фон, который так и штормило от любопытства. М-да уж. Проводив взглядом подчиненного, дед дождался, пока за ним закроется дверь, и, расплескав по серебряным чаркам очередную порцию меда, приготовился слушать.

Ну, я и рассказал... Нет, это не была жалоба или попытка вышибить из родственника слезу, просто... обидно стало за мальчишку, который при живых родственниках вдруг оказался не нужен ровным счетом ни-ко-му. Хотелось хоть немного расшевелить сидящего напротив меня упрямого старика, посвятившего жизнь какой-то не очень понятной мне цели и ради нее забившего на единственного внука, сбагрив его родичам зятя. Хотелось увидеть хоть что-то живое в его глазах. Убедиться, что передо мной не винтик ржавой государственной машины, а нормальный человек...

Именно поэтому, старательно переворошив память Кирилла, я принялся излагать его краткое жизнеописание. Монотонно, с перечислением методов обучения в семье Громовых, всех запомнившихся причин для визитов в медблок, о тех, что не запомнил, находясь в отключке, тоже упоминал, честно предупреждая, что сведения о них нужно уточнить в медкарте. Не забыл поведать об отношении родичей к "нахлебнику-слабосилку"... В общем, рассказал все, что вспомнил. Ну и как вишенка на торте — похищение Романом Томилиным.

Вотще. Старик закрылся наглухо. Слушал внимательно, но ни жестом, ни словом не выдал своих эмоций. Правда, когда речь зашла о родственниках ныне покойной Ирины Михайловны, мой собеседник едва заметно напрягся, но это было единственное проявление хоть каких-то эмоций с его стороны.

— Что замолчал? Жалуйся дальше. Насколько я знаю, последние полгода у тебя были ничуть не менее щедрыми на злосчастья, — спокойным ровным тоном предложил Скуратов-Бельский, откидываясь на спинку стула.

— Жаловаться? И в мыслях не было, Никита Силыч. Вы спросили, я рассказал. И помощи или сострадания просить не собираюсь, — пожал я плечами. — Со своими проблемами, как вы могли заметить, я справляюсь сам.

— Хм... не буду спорить. Хотя некоторые твои решения меня, прямо скажу, не устраивают, — после недолгого молчания заключил монах Варфоломей... Хотя какой он монах? Ряженый! И плевать, что постриг был настоящим.

— А вот это уже ваши проблемы, и можете справляться с ними сами, как хотите, — ощерился я в ответ и, отсалютовав старику чаркой, махом ее опростал. Скуратов же покрутил в ладонях свою порцию, сделал небольшой глоток и, поставив чарку на стол, с интересом уставился на меня.

— Кирюша, а ты не забыл, часом, с кем разговариваешь? — тихо, но с намеком на угрозу спросил дед.

— Хм... с монахом неизвестного ордена? — ухмыльнулся я, и мой собеседник с шумом выдохнул воздух, отчего жестко очерченные крылья его носа затрепетали. Как играет, а! Вот только в эмоциях полный штиль.

— У православной церкви нет орденов, — заметил он наконец и вздохнул. — Кирилл, не ершись. Я прекрасно понимаю твою обиду, но поверь, если бы у меня была хоть малейшая возможность участвовать в твоей жизни, не раскрывая инкогнито, я бы ее не упустил. К сожалению, это было нереально.

— И что же изменилось? — поинтересовался я.

Скуратов в ответ чуть не прожег меня взглядом.

— Многое. Но об этом мы можем поговорить чуть позже, — чуть помедлив, тихо ответил дед. — А пока расскажи, что было после похищения Томилиным. Я, конечно, уже прочел отчеты групп наблюдения Преображенского приказа, но они не дают полной картинки. А ты был участником событий...

— Хм... — Вот ведь непробиваемый старик... что тот носорог. Ладно, добавим чуть-чуть юношеской обидчивости. — А зачем? Чтобы вы опять заявили, что я жалуюсь?

— Кирилл, извини. Я был не прав, — почти через силу выдавил из себя Скуратов-Бельский, и вот сейчас я поверил искренности его эмоций. Уж очень характерный след оставило это усилие в Эфире... Ну что ж, ладно. Никто и не говорил, что все будет просто и розово...

Второй рассказ занял куда меньше времени, а когда я закончил повествование, Скуратов посмотрел на меня долгим, совершенно пустым взглядом и неопределенно покачал головой.

— И ты винишь во всем Бельских? — поинтересовался он.

— Честно говоря, если бы не запись переговоров майора "Северной Звезды", я, наверное, в первую очередь заподозрил бы Громова-старшего, — помедлив, ответил я. — И только во вторую — ваш клуб.

— Вот как? — А вот сейчас его бесстрастность дала трещину, и Эфир плеснул удивлением. — И почему же?

— Ну, ему было проще всего организовать давление на меня. Покойному Громову достаточно было один раз посетовать на свою ошибку в оценке способностей внука при разговоре с директором и чуть намекнуть ему о желательности отчисления такого слабого и необязательного ученика, бросающего тень на славное имя гимназии. Тогда как тем же Бельским пришлось бы искать о-очень веские аргументы, чтобы директор решился на конфликт с Громовыми, отчисляя протеже их рода. Да и в случае с моей недвижимостью история похожа. Документально там все было законно, так что могло заставить жадного чинушу отыграть назад? Только полная уверенность, что этот финт ушами останется безнаказанным. Стал бы муниципальный чиновник лезть в игры боярских родов в попытке урвать свой кусок и гарантированно навлечь на себя гнев Громовых, которые, как он был уверен, стоят за моей спиной?

— Хм, он тоже мог действовать под давлением... — протянул Скуратов-Бельский.

— Мог... но в этом случае, как мне кажется, советник Коржин не преминул бы поставить в известность Громовых, просто чтобы обезопасить себя от их гнева. А Федор Георгиевич непременно поделился бы этой информацией со мной, чтобы не нарушить нашего "договора о невмешательстве".

— Что за договор? — удивился старик. Есть, я все-таки его пробил!

— А это один из аргументов в пользу невиновности Громова-старшего, — развел я руками.

Дед заерзал на месте. Ну-ну, вот теперь поговорим серьезно... и Эфир мне в помощь!

Часть первая. "ТЫ ТУДА НЕ ХОДИ, ТЫ СЮДА ХОДИ..."

Глава 1. "О, сколько нам открытий чудных..."

Я могу как угодно относиться к деду, и если честно, добротой к нему совсем не дышу, но не признать, что он умен, не могу. Точнее, очень умен. Мои ощущения, подкрепленные результатами допроса майора "Северной Звезды", этот старик прокачал, что называется, на раз-два. И я даже не буду говорить, что вот, мол, будь у меня такое же понимание подводных течений здешнего высшего общества, да знание политических раскладов, да его жизненный опыт — я бы тоже так смог. Фигу. Я боевик и неплохой инструктор, кое-кто зовет меня даже учителем, а Скуратов-Бельский... Хм, пусть генетики говорят что угодно, но если представители одного рода на протяжении столетий занимаются каким-то делом, пусть даже таким "широкопрофильным", как охрана государства, то рано или поздно их умения выйдут на другой качественный уровень. Иными словами, способности к анализу и просчету вероятностей у Никиты Силыча — это что-то с чем-то, а уж подкрепленные интуицией и сверхчувственным восприятием Эфира... это не человек, а суперкомпьютер какой-то, причем линейной логикой там и не пахнет.

Деду хватило моего рассказа, чтобы сложить два и два. Уж не знаю, какую роль в проведенном им анализе сыграла его собственная информированность, но результат был... удручающим. Для меня.

— Кирилл, — встрепенувшись и открыв глаза, старик прервал таймаут, взятый им на полчаса сразу после того, как я закончил свой рассказ. И, смерив меня долгим изучающим взглядом, заявил: — Я попрошу тебя выполнить одну мою просьбу, точнее, задать кое-кому один вопрос, и если ответ будет положительным, то... С меня настоящее имя твоего "злого гения". Идет?

— Считаете, это не Бельские? — нахмурился я.

— Вопрос, Кирилл. Потом будет мой ответ, — покачал головой Скуратов-Бельский.

Я пожал плечами.

— Хорошо. Какой вопрос, и кому я должен его задать?

— Нынешнему главе рода Громовых. — Старик на миг притормозил, но тут же, мотнув головой, словно избавляясь от какой-то назойливой мысли, продолжил: — Не уверен, что он прямо ответит на этот вопрос, но попробуй узнать причину отстранения Георгия Дмитриевича от главенства в роду. И если ответ будет связан с душевной болезнью, то я раскрою тебе цепочку своих умозаключений и назову имя твоего недоброжелателя. Но предупреждаю: доказательств у меня нет, есть только сами умозаключения. Если же нет, то мы забудем об этом разговоре. Добро?

— Мне Алексей уже сказал. Домашнюю версию, так сказать... — протянул я и, встретив заинтересованный взгляд деда, кивнул. — Согласно ей, Георгий Дмитриевич тихо поехал рассудком.

— Вот так, — удовлетворенно улыбнулся мой собеседник. — Вот и сложилась наша головоломка. Теперь на все сто процентов. Жора всегда отличался гипертрофированной, почти фанатичной ненавистью к иезуитам и неустойчивой психикой. М-да... Впрочем, среди людей нашего поколения, тех, кто прошел и не забыл княжьего мятежа и Великой войны, проблемы с психикой — штука совершенно обыденная. Ничего удивительного... совсем ничего. Недаром же большая часть глав родов сегодня состоит преимущественно из наших детей, и далеко не самых старших. Хотя патриархов семей и сегодня хватает. Хм. Никогда не задумывался об этом, Кирилл? Почему большая часть еще живых старейших представителей родов не возглавляет их по праву?

Ничего себе откровение... Я взглянул на замолчавшего старика, но тот успел вновь погрузиться в свой странный транс. На этот раз ему хватило всего минуты. А когда он открыл глаза... у меня мурашки по спине пробежали от его взгляда... хорошей такой маршевой колонной. Последний раз такое со мной было еще Там, перед тем как по берегу, где скрывалась наша группа, отработала корабельная артиллерия. Непередаваемые ощущения... да.